Текст книги "Всё может быть"

Автор книги: Джейн Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Мать открывает рот и хочет что-то возразить, но вдруг случается чудо. Она, похоже, не знает, что сказать мне в ответ. Ей нечем доказать, что я не права. Впервые в жизни она готова согласиться со мной и, осознав это, совершенно лишается дара речи.

Итак, в конце беспокойного дня я отправляюсь домой в предвкушении еще более беспокойного вечера. И, может, в этом есть что-то ненормальное, но я наряжаюсь в пух и прах: надеваю джемпер цвета сливочного печенья и коричневые брюки. Мне хочется взять сумку Гуччи, но я борюсь с искушением – а вдруг он попросит вернуть ее? Очень медленно делаю макияж, тщательно растушевывая тени, чтобы выглядеть на все сто.

Задолго до назначенного часа я уже готова к выходу и для храбрости наливаю себе водки – это придаст мне решимости. Звоню Джулс для моральной поддержки.

– Все будет нормально, – уверяет она меня. – Ты должна быть сильной и помнить, что поступаешь правильно.

И вот, когда в семь тридцать раздается звонок в дверь, я шагаю к выходу и чувствую себя сильной, спокойной, собранной. Но как только открываю дверь и вижу, что Эд стоит на пороге – его лицо уже приняло жалобное, щенячье выражение, – понимаю, что это действительно будет тяжело. Тяжелее, чем что-либо из того, что мне приходилось делать в жизни.

Взглянув на него, я также понимаю, что должна это сделать. Обратного пути нет. Эти отношения не могут продолжаться больше ни минуты. Ничто не заставит меня и дальше обманывать себя и его, даже на один вечер.

Эд наклоняется и целует меня, но я отворачиваюсь, так что он лишь касается уголка моего рта, и отвожу глаза, чтобы не видеть озадаченного выражения его лица.

– Ты прекрасно выглядишь, – говорит он. – Я скучал по тебе. – Он пытается притянуть меня к себе и поцеловать.

Я отстраняюсь и беру пальто.

– Пойдем? – говорю я.

По его лицу вижу, что он в недоумении: видит – что-то не так, но не может понять, что именно.

Мы молча идем к машине, и когда я сажусь на пассажирское сиденье, то пытаюсь хорошенько запомнить все детали этого автомобиля, потому что, вполне возможно, еду на «порше» последний раз в жизни. Эд заводит мотор и все время, пока мы едем, бросает на меня встревоженные взгляды. Я, похоже, напрочь забыла, что такое искусство общения, потому что мне не приходит в голову ни одной темы для разговора.

– Бедняжка Либби, – наконец говорит Эд, когда мы останавливаемся на светофоре. – Я вижу, как ты устала. Наверное, тебя совсем на работе измучили.

Я знаю, что не должна испытывать жалость, но мне сразу же становится его жалко. А еще меня безумно раздражает, что он не видит то, что совершенно очевидно: случилось что-то плохое, и вскоре станет еще хуже.

– У меня все в порядке, – говорю я. – Правда. Мне просто надо кое о чем с тобой поговорить.

Вот оно, щенячье выражение! Так я и думала. До Эда, похоже, доходит, что дело не только во мне, что его эта перемена в моем настроении тоже касается, и всю оставшуюся дорогу молчит. Он включает музыку – опять свою вонючую оперу, – и я не выдерживаю и выключаю ее спустя какое-то время, пробормотав, что у меня болит голова.

Мы выходим из машины и направляемся к ресторану. Я постоянно чувствую на себе его взгляд – точь-в-точь щенок, которого выбросили на улицу. Мы садимся, и Эд заказывает кир, а потом смотрит на меня и ждет, пока я скажу те слова, которые ему придется выслушать, как бы он этого ни боялся.

Я не голодна и меньше всего сейчас способна думать о еде, но официант приносит меню и мне остается притворяться, что разглядываю его и восхищаюсь блюдами. Наконец заказываю зеленый салат на закуску и пенне на второе, хотя уверена, что мне не удастся заставить себя проглотить ни кусочка.

Мы сидим в напряженном молчании. Эд смотрит на меня, я смотрю на других людей в ресторане. И думаю: как они могут вести себя так, будто у них все нормально, будто они счастливы, любят друг друга, когда я собираюсь разбить вдребезги жизнь этого человека? Наконец, после многочисленных вздохов и заиканий, мне удается выдавить из себя первое предложение:

– Эд, нам нужно поговорить.

Он ничего не произносит. Застыл на месте и смотрит на меня.

Я вздыхаю и молчу еще несколько секунд, ковыряя салат на тарелке, а потом кладу нож и вилку. Затем снова беру их, вздыхаю и опять кладу.

– Эд, – тихо произношу я, – у нас ничего не получится.

Он смотрит на меня – молча.

– Ничего не получится. Я несчастна. Мне кажется, я совсем не то, что ты ищешь.

Он не возражает ни слова. Я ожидала ссоры. Ожидала, что он начнет объяснять мне: в жизни ничего не дается легко, особенно в том, что касается отношений, нужно стараться, он готов сделать все что угодно, чтобы спасти наши отношения. А я буду повышать голос и пытаться возразить, что нет смысла спасать их, потому что уже все решено. Но молчания я не ожидала.

– Я думаю, что ты – замечательный человек, – говорю я и собираюсь взять его за руку, чтобы это звучало поубедительнее.

Но он отодвигает руку, и это шокирует меня. Я откидываюсь на стуле и пробую снова:

– Ты – потрясающий человек. Ты умеешь любить, дарить любовь, у тебя много замечательных качеств, но я – не та женщина, которая тебе нужна.

По крайней мере я не говорю, что не готова к серьезным отношениям. Мне самой мужчины всегда так говорили: значит, это самое подходящее при данных обстоятельствах. Но мне все равно. Какая разница, что ты говоришь, смысл один: я не люблю тебя и не хочу быть с тобой.

– Ты обязательно встретишь женщину, которая идеально тебе подходит, – честно говорю я, хотя чувствую, что мои слова звучат слишком снисходительно, – жаль, но я не такая. Я бы хотела стать той женщиной, которой ты желаешь меня видеть, но это не я. Я не могу.

Он не сводит с меня глаз.

Подходит официант и спрашивает:

– Все в порядке?

Эд игнорирует его и продолжает смотреть на меня. Я вымучиваю улыбку и говорю официанту, что все хорошо, просто мы не голодны. Он поднимает бровь и забирает тарелки.

Это самый неловкий, напряженный, отчаянно грустный вечер в моей жизни. Мы с Эдом сидим в гробовой тишине, и он все время смотрит на меня, а я смотрю по сторонам.

Когда приносят счет, мы молча расплачиваемся, встаем, выходим из ресторана и направляемся к машине.

– Хмм, думаю, мне лучше забрать свои вещи.

Я могла бы подождать и забрать их потом, но хочется, чтобы все поскорее кончилось. Нужно наконец разобраться со всем этим, разорвать все ниточки, которые связывают меня с Эдом.

Мы едем к нему домой. Он ждет внизу, пока я собираю в сумку ночную рубашку, зубную щетку, всякие мелочи, которые у него оставляла. Спускаюсь вниз. Эд сидит на кухне, уставившись в пустое пространство.

Он смотрит на меня, встает и выходит на улицу, к машине. И на этот раз даже не пытается поставить музыку, чтобы заполнить тишину, которая становится все более угнетающей с каждой минутой. Наконец мы подъезжаем к моему дому. Я с грустью смотрю на него и протягиваю ключи от его дома.

– Вот, возьми, – говорю я.

Он кивает.

– Можно тебе как-нибудь позвонить? – спрашиваю я – не потому, что мне на самом деле хочется ему звонить, а потому, что не могу просто так выйти из машины и сказать «прощай».

Я никогда раньше не была в такой ситуации и не имею ни малейшего понятия, как расстаться с ним по-хорошему, как вообще надо расставаться. Эд пожимает плечами, а потом, очевидно подумав о моем предложении, отрицательно качает головой. Мы еще какое-то время сидим и оба чувствуем себя отвратительно, а потом я поворачиваюсь к нему, целую его в щеку и выхожу из машины.

Он по-прежнему не произносит ни слова.

Позже тем вечером я лежу в кровати и плачу. Я и не подозревала, что это так ужасно – причинить боль человеку, который любит тебя. И вдруг понимаю, что за весь вечер Эд не проронил ни слова по одной простой причине: он пытался сдержать слезы.

Глава 30

На следующий день я и не думаю о том, чтобы встать с кровати. Полдесятого звоню в офис и хриплым голосом сообщаю Джо, что подцепила какой-то вирус. Потом зарываюсь в одеяло и сплю еще целый час.

В половине одиннадцатого, кутаясь в одеяло, перебираюсь на диван. Полтора часа смотрю какую-то ерунду по телевизору, чтобы отвлечься от мыслей о том, что снова одна, и о том, какая же я дура.

Ведь надо быть полной дурой, чтобы сделать то, что сделала я. Как признаться друзьям, что мне так отчаянно хотелось замуж, что я приняла предложение первого попавшегося мужчины, к которому не испытывала ровным счетом ничего, кроме легкого раздражения и редких проявлений дружеской симпатии?

Как признаться им, что последние месяцы провела, в мельчайших деталях планируя свою свадьбу, но ни разу не задумалась о том, что ждет меня после дня бракосочетания?

Разве они смогут понять, что, несмотря на мою так называемую независимость и карьерный успех, я позволила себе полностью отдаться фантазии, жила в мире грез, мечтая о роскошной жизни? Что я мелочный, поверхностный человек, о чем и сама не подозревала?

День проходит как во сне. Я пытаюсь ни о чем не думать, но это трудно, потому что мне очень, очень плохо. И когда звонит Джо с работы и говорит, что мне срочно надо перезвонить Аманде, я думаю: а ну, к черту, по крайней мере, может, меня это отвлечет.

– Аманда? Это Либби.

– Дорогая! – восклицает она. – Бедняжка моя! Мне сказали, что ты заболела, и я не хотела тебя беспокоить, но секретарша настояла на том, чтобы позвонить тебе домой.

Ну да, конечно. Джо никогда бы не сделала ничего подобного. Я знаю, что Аманда просто потребовала, чтобы ей дали мой домашний телефон.

– Я в порядке, – хрипло отвечаю я. – Немного простудилась.

– Скоро выздоровеешь, – беззаботно щебечет она. – Просто мне сегодня утром позвонили из «Космо». Они хотят взять у меня интервью, и я подумала, что, может, ты позвонишь им и все устроишь.

И за этим она звонит мне домой? Она что, не могла сама поднять трубку? Но, видно, Аманде просто необходимо притворяться звездой мегамасштаба: разве такая, как она, может звонить кому-то лично?

– Хорошо, – измученным голосом отвечаю я, – завтра позвоню.

– Отлично! – Она в восторге. – И, кстати, твоя вечеринка удалась. Как тебе повезло! Быть невестой Эда Макмэхона.

– Вообще-то, – постанываю я, но знаю, что, если сейчас ей не скажу, она придет в ярость, когда узнает от кого-то еще, – мы разорвали помолвку.

Мне кажется, она перестает дышать.

– Аманда, ты слушаешь?

– Да, извини. Не могу поверить, вы так идеально подходили друг другу.

– Нет, как видишь, это не так.

– Но вы все еще вместе, да? На время отложили свадьбу и все?

– Нет. Все кончено. Мы расстались.

– О господи, да как он посмел! Бедная, бедная девочка. Неудивительно, что ты не вышла на работу. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. И, кстати, это я решила порвать с ним. Так что не стоит меня жалеть.

– Ты шутишь? – Она смеется.

– Нет, а что?

– Ты бросила Эда Макмэхона? – Она не верит своим ушам. – Да ты что, совсем спятила, что ли?

– Боже мой, Аманда, если он так тебе нравится, забирай его с потрохами.

В трубке молчание.

– Извини, – бормочу я. – Я не хотела нагрубить тебе. Просто он не для меня, вот и все.

– Хорошо, хорошо. Я прекрасно тебя понимаю. Ну и ладно, на свете полно других мужчин.

Через несколько секунд ей звонят по другой линии и мы прощаемся. Стоит мне положить трубку, как я начинаю чувствовать себя отвратительно. А что, если это был мой последний шанс выйти замуж? Вдруг я ошиблась? Но потом вспоминаю его щенячье выражение лица, его усы, привычку говорить по-французски. И понимаю: ни за что бы не согласилась на это. Ни за какие деньги, даже за все сокровища мира.

Чуть позже днем, когда Джулс оставляет уже четвертое за сегодня сообщение, я снимаю трубку. Она говорит, что заедет проверить, все ли у меня в порядке.

– Ты выглядишь ужасно, – говорит она.

Я открываю дверь в пижаме.

– Спасибо, – бормочу я. – А ты чего ожидала?

– Извини, я просто не думала, что ты так расстроишься. Ты будто всю неделю лила слезы.

– Так я себя и чувствую.

– Иди ко мне, – говорит она и крепко меня обнимает.

Потом я ставлю чайник и делаю чай. Мы садимся, и я все подробно ей рассказываю.

– Я понимаю, тебе сейчас тяжело, но ты должна жить дальше и надеяться на лучшее. Ты уже никогда не повторишь той же ошибки.

– Знаю, – вздыхаю я. – Просто ему было так больно, так обидно, а я раньше никому не причиняла такой боли, поэтому ужасно себя чувствую.

– Как говорится, нет худа без добра. Так будет лучше и для него, и для тебя.

– Да, понимаю. О боже, мне снова придется ходить на вечеринки и свидания, я же теперь опять одна!

– Отличный способ забыть обо всем.

– Но я пока не хочу ни с кем встречаться. Я хочу какое-то время побыть в одиночестве.

– А как же Ник?

Я отрицательно качаю головой.

– Я не готова к этому. И потом, Ник – не то, что мне нужно. Хотя, может быть, ради секса стоит попробовать... – И впервые за несколько дней на моем лице появляется тень улыбки.

– Не вздумай! – возмущается Джулс. – Даже не пытайся снова убедить меня, что тебя интересует только секс.

– Джулс, – я опускаюсь на диван и начинаю хихикать, – знаешь что? Слава богу, мне никогда больше не придется спать с Эдом.

Она тоже смеется.

– Это было так плохо?

– Нет, – отвечаю я. – Хуже.

Мы продолжаем болтать, Джулс готовит мне чай и ухаживает за мной как за больной. Я чувствую себя лучше. Мы разговариваем, и я понимаю, что, несмотря ни на что, все же испытываю огромное облегчение.

А потом, внезапно и неожиданно, наш разговор прерывается звонком в дверь. Мы обе вскакиваем на ноги. Джулс смотрит на меня и шепчет:

– К тебе кто-то должен прийти?

– Нет, – шепотом отвечаю я. – Надеюсь, это не Эд.

– Хочешь, я открою? – спрашивает она.

Я киваю и снова устраиваюсь на диване. Кто бы это ни был, Джулс отправит его куда подальше.

Она возвращается в гостиную, и позади нее, прямо-таки по пятам, следует тот, кого я сейчас ожидала увидеть меньше всего, – Ник. Черт.

У него смущенный вид. Мне хочется умереть. Я похожа на чучело – не причесывалась со вчерашнего вечера, не накрашена, и под глазами потеки черной туши. А уж мою фланелевую пижаму вообще не следует показывать никому – только Джулс. И то вряд ли.

– Ммм... привет, – говорит он.

Я ломаю голову: какого черта он тут делает? И почему так потрясающе выглядит в отличие от меня? И отчего мне сегодня не пришло в голову привести себя в порядок – так, на всякий случай? Но вернемся к главному – что он тут делает?

– Что ты тут делаешь?

Не успевает он открыть рот, как Джулс с широченной улыбкой быстренько напяливает пальто и маленькими шажками направляется к двери.

– Господи, неужели уже три часа? – говорит она. – Я ужасно опаздываю. Созвонимся. – И она исчезает.

– Так что ты тут делаешь? – настаиваю я.

– Я просто был тут неподалеку и проходил мимо. Вот и подумал зайти и извиниться за то, что я наговорил.

– Что ты делал в этом районе?

– Ммм... – он отчаянно пытается что-то придумать, его глаза бегают по комнате в поисках подсказки, – надо было вернуть кассету в видеопрокат.

– Ты живешь в Хайгейте и ходишь в видеопрокат в Лэдброук Гроув?

– И что такого? Ну ладно. Я позвонил тебе на работу, и там сказали, что ты заболела. Вот и решил зайти, проведать тебя. К тому же я чувствую себя виноватым из-за всего, что наговорил тебе тогда. Ммм... понимаешь...

– И надо было придумывать эту чушь про видеопрокат.

– Отличная пижама, – говорит он.

Я заливаюсь краской от смущения и поджимаю ноги, чтобы спрятать вытертые коленки (это очень старая пижама).

– О, заткнись и оставь меня в покое, – ворчу я. – Ты так и будешь стоять или все-таки сядешь?

Он садится и начинает барабанить пальцами по коленям.

– Ну как ты? Ты вроде не похожа на больную, – он приглядывается получше, – но выглядишь ужасно.

– Ты пришел сюда, специально чтобы оскорблять меня, или есть другая причина? – спрашиваю я; мне уже все равно, как я выгляжу.

– Извини, извини. Я принес тебе подарок. – Он рыскает в карманах плаща и торжественно извлекает банку шоколадной пасты.

– Ник! Это же моя любимая! – У меня текут слюнки, и я выхватываю у него банку.

– Не хотел покупать цветы, – он смущенно улыбается, – слишком уж это предсказуемо. Я хотел извиниться зато, что сказал. Мне правда жаль, не смогу держаться.

– Ничего, – говорю я, откручиваю крышку, запускаю указательный палец в банку с пастой и облизываю его, издавая стоны наслаждения.

– Отвратительно, – говорит Ник, глядя на меня. – У тебя что, нет ложек?

Я протягиваю ему банку.

– Хочешь?

Он улыбается и тоже начинает есть пасту прямо пальцем.

– Ну так, – наконец говорит он, – у вас с Эдом все в порядке?

– Что ты имеешь в виду? – медленно спрашиваю я.

– Ну... после субботы... я... хмм... хотел спросить, все ли у вас в порядке.

Я сижу и размышляю несколько секунд, говорить ему или нет. Но рано или поздно он все равно узнает, поэтому решаю: пусть лучше узнает от меня. Я делаю глубокий вдох.

– Вообще-то нет. Не в порядке.

Ник вопросительно поднимает бровь.

– Все кончено.

– О боже! – произносит он; действительно шокирован. – Это же не из-за меня? Не из-за того, что я сказал?

– Нет, самодовольный ублюдок, не из-за тебя. Ну, ты помог, конечно, потому что я поняла, что ты прав. Все, что ты сказал тогда, – правда. Он совершенно мне не подходит, и в конце концов, я знаю, у нас ничего бы не вышло.

– Боже мой, Либби. Мне так жаль.

– Да, по лицу видно.

– Нет, правда. Я даже не знаю, что сказать.

– Не надо ничего говорить. Все в порядке. Я в порядке. В жизни всякое бывает.

– Ты хочешь поговорить об этом?

– А что говорить? Я совершенно потеряла голову, жила в мире фантазий, не думая о последствиях, и, к счастью, вовремя поняла это.

– А как Эд?

– Не знаю. Я сказала ему вчера вечером, но он никак не отреагировал. Он не произнес ни слова.

– Что? Ничего не сказал?

– Нет. Весь вечер молчал как рыба.

– О господи! – Ник тяжело вздыхает. – Бедняга.

– Знаю. Я чувствую себя настоящей сволочью.

– Нет, Либби, ты не сволочь. Так будет лучше для вас обоих. Знаешь, нет худа без добра.

– Забавно – Джулс сказала то же самое.

– И это правда. Но не беспокойся, он переживет. Найдет кого-нибудь еще. И ты тоже.

– Забудь. – Я решительно мотаю головой. – С меня хватит. Я даю обет целомудрия. Меньше всего мне сейчас хочется общаться с мужчинами.

– Даже со мной?

Я поднимаю глаза и смотрю на него. И хотя он такой красивый и очень мне нравится, понимаю, что сейчас совсем к этому не готова. Меньше всего мне хочется заводить роман с Ником, чтобы избавиться от депрессии. Поэтому я печально качаю головой, смотрю ему прямо в глаза и пытаюсь улыбнуться.

– Да, – тихо говорю я. – Даже с тобой.

На следующий день звонит Олли.

– Я уже все знаю, – говорит он. – Мне мама утром позвонила, поделиться своим несчастьем. Ты в порядке?

– Да, Олл, – отвечаю я. – Все еще немного расстроена, но начинаю чувствовать облегчение.

Олли смеется.

– Я не хотел тебе раньше ничего говорить, но, знаешь, он был полным придурком.

– Что?

– Да ладно тебе. Теперь-то уж можно честно сказать: напыщенный старый пердун.

Это невыносимо: слышать такое от людей, которых ты любишь.

– Олл! Зачем ты так? Не так уж он был ужасен. Ради бога, мы всего пару дней назад расстались.

– Либби, все твои предыдущие бойфренды тоже были не подарок, но этот... Если бы ты вышла за него замуж, мне бы пришлось от тебя отказаться.

Я в шоке. В глубоком шоке.

– Ты действительно так думаешь?

– Извини, Либби, но мало того, что внешне он просто пугало, так еще и самодовольный, как индюк. Единственное его достоинство, на мой взгляд, – это деньги. Ну да, еще спасает то, что он был без ума от тебя.

Я вздрагиваю: реальность оказалась очень жестокой.

– Ты думаешь, все остальные тоже так думали?

– Не сомневаюсь. Слушай, извини, что я тебя расстроил, но вы же расстались, я думал, что могу говорить откровенно.

– Да, – вздыхаю я. – Просто я чувствую себя такой дурой. Но знаешь, Олли, он был неплохим парнем.

– Ладно, согласен. Но он тебе совершенно не подходил.

– Да, теперь я понимаю. Мама еще не успокоилась?

– Что ты. Ты же знаешь нашу маму. Она и через десять лет тебе не простит, что ты порвала с Эдом Макмэхоном.

– Боже, как же она меня раздражает. Хотя бы попыталась понять меня.

– Ну, если это тебя утешит, она сказала, что понимает, что ты чувствуешь.

– Ты шутишь!

– Нет. Я удивился не меньше тебя. Она, конечно, до смерти боится рассказывать соседям, но в глубине души понимает, что ничего хорошего из этого бы не вышло. Она все твердила о том, как они с папой были влюблены, когда поженились. Я уж думал, старушка совсем спятила.

– Ох, Олли, – смеюсь я, – ты и не представляешь, как мне сейчас хорошо.

Глава 31

Прошел уже месяц, и я чувствую себя абсолютно нормально. С головой ушла в работу – в офисе не могут понять, что же со мной произошло, так много мне удается сделать. Но разве работа не лучший способ справиться с одиночеством?

Конечно, по вечерам приходится нелегко. Разумеется, мне и в голову не приходит вернуться к Эду, – просто не знаю, чем же заняться. Мои друзья очень помогают – постоянно приглашают меня на вечеринки, и я точно знаю, что у меня нет ни малейшего шанса встретить Эда. И это самое лучшее.

Ведь теперь, когда я снова одна, понимаю, что с Эдом обманывала саму себя. Я носила одежду, которую настоящая Либби никогда бы не надела; ходила в такие места, куда настоящая Либби и не подумала бы заглянуть; вела себя так, что противоречила самой себе. Я всегда думала, что хочу жить именно так, но теперь, когда вкусила сладкой жизни, осознала, что никогда больше не стану притворяться той, кем на самом деле не являюсь.

Немного странно снова возвращаться к холостяцкой жизни. Мне приходится тщательно планировать каждый вечер, чтобы не сидеть дома в компании китайской еды навынос. Но все равно это намного лучше, чем быть с Эдом.

Хотя мне было немного неприятно, когда в один прекрасный день мне на работу позвонила Аманда и ни с того ни с сего спросила, не возражаю ли я, если она начнет встречаться с Эдом.

– Нет-нет, – отвечаю я с притворным энтузиазмом, – все в порядке.

– Ты уверена, что ты не против? – спросила она.

Я поняла, что, даже если я против, ей глубоко наплевать. Хотя, наверное, они идеально подходят друг другу: Аманда больше всего на свете мечтает взобраться на самый верх социальной лестницы. А я в последнее время скатилась по этой самой лестнице ступенек на пять, не меньше.

– Я так рада, – говорю я.

Интересно, они уже встречаются? Ответ на свой вопрос я получаю в тот же день: Джо врывается в мой офис, размахивая свежим выпуском «Дейли экспресс» и «Стандард».

– Так, – говорит она, садясь на край моего стола и вытягивая длинные ноги. – Ты лучше сядь. И дыши глубоко. Готова?

Я киваю. Джо открывает «Экспресс» и кладет передо мной на стол. Там, в статье о самых красивых парах Лондона, в самом центре, – большая цветная фотография Аманды Бейкер и Эда Макмэхона. Фотография явно сделана папарацци, и я с интересом замечаю, как искусно Аманде удалось изобразить раздраженный вид и поднести руку к лицу, будто ей не хочется, чтобы ее фотографировали.

– Ничего себе, – выдыхаю я. – Быстро сработано.

– Подожди, – смеется Джо, – ты еще вот это не видела. – С этими словами она бросает мне «Стандард», открыв его на странице «Дом и собственность».

В колонке сплетен – еще одна фотография Аманды.

– «Ведущая утреннего шоу Аманда Бейкер, – громко зачитывает Джо, – выставила на продажу свою недавно отремонтированную квартиру с одной спальней в Примроуз Хилл. Ее ближайшие соседи – Лайм Гэллахер, Пэтси Кензит и Гарри Энфилд. По словам агента по недвижимости, она переезжает на Гановер Террас, в дом своего нового возлюбленного, Эда Макмэхона. В квартире есть терраса на крыше, с которой открывается прекрасный вид. Отличное расположение. Рыночная цепа сто восемьдесят пять тысяч фунтов...» – Джо замолкает и смотрит, как я реагирую.

– Черт, – бормочу я, – когда она только успела?

Джо пожимает плечами.

– Не знаю. Но слава богу, что у тебя с ним все кончено. Господи, Либби, да ты только посмотри на него! Только взгляни на эти усы! Как ты могла опуститься так низко? – Я изучаю фотографию Эда в «Экспрессе» и смеюсь.

– О чем я только думала?

Джо Купер выходит из своего кабинета и видит, что мы смеемся. Он подходит узнать, из-за чего такое веселье.

– Если хочешь, я поручу ее рекламу кому-нибудь другому. – Джо внимательно смотрит на меня. – Как ты думаешь?

– Нет, – смеюсь я, – не надо. Все в порядке. Какое счастье, что не я на этой фотографии.

– Что ты делаешь в субботу вечером? – У Сэл взволнованный голос.

– Ни-че-го, – медленно выговариваю я. Но мне не хочется принимать ее приглашение, пока я не узнаю, куда она меня зовет. – А что?

– У нас вечеринка. Ты обязательно должна прийти. Мы тут с Полом подумали, что никто уже не устраивает домашние вечеринки.

– Да, ты права.

– Вот мы и решили устроить у себя дома. Самую грандиозную, шумную, веселую вечеринку столетия.

Я уже чувствую, как мне хочется попасть на эту вечеринку; уже представляю, что я надену. Мне не терпится.

– Это будет у тебя дома? – Я представляю дом Сэл в Клэпхеме: огромная гостиная, стеклянные двери, ведущие в сад.

– Да, конечно. Пол все прошлые выходные собирал гриль, и у нас будет бар с мартини и «Морским бризом». А сегодня я пойду в магазин и куплю огоньки, чтобы развесить по деревьям.

Я визжу от восторга.

– Кто еще придет?

– Все! – восклицает она. – Нет, подожди. Это еще не все. У Пола есть знакомый диджей. Он придет и принесет с собой свою вертушку и пластинки – все будет как на настоящей дискотеке.

– Не техно, я надеюсь?

– Да что ты, для таких старушек, как мы? Нет, он играет настоящий фанк вперемежку с хитами семидесятых.

– Отлично, как раз то, что я люблю. Во сколько начало?

– Часов в восемь. Большинство, конечно, подтянется попозже, но я хочу собрать самых близких друзей пораньше. Либби, у нас будет столько еды и выпивки, так много народу, – думаю, это будет потрясающая вечеринка.

– Сколько народу?

– По списку человек восемьдесят, но каждый хочет привести друзей, – все говорят одно и то же: больше никто не устраивает вечеринки.

– Сэл, я в восторге, ты даже себе не представляешь.

И это правда – я действительно в восторге.

Уже в три часа дня я начинаю готовиться. И, хотя это чем-то напоминает мне о школьных вечеринках, наслаждаюсь каждой минутой.

Я мою волосы под душем и втираю в них лечебное средство с горячим воском. Завязываю голову полотенцем и целый час болтаю с Джулс: жду, пока средство подействует.

Натираю лицо и шею абрикосовым скрабом, а потом делаю три разные маски – каждую оставляю на двадцать минут. В результате кожа становится такой гладкой и блестящей, что в нее можно смотреться как в зеркало.

Иду на улицу, в газетный ларек, и возвращаюсь домой со стопкой глянцевых журналов. Может, я и есть женщина-хамелеон, как говорит Джулс, но еще не решила, кем буду сегодня. Изысканной, стильной, сексуальной или холодной? Уберу ли волосы назад, в конский хвост на макушке, или распущу, чтобы они струились по плечам? Надену ли туфли на шпильке, изящные мокасины или простые кроссовки?

Когда я пролистываю журналы, у меня появляется дикое желание выщипать брови в идеально тонкие ниточки. Так я и делаю. Поразительно, как это меняет мое лицо. Думаю, что бы еще сделать, чтобы достичь совершенства.

Наконец, точно в половине седьмого, я готова. Изучаю себя в зеркале: на мне струящееся шифоновое платье, длинное, до пола, с размытым цветочным рисунком и вполне целомудренное, но только пока я не шевелюсь. Как только начинаю двигаться, глубокий разрез обнажает мои загорелые ноги (сегодня утром я купила автозагар, и, к моему удивлению, у меня получился ровный коричневый оттенок, а не оранжевые пятна по всему телу, как обычно). Туфельки с тонкими ремешками на плоской подошве завершают образ. Волосы убираю в небрежный высокий хвост, но потом их можно распустить – было бы для кого стараться.

Я думаю, не поехать ли на машине, но, поскольку сегодня собираюсь веселиться на полную катушку, вызываю такси. Прошу таксиста остановиться у магазина спиртного и покупаю пива. Вообще-то, обычно я приношу вино, но Сэл предупредила, что они наполнили льдом три огромных ведра, поэтому будет более уместно принести пиво.

Я приезжаю одной из первых. Из тех, кто уже пришел, я никого не знаю, но волнение в воздухе уже чувствуется. Все улыбаются и пожимают руки, болтают о погоде, о том, какой сегодня прекрасный вечер.

Сад просто потрясающий. Пол машет мне рукой из-за гриля. Уголь еще черный, а сзади висят самодельные полки, уставленные стаканами с коктейлями.

Деревья увешаны крошечными белыми лампочками. Сэл показывает мне все, что они приготовили, и говорит, что по-настоящему красиво станет, только когда стемнеет. Я здороваюсь с Джолсом – диджеем, невероятно модно одетым и очень красивым парнем, который настраивает свою систему. Он слишком увлечен музыкой, чтобы замечать гостей, не говоря уж о том, чтобы поздороваться со мной.

– Невероятно, – говорю я Сэл после того, как мы выпили вкуснейший лимонный коктейль. – Просто поразительно.

– Думаешь, все придут? – Она обеспокоенно смотрит на меня, потом оглядывает сад. – Еще никого нет.

– Не волнуйся. – Я смотрю на часы. – Еще только восемь сорок пять. Скоро все подойдут.

И точно: словно по мановению волшебной палочки, дом наполняется людьми и через час сад уже похож на пчелиный рой. Самое приятное: мне кажется, что все эти люди – мои лучшие друзья. Я отлично провожу время, танцуя с каким-то парнем, по имени Дэйв, – он совсем не в моем вкусе, но зато как хорошо двигается! Мне давно уже не было так весело.

Потом Сэл включает огоньки, а Пол зажигает факелы, которые установлены посреди каждой клумбы, – и я чувствую, будто попала в сказку. В такую ночь может случиться все что угодно.

Танцующих становится все больше, и, хоть мы и на улице, становится ужасно душно – так душно, что я покрываюсь капельками пота и кричу Дэйву, что пойду за выпивкой. Он улыбается, поворачивается и начинает танцевать с другой девушкой.

Единственное, чего мне сейчас хочется, – напиться воды из-под крана, чтобы утолить жажду. Я расталкиваю гостей и оказываюсь в маленькой кухоньке Сэл. Тяжело дыша, облокачиваюсь на раковину, беру стакан, наполняю его водой и опустошаю за две секунды.

– Джону Траволте до тебя далеко.

Я подпрыгиваю и хватаюсь за сердце: на пороге стоит Ник и широко улыбается.

– Все издеваешься, – подозрительно говорю я.

– Нет! – с удивлением отвечает он. – Я серьезно. Вот уж не думал, что ты так хорошо танцуешь.

Я повожу плечами, – на самом деле я польщена.

– И давно ты здесь?

– Нет, мы приехали минут пятнадцать назад. Ты в это время как раз очень стильно виляла попой.