Текст книги "В свободном полете"
Автор книги: Дженнифер ван дер Куаст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Глава 7
На первый взгляд мое резюме выглядит точно так же. Однако есть некоторые различия. Пусть незначительные, но все же различия. А в отдельных частях очень даже важные. Прошу заметить.
Написание резюме – это вид искусства. Весьма тонкого искусства. Работодатели выискивают особые слова и набрасываются на них. И в зависимости от того, какой именно работник требуется, они желают видеть слова «дисциплинированный», «исполнительный» или «творческий». Гораздо чаще, как в моем случае, они предпочитают слова «ответственный», «организованный» или «способный подчиняться».
К счастью, большинство работодателей пропускают подробности. Попробуйте написать, что вы «отвечали за распространение высококачественных наркотиков среди ребятишек бедных кварталов Нью-Йорка» и «действовали в качестве посредника между колумбийскими наркокартелями и организованной преступностью Нью-Йорка». Любой работодатель усвоит лишь одно: что вы специалист по распространению и можете действовать в качестве посредника. И это чертовски здорово. Более того, возможно, они даже обратят внимание на то, что вы избрали такой нелегкий путь, как работа с детьми. Настоятельно рекомендую акцентировать ваш альтруизм при каждом удобном случае.
Итак, вернемся к резюме, которое я намерена отправить в компанию по управлению недвижимостью. В управлении недвижимостью я ничего не смыслю и едва ли буду когда-нибудь смыслить. Поэтому свои навыки и умения я свела до минимума. Будущим нанимателям незачем знать, что я умею вести дела с производителями фильмов или могу просмотреть невероятное количество развлекательной дряни в поисках одного стоящего фильма, в лучшем случае – конкурентоспособного. Однако на них, вероятно, произведет благоприятное впечатление то, что я умею печатать вслепую.
«Помощник начальника отдела развития»? Слишком оригинально. Изменено на более приемлемое – «исполнительный помощник»; это достаточно абстрактно, чтобы всем понравиться.
В раздел о дополнительной деятельности я добавила, что была «Руководителем молодежного отделения». Звучит многообещающе, правда? Что я руководила молодежным отделением киноклуба в своем колледже, возможно, и не заметят.
А если вы исключительно наблюдательны, то заметите, что я добавила раздел о своем умении работать с компьютером и навыках машинописи. Чтобы освободить место для этой информации, я избавилась от упоминания о работе практиканта. Кому нужно знать, что я когда-то была практиканткой, если описание моей последней должности свидетельствует обо мне как об исполнительной бесстрастной простофиле? Прочитав это резюме, вы не заподозрите во мне никаких отталкивающих качеств. Я расписала себя как идеальную, ответственную, исполнительную маленькую секретаршу. Пустые глазки, безжизненная улыбка, и все.
В 7.30 утра продираю глаза и тащусь в ванную. Дверь закрыта. Стучу.
– Войдите. – Голос Аманды.
Открываю дверь.
Обычно мы с Амандой не пересекаемся по утрам, и я радуюсь, застав ее перед зеркалом: сероватая кожа, бледные губы, лучистые голубые глаза скрыты тяжелыми темными веками. Волосы беспорядочными прядями накручены на бигуди. Она выглядит почти по – человечески.
– Что это ты поднялась в такую рань? – спрашивает она у зеркала.
– У меня интервью.
– Что за должность?
– Помощник менеджера по управлению недвижимостью, – объясняю я, хватая зубную щетку.
Аманда снимает бигуди, и знакомые пышные локоны ложатся на свои привычные места.
– Не хочешь взять что-нибудь из моего гардероба?
– Если у тебя нет комбинезона и каски, то нет.
Она выпускает на волю еще один идеальный локон.
– Знаешь, а тебе это пошло бы. Корчу рожу зеркалу.
Барб Уоллес, директор по кадрам в «Купер юнион менеджмент», – бойкая маленькая чихуахуа среди женщин. К сожалению, чихуахуа в дизайнерском деловом костюме. Начинаю сомневаться в своем выборе одежды. Хотя и считаю этот наряд вполне приличным и подходящим, постепенно осознаю, что «приличный» не обязательно означает черные брючки в обтяжку и кружевной топ, который я приберегала в колледже для особых случаев – вроде встречи выпускников или первого дня занятий очередного семестра.
Возможно, из-за ассоциаций с чихуахуа Барб напоминает мне нашу миниатюрную учительницу испанского в школе: та вечно усаживалась на стол скрестив ноги. Несмотря на дружелюбие и некоторую восторженность Барб, в ее обществе я чувствую себя безмозглым подростком. Задав вопрос, она ждет ответа так терпеливо и улыбается так поощрительно, словно готова аплодировать любым моим словам.
Словно по подсказке, заверяю Барб, что ищу «возможности учиться» и готова начать работу с самых низов, поскольку должность предполагает, разумеется, «потенциальный рост». На Барб явно произвели впечатление мои подготовленные, хорошо отрепетированные ответы.
Затем она переходит ко второй стадии – Сомнение. Барб смотрит в мое резюме, размышляет, затем у нее рождается трудный вопрос. Такого типа:
– Вижу, вы много работали в индустрии развлечений. И это несколько озадачивает. Отчего вы не хотите больше работать в кино, кинопроизводстве?
Хороший вопрос. Даже блестящий. И ответ, естественно, затруднителен. Правда заключается в том, что я хочу работать в кино, в любой сфере кинопроизводства. Но работа, о которой я мечтаю, в настоящий момент мне недоступна.
К счастью, у меня есть заранее подготовленный ответ, чуть более, скажем так, тактичный.
– О, я люблю кино, – абсолютно честно отвечаю я. – Но мне нравятся такие фильмы, каких больше не выпускают. Мне нравится, когда Мэрилин Монро окунает в шампанское картофельные чипсы. Или когда Марлон Брандо чиркает спичкой о задний карман своих джинсов. Но сейчас всего этого уже нет. Ныне выпускают трилогии и римейки. Я не желаю участвовать в этом. Я с удовольствием смотрю в свободное время старые фильмы. Но что касается работы, предпочитаю делать что-нибудь более значительное.
Барб улыбается. Она довольна. Что ж, продолжаем.
Барб протягивает мне схему. Честно говоря, я не слишком внимательна, но, полагаю, это схема корпоративной иерархии «Куперюнион менеджмент». Пока Барб изо всех сил старается подчеркнуть разницу между исполнительным вице-президентом и вице-президентом, я отвлекаюсь и рассеянно рисую собственное будущее в роли полноправного менеджера по управлению недвижимостью.
На мне каска. Я сижу на лесах, на самом краешке, на уровне пятого этажа, и поедаю ленч из пластиковой коробки. Затем, естественно, леса уходят из-под меня. Без всякой причины. Просто растворяются.
Итак, теперь я распластана на мостовой. Не могу шевельнуть шеей. Парализована. И пытаюсь взглянуть туда, вверх, на свое бывшее место, которое символизировало пик моего так называемого «потенциального роста». А затем слышу скрежет. Вся конструкция кренится, раскачивается и обрушивается прямо на меня…
– Итак. – Барб подается вперед, отрывая меня от беспокойных мечтаний. – Эта работа вам интересна?
Я уже говорила, как ненавижу этот вопрос? Но, я же не могу ответить прямо: «Нет. Эта работа – отстой. Можете засунуть ее себе в задницу».
– Было бы интересно попробовать новые возможности, – мягко отвечаю я.
– Отлично. – Она встает. – Тогда вам следует встретиться с Владимиром.
Бросаю короткий взгляд на схему, начерченную Барб, и замечаю квадратик, отмеченный словами: «Владимир – исполнительный вице-президент». И прямо под ним еще один квадратик: «Вы».
– О'кей, окажите мне любезность… – почти умоляюще произносит Барб, когда я поднимаюсь с места. – Не наденете ли это? – Она снимает пиджак и протягивает мне.
Давайте-ка проясним ситуацию. Во-первых, я понимаю, что мои брюки слишком узки, а блузка чуть откровенна. Но я возмущена тем, что неодобрение Барб заставляет меня чувствовать себя стриптизершей, которую наглые подчиненные наняли для вечеринки по случаю дня рождения Владимира.
А во-вторых, как я уже упоминала, Барб крошечная, миниатюрная женщина. Я же, конечно, не амазонка, но во мне, несомненно, больше восьмидесяти фунтов, да и рост мой превышает пять футов. Примерить ее пиджак – смешная затея, и меня бесит, что Барб осенила подобная мысль. Ее пиджак мне не удастся даже натянуть на плечи.
– Э-э… о'кей. – Барб неохотно надевает пиджак. – Может, если вы чуть ниже опустите блузку…
Борясь со слезами, натягиваю нижний край блузки, скрывая соблазнительную полоску живота.
Я ничуть не удивилась, что Владимир окинул меня критическим взором. Несомненно, беседа пройдет весьма болезненно. Схватив свою рабочую папку, он бросил мне первый оскорбительный вопрос:
– У вас есть достоинства?
Поверьте, я не готова к такому варианту допроса. Все мои прошлые собеседования проходили довольно неформально, просто как разговор. Убеждена: во мне есть нечто большее, чем набор достоинств, слабостей или сомнительных познаний. Может, он хочет, чтобы я немного рассказала о себе?
Поскольку готового ответа у меня нет, перехожу к обычному плану, то есть к наступлению. Бессвязно бормочу, пытаясь ублажить Владимира интеллектуальным анекдотом. Надеюсь, что это и будет ответом на его вопрос. На самом деле я хочу выиграть время. Рассказываю ему об Энди Эдгаре, лидере киноандеграунда, который искал способ распространения информации, чтобы вызвать интерес к своему новому экспериментальному художественному фильму.
– Слушайте, это было что-то! – восклицаю я. – Да, он был грандиозен. Но знаете что? Очаровательный и забавный, Энди носился с фантастической идеей, но – увы! Парень не мог сосредоточиться даже ради спасения собственной жизни. Придать проекту определенную форму – вот что стало проблемой. У вас есть невероятный парень и невероятный проект. Но нет никого, способного заставить все это работать, понимаете? Так что, естественно, проект рухнул на мои плечи, и мне пришлось пробивать его. В конце концов, после множества ухищрений мне удалось превратить все это во вполне пристойное рабочее предложение. Выражение лица Владимира оставалось бесстрастным. Либо он не понимает меня, либо понимает слишком хорошо. Просто я не нравлюсь ему.
– Я пытаюсь сказать, что стремлюсь использовать все возможности.
Владимир кивает, пишет у себя на листочке: «использовать возможности» и вновь смотрит на меня.
– У вас есть слабости?
Я смеюсь:
– Признаться, я не хватаю все на лету.
Не обращая внимания на мое остроумие, Владимир помечает у себя: «не хватает все на лету».
После этого наше собеседование, слава Богу, прерывается. Владимира вызывают на совещание, а мне предлагают пройти к выходу. Все бы ничего, если бы я помнила дорогу сюда. Для начала – я плохо ориентируюсь. А в офисе без окон нельзя даже полагаться на солнечный свет, чтобы отличить восток от запада.
Бреду по лабиринту кубиков, поспешно проскальзывая мимо секретарш, которые злобно косятся на полоску моей бесстыдно обнаженной кожи. Вот бы найти вестибюль! Но вместо этого я натыкаюсь на один кабинет за другим. Вероятно, я уже сделала несколько кругов.
Инстинкт побуждает меня повернуть налево, поэтому я иду направо. И наконец, вижу массивную дубовую дверь, которую так долго искала. С остервенением толкаю ее, стремясь вырваться из душного офиса.
И оказываюсь в зале совещании.
Разгневанные лица оборачиваются ко мне. С торца длинного стола сурово поднимается Владимир. Воинственно указывает на меня пальцем:
– Повернитесь! Идите в конец зала.
Поворачиваюсь. Иду в конец зала.
Возвращаясь домой, захожу в банк. Хочу пережить захватывающие минуты, проверяя свой банковский баланс. Прикидываю, не снять ли со счета все сорок долларов. Эта абсурдная идея вызывает у меня смех, и я снимаю двадцать. Тоже неплохо. Банкомат выплевывает мой чек и сообщает, что на текущем счете осталось девятнадцать долларов.
Хорошая новость состоит в том, что сегодня четверг и днем должно поступить пособие по безработице. Смотрю на часы. 12.30. У меня полно времени, чтобы перехватить почтальона по дороге. Потом я вернусь и обналичу чек.
Комкаю квитанцию и выбрасываю в корзину уже на выходе. Охранница, грузная темнокожая тетка, улыбнувшись, открывает мне двери.
– Пока-пока, малышка, – подмигивает она.
О'кей, полагаю, плохая новость заключается в том, что обналичивать чек придется в другом отделении банка. Если уж охрана узнает меня в лицо, неловко будет возвращаться сюда. И без того неудобно толкаться в дальнем углу у стойки, как какой-нибудь хулиган-подросток, пытаясь прикрыть локтем чек со штампом в верхнем углу «Нью-Йоркский департамент занятости». Неужели государству так трудно принять закон о прямом перечислении денег, чтобы сделать мою жизнь чуть менее унизительной?
Прохожу несколько кварталов и задерживаюсь на углу, чтобы купить кофе у уличного торговца. Новую двадцатку менять не хочется, выуживаю из сумки мелочь и наскребаю семьдесят пять центов. Продавец смотрит на меня, вздыхает и, склонившись над прилавком, пересчитывает монеты.
– Пять, десять, пятнадцать…
В 12.45 устраиваюсь на лавочке напротив своего дома в ожидании почтальона. Но едва я уселась поудобнее, как зазвонил телефон. Ну конечно!
– Сара?
– Привет, Грейси.
– Привет, куколка. Сделай одолжение, напомни, где ты теперь живешь?
– Хм, на Шестьдесят восьмой.
– Это запад, да?
– Да.
– Отлично. Кажется, я тут по соседству. Не встретишься ли со мной примерно через полчаса у входа в мой спортзал? У меня с собой книжка, которую я хотела бы передать тебе.
– О, конечно. А где твой спортзал?
– Куколка, ты прекрасно знаешь, где он. «Равноденствие», на Бродвее. Угол Бродвея и… Девяносто второй, кажется?
Девяносто второй? Каким образом это может быть по соседству со мной?
– О'кей, Грейси. Скоро буду.
– Пока, куколка!
Нехотя поднимаюсь и начинаю долгий путь в двадцать четыре квартала к северу.
Принцесса стоит на улице, прихлебывая из двухдолларовой бутылочки природную минеральную воду. Глаза ее защищены от слабого солнечного света очками от Армани. Судя по виду Грейси, она собралась вовсе не в спортзал. Скорее, она выглядит так, словно принарядилась для вечеринки, посвященной теме спорта. Ладно бы она просто надела велюровый спортивный костюм – курточку на молнии и соответствующие штаны. У нее и повязка на голове была в тон. И новые спортивные туфли того же оттенка, что и голубая полоска сбоку на штанах. Если вы думаете, что Грейси сняла свои бриллиантовые сережки или свои часики от Картье, то жестоко ошибаетесь.
– Эй, привет, куколка! – машет она мне.
– Ты уже потренировалась?
– Не-а. Йога через пять минут. – Изящным жестом Грейси вновь прикладывается к бутылочке. – Сто пять градусов, а я так и не вспотела. Кстати, мне понравился твой последний обзор.
– О, спасибо…
– Вот, держи. – Она ныряет в свою твидовую сумку от Кейт Спейд, исполняющую в настоящий момент еще и функции спортивной, и вытаскивает книгу. – Я собиралась взять ее домой и почитать, но в последний момент опять что-то произошло.
Забираю книгу. Она гораздо тяжелее, чем предыдущая. Это добрый знак.
– Нет проблем. Уже предвкушаю удовольствие.
– Отлично. Не спеши с этим. Можешь прислать отчет в любое время на следующей неделе. – Грейси снимает очки и сдувает несуществующие пылинки, прежде чем бережно убрать их в кожаный футлярчик. – Кстати, если тебе интересно, почему я занята сегодня: встречаюсь с Ленни.
Мне неинтересно. Но я приподнимаю бровь и изображаю любопытство. – Ленни?..
– О, Сара, не прикидывайся скромницей. Ты помнишь Ленни Хокинса.
Грейси пытается угадать, какое впечатление это произвело на меня. Поэтому я стараюсь изо всех сил.
– Правда? Тот самый? Писатель?
– Угу. – Она подмигивает мне. – И великолепный писатель, если помнишь.
Угу. Совсем не помню.
– О, он пишет сценарий по своему новому роману или что-то в этом роде? – спрашиваю я, полностью утратив интерес к происходящему.
– Возможно. – Она пожимает плечами. – Но думаю, мы с ним прекрасно понимаем, зачем на самом деле встречаемся.
– Верно. Приятного вечера.
– О, так и будет. – Она собирается уходить. – Пока!
– Пока, Грейси.
Я смотрю, как она взбегает по ступенькам спортзала, и вдруг меня охватывает чувство, которое Грейси, казалось бы, не способна вызвать. Мне становится жаль ее.
Сломя голову несусь домой и догоняю почтальона у двери.
– Привет, привет, 4В! – Тоненькие черные усики приподнимаются в кошачьей усмешке. Он протягивает мой чек. – Я чувствовал, что встречу вас сегодня. Какая приятная неожиданность, да? – Почтальон хихикает, роясь в стопке конвертов. – А для вас есть еще кое-что.
– Правда?
– Большой пакет. – Он протягивает мне на удивление толстый пакет. – Я и не подозревал, что вы собираетесь стать знаменитым адвокатом.
– Что? – Разглядываю конверт. Действительно, адресован мне. Но в левом верхнем углу штамп отправителя: Колумбийский университет, Юридическая школа.
– Мам!
– Да, плюшечка?
– Ты отправляла мне анкету юридической школы?
– Конечно. Я ведь говорила тебе, что собираюсь это сделать.
– Никогда.
– Готова поклясться… нет. Ты права. Должно быть, выскользнуло из памяти. Просто мы с папой подумали…
– О нет, только не это! – Сжимаю телефонную трубку, словно это ее шея. – Не впутывай в это отца. Эта безумная идея явно принадлежит тебе.
– Успокойся, плюшечка. Выслушай меня. Мы с папой договорились насчет тебя.
– Договорились? Не уверена, что готова подписаться под этой сделкой, поскольку мне не хватает юридического опыта и прочего.
– Не знаю, есть ли у тебя выбор. Мы с отцом не сможем содержать тебя вечно.
– Я никогда не просила у вас денег…
– Пока – нет. Но как иначе ты намерена оплачивать медицинскую страховку?
– Я… ну, я… я скоро получу работу.
– Да? Ты уверена?
Нет, не уверена. Крепче сжимаю трубку.
– Мы позаботимся о твоем юридическом образовании. Это стоящее вложение капитала. Для тебя и для нас.
– Но я не хочу быть юристом…
– А адвокатом в сфере развлечений, шоу-бизнеса?
Судорожно сглатываю комок желчи, скопившейся в горле. Адвокат в шоу-бизнесе? Боже правый, пожалуй, еще худшее словосочетание только фисташковое мороженое с майонезом.
Адвокат в шоу-бизнесе. Это те ребята, что постоянно на прямой связи с сатаной. В конце концов, одна душа за контракт на три картины с «XX век Фокс» – более чем честная сделка.
– Мы оплатим расходы по поступлению, – продолжает мама, нимало не смущаясь моим молчанием.
– Я готова предложить куда лучший способ вложения денег.
– За экзамены мы тоже заплатим. Они в следующем месяце.
– По-моему, это напрасные траты.
– И может, еще немного наличных подкинуть?
– Ты пытаешься подкупить меня?
– Мы с папой рассчитывали на сумму примерно в триста долларов.
– Я подумаю над этим.
Звонок подругой линии, слава Богу! Мне даже не придется лгать.
– Сара? Сара! Что случилось? Ты еще здесь?
– У меня звонок по другой линии. – Я даже не смотрю на определитель. – Это очень важно.
– Хорошо, плюшечка. Люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя. – Щелк. – Алло?
– Сара. Это Марк Шапиро.
– Марк, – вздыхаю я, – ой, Марк, привет. Я только что собиралась вам звонить. Думаю, сегодняшнее собеседование прошло не совсем гладко…
– Правда? А Барб только что звонила мне и сказала, что вы им понравились.
– Вы, наверное, шутите.
– Нет, нет, – уверяет он. – Они сочли вас очень умной, милой и доброжелательной. Но они хотят посмотреть образцы вашей литературной деятельности.
– Какого рода литературной деятельности?
– Ничего особенного. Возможно, пару абзацев, максимум страницу. Что-нибудь о недвижимости.
– Хорошо, – отвечаю я.
Городская недвижимость.
На нынешнем рынке в период кризиса и спада деловой активности не имеет значения, кто мы, чем занимаемся где, окончили школу. Единственное мерило успеха, критерий достойного положения в обществе – это место, где мы живем.
Приглашение в чей-либо дом стало чем-то вроде билета в чужую душу. До сих пор мы смущаемся, демонстрируя столь открыто свои личные тайны. Мы крайне неохотно признаемся, в какой части города проживаем: в Вест-Сайде или Ист-Сайде. Районы, где мы обитаем, в известной степени отражают нас самих – они словно помечают нас, относя к определенному стереотипу. Обычно за этими категориями кроется множество ложных представлений. Сами же эти районы всегда небезопасны.
Полагаю, для всех нас было бы лучше, если бы мы рассматривали жилище как таковое, а не его расположение, в качестве конкретного, деревянного или кирпичного, материального выражения самих себя.
Мы, жители Манхэттена, представляем собой скопление раков-отшельников, копошащихся на берегах Гудзона в поисках брошенных раковин. Но мы должны постоянно учиться находить компромиссы. Зачастую раковины, которые мы выбираем для себя, малы, выщерблены или бесцветны. В действительности наиболее яркие черты наших жилищ не их достоинства, а недостатки; гораздо выразительнее детали отсутствующие.
Для одних охранник-портье у входа – непозволительная роскошь. Другие считают экстравагантным вид на заросший бурьяном двор, или балкон, выходящий в едва освещенный узкий переулок, или окно, из которого видна соседская спальня. Солнечный свет, самое ценное природное богатство, зачастую становится дополнительным элементом, без которого мы легко обходимся. Если само здание расположено недалеко от станции метро, прачечной и хорошего ресторана, единственным требованием к комнате, где мы решаем поселиться, будет наличие в ней матраса.
Мы говорим себе, что все это временно. Скрестив пальцы, предвкушаем кончину дальних родственников, живущих в великолепном доме на Манхэттене, надеемся унаследовать их двухэтажные апартаменты рядом с Центральным парком. Мы молимся о падении рынка, о выигрышном лотерейном билете, о чем угодно, что позволит поверить: наше жилище, как и мы сами, когда-нибудь полностью реализует свой потенциал.
