Текст книги "Печать султана"
Автор книги: Дженни Уайт
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Глава тринадцатая
КУЛОН НА СВОЕМ МЕСТЕ
Камиль и Сибил сидят в приемной напротив друг друга. Ему не терпится начать разговор, он даже отказался от чая. Судья старается не смотреть на дочь посла и думает исключительно о цели своего визита. К счастью, Сибил одета в скромное голубое платье.
– Сибил-ханум, вы говорили, что находились здесь в то время, когда произошло убийство Ханны Симмонс.
– Мне казалось, вы расследуете причину гибели Мэри. Разве между двумя преступлениями существует какая-то связь?
– Не знаю. Может, и нет никакой связи, только я хочу знать наверняка. Вчера я беседовал с начальником полиции, который вел дело Ханны. Не могли бы вы также припомнить что-нибудь по этому поводу?
Сибил размышляет, потом говорит, медленно произнося слова и словно извиняясь:
– Возможно, я зря ругала полицию. Мама тоже не сумела ничего выяснить. В последний раз Ханну видели в детской комнате гарема. Она читала детям.
– Вы ее знали?
– Она, наверное, приходила в посольство, но я с ней не встречалась.
– Кто нанял Ханну?
– Мать говорила, что ее нанимала Асма-султан, однако в гареме есть и другие женщины.
– Вы знаете кого-нибудь из них?
– Нет, но могу навести справки. Я пошлю записку Асме-султан и попрошу назначить мне встречу.
– Пока нет никакой необходимости, – спешит отговорить девушку Камиль. – Вам не следует встречаться с ней. Это опасно. Я еще не знаю, кто имеет отношение к преступлению.
– Но вам не позволят разговаривать с женщинами, так почему же мне не попытаться добыть полезные сведения? Я пойду туда на чай, а не на плаху, – шутит она.
На лице Камиля нет и тени улыбки.
Несколько минут они сидят молча, погрузившись в раздумья. Каждый думает о своем.
– Бедная Ханна, – наконец говорит Сибил. – Мама написала письмо ее родителям в Борнмут, очень деликатно рассказав о судьбе их дочери. Ответа не последовало. Мы похоронили бедняжку на английском кладбище в местечке под названием Гайдар-Паша.
– Грустная история, – говорит Камиль, испытывая чувство неловкости. – Значит, вам ничего не известно о семье Ханны-ханум?
– Нам не удалось добыть никаких сведений. О женщине остались лишь крохи воспоминаний ее знакомых. В целом жизнь Ханны – сплошная загадка. – Сибил отворачивается.
Камилю хочется взять ее за руку и утешить.
– Должно быть, у покойной где-то есть родственники, которые помнят ее, – заверяет он Сибил. – И она прожила яркую жизнь в Стамбуле. В конце концов, редко кому из иностранок удается устроиться на работу во дворец султана. Уверен, в жизни женщины было немало счастливых моментов.
– Вы правы. Интересно, что случилось с ее вещами? Помню, их послали сюда, в посольство. Папа, наверное, ничего о них не знает. Такого рода дела его не занимают. Очевидно, мама принимала их. Возле кухни есть небольшая кладовка, где она хранила всякие редкости. Почему бы нам не заглянуть туда? – Сибил выпрямляется в кресле и улыбается Камилю. Ей нравится, что они занимаются одним делом.
Кухарка стоит у двери и с разинутым ртом смотрит, как Камиль и Сибил снимают с полок банки с консервированными персиками и вареньем, хранящиеся в кладовке. Продукты загораживают аккуратно расставленные предметы: мраморные каминные часы с золотым орлом, три помятые медные чаши; ящик с серебряными ложками; на нижней полке стоит чемодан, обвязанный веревкой. К ручке прикреплена бирка, на которой каллиграфическим почерком написано: «Ханна Симмонс, год смерти 1878. Личные вещи».
Камиль несет чемодан к кухонному столу. Сибил делает знак служанке, и та покидает помещение.
– Давайте осмотрим содержимое.
Сибил двигает чемодан к себе и начинает развязывать веревку. Камиль достает из кармана куртки короткий нож с костяной ручкой. Разрезает веревку, открывает чемодан, осторожно вынимает содержимое и кладет его на стол: два простых платья, пара туфель со шнурками, посеребренный футляр, пара расшитых турецких тапочек и какие-то документы.
– Вот и все, что осталось от человека, – печально размышляет вслух Сибил. – Почти ничего.
Камиль пробегает пальцами по краю внутренней обивки чемодана. Находит отверстие и тянет за него. В полости за замком находится маленькая бархатная шкатулка. Камиль вынимает ее и кладет на стол. Внезапно он встает и направляется к большому глиняному кувшину, стоящему в углу комнаты. Снимает крышку и опускает вниз медную чашку, прикрепленную к цепи. Напившись, возвращается к столу.
Камиль ногтем нажимает на замок и открывает шкатулку. Внутренняя поверхность обита синим шелком, в центре круглая выемка. Камиль опускает руку в карман и вынимает кулон, найденный на шее Мэри Диксон. Осторожно вставляет его в выемку. Как и предполагал судья, кулон подходит просто идеально.
Глава четырнадцатая
КРОВЬ
У входа в ялы великого визиря ждет евнух. Он одет в безупречный белый халат, резко контрастирующий с иссиня-черной кожей. У евнуха гладкое, как баклажан, лицо, а конечности длинные и не соответствуют небольшому росту этого человека. В широком кушаке, опоясывающем большой живот, щегольски торчит метелка, словно пуховое перо в тюрбане. При виде выходящей из кареты Сибил он низко кланяется и в знак почтения прикладывает руку сначала ко рту, потом ко лбу. Тем не менее в его манерах чувствуется некая высокомерность. Он смотрит куда-то поверх голов. И совсем не хочет замечать британского полкового лейтенанта в алом мундире, отдающего честь дочери посла и уводящего военный эскорт в караульное помещение. Евнух хранит молчание.
Сибил следует за ним по богато обставленным комнатам, устланным огромными роскошными коврами. Высоко на стенах, почти под самым потолком, висят заключенные в рамы картины и изречения из Корана. Она видит свое отражение в зеркалах – белый призрак, скользящий за черным человеком по залам имперского дворца.
У двери, украшенной искусной резьбой, евнух дает ей желтые тапочки, вышитые яркими цветами. Однако женщины, ждущие за дверью, одеты вполне по-европейски. Восток сказывается только в излишествах золотых и серебряных украшений и вышивке на одежде. Женщины сверху донизу увешаны драгоценностями и сверкают, как яйца Фаберже. Затянутые в корсеты дамы сидят неподвижно, словно изваяния в покрытых чехлами креслах. Некоторые прикололи к волосам бриллиантовыми брошками модные платки.
«О Боже, – уныло думает Сибил, – неужели мир перенял у нас все эти излишества?»
Асма-султан встает и идет навстречу Сибил с распростертыми руками. У нее круглое приятное лицо, нос пуговкой и маленькие глазки. Ничем не примечательный облик. В толпе на нее никто не обратил бы никакого внимания. Бледная кожа обвисает на щеках и подбородке. Но взгляд, устремленный поверх гостьи, не утратил остроты.
– Моя семья считает для себя честью ваше присутствие на торжестве по случаю обрезания моего внука.
– Я счастлива быть здесь, ваше высочество. – Сибил не помнит, надо ли ей поклониться или сделать реверанс. Делает то и другое и спотыкается.
В большом окне видна голубая гладь Босфора. Застекленная створчатая дверь открыта. С террасы доносится благоуханный аромат жасмина. Комната залита солнечным светом.
– Разрешите представить вам Сибил-ханум, дочь нашего знаменитого английского посла, – заговорила хозяйка по-французски с едва заметным акцентом.
Женщины улыбаются и приветствуют ее звонкими голосами. Сибил отвечает по-турецки, что вызывает всеобщее одобрение. Она идет по комнате, останавливаясь возле каждой дамы. Дочь посла ждет, пока хозяйка представит гостью и, выражаясь довольно вычурно и замысловато, расскажет о положениях, которые занимают в обществе мужья и отцы этих особ. Дамы представляются в соответствии с их местом на иерархической лестнице.
– Мы очень рады вашему визиту.
– Я счастлива находиться здесь.
– Как поживаете?
– Отлично, спасибо. А вы?
– У меня все хорошо, хвала Аллаху.
– Как поживают ваши отец и мать?
– У них все хорошо. Здоров ли ваш отец?
Разумеется, хозяйка сообщила дамам все известные ей сведения о Сибил до ее прихода. Поэтому они не спрашивают у нее о покойной матери или о ребенке, ибо Сибил, находясь в весьма зрелом по турецким понятиям возрасте двадцати трех лет, еще не вышла замуж. Они одобряют то, что после смерти матери Сибил посвятила себе заботе об отце. Хорошая, послушная, преданная дочь.
Стулья ставятся у стены – дамы сидят будто на длинном диване. Теперь Сибил может разговаривать только со своей ближайшей соседкой. Она не в состоянии следить за общей беседой. Одна из женщин переходит на французский, однако Сибил не очень хорошо владеет этим языком. Лучше бы всем говорить по-турецки.
Семилетний мальчик, которому вскоре предстоит стать мужчиной, одет в желто-голубой халат. Он с важным видом, словно павлин, прохаживается перед женщинами. За ним семенит гувернантка. Позднее дамы проходят через застекленные двери в тенистое патио, где растут розы и жасмин. Здесь их ждут легкие закуски. Сибил идет рядом с Асмой-султан. У той на голове шелковый тюрбан, расшитый жемчугом. Он крепится украшением из бриллиантов и рубинов, похожим на букет цветов. Один из концов тюрбана развязался и упал ей на лицо.
– Скажите, – обращается она к Сибил, когда они прогуливаются по саду, – как живут женщины в Европе?
Не имея достаточного жизненного опыта, девушка рассказывает даме о борьбе своей сестры Мейтлин за право стать врачом.
Асма-султан перебивает ее:
– А как насчет Парижа?
– Я никогда не была в Париже, ваше высочество, – неохотно признается Сибил, уязвленная отсутствием интереса хозяйки виллы к судьбе ее сестры. – Но Лондон – замечательный город. – И она начинает фантазировать на тему столичной жизни. Дочь посла совсем недолго жила там, однако неплохо знает город по книгам Диккенса и Троллопа. Она описывает лондонское метро, подземку, строительство которой, по слухам, вот-вот должно быть закончено.
Вскоре Асма-султан вновь прерывает ее.
– Мой племянник уехал в Париж много лет назад, – говорит она и вдруг замолкает.
Теперь Сибил понимает, что предыдущие вопросы Асмы-султан являлись как бы прелюдией к важной теме. У нее также создается впечатление, будто жена великого визиря сама удивлена и обеспокоена своим внезапным признанием, однако уже не может молчать.
Девушка осторожно спрашивает:
– Ему понравилось в Париже?
– Он там умер.
Вот и ключ к загадке, думает Сибил.
– Мир вашему дому, – говорит она.
Они гуляют в стороне от общей группы.
– Зийя – хороший человек. Я хотела, чтобы он женился на моей дочери, Перихан, однако внучка султана не могла быть отдана в жены родственнику. Ее рука ценилась слишком дорого. Муж считал, что полезнее будет заручиться лояльностью министра двора. Он умный человек, корабль, парус которого надувается при малейшем ветерке. Он процветал во время правления моего отца, а потом участвовал в заговоре против него. Теперь верой и правдой служит нынешнему султану.
Сибил пытается скрыть свое удивление.
– Но ведь таковы правила, не так ли? Когда в правительстве происходят изменения, люди служат тем, кто правит страной в данный момент.
– Вы не понимаете, Сибил-ханум. Мы все рабы Аллаха. Но мы также принадлежим падишаху. Наши судьбы в его руках. Дворец не имеет ничего общего с правительством, это орган, который контролирует империю и всех ее жителей. Мой племянник не скрылся от всевидящего ока монарха даже в Париже. А я всего лишь ноготок мизинца. Хотя мой отец был султаном.
Сибил слышала, что во дворце преданность считается высшей добродетелью. Но в наибольшей опасности находятся приближенные правителя, ибо он постоянно оценивает их критическим взглядом. Интересно, касается ли это родственников бывшего султана? Скорее всего даже в большей степени, так как они могут претендовать на трон, который наследует старший мужчина в семье.
– Я стала свидетельницей свержения отца. Заговор возглавили самые преданные ему министры. – Асма-султан понижает голос. – Преследовали отца до тех пор, пока он не покончил с собой. Самый могущественный человек в мире не встречался ни с кем, кроме своих женщин. Стражники следили за каждым его шагом. Можете вы себе такое представить?
Сибил поражена услышанным. Как же утешить бедную женщину?
– Просто ужас какой-то, ваше высочество, – говорит она.
Асма-султан продолжает печальный рассказ:
– Он обожал мою мать и меня. Отец любил нас больше всех. Мы вытирали кровь с его рук своими чадрами.
Сибил не знает, что сказать. Она прибыла в Стамбул непосредственно перед переворотом и хорошо помнит беспорядки на улицах, войска и военные корабли вблизи дворца.
– Мать не пережила несчастья, – шепчет Асма-султан.
– Моя мама рассказывала мне о ней, ваше высочество. Она встречалась с ней, – сочувственно говорит Сибил.
Асма-султан резко поворачивается к дочери посла:
– Когда?
– Наверное, в 1876 году, как раз перед… – Она не заканчивает фразу. – Мама посещала гарем дворца Долмабахче во время аудиенции моего отца с султаном Абдул-Азизом. Помню, она говорила о паре фазанов, которых хотела подарить правителю.
– Отец любил ярких животных и птиц, – с грустью вспоминает Асма-султан. – Попугаев, белых кур с черными головами. Он даже завел пятнистых коров. Прекрасная порода.
– Говорят, ваша мать была очень красива.
– Она была русской дамой из высшего общества и училась в Париже. Корабль, на котором она плыла, захватили пираты в открытом море, и ее продали во дворец. Звали мать Жаклин, но во дворце ей дали имя Серше, то есть «воробей», из-за малого роста. Султан обожал ее, а другие женщины в гареме страшно ревновали.
Сибил ждет продолжения рассказа Асмы-султан, однако та поворачивается и идет по дорожке сада. Девушка направляется следом. Ее разбирает любопытство.
Спустя какое-то время Асма-султан обращается к Сибил:
– Есть только кровная преданность, Сибил-ханум. Послушание родителям превыше всего. Вы правильно поступили, оставшись с отцом. Замужество гасит пламя любви к родителям.
Сибил озадачена.
– Но, ваше высочество, долг женщины перед отцом не исключает права на свой дом и семью.
Асма-султан устремляет на Сибил проницательный взгляд:
– Как поживает ваш отец, Сибил-ханум? Он здоров?
Девушка хочет сказать правду, однако отвечает вполне дипломатично:
– У него все хорошо, слава Аллаху.
– Вы христианка, а воздаете хвалу Аллаху?
Сибил не готова начать теологический диспут.
– Бог един, ваше высочество.
Асма-султан вздыхает:
– Не обращайте на меня внимания. Я просто беспокоюсь о здоровье членов вашей семьи. – Она наклоняется к Сибил, при этом чадра закрывает ее рот, и снова понижает голос: – Можете ли вы передать сообщение вашему отцу?
– Сообщение?
– Да. Нас очень беспокоит его здоровье, ибо он нужен империи. Мы с трудом узнаем о том, что происходит за стенами нашего дома, да и не женское это дело. Однако пусть ваш отец знает, что я полагаюсь на него как на представителя могучей страны. Вы оказывали нам услуги в прошлом и поможете снова. Наш путь нелегок, но мы преодолеем все трудности. Вы передадите ему мои слова?
Сбитая с толку Сибил отвечает:
– Ну конечно, ваше высочество. Я все передам. Спасибо вам за доверие. Мы вносим посильный вклад в дело борьбы за свободу во всем мире.
Сибил морщится, сделав такое пафосное заявление. Но только так и говорят дипломаты.
– Никакой свободы в мире нет, Сибил-ханум, – сухо говорит Асма-султан, – существует лишь долг. Мы делаем то, что приказывают наши мудрые повелители. И не делаем того, что они запрещают нам. Прошу вас, передайте послу сказанное мною.
Некоторые дамы с любопытством смотрят на них.
– Да хранит вас Аллах. – Асма-султан поворачивается и идет по дорожке.
Ее дочь, Перихан, подходит к Сибил, внимательно смотрит на нее, а потом хвалит ее произношение.
Глава пятнадцатая
ПЕРВОЕ ИЮЛЯ 1886 ГОДА
«Дорогая Мейтлин!
В моей жизни произошли волнующие события. Пожалуйста, не ругай меня, дорогая сестра, за самовольство. Ты ведь такая мудрая. Знаю, ты не одобряешь интереса к этим убийствам, так как опасаешься за мою безопасность. Да, я могу ненароком потревожить осиное гнездо. Но, дорогая сестра, твои страхи не имеют под собой никаких оснований. В конце концов, я же не гувернантка, и у меня есть защитник, какого не имели Ханна с Мэри. Я занялась этим делом лишь из желания помочь Камилю. Не представляю себе, что ты поступила бы по-другому, когда идет расследование двух схожих убийств. Ведь твоя жизнь полна приключений. Так не осуждай меня за то, что я немного поиграю в детектива. Ты прекрасно знаешь, что я крайне осторожна и всегда обдумываю поступки. Так что бояться за меня не стоит.
Я сделала несколько интересных открытий. Спешу заверить тебя, что вовсе не лезу на рожон. Просто сведения попали в мои руки, подобно тому, как спелые яблоки падают в фартук девушки, стоящей под яблоней.
Вчера я посетила жену великого визиря, Асму-султан. Она дочь султана Абдул-Азиза, который был свергнут в 1876 году и впоследствии покончил жизнь самоубийством. Министры заставили султана отречься от престола, ибо его экстравагантные выходки вели к разорению империи. Кроме того, страна нуждалась в конституции. Мама говорила, что в гареме султана содержалось не менее тысячи женщин, а во дворце в его распоряжении находились пять тысяч придворных и слуг. Чтобы разместить их, он построил два новых дворца. Мать Асмы-султан была одной из наложниц. Наша мама встречалась с ней незадолго до переворота. По ее словам, это была миниатюрная женщина с выразительным лицом. Она показалась маме красивой и романтичной.
В то время Асма-султан уже была замужем, так что избежала участи своей матери и других женщин из гарема султана, которых после его самоубийства заточили в старый разрушающийся дворец Топкапы. При новом правителе муж Асмы-султан стал великим визирем, так что сейчас она очень влиятельный человек. Не знаю, что стало с ее матерью. Как-то неудобно расспрашивать. Понятно, что она с горечью вспоминает о событиях, связанных со свержением отца. Ее муж участвовал в заговоре, и Абдул-Азиз умер у нее на глазах. Ужасно, не правда ли? Мне очень жаль эту женщину. Несмотря на всю власть и богатство, она несчастный человек.
Кажется, Асма-султан весьма обеспокоена состоянием здоровья нашего отца. Откуда она узнала о болезни? Мы делали все, чтобы это не стало достоянием широкой общественности. Асма-султан попросила меня передать отцу, что она – думаю, имелась в виду вся империя – продолжает полагаться на него. Я ничего не сказала отцу. Он расстроится, если узнает, что по городу поползли слухи о его болезни.
Я получила полезные сведения для Камиля. Асма-султан намекнула, что ее племянник, Зийя, погиб в Париже от руки наемного убийцы, посланного из султанского дворца. Трагедия произошла примерно в то же время, когда убили Ханну. Мне также стало известно, что невеста Зийи, Зухра, часто посещала гарем, где работала Ханна, и что она также куда-то пропала вскоре после случившегося несчастья. По слухам, вышла замуж в Эрзеруме. Разве могут быть случайными смерть и исчезновение двух человек, хорошо знавших друг друга? В любом случае Зухра скоро приедет сюда навестить больного отца. Камилю не удастся встретиться с ней, так что мне самой придется нанести ей визит и расспросить о Ханне.
Берни шлет тебе наилучшие пожелания. Он хочет узнать у Ричарда, помнит ли тот китайское стихотворение о кисточке и шнурке. Он сам неожиданно наткнулся на это произведение в совершенно необычном месте.
Что ж, вот на такой таинственной ноте я заканчиваю свое послание. Как обычно, шлю привет мальчикам. Пусть они не забывают меня.
Твоя любящая сестра,
Сибил».
Глава шестнадцатая
ЧИСТОТА РАЗУМА
Сентябрьским днем 1294 года по Румийскому календарю, или 1878-го по христианскому летосчислению, я провожала Хамзу, который вел свою лошадь к большой дороге. Блестящие гладкие желтые листья покрывали землю. От леса шел резкий запах сырости. Уже прошел месяц с тех пор, как я обнаружила в пруду мертвую женщину. Мадам Элиз уехала, дядюшка Исмаил отсутствовал, так что Хамза беспрепятственно приезжал к нам. Он хотел повидать маму. Она приготовила чай и подала его в гостиной.
– Мама так рада встрече с тобой, Хамза. Давно я не видела ее такой веселой. Я счастлива, когда она улыбается, – это теперь такая редкость. Если бы ты приезжал почаще.
– Твоя мать всегда хорошо ко мне относилась.
Мы подошли к воротам.
– Меня удивляет то, что твой отец взял себе вторую жену, – сказал он, не глядя на меня, – принимая во внимание его взгляды.
– Взгляды?
– Он ведь современный человек, Янан. Как и многие из нас, твой отец верит в то, что империя может выжить, если только мы научимся европейским секретам жизни. Некоторые считают, что для этого нам достаточно освоить их технику. Однако дело не только в ней. Если мы хотим, чтобы нас вновь уважали как великую державу, надо присоединиться к цивилизованному миру. А это означает изменение всего образа жизни и мышления. – Он повернулся ко мне. – Полигамия неуместна в новом мире.
– Кто станет решать, что уместно, а что нет в твоем новом мире? – спросила я с резкостью, которая удивила меня саму.
– Ученые, политики, писатели. Нас больше, чем ты представляешь, Янан. Некоторые уехали в Париж, но и здесь у нас полно сторонников. – Хамза говорил тихо и быстро. – Мы издаем журнал под названием «Харриет». Возможно, ты видела его в библиотеке дяди. Ходжа коллекционирует реформистские издания, хотя не знаю, читает ли он их. А вот тебе обязательно надо читать наш журнал, Янан. Мы собираемся выкорчевать все старое и гнилое в нашей стране и посадить в благодатную почву зерна науки и рационального мышления.
Меня крайне встревожили масштабы предлагаемых перемен. О какой науке и рациональном мышлении может идти речь?
Однако я не противоречила ему и даже обещала просмотреть журнал.
Хамза улыбнулся мне и тихонько потянул за локон, который выбивался из-под шелкового платка.
– В течение некоторого времени я не буду навещать тебя, принцесса. – Мягкие тягучие гласные и свистящие французские звуки радостным хороводом кружились вокруг меня, приглушая неприятную новость. – Я отправляюсь в путешествие.
– Надолго? Куда ты едешь? – спросила я грустно.
Он покачал головой:
– Не могу сказать даже тебе. Надо соблюдать осторожность. Султан распустил парламент. Он уступил треть империи русским. Если бы не англичане, мы потеряли бы Стамбул и большую часть страны. И вот теперь, в тот момент, когда мы, как никогда ранее, нуждаемся в Европе, султан грозится в роли калифа возглавить мусульманское движение. Нам пора действовать. Мы же турки, Янан. Наши предки скакали по азиатским степям, причем женщины ни в чем не уступали мужчинам. Турецкая империя не нуждается в религии, противостоящей цивилизации. – Он взял меня за подбородок и добавил совсем тихо: – Не все ждут перемен. Я не хочу неприятностей для тебя и твоих родственников, поэтому больше не буду приезжать сюда.
– Но ведь здесь твоя семья.
Я злилась на Хамзу и политику, которая отнимала его у меня, и не считала бесполезными те вечера, в ходе которых изучала исламские тексты вместе с дядюшкой Исмаилом. В негодовании отступила назад. Он так крепко схватил меня за руку, что мне стало больно.
– Хамза! – вскрикнула я и отпрянула. Однако он прижал меня к себе, так что наши головы почти соприкасались.
Он положил какой-то предмет в шаль, повязанную вокруг моей талии, и прошептал:
– Твои глаза сверкают как это морское стекло.
Затем отпустил мою руку и, не говоря ни слова, вскочил на лошадь и ускакал прочь. Пошарив в складках шелка, я извлекла оттуда зеленый камень, который, казалось, светился изнутри. Он находился в филигранном позолоченном футляре, висящем на изящной цепочке.
Мог ли камень быть осколком бутылки, многие годы пролежавшим в море, где его основательно промыло водой и как следует почистило песком? Тогда мне казалось, что в этом есть некий неуловимый метафорический смысл.








