Текст книги "Навсегда разделенные (ЛП)"
Автор книги: Дженкинс Рейд Тейлор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Пусть я и не смогу оправиться от своей потери, как оправился он, но приятно осознавать, что кому-то это удалось.
– Это я должен вас благодарить! Вы развеяли мою скуку!
* * *
После обеда я продолжаю собирать материалы о Клеопатре. В жизни этой женщины было две великих любви, и ничем хорошим они не закончились. Но у нее хотя бы остался сын, продолжение династии Цезаря. Она, по крайней мере, могла возложить его тело на золотые монеты, воздвигнуть статуи в его честь, обожествить его. Она могла сделать так, чтобы память о нем жила. У меня же остались лишь грязные носки Бена.
В пятницу, после работы и по дороге домой, где меня ждут тоскливые, ничем не занятые выходные, я подумываю о том, чтобы позвонить Сьюзен и спросить, как она поживает. Но передумываю.
Дома я иду в ванную и включаю душ. Раздеваясь, слышу звонок своего мобильного, вибрирующего на полу в заднем кармане джинсов. Нашарив его, я нажимаю на «ответить» и только тогда вижу, кто звонит. Мама.
– Привет, – говорит она.
– О. Привет, – отвечаю я.
– Мы с твоим папой хотели узнать, как у тебя дела. Как ты… эм… справляешься с навалившимся.
– С навалившимся? – возмущаюсь я, раздраженная тем, что мама пытается подобрать выражение понейтральнее.
– Ну… мы знаем, что тебе сейчас тяжело, сидим здесь и думаем о тебе… Я просто хотела спросить… как ты?
– В порядке, спасибо. – Я не выключаю воду, надеясь, что разговор быстро свернется.
– Как хорошо! Очень хорошо. – В ее голосе слышится радость. – Мы беспокоились. И рады слышать, что тебе уже лучше. Должно быть, ты чувствуешься себя странно, оказавшись в центре всего этого, окунувшись в горе его семьи.
– Уху. – Я устало выключаю душ. Какой смысл объяснять ей, что его семьей была я? Что это мое горе. Что я сказала «Я в порядке» только потому, что именно так принято отвечать на подобные вопросы.
– Хорошо, – повторяет мама.
Я слышу на заднем фоне голос отца, но не могу разобрать его слов, а мама тут же начинает прощаться:
– Что ж, если тебе что-нибудь будет нужно…
Она всегда так говорит, и я даже не знаю, что она под этим подразумевает.
– Спасибо.
Я нажимаю на отбой, снова включаю кран и залезаю под воду. Как же мне нужен Бен! Хотя бы минута с ним. Чтобы он появился вдруг и обнял меня. Хотя бы на минуту. Одну минуту. Я выхожу из душа и хватаю полотенце с мобильным.
* * *
Я звоню Сьюзен. Спрашиваю у нее, не пообедает ли она завтра со мной, и она отвечает, что свободна. Мы договариваемся встретиться в ресторанчике, расположенном на середине пути между нашими домами. Затем я надеваю ночную рубашку, залезаю в постель и вдыхаю запах Бена, еще оставшийся на его стороне. Он становится всё слабее и слабее, и каждый раз мне приходится делать более глубокий вдох.
Сьюзен предложила пообедать в Редондо-Бич. Оказывается, они с Беном часто приезжали сюда. А когда Стив был жив, они ужинали здесь втроем. Однако Сьюзен предупредила, чтобы я не ожидала чего-то изысканного.
– Надеюсь, ты не против мексиканской кухни, – сказала она.
Ресторан оформлен в стиле Асьенды, обставлен декоративными быками и пестрит яркими красками. Он какой-то вызывающе аляповатый, гордо и напоказ выставляющий мешанину безвкусицы. По дороге к столику Сьюзен я прохожу мимо нескольких картин с изображением коктейля «Маргарита».
Сьюзен сидит за столиком с бокалом воды и тут же поднимается, чтобы обнять меня. Она и пахнет, и выглядит, как обычно: сплошное спокойствие и сдержанность. Ее горе всегда с ней – как наряд. Но не гламурный, а повседневный.
– Ужасное место, правда? – смеется она.
– Нет, – не соглашаюсь я. – Любое место, где предлагают три блюда за десять баксов – прелестно.
Подошедший официант ставит на стол чашку с кукурузными чипсами и соусом, и я нервозно к ним тянусь. Мы заказываем фахитас.
– И знаете что, еще две «Маргариты», – добавляет Сьюзен к заказу и спрашивает у меня: – Ты не против?
Я киваю, поглощенная поеданием чипсов.
– С каким вкусом? – уточняет официант. – Оригинальным? Арбузным? Клюквенным? Гранатовым? Манго?
– Оригинальным, пожалуйста.
А жаль. Я бы не отказалась от «Маргариты» со вкусом арбуза.
Официант забирает наши липкие красные меню и отходит от стола.
– Черт. Забыла гуакамоле[18]18
Гуакамоле – мексиканский соус для тортилий из авокадо, чеснока и томатов.
[Закрыть] попросить, – вспоминает Сьюзен, присоединившись к поеданию чипсов. – Сэр! – зовет она отошедшего официанта, и он тут же бежит назад. У меня такой номер никогда не проходит. Стоит официанту отойти от стола, и мне его внимания уже не привлечь. – Не могли бы вы принести еще гуакамоле?
Кивнув, он снова уходит.
– Я не придерживаюсь диеты, – объясняет она мне.
Да кто в такое время может считать калории? Я рада, что Сьюзен в этом похожа на меня.
– Итак, – говорит она, – ты упомянула по телефону, но я не совсем поняла: твоя мама считает, что ты уже должна оправиться?
– Ну… – я вытираю ладонь салфеткой. – Не то чтобы… Она позвонила и спросила, как я справляюсь с «навалившимся». Вы, наверное, сами знаете, какие слова подбирают знакомые, когда не хотят говорить: «Бен умер».
Сьюзен кивает.
– Эвфемизмы. Как будто ты не вспомнишь о том, что Бен умер, если они этого не произнесут.
– Точно! Как будто я хоть на секунду могу об этом забыть. В общем, она спросила меня об этом, я сказала, что у меня всё в порядке… естественно, я не в порядке, просто именно так обычно отвечают на подобные вопросы. Любой, кто бы спросил меня такое, понял бы, что мое «я в порядке» означает «я в порядке, насколько это возможно при данных обстоятельствах».
– Да уж.
Чашка с чипсами опустела, и когда официант приносит наши коктейли, Сьюзен просит наполнить ее снова.
– Но, кажется, мама и правда решила, что я в полном порядке, – продолжаю я. – Думаю, она надеялась на то, что у меня всё хорошо, и просто желала услышать подтверждение этого, чтобы умыть руки. Ведь тогда ничего не нужно делать, у меня и так всё тип-топ. Как будто ничего и не случилось.
– Для нее ничего и не случилось. – Сьюзен делает глоток «Маргариты» и морщится. – Я не большой любитель выпивки, но мне показалось, что коктейль будет как нельзя кстати. Однако он… крепковат, не находишь?
Я отпиваю из своего бокала.
– Да, крепковат.
– Ладно. Я веду себя как ребенок. Так что ты там говорила?
– Это вы что-то говорили.
– Ах да. Так вот, с ней ведь действительно ничего не случилось. Вы редко общаетесь?
– Уху.
– Кажется, она из тех людей, которые не умеют сопереживать или даже сочувствовать. Она не знает, как с тобой говорить, потому что не понимает тебя.
Я редко рассказываю о своей семье, и если уж делаю это, то обычно отрывистыми фразами и пренебрежительными замечаниями. Однако Сьюзен первая, кто по моим словам поняла, что происходит в моей семье и дала этому название. Или, по крайней мере, описание.
– Вы правы, – соглашаюсь я.
– Не переживай из-за своих родителей. Они будут вести себя так, как хотели бы, чтобы себя вели с ними, и это будет диаметрально противоположно тому, что тебе нужно. Я бы сказала: перестань ждать от них того, чего они дать тебе не могут. Я не эксперт в человеческих отношениях, просто после смерти Стивена заметила, что есть огромная разница между тем, что я хочу получить от знакомых, и тем, что они желают мне дать. Мне кажется, окружающие так страшатся оказаться в нашем положении, что даже теряют способность нормально общаться с нами. Так что не зацикливайся на этом.
К концу ее тирады, я допиваю свою «Маргариту». Как так получилось – не знаю. Приносят наши фахитас – шкварчащие и претенциозные, если можно так назвать фахитас. Нам столько всего несут, что глаза разбегаются: лепешки из пшеничной и кукурузной муки, гарниры, сковороды с начинкой из курицы и овощей, гуакамоле, сыр, сальсу, салат[19]19
Фахитас – блюдо мексиканской кухни, представляющее собой завёрнутое в тортилью (тонкую лепешку из кукурузной или пшеничной муки) жареное и нарезанное полосками мясо с овощами. Во многих ресторанах фахитас подают так, чтобы гость сам мог собрать «блюдо» – начинку приносят на еще горячей сковороде, а лепешки и соусы ставят рядом, в отдельных тарелках.
[Закрыть]. Это какой-то королевский пир! А курица так громко шкворчит на сковороде, что это слышат, наверное, все посетители ресторана.
– Эффектно, да? Даже слишком, – замечает Сьюзен. – Но мне нравится то, что из подношения обеда они делают целое шоу. Хотя, конечно, нет никакой нужды в том, чтобы курица продолжала жариться на столе.
Возвращается официант, чтобы проверить, всем ли мы довольны, и Сьюзен заказывает нам еще по «Маргарите».
– Мне с арбузным вкусом, – вставляю я.
– И мне такую же, – присоединяется ко мне Сьюзен.
Наслаждаясь обедом, мы говорим о политике и семье, о фильмах и пробках на дорогах, о мировых новостях и забавных историях. Мне хочется говорить со Сьюзен не только о жизни и смерти, не только о Бене и Стивене. И кажется, это возможно. Кажется, я могу узнать Сьюзен вне постигшей нас трагедии. Но Бен – то, что нас объединяет, поэтому разговор в конечном итоге всегда возвращается к нему. Меня занимает вопрос, нормально ли это – говорить о Бене вслух? Не должна ли я скрывать свою одержимость смертью Бена? И еще меня волнует вопрос: насколько я могу положиться на Сьюзен?
– Ты собираешься перекрыть поток приходящей ему почты? – спокойно спрашивает она, подцепляя вилкой оставшиеся на сковороде кусочки.
– Нет, – качаю я головой. – Я даже не знаю, как это сделать.
И дело не только в этом. Я боюсь, что брачное свидетельство застрянет где-нибудь на почте, потому что прийти оно может на имя Бена.
– Это легче простого. Мы можем сделать это сегодня, если хочешь, – предлагает Сьюзен.
– О, – отвечаю я, пытаясь придумать, как ее отговорить от этого, и вдруг понимаю, что у меня нет ни одной подходящей отговорки. Остается только сказать правду. – Я всё еще жду брачное свидетельство. Не хочу, чтобы оно затерялось где-то на почте.
– О чем ты? – Она берет пальцами кусочек лука и кладет себе в рот.
– Я еще не получила его и боюсь, что свидетельство могут прислать вместе со старыми счетами Бена, вместо того чтобы прислать его мне.
– Ты его еще не получила?
Я так и знала. Судя по тону Сьюзен, тут действительно что-то неладно. Я столько времени молчала об этом, переживая, что меня сочтут за врушку, и решат, что я солгала насчет свадьбы. Боясь, что меня примут за неадекватку, не имеющую никакого отношения к Бену. Но в голосе Сьюзен не промелькнуло ни тени сомнения. Лишь беспокойство из-за возможной административной или почтовой ошибки. Она и мысли не допустила, что я – не та, за кого себя выдаю. Должна признать, она сильно изменилась с нашей первой встречи. Она довольно быстро справляется с эмоциональными потрясениями.
– Пока нет. Каждый день проверяю почту, открываю все конверты подряд. Его нигде нет.
– Нужно обзвонить инстанции, понять, где оно находится сейчас. Ты узнавала у Регистратора, есть ли у них запись в архиве?
– Нет, – качаю я головой. На самом деле пока я не озвучила то, что еще не получила свидетельство, мне это не казалось чем-то ужасным. И мне не хотелось связываться со всякими административными и снабженческими службами, выясняя, где мое свидетельство. Это же будет сущим кошмаром.
– Тогда с этого и начни. Ты должна узнать, получили ли в муниципалитете подлинник брачного свидетельства.
– Хорошо. – Видя беспокойство Сьюзен, я тоже забеспокоилась.
– Не волнуйся, – утешает она меня, беря за руку. – Мы выясним, где оно.
Благодаря ее этому «мы», а не «ты», я больше не чувствую себя одинокой. Я чувствую, что если сама не смогу изо всего этого выбраться, то она мне поможет. Чувствую себя так, словно теряю равновесие, находясь вверху на туго натянутом канате, но мне не страшно, потому что подо мной страховочная сеть. И всё это благодаря короткому «мы». Я слышала подобное и от Анны, но всегда понимала, что она ничем не может мне помочь. Она может поддержать меня, но не может вселить в меня спокойствие и уверенность. Впервые я не сама по себе. И не только от одной меня всё зависит.
– Так ты позвонишь в понедельник в муниципалитет? – уточняет Сьюзен.
Я киваю. Она уверена, что мы с Беном поженились в Лос-Анджелесе, и у меня не хватает духу сказать ей, что это не так. В душе я хочу это сделать. Хочу, чтобы между нами не осталось никакой недосказанности. Хочу рассказать ей абсолютно всё. Но я знаю, что всё не так просто. Что новообретенная связь между нами еще слишком хрупка, чтобы вываливать всю правду.
– Мне попросить счет? – спрашивает Сьюзен.
– После последней «Маргариты», думаю, мне не стоит спешить на выход, – смеюсь я, и она улыбается.
– Тогда закажем десерт!
Она заказывает жареное мороженое и сладкие начос[20]20
Начос – кукурузные чипсы.
[Закрыть]. Мы лакомимся мороженым и облизываем залитые шоколадом края чашек. Мне всегда представлялось, что так проводят время мамы с дочками, пока их мужья и отцы занимаются бизнесом.
Сев в машину, я думаю о тех вещах, что забыла сказать Сьюзен, и неожиданно понимаю, что с нетерпением буду ждать нашей следующей встречи.
Анна терпелива со мной, ничего не ожидает от меня и во всём поддерживает, но я вижу, что начинаю ее раздражать. Она втянута во всё это только потому, что является моей подругой. Даже самые понимающие и чуткие люди через какое-то время начнут задаваться вопросом: когда же, наконец, вернется былое веселье?! Веселье, не приправленное моей потерей. Веселье, не заканчивающееся моим жалобно-печальным видом. Анна знала меня до Бена, знала меня во время наших с Беном отношений и теперь знает меня после Бена. Она никогда об этом не говорит, но тут и слов не надо: я прекрасно понимаю, что больше всего ей нравилась я «до Бена».
Анна сказала, что в восемь заедет за мной, но около семи звонит мне, чтобы спросить, можно ли ей прийти не одной, а с парнем, с которым она сейчас встречается.
– А с кем ты сейчас встречаешься? – Я и не знала, что она с кем-то завела роман.
– Да с одним парнем. Кевином, – смеется она, и у меня возникает подозрение, что в этот момент они вместе.
– Так значит, я – просто какой-то парень? – подтверждает мое подозрение мужской голос на заднем фоне.
Анна шикает, чтобы он замолчал.
– В общем, ты не против? Я хочу вас познакомить.
– Эм… ладно, – ошарашенно отвечаю я. Нельзя же сказать «нет» в такой ситуации. Это прозвучит грубо и некрасиво. Интересно, если бы правила приличия позволяли отказаться, то что бы я ответила тогда?
– Здорово. Будь дома в восемь. Ты всё еще хочешь пойти в тот ресторан, где подают рамен?
– А то! – прикрываю я свое смятение излишне бодрым и воодушевленным голосом.
Мое показное воодушевление кажется мне слишком очевидным, однако подруга ничего не замечает. Может, я научилась скрывать свои эмоции, а может, ей просто нет до этого дела.
АПРЕЛЬ
Мы с Беном ждали Анну возле кинотеатра. Она опаздывала на четверть часа, а билеты были оплачены ее кредитной картой. Фильм должен был начаться через семь минут. Бен – единственный из всех моих знакомых – больше обожал смотреть трейлеры перед фильмом, чем сам фильм.
– Позвони ей еще раз, – попросил он.
– Я только что ей звонила! И сообщение отправила. Наверное, она паркуется.
– Ставлю десять баксов, что она еще даже из дома не вышла.
– Она вышла из дома! – не больно шлепаю я его ладонью по груди. – Перестань. На фильм мы не опоздаем.
– Мы уже опоздали.
Бен предупреждал, что так и будет. Я говорила, что не будет. И вот, всё случилось именно так, как он предупреждал. Он был прав.
– Ты прав.
– Вон она! – указал Бен на женщину, несущуюся мимо кафешек к кинотеатру. За ней бежал какой-то мужчина.
– Это кто? – удивилась я.
– А я откуда знаю?
Добежав до нас, Анна остановилась.
– Простите! Простите!
– Уверен, у тебя была достойная причина для опоздания, – проворчал Бен. Его голос явно показывал, что он в это не верит.
Анна сверкнула на него наигранно сердитым взглядом.
– Маршал, это Элси и Бен.
Стоящий позади нее мужчина протянул нам руку, и мы ее пожали.
– Маршал пойдет в кино с нами.
– Так идемте уже скорее! Все трейлеры сейчас пропустим! – воскликнул Бен.
– Мне еще нужно взять билеты, – возразила Анна. – Купите попкорна?
Бен красноречиво глянул на меня и закатил глаза.
– Мне возьми диетическую колу, – засмеялась я.
Бен с Маршалом побежали к буфету, а мы с Анной пошли за билетами к киоску.
– Кто этот парень? – спросила я подругу.
– Не знаю, – пожала она плечами. – Он сотню раз приглашал меня на свидание, и я наконец уступила и позвала его с нами в кино.
– Истинная любовь, полагаю? – сыронизировала я.
Анна взяла билеты и направилась к Бену с Маршалом.
– Истинная-хренистенная, какая разница? – отозвалась подруга. – Я просто пытаюсь найти человека, с которым со скуки не помру.
– Ты меня удручаешь, – сказала я, не глядя в этот момент на Анну. Я смотрела на Бена, просящего кассиршу добавить масла в и так перемасленный попкорн. Я улыбалась. Во весь рот. По уши влюбленная в чудака.
– Нет, это ты удручаешь меня, – проворчала подруга.
Я расхохоталась, повернувшись к ней.
– Ты не веришь в то, что однажды встретишь своего единственного?
– Любовь превращает людей в противных нюней, – ответила она.
Мы почти поравнялись с Беном и Маршалом, когда я решила рассказать ей новость:
– Бен переезжает ко мне.
Анна встала как вкопанная и уронила сумочку.
– Что?
Увидев выражение ее лица, Бен встретился со мной взглядом. Понял, что происходит, широко улыбнулся и сунул в рот горсть попкорна. Я улыбнулась ему в ответ и подняла сумочку Анны. Подруга увлекла меня в сторону прямо на глазах Бена, стоящего рядом с ничего не понимающим и растерянным Маршалом.
– Ты с ума сошла! Ты же практически как в тюрьме будешь. Просыпаешься – он рядом. Засыпаешь – он рядом. Он всегда будет рядом! Он замечательный парень, Элси, и очень мне нравится. Я рада, что вы друг друга нашли, но, боже мой, ты выносишь себе смертный приговор!
Я смотрела на нее с улыбкой. В первый раз в жизни я в чем-то ее превзошла. Да, она потрясающе красивая, яркая и полная жизни. Мужчины желают ее с такой силой, что как гончие преследуют в попытках добиться свидания. Но мой мужчина хочет меня, и в отличие от Анны, я знаю, что это такое – быть желанной мужчиной, которого безумно желаешь сама. Мне хотелось того же самого для нее, но в глубине души я немного ликовала оттого, что у меня это есть, а подруга даже не понимает, что это такое, чтобы этого хотеть.
СЕНТЯБРЬ
Анна с Кевином опаздывают всего на несколько минут. Подруга открывает дверь своими ключами. Выглядит она на миллион. Сногсшибательно и сексуально. Я же оделась по-простому, будто собралась в магазин. А вот внешность входящего за ней Кевина удивляет меня. Я ожидала увидеть одетого с иголочки мачо с прической получше моей, а вижу совершенно другого человека.
Кевин невысок – во всяком случае, ниже Анны и примерно одного роста со мной – и одет в обычные джинсы с футболкой. Похоже, он тоже собрался со мной в магазин. Лицо невзрачное, с чистой кожей, но какое-то одутловатое. Волосы темные, оттенка «так себе». Фигура не подтянуто-тренированная, но и не неопрятно-расплывчатая.
Обойдя Анну, он протягивает мне руку.
– Кевин, – представляется он, пожимая мою ладонь.
Пожатие не твердое, но и не вялое. Вежливое и приятное.
Кевин улыбается мне, и я улыбаюсь в ответ. Он рассматривает мой дом, и я непроизвольно начинаю оглядываться, взирая на свою собственную гостиную его глазами. Кевин, без всякого сомнения, наслышан обо мне. Он знает, что я потеряла мужа, знает, что Анна – моя лучшая подруга. Может быть, он знает и то, что сейчас я ощущаю себя так, словно он пытается забрать ее у меня. Мне становится неловко от его изучающего взгляда. Слишком много вокруг вещей Бена. И мне хочется сказать: «Я не чокнутая. Просто пока еще не созрела, чтобы всё это убрать». Но я молчу, понимая, что говоря, что я не больная, я именно такой и покажусь.
– Идем? – спрашивает Анна.
Мы с Кевином киваем, тут же все покидаем дом и загружаемся в хонду Кевина. Я предлагаю сесть на заднем сидении и пролезаю туда через переднюю пассажирскую дверь. Кому пришло в голову создать двухдверную машину? Втиснуться в такой на заднее сидение – та еще задачка.
По дороге в ресторан Анна пытается найти для нас с Кевином общую тему для разговора. Это странно. У меня складывается отчетливое впечатление, что подруга хочет, чтобы мы с Кевином поладили. Она хочет, чтобы Кевин понравился мне. Такого раньше никогда не было. Ее никогда не интересовало, нравятся мне ее приятели или нет. В большинстве случаев встреча ее пассий со мной означала конец их отношений. Моим присутствием подруга ясно давала понять, что больше не испытывает желания встречаться с ними наедине и что теперь они просто друзья. Сейчас всё по-другому. Она открыла перед ним дверь не для того, чтобы дать пинка, а для того чтобы пустить внутрь.
– Где вы познакомились? – спрашиваю я с заднего сидения.
– О, на занятиях йогой, – не отвлекаясь от дороги, отвечает Кевин.
– Да, Кевин ходил на вечерние занятия по вторникам, и как ни бился у него ничего не получалось, – смеется Анна. – Пришлось лично ему помогать.
– Я пытался объяснить ей, что инструктора для того и есть, чтобы помогать своим ученикам, но она по-прежнему считает, что оказывает мне величайшую услугу, – шутит Кевин.
Я вежливо посмеиваюсь. Так весело, что обхохочешься. Не понимаю, что Анна в нем нашла?
– А вот что действительно оказало мне услугу, так это моя плохая физическая подготовка, так как после этого Анна пригласила меня на свидание.
– Представляешь? – полуразворачивается ко мне Анна. – Я сама пригласила его на свидание!
Вообще-то я подумала, что он пошутил.
– Погодите, – наклоняюсь я вперед. – Кевин, Анна сама пригласила тебя?
Он кивает, въезжает в подземный гараж и ищет, где бы припарковаться.
– Анна никогда и никого не приглашала на свидания за всё время нашего знакомства, – говорю я ему.
– Я никогда и никого не приглашала на свидания за всю свою жизнь, – уточняет подруга.
– Так почему Кевин? – поражаюсь я и в тот же миг понимаю, как невежливо это прозвучало. – То есть, я хотела сказать: что заставило тебя передумать? Ну, самой начать приглашать мужчин?
Кевин находит свободное место и паркует машину.
– Не знаю, – хватает его за руку Анна. – Кевин – не такой как все.
Меня тянет блевануть. Я даже в шутку издаю рвотный позыв, но они не находят это смешным. Они и внимания-то на меня не обращают. Пытаясь выбраться с заднего сидения дрянного драндулета не покалечившись, я осознаю, что Кевин неожиданно для самой Анны вклинился в наши с ней планы поужинать и что они взяли меня с собой чисто из вежливости. Я – третий лишний.
Попробуйте побыть вдовой и третьим лишним. Более одиноким чувствовать себя просто невозможно.
Ресторан оказывается на удивление замечательным местом. Кевин с Анной прекрасно проводят время, не интересуясь тем, как провожу время я.
– Как давно вы встречаетесь? – спрашиваю я, не зная даже, что ожидаю услышать в ответ.
– Эм… – задумывается Кевин, – около месяца.
Анне явно становится неловко.
– Где-то около того, – соглашается она и тут же меняет тему.
Моя лучшая подруга встречается с кем-то целый месяц, а мне об этом ни разу не обмолвилась? Как такое возможно? Не может быть, чтобы она мне говорила об этом, а я ее не слушала. Я не такой человек, несмотря на свое горе. Я всегда стараюсь выслушать других. Когда Анна успела из ветреной девчонки, плюющей на мужиков, превратиться в женщину, приглашающую мужчину на свидание, а потом и на совместный обед со своей лучшей подругой? И эта перемена произошла не у меня на глазах. Анна молчала о происходящем, будто готовила какой-то долбаный проект по саморазвитию, о котором собиралась сообщить мне лишь после сдачи.
После ужина они отвозят меня домой и желают мне спокойной ночи. Кевин целует меня в щеку и, посмотрев в глаза, говорит, что очень рад знакомству со мной. Он добавляет, что надеется на новую встречу, и я ему верю. Может, именно это и цепляет в Кевине? Его искренность. Может, Анну привлекает именно она? Если это так, то я ее понимаю.
Я звоню ей пару часов спустя, и мой звонок переключается на голосовую почту. Уверена, она сейчас с Кевином. Я пытаюсь дозвониться до подруги утром, и меня снова перенаправляют на голосовую почту, однако вскоре от Анны приходит сообщение, что она перезвонит мне позже. Она всё еще с Кевином. С ним у нее действительно всё по-другому. Он отличается от остальных. Я чувствую это. Вижу это. И это заставляет меня нервничать. Я уже потеряла Бена. Я не могу потерять еще и подругу. Как она может меняться сама и менять свои приоритеты именно сейчас? Когда я еле держусь.
Анна звонит в воскресенье днем и предлагает заехать ко мне. Первые же ее слова:
– Что ты думаешь о нем? Он милашка, правда?
– Да. Он очень мил. И понравился мне.
Я не кривлю душой. Пусть я и не вижу, что в нем такого особенного, но он на самом деле милый и приятный молодой человек.
– Ох Элси! Я так рада это слышать! Я так переживала, так хотела познакомить вас, и когда он вчера приехал и я спросила его, не присоединится ли он к нам за ужином, я так волновалась… – Она обрывает саму себя. – Я очень рада, что он тебе понравился.
– Он замечательный. Правда немного… – как бы это помягче сказать? – не в твоем вкусе что ли.
– Я изменилась, – пожимает Анна плечами. – Что-то щелкнуло внутри, и я вдруг осознала, что хочу любить. Ну, то есть, все хотят любить, просто я почувствовала, что готова к серьезным отношениям. У меня было много мужчин, но я поняла, в чем проблема: я любила не их самих, а то, как сильно они любят меня. А с Кевином всё по-другому. Я его даже не интересовала. Мы задерживались после занятий, и я помогала ему с позами, трогала его то тут, то там – сама знаешь, как на йоге бывает. Такая близость воодушевляет большинство мужчин. И обычные упражнения становятся сексуальными и интимными. Но только не с Кевином. Его интересовало одно – правильно войти в позу. И тогда я сама попыталась придать нашим занятиям сексуальный оттенок. Тщетно. Я пыталась привлечь его внимание к себе как к женщине, а он был искренно сосредоточен только на йоге.
Значит, в каком-то роде я была права. Ее очаровала его искренность.
– И я… я хочу быть с кем-то таким. Серьезным и искренним. С тем, кто не воспринимает меня как какую-то ценную вещь, которую хочется заполучить и которой хочется обладать. Поэтому я пригласила его на свидание. Он согласился. Я после этого, конечно, жутко разнервничалась, но гордилась собой. А потом, с самого первого нашего свидания, я почувствовала между нами… связь…
Я начинаю злиться, потому что у нас так было с Беном. Мы на первом же свидании почувствовали сильную связь. Такое не случается со всеми подряд. Говоря об этом как о чем-то обыденном, Анна словно обделяет меня.
– Не понимаю, почему ты не рассказала мне об этом раньше, – замечаю я.
Подруге опять становится неловко, как тогда в ресторане.
– Ну… ты сейчас переживаешь нелегкое время, и я подумала, что тебе бы не хотелось об этом узнать, – отвечает она, и меня как током прошибает. Анна жалеет меня. Теперь она влюблена. Она счастлива. А я – одинока и несчастна, и подруга не хочет растравлять мне рану.
– И что же такого произошло, что ты переменилась? – спрашиваю я. Резко и горько.
– Что?
– Забавно, что ты вдруг взяла и изменилась. Сначала была… такой… а теперь стала… – походящие эпитеты никак не идут на ум… – в общем, чуть ли не воплощением любви. Что заставило тебя измениться?
– Ты. – Судя по тону Анны, ее ответ должен был успокоить или осчастливить меня. – Я просто осознала, что жить – значит, любить. Дарить свою любовь другому человеку.
– Ты себя слышишь? Ты словно зачитываешь надписи с валентинки.
– Оу. – Она, наконец, улавливает раздражение в моем голосе. – Прости. Я думала, ты будешь счастлива за меня.
– Счастлива за тебя? У меня умер муж, и я сижу тут у разбитого корыта одна, мучаясь и страдая, в то время как ты, глядя на мой печальный опыт, делаешь выводы о том, как важно любить. Поздравляю, Анна! Мы все счастливы за тебя!
Она потрясенно молчит, и благодаря ее молчанию, я, к сожалению, могу продолжить:
– Давайте устроим праздник в честь Анны! Она нашла свою истинную любовь! Ее жизнь не была достаточно прекрасна с ее прекрасным домом, прекрасным телом и увивающимися вокруг мужиками. Но через смерть моего мужа жизнь преподнесла ей великий урок – о том, насколько важна романтика и любовь!
Анна чуть не плачет. Я не хочу доводить ее до слез, но меня уже несет, и я не могу остановиться:
– Это была любовь с первого взгляда? Твой великий роман? Собираешься под венец на следующей неделе?
У меня осталось только одно доказательство того, как сильно Бен любил меня – он очень быстро захотел жениться на мне. И в эту секунду я искренне думаю о том, что если Анна с Кевином уже завели разговор о женитьбе, то мне совершенно расхочется жить.
– Нет, – качает подруга головой. – Всё не так.
– А как, Анна? Зачем ты так со мной поступаешь?
– Как я с тобой поступаю? – наконец взрывается она. – Я не сделала тебе ничего плохого. Все, что я сделала – встретила человека, в которого влюбилась, и попыталась поделиться своим счастьем с тобой. Так же, как и ты, несколько месяцев назад. Но я была счастлива за тебя!
– Еще бы, ты же не была тогда вдовой.
– Знаешь что, Элси? Тебе не обязательно быть вдовой каждую секунду каждого дня своей жизни.
– Обязательно, Анна.
– Нет, не обязательно. Ты думаешь, что можешь послать меня на три веселых буквы, сказав, что я ни черта в этом не смыслю, но я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Я знаю, что ты сидишь тут в одиночестве, оплакивая то, что потеряла. Знаю, что постоянно думаешь об этом и что все эти мысли пожирают тебя изнутри. Знаю, что хранишь все его вещи в своем доме как гребаную медаль за все свои страдания.
– Знаешь, что… – начинаю я, но она меня прерывает:
– Нет, Элси. Теперь ты меня послушай. Все ходят вокруг тебя на цыпочках, включая и меня, но иногда тебе стоит напомнить, что ты потеряла то, чем обладала всего каких-то полгода. Полгода! Я не говорю, что пережить такое – легко. Но тебе не девяносто, и ты не потеряла мужа, с которым прожила бок о бок всю жизнь. Пора начать жить заново и дать жить другим. Я имею право быть счастливой. Я не потеряла права на это только потому, что умер твой муж.
Мгновение царит тишина. Я смотрю на подругу в шоке, с раскрытым ртом.
– И ты тоже не потеряла право на это, – заканчивает Анна и выходит за дверь.
После ее ухода я несколько минут оцепенело стою на одном месте. Затем, переборов ступор, иду в кладовку и достаю из мусорного ведра подушку, которую выкинула сразу после смерти Бена. Подушку, пахнущую им. Я вдыхаю и вдыхаю его запах через дырку в пакете, пока уже не могу ощущать ничего другого.
Анна всю неделю названивает мне и оставляет голосовые сообщения с извинениями. Она твердит, что ей жаль, что она не должна была такого говорить. То же самое она пишет в текстовых сообщениях. Я не отвечаю ни на звонки, ни на сообщения. Я не отвечаю ей. Я не знаю, что ей сказать, потому что не злюсь на нее. Я смущена и потеряна.
