Текст книги "Печать султана"

Автор книги: Дженни Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

– Пойдешь со мной, – говорит человек.

– Кто ты такой?

Взгляд Хамзы устремлен в сторону леса, но он не может убежать. Нож упирается в шею. Вот-вот вонзится. Он старается успокоить дыхание.

– Хочешь что-то сказать? – Нож слегка отодвигается. Хамза больше не чувствует лезвие, однако понимает – оно где-то рядом.

– Кто ты? Что тебе нужно? У меня есть немного денег. Возьми их, если хочешь.

Темный человек смеется, будто услышал хорошую шутку.

– Забери лошадь, – нервно добавляет Хамза. Что-то знакомое чувствуется в этом человеке. – Чего ты хочешь?

– Хочу знать, почему ты вернулся.

Незнакомец пронзительно свистит, и к ним тотчас подъезжает коляска. Три тени втискивают в нее Хамзу.

Глава тридцать восьмая
ТРУБКА НА ДВОИХ

Камиль принимает трубку, которую слуга Исмаила-ходжи только что наполнил ароматным табаком, вытягивает ноги и откидывается на подушках дивана, стоящего в кабинете ученого. Утро довольно прохладное, и он основательно продрог, пока добрался сюда. Теперь ему приятно держать в губах теплый мундштук. Ходжа курит наргиле с длинным шнурком, держа в тонких пальцах янтарный мундштук. Джемаль проверяет наличие угля наверху склянки розового цвета. Исмаил-ходжа затягивается, угольки светятся, дым пузырится в остывающей жидкости и по трубке поступает в рот ученого. Лицо под тюрбаном спокойно, только глаза покраснели от усталости и взгляд выражает тревогу.

– Вы узнали что-нибудь новое, судья Камиль? – спрашивает он тихим голосом. – Полицейские сообщили вчера ночью, что они арестовали Хамзу, и хотели, чтобы я написал заявление о его буйном поведении. – Взгляд ходжи останавливается на дверном проеме. – Разумеется, я отказался. – И зло добавляет: – Представить себе не могу, откуда им известно, что происходит в моем доме.

– Я навестил Хамзу в тюрьме по дороге сюда сегодня утром, – говорит Камиль. – Он обвиняется в убийстве двух англичанок.

– Что? Какая нелепость!

– Хамза признается в том, что злоупотребил вашим гостеприимством прошлой ночью, однако отрицает свою причастность к убийствам. Должен признаться, его арест удивил меня. Полицейские утверждают, будто у них есть доказательства того, что Хамза встречался с Ханной в павильоне вашего сада в ту ночь, когда ее убили. – Он внимательно смотрит на Исмаила-ходжу из-под своих густых бровей, из уважения стараясь не глядеть ему в глаза.

Исмаил-ходжа явно удивлен.

– Когда моя племянница была еще ребенком, Хамза приезжал в Шамейри учить ее и проводил ночь на мужской половине дома. Я запретил ему бывать здесь после того, как мой конюх увидел, что он привел в павильон женщину.

– Тогда вы не доложили полиции?

– Я никому не говорил об этом.

– Ваш слуга узнал женщину?

– Нет. Спросите его, если хотите. Это случилось за несколько месяцев до того, как бедняжку нашли мертвой. Джемаль говорил, что видел женщину издалека, и, судя по платью, она была иностранкой. Я запомнил его слова, потому что он беспокоился, не гувернантка ли это нашей племянницы. Однако, как оказалось, та спала у себя в комнате. – Ученый затягивается наргиле. – Полагаю, незнакомкой была Ханна Симмонс.

Кальян Исмаила-ходжи погас. Он делает знак слуге. Тот приносит в щипцах кусок угля и кладет его на склянку.

Когда Джемаль удаляется в дальнюю часть комнаты, Исмаил-ходжа продолжает:

– Нет никаких доказательств того, что Хамза совершил преступление. Я его хорошо знаю и не считаю, что он способен на убийство.

– Видел ли Джемаль экипаж?

– Да. И кучера тоже. Он стоял у дороги неподалеку от ворот. Джемаль пошел туда и спросил, кого он ждет. Очевидно, последовал грубый ответ. – Ходжа улыбается. – Джемаль не терпит дерзости.

Сердце Камиля бьется чаще.

– Какого цвета были волосы у кучера?

– Кажется, Джемаль не говорил мне об этом. Можно его спросить. Прошло много времени, однако драматические события взволновали и обеспокоили нас всех, так что, возможно, он помнит.

– Вы сказали, что запретили Хамзе приезжать в Шамейри незадолго до смерти Ханны.

– Да, но я должен рассказать еще кое о чем. Мы долго разговаривали с племянницей до ее отъезда в Париж. Она призналась мне, что Хамза нарушал запрет и продолжал встречаться с ней. У них был условный сигнал. Он свистел на манер соловья, а она приходила к нему в павильон. В то время Янан была еще совсем дитя, и они очень сблизились. Подолгу читали и играли в разные игры.

– Вы считаете, он продолжал использовать павильон для ночных свиданий с Ханной?

– Думаю, да. Молодой человек поступал неблагоразумно, однако это вовсе не значит, что он был убийцей. События происходили очень давно, когда в нем еще играла молодая горячая кровь. – Он улыбнулся Камилю. – Мы все прошли через это. Не думаю, чтобы он имел отношение к убийству несчастных женщин.

– Почему он приехал сюда прошлой ночью?

– Хотел увидеть мою племянницу. А также попросить меня об одной мелкой услуге, которую я, к сожалению, не мог оказать ему.

Камиль ждет продолжения, однако ходжа не вдается в детали.

В протоколе задержания написано, что Хамза угрожал Исмаилу-ходже. Камиль спрашивает:

– Ваш отказ рассердил его?

– Хамза злится на самого себя и на тех, кто его любит. Мы ненавидим тех, кто кажется нам слабым, судья-бей. Наш гнев направлен на свидетелей нашего унижения. Проявления благосклонности и щедрости – это тоже своего рода унижение. Мой деверь относился к сыну своей сестры как к собственному ребенку. Он дал ему приют, позаботился о его образовании, помог найти хорошую должность в государственном учреждении. Возможно, вам не известно, что без помощи дяди у Хамзы вообще не было бы будущего. Его отец промотал состояние и ничего не оставил сыну. К сожалению, яблоко от яблони недалеко падает.

– Насколько я знаю, его отец служил кади в Алеппо.

– Да. Богатый и влиятельный человек, любил жить на широкую ногу и имел своеобразные представления о своем долге перед империей. Отец Хамзы стал связным между группой наших подданных арабского происхождения и французами, которые надеялись отделить в свою пользу османские провинции в Сирии. Все это происходило во времена правления султана Абдул-Азиза, да будет благословенна его память. Когда их планы рухнули, отец Хамзы также потерпел крах. Его обвинили в присвоении казенных денег для финансирования мятежа, хотя, возможно, средства пошли на оплату его многочисленных долгов. Он был отстранен от должности.

– Его отправили в изгнание?

– В каком-то смысле. Ему запретили жить в столице.

– Известна ли Хамзе причина ссылки отца? – Камиль подзывает слугу, чтобы тот вновь зажег его трубку.

– В то время он учился во Франции. Вернувшись в Алеппо, он, очевидно, застал отца в пустой квартире. Кредиторы отобрали у них усадьбу и даже мебель. Отец отказывался говорить и есть, просто сидел и смотрел в стену. Хамза пытался взбодрить его, рассказывал о Париже, о своих планах сделать головокружительную карьеру. Он обещал взять на себя семейные расходы, но отец ни разу даже не взглянул на него.

Исмаил-ходжа умолкает, чтобы вновь затянуться наргиле. Выпускает изо рта тонкую струйку дыма.

– Мой деверь узнал о случившемся из письма сестры, – продолжает ученый. – Прочитав письмо, я стал относиться к Хамзе с большей симпатией. Уверен, кстати, что он не хотел причинить вред Янан. Напротив. – Он качает головой. – Я пытался объяснить все своей племяннице, однако, кажется, не убедил ее. В последнее время она испытала много разочарований.

– Я рад, что с ней не случилось беды.

– Я был склонен осуждать Хамзу, узнав, что именно он отвез ее в Галату. Она лишь совсем недавно призналась мне. Хамза обещал ей рассказать родственникам о ее местонахождении. Однако не сделал этого. Прошлой ночью он сообщил мне, что его кучер убит. – Ходжа поднимает взгляд на Камиля: – Это тот самый человек, которого видел Джемаль?

– Да. Скорее всего он. Его звали Шимшек Девора. Янан-ханум держали в доме его матери. Предположительно Шимшек погиб в результате несчастного случая.

– Да упокоит его Аллах.

Некоторое время они молчат, мысли витают в облаках табачного дыма. За окном ссорятся птицы.

Наконец Исмаил-ходжа продолжает:

– Я пришел к убеждению, что Хамза говорил правду. Мой деверь, отец Янан, считает вполне возможным то, что Амин-эфенди планировал похищение моей племянницы из его дома при поддержке… ладно, это не наше дело. Амин-эфенди хотел отомстить всей семье, а если бы ему удалось жениться на Янан, то он был бы обеспечен на всю жизнь. Как видите, Хамза по-своему хотел защитить мою племянницу. Что же касается несчастных англичанок, сердце подсказывает мне, что не он убил их. Принимая во внимание то, что случилось с его сестрой, он должен хорошо относиться к женщинам.

– А что случилось с его сестрой?

– Бедная девушка. Дочь предателя не могла выйти замуж. Принять в семью такого человека означает навлечь на себя гнев властей. Она была очень привлекательна, и многие хорошие семейства интересовались ею, когда ее отец еще был кади. Сердце девушки принадлежало одному достойному юноше, а всем остальным она отказывала. Отец любил дочь до безумия и не заставлял выходить замуж, хотя и не одобрял ее выбор. Молодой человек происходил из купеческой семьи, пусть и достаточно богатой. После несчастья даже эта семья не захотела взять девушку в свой дом. И тогда она бросилась в наполненный водой ров крепости Алеппо.

Исмаил-ходжа делает еще одну глубокую затяжку из мундштука и, прежде чем продолжить, ждет, пока рассеется дым. Его плечи поникли, он явно устал.

– Не могу сказать вам, дорогой судья-эфенди, какое отношение все это имеет к смертям двух англичанок. Верно то, что после самоубийства сестры Хамза как-то зачерствел душой. Однако до убийцы ему далеко. Чтобы начать убивать, нужно долго копить в душе ненависть, зависть, честолюбие и жадность. А он ненавидел лишь самого себя.

Глава тридцать девятая
ВОРОТА ЛОЖЕЧНИКОВ

Камиль ждет, сидя на стуле под огромным платаном на площади Бейязит, который поэт когда-то назвал «деревом праздности». За его спиной – стена университета и купола мечети. Двор и сад просматриваются через каменный портал. По площади проезжают повозки и экипажи, продавцы шербета и рогаликов с кунжутом расхваливают свой товар, носильщики продираются сквозь толпу, стучат копыта лошадей, бегают и толкаются ребятишки.

Среди моря тюрбанов и фесок Камиль замечает рыжие волосы Берни.

– Привет. Давно ждешь меня?

– Не очень. Рад тебя видеть. Садись, пожалуйста. Хочешь перекусить?

– Извини. Мне придется отказать тебе. Мой организм не принимает местный чай, да и кофе тоже. Ваши напитки густые, как смола. Не понимаю, как вы можете пить их в таких больших количествах. Только не обижайся, пожалуйста.

– Никаких обид. Согласен, напитки у нас довольно крепкие.

– Может быть, прогуляемся? Я не очень хорошо знаю этот район.

– Ты видел книжный рынок? Там поблизости есть неплохое заведение, где мы можем позавтракать.

Камиль ведет товарища через толпу к воротам возле мечети.

– Это место называется Ворота ложечников. – На вопрос Берни, почему оно так называется, у него нет ответа.

Они входят в тихий, залитый солнечным светом дворик. Каждая крошечная лавка доверху забита книгами и рукописями. Мимо пробегают приказчики с пакетами, которые нужно доставить заказчикам на дом. В центре растет платан. Под ним возле небольшого фонтана стоит скамья. Берни опускается на нее и обнимает руками спинку, примыкающую к стене старой постройки, увитой виноградом.

– Кайф, – бормочет он.

Камиль берет в руки кружку, прикованную к фонтану цепью.

– Попробуй настоящую родниковую воду.

Берни показывает на старинный каменный портал в дальнем конце дворика:

– Как называются эти ворота?

– Что? О, Ворота граверов.

– Ну конечно.

С кружкой в руке Камиль хмуро смотрит на портал.

– Ты выглядишь так, будто у тебя под жилеткой завелись термиты, старина Камиль.

Судья не может сдержать смеха.

– Какой ужас!

– Нет, правда. С тобой что-то происходит. Ты мне не нравишься сегодня. Может, поговорим?

– Произошло много событий, Берни, и я не могу толком в них разобраться.

– Например? – Берни убирает руку, чтобы Камиль присел рядом с ним на скамью.

– Арестован один человек.

– По обвинению в убийстве Мэри? Отлично. Кто же этот негодяй?

– Он также подозревается в убийстве Ханны.

– Ты шутишь? – Берни выпрямляется и поворачивается лицом к судье.

– Вовсе нет. – Он видит, как кровь прилила к лицу приятеля. – С тобой все в порядке?

– Да, конечно. Умираю от любопытства. Кто арестован?

– Журналист Хамза. Мой помощник, Мишель Севи, случайно оказался поблизости, когда Хамза ворвался в дом Исмаила-ходжи и угрожал ему. По всей видимости, Хамза признал свою вину.

– Мишель Севи, – медленно произносит Берни. – В чем же признался Хамза?

– Еще сегодня утром он все отрицал. Но на обратном пути из Шамейри я зашел в управление, и мне сказали, что арестованный признает себя виновным в убийстве Ханны и Мэри. Непонятно. Хочу вновь встретиться с ним после полудня и услышать признание из его собственных уст. В этом есть некая логика, – размышляет он. – В конце каждой цепи расследования присутствует Шамейри. Полагаю, все нити также ведут к Хамзе.

– Какая же связь?

– Иных доказательств, кроме признания, у нас нет. Вот в чем вся проблема. Есть некоторые совпадения. Хамза – дальний родственник Исмаила-ходжи. Несколько лет назад он, по-видимому, пользовался павильоном в саду ходжи для ночных встреч с некой иностранкой. Это происходило в то время, когда в пруду поблизости от усадьбы нашли тело Ханны Симмонс.

– Ты полагаешь, он встречался с Ханной?

– Кучер каждую неделю отвозил ее куда-то.

– Ты просто отличный детектив.

– Спасибо. Сибил-ханум предоставила мне очень ценную информацию.

– Подожди-ка. Сибил? Какое отношение она имеет к этому делу?

– Она решила сама заняться расследованием. Моя вина. Кажется, вначале я способствовал этому. Сибил стремилась помочь мне, и я думал, что ей удастся почерпнуть какие-то сведения в разговорах с женщинами. Сам-то я не вправе с ними разговаривать. Никакого вреда в этом я не видел.

– Иисус, Мария и Иосиф! Сибил. Я думал, она просто помешана на визитах.

– Судя по описаниям, кучером был молодой еврей по имени Шимшек Девора. У него необычные волосы – густые и вьющиеся, как у арабов, но более светлые. Возница по профессии.

– Ты говорил с ним?

– Нет. Он погиб. Упал под экипаж. На первый взгляд несчастный случай, но Хамза так не думает. Есть и еще одно звено, связывающее Хамзу с Шамейри, только я просто не знаю, что думать. Несколько месяцев назад Хамза похитил племянницу Исмаила-ходжи и держал ее в квартире матери Шимшека. Он утверждал, будто хочет защитить ее от… да не важно. Думаю, он не хотел причинить ей вред.

Берни скептически поднимает бровь:

– Похитил девушку ради ее же пользы?

Камиль снисходительно улыбается:

– Поведение восточных людей часто непостижимо. Так или иначе, но мы с Мишелем нашли ее. Помогла мать моего коллеги, которая живет в том же районе. Однако Хамзе удалось бежать. Я и не знал до сегодняшнего утра, кто являлся похитителем.

– Его мать? – бормочет Берни.

– Прошу прощения?

– Нет, ничего. Продолжай.

– Шимшек занимался вместе с Хамзой странными делами, однако мы пока не знаем, какими именно. Он погиб, когда девушка еще находилась в плену.

Берни встает, подходит к фонтану и смотрит на воду, текущую из железной трубы. Потом поворачивается к Камилю и замирает перед ним, сложив руки на груди, словно защищаясь от кого-то. Он кажется уязвимым, как мальчик.

– Где жил этот Шимшек?

– В еврейском квартале Галата. А что?

– Просто интересуюсь.

Камиль внимательно смотрит на Берни:

– Ты знал его?

Берни не сразу отвечает на вопрос.

– Где-то слышал это имя. Вот только не припомню, где именно. Обязательно сообщу тебе, если вспомню. Итак, Шимшек доставлял Ханну к павильону в саду Исмаила-ходжи для встреч с Хамзой.

– Павильон находится неподалеку от пруда. Журналист мог задушить гувернантку, бросить ее в воду и уехать.

– Но Хамза еще не рассказывал никаких подробностей об убийствах?

– Насколько я знаю, пока нет. Сразу после гибели Ханны он уехал в Париж на несколько лет. Теперь-то мы знаем почему.

– Не слышу в твоем голосе особенной уверенности.

Камиль вздыхает:

– Не знаю. Для отъезда у него имелись и политические причины. За ним следили агенты тайной полиции. Ходили слухи, что он радикал, пишущий подстрекательские статьи в реформистский журнал.

– Но зачем ему понадобилось убивать Ханну?

– Это меня и беспокоит. У него нет никаких мотивов. – Судья закидывает ногу за ногу и берет сигарету. Смотрит на нее, не зажигая. – Возможно, Ханна была беременна, хотя в полицейском протоколе ничего не указано.

– По моему, звучит как-то натянуто. – Берни отрицательно качает головой в ответ на предложение друга закурить.

Камиль кладет сигарету в серебряный портсигар и вынимает четки.

– Подобные вещи порой случаются. А он человек горячий.

– В таком случае скорее Ханна должна была убить его.

Они оба усмехаются.

– Допустим, она разозлилась на него и начала скандалить. В конце концов, женщина служила во дворце. Хамза считался радикалом, и она могла сдать его властям.

– Думаешь, Ханна способна пойти на такое?

Берни делает вид, что устал от дискуссии.

– Не знаю. Если гувернантка была беременна, какой смысл ей доносить на отца ребенка? А как насчет Мэри? Почему он убил ее?

– Понятия не имею. Однако полицейские утверждают, что он во всем чистосердечно признался. Не исключено, что она тоже была его любовницей. Почему люди вообще убивают? Из мести? Возможно, обе женщины оскорбили его.

Берни садится на скамью рядом с Камилем.

– Пожалуй, все-таки возьму у тебя одну, – говорит он и показывает на карман куртки судьи, где лежат сигареты.

Камиль достает портсигар, открывает его и протягивает другу. Несколько минут проходит в полной тишине. Берни безмятежно курит, а судья погружается в свои мысли, перебирая четки.

– Я все-таки никак не разберусь с кулоном, – прерывает молчание Камиль. – И с надписью на китайском. – Он окидывает взглядом Берни. – Кулон принадлежал и Ханне, и Мэри. Предположим, Хамза подарил его сначала одной женщине, потом другой. Возможно, его сняли с тела Ханны.

– Ужасная мысль.

– Однако вещь-то довольно старая. Как она попала к нему? Уверен, что кулон изготовлен во дворце.

Берни молчит и невидящим взглядом смотрит на фонтан.

– Как ты считаешь?

– Так оно и есть. Ведь там тугра с сигнатурой султана. Если только это не подделка.

– Не думаю. Я показал украшение главе ремесленников, и он сказал, что это работа одного серебряных дел мастера из дворца Долмабахче.

Берни удивленно смотрит на товарища:

– Он сказал, для кого изготовлен кулон?

– Нет. Мастера нашли мертвым на следующий день после моего посещения дворца. Говорят, у него остановилось сердце.

Камиль встает и идет к фонтану. Смотрит на него с таким видом, будто забыл, для чего он предназначается.

– Родственники утверждают, что он не страдал от сердечных болей. – Резко поворачивается к Берни. – Все-таки мне кажется, что он умер не от разрыва сердца.

Берни подается вперед, упирается локтями в колени и подпирает голову руками.

– Камиль, дружище, – бормочет он, – опасайся удара в спину.

– Но почему?

– Тебе не кажется, что в этой истории слишком много совпадений? Старик умирает именно в тот момент, когда ты хочешь встретиться с ним.

– Да, подозрительно. Но я не верю в совпадения. Кто-то во дворце не хочет, чтобы я знал, для кого предназначался кулон, – задумчиво говорит он. – Только могущественный человек мог организовать такие убийства. И он знал, чем рискует. Великий визирь? Министр? Может быть, сам султан?

– Они убирали следы?

– Ну да. – Судья вздыхает и поворачивается лицом к Берни. – Дворец находится вне сферы моих полномочий. Ты прав – всякий, кто смотрит в ту сторону, пребывает в опасности. Если бы я был мудрее, то не стал бы копаться в деле Ханны. – Теперь он в большей степени сочувствует Ферат-бею, получающему нищенскую пенсию.

– Так почему же ты занялся ее убийством?

– От меня требуют раскрыть причину смерти Мэри Диксон. Министр юстиции, Низам-паша, проявляет большой интерес к тому, как я веду следствие. Возможно, на него оказывают давление англичане. Не знаю. В любом случае улики указывают на то, что ключ к смерти Мэри можно подобрать, лишь разгадав загадку гибели Ханны.

Берни вдруг поворачивается к Камилю и спрашивает:

– Каким образом твой Мишель оказался у дома Исмаила-ходжи как раз в момент появления там Хамзы? Место ведь довольно отдаленное.

– Не знаю, – признается Камиль. – Полагаю, он получил нужные сведения через своих осведомителей.