Текст книги "Обман и желание"
Автор книги: Дженет Таннер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
Они остановились на дороге, глядя с холма на церковь, где умерла Лорна. Взглянув на Дину, Ван увидел, что ее глаза полны слез. В тот момент раздражение уступило место нежности. Он обнял ее, заглянул ей в лицо:
– Что такое, дорогая? В чем дело?
Она покачала головой: «Ничего».
– Но что-то должно быть. Никто не плачет без причины!
– О, это потому, что я здесь.
– Но ты хотела приехать сюда.
– Я знаю, но это так грустно! Любовь может быть грустной, да?
– Может быть. Но не из-за чего плакать.
Она села, молча глядя в долину.
– Ты же плачешь не из-за Лорны Дун и Джона Рида, правда? – сказал он. – Ты странно ведешь себя весь день. Это из-за того, что случилось вчера? Если так, то нечего плакать. Ты ведь хотела этого, да?
– О да! – вполне искренне ответила Дина.
– И я хотел. Мы оба ждали этого дня долгое время. Ну что такое? Ты волнуешься, что забеременела? Если да, то забудь о тревоге. Я могу пообещать тебе, что этого не случилось.
Она всхлипнула:
– Нет, не в этом дело.
– Тогда в чем?
Слезы бежали из ее глаз, и он вдруг почувствовал прилив ревности:
– Существует еще кто-нибудь? Кого ты не можешь забыть?
– Нет! Нет! Пожалуйста, оставим это! Просто я устала, я мало спала этой ночью.
И больше она ничего не сказала.
Они вернулись к машине, и, казалось, Дина постаралась отодвинуть то, что угнетало ее, от себя подальше.
Этой ночью они опять занимались любовью, на этот раз в ее комнате, но опять она настояла на том, чтобы свет был погашен. Когда все было кончено, они лежали рядом и его рука покоилась на ее слегка округлом животе. Он был очень удивлен, когда она отодвинула его руку.
– Ты хочешь, чтобы я ушел? – спросил он, думая о том, что сам этого совсем не хочет.
Она свернулась клубочком около него.
– Нет, пожалуйста, останься.
В какой-то момент среди этой темной ночи он понял, что хочет жениться на ней. Он проснулся, чтобы увидеть ее рядом с собой, услышать ее ровное дыхание и почувствовать ее мягкую теплоту. Она пошевелилась, бормоча что-то невнятное, и внезапно, будто электрошок, его пронзила мысль, что он никогда не сможет ее покинуть.
Эта мысль поразила его. Он никогда не хотел связывать себя с кем-либо постоянными отношениями, но теперь было по-другому. Он всегда играл с людьми, слишком ценя свою свободу. Жене не было места в его жизни. Но раньше он не встречал такую женщину, как Дина, никогда не влюблялся.
Все изменилось, и это пугало его. Любовь делала его уязвимым, а он не хотел быть таким. «Женись на ней, и ты будешь держать под контролем и ее, и себя», – мелькнула мысль.
Но это желание не было чисто эгоистичным. Он хотел и ей добра: хотел научить ее доверять, готов был развеять любые тучи, сгустившиеся над ее горизонтом. Он хотел делить с ней плоды своего успеха, хотел все делать вместе с ней, а не только заниматься любовью. Он готов был разделить с ней все трудности работы, как тогда, когда они вместе придумывали новые модели обуви.
Он был в предвкушении чего-то абсолютно нового. Он думал о том, почему такая по-детски наивная и простая девушка, как Дина, смогла завоевать его сердце, чего не удавалось более искушенным женщинам. Но в то же самое время это не удивляло его. Ее наивность и доверчивость заполнили пустоту в его сердце. Дина помогла Вану почувствовать себя могущественным, а ее недоступность бросала ему вызов.
У них остался всего один день, чтобы побыть вдвоем. Потом им придется вернуться к реальности, продолжать свою повседневную жизнь. Он не мог даже допустить мысли, что она по-прежнему будет работать за станком, в цеху, с другими рабочими. В то же время видеть Дину рядом с собой было для него необходимостью. А что касается бывших любовниц, то ему нравилось думать, как они будут обескуражены, узнав, что их победила эта маленькая девочка.
Но как горд будет он! Она и так прекрасна, а в стильных нарядах, с его деньгами она будет роскошна. Он научит ее всему, что необходимо в его мире. Завтра он попросит ее руки, решил Ван. Несмотря на все страхи и сомнения, ему и в голову не приходило, что Дина может отказать.
Он отвез ее на Лестницу Tapp в сердце Эксмура, а на обратном пути опять свернул в Долину Дун.
Ван не был романтиком, но знал, что вопрос, который мучил его весь день, лучше задать в таком романтичном для нее месте.
– Лорна так и не пришла к алтарю этой церкви, – проговорил он, сидя на камне и держа Дину за руку. – Хочешь сделать это за нее? – Она взглянула на него озадаченно, он знал, что она неправильно его поняла. – Ты хочешь венчаться там?
– Я?.. Я не знаю! Какой смешной вопрос.
– Ничего смешного. Церковь закрыта, в ней давно уже не проводили службу. Но если бы было иначе, ты хотела бы выйти там замуж… за меня? – Она до сих пор выглядела озадаченной, не понимала или боялась понять смысл его слов.
– Да Господи Боже! – взорвался он. – Я прошу тебя выйти за меня замуж, Дина!
– О! – Опять это появилось в ее глазах, он заметил прежде, чем она успела отвернуться. Опять тень. Он занимался с ней любовью, а тени все еще там, он просит ее руки, а тени все еще там, в глубине ее души! Чем же он может прогнать их?
– Я понимаю это как отказ? – с трудом проговорил он.
Она резко повернулась.
– О Ван, я ничего так не хочу, как выйти за тебя замуж. Только…
– Только что?
Она растерялась, глаза стали пустыми.
– Ничего.
Неужели она никогда ему не скажет? Он хотел схватить ее и вытрясти из нее ее тайну. Но он не сделает этого. Когда-нибудь она сможет сама рассказать ему. А пока надо быть терпеливым.
– Ты выйдешь за меня?
Она уткнулась ему в плечо:
– О Ван, я так тебя люблю!
Он не получил ответа на вопрос, но на лучшее пока нельзя было рассчитывать.
На следующий день они поехали домой. Дина была очень тихой и очень влюбленной. Ее рука покоилась на его колене, голова – у него на плече.
Они больше не говорили о женитьбе. Он должен был дать ей время привыкнуть к этой мысли, да и себе тоже. Они перекусили в деревенском трактире, ему нравилось, что к ним относятся как к женатой паре. Подъехав к ее маленькому домику с террасой, он затормозил у входа. Спасибо, – сказала она без всякого выражения.
– Спасибо тебе, – ответил он, – за счастливейшие дни в моей жизни.
– На работе… мы?..
– Скажем ли кому-нибудь? Мы скажем, как только ты будешь готова.
– А ботинки?
Вот ботинки сейчас его меньше всего волновали.
– Все в порядке. Отдадим их на доработку специалистам.
– М-м. – Она кивнула, казалось, с удовлетворением.
– Может быть, мне войти, отнести твой чемодан?
– О нет, лучше не надо. Миссис Брукс…
– Миссис Брукс придется привыкнуть ко мне, по крайней мере, ненадолго.
– Да, – ответила она машинально. – Да, но не сегодня.
Он поставил свой чемоданчик, обнял ее и быстро поцеловал.
– Спокойной ночи, дорогая.
– Спокойной ночи. – Вдруг неожиданно она бросилась ему на шею, уткнулась в плечо. Он застыл в замешательстве. Для своего возраста и положения он выглядел не совсем прилично. Но прежде чем Ван что-то сообразил, она схватила чемоданчик и распахнула дверь, не глядя на него. Он почувствовал, что она вот-вот заплачет.
– Дина… – начал было он.
– Пока, Ван, – бросила она. Он поразился, что на какую-то долю секунды ему показалось не «пока, Ван», а «прощай». Потом дверь захлопнулась, и ему ничего не оставалось, как вернуться в машину и отправиться домой.
На следующий день Дина не вышла на работу. Ван приехал рано, как всегда, но сегодня он хотел поскорее увидеть Дину. Однако ее место пустовало.
Ван был озадачен и очень обеспокоен. Конечно, вполне вероятно, что она заболела и осталась сегодня дома. Но он чувствовал, что все не так просто. Может быть, Дина слишком слаба, чтобы дойти до телефона на углу улицы? Его сердце било тревогу. Он сказал секретарю, что уезжает, сел в машину и отправился на Веллигтон-стрит.
Погода ухудшалась. Моросил дождь, и под серым хмурым небом маленькие домики с серыми стеклами террас выглядели совсем неприветливо. Несколько угрюмых домохозяек спешили за покупками, с любопытством поглядывая на «ягуар», остановившийся у дома миссис Брукс. Он выглядел здесь инородным телом.
Ван позвонил в дверь. Долго никто не открывал, потом послышалось шарканье. Дверь открыла, по-видимому, та самая миссис Брукс, с узким злым лицом и красными мокрыми руками, которые она вытерла о передник.
– Да? – прошепелявила она.
– Извините за беспокойство, миссис Брукс. Я приехал навестить Дину.
Женщина шмыгнула носом, вытерев лицо тыльной стороной руки:
– Ха.
– С ней все в порядке?
– Ее нет.
– Нет? – Он чувствовал, что это правда, но не мог поверить сразу. – А где она?
Женщина усмехнулась:
– Откуда я знаю. Могу только сказать, что с утра она собралась и уехала. Хорошо, что я взяла с нее плату заранее.
– Вы имеете в виду, что она не вернется?
– Именно так. – Она испытующе глянула на него. – А что вам об этом известно? Да кто вы вообще такой?
– Дина у меня работает, – сказал Ван. – Она оставила свой адрес?
– Нет. Я спросила, что делать с почтой, которая придет на ее имя, а она сказала, что не придет…
– Можно мне зайти в ее комнату? – спросил Ван.
– Зачем?
– Может, она забыла что-нибудь.
– Нет.
– Я хочу сам проверить. – Ван говорил с напором, и миссис Брукс уступила.
– Я сменила постель. И как раз стираю белье.
Комната действительно оказалась абсолютно пустой, Ван все осмотрел. Вообще не верилось, что совсем недавно здесь жила Дина.
– Вот видите! – сказала миссис Брукс, стоя в дверях и наблюдая за ним. Ему вдруг смертельно надоело общество этой неприятной женщины.
– Мисс Маршалл ничего вам не должна? Я заплачу.
– Я же говорила, что взяла с нее плату вперед. И хорошо сделала, а то теперь были бы проблемы.
Губы Вана скривились в гримасе неудовольствия.
* * *
Ван сидел за рулем своего «ягуара», уставившись в пространство. Прохожие недоуменно оглядывались на него. Потрясенный, он не мог найти ответы на мучившие его вопросы. Куда ушла Дина, почему? Он, как сейчас, видел перед собой Дину, в слезах прижимавшуюся к нему, убегавшую от него со словами: «Прощай, Ван». Теперь он был полностью уверен, что она сказала «прощай», а не «пока». Теперь он знал это наверняка, однако смириться не мог. Ну почему? Почему? Потому что они занимались любовью? Потому что он попросил ее руки? Если Дина не хотела этого, ей стоило лишь сказать. Или, может быть, она думала, что после этого не сможет работать с ним? Нет, она не хотела причинить ему боль своим отказом; сама мысль, что они могут вновь встретиться, пугала ее. В конце концов, она не обещала выйти за него замуж. Эта неопределенность мучила его тогда, действует на нервы и сейчас. Она сказала, что любит его, и он верил ей. Так зачем же было собираться и уезжать, не сказав ни слова? В этом не было никакого смысла. Инстинктивно Ван почувствовал, что эта загадка связана с той тайной, которую хранила в своей душе Дина.
Что же она прячет? Какую-то скрытую грусть? Что-то, чего она стыдится, может быть, прошлое? Что бы это ни было, он не мог представить, чтобы это было действительно ужасно. Ван знал, что даже какая-нибудь мелочь могла быть воспринята Диной как нечто серьезное. Он обязательно найдет ее и раскроет ее секрет, чего бы это ни стоило.
Ван, не глядя, завел машину и поехал к фабрике. Потеря Дины причиняла ему физическую боль, он чувствовал в себе пустоту, которая, увеличиваясь, заполняла его. Но как бы тяжело ни было ему, в одном он был уверен: если он найдет ее, то обязательно разрешит все разногласия между ними. Он нуждался в Дине и физически, и духовно. С нею были связаны его надежды, его будущее. Он чувствовал, что она была его недостающей половиной. Дина всегда прекрасно дополняла его. Вместе они могли бы поставить дело на качественно новую ступень. Так он это планировал, так это и должно было быть. Ее исчезновение означало для него полный крах.
Амбициозный, целеустремленный Ван не мог допустить этого.
Мэри Колборн, урожденная О'Салливан, уложив спать своего сына Патрика в саду, вернулась в дом. В маленькой и уютной кухне Дина только что закончила вытирать посуду; она молча стояла, все еще держа полотенце, и смотрела на освещенный солнцем задний двор с длинной аллеей и кустами розовой герани в терракотовых горшках, выделявшихся на фоне серой стены дома. В тени дома стояла детская кроватка, защищенная сеткой.
Мэри взглянула озадаченно на свою подругу и покачала головой. Дина была очень напряжена, весь ее вид говорил об этом: бледное, угрюмое лицо, припухшие глаза. А под дешевым блузоном в цветочек ясно проглядывал ее располневший живот.
– Дина, нам надо поговорить, – сказала Мэри. – Мы должны решить, что тебе делать дальше.
Прошла уже неделя с тех пор, как Дина приехала к ней, и с первого взгляда Мэри поняла, что с подругой творится что-то неладное. Дина не отрицала, что оставила свою работу и занятия, не отрицала, что ей просто-напросто некуда податься. Разве могла Мэри не принять ее на время, пока она не разберется в себе?
Конечно, Мэри приютила подругу. У нее была свободная комната, и Дина могла распоряжаться ею столько, сколько понадобится. Мэри была уверена, что Боб, ее муж, не будет против: он ведь понимал, насколько одинокой чувствует себя Мэри, пока он на работе. Боб был штукатуром и работал много, стараясь поправить материальное положение семьи. Но Мэри была в недоумении. Она слышала, что Дина оставила колледж и пошла работать на обувную фабрику – достаточно странный выбор для столь талантливой студентки. Теперь становилось понятно, что и эта работа, как и колледж, уже в прошлом. Не составило большого труда заставить Дину признаться, что она беременна: ее полнеющий живот не оставлял никаких сомнений на этот счет. Но все недавнее прошлое Дины было для Мэри закрытой книгой.
– Я не хочу об этом говорить, – твердила Дина, и Мэри меняла тему, чтобы лишний раз не травмировать подругу. Но прошла уже неделя, и она не могла больше ждать. Боб начинал задавать вопросы. Да и самой Дине пора было повернуться к своим проблемам лицом.
– Дина, нам нужно поговорить, повторила Мэри, но Дина продолжала молча смотреть в окно.
Мэри поняла, что ее внимание сосредоточено на маленьком Патрике. Она вздохнула.
– Я пойду поставлю чайник и заварю нам по чашке чая, – твердо сказала Мэри. – А потом, хочешь ты этого или нет, мы поговорим!
– О нет, Мэри, я не хочу! Только не об этом! Давай лучше поговорим о прошлых временах…
– Дина, если ты случайно не заметила, спешу тебе сообщить – ты ждешь ребенка. Игнорирование этого факта не решит проблемы. Ты уже была у доктора?
Дина покачала головой.
– Знаешь, ты просто обязана обратиться к врачу. Он должен проверить твое здоровье, твое и ребенка.
Дина смотрела вдаль невидящими глазами.
– Думаешь, мне поздно делать аборт?
– Дина! Даже не думай! Это незаконно, аморально и опасно. К тому же теперь поздно. Какой у тебя срок?
– Пять месяцев.
– Слишком поздно.
– Надо было подумать об этом раньше!
– Дина Маршалл, перестань. Ты хочешь убить малыша, такого же, как мой Патрик?
– Ну хорошо, ладно.
– Дина, я твой друг. Пожалуйста, скажи мне, что с тобой произошло.
Дина опустила голову:
– Нечего рассказывать. Я выпила, и все случилось само собой.
– А кто отец? Он знает?
– Нет, я никогда ему не скажу.
– А дед и бабушка?
Дина невесело рассмеялась:
– Как ты представляешь себе это? А? Я вообще никогда в жизни больше не хочу видеть деда!
– Но ты, по крайней мере, должна подумать о своем будущем.
– Да нет. Я ушла из колледжа прежде, чем кто-то догадался, и пошла работать. Но потом…
– Ну?
– Я не хочу думать об этом.
– Почему, почему, Дина?
Она долго молчала.
– Потому что я встретила одного человека…
– Кого?
– Его зовут Ван. Ван Кендрик. Он владелец фабрики, на которой я работала, точнее – сын владельца. Он особенный. Я люблю его, Мэри. Я старалась забыть свое состояние… думала, что все нормально… мы могли бы… – Ее глаза наполнились слезами.
Мэри оставила чашки и села рядом с Диной:
– Но он не обращал на тебя внимания? Да?
Дина взглянула на нее:
– Нет, обращал. Я ему очень нравилась. Это было прекрасно. Мы работали вместе, я обо всем забывала, работали одни на фабрике в пустом цехе, а потом поехали вместе отдыхать.
– Дева Пресвятая! – воскликнула Мэри. – Неужели ты с ним?..
– Да.
– Дина Маршалл! А я-то считала тебя примерной и правильной!
– Мэри, давай только ты не будешь меня воспитывать!
– Хорошо. Расскажи мне все. Теперь, наигравшись, он бросил тебя, да?
– Нет, ты ошибаешься! Он просил моей руки.
– Что?!
– Он просил выйти за него замуж. Мэри всплеснула руками:
– Но тогда в чем дело? Почему ты здесь?
– Я не могу выйти за него в таком положении. И сказать ему не могу.
– Почему?
– Я не осмелюсь. Он думает… думал… я была девственницей. Я не могу сказать ему, что была беременна.
– Вы были близки. Он должен был понять.
– Я гасила свет. Я не хочу, чтобы он знал, Мэри. Это все испортит.
– И так уже все испорчено!
– Нет. То, что было, останется с нами. Он будет помнить меня другой. Если он узнает… о, Мэри, разве ты не понимаешь? Он возненавидит меня! Я этого не вынесу.
– Он будет шокирован, да, но если он тебя любит…
– Нет, я не могу взваливать это на него. Только не чужого ребенка.
– Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь. Ты решила?
– Да. Я ничего не должна говорить, я исчезла.
– Какой смысл в этом?
– Не знаю! Ничего не знаю!
– Дина, давай я напишу ему, дам ему знать.
– Нет!
– Если он любит тебя… если ты любишь его…
– Нет! Если ты сделаешь это, я никогда тебе не прощу!
– Ладно, – мягко согласилась Мэри. – Но ты должна подумать о будущем. Ты ведь не можешь жить здесь постоянно.
– Но…
– Ты должна увидеться с врачом и с работником социальной помощи, подготовиться к рождению ребенка. Ты ведь оставишь его?
– Думаю, что да…
– Есть дома матери и ребенка, где можно находиться, пока малыш подрастет. Дина, ты слушаешь?
Дина опять ушла в себя. Мэри очень хотелось помочь любимой подруге. Как бы узнать, где работала Дина, и все-таки разыскать этого Вана Кендрика?
В конце концов, что-то нужно делать!
Два дня спустя Мэри стирала пеленки, когда услышала стук в дверь. Боб был на работе, а Дина ходила по магазинам. Мэри вытерла руки и пошла открывать. Если это «Свидетели Иеговы», она выпроводит их в момент, думала Мэри.
Но мужчина, стоящий на пороге, совсем не был похож на «Свидетеля Иеговы». Он был высок, красив, безукоризненно одет. Мэри вопросительно смотрела на него:
– Да?
– Мэри Колборн?
Она кивнула, озадаченная.
– Отлично. Значит, я попал куда надо. Не могли бы вы мне помочь? Я ищу Дину Маршалл. Вы ее подруга. Не знаете ли вы, где ее можно найти? Кстати, меня зовут Ван Кендрик.
Мэри была ошарашена. Сообщение Дины о том, что ее преуспевающий, блистательный хозяин решил жениться на ней, казалось абсурдом. Мэри знала, что Дина любит пофантазировать. Поэтому меньше всего она ожидала увидеть Кендрика на ступенях своего дома. Взяв себя в руки, она устремила на него взгляд синих ирландских глаз:
– Мистер Кендрик? Да, Дина упоминала про вас.
Она заметила, как дрогнул мускул на его щеке.
– Вы знаете, где она?
– Да, знаю, – она склонила голову набок. – Зачем она вам?
Он удивился:
– Что за вопрос?
Мэри стояла на своем:
– Прямой вопрос. Слушайте, мистер Кендрик, Дина – моя давняя подруга. Я забочусь о ней. Она очень огорчена, и я не хочу, чтобы ей добавляли неприятностей.
– Уверяю вас, я меньше всего на свете хочу огорчить Дину. Если бы вы сказали, где она находится…
Мэри взглянула на него, ощущая всю властность этого человека.
– Думаю, лучше пройти в дом. Присядьте.
– Спасибо, я постою.
– Очень хорошо. – Она встретила его взгляд и спокойно выдержала его. У нее самой был твердый и упрямый взгляд, которого побаивался ее муж Боб. – Вы отец ее ребенка?
Она видела, как изменилось его лицо. Видела шок, поняла, что он ничего не знал.
– Вы говорите, что у Дины есть ребенок?
– Пока нет, но скоро будет. В начале декабря, думаю, хотя точно не известно, она не была у врача. Пять месяцев она пыталась притворяться, что ничего не происходит. Но ей пришлось столкнуться с проблемами. Она поняла, что, закопав голову в песок, от них не избавишься. – Мэри сделала паузу. – Я хотела связаться с вами. Дина запретила. Она не хочет вас видеть.
Его лицо потемнело.
– Кто отец ребенка?
– Студент, кажется, кто-то из ее знакомых по художественному колледжу.
– Она говорила, что покинула колледж, так как умерла ее мать.
– Да, это абсолютная правда. – Мэри чувствовала удовольствие оттого, что защищает Дину. – Ее мать умерла.
– Но это была не единственная причина. Молодой человек покинул ее, да?
– Она никогда не говорила ему о беременности. Их близость была случайной, я думаю.
– Она никому не говорила. Где она?
– Пошла за покупками.
– Вы имеете в виду, что она живет у вас?
– Пока да. Если хотите подождать, она скоро вернется. – Он, казалось, смутился.
– Нет-нет. Я не буду ждать. И вообще было бы лучше, если бы вы не говорили ей обо мне.
Он отходил от двери. Мэри ощутила, как в ней закипает ярость. Свинья! Теперь, зная о Дининой беде, он старается скорее смыться! Дина была права, что бросила его!
– Не волнуйтесь, – холодно сказала Мэри. – Я ничего ей не скажу. Я не хочу больше причинять ей боль. Я говорила, что ей следует рассказать вам правду, потому что, если вы любите ее, то останетесь с ней. Я вижу, она хорошо в вас разобралась. О, не беспокойтесь, я не стану разбивать ей сердце, подтвердив, как она была права в отношении вас, мистер Кендрик!
Она выпихнула его из дома, молясь, чтобы роскошный «ягуар» уехал раньше, чем Дина вернется из магазинов.
Ван был ошеломлен. Он сел в машину и рванул с места, не обращая внимания на дорогу.
Вот он нашел Дину, узнал ее секрет, но, ей-богу, лучше бы он этого не делал.
Дина всегда была для него такой, какой он хотел ее видеть: мягкой и невинной, как дитя. Теперь он знал, что она совсем не такая. Она носила под сердцем чужого ребенка все то время, которое они провели вместе. Она лгала ему, обманывала его, и он чувствовал, как рушится весь мир. Ван закурил сигару.
Ему и в голову не приходило, что она сбежала от него, потому что была беременна. Но теперь он знал правду, и она вызывала у него жгучую боль. Не только потому, что его мадонна была с кем-то раньше, но еще и потому, что этот человек дал ей то, чего никогда не сможет ей дать Ван – ребенка.
Вану было девятнадцать, когда он подхватил свинку. Друзья шутили, посмеивались над его раздувшимися щеками и шеей, предлагали веселиться, и он веселился. Врач говорил, что болезнь может вызвать осложнения, позже тесты показали, что он оказался прав. Ван стал бесплоден. Он никогда не будет отцом.
В то время эта новость не особенно волновала его. Он радостно смотрел вперед, сознавая, что может развлекаться с кем угодно, не беспокоясь о последствиях. К тому же все, чего он добьется за свою жизнь, останется его достоянием, он будет стараться не для потомков, а для себя.
Будучи сильным и эгоистичным человеком, Ван придерживался такой жизненной философии. Он не мог тратить время и энергию, переживая горечь потери, все равно ничего нельзя было изменить. Он не мог стать отцом. Но Дина, его Дина, нашла кого-то, кто мог это сделать. Она спала с этим мужчиной, и его семя зрело в ней, когда она уже была с Ваном.
Ван выбросил сигару. Ему хотелось почувствовать боль. Он знал, что, когда начнет расслабляться, она придет к нему, эта боль, придет внезапными уколами. Но в то же время, несмотря на весь ужас и гнев, он хотел Дину, хотел чуть ли не больше, чем раньше! Он любил ее, нуждался в ней с отчаянием, какого не ожидал испытать. Он нуждался в ней как мужчина, всей душой и телом. Он нуждался в ней как коллега. В ней было его будущее. Она была его достоянием, и, хотел он этого или нет, он принадлежал ей. Они были предназначены друг для друга.
Ван опустил окно «ягуара» и вдохнул свежий воздух. В нем соединились запахи лета: коровьего навоза и сухой травы. Ван надолго запомнил их.
Оставив окно открытым, он завел мотор. Затем развернул машину и двинулся обратно.
Дина была наверху в маленькой комнате, которую ей отвела Мэри.
Она смертельно уставала последние дни и поднялась к себе прилечь и почитать. Однако не могла сосредоточиться на книге, как, впрочем, и ни на чем другом.
Что ей делать дальше? Мэри права, она должна думать, и нечего ожидать, что Мэри сделает это за нее. Когда она покинула колледж, то была уверена, что справится одна, потом она слегка забеспокоилась, теперь же чувствовала страх, панику и полное, абсолютное одиночество.
И эта смертельная усталость не помогала от них избавиться.
Кто-нибудь еще чувствовал подобное? Если да, то как женщины справлялись с этим?
У Дины была надежда, что она потеряет ребенка, это решило бы все ее проблемы. Она стала бы свободной, и все было бы по-прежнему.
Конечно, этого не случится. Ничего уже не будет по-прежнему.
Ее глаза наполнились слезами. Если бы она встретила Вана раньше!
Дина поднялась с постели и подошла к окну. Был августовский полдень. Живот казался особенно тяжелым.
Она слышала, как на их улицу завернула машина, и посмотрела в ту сторону. «Ягуар», да, как у Вана. У нее защемило сердце, и где-то ниже она ощутила толчки, она знала, это ребенок.
Машина остановилась у дома. У Дины перехватило дыхание. Ее тело уже реагировало на то, что мозг успел осознать позднее. Дверца открылась, из машины вышел мужчина. Ван! Милый Господи, это Ван! Боже! Он не должен видеть ее в таком положении! Что делать? Спрятаться? Запереть дверь? Притвориться спящей?
Паника охватила ее. Она почувствовала прилив крови к лицу, в то время как руки оставались ледяными. Ноги стали ватными, отказываясь подчиняться ей.
«Я должна сесть», – подумала Дина. Но вдруг оказалось, что кровать очень далеко. Она сделала шаг, комната закружилась вокруг нее. Она шагнула еще раз, словно ступала по воде. Ноги подкосились, и она тихо опустилась на пол.
* * *
Она слышала голос Мэри, зовущий ее: «Дина! Дина!» – но он звучал слишком далеко. Потом другой голос, его голос. И вдруг она поняла, что он держит ее на руках. Туман перед глазами немного рассеялся: да, он был рядом с ней, это лицо, любимое, совсем близко. О Ван, Ван!
Мэри держала стакан у ее губ. Бренди. Она с отвращением оттолкнула его:
– Нет!
– Может быть, воды? – спросил Ван.
Да, это был он.
– Что ты здесь делаешь? – еле проговорила она.
Он смахнул капельку с ее губ.
– Я приехал, чтобы забрать тебя к себе, домой, – сказал он.
Они поженились по специальному разрешению через три недели, официально зарегистрировавшись, так как Дина была в интересном положении и не хотела шумного бракосочетания. Дед, который был ее официальным опекуном, пока ей не исполнился двадцать один год, отказался присутствовать на церемонии. Таким образом, гостями оказались родители Вана, Мэри, Боб и маленький Патрик. Дина замечательно выглядела в кремовом шелковом платье в стиле двадцатых годов, скрывающем ее полнеющую фигуру. Невеста была бледна, но вся светилась от счастья.
Родители Вана были совсем не так счастливы. Они неплохо отнеслись к Дине, но сами едва ли выбрали бы для своего сына беременную двадцатилетнюю девушку без образования. Кристиан-старший был немногословен, говоря о происходящем событии, особенно когда он узнал о том, что молодожены собираются жить в родительском доме, по крайней мере, первое время. Поэтому Вану пришлось найти подходящий дом недалеко от фабрики, в то время как переговоры о покупке их постоянного дома продолжались. Однако в день свадьбы все опасения были отодвинуты на задний план, и присутствующие даже улыбались для семейной фотографии. В глубине души мать Вана, глядя на счастливое лицо Дины, полагала, что, наверное, и не стоит волноваться. Девушка была нежна и прекрасна, а Ван выглядел мужчиной, которому уже нечего больше желать в жизни. И Кристиан-старший, целуя невестку в щеку, молился, чтобы так было всегда.
Дина была уже на восьмом месяце беременности, когда Ван понял, что никогда не сможет принять чужого ребенка как своего собственного.
Когда он в августе вернулся в дом Мэри, для него ничего не имело значения, кроме Дины, а увидев ее лежащей на полу в этой маленькой убогой спальне, он понял, что хочет только одного: жениться на Дине.
Рождение ребенка было чем-то далеким и нереальным. Суета и заботы, связанные с церемонией бракосочетания, а потом с поисками нового жилища, отвлекли на время внимание Вана. Но по мере того как беременность Дины становилась все более заметной, росло его отвращение, пока не стало очевидным для него самого.
Если бы Ван был хоть чуть-чуть склонен к самоанализу, то он бы признал, что, собираясь жениться на Дине, не дал себе времени поразмыслить, как же сложится их жизнь, когда родится ребенок. Но ему так не свойственны были всякого рода предосторожности. Он действовал стремительно, а иногда чисто рефлекторно, поэтому у него не было времени раздумывать. Ван, человек действия, был начисто лишен воображения. Благодаря этим своим качествам, он часто добивался успеха, но иногда они приводили к необратимым последствиям. Приближались роды, росло отвращение Вана, и он понимал, что этому виною необдуманность его поступков. Вид округлившегося Дининого тела стал анафемой для него. Наверное, оно не нравилось бы ему, даже носи Дина под сердцем его ребенка. Но ситуация усугублялась тем, что ребенок-то был чужой.
Однажды Дина попыталась рассказать ему, как все это произошло, но он резко отмахнулся, сказав, что не желает ничего знать. И он действительно не хотел знать, но ему не становилось легче. Его стали раздражать ее постоянная усталость, ее грузность и неповоротливость, то, что ей везде было неудобно сидеть: и в машине, и в кресле, и в постели. У него пропало желание обнимать ее, когда это круглое, ужасное прижималось к нему. Ван не мог смотреть на нее обнаженную. Он вспоминал, как она настаивала на том, чтобы он зашторивал окна, когда они занимались любовью в те так быстро пролетевшие сладостные дни. Вспоминал о своих планах научить ее искусству любви – ирония судьбы! А теперь он же избегал видеть ее без одежды. Как-то он застал ее натягивающей ночную сорочку и увидел эти полные груди, это огромное, круглое тело на тонких точеных ногах.
– Боже мой, Дина! Неужели это так необходимо?!
Он видел боль в ее глазах, но это мало трогало его. Прежде всего он был озабочен своими собственными чувствами. В ту ночь он спал в гостиной. Дина с тех пор старалась одеваться и раздеваться в его отсутствие, чтобы не показываться ему обнаженной, но и ее скромность начинала его раздражать.
Он стал задерживаться на работе, однако и работа не приносила удовлетворения. Отец положительно отнесся к их с Диной моделям обуви. Хоть он и запретил выпуск сандалий, утверждая, что это не их специализация, но решил изготовить несколько пробных пар прогулочных туфель. Ван был настолько подавлен, что решил, будто отец опять срывает его планы.