Текст книги "Теряя Контроль (ЛП)"
Автор книги: Джен Фредерик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Глава 3
– Поставь здесь подпись.
Малкольм протягивает мне листок с кучей слов. Мне бы потребовалось пять лет, чтобы просто разделить их на отдельные составляющие. И он это знает. Козел.
– Я не буду ничего подписывать. Просто дай мне посылку, и я ее доставлю.
Я хватаю какой-то желтый конверт наугад. За последние недели я отвезла кучу маленьких посылок по всему городу и даже в пригород. Я не знаю, что внутри этих пакетов и знать не хочу.
– Кстати, когда я отвозила посылку тому парню-актеру, он выглядел так, словно собирается меня зарезать. Может, тебе стоит сказать клиентам, что у тебя новый курьер?!
Он ухмыляется:
– Просто делай все поживее. Это же наше преимущество, так ведь? Скорость? Быстрее, чем все остальные, в два раза? В три? Я смотрел то шоу по каналу «Путешествия». Там вроде бы снимается твой бывший.
– Это меня не удивляет. Мы оба знаем, что Колин удавится, лишь бы быть в центре внимания.
В наши дни у всех есть реалити-шоу. Даже у велосипедных курьеров. Я не являюсь фанатом демонстрации своей жизни на экране и выслушивания постоянного крика от сумасшедших диспетчеров, с которыми работает Колин, но готова сделать практически что угодно ради денег. Поэтому я не встаю и не выхожу из квартиры Малкольма Хеддера в Квинсе в данную секунду.
– Я езжу очень быстро, но не уверена, что достаточно проворна для парня с ножом.
– Думаю, что придется научиться.
Он ухмыляется и тычет ручкой в место для подписи.
Не могу поверить, что мы четыре года жили в одном доме и не убили друг друга. Мы были подростками, пытающими справиться с изменой отца и плохим выбором партнеров матери. Но не каждая смешанная семья превращается в «семейку Брейди».
С тех пор, как Малкольм окончил школу, я о нем почти ничего не слышала. Мама поддерживала с ним связь, и я узнавала новости через нее. Он пытался учиться в колледже и работать в автосервисе, а затем все бросил.
Два года назад он связался со мной и предложил работать у него курьером, но я отказалась, потому что у меня не было желания перевозить сомнительные товары.
Пару месяцев назад Малкольм снова связался со мной и предложил специальную высокооплачиваемую работу, но я и тогда отказалась.
А теперь уже четыре недели развожу его товары, и это дерьмовые четыре недели. Последнее хорошее воспоминание – это встреча с Йеном, мистером «Крутой костюмчик» у магазина париков.
После этого помню лишь то, как держу маме волосы, когда ее тошнит после восьмичасовой химиотерапии, и пытаюсь втолкнуть в нее еду, потому что доктор Чен замечает падение уровня железа в крови.
Каждую секунду я волнуюсь о ней и стараюсь быть жизнерадостной дома, потому что она, кажется, забывает, как улыбаться. И постоянно говорит, что уже устала, и ей надоело это лечение. У мамы красные и слезящиеся глаза, будто она плачет целыми днями.
Больше красного мяса. Больше шпината. Больше фасоли. А мама способна есть только измельченное в блендере. Клубника хорошо маскирует вкус шпината, но мясо я в напиток превратить не могу.
Последние недели – это сплошные боль и стресс, а еще ненормальные поручения Малкольма. Поздно ночью приходится искать получателя в странных районах и дрожать от страха.
Я не знаю, что в этих маленьких конвертах, и не хочу знать. Ничего хорошего, судя по тому, как много мне платят. Я заворачиваю каждый пакет в отдельную упаковку, чтобы никто не подумал, что я перевожу наркотики.
Что в этих посылках? Мой брат не юрист и не любитель бумажной волокиты, а тут подсовывает какой-то документ. Я смотрю на бумаги, как на ворох змей, и кусаю пальцы.
– У наркоторговцев теперь договор о неразглашении?
– Если я наркоторговец, то ты – тот самый мул наркоторговца, – мягко говорит он, но не настолько, чтобы никто в комнате не услышал.
Его друзья – два парня, хихикают как школьницы.
– Мы должны обменяться подписями. Хочешь, чтобы я помог? Подпиши, Тайни*, или мы закончили.
Голос ровный. Видимо, он серьезно.
Я позвонила ему, когда мама тогда чуть не упала с лестницы. Малкольм сказал, что специальный проект уже заполнен, но он заплатит за эту квартиру и снимет новую, если я буду заниматься для него доставкой, не задавая лишних вопросов. Я соглашаюсь.
Но люди освободили места в специальном проекте, и Малкольм спросил меня снова. Он сказал, что тогда мне не придется развозить эти странные посылки.
Я прикусываю щеку на секунду, а потом мысленно посылаю все к чертям. Тут даже думать не о чем. Мне нужны деньги. Если Малкольм не оплатит аренду первого и последнего месяца старой квартиры, то я не смогу заселиться с мамой в новую. Чем раньше я вытащу ее из этой однокомнатной клетушки, тем лучше. Сейчас она сидит там словно заключенная, потому что не может выбраться без моей помощи. Мама ненавидит, что мне приходится тащить ее каждый раз по лестнице. Я внушаю себе, что ей станет лучше в новой квартире.
Не время для споров, морали и этики.
– Если я это подпишу, то ты мне поможешь с новой квартирой?
– Конечно, – легко соглашается Малкольм.
Я не очень ему верю. Он многое не договаривает, но выбора нет. Я ставлю пару закорючек на бумаге. Интересно, я смогу выполнить контракт, который не читала?! Запихиваю документы в конверт и направляюсь поскорее к двери.
– Принеси эти бумаги с его подписью, и я сделаю все, что тебе нужно, – говорит Малкольм.
Ожидая чертов лифт, я слышу, как его дружок усмехается:
– Она может отработать свои долги в моей постели!
– Чтобы отработать свои долги, ей пришлось бы обслужить вагон мужчин в таком случае, – отвечает Малкольм.
И он не врет.
Адрес на конверте отсылает в район Мит Пэкинг. Это просто ад для велосипедистов из-за жутких булыжников. А еще из-за неприметных номеров на домах. Интересно, как скоро такие «непонятные» дома удается отыскать скорой помощи?!
Проезжая несколько раз через всю Хадсон Стрит, я нахожу нужный дом. Фасад в основном представляет собой гаражную дверь из рифленого металла. Ни намека на граффити, хотя в этом районе малолетними преступниками не помечены разве что стеклянные двери.
Я подъезжаю к двери и ищу звонок. Его нет. Я вообще не вижу дверной ручки или что-то в этом роде. Стучу несколько раз.
В восемь утра здесь никто не просыпается. Люди продирают глаза часам к одиннадцати из-за бурных ночей и похмелья. Жизнь богатеньких обителей Нью – Йорка как в песне: «Туси всю ночь, спи весь день». И если хочешь быть частью толпы, то следуешь этому расписанию.
– Эй, доставка для… – я замолкаю и смотрю на конверт. Не могу разобрать буквы.
– Доставка! – кричу опять.
– Вход с задней стороны, – отвечает мужской голос.
Я шарахаюсь от неожиданности и вскрикиваю, как собака, которой наступают на хвост. В углу двери вижу крошечную камеру с дырочками около нее. Для динамиков, понимаю я. Камера настолько маленькая, что ее невозможно заметить, пока не приглядишься.
Я пялюсь в камеру. Кто за ней? Он смотрит на меня?
– Вход с задней стороны, – повторяет голос. Он низкий и дрожит от еле сдерживаемого смеха. Думаю, он смотрит на меня.
– Номер квартиры 14001.
Голос звучит знакомо, но возможно лишь потому, что он такой глубокий и сексуальный, и я хочу, чтобы он был мне знаком. Я все еще не могу выбросить из головы того парня. Йена. Тот факт, что я знаю его имя, будоражит мою фантазию.
Я сажусь на велосипед, объезжаю дом и въезжаю во двор. Еду до середины здания.
Оно высокое, по меньшей мере в три этажа. Первый этаж кирпичный с такой же дверью из рифленого металла, только теперь в нее врезана другая дверь, поменьше, черная и металлическая. С номером 14001. Я подъезжаю к ней и задираю голову, чтобы посмотреть наверх. Этажи выше полностью стеклянные. Наверное, внутри дом еще лучше.
Приблизившись, я замечаю, что дверь приоткрыта. Мне становится не по себе. Ну кто оставляет дверь в таком городе открытой?! Либо тупицы, либо опасные личности.
Я толкаю дверь, надеясь, что она заскрипит, как любая нормальная, но она движется так плавно, будто ее смазали две минуты назад. Дверь ведет в узкий коридор, который уходит в левую часть здания. Откуда-то снаружи падает свет, и я понимаю, что он пробивается из какого-то узкого отверстия, ведущего на крышу. Умный дизайнерский ход. И здесь живет кто-то богатый. Только они так делают.
Здесь также есть лестница со стеклянной балюстрадой, словно гигантская стрела указывает на мой путь. Но только парень так и не появляется, разве что он не фокусник, я в догадках задираю голову наверх. С осторожностью делаю свой первый шаг и, когда не слышу никаких сирен, то понимаю, что нахожусь в безопасности. Я буквально взлетаю наверх и оказываюсь в огромной комнате. Реально огромной!
– Можешь положить это на стол, – раздается голос из уличного громкоговорителя. Я осмеливаюсь пройти дальше. Слева от меня кухня, словно из журналов по интерьеру, с овальным красно-коричневым столом и новыми стульями. Справа гостиная с кожаным диваном и мягким ковром, все в красном цвете. А за гостиной ряд зеркал, где я вижу… супергероя.
Черт возьми, это как увидеть гребаного Брюса Уэйна** на тренировке перед тем, как он спасет мир! Обладатель голоса тренирует бицепсы, а его шорты сидят так низко, что скоро должны свалиться.
У него такие идеальные очертания тела и такие совершенные выступы и формы, каких я не видела за пределами кинотеатра. Помню свое разочарование, когда узнала, что это все компьютерная графика. Я даже всплакнула.
Парень пыхтит, а шорты съезжают еще на сантиметр. Не могу разглядеть его лица.
Я мысленно ругаю себя за свои подростковые фантазии и кладу конверт на стол:
– Вам нужно подписать, прежде чем я уйду.
Брюс опускает гирю и изящным жестом берет полотенце. Супергеройские рефлексы идут в комплекте с этим телом. Класс. Плохо, что он преступник, ведь Малкольм не туристические буклеты за такую зарплату заставляет развозить.
Когда Брюс подходит ближе, я чуть не роняю контракт. Это тот самый парень, который приглашал меня в парк, и по которому я схожу с ума!
– Мне хочется думать, что ты сожалеешь, потому что отказала мне тогда, но, наверное, это просто совпадение, – он поднимает бровь. – Но хорошее.
На мгновение я забываю, зачем пришла. Все мои фантазии оживают. Я просто пожираю его глазами. И, судя по его улыбке, он это знает, и ему это нравится. Очевидно, Йен даже не собирается прикрывать свой торс полотенцем. Он просто опускает руки и расслабляет их. Это приглашение, и я это понимаю.
Я могу посчитать квадратики под его грудными мышцами, они выглядят как отполированный мрамор. У него есть волоски на груди и темная линия волос, разделяющая кубики и исчезающая в шортах. Я слишком долго смотрю на линию шорт и посасываю нижнюю губу.
По бокам его живота выпирают те самые штуки, названия которых не знает ни одна девушка, но они делают ее глупой и возбужденной. Полагаю, они применяются как поручни во время позы «наездница» или минета. Или их нужно облизывать. Все, что я знаю, – это то, что они возбуждают меня и заставляют усомниться в их реальности. Интересно, как бы он отреагировал, если бы я его «оседлала»?!
Йен погружен в пристальное изучение, но я выгляжу так же, как в нашу первую встречу. Мои светло-русые волосы туго собраны в конский хвост, хотя множество прядей выбилось из-под шлема. На мне лайкровые укороченные штаны и футболка с длинными рукавами. Я выгляжу дерьмово, но его взгляд говорит мне, что картинка его полностью устраивает.
Он проводит полотенцем по темным волосам, по лицу, груди и прессу. Я слежу за каждым движением. Тело Йена словно создано на компьютере. Оно мощное, сильное и так близко, что я чувствую мускусный запах, заставляющий меня дрожать. Не все мужчины выглядят так круто без костюмов. Он либо спортсмен, либо пожарный.
– У тебя явно нет времени гулять по парку. Ты даже в субботу работаешь. Ты вообще делаешь что-то, кроме доставки посылок? – Йен двигается с места и разрушает фантазию, в которой я измеряю ширину его груди своим языком.
– В ближайшее время – нет, – признаю я. Упоминание о работе возвращает меня с небес на землю.
– Поставьте свою подпись здесь, и я уйду.
– Не помню, чтобы заказывал что-то через «Neil's», – он смотрит на эмблему на моей груди и игнорирует бумаги.
– Это не из «Neil's», – говорю я и осознаю, что работаю на Малкольма, а Йен мое «специальное задание»…
Разочарование оставляет горький привкус во рту. Зато исчезает и любое желание.
– Я не могу сейчас ничего подписать. Повредил запястье на тренировке, – он вращает вполне здоровым запястьем правой руки.
Качаю головой и протягиваю документы, но Йен не проявляет интереса. Он кладет их на стол и идет к холодильнику, открывает дверцу и интересуется, хочу ли я чего-нибудь. Я снова качаю головой, но иду за ним. Не могу с собой ничего поделать.
– Твое запястье выглядело нормальным, когда я вошла.
– Наблюдала за мной? – он поднимает бровь. – Я в хорошей форме?
Я не хочу флиртовать с ним. Точнее хочу, но мне не следует. Не только из-за его подозрительной деятельности. Пока мама не поправится, есть только я и она.
– Да, ты в хорошей форме. Но таких пруд пруди.
– Да ладно?! – он смеется, но и в немалой степени раздражен.
Уверенность сочится из каждой поры. Йен знает, как на него реагируют женщины, и думает, что я такая же, как все. Я пытаюсь доказать обратное.
– Город наводнен мужчинами с накаченными телами. Сейчас это в моде как никогда. Я вообще слышала репортаж по новостям, как парни впадают в депрессию из-за того, что их кубики не идеальны. Так что ты оказываешь плохое влияние.
Он находит этот ответ еще более забавным, и на его лице расцветает широкая улыбка. Появляются те самые морщинки, и я ненавижу себя за подгибающиеся коленки. Мне нужно срочно поговорить пять минут со сводным братишкой, чтобы снова презирать мужчин.
– Просто на будущее: курьеры должны быть невидимыми, – подмигивает он, и я понимаю, что это безобидная шутка.
– Извини, я сегодня забыла свой плащ-невидимку, Брюс Уэйн.
– Бэтмен! Ничего себе! – Йен подходит так близко, что его дыхание колышет мои волосы, и шепчет над моим лбом. – Тебе не стоит бросать вызов такому парню как я. Я люблю выигрывать. Всегда, – он отходит, а я дрожу и не могу собрать мысли в кучку.
– Почему? – я даже не знаю, зачем спрашиваю это. Это как тыкать плеткой в тигра.
– Был один грустный момент в моей жизни. Когда мне было одиннадцать, я пригласил соседку на школьные танцы. Ей было семнадцать.
– И она пошла?
– К сожалению, она мне отказала, но я не сдавался. Я был целеустремленнее всех, – это звучит как угроза и обещание одновременно.
– И ты ее заполучил в конечном итоге? – обычно на этом все эти истории и заканчиваются.
– Когда Кэсс начала отвечать взаимностью, я собирался переезжать и не был готов к отношениям на расстоянии. Наша подростковая любовная история так и осталась незаконченной.
– Ты, я смотрю, до сих пор страдаешь.
Йен подмигивает:
– Если да, то ты поможешь вылечить мое раненое сердце?
– Если лечение можно получить курьерской доставкой, то да.
– Я уверен, что нашел бы тебе занятие надолго, – мурлычет он.
Йен выпивает стакан воды и подходит к документам на столе. Я встаю рядом.
– Ты так и не сказала, как тебя зовут.
– Виктория Корриелли.
– Виктория, – он пробует мое имя на вкус, будто это вино. Боже, он так сексуален. Господи.
– Что ты мне принесла?
– Я точно не знаю. Контракт, – отвечаю я.
– Давай узнаем, – Йен распаковывает конверт и вынимает бумаги.
Меньше чем за секунду из его глаз исчезают смешинки и тепло. Он осматривает меня как вещь, с холодом и расчетливостью во взгляде.
Это нечестно, что Йен меня так разглядывает из-за того, что я доставила посылку Малкольма. Вообще-то я для него доставила всю эту нелегальную шушеру. Хотя острой нехватки денег у парня нет.
– Не знал, что у Малкольма такой хороший вкус. Думал, у него заниженная планка. Ты тогда развозила парики или что-то другое? – у него ровный голос, но я чувствую, что Йен зол на меня. Он смотрит так, будто я его предала.
– Это не твое дело, но да, это были парики, – говорю это очень спокойно, но внутри нервничаю.
Он швыряет конверт на стол:
– Почему, Виктория? Что у тебя за проблемы, раз ты вынуждена работать у Малкольма? Доставки уже недостаточно? Ты пьешь, куришь, играешь в азартные игры? Что?
Я аж рот приоткрыла:
– Ты что несешь, черт возьми? Кто дал тебе право задавать такие вопросы? Это ты работаешь с Малкольмом! Я развожу вещи!
Йен начинает ходить вокруг меня, его руки упираются в бедра:
– Вещи? Типа себя? Потому что сегодня ты и есть посылка, дорогуша, и доставила себя прямо к моей двери. Ты такая застенчивая и свеженькая, и совсем не такая, как остальные «посылки». И сколько стоит?
– Сколько стоит что? – я вообще ничего не понимаю. Машу перед его лицом контрактом: – Подписывай, и я сваливаю.
У него ходят желваки, зеленые глаза темнеют. Я хочу рассказать ему всю свою историю, объяснить все причины, но приказываю себе заткнуться. Не хватало еще оправдываться перед богатым придурком!
– С чего ты взяла, что в нужной форме? – Йен прислоняется бедром к столу и скрещивает руки на груди. Его мощные руки так сексуальны. Я опять хочу его. Чертово тело.
– Не поздновато ли обсуждать мою «форму»? Я думала, вы с Малкольмом все уже обговорили.
– Последние три «посылки» меня не устроили. И хотя ты, несомненно, шаг на пути к совершенству, я не уверен, что он все правильно понял.
То, что он говорит обо мне как о вещи, бесит меня. Боже, что за мерзавец! Хорошо, что я выяснила до того, как прыгнула к нему в койку. Ублюдков у нас в городе полным-полно. Хоть выйди на улицу и свистни.
– Малкольм предложил мне поучаствовать в специальном проекте. Заставил подписать это, – я кивнула на документы. – И я подписала. У него не может быть ничего легального, и я не знаю, что вы там с ним готовите, но я в это ввязываться не буду! Я. Развожу. Посылки, – раздельно произношу, чтобы до него дошел смысл. – Если тебе нужно что-то доставить, то я твоя, если что-то другое сделать – ищи кого-то сам.
Его руки расслабляются и опускаются. Йен долго стоит и изучает меня. Что он ищет и что видит, совершенно непонятно для меня. Мужчина качает головой, берет ручку и черкает что-то на одном из листов.
– Ты читала контракт?
– Я не могу читать, козел! – Йен потрясенно смотрит на меня:
– Ты неграмотная? Не училась в школе?
– Дислексия. – Я наблюдаю, как на его лице интерес сменяется жалостью, но он просто задумчиво кивает.
– В контракте сказано, что я тебя нанимаю, и ты не имеешь права никому рассказать об этой работе. Ты согласна на это?
– Вполне. Что нужно доставить? Я курьер. Дай задание. – Йен проглатывает смешок, засовывает бумаги в конверт и протягивает его мне:
– Спасибо, но нет. Передай Малкольму, что ты милая, но я не смогу работать с кем-то вроде тебя.
Я беру конверт, но не хочу. Малкольм мне не поможет, если я не сделаю «это», что бы это ни было.
– Малкольм сказал мне без твоей подписи не возвращаться.
– Я не подпишу. Извини, – я слышу сожаление в его голосе, но если вернусь к Малкольму с пустыми руками, то мне придется «обслуживать вагон мужчин». Я, конечно, люблю маму, но тут выбор очевиден.
– Что ты хочешь, чтобы я делала? Я не боюсь запачкать руки, – я пытаюсь скрыть отчаяние в голосе.
– И сейчас?
– Ну, я же работаю на Малкольма!
– Трогательно, – он приглаживает ладонью мои волосы, взъерошенные из-за шлема.
Хочется ерзать из-за его пристального внимания, но я заставляю себя стоять прямо.
– У тебя хорошая память?
Я киваю. Да у меня охренительная память! Как бы я еще стала курьером? Мне говорят адрес, и я его запоминаю. Книгу я, может, и не прочту, но номер дома разберу, да и помню: кто, когда и что мне говорит. Я расслабляюсь. Это я смогу.
– Ты можешь притвориться кем-то другим?
– Да, – это я тоже смогу. Его рука скользит от моего затылка до шеи. Я уверена, что он чувствует мое напряжение. Не знаю, почему я злюсь на него и бросаю вызов. Он прав. Курьеры как дети: на виду, но не на слуху. Я собираюсь извиниться, но Йен подносит мои пальцы к конверту и говорит:
– Извини, Виктория.
– Хорошо, – я не могу здесь больше находиться. Мне нужно сохранить остатки достоинства, если таковые имеются.
Я стараюсь идти размеренно, хотя мне хочется бежать отсюда. Медленно иду по лестнице и чувствую его взгляд на спине, заднице, везде. Теперь его сожаление давит на меня, когда я еду обратно в Квинс.
Глава 4
Ветер с Ист-Ривер дует прямо в лицо, когда я еду по Квинсборо. Но это хорошо, я все еще чувствую запах Брюса Уэйна в носу. Я знаю, это нелогично, ведь это не запах, а всего лишь воспоминание о нем, но он все еще здесь, и я погрязла в нем. Поэтому задерживаю дыхание, будто бы в надежде, что смогу проглотить его и сделать частью себя.
Потом до меня доходит, что этот парень, извиняясь, оскорбляет меня, а также, что он связан делишками с моим мерзким братцем. Малкольм контролирует всё в Ист-Ривер.
Но, черт возьми, у меня нет права осуждать кого-либо за это, потому что я в том же дерьме, в которое вовлечен и он. Желая заглушить свои мысли, я врубаю песню «Awolnation» и позволяю переборам гитары отвлекать меня на протяжении всей поездки длиною в пятнадцать миль.
Нажимаю на звонок у двери Малкольма, и он впускает меня. Четырнадцатиэтажное здание слегка перекошено, соседи так себе, но Малкольм говорит, что нужно жить среди своих. Я столько раз отвозила вещи в центр, что он мог бы вполне туда переехать. Но я ничего не решаю. Я девочка из доставки.
– Не выйдет, – я толкаю посылку в грудь Малкольма, когда он открывает дверь.
Быстрый взгляд в его комнату показывает, что его друзья-подхалимы уже ушли. Я собираюсь уходить, но он берет меня за рубашку и втягивает внутрь.
– Не так быстро! Что значит «не выйдет»?
– Он сказал, что не сможет работать со мной, но написал что-то на бумагах.
Малкольм, все еще держа меня, кладет документы на стол и смотрит надпись.
– Иди на хер.
– Эй, – протестую я, вырываясь. – Я доставила это! Это и есть моя работа! Это ты заключал сделки!
Он поднес контракт к моим глазам:
– Видишь это? Ты тоже можешь это прочесть. Я знаю.
Как я сказала Брюсу Уэйну, у меня дислексия, но я не неграмотная. И могу читать, но делаю это долго, поэтому стараюсь избегать.
– Так он написал «Иди на хер». Полагаю, это для тебя, а не для меня, – внутри я просто умираю.
Малкольм теперь мне не поможет. Надеюсь, он хотя бы разрешит мне хоть что-то развозить для него.
Он прижимает листок к моему лицу слишком сильно для того, чтобы это было шуткой:
– Святое дерьмо! Я дал тебе одну гребаную работу, а ты умудрилась облажаться! Удивляюсь, как тебе доверяли даже посылки развозить, дура ты тупая!
Когда я говорю, что не стыжусь дислексии, это не значит, что у меня иммунитет к издевательствам. Слова Малкольма ранят меня, но я прячу боль, притворяясь, что он больно ударил меня по носу. Бумаги отлетают и падают на пол.
Я не пользуюсь Гуглом, потому что на экране читать сложнее, чем на бумаге. Буквы не только плавают по странице, но и становятся трехмерными. Такая нервотрепка в этом разобраться. С тех пор, как я получила работу, то перестала учиться читать. Единственная причина, по которой у меня есть смартфон, это потому что диспетчер устно передает мне по нему инструкции.
У меня отличная память, я хорошо запоминаю дорожные знаки и знаю расположение большинства компаний. Я смотрю телевизор, от комедий до документалок, но не читатель и никогда им не буду. Я отказываюсь стыдиться этого, но я не тупица, как думают люди о страдающих от дислексии.
– Я не могла заставить его подписать, – говорю я.
– Святое дерьмо! – он идет в одну из спален, чертыхаясь, и орет на меня. – Не вздумай уходить! У меня для тебя есть еще посылка!
– Господи. Ладно.
Так как я привыкла к тому, что взрывной темперамент Малкольма проявляется в выломанных дверях и криках, но без настоящей жестокости, я пользуюсь моментом и заглядываю в холодильник, на удивление неплохо заполненный. Тут есть пицца, китайская еда и заготовки для сэндвичей.
– Я возьму упаковку жареного риса с креветками?
Малкольм мямлит что-то, что можно принять за подтверждение. Подогреваю коробку в микроволновке, разгибаю края картонки и оставляю в виде тарелки на столе. Мы с Малкольмом оценили прелесть китайской еды будучи подростками, и всегда едим только в таком виде.
Видимо, он слышит звон микроволновки, потому что выходит из спальни-офиса, берет вилку, плюхается на стул напротив и начинает есть.
Чувство, как будто нам снова двенадцать и четырнадцать, и у Малкольма еще не случилось всплеска тестостерона, превратившего его в ублюдка.
До этого он играл в «Скайлендера» (прим. видеоигра) и любил покемонов. Где-то на переходе от пятнадцати к шестнадцати он покончил с этим, став женоненавистником и моральным уродом. За двенадцать лет Малкольм усовершенствовался в этом, и теперь он преступник, женоненавистник и моральный урод. Мне интересно, в какой момент он решил стать социопатом.
– Как Софи?
– Она… – я хочу сказать «в порядке», но это не так, и я не вижу смысла притворяться перед ним. – Она вешается там.
– Я могу достать Софи немного травки. У меня есть возможности, – предлагает Малкольм.
Видя мои приподнятые брови, он продолжает:
– Я не ненавижу ее. Думаю, больше нет.
Отец Малкольма оставил его мать и ушел к моей. Если смотреть объективно, я могу понять его антипатию к нам. Но, черт возьми, кто рационален, когда дело касается любви?! Я нет, Малкольм тоже. Никто из нас больше не вспоминает о Митче Хеддере. Он ушел от моей мамы, когда мне было шестнадцать, а Малкольму восемнадцать. Старичок занимался дерьмовой работой, направленной на втирание к женщинам в доверие и разрушение потом их жизней.
Я думаю, Малкольм считает, что отношения для неудачников. Может быть, он прав. Мне никогда не удавалось удержать мужчин.
– Я нашла хорошее место, но мне нужна еще и твоя подпись на договоре. Моего официального заработка не хватает, чтобы убедить арендатора в том, что я смогу платить за квартиру.
– Надо было думать об этом до того, как ты ушла от Керра, Тайни.
Я чувствую себя неловко. Не хочу возвращаться к Йену и даже не из-за поручений Малкольма. Он опасен для меня. Единственное, что я могу сделать – это держаться подальше. В нашем огромном городе с жутким социальным расслоением это будет несложно, особенно если мамино здоровье не будет зависеть от него.
– Софи очень больна, – говорю я Малкольму. – Она хочет отказаться от химиотерапии и просто…
Я не могу говорить. Это ужасные четыре недели.
– Мне нужны эти деньги, Малкольм. Если у нее будет лифт, и мама сможет выходить на улицу, это будет очень много для нее значить.
– Тогда заставь Керра подписать бумаги.
– Он сказал, что ты уже посылал троих, и он им отказал.
– Да ладно?! – Малкольм запихивает еду в рот.
Я ничего не понимаю:
– В чем там вообще проблема?
– Я не знаю, – говорит он с набитым ртом. – Но я выяснил, что если заполучу его подпись, то смогу ему угрожать в будущем.
– Господи, Малкольм! – я втягиваю воздух. – Что за фигня? Ищешь быстрый способ быть сброшенным в Ист-Ривер, я смотрю.
– Посмотри на себя, сестричка. Ты чертова лицемерка. Постоянно воротишь свой нос, словно моя работа недостойна тебя, но при этом денежки ты тоже любишь.
Он толкает мне запечатанный конверт и пачку денег, перетянутых резинкой.
– Это все для моей мамы! – возражаю я.
– Пожалуйста, прибереги свою мораль для кого-нибудь другого. У нас всех есть проблемы с мамами, – горько усмехается Малкольм. – Принеси мне подпись Керра, и я подпишу тебе что угодно.
Мне больше нечего сказать. Я глотаю еду, хотя уже не голодна. Возвращение к Йену после его «Иди на хер» – пропащий случай.
Остальные товары Малкольма нужно доставить на Верхний Ист-Сайд, что займет много времени. Но я ценю, что адрес последней посылки близко к моему дому. Думаю, Малкольм не всегда плох.
Я доставляю посылку в миллионный таунхаус в двух кварталах от Пятой Авеню около Гаггенхейма. У хозяина товара волосы в муссе, а воротник в помаде. Я не думала, что такое бывает в реальности. Думала, это из сказок старых жен, созданных для того, чтобы отвадить мужчин от измен. Хотя, судя по виду этого парня, они довольно неэффективны.
Он открывает коробку прямо при мне, вытряхивая противозачаточные и пачку презервативов. Экстази. Я качаю головой.
– Передай Малкольму спасибо.
– Передам.
Парень протягивает мне десятидолларовую купюру и подмигивает:
– Если тебе станет скучно, приходи и опробуй все это со мной. Я не против новеньких.
Я закусываю губу, потому что это один из клиентов Малкольма, и мне платят за такие разговоры, всегда идущие вдобавок к нелегальным товарам.
– Спасибо, но я занята, – вру я. – Мой парень такой неандерталец!
Я оглядываюсь, словно за мной следят:
– Да он бесится, когда я просто с другим парнем говорю!
Клиент осматривается, медлит несколько секунд и уходит, хлопая дверью.
Я иду домой. Движения становятся все более автоматическими. Я не горю желанием попасть домой. Не хочу видеть ее боль, но каждый день есть вероятность, что тот поцелуй с утра был последним.
В квартире ни звука, только посапывание мамы. Я вздыхаю от облегчения и оставляю велосипед в коридоре.
Чувствую себя виноватой. Я должна хотеть, чтобы она проснулась, и мы поговорили обо всем, о ее самочувствии, о том, что будем делать в субботу. Химиотерапия в понедельник, поэтому в субботу мы можем сходить куда-нибудь.
Мы должны сходить в зоопарк и поесть мороженого.
Захожу в спальню. Мама быстро засыпает, на груди у нее лежит раскрытая книга. Я подкрадываюсь на цыпочках и осторожно убираю книгу. Кладу закладку и выключаю светильник. Наклоняюсь, чтобы поцеловать.
Реальность больно бьет. Мне двадцать пять, а я укладываю маму спать и целую на ночь. Я думаю о том, что будет, когда эта кровать опустеет. Я останусь одна в этом мире.
Но пока это не так. Мама со мной.
Я думаю о новой квартире, но мысли ускользают от меня.
