Текст книги "Полуночный Валентайн (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Вот она. Уродливая правда, вытащенная из скалы, под которой я ее прятала.

Я не могу дышать от полной глупости этого.

Таким же мертвым, как и мое сердце, голосом, ворчу:

– Скажите, что мне делать.

– Для начала, запишись на прием к доктору Андерсу, как только мы закончим звонок. Я говорил с ним в начале недели, и он сообщил, что ничего о тебе не слышал.

Как будто издалека я слышу, как говорю «хорошо».

– И, пожалуйста, я хочу, чтобы ты начала прием «Эсциталопрам». Это не совсем лекарственное средство от депрессии, но оно поможет справиться с симптомами. Я также могу выписать что-нибудь от бессонницы. Тебе нужна помощь, Меган. В этом нет ничего постыдного.

Он терпеливо ждет, пока я назову ему название местной аптеки, чтобы он мог отправить им рецепты. Затем в пол уха слушаю, когда он разглагольствует о возможных побочных эффектах, инструкциях по дозировке, уровнях серотонина, бла-бла-бла. К тому времени, как он перестает трещать, я заметно измотана.

– Спасибо, доктор Сингер. Спасибо, что перезвонили.

– С тобой все будет в порядке, Меган. Обещаю. Твой звонок – это положительный знак того, что ты готова начать лечение. Посвяти себя терапии с доктором Андерсом, пожалуйста. Ты замечательная женщина. У тебя вся жизнь впереди. Так много всего, что тебе еще предстоит. И помни, когда захочешь поговорить, я всегда буду рядом.

Я всегда буду рядом.

Да меня разыгрывают!

Еще раз благодарю его, прощаюсь и вешаю трубку. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на себя в зеркало. У меня дикие глаза, бледное лицо и я все еще дрожу. Думаю, доктор Сингер не до конца был честен, когда оценил меня всего лишь на два с половиной балла по шкале чокнутости.

Я все десять из десяти. Может быть, даже одиннадцать.

– Меган?

Легкий стук в дверь уборной заставляет меня отвернуться от зеркала с бьющимся сердцем.

– Да?

– У тебя там все в порядке?

Это Куп. Возьми себя в руки. Иди к нему. Постарайся вести себя нормально.

Я приглаживаю волосы руками, поправляю свитер, нацепляю фальшивую улыбку на лицо и направляюсь к двери. Открываю ее и вижу Купа, неловко топчущегося на месте и выглядящего обеспокоенным.

– Извини. Не хотел мешать. Просто пришел убедиться, что с тобой все в порядке.

– Ты должен сказать ей о своих чувствах, – бормочу я и сразу же хочу треснуть себя по лбу.

Куп в смущении морщит лоб.

– Кому? Что?

Ну, сказала «а», говори и «б».

– Сюзанне. Ты должен сказать ей, что к ней чувствуешь.

Теперь у нас с Купом одинаковое выражение лица – как у людей, которые вывесили свое постиранное белье на обозрение всего района. Оно выражает удивление и боль.

– Блин, Куп. Прости. Сегодня я сама не своя. Не обращай на меня внимание.

– Думаешь, она могла бы...? – он оставляет свой вопрос в подвешенном состоянии с глазами, полными надежды.

– Я думаю, она была бы дурой, если бы не отреагировала.

Он выглядит смущенным. Засовывает руки в карманы и разглядывает туфли. Затем тихо бормочет:

– Я всегда... Она просто... Она слишком хороша для меня, вот, – его кроткий смешок полон застенчивости. – Никогда не мог набраться смелости пригласить ее на свидание в старшей школе. Потом начал встречаться с женой в выпускном классе, после чего мы второпях поженились. Появились дети...

Куп щурится вдаль. Затем пожимает плечами.

– Знаешь, всякие события...

– Все бывает, – говорю я мягко. – Никогда не поздно начать все сначала.

Жаль, что ты сама не следуешь своим советам.

Куп переводит свой взгляд на меня. Она выглядит обеспокоенным.

– Тео попросил меня присматривать за тобой. Сказал убедиться, что у тебя все хорошо. Но сейчас не похоже, что с тобой все нормально.

– О, Куп, – я тронута его заботой. – Мы со «все хорошо» в разных вселенных, но я справлюсь.

– Ты собираешься позвонить ему?

Теперь моя очередь смотреть вдаль.

– Я, вероятно, последний человек, которого он хочет услышать прямо сейчас.

– Поверь мне, ты единственная, кого он хочет услышать.

Удивленная пылкостью его тона, я перевожу взгляд обратно на Купа.

– Слушай, – говорит Куп. – Я не знаю, в чем, черт возьми, корень ваших проблем, но то, что нас ломает, может и собрать по кусочкам.

Если это правда, то все антидепрессанты мира не в состоянии мне помочь.

Меня переполняет грусть.

– Я велела ему держаться от меня подальше, Куп. И обозвала трусом.

– Ты это и имела в виду?

Горло сжимается. Горячие слезы покалывают в уголках глаз.

– Нет. Я просто... испугалась, наверное. Я напугана и растеряна.

Куп кладет руку мне на плечо в подбадривающем жесте.

– Позвони. Оставь сообщение. Напишите ему на электронную почту. Скажи то, что только что сказала мне. Пожалуйста, сделай это для меня в качестве одолжения. Думаю, это могло бы помочь.

Музыка разливается внутри святилища. Люди начинают петь, их голоса проносятся сквозь закрытые двери. Это гимн, который я хорошо знаю.

Когда я начинаю тихо и грубо посмеиваться, Куп спрашивает:

– Что смешного?

– Песня.

– «О, благодать», по-твоему, смешная?

– Мама пела ее на моей свадьбе.

– Ничего не понимаю, – хмуриться Куп.

Я вздыхаю, качая головой.

– Не бери в голову. Пошли внутрь, пока Сюзанна не отправила поисковый отряд.

Я сжимаю его ладонь, и мы проходим через пару двойных дверей в церковь. Здесь полно народу. Все дружно стоят и поют «О, благодать», что напоминает групповое прослушивание для реалити-шоу о церковных хорах. Я замечаю Сюзанну в первом ряду, быстро улыбаюсь и подкрадываюсь к ней.

За деревянным подиумом на большом ковровом возвышении стоит пастор – женщина лет пятидесяти с красивыми серебристо-белыми волосами. Когда гимн заканчивается, и все занимают свои места, она рассматривает толпу с видом безмятежности. Затем говорит голосом, который доносится до последнего ряда.

– Любовь не рождается из плоти. Она рождается от духа, и поэтому может выйти за пределы плотских уз, жизни и времени. Поэт Руми сказал: «Не печалься. Все, что ты теряешь, приходит обратно в другой форме».

Только когда каждая голова в комнате поворачивается ко мне и двести пар испуганных глаз фиксируются на моем лице, я понимаю, что меня раздирает маниакальный смех.

ГЛАВА 21

Когда я вырываюсь через внешние двери церкви, солнце исчезает за облаками и начинается проливной дождь. Я бреду домой босиком, держа туфли в руках. Чувствуя себя мокрой и несчастной, игнорирую беспрерывное жужжание мобильного телефона в сумочке и гораздо более громкое жужжание в голове.

Тео своей запиской отвечал на мое сообщение про закрытые двери. Цитата из Библии не имеет ничего общего с Кассом, как и гимн. Или проповедь. Или семнадцатое мая. Это все совпадения.

Да-да, конечно. А я – Элвис Пресли.

Заткнись.

Ты заткнись!

Я воспринимаю это как свидетельство ухудшения моей психики. Мой ворчливый внутренний голос раздвоил личности, и теперь они спорят друг с другом. Мистическое мышление вонзило щупальца в мой мозг. Неважно, сколько раз я буду себя убеждать в невозможности происходящего, что объяснение доктора Сингера похоже на правду и это мое горе устанавливает связи там, где их нет, моему сердцу на все это наплевать.

Мое слабое, глупое сердце. И мой бедный, сломанный мозг. Настоящее чудо, что с ними двумя я продержалась так долго.

К моменту возвращения домой, я получаю кучу сообщений на голосовую почту от Сюзанны. Не удивительно. Я выбежала из церкви, как будто меня преследовали горгульи. Приношу ей свои извинения, пишу, что плохо себя почувствовала, добавив шутку про тень креста. Потом вырубаю телефон, снимаю мокрую одежду и заползаю в кровать.

Я все еще там, когда окутанное облаками солнце погружается в океан, превращая комнату из серой в черную.

Черную, как его волосы. Черную, как его глаза. Черную как скукоженные остатки моего сердца.

Особенность депрессии – ее бремя. Это так чертовски тяжело. Каждый вдох – борьба. Каждый шаг дается с трудом и требует усилий. Это как передвигаться по мокрому песку. Гораздо проще лечь и позволить песчаным крупинкам заполнить рот, уши и глаза, чтобы они просочились в душу и уничтожили все небытие.

Всматриваясь во тьму и боясь дать себе волю, продолжаю мысленно прокручивать слова Купа.

То, что нас ломает, может и собрать по кусочкам.

Когда часы показывают 12: 02, я встаю с кровати, беру ноутбук и печатаю письмо.

Кому: [email protected]

От: [email protected]

Тема: Сломанные кусочки

Дорогой Тео,

Когда мне было шесть лет, я влюбилась в мальчика. Он был умным, милым и самым добрым человеком на свете. Он стал моим лучшим другом. Когда мне было двадцать четыре, я вышла за него замуж. Три года спустя он умер, как и я во всех смыслах.

Я не знаю, кто я без него. Он был моей лучшей частью. Человек, которого ты встретил, – лишь оболочка, призрак в облике женщины с бьющимся сердцем и бегущей по венам кровью. Но мое сердце – камень, а в венах нет ничего, кроме пыли. Все внутри меня покрыто пеплом.

Не позволяй призраку выгнать тебя из собственного дома. Если это вообще то, из-за чего ты ушел. Мне трудно поверить, что я стала тому причиной, но что я знаю? Как оказалось, абсолютно ничего.

Здесь живут люди, которые любят тебя. Тот же Куп, ну ты знаешь. Он хороший друг. Он поможет тебе выбраться из личного ада. Мой муж говорил: «Если ты проходишь через ад, продолжай». Думаю, он имел в виду продолжать идти, пока не увидишь свет на другой стороне. Мне хочется верить, что свет все-таки есть, но увидеть его практически невозможно. Ад такой чертовски большой...

Прости, что заставила твои раны нарывать. Если тебе от этого станет легче... я чувствую то же самое.

Важное признание: я – трусиха, не ты. Если бы у меня была хоть капля мужества, я бы положила конец пустоши страданий в моей жизни, но у меня нет сил. Я ненавижу себя за слабость. Быть или не быть. Что за вопрос? Глупый Шекспир.

Если ты вдруг подумал, не пьяная ли я, то нет. Просто немного устала. Я так устала пытаться разобраться во всей этой путанице. Моя точка зрения – ага, она у меня всегда есть – заключается в следующем.

Ты первый, кто заставил меня почувствовать себя живой за долгие годы.

Меня все это ужасает. Мой психотерапевт говорит, что мое влечение к тебе провоцирует во мне вину. Типа я предаю память мужа. Но, честно говоря, мне кажется, что мой доктор идиот. Я пробовала и пыталась поверить, что совпадения ничего не значат. Что жизнь – это просто одно большое дерьмовое проявление хаоса, что вера в судьбу, Бога и доброжелательную Вселенную – для сосунков, но вау! Встреча с тобой все изменила.

Но есть определенная вероятность, что я сумасшедшая, так что принимай комплименты с долей скептицизма.

Я заключу с тобой сделку. Ты не спрашиваешь о моем сумасшествии, а я не спрашиваю о твоем. Не спрашиваем, не рассказываем. Такая тема отлично работала для военных в течение многих лет. Так что это должно сработать и для таких психов, как мы.

Сегодня я видела наклейку на обратной стороне знака остановки, которая гласила: «Иногда следовать своему сердцу – значит потерять рассудок». Это заставило меня улыбнуться, прямо перед тем, как я разревелась.

Вернись, Тео. Если ты ушел из-за меня, то возвращайся. Один мудрый человек недавно сказал что то, что ломает тебя – единственное, что может вернуть к жизни. Если мы молотки друг для друга, может быть, у нас получиться и быть друг другу клеем?..

Меган.

После нажатия кнопки «Отправить», на меня наваливается странное и подавляющее чувство облегчения. Я засыпаю, как только голова касается подушки. Мне ничего не снится.

Я резко встаю задолго до рассвета с покалывающей кожей, осознавая, что я больше не одинока.

Сидя в кровати, прислушиваясь к темноте. Тело начинает наполняться адреналином. Сердце бешено колотит, а руки дрожат. Я слышу только нежный стук капель дождя в окна и беспокойный гул прибоя.

И…

Этот знакомый треск электричества, скитающийся по моей коже.

Он здесь.

Я не вижу его, но абсолютно уверена, что Тео где-то поблизости.

Я поражаюсь диким восторгом, от которого ощущаю легкость во всем теле. Как будто я перышко, как будто в любой момент могу уклониться от законов гравитации и вспарить до потолка, словно воздушный шар.

Какая-то часть меня ждала этого. В конце концов, я сама отправила ему клич. Произнесла заклинание тем письмом, которое знала, что сотворит магию. Оно приведет его ко мне, моего полуночного Валентайна, преследующего темноту за пределами моего дома и внутри моего сердца.

Трясущимися руками отодвигаю в сторону одеяло и выскальзываю из постели. Босиком выхожу из комнаты и спускаюсь вниз по лестнице с кричащими нервами, рев которых схож с громом у меня в голове. У подножия ступенек я останавливаюсь, положив одну руку на перила. Закрываю глаза и освобождаю разум.

Открываю глаза и смотрю на входную дверь.

И меня поражает вид этой закрытой двери. Не смотря на все наши загадочные разговоры о странных вещах, кое-что мы с Тео упустили.

Некоторые двери необходимо открыть изнутри.

Я пересекаю фойе, открываю замок, поворачиваю ручку и тяну...

И вот он здесь.

Весь мокрый и продрогший, стоит со склоненной головой и руками по обе стороны дверной рамы, а капли дождя стекают с кончика его носа. Голову облепляют мокрые волосы. Лужа воды мерцает вокруг его ног.

Он поднимает голову и смотрит мне в глаза. Его лицо влажное не только от дождя.

Он плачет.

Не говоря ни слова, я беру его за куртку и притягиваю в свои объятия.

Он вжимается в меня со стоном, яростно содрогаясь. Мужчина обнимает меня так крепко, что становится трудно дышать. Его одежда ледяная, но кожа горячая. Лицо же, прижатое к моей шее, просто огненное.

– Все в порядке, – шепчу я, обнимая. – Все будет в порядке.

Не могу сказать точно, кого из нас двоих я успокаиваю.

– Входи. Тео, спрячься от дождя. Ты весь мокрый. Давай я помогу. Позволь мне помочь.

Он неохотно позволяет мне провести его через дверной проем, отказываясь отпускать меня. Он словно испуганный зверь – голодный и боящийся оказаться в клетке, но отчаянно нуждающийся в пище. Я захлопываю дверь, и мы стоим в затемненном фойе, сжимая друг друга, дрожа и беспорядочно дыша, пока стук капель дождя не становятся сильнее и он не начинает звучать как град пуль по крыше.

Руки Тео зарываются в моих волосах. Он хватает их в большие горсти, окунается в них лицом и вдыхает. Когда он издает невнятный звук тоски, я снова мягко успокаиваю его.

Я настолько невозмутима, настолько безмятежна, что на мгновение это ставит меня в ступор. Я медленно понимаю, что тот же покой охватывал меня наверху в постели. Словно моя душа наполнилась воздухом, и я ожила.

Словно я наконец-то могу дышать, проведя огромное количество времени задыхаясь от безнадежности.

– Нам нужно высушить тебя. Ладно? Ты сможешь постоять здесь минутку?

Он делает глубокий вдох и кивает. Но Тео не делает ни шагу, чтобы отойти. Его руки по-прежнему остаются в моих волосах. Мне приходиться аккуратно освободиться из его объятий. Я оставляю мужчину стоять там, как статую, смотрящую в пол, и спешу наверх за толстыми банными полотенцами. По возвращении вижу, что он не сдвинулся с того места, где я его оставила.

Снимаю с него мокрую куртку и позволяю ей упасть на пол. Затем набрасываю одно из полотенец на его плечи. Когда накидываю другое на голову и начинаю нежно вытирать им его волосы, он закрывает глаза и вздыхает.

Бремя мира заключено в этом вздохе. По тому, как его плечи провисают, могу сказать, что его одолевают те же чувства, что и меня. Странное облегчение. Ноющее блаженство наконец-то отпустить то, что тебя грызло.

Мы молчим, пока я трепетно и нежно вытираю его лицо и волосы, как если бы он был ребенком. Его хрупкость такая неожиданная, его уязвимость настолько сильна, что я тронута до слез. Тео мог бы раздавить меня своими большими руками и мощными мускулами, но вместо этого эмоционально обнажен и позволяет мне заботиться о нем.

Его доверие разрушительно.

– Ты горишь, – шепчу я, морщась от беспокойства, когда касаюсь его лба. – Тео, у тебя жар.

Он прижимается лбом к моей ладони. Такой милый жест, такой интимный. Не могу удержаться: поднимаюсь на цыпочки и нежно прижимаюсь к его губам в поцелуе.

Тео захватывает мое лицо своими руками. Держа мой подбородок, он прижимается своим лбом к моему. Мужчина дрожит, но его руки пылают, как и все остальные.

Я снова его целую. Это нужда. У меня просто нет выбора. Его рот – это необходимый для выживания кислород, и мне уже на все наплевать. Кроме...

...его мягких, дрожащих губ.

...его низких, сладких стонов.

...его тепла и его вкуса, удивительной интенсивности того, как мне все это нравится, как быстро я становлюсь зависимой от ощущения его рта против моего.

Все исчезает. Дождь, ночь, каждая унция моих сомнений, любой страх перед будущим или что случится потом. Существует только сейчас. Сейчас и ничего больше. Только мы и этот момент.

Я стягиваю свою футболку через голову и швыряю ее на пол.

Тео тяжело вдыхает. Широко раскрытыми глазами он изучает мое тело, скользя взглядом по моей обнаженной груди. Он застывает, словно не хочет или не может пошевелиться. Мне приходится взять дело в свои руки. Я хватаюсь за край его мокрой рубашки и тяну ее вверх и над головой, мимо его подбородка, дергая сильнее, когда его руки проходят сквозь рукава. Рубашка и полотенце оказываются у нас под ногами.

Мужчина стоит передо мной с голым торсом, раскаленными, святящимися в темноте глазами, как у какого-то ночного животного.

Я прижимаю ладони к его груди. Кончиками пальцев прослеживаю шрамы, отметины и морщины плоти, эту дорожную карту древней травмы. Сюзанна угадала: он был обожжен, сильно. Левая сторона его тела от плеча до бедра – свидетельство несчастного случая, укравшего его речь.

Но для меня его шрамы прекрасны. Эти памятники боли красноречивей любых слов. Может это и извращение, но мне жаль, что у меня таких отпечатков нет. Хотела бы я посмотреть на свое тело в зеркале и подумать: «Да. Вот они – физические доказательства моих страданий. Все происходило не просто в моей голове, потому что боль вырезана на моей коже, как гравюры на стекле».

Но нет. Все мои раны внутри, спрятаны там, где не затянутся во веки.

Я прижимаюсь с поцелуем к его груди, прямо над его пульсирующим сердцем. Затем откидываю голову назад и встречаюсь с его горящим взглядом.

– Меня не волнует, что мы сумасшедшие. Благодаря тебе я снова верю, что все, во что я перестала верить, может существовать. Ты даешь мне веру, Тео. Пока я не потеряла ее, я и не представляла, как сложно без нее жить.

Его веки закрываются. Он медленно выдыхает. Затем открывает глаза, берет меня на руки и направляется к лестнице.

Играючи, он перепрыгивает через две ступеньки. Я цепляюсь за его сильные плечи, рассматривая его профиль с абсолютно чистым разумом, где ворчливый голос, к счастью, милостиво помалкивает. Добравшись до спальни, Тео подходит к кровати. Затем укладывает меня на матрас, опускается на колени рядом с постелью, скользит одной рукой под меня, а другой обвивает мои бедра. Голову опускает мне на живот.

И просто дышит.

Я касаюсь его влажных волос, провожу пальцами по прядям. В это время дождь скатывается по стеклам окон длинными серебристыми тропинками, похожими на слезы.

Тео поворачивает голову так, что его губы прикасаются к моему животу. Он быстро и тихо ими двигает, словно читает молитву.

Только когда я чувствую скользящую воду по моим вискам, я понимаю, что плачу.

Тео поднимает голову и смотрит на меня. Его глаза так же сильно полыхают, как и его кожа.

– Пожалуйста, – шепчу, не зная о чем прошу.

Все еще находясь на коленях, он подтягивается, захватывает мое лицо в ладони и нежно целует. Это благоговейный поцелуй, мягкий и целомудренный. Во всяком случае, он такой сначала. Тео колеблется, когда его губы едва касаются моих, пока я не оборачиваю руками его шею и не притягиваю ближе.

Я прижимаюсь к его телу и засасываю его язык в рот. Желание пронзает меня, как детонация.

Звук удовольствия раздается из глубины его горла, а пальцы Тео накручивают мои волосы.

Снаружи громыхают раскаты грома. Волны ударяются о берег с диким, мощным звуком, который соответствует биению моего сердца.

Губы Тео исчезают, но я снова ощущаю их на нежной коже моего внутреннего бедра. Их жар шокирует. Он ласкает это место, заставляя меня ахнуть, когда он прикусывает меня.

– Тео. Тео.

Его имя звучит как мольба под шум барабанящего дождя. Мужчина скользит пальцами за пояс моих шорт, а затем медленно их опускает вместе с трусиками мимо бедер и вниз по ногам. Его большие, грубые руки проносятся по всему моему телу. По их пути следуют губы.

Грудь, живот, бедра, шея – трясущиеся руки и жадный рот Тео обводят контуры моего тела. Я дрожу с закрытыми глазами и распухшими губами, пытаясь втянуть воздух, пока он пожирает меня. Когда его рот добирается мне между ног, я выпускаю низкий, гортанный стон, который заставляет мужчину вонзить пальцы в мою задницу.

Как и горе, удовольствие находит волнами. Оно возвышается, отступает и снова возвышается, пока не обрушивается. Можно либо всплыть, либо потонуть. Я каталась на волнах высотой в километры, наполненных горем, видя лишь бесконечную линию волн, ожидающих скручивания, прежде чем свалиться и заново начать движение, поэтому мне известно, каково это – падать вниз.

Чего я не ожидала, так это удовольствия, которое превосходит высоту и силу волн печали. Я не ожидала, что с радостью перестану барахтаться в воде, желая утонуть.

Когда мои ногти впиваются в его плечи, из моего горла вырывается крик капитуляции, и я бьюсь в конвульсиях, охваченная вспышкой яркого, горячего удовольствия, ощущающейся между ног. Я полностью погружаюсь в свое наслаждение. Это похоже на смерть – больше ничего нет. Пустота.

Затем Тео опускает свое обнаженное тело на меня. Каким-то образом он умудрился раздеться. Должно быть, это произошло, когда я медленно умирала и возвращалась к жизни.

Он горячий, мощный, но трясется как осиновый лист, и мне все это нравится. Мне нравится, что происходящее так же важно для него, как и для меня, что он чувствует импульс и силу удара молнии между нами так же глубоко, как и я.

Я обхватываю ногами его бедра. Тео прижимается лицом к моей шее. Все это так же естественно и легко, как и дыхание. Одним рывком его член проскальзывает внутрь меня, отчего мы оба стонем.

Как и его поцелуи, все начинается нежно, но быстро разгорается, превращаясь в страсть. Мы оба неистовые, жадные и безумные, дикие от потребности. Я встречаю каждый толчок его бедер своим собственным, притягивая его за задницу, чтобы погрузить как можно глубже. Прекращая противиться, он поднимается на руки и запрокидывает голову назад. Я поджимаю колени к его талии и с удивлением осматриваю его точеное тело, мышцы которого сжались и напряглись, основание горла побледнело от луча лунного света, просачивающегося сквозь облака.

Он стонет, замявшись.

– Что случилось?

Опустившись на локти, он опирается на меня и прижимается к моей шее. Он протягивает одну руку между нашими телами и расплющивает ее на моем животе. Затем поднимает голову и задает глазами немой вопрос.

– Не переживай, – шепчу я, понимая. – Я не могу... мы в безопасности.

Мы оба знаем, что говорим не о болезнях.

Он обнимает мое лицо и целует, вдыхая в поцелуй всю свою печаль.

От этого у меня снова начинают литься слезы. Мне тоже жаль. Жаль то, что я потеряла и то, чего больше не могу. Жаль, что если Тео включал в свою жизнь планы на отцовство, то это по умолчанию означает, что его жизнь исключает меня.

Он целует мои влажные щеки с нежностью, и мне кажется, что я могу разбиться вдребезги. Затем смотрит мне в глаза, снова начиная двигаться небольшими, совершенными толчками, которые вскоре заставляют меня задыхаться.

Все сужается до пространства между нашими лицами. Комната исчезает, как и шторм снаружи, как и любой последний клочок моего сопротивления.

Я перехожу через грань раньше него. Мои глаза закрываются, голова откидывается на подушку, тело выгибается против его. Как будто издалека я слышу, как выкрикиваю его имя. Он набухает и пульсирует внутри меня, хрипя все быстрее и быстрее, пока звуки не сливаются, чтобы стать одним длинным, колеблющимся стоном, в то время как все его тело напрягается.

Он взрывается внутри меня горячим, пульсирующим всплеском, как молния разрывает неровным белым шрамом полуночное небо. Моя душа поет песнь воскрешения.

ГЛАВА 22

Утром, открыв глаза, я вижу чистое небо.

Тео ушел.

В стакане с водой на тумбочке стоит пучок фиолетового душистого горошка.

Я неподвижно лежу в постели и долго смотрю на цветы. Слушаю, как разбиваются волны и крики чаек, чувствую пульсацию и болезненность во всем теле. Впервые за долгое время мой разум ясен и спокоен.

Сажусь и подношу стакан к носу, вдыхая сладкий медовый аромат. На дворе октябрь. А значит не сезон душистого горошка, но почему-то букет оказался в моей спальне.

Я не буду спрашивать откуда.

Не спрашивать, не рассказывать. Такова договоренность.

Словно находясь во сне, я поднимаюсь, принимаю душ и одеваюсь. На кухне меня ожидает свежезаваренный кофе. Еще один сюрприз от Тео. Улыбаясь, наливаю себе кружку и всматриваюсь в чернильную жидкость, вспоминая его руки на моей коже.

Когда звонит телефон, я подплываю к нему на седьмом небе от счастья.

– Алло?

– Здравствуйте, это мисс Данн?

– Миссис Данн, – мечтательно поправляю я. – Кто это?

– Я звоню из аптеки Сисайда. Препараты по Вашему рецепту собраны. Можете приходить.

Делаю глоток кофе, прежде чем ответить, смакуя это совершенство. Он черный и крепкий, именно такой, как я люблю.

– Точно. Мои безумные таблетки. Попридержите их несколько дней, ладно? Я пока выясняю, как далеко течение реки чокнутых меня занесет, прежде чем начать их принимать. Этим утром мне отлично удается грести вверх по течению.

И вешаю трубку, прежде чем молодая женщина на другом конце провода что-то ответит.

* * *

Около одиннадцати утра кто-то долбится в мою входную дверь. Я смотрю на океан из внутреннего окна патио с кристально чистым, как лист бумаги, разумом. Открыв дверь, обнаруживаю Купа и всю команду на крыльце. На всех них пояса с инструментами, а в руках ланч-боксы. Рабочие грузовики выстилают бордюр по обе стороны улицы.

– Доброе утро, Меган, – здоровается Куп. Небольшая улыбка сияет в уголках его губ.

– Привет, Куп. Привет, ребята.

Мужчины торжественно кивают. Я продолжаю на них таращится, но никто ничего не произносит.

– Вы, парни, потерялись? Вышли на утреннюю прогулку и свернули не туда?

Улыбка Купа становится шире.

– Никаких неправильных поворотов.

Мое лицо нагревается, а сердце бьется быстрее.

– Тео? – шепчу я.

Глаза Купа кристально голубые. Цвета неба над головой. Он кивает, улыбаясь.

– Единственный и неповторимый. Послал сообщение, что мы начинаем работу над гостиницей «Баттеркуп Инн», как только я всех соберу. Итак, я нас собрал. Вот и мы! Начнем с главной спальни. Тео велел заняться ею прежде всего.

Мужчины меня рассматривают, от чего мои и без того горящие щеки становятся пунцовыми.

– Ты готова? – спрашивает Куп.

Я сглатываю и быстро киваю.

– Ага. Пожалуйста, проходите, – распахиваю дверь шире, и мужчины проникают внутрь.

Куп последним переступает порог. Он останавливается и смотрит на меня изучающим взглядом. Он так тихо говорит, что только я могу слышать его слова.

– Я так понимаю, вы с Тео решили ваши проблемы.

Из меня вырывается дрожащий смешок.

– Эм... можно сказать и так. Он... он собирается приехать?

Куп медленно качает головой.

– Нет, но ему, кажется, лучше. Это заметно из его писем. Уверен, что должен поблагодарить тебя за это.

– Ну, ты знаешь, что говорят, Куп. То, что нас ломает, может и собрать по кусочкам.

– Точно, думаю, Эйнштейн это сказал, верно?

Я поднимаюсь на цыпочки и целую его в щеку, заставляя его покраснеть.

– Да. Конечно, Эйнштейн.

Куп усмехается, по-дружески сжимая мою руку.

– Ты разговаривала с Сюзанной с тех пор, как выбежала из церкви, как будто тебя преследовал Святой Дух?

– Нет, – я задумываюсь на мгновение. – Должно быть, это было интересным зрелищем.

– Не хотелось бы расстраивать тебя, Меган, но сейчас только об этом и говорят. Новенькая девушка в городе начинает смеяться как гиена в начале проповеди, а затем выбегает из дверей со скоростью ста километров в час. Все сошлись на том, что ты либо на наркотиках, либо атеистка. Кстати, наркотики – лучший вариант. Люди здесь довольно беспристрастны, но никто не любит безбожников. Нельзя доверять человеку, который не верит в Бога.

Я улыбаюсь на это.

– Уверяю тебя, Куп, сегодня утром я не атеистка.

– Значит, дело в наркоте, – дразнится он. – Думаю, мне стоит заставить заплатить тебя за работу наперед, а то вдруг тебя посадят в тюрьму за хранение. Таким образом, мы продолжим заниматься гостиницей, пока ты мотаешь срок.

Я смеюсь, прижимая руку ко лбу, потому что чувствую, что мозг плавиться под черепом.

Куп качает головой и вздыхает.

– Ладно, обдолбыш, прочь с дороги. Мне надо работать, – он щипает меня за нос и проходит мимо, грохоча ботинками по деревянному полу.

* * *

Ночью я жду Тео, но он не приходит. И не приходит ни в следующую, ни через ночь. К пятнице я лезу на стену от отчаяния, потому что хочу увидеть его.

Плыть против течения слишком тяжело.

Между тем, люди «Хиллрайз Конструкшн» усердно трудятся, превращая мое видение «Баттеркуп Инн» в реальность.

Одна бригада работает над главной спальней, начав с уничтожения раковины и душевой в ванной комнате, а другая команда латает крышу. Кампания по прокату мусорных контейнеров припарковала два грузовика с огромным кузовом для мусора вдоль бордюра. Каждый божий день здание заполняется все большим количеством рабочих и техники. Куп держит меня в курсе всех планов и прогресса, но я обращаю внимание на его отчет только одним полушарием.

Другая половина в Теотауне отчаянно ищет своего тезку.

Десяток раз я сажусь за компьютер, чтобы написать ему письмо, но в итоге его удаляю. Поднимаю трубку, чтобы позвонить Тео, но быстро скидываю звонок, получая лишь липкую от холодного пота кожу. Голос в моей голове продолжает истерически предупреждать, что дареному коню в зубы не смотрят.

Я заключила сделку, написав в письме, что мы не будем обсуждать сумасшествие друг друга. Я обязана держать свое слово, даже если его выполнение делает меня еще более безумной.

Наконец, в пятницу вечером он возвращается.

В самый темный период ночи я лежу на кровати и разглядываю потолок, как вдруг внизу раздаются шаги. Мой пульс резко учащается, я сажусь и смотрю на закрытую дверь спальни. В течение нескольких долгих минут прислушиваюсь, как кто-то бродит в темноте, переходя из одной комнаты в другую, ненадолго останавливаясь, прежде чем двинуться дальше.