Текст книги "В свободном полете"

Автор книги: Дженнифер ван дер Куаст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Дженнифер ван дер Куаст
В свободном полете

121 West 68th Street, Apt 4B

дом: (212)555-1476

моб: (917)555-9317

New York, NY 10023

E-mail [email protected]

Сара Пелтье

ОПЫТ РАБОТЫ

2000–2002: 451 Films.com, Нью-Йорк

Помощник начальника отдела развития

Работа с производителями фильмов и авторами, подготовка оперативной информации

Поиски, сбор информации о фильмах, режиссерах и творческой собственности

Участие в организации фестивалей короткометражных фильмов

Предоставление критической и аналитической информации

1999–2000: кинофестиваль Нью-Йорка, Нью-Йорк

Помощник организатора

Участие в просмотрах и отборе фильмов

Редактирование текстов для фестивального каталога

Координация обсуждений фильма зрителями и специалистами после показа

Лето 1999: кинофестиваль Нью-Йорка, Нью-Йорк

Практикант

Ответственная за распространение рекламных материалов

Функции посредника между производителями фильмов и спонсорами фестиваля

Лето 1998: Шоу Поздней Ночи, Нью-Йорк

Практикант

Организация всей ежедневной работы офиса

Помощь продюсерам

Сохранение и обработка информации

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

1997–1999: университет Браун, «Дейли геральд», Провиденс

Писатель, художественный раздел

Критические обзоры фильмов

Освещение всех культурных событий университета

ОБРАЗОВАНИЕ

1996–2000: университет Браун, Провиденс

Бакалавр: английский язык.

Факультативно: Современная культура и средства массовой информации

Средний балл – 3,8

Глава 1

Просматривая резюме, испытываешь ностальгию. Я тоскую по тем дням, которые последовали за окончанием колледжа. Тогда можно было преувеличивать и бахвалиться, а составление резюме представляло собой своего рода вызов, проявление раскрепощенного чувства художественного самовыражения. В разделе, который я однажды назвала «Сопутствующей деятельностью» (в отличие от нынешнего внушающего ужас «Опыта работы»), я самонадеянно приписала себе такие заманчивые должности, как режиссер студенческих фильмов, редактор школьной газеты, постоянный автор университетского литературного журнала.

Как выяснилось ныне, мое резюме всего лишь памятник разбитым надеждам и устремлениям. К сожалению, чтобы освободить место для разочарований, следующих одно за другим, мне придется отказаться от легкомысленных восторгов, связанных с моими прошлыми успехами: режиссерскими, редакторскими и писательскими.

Окончательная версия моего curriculum vitae [1]1
  Жизнеописание (лат.). – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]лежит сейчас передо мной на серой поверхности рабочего стола, но я никак не могу заставить себя посмотреть на нее. Мое имя, так нахально, жирным шрифтом напечатанное на белом листе, смущает меня. Но, хотя мое резюме откровенно взывает к тому, чтобы на него обратили внимание, Марк Шапиро, коренастый лысый мужчина, сидящий напротив, совершенно не замечает его. Вместо этого он пристально уставился на меня и ослепительно улыбается. От этого мне не по себе.

Марк Шапиро – моя последняя надежда. Он агент по найму.

Вообще-то я не слишком доверяю агентам по найму и прочим скользким пронырам, предлагающим мне работу дешевой шлюхи, хотя сама я предпочитаю думать о себе как о стильной дорогой девушке по вызову. Но мощный поток собеседований в последнее время выродился в тоненькую струйку, и скука минувших шести месяцев моей затворнической жизни начала утомлять меня. Поэтому я внесла в расписание встречу с Марком Шапиро. Кроме всего прочего, это еще один повод выбраться из дому.

Марк Шапиро точно такой, как я и ожидала. Из-под рубашки, расстегнутой до середины, видна обильная растительность на груди, и сам Марк более напоминает комика-любителя, чем элегантного безукоризненного профессионала. Он взывает ко мне так, словно перед ним равнодушная публика, надеется понравиться и сразу воодушевить меня. Как бы не так.

– Итак! Сара Пел-ти-и-и! – Марк складывает пухлые ладошки.

Я непроизвольно съеживаюсь. Как большинство людей, он неверно произносит мое имя. Неловко поправить его, объяснить, что имя – произносящееся как «Пел-тье-е» – намек на мое давно забытое французское происхождение.

– На что вы рассчитываете? – спрашивает Марк.

– Гм-м, ну, я в основном была связана с киноиндустрией.

Он приподнимает бровь:

– О-го!

– Но я не стремлюсь работать в кино. Я подумывала о том, чтобы попробовать себя в издательском деле. Лучше всего в каком-нибудь журнале.

– У-гу, – кивает он. – Или?

– Или книги? Или даже телевидение? Я хотела бы что-то, связанное со средствами массовой информации.

– Ну, разумеется. Как и все в этом городе. Что-нибудь еще?

– Или, – я судорожно перебираю варианты, – связи с общественностью? Реклама?

– О, звучит замечательно! – Сияя, Марк наконец, берет мое резюме. Подмигивает мне. – Посмотрим, что у нас тут. – Едва он бросает взгляд на резюме, клоунская улыбка сползает с его лица. Я не удивлена.

Мучительно наблюдать, с каким трудом он читает, как не скрывает отвращения к этому документу. Брови его сошлись к переносице, губы шевелятся. Чтобы выказать неприязнь еще откровеннее, Марк, закончив, переворачивает листок и внимательно изучает его оборотную сторону. Кто и когда помещал важную информацию на оборотной стороне резюме?

– Помощник по развитию? – уточняет он.

– Совершенно верно.

– Вы отвечали на телефонные звонки?

– Конечно.

– Регистрировали, обрабатывали и вносили в компьютер данные?

– Постоянно.

– Имели дело с факсом и письменной корреспонденцией?

– Да.

– Тогда вы секретарь. – Марк брезгливо подталкивает ко мне резюме, словно оно испачкано, заражено цветистым слогом и гипертрофированным эго. – Исправьте. Никому не нужен помощник по развитию.

Прикрываю глаза, чтобы не видеть резюме перед собой. Не представляю, как переделать его еще раз. Но слова больше не имеют для меня смысла. Я столько копировала, исправляла, переставляла, искала синонимы. И теперь передо мной всего лишь список слов и выражений, словно подслушанных из чужого разговора. Они ничего не значат.

– О'кей, посмотрите на меня, – приказывает Шапиро. Смотрю. Он грызет ноготь. – Видите? Не делайте так.

Понимаю, что он передразнивает меня. Это я грызу ноготь. Но на самом-то деле не грызу. Это такая специальная медитативная поза для размышлений. Вариация роденовского «Мыслителя». Такой вид я напускаю на себя, когда прикидываюсь, что всерьез обдумываю какую-нибудь чушь вроде той, что вываливает на меня Марк Шапиро. Убираю палец ото рта.

– Хорошо. Отныне, когда вы будете приходить на собеседование, держите руки на коленях, как маленькая дама…

Марк Шапиро превосходно понял убийственный взгляд, который я метнула в него. Он разочарованно захлопнул рот и нервно потер подбородок.

– Знаете, что можно сделать? – задумчиво произносит он. – Включите в резюме свои навыки работы с компьютером. Вы ведь неплохо владеете компьютером?

Вздыхаю. Как унизительно думать, что наиболее очевидное мое достоинство – умение работать с компьютером. А ведь, в сущности, я ценный сотрудник, готовый к серьезной работе.

– О, я великолепно управляюсь с компьютером, – заверяю я.

– В самом деле? Знаете «Ворд»? «Эксель»? «Пауэрпойнт»?

– Разумеется, – вру я.

«Powerpoint»? Никогда о таком не слышала.

– Прекрасно! – Марк Шапиро вновь хлопает своими пухлыми ладошками. – Тогда проведем парочку тестов.

Тестов?

Экзамен мне он устраивает в пустой темной компьютерной комнате в конце коридора. Машина, выбранная им для меня, представляет собой, как и все остальные, потрепанный компьютерный реликт с паршивым монитором и размытой графикой. Данный аппарат скорее напоминает экспонат галереи современного искусства, чем оборудование рабочего места.

Сославшись на необходимость ответить на «срочные» телефонные звонки, Марк протягивает мне помятый листок с инструкциями и оставляет меня наедине с пыльным таймером.

– Я вернусь через сорок пять минут, – сообщает он и, подмигнув напоследок, покидает комнату.

Как только он уходит, я устраиваюсь в своем отсеке и включаю таймер. Нечего дожидаться. Я готова, как и всегда. Начинаю печатать, пальцы стремительно пляшут по клавиатуре.

В жужжании флюоресцентных ламп над головой, отдаленных телефонных звонках, мерцании голубого экрана моего заслуженного монитора есть смутное, но хорошо знакомое мне чувство офиса. И мне здесь нравится.

Бодро справляюсь с текстом, страница за страницей. Преодолеваю свой тест «Word», перехожу к «Excel» и даже «Powerpoint». Я не боюсь экзаменов. Вообще-то они мне даже нравятся. Экзамены напоминают о колледже, а в колледже было хорошо.

Таймер звенит, когда я уже проверяю работу. Словно дожидаясь этого сигнала, Марк Шапиро влетает в комнату и замирает в дверях, вопросительно приподняв густую бровь.

– Итак? Как, на ваш взгляд, получилось?

– Нормально. – Я пожимаю плечами.

Откуда-то доносится вопль боли, и я едва не падаю со стула. Тут же понимаю, что это старый дряхлый принтер медленно выплевывает результаты моего теста.

Марк Шапиро выдергивает листок, просматривает его.

– Неплохо, – замечает он, протягивая мне листок.

Бросаю быстрый взгляд.

Машинопись: 50 слов в минуту.

«Word»: 93 %,

«Excel»: 90 %,

«Powerpoint»: 96 %.

С трудом удерживаюсь от смеха.

Два часа назад, когда я пришла в агентство по найму, шел дождь. Плотная пелена дождя. Но сейчас ливень стих, солнце с надеждой высунуло голову из-за облаков, выясняя, миновало ли худшее.

Лето в Нью-Йорке из моих любимых времен года. Лето – мерзкая гнусавая старая волынка, наполненная раскаленным воздухом, порождающим инсульты, и стальными каплями дождя, оставляющими синяки. Но Нью-Йорк после проливного дождя я действительно люблю. Улицы гостеприимно сияют, словно изящная благоухающая хозяйка дома в жемчужном ожерелье.

Выхожу из офиса, расположенного на Парк-авеню, и на улице так хорошо, что решаю пройтись до дома пешком. На моей карточке метро осталось двенадцать долларов, но ужасно не хочется их тратить. Это последние двенадцать долларов, которыми я располагаю. Как только карточка закончится, я стану официальным банкротом.

Пока же я стою на углу в ожидании зеленого сигнала светофора, закрываю глаза и нежусь в ласковых солнечных лучах. Нет, я не позволю нежному летнему теплу вселить в меня необоснованный оптимизм. Я знаю, что несет с собой лето. Влажные пятна пота на коленях колготок, мокрые разводы под мышками на шелковой блузке и спутанные волосы, прилипшие к шее.

Знаю я и о том, что не приносит лето. Как информировал меня Марк Шапиро, рынок рабочей силы летом замирает, поставляя вместо квалифицированных профессионалов недавних выпускников колледжа, готовых на любую низкооплачиваемую работу. Лето – праздник практикантов; они надрываются задарма, чтобы выплатить кредит за обучение.

Зажегся зеленый, и я ступила на мостовую. Взвизгнув тормозами, из-за угла вынырнуло такси. Мне не пришло в голову сделать шаг назад, а потом стало слишком поздно. На полной скорости такси влетело в лужу прямо передо мной, а я стояла как парализованная, пока грязная волна вязкой серой жижи городского дерьма не обрушилась на меня.

Глава 2

Люди теряют работу. Люди ищут работу, они занимаются поисками работы. Но важно помнить, что при этом они безработные. Безработный по природе своей пассивен. Это необходимое условие, способ существования, так же как человек может быть художником или тупицей.

Существует множество правил для тех, кто занимается поисками работы. Но едва ли не больше правил существует для тех, кто намерен быть безработным. Вы наслаждаетесь свободным временем. Вы примеряете для себя новые хобби. Вы заставляете себя проявлять социальную активность и встречаться с новыми людьми – с теми, кто мог бы в перспективе обеспечить получение рабочего места. Вы ходите на интервью, даже если не намерены занимать эти должности, только чтобы попрактиковаться. И во-первых, и в главных, у вас есть стандартные страхи.

Вот, к примеру, мой.

Паника обычно овладевает мною около двух часов ночи, когда темно и тихо и я соскальзываю в кошмарные сновидения. В них я либо не успеваю сдать к сроку курсовую работу, либо сажусь не в тот поезд, направляющийся в противоположную сторону, именно тогда, когда я опаздываю на собеседование. Я беспокойно мечусь и ворочаюсь пару часов, пиная и взбивая свой ужас, как неудобную подушку.

Как правило, утром я просыпаюсь до девяти часов, и это меня действительно расстраивает. Время от 9 до 11 труднее всего убить. Позволив искушению овладеть мною и включив компьютер ранее 11, я обнаружу, что «нет новых сообщений» в почтовом ящике и «нет новых предложений» в ответ на мое объявление о поисках работы. И весь день придется жить с горьким чувством разочарования. В идеале я предпочла бы спать до полудня, чтобы оставалось лишь семь (ладно, пять) часов до того момента, когда можно начать пить, поскольку я все же стараюсь оставаться в социально приемлемых рамках.

Наконец я вытаскиваю себя из постели по одной-единственной причине: в холодильнике есть батончик «Сникерс».

Следующее значимое событие дня – процесс одевания. Он может показаться слишком банальным для того, чтобы включать его в расписание, однако этот процесс нельзя недооценивать. Было бы слишком легко влезть в депрессивный махровый халат и пушистые тапочки, уничтожая различия между дневными часами и сумерками. У мисс Хэвишем [2]2
  Персонаж романа Ч. Диккенса «Большие надежды».


[Закрыть]было по крайней мере ее свадебное платье. Эмили Дикинсон [3]3
  Дикинсон Эмили Элизабет (1830–1886) – американская поэтесса.


[Закрыть]писала стихи. А какое оправдание у меня?

Как говорится, я не заставляю себя более носить блузки с отложным воротничком и строгие юбки. Если я действительно решаю одеться, мой обычный дневной наряд стандартен: спортивный топ, помятые шорты, что-то похожее на носки, кеды и выцветшая футболка, из тех, которые выдают на память об участии в студенческом мероприятии. Сегодня я хвастаюсь участием в Йельском фестивале пения 1997 года. Это ложь. Я не училась в Йеле. И я слишком позитивная личность, чтобы болтаться в кампусе ради игры в шарады с пощелкиванием пальцами и топаньем ножками в компании посредственных вокалистов. Каким образом эта футболка проникла в мой повседневный гардероб, загадка для меня.

Вы, наверное, думаете, что следующим пунктом будет зарядка. Ошибаетесь.

В 10.30 я решаю, что пора закурить.

В 11.00 – барабанная дробь, пожалуйста, – направляюсь к финальному пункту назначения. Офисное кресло «Аэрон». Тканевая обивка, регулируемая спинка сиденья, подвижные алюминиевые подлокотники, фирма! (С этим креслом особая история, но расскажу об этом чуть позже.) Затем я включаю компьютер и просматриваю почту. Сегодня у меня одно новое сообщение, и сердце воспаряет. От Марджори Ньюман, главы небольшого литературного агентства.

Дорогая Сара!

Благодарим вас за резюме, но вы слишком квалифицированный работник для этой должности.

Удачи вам!

С наилучшими пожеланиями,

Марджори Ньюман.

А что, это действительно так волнует, когда кто-то считает тебя слишком квалифицированной для чего-либо? Разумеется, нет. Для меня не секрет, что я не слишком квалифицированный специалист. Я специалист в той области, которой никто не может найти применение. Тем не менее, письмо кажется мне лестным. Поэтому я сохраняю его.

В час дня, решив сделать первый перерыв, направляюсь в спортзал. (Теперь довольны?) Я хожу в спортзал не потому, что озабочена своим здоровьем. И хотя многочисленные журнальные статьи пишут о том, что физические упражнения превосходно снимают стресс, мне нет до этого дела. Я хожу в спортзал потому, что там есть телевизоры, подключенные к кабельному каналу, и никто не возражает, когда я щелкаю пультом, чтобы посмотреть на HGTV, как домовладельцы переоборудуют свои хижины. Это единственный час, когда я позволяю себе развлечься. В другое время я не разрешаю себе смотреть телевизор. (Это строгое правило. Не будь его, я запросто проводила бы весь день, смотря бесконечные повторения «Молодоженов».)

В два часа возвращаюсь домой и смотрю «Молодоженов».

После просмотра одного, и только одного эпизода (да, у меня есть правило для нарушения правил), иду в спальню и готовлю лассо. Оставшуюся часть дня я проведу верхом на своем «Аэроне», с воображаемым сомбреро на голове, щелкая мышкой, как курком, дабы убедиться, что она заряжена.

И вот как это обычно происходит: я, рядовой Гарри Купер, объезжаю равнины Интернета, повесив голову, прищурив глаза и вынюхивая неприятности.

Итак. Насчет кресла.

Если считать «Аэрон» пассажирским креслом самолета, находящегося в состоянии турбулентности, а самолет этот – моей бывшей компанией, «451 Films.com», я была крепко пристегнута к этому креслу. И только это мне удалось спасти во время катастрофы.

В «451 Films.com» мы гордо считали себя провидцами, чья волшебная палочка открывает новые, прежде неизвестные Нью-Йорку кинематографические таланты. Но за неделю до Рождества, когда нам не удалось добиться отсрочки, наша волшебная палочка сменила владельца. Как и копировальный автомат, который мы арендовали.

Радость по поводу праздника была в лучшем случае ущербной. Из кабины пилота пришло сообщение, что впереди гроза, воздушные ямы, но нас просили не беспокоиться – цель, к которой мы движемся, стоит того. Увы, к тому моменту пассажиры слишком страдали от качки, чтобы о чем-либо беспокоиться. Мы нацепили парашюты и одобрительно вскинули большие пальцы, перед тем как выпрыгнуть через аварийный люк.

Разумеется, следовало закончить работу. Но эту работу, уже тупую и бессмысленную, никто не хотел выполнять. Вдохновенные кинодеятели присылали нам кассеты со своими фильмами и письменные предложения, надеясь, что их упомянут на нашем сайте. Мы просматривали, читали, прекрасно понимая, что слово «приобретение» исчезло из лексикона нашей компании.

И вот настал момент, когда все затихло. А затем всколыхнулось волнением. Офис был взбудоражен захватывающим предчувствием, которого не испытывали уже долгие месяцы. У всех на устах трепетали слова: «временное увольнение».

Утром в понедельник я прибыла в офис около 11, значительно раньше, чем обычно. И все-таки мне пришлось ждать около часа, прежде чем мой босс Грейс – или Принцесса Грейс, как мы прозвали ее за глаза – горделиво вплыла в контору с двумя большими сумками «Генри Бендель» на плечах. Утренний визит в солярий оставил на ее щеках ярко пылающий румянец. Проходя мимо, она не поздоровалась (Грейс никогда не делала этого), а молча пролетела в свой кабинет. Я последовала за ней.

– О, отлично, Сара, ты уже здесь, – произнесла она, потирая шею. – Пожалуйста, позвони курьеру, пусть эти сумки доставят мне домой. Спина угробит меня.

Откровенное безразличие Принцессы к ограниченным финансовым возможностям компании было совершенно неудивительным. Она считала, что правила к ней не относятся.

– Вообще-то, Грейси, нам нужно поговорить.

Я уселась на свое привычное место на диване. Она уставилась на меня с выражением, которое мне не удалось точно определить. Раздражение? Возмущение? Страх? Демонстративно вздохнув, Грейс скрестила ноги и наставила на меня кончик туфли, словно вытащив кинжал из ножен. – Слушаю. Я глубоко вдохнула:

– До меня дошел слух, что всех остальных секретарей увольняют с сегодняшнего дня. Это правда?

Больше всего на свете Грейси ненавидела прямые вопросы. Избегая моего взгляда, она поигрывала воротничком своей ярко-розовой кашемировой водолазки.

– Я не собиралась говорить тебе до сегодняшнего дня…

– Говорить мне – что? Что я уволена?

Она взглянула на меня так, словно я придираюсь к ней.

– В известном смысле… да.

– Когда?

– Гм… – Она пошарила по столу в поисках шпильки. – В конце дня?

– То есть сегодня?

– Ну, вообще-то нет. – Грейс зажала шпильку в зубах.

Следующие несколько мгновений я без тени раздражения наблюдала, как она укладывает свои светлые скандинавские волосы в маленький плотный пучок на макушке. Наконец Грейс заколола его шпилькой и вновь вздохнула.

– Официально твоим последним рабочим днем была пятница.

Черт! Я, должно быть, отвлеклась и пропустила прощальную вечеринку.

– А получу ли я выходное пособие?

Она рассмеялась:

– Прости. Ты серьезно? Из каких денег?

Отличный ответ. Я почти забыла, что последние две недели нам приходилось обходиться без кофе и туалетной бумаги.

– Ну, могу ли я в таком случае забрать свое кресло?

Принцесса пожала плечами:

– Почему бы и нет? Думаю, это уже не имеет значения. – И она включила лэптоп, что означало окончание разговора.

– Я заберу еще галогенную лампу.

– Ладно.

И я вышла из кабинета.

– О, Сара, – окликнула меня Грейс, – не забудь прислать курьера.

Я обернулась, и глаза мои злобно сверкнули.

– Не важно, – пролепетала она. – Если сообщишь мне номер телефона, я сама все улажу.

Вежливо улыбнувшись, я удалилась.

Несмотря на поток бывших работников, покидавших здание в то утро, я все же втиснула кресло и галогенную лампу в полный лифт и спустилась. Однако понадобился еще один заход, чтобы добыть металлический картотечный шкаф и маленький книжный шкафчик. В третий и четвертый заходы я прихватила папки, набив их скрепками, кнопками и карандашами. Услужливый таксист затолкал все это на заднее сиденье и предложил мне сесть рядом с ним. Всю дорогу он оживленно разглагольствовал о жутком состоянии экономики, о том, как бесчеловечно Америка обходится со своими гражданами.

Потом таксист помог дотащить наворованное до входа в квартиру. Я предложила ему щедрые чаевые, но он не взял ни дайма. Согласился лишь на огромную офисную папку.

Сейчас моя спальня напоминает улучшенную версию офисного отсека. И если бы вы увидели меня среди всей этой офисной роскоши, то, возможно, решили бы, что меня премировали. Но, оглядываясь назад, понимаю, что я даже не приблизилась к получению того, что заслужила. Две недели спустя после моего увольнения, когда двери «451 Films.com» закрылись до лучших времен, «Plasma TV» сообщила о своем роспуске, и двадцать шесть лэптопов остались неучтенными. Думаю, я запросто могла бы вынести и компьютер.

Но у меня по крайней мере есть «Аэрон». И я действительно люблю это долбаное кресло.

В 8 часов я решаю, что наступило действительно подходящее время посмотреть телевизор. В 8.30 прихожу к выводу, что можно выпить.

Захватываю бутылку мерло – и бокал для приличия – из кухни, приношу все это в гостиную. Переключая каналы, с восторгом обнаруживаю, что через двадцать минут по AMC начнется «Тутси». Наливаю себе еще один бокал и устраиваюсь поудобнее. Несомненно, предстоит изумительно приятный вечер.

И все рушится, как только слышу звяканье дверной цепочки.

Сука! Больше всего ненавижу свою соседку именно в те моменты, когда она возвращается домой.

Бряцанье в дверях продолжается невыносимо долго, пока наконец не достигает пронзительного крещендо. Дверь распахивается, и появляется расплывчатое пятно: светлые кудряшки и длинные ноги.

Аманда выпрямляется и изящным взмахом длинной руки отбрасывает назад кудряшки, поправляет белоснежную блузку и скромно одергивает подол юбки. Небрежно сунув ключи в сумочку, она предстает передо мной как образец уравновешенного совершенства. Но ее щеки, от природы бледные, словно фарфоровые, окрашены легким румянцем. Она явно выпила.

Аманда ослепительно улыбается.

– Ты сегодня нашла работу?

– Нет. А ты сегодня нашла парня? Улыбка гаснет. Демонстративно не замечая меня, она проходит в кухню.

Слышу, как Аманда гремит там чем-то. Скрипит дверца холодильника, хлопает дверца шкафа, звенит металлическая посуда. Я раздраженно прибавляю звук телевизора.

– Эй! – Аманда просовывает белокурую головку в гостиную. – Не знаешь, что случилось с вином? Я помню, что со вчерашнего дня оставалось как минимум полбутылки.

Поздно изображать невинность. Бокал с вином в дюйме от моих губ. Пустая бутылка – на кофейном столике, не далее чем в футе от меня.

Аманда хмурится, скрестив руки на груди. Слышу, как на заднем плане Дастин Хофман отчаянно умоляет дать ему роль: «Хотите, чтобы я стал повыше? Я могу стать выше!» Я бы захихикала, если бы меня не жег суровый, ядовитый взгляд Аманды.

Она кивнула в сторону экрана:

– Что это ты смотришь?

– «Тутси».

– Н-да, думаю, этот номер не пройдет.

Аманда хватает пульт и выключает телевизор. И перспектива тихого вечера гаснет вместе с экраном.

– Думаю, нам следует пройтись.

– Нет.

– Почему? Тебе вроде не надо завтра вставать с утра пораньше.

– Но тебе надо, – с надеждой напоминаю я.

Она закатывает глаза.

– Ничего, справлюсь.

Я прекрасно понимаю, что обречена на поражение в этом поединке.

– Куда ты хочешь сходить?

– У одного моего приятеля вечеринка в Трайбеке.

– В Трайбеке? – морщусь я. – Нужно переодеваться?

– Конечно, нужно! Ты же в халате!

– Можно надеть джинсы?

– Замечательно! – Аманда гневно всплескивает изящными наманикюренными ручками. – Надень джинсы!

Бар в Трайбеке не такой противный, как я опасалась. В прошлый раз, вытащив меня в этот район, Аманда нашла местечко, обозначенное в рекламных буклетах как «Лучшая тусовка одиночек». Оно не имело ни названия, ни вывески, только серебряный значок над входом. Что еще хуже, внутри все было словно вытесано изо льда. Холодное, блестящее и отвратительно прозрачное. Весь вечер я провела в напряжении, стараясь не задеть острых краев предметов, постоянно опасаясь разбить бокал с мартини, задевая шваброобразных девиц-моделей на шестидюймовых каблуках и мужчин в скользких шелковых шортах. Неудивительно, что, пробираясь в заднюю комнату, я наткнулась на ничего не подозревающую женщину. Я начала истово извиняться, но тут смекнула, что бедняжка, в которую врезалась, лишь мое отражение в зеркале. Задняя комната оказалась миражом.

Однако бар, где мы сегодня обосновались, стал приятным сюрпризом. Смутное воспоминание о тех временах, когда бары были барами – местом отдыха уставших разбойников, гаванью для мучимых жаждой моряков, – а не шикарными уголками в вестибюлях отелей для любителей коктейля «Беллини» и кокетливых официанток.

Аманда, как всегда, застряла у входа. Даже в убогих дверях, типа «дырка-в-стене», она считает необходимым обставить свое появление, как невеста на выданье, дебютантка, представляющая себя высшему обществу. Однако ее скромная девичья улыбка пропала втуне. Клиенты именно этого заведения выглядели взбитыми, как их коктейли, а лица были такими кислыми, будто им пришлось обсасывать слишком много оливок.

Более того, едва мы вошли, как стены дрогнули от звона бокалов и соответствующего вопля «Блин!» Все головы обернулись, но не в сторону Аманды, а к бару, где компания брокеров – или банкиров-инвесторов? – без пиджаков, в одних рубашках, испускала дикие приветственные крики. Они стучали пивными кружками по деревянной стойке и скандировали: «Джо! Джо! Джо!»

Мужчина в самом центре втянул в себя пиво и теперь добродушно улыбался, поправляя прическу.

– Ну, теперь, когда я привлек к себе всеобщее внимание… – Он повернулся к приятелям, утихомиривая их.

Пожилой бармен с седеньким хвостиком протянул ему очередную кружку.

– Ваше здоровье! – Джо поднял кружку, приветствуя весь зал. – Друзья, любимые… – Он указал кружкой на толстяка за хлипким столиком напротив. – …и Чарли.

Несколько его коллег захихикали. Чарли приподнял свой бокал. Джо продолжал:

– Воспользуюсь моментом, чтобы поблагодарить вас за терпение, воспоминания и даже за слезы. И хотя я хотел бы сказать, что выпивка за счет заведения – это не так. Но пусть это не останавливает вас. Зато, чтобы мы сами платили за свою выпивку, и пусть в будущем ее становится все больше! – Он переждал одобрительные возгласы. – И пошли в задницу «Симен партнерс»!

Собравшиеся подняли бокалы и ответили ликующим «ура!» Еще одну кружку опустошили и разбили, что спровоцировало более хриплые вопли. Мне пришла в голову одна мысль, и я, пораженная, обернулась к Аманде:

– Пожалуйста, не говори, что ты привела меня на вечеринку по поводу увольнения.

– Ой, да брось. – Она ухмыльнулась и обняла меня за талию. – Разве не круто?

Слишком ошеломленная, я не сопротивлялась, когда она потащила меня к столику Чарли, прямо в центр всей этой сумятицы, и подтянула ко мне стул.

– Эй, все! Люди! – заорала Аманда.

Головы повернулись к ней. Она обладает удивительной мистической властью, доступной всем ослепительно прекрасным блондинкам. Требуя внимания, Аманда немедленно получает его.

– Эй, это моя соседка Сара. Сара, знакомься, это все.

В отличие от Аманды я не умею привлекать внимание. Собравшиеся приветствуют меня коллективным кивком и невнятным бормотанием. Но как только они намеревались вернуться к своим напиткам, Аманда заявила:

– Сара без работы уже шесть месяцев!

И тут я становлюсь душой вечеринки.

Сейчас я понимаю, что все было подстроено. Продемонстрировав меня, словно призового терьера, Аманда представила меня Монике. Моника – ее приятельница со времен университета. Поскольку прежде я никогда не слышала о Монике, пожалуй, не ошибусь, предположив, что ее отношения с Амандой сводятся к нескольким электронным сообщениям, случайным обменам посланиями на автоответчике и постоянно отменяющимся планам перекусить где-нибудь вместе. Возможно, Аманда испытала легкое чувство вины, когда сегодня днем Моника позвонила ей и сообщила, что потеряла работу. И как существо человеколюбивое предложила меня в качестве утешения.

Когда Аманда удалилась развлекать группу мужчин, наперебой умоляющих обратить на них внимание, мы с Моникой застряли у бара. Я уже почти прикончила свое пиво. Моника угрюмо уставилась на свою полную бутылку, будто там внутри можно разглядеть ее погибшую карьеру.

– Думаю, надо пойти к психотерапевту, – поделилась она со своим пивом. – Мама считает, что это хорошая мысль. И мой приятель знает, у кого гибкая система оплаты. Но не уверена… – Она посмотрела на меня огромными сонными карими глазищами. – Как ты относишься к психотерапии?

А как я отношусь к психотерапии? Думаю, это альтернатива Восточного побережья сайентологической церкви. Но, похоже, Моника не в том настроении, чтобы выслушивать мои циничные, хотя и проницательные наблюдения.

– Пф-ф. – Я неопределенно повела рукой. – Я так далека от этого. Вообще-то я собираюсь встретиться с философом.

Сонные глаза Моники дважды мигнули.

– С философом?

– Гм, да… Видишь ли, только философ может ответить на мои вопросы.

– О нет, ты не понимаешь! – Моника внезапно пришла в необъяснимое возбуждение. – Как полагают, психотерапия учит понять, что все ответы находятся внутри нас самих.

Видите? Это именно то дерьмо, которое мне на фиг не нужно.

Одним махом расправившись с остатками пива, я решаю: черт с ним, выложу все разом – скажу Монике, что ее мать абсолютно права. Ей следует посетить психотерапевта. В ином случае очень скоро все друзья Моники действительно заболеют от ее долбаного нытья. А когда ее жалобы на отсутствие работы иссякнут, она обнаружит, что совершенно не способна поддерживать любые другие разговоры. Моника не видела нового симпатичного рассыльного «Фидекс». Она не заигрывает с милашками практикантами. В отчаянии она начнет высмеивать последние глупости актрисы Келли Райпа. Когда в ответ ее встретит полное равнодушие, вот тогда-то Моника все поймет. Ни у кого нет времени смотреть телевизор по утрам. Никто не знает, кто такая Келли Райпа.