Текст книги "Навсегда разделенные (ЛП)"
Автор книги: Дженкинс Рейд Тейлор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Мы впустую тратим наши пять недель на молчание. Мне нужно узнать о тебе как можно больше.
Бен взял еще один кусок хлеба и намазал его маслом. Я радовалась тому, что между нами спала напряженность. Бен настолько расслабился, что может теперь сделать себе бутерброд.
– Что ты хочешь знать? – спросил он, откусив хлеб.
– Твой любимый цвет?
– Ты именно это горела желанием узнать?
– Нет.
– Тогда спроси то, что тебя действительно интересует.
– Всё, что угодно?
Он картинно раскинул руки:
– Всё, что угодно.
– Сколько у тебя было женщин?
Бен усмехнулся уголком рта и небрежно ответил:
– Шестнадцать.
В его голосе не было ни бахвальства, ни извинения. Циферка была выше, чем я ожидала, и на секунду в моем сердце вспыхнула ревность. Я завидовала тем женщинам, которые знали его так, как пока еще не знала я. Женщинам, которые в каком-то смысле были ближе ему, чем я.
– У тебя? Сколько было мужчин? – спросил он.
– Пять.
Бен кивнул:
– Следующий вопрос.
– Ты когда-нибудь любил?
Бен снова откусил хлеба.
– Да, любил. Опыт не из приятных для меня, если честно. Было совсем… не весело, – добавил он таким тоном, словно после долгого времени только что осознал, в чем собственно и состояла проблема.
– Понятно.
– Ты? – спросил Бен.
– О, так вот куда всё идет. Мне лучше не задавать тех вопросов, на которые бы я не хотела отвечать сама.
– Но так ведь будет честно?
– Согласна. Я была однажды влюблена. В университете. Его звали Брайсон.
– Брайсон?
– Ага. Не смейся над его именем. Он хороший парень.
– Где он сейчас?
– В Чикаго.
– Это хорошо. И далеко.
Я засмеялась. Официант принес наш заказ. Он поставил тарелки перед нами и предупредил, чтобы мы к ним не прикасались, так как они горячие. Я, конечно же, до своей дотронулась. Не такая уж она была и горячая. Бен глянул на мою тарелку, затем – на свою.
– Поделишься со мной, если я поделюсь с тобой? – спросил он.
– Запросто, – подвинула я к нему свое блюдо.
– Нам осталось только с одним разобраться, – сказал Бен, протягивая вилку к моим фузилли[8]8
Джелато – итальянское мороженое.
[Закрыть].
– С чем же?
– Если мы не собираемся в течение пяти недель переводить наши отношения на следующий уровень, то, нам, наверное, следует загодя решить, когда мы будем спать вместе.
Своими словами он застал меня врасплох, так как я надеялась провести эту ночь с ним, а потом сделать вид, что изначально это в мои намерения не входило. Хотела списать всё на порыв страсти.
– Что ты предлагаешь? – поинтересовалась я.
Бен пожал плечами.
– Полагаю, у нас есть только два варианта: сделать это сегодня или по окончании пяти недель. Иначе напряжения не избежать, и, в конце концов, мы чего-нибудь учудим… – На его губах заиграла улыбка. Он прекрасно знал, что делает. И прекрасно знал, что я это понимаю.
– О. Ну ладно. Давай не будем ничего усложнять и сделаем это сегодня?
Улыбнувшись уголком рта, Бен победно выбросил в воздух кулак:
– Да!
Было приятно ощущать себя настолько желанной, что от одной мысли об этом мужчина так радуется. Тем более что я и сама не могла этому нарадоваться.
Остаток ужина прошел в спешке. Или мне так показалось, потому что после нашего решения меньше всего я думала о еде. Бен поцеловал меня перед тем, как мы сели в машину. И всю обратную дорогу держал ладонь на моей ноге. Чем ближе подъезжали мы к дому, тем выше поднималась его рука. Я ощущала каждый миллиметр его ладони. Моя кожа горела под его пальцами.
Как мы добрались до двери одетыми, я не знаю. Бен начал целовать меня еще на дорожке перед домом, и если бы я не была приличной девочкой и не прекратила это, то всё случилось бы прямо у него в машине.
Мы взбежали по лестнице, и когда я вставляла ключ в замок, Бен стоял у меня за спиной, сжимая ладонью мою ягодицу и шепча в ухо, чтобы я поторопилась. Его горячее дыхание обжигало мне шею.
Дверь распахнулась, и, схватив Бена за руку, я рванула в спальню. Я упала на постель, и мои лодочки со стуком шлепнулись на пол. Бен накинулся на меня с поцелуями, вжимая в постель и сдвигая своим телом вверх, к подушкам. Я пылко отвечала на его поцелуи, обхватив за шею руками. Потом прямо в платье скользнула под одеяло, и Бен, разувшись, присоединился ко мне. Всю нашу сдержанность, проявленную прошлой ночью, смело неистовой страстью. Разум отключился. Я настолько потеряла голову, что даже не беспокоилась о том, не покажусь ли толстой, и куда деть руки. Горел свет. Я никогда не оставляю свет включенным. Но сейчас я даже не заметила этого. Я просто двигалась. На чистых инстинктах. Я хотела всего его, полностью, без остатка, и не могла от него оторваться. Я чувствовала себя с ним такой живой!
ИЮНЬ
Понадеявшись на то, что Сьюзен еще находится в отеле, я прошу Анну отвезти меня туда и звоню свекрови из вестибюля. Я хочу лишить ее возможности дать мне отворот-поворот, и понимаю, что правильно поступила. Ее тон ясно показывает, что будь у нее такая возможность, она бы избежала встречи со мной. Анна идет в бар, а я отправляюсь на лифте в 913-й номер.
При приближении к двери Сьюзен у меня начинают потеть ладони. Я не знаю, как убедить ее, как отстоять пожелания Бена и донести их до его матери. Я вдруг понимаю, что хочу понравиться свекрови. Если не брать в расчет всего, что случилось в последнее время, эта женщина вырастила и воспитала моего мужа. Она создала его из ничего, и в глубине души я люблю ее за это. Но я не могу забыть о том, что случилось. Каждое мгновение каждого дня смердит случившимся. Оно не случилось и прошло. Оно происходит сейчас.
Я тихо стучу в дверь, и Сьюзен сразу же ее открывает.
– Здравствуй, Элси, – говорит она.
На ней облегающие темные джинсы с широким ремнем и серая рубашка под коричневой кофтой. Она выглядит моложе своих шестидесяти – подтянутой, здоровой, но, несмотря на это, убитой горем. Сьюзен плакала – это видно. Волосы не чесаны и не уложены. На лице нет макияжа. Она выглядит измученной.
– Здравствуй, Сьюзен, – отвечаю я, заходя в номер.
– Чем я могу тебе помочь?
Ее номер больше походит на просторную квартиру. Тут есть огромный балкон. Гостиная выдержана в кремовых тонах. Ковер на вид так мягок, что боишься на него ступить в туфлях, но я не чувствую себя достаточно комфортно, чтобы как у себя дома разуться. У меня сложилось впечатление, что Сьюзен хочет, чтобы я ходила вокруг нее на цыпочках и извинялась за само свое существование. Даже ее ковер будто взывает к тому же.
– Я… – начинаю я и замолкаю. Не знаю, следует ли мне в подобной ситуации начать издалека или лучше сразу перейти к насущному вопросу. Как можно сразу к нему перейти, когда этот «насущный вопрос» – останки твоего собственного мужа? Останки ее сына? – Я встречалась сегодня утром с мистером Павликом, – наконец произношу я. Достаточно близко к делу, но не прямо в лоб.
– Хорошо.
Сьюзен стоит у дивана. Она не садится и не приглашает сесть меня. Свекровь не хочет, чтобы я здесь задерживалась, а я не знаю, как этот разговор сделать коротким. В итоге, я решаю просто сказать всё, как есть:
– Бен хотел быть похороненным в земле. Мне казалось, мы обсудили этот вопрос.
Сьюзен слегка меняет позу, расслабленно, небрежно, словно этот разговор не особенно важен для нее, словно он не пугает ее так же, как пугает меня. И я понимаю, что она не собирается выслушивать меня. Она спокойна, так как знает, что в конечном итоге всё будет по ее.
– Ближе к делу, Элси, – говорит она, проводя ладонями по длинным каштановым волосам. Седина у макушки едва видна и заметна, если только смотреть на нее вблизи.
– Мистер Павлик сказал, что тело Бена кремируют.
– Верно, – кивает свекровь, ничего не объясняя. Ее непринужденный тон, лишенный эмоций, волнения, боли начинает меня раздражать. Ее самообладание и спокойствие будто плевок мне в лицо.
– Он не этого хотел, Сьюзен. Я говорю вам, что он хотел другого. Для вас это совсем неважно? – Я пытаюсь быть вежливой с матерью любимого мной мужчины. – Вам безразлично, чего хотел Бен?
Сьюзен скрещивает руки на груди и переносит вес с ноги на ногу.
– Не надо говорить мне о моем собственном сыне, ладно, Элси? Я воспитала его. Я знаю, чего он хотел.
– Вообще-то, не знаете. Не знаете! Я разговаривала с ним об этом два месяца назад.
– А я говорила с ним об этом всю его жизнь. Я его мать. Это не я повстречала его всего каких-то пару-тройку месяцев назад. Да кто ты такая, чтобы говорить мне о моем собственном сыне?
– Я его жена, Сьюзен. Я не знаю, как еще донести это до вас.
Нехорошо это прозвучало.
– Я никогда не слышала о тебе! – всплескивает руками свекровь. – Где брачное свидетельство? Я не знаю тебя, а ты стоишь здесь и указываешь мне, что нужно делать с останками моего единственного сына? Прекрати. Я серьезно. Ты всего лишь короткий эпизод в жизни моего сына. А я – его мать!
– Я понимаю, что вы его мама…
Она обрывает меня, наклонившись вперед и тыча пальцем мне в лицо. Самообладание покидает ее, с лица сходит спокойствие:
– Послушай меня. Я не знаю тебя и не доверяю тебе. Мой сын будет кремирован, Элси. Так же, как его отец и мои родители. И в следующий раз подумай хорошенько, прежде чем указывать мне, что делать с собственным сыном.
– Вы возложили организацию похорон на меня, Сьюзен! Не в силах были заниматься этим сами и взвалили это на меня! Сначала вы не даете забрать мне его бумажник и ключи – ключи от моего собственного дома! – а потом внезапно решаете скинуть похороны на меня. Когда же я пытаюсь всё организовать, вы начинаете руководить всем из-за кулисья. Вы даже не уехали из Лос-Анджелеса. Вам нет нужды оставаться в отеле, Сьюзен. Вы можете вернуться к себе домой. Почему вы всё еще здесь? – Я не даю ей ответить. – Хотите мучить себя, потому что Бен не рассказал вам о том, что женился? Так мучайте! Мне плевать! Только не надо кидаться из крайности в крайность. Для меня это невыносимо.
– Мне совершенно безразлично, что тебе там невыносимо, Элси, – отвечает Сьюзен. – Хочешь верь, хочешь – нет.
Я напоминаю себе, что этой женщине сейчас больно. Эта женщина потеряла последнего близкого ей человека.
– Вы можете отрицать очевидное сколько угодно, Сьюзен. Можете думать, что я безумная, врущая вам лунатичка. Можете цепляться за мысль, что ваш сын никогда бы не сделал ничего без вашего ведома, но это не изменит того, что я вышла за него замуж, и что он не хотел, чтобы его кремировали. Не сжигайте тело своего сына только потому, что ненавидите меня.
– Я не ненавижу тебя, Элси. Я просто…
Теперь моя очередь ее обрывать:
– Ненавидите, Сьюзен. Вы ненавидите меня, потому что ненавидеть вам больше некого. У вас больше никого не осталось. Если думаете, что у вас получается это скрывать, то вы ошибаетесь.
Она молча смотрит на меня, и я не отвожу взгляда. Не знаю, что придало мне смелости быть с ней честной. Я не из тех, кто может смутить одним лишь взглядом, тем не менее, я гляжу на свекровь, сжав губы и нахмурив брови. Может, она думает, что я сдамся, развернусь и уйду. Кто знает. Молчание длится так долго, что когда Сьюзен нарушает его, я чуть не вздрагиваю.
– Даже если всё так, как ты говоришь, даже если вы двое поженились и ты скоро получишь брачное свидетельство, даже если ты была любовью всей его жизни…
– Была, – прерываю я ее.
Она не слушает меня:
– Даже если это так, то как долго вы были женаты, Элси? Пару недель?
Я усиленно пытаюсь дышать нормально. Вдох-выдох. Вдох-выдох. В горле растет ком. В висках бьется кровь.
– Не думаю, что две недели что-либо доказывают, – заканчивает Сьюзен.
Я думаю о том, чтобы развернуться и уйти. Ведь именно этого она и хочет. Но я не делаю этого.
– Хотите кое-что еще узнать о вашем сыне? Он бы разозлился, если бы видел, что вы творите. Вы бы разбили ему этим сердце. И сильно разозлили.
Я покидаю ее номер, не попрощавшись. Выйдя за дверь и обернувшись, я вижу грязный отпечаток моей туфли на ее прежде девственно-чистом ковре.
Двумя часами позже звонит мистер Павлик сказать, что Сьюзен берет погребение на себя.
– Погребение? – переспрашиваю я, не уверенная в том, что он не ошибся.
После небольшой паузы, он подтверждает:
– Погребение.
Хотелось бы мне чувствовать вкус победы, но я ничего не ощущаю.
– Что требуется от меня?
Мистер Павлик прочищает горло.
– Эм… От вас ничего больше не требуется, Элси, – напряженным голосом говорит он. – У меня сидит миссис Росс, и она решила сама позаботиться обо всем остальном.
Что я чувствую, слыша это? Наверное, только усталость. Жуткую усталость.
– Хорошо, – отвечаю я. – Спасибо.
Я нажимаю на отбой и кладу телефон на обеденный стол.
– Сьюзен избавила меня от организации похорон, – говорю я Анне. – Но она не будет его кремировать.
Подруга смотрит на меня, не зная, как реагировать.
– Это хорошо или плохо?
– Это хорошо. – Это хорошо. Его тело в безопасности. Я сделала свою работу. Почему же в сердце такая печаль? Я не хотела выбирать гроб. Не хотела выбирать цветы. Но я чувствую себя так, будто что-то потеряла. Потеряла часть его.
Я перезваниваю мистеру Павлику.
– Это Элси, – говорю я, как только он отвечает. – Я хочу произнести речь.
– Хм?
– Я хочу произнести речь на его похоронах.
– О, да, конечно. Я поговорю об этом с миссис Росс.
– Я произнесу речь на его похоронах, – с нажимом повторяю я.
Он что-то кому-то шепчет, затем в трубке раздается музыка.
– Хорошо, Элси, – возвращается к разговору мистер Павлик. – Вы можете произнести речь, если захотите. – И добавляет: – Похороны будут утром в субботу, в округе Ориндж. Я вышлю вам детали в ближайшее время. – После этого он желает мне всего хорошего.
Мне хотелось бы поздравить себя с тем, что я посмела противостоять Сьюзен, но я понимаю, что если бы свекровь сказала «нет», то ничего бы я поделать не могла. Не знаю, как я отдала ей в руки всю власть, но я это сделала. Впервые меня покидает ощущение, что Бен был жив и здоров всего лишь секунду назад. Взамен приходит ощущение, что его уже вечность нет рядом.
Анна уезжает к себе домой, чтобы выгулять собаку. Следовало бы предложить ей привезти своего дога сюда, но мне кажется, что подруге необходимо несколько часов в день проводить вдали от меня, вдали от всего этого. Тут ведь ничего не меняется. Я не меняюсь. Когда она возвращается, я сижу на том же самом месте, где она оставила меня. Анна спрашивает, ела ли я. Ей не нравится выражение моего лица.
– Не дури, Элси. Тебе нужно что-нибудь поесть. Я больше не буду с этим шутить. – Она открывает холодильник. – Будешь блинчики? Яйца? У тебя даже бекон есть. – Анна распаковывает бекон и нюхает его. Судя по ее лицу, он протух. – Забудем о нем. Хотя… я могу за ним сходить! Ты будешь бекон?
– Нет, – отвечаю я. – Нет, пожалуйста, не уходи от меня для того, чтобы купить бекон.
Раздается звонок в дверь, такой громкий и звонкий, что я чуть из собственной кожи не выпрыгиваю. Повернувшись, я просто смотрю на дверь, и Анне приходится открыть ее самой.
Это чертов разносчик цветов.
– Элси Портер? – спрашивает он, стоя за сетчатой дверью.
– Можешь сказать ему, что здесь нет никого с такой фамилией, – говорю я Анне.
Проигнорировав меня, подруга впускает разносчика.
– Спасибо, – благодарит она его.
Он отдает ей огромный белый букет и уходит. Анна закрывает дверь и кладет букет на стол.
– Восхитительные цветы. Хочешь знать, от кого они? – Она берет карточку, не дожидаясь моего ответа.
– Их прислали на свадьбу или на похороны? – спрашиваю я.
Подруга некоторое время молчит, глядя на карточку.
– На похороны. – Она тяжело сглатывает. Нехорошо было с моей стороны просить ее произнести это вслух. – Они от Лорен и Саймона. Поблагодаришь их или мне самой это сделать?
Мы с Беном ходили на двойное свидание с Лорен и Саймоном. Как мне после этого с ними встречаться?
– Сделаешь это за меня? – спрашиваю я.
– Сделаю, если ты хоть что-нибудь поешь. Как насчет блинчиков?
– Ты можешь всем позвонить? Всех известить? Не хочу сообщать об этом сама.
– Составь список, – отвечает Анна и гнет свою линию: – А ты поешь блинчиков.
Я соглашаюсь съесть эти треклятые блины. Если не полить их кленовым сиропом, они совершенно безвкусные. Думаю, что смогу запихнуть в себя что-то, лишенное вкуса. Составление списка же – глупость. Анна знает всех, кого знаю я. Они и ее друзья тоже.
Подруга хватает миски и ингредиенты, сковородки и спреи. Всё получается у нее быстро и споро. Всё дается ей с легкостью. Мне же кажется, что каждое мое движение может стать последним в моей жизни. Анна берет блинную муку так, будто та ничего не весит, будто это не самая тяжелая пачка на свете.
Она сбрызгивает кулинарным спреем сковородку и зажигает конфорку.
– Значит, на повестке дня у нас два дела, и оба не радостные.
– Уху.
Налив тесто для первого блина в сковороду, Анна разворачивается ко мне, держа у бедра измазанную в жидком тесте кухонную лопатку. Пока подруга говорит, я смотрю на эту лопатку. Капнет тесто на кухонный пол или нет?
– Первое – это работа. Что ты будешь делать? Я звонила им в понедельник, объяснила ситуацию и отпросила тебя на несколько дней, но… что ты будешь делать дальше?
Если честно, я даже не помню, почему стала библиотекарем. Книги? Серьезно? И это моя страсть?
– Не знаю, смогу ли туда вернуться, – отвечаю я.
– Ясно. – Анна снова поворачивается к плите. Тесто капает на пол в самую последнюю секунду, когда я уже решаю, что этого не дождусь. Оно образовывает маленькую кляксу у ног подруги, но та этого не замечает.
– Но я должна выйти на работу, – добавляю я, – потому как не купаюсь в деньгах.
После окончания университета при приеме на работу мой оклад был выше, чем у многих моих сверстников, но зарплату повышали крайне редко, и мне теперь едва хватает на жизнь. Не в том я положении, чтобы бросать работу.
– А что насчет денег... – Анна не заканчивает вопроса. Неудивительно. Я лишь в мыслях позволяю себе задать этот вопрос.
– Он скопил достаточно большую сумму, – отвечаю я. – Но я не хочу брать его деньги.
– Разве он не хотел бы, чтобы ты ими воспользовалась?
Блин готов, и подруга подает его мне вместе с маслом, кленовым сиропом, вареньем и сахарной пудрой. Я отодвигаю их в сторону. При одной только мысли о том, чтобы съесть что-то сладкое, я чувствую во рту горечь.
– Не знаю, но… мне кажется, что, взяв его деньги, я поставлю себя в неловкое положение. Мы были женаты всего ничего. Его семья даже не слышала обо мне. Да и не хочу я, чтобы на меня сейчас куча денег свалилась. Хотя и не куча это вовсе. Просто Бен скопил больше, чем я. Он мало тратил.
Анна пожимает плечами.
– Тогда, может быть, позвонишь своему боссу и договоришься с ним о своем возвращении. Ты же решила вернуться?
Я киваю.
– Ты права. Нужно ему позвонить. – Но не хочется. Как долго я смогу просидеть дома, прежде чем они уволят меня? Будет очень некрасиво с их стороны уволить вдову, уволить скорбящую женщину, но, не позвонив, я не оставлю им другого выбора.
– По поводу оповещения остальных…
Анна переворачивает блин, который, я надеюсь, готовит для себя. Я сказала, что поем, но два огромных блина засунуть в себя не смогу. Мне едва удается впихнуть внутрь ту дрянь, что лежит передо мной.
– Да уж, ты сразу взяла быка за рога, – замечаю я.
Подруга выкладывает блин на другую тарелку. Хороший знак. Значит, будет есть его сама. Если бы она готовила его для меня, то положила бы в мою тарелку, так ведь?
– Я не собираюсь на тебя давить. Просто, как по мне, чем дольше ты будешь с этим тянуть, тем тяжелее с этим будет разобраться потом. Твои родители, какими бы сложными ни были ваши отношения, должны знать о случившемся и о том, что происходит с тобой последние дни.
– Хорошо, – соглашаюсь я. Она права.
Анна садится рядом, намазывает свой блин маслом и поливает его сиропом. Я потрясена тем, что в такое время у нее есть аппетит, что она не забыла о таких вещах, как еда и удовольствия.
Я вытираю подбородок и кладу салфетку на стол.
– Кому, ты хочешь, чтобы я позвонила первой? Давай сразу разберемся с этим дерьмом.
– Вот это моя девочка! – опускает вилку Анна. – Сразу берет жизнь за яйца!
– Боюсь, это сейчас не про меня. Я просто хочу скинуть с себя всю эту хрень, чтобы потом уйти к себе в комнату и остаток дня проплакать.
– Но ты стараешься! Ты делаешь всё возможное.
– Наверное, ты права.
Я беру телефон. Смотрю на подругу, вопросительно приподняв брови, затем перевожу взгляд на мобильный в руке.
– Сначала позвони на работу. – Отвечает Анна на мой взгляд. – С этим полегче будет. Просто деловой разговор и никаких эмоций.
– Мне нравится, что ты думаешь, будто в разговоре с моими родителями будут присутствовать эмоции.
Я набираю номер и жду. На звонок отвечает женский голос. Я узнаю Нэнси. Я люблю Нэнси, она замечательная женщина, но когда она произносит: «Библиотека Лос-Анджелеса, отделение Фэрфакса, справочная. Чем я могу вам помочь?», я нажимаю отбой.
ЯНВАРЬ
Технически библиотека в день Мартина Лютера Кинга была закрыта, но я согласилась поработать. В выходные кучка народу – скорее всего старшеклассники или подростки-бунтари помладше – устроили в секции «Мировые религии» полный раскардаш. Что они только не делали с книгами. Поскидывали их на пол, запрятали в другие секции, засунули под столы, переставили в невообразимом порядке.
Мой начальник Лайл был убежден, что это самый настоящий террористический акт, призванный заставить нас здесь, в библиотеке Лос-Анджелеса, задуматься о роли религии в современном обществе и ее влиянии на власть. Я же склонялась к мысли, что это безобидное дурачество – секция «Мировые религии» находится в самой дальней части зала, у стены, поэтому скрыта из вида. Я не раз подлавливала в библиотеке сладкие парочки, и все они обжимались именно там.
В этот день никто больше на работу не вышел, но Лайл сказал, что если я приду и приведу в порядок секцию, то он даст мне выходной в любой другой день. Его предложение пришлось мне по душе, тем более что Бен в этот день тоже работал. Мне нравится раскладывать книги в алфавитном порядке. Чудно, да? Тем не менее, это так. Люблю книги, в которых есть правильные и неправильные ответы, книги, по которым можно сделать все идеально. Такие редко можно найти в разделе гуманитарных наук. Обычно они связаны с науками точными. Знаете, за что я обожаю алфавит и десятичную систему Дьюи? За объективные стандарты в необъективном мире.
Мобильная сеть в библиотеке ловится плохо, и так как помещение пустовало, день выдался необыкновенно спокойным – день, проведенный в моем собственном мире.
Около трех, когда я почти закончила собирать по кусочкам секцию «Мировые религии» как какой-то трехмерный паззл, зазвонил телефон. До этого я не обращала внимания на звонки, но тут почему-то побежала отвечать.
Обычно я на работе не сижу за телефоном. Предпочитаю общаться с людьми, заниматься архивом или готовить для библиотеки проекты, поэтому взяв трубку, я вдруг осознала, что не помню, что нужно говорить:
– Алло? – начала я. – Эм… Библиотека Фэрфакса, Лос-Анджелес. Оу, эм… Публичная библиотека Лос-Анджелеса, справочная Фэрфакса. Ой… Отделение Фэрфакса, справочная.
На последней своей фразе я вспомнила, что могла вообще не отвечать на телефон и тогда избежала бы такой стыдобищи.
На другом конце провода раздался смех.
– Бен?
– Эм, справочная Фэрфакса. Ой. Отделение. Эм… – смеялся он. – Ты самый очаровательный человек на земле.
Я тоже засмеялась от облегчения, что опростоволосилась лишь перед Беном, и почувствовала еще большее смущение оттого, что опростоволосилась именно перед ним.
– Что делаешь сейчас? Я думала, ты сегодня работаешь.
– Работал. Но полчаса назад Грег отпустил всех домой.
– Здорово! Приходи ко мне в библиотеку. Я освобожусь минут через двадцать. О! – Мне в голову пришла замечательная идея. – Мы можем заглянуть куда-нибудь в час скидок![9]9
«Час скидок» проходит во второй половине дня (в первую очередь, на алкогольные напитки и легкие закуски).
[Закрыть] – Мне еще ни разу не удалось улизнуть с работы пораньше, чтобы застать этот час, но очень хотелось.
– Звучит заманчиво, – рассмеялся Бен. – В общем-то, для того я тебе и звоню. Я уже почти рядом.
– Что?
– По улице иду. Пришлось пешочком пройтись.
– О! – Я взбудоражилась от мысли, что с минуты на минуту увижу Бена и что в ближайшие же полчаса угощусь грошовыми напитками. – Подходи к черному входу. Я открою тебе дверь.
– Отлично, – ответил Бен. – Буду через пять минут.
Никуда не спеша я пошла к черному входу не напрямую, а мимо абонементного стола. И хорошо, что сделала так, потому что, проходя мимо передней двери, услышала тихий стук. Подняв глаза, я увидела мистера Каллахана. Он стоял, приложив ладони к стеклу наподобие бинокля, и печально и растерянно всматривался внутрь.
Я подошла к двери и открыла ее. Она была автоматической и на праздники отключалась, поэтому своему открытию изрядно сопротивлялась, однако я приотворила ее достаточно для того, чтобы впустить мистера Каллахана. Он схватил мою ладонь своими трясущимися, тонкими и мягкими как папиросная бумага руками и принялся меня благодарить.
– Не за что, мистер Каллахан, – ответила я. – Библиотека закрыта, а я собираюсь уходить минут через десять. Вы что-то хотели?
– Как закрыта? – удивился он. – В честь чего?
– В честь дня Мартина Лютера Кинга.
– И вы всё равно впустили меня? Да я везунчик, Элси!
Я улыбнулась.
– Вам нужна какая-нибудь книга?
– Теперь, зная, что вы спешите, я не хочу вас задерживать. Но можно мне заглянуть на пару минут в раздел «Подростковой литературы»?
– «Подростковой литературы»? – Я сунула нос не в свое дело, но просто не смогла сдержаться – так это было не похоже на мистера Каллахана. «Беллетристика» – это да, это то, что его интересует. В особенности – новинки. «Мировые войны», «Стихийные бедствия», «Социология». В этих секциях всегда можно найти мистера Каллахана. Но «Подростковая литература» никогда не интересовала его.
– На этой неделе ко мне приезжает внук с дочкой, и мне хочется что-нибудь с ней почитать. Она уже выросла из того возраста, когда любила проводить со мной время, вот я и подумал, что если найду рассказ ей по вкусу, то смогу уговорить ее побыть немного рядом со мной.
– Правнучка? Ну ничего себе!
– Я стар, Элси. Очень стар.
Я засмеялась.
– Что ж, проходите. Эта секция слева, за периодикой.
– Я только на минутку! – отозвался мистер Каллахан, отправляясь туда – медленно, как черепаха, но так же устойчиво и твердо.
Я же пошла к черному входу, где и нашла заждавшегося меня Бена.
– Я тут торчу две минуты и двадцать семь секунд! – шутливо воскликнул он, переступив порог.
– Прости. У двери топтался мистер Каллахан, и мне пришлось его впустить.
– Он здесь? – весь засветился Бен. Он никогда не встречался с мистером Каллаханом, но много слышал о нем. Преданность и глубокая любовь этого мужчины к своей жене стали для меня свидетельством самых настоящих романтических чувств. Бен твердил мне, что в свои девяносто будет относиться ко мне точно так же. Знакомство мы водили всего три недели, так что говорить такое было безрассудно и самонадеянно, а слышать – приятно. Простодушие Бена дурманило мою голову. – Можно встретиться с ним?
– Конечно. Помоги мне разобраться с оставшимися книгами, а потом мы найдем мистера Каллахана.
Бен пошел со мной, однако нисколечко не помогал мне в наведении порядка. Пока я рассказывала о том, как искала книжку «Буддизм», заныканную на полке прямо под потолком, Бен, опершись о стеллажи, разглядывал корешки книг.
– Как ты достала ее? – спросил он, слушая меня вполуха. Всё его внимание, казалось, было поглощено книжными стеллажами.
– Я ее и не доставала, – ответила я. – Она вон там. – Я указала наверх, на тоненькую белую книжонку, втиснутую между металлической сеткой и натяжным потолком.
Бен подошел и встал рядом со мной. Мы стояли так близко, что соприкасались одеждой. Он слегка задевал меня рукой. Я чувствовала аромат его дезодоранта и шампуня, аромат, вызывающий во мне желание, так как я частенько вдыхала его, предаваясь с Беном чувственным наслаждениям. Бен задрал голову, разглядывая спрятанную под потолком книгу.
– Вот ведь хитроумные засранцы, – восхитился он и развернулся ко мне.
Оценив, как и я, в какой близости мы находимся, он глянул сначала на меня, затем – вокруг нас.
– Где мистер Каллахан? – спросил он. Таким тоном, что было очевидно: спрашивает он совершенно о другом.
Я зарделась.
– В нескольких секциях от нас.
– Похоже, тут достаточно укромное местечко.
Бен не сделал ни единого движения ко мне. Но ему и не требовалось, я и так захихикала, как девчонка.
– Да уж. Но это было бы…
– Согласен. Это было бы…
Стало жарко? Мне реально показалось, что стало жарко. Жарко и тихо, и окружавший нас воздух будто наэлектризовался.
– Это было бы безумием, – благоразумно договорила я, изо всех сил стараясь прекратить всё до того, как оно началось.
Бен не будет этого делать. Точно не будет. Прямо здесь, в библиотеке? Я была уверена, что только мне в голову могли прийти такие мысли. Поэтому решила это пресечь. Я отстранилась, положила книгу, которую держала в руке, на ее место на полку, и сказала, что нам нужно пойти посмотреть, как там мистер Каллахан.
– Ладно, – словно сдаваясь, поднял ладони Бен. Затем вытянул руку, приглашая меня вести его за собой.
Я прошла вперед, и когда мы уже выходили из секции «Мировые религии», Бен тихо меня поддразнил:
– А я бы это сделал.
Улыбнувшись, я покачала головой. Никогда еще я не ощущала себя такой желанной, и никогда не думала, что ощущая себя желанной, буду готова на всё, что угодно.
Мы нашли мистера Каллахана там, где он и обещал быть.
– Откуда здесь столько всего? – вопросил он, завидев нас. – Я думал, тут будет несколько книг, а этот отдел больше отдела «Новинок»!
Я засмеялась.
– В последнее время издается много книг для подростков, мистер Каллахан. Дети сейчас любят читать.
– Кто ж знал, – покачал головой мистер Каллахан, держа в руке какую-то книгу.
– Мистер Каллахан, позвольте познакомить вас с Беном.
Мистер Каллахан пожал протянутую ему Беном руку.
– Здравствуй, сынок. У тебя твердая хватка, это хорошо.
– Спасибо, – поблагодарил Бен. – А я наслышан о вас и очень хотел познакомиться с человеком-легендой.
– Никакой легенды, – засмеялся мистер Каллахан. – Лишь старик, забывающий вещи и ходящий уже не так быстро, как раньше.
– Это для вас? – показал Бен на книгу.
– О нет. Для моей правнучки. Боюсь, я слегка подрастерялся в этой секции. Но так как этот роман занимает целую полку, полагаю, он довольно популярен. – Мистер Каллахан держал в руке фантастическую франшизу. Такие книжки привлекают детей, даже если оказываются скучными и бессодержательными, поэтому ругать их я не могу. Однако мистер Каллахан выбрал третью часть из серии, и у меня возникли подозрения, что он не понял, что на полке стоит серия из четырех книг в похожих обложках. Наверное, его подвело зрение, и все книги показались ему одинаковыми.
