Текст книги "Шансы. Том 1"

Автор книги: Джеки Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

КЭРРИ. 1937

Бернард Даймс сидел в кожаном кресле в своем кабинете – том самом, где Кэрри когда-то наводила порядок. Глазами она быстро обвела помещение, заметив только незначительные перемены. Те же серебряные рамки с фотографиями знаменитостей. Афиши на стенах. Огромный письменный стол по-прежнему завален кучей бумаг, к которым никому не позволялось прикасаться.

На звук открываемой двери Бернард повернулся вместе с креслом.

– Мне остаться, сэр? – сдержанно осведомился Роджер.

– Нет-нет. Все в порядке. Я позвоню, когда ты понадобишься. – Он махнул рукой, отсылая швейцара прочь. – Садись, Кэрри.

Сев на стул, Кэрри уставилась взглядом на свои сложенные на коленях руки.

– Мы ведь знакомы, не правда ли? – мягко спросил он.

Она с удивлением посмотрела на него.

– Да.

– У меня очень хорошая память на лица. Встретив человека, я уже никогда не забуду его. Меня только сводит с ума то, что иногда я не в состоянии вспомнить, при каких обстоятельствах мы виделись. Ну, так где же мы познакомились с тобой?

– П-простите? – Она запнулась от волнения.

– Где?

– Здесь. – Кэрри чувствовала себя озадаченной.

– Здесь?

– Да, сэр. Я работала у вас.

– Вот как? – Теперь уже удивился он. – Когда?

– О, это было несколько лет назад, – едва слышно пробормотала она. – Тогда я была совсем молоденькой.

Он смотрел на нее, в недоумении подняв брови домиком.

– Нет, не может быть… Наверное, где-то в другом месте.

– Я работала у вас.

Но Бернарда это не убедило.

– Мистер Даймс, я работала у вас, в этом самом доме в двадцать шестом году. Мне пришлось внезапно уйти от вас по… семейным причинам.

Недоумение на его лице сменилось недоверием.

– Правда, – взволнованно продолжала Кэрри, – это правда. Неужели вы не помните? Я встретила вас в итальянском ресторанчике. Меня подвел к вам хозяин, и вы согласились дать мне работу. Вы должны это помнить.

Перед глазами Бернарда появилась маленькая худенькая девочка, ничуть не похожая на эту сидевшую напротив молодую женщину. Волосы заплетены в косички, одета кое-как, на лице ни намека на косметику, но Бернард Даймс не смог бы в течение двадцати трех лет быть весьма процветающим продюсером, если бы оказался неспособным все-таки узнать красивую женщину, которую видел пусть даже многие годы назад.

– Так значит, – спросил он, – в течение всего этого времени ты так и довольствовалась ролью прислуги? И тебя это устраивает?

Кэрри изучала узоры ковра.

– Думаю, да, сэр.

– Что с тобой, Кэрри? У тебя нет никакого честолюбия?

Кэрри была поражена. С нею разговаривали, как с личностью.

– У меня есть честолюбие, сэр, – она едва заметно вздрогнула, – но не так-то просто найти другую работу. Он смотрел на нее какое-то время, а потом сказал:

– По-видимому, ты права. Но ведь ты очень красива. Тебе следовало бы больше интересоваться собственной жизнью.

Кэрри пожала плечами.

– Я знаю…

В задумчивости он не спускал с нее глаз; внезапно, поддавшись какому-то импульсу, поднялся из кресла, подошел к ней, протянул карточку.

– Придешь в театр Шуберта. Завтра, в десять утра. Может, найдется место в хоре. – Суровый взгляд. – Не хочешь же ты на всю жизнь остаться прислугой, а?

Она покачала головой.

– С Бекерами я улажу все сам. Не беспокойся, – Бернард позвонил в колокольчик, и швейцар вошел немедленно. – Роджер, проводите Кэрри вниз.

Она не помнила, как выходила из кабинета.

Бернард смотрел ей вслед. Происшедшее удивило его не меньше, чем ее. Ему захотелось увидеть девушку лишь для того, чтобы отделаться от торчащей в памяти занозы. Но позже, когда она уже сидела напротив него в кабинете, какое-то странное чувство охватило его. Кэрри излучала такую чувственность, что требовалось усилие воли, чтобы не поддаться ей. Почему бы не дать ей шанс в жизни?

Закурив сигарету, Бернард пустил в потолок несколько колец. Что-то внутри него не давало покоя… Где-то он уже видел ее, и не тогда, когда она здесь работала.

Он попытался заставить себя вспомнить, но ничего не вышло. Ладно, со временем всплывет само. Нужно только не спешить, и все встанет на свои места.

Режиссер ковырял в зубах картонной спичкой.

– Где ты нашел ее?

– Она работает в доме моих друзей, – уклончиво ответил Бернард.

– Выглядит она очень неплохо.

Они обменивались репликами, сидя в полумраке оркестровой ямы. Кэрри стояла на сцене, ослепленная светом прожекторов, взволнованная, мокрая от пота, одетая во взятое напрокат трико.

– Что ты хочешь, чтобы я сыграл, милочка? – обратился к ней с вопросом пианист.

– Не знаю, – выдавила она из себя.

– Хочешь сначала станцевать или будешь петь?

– Э-э… танцевать…

– Как насчет «Пенни сыплются с неба»?

– Как насчет чего-нибудь повеселее?

– Ну наконец-то ты заговорила по-человечески! Он энергично ударил по клавишам, и по залу поплыла ритмичная музыка, настоящий нью-орлеанский джаз, «Жестокая Ханна». Кэрри начала танец.

– Боже мой! – воскликнул режиссер. – Да это же настоящий стриптиз!

Бернард, сидевший рядом, выпрямился и застыл от удивления.

Это и в самом деле был стриптиз.

Раут у Клементины Дьюк.

Уэстчестер, 1928 год.

Он так и знал, что вспомнит – со временем.

ДЖИНО. 1937

Сидя за рулем своего черного «кадиллака», Джино нервничал. Синди на соседнем сиденье, подобрав под себя ноги, повернула к нему голову.

– Что с тобой? Ты выпил, что ли?

– Какого черта?

– Ты ведешь машину, как сумасшедший.

– Долбаный сенатор. Думает, что он большая шишка. Меня еще никто не заставлял плясать под свою дудку.

– А кто говорит, что ты пляшешь?

Бросив быстрый взгляд на жену, Джино подумал о том, стоит ли ей рассказать все. Нет. С чего это он будет откровенничать о том, как его унизили, о том, как сенатор обошелся с ним – как с каким-то дешевым наемным убийцей? Будучи в полной уверенности, что Джино ответит: конечно, с радостью, только скажите кого, где и когда. Какая насмешка!

– Ладно, ничего.

– Конечно, ничего. Поэтому-то мы и рвем оттуда когти, как двое преступников. Твоей бы девушке это наверняка не понравилось.

– Она не моя девушка. Я говорил тебе об этом сотни раз.

– Ну да. – Синди зевнула. – И прическу ей делает вовсе не Джин Харлоу.

Остаток пути они проделали в молчании. На себя Джино был зол не меньше, чем на всех остальных. Ведь он так и не сказал «нет». Выслушав Освальда, он пообещал:

– Я могу устроить так, чтобы это было сделано. На что сенатор ответил:

– Ты сам должен сделать это. Об этом никто не будет знать. Дерьмо. Он сидел перед ним, как мальчик, он позволил этому педику обращаться с собой, как с ничтожеством. В конце концов Джино – бизнесмен, а не громила, зарабатывающий на жизнь пистолетом. И все же он сидел там и слушал, как Освальд излагает детали. Шантаж, естественно. На почве его сексуальных привязанностей. Долгая история.

Собственно говоря, сенатор Дьюк не сказал, что если Джино откажется, то будет уничтожен, но и непроизнесенные, эти слова, казалось, висели в воздухе.

Мог ли Джино выполнить просьбу сенатора? По-видимому. Возможности у него были. Конечно, подумав, решил Джино, глупо было с его стороны давать Освальду излишнюю информацию об этих своих возможностях. Но с другой стороны, как можно не давать? Сенатор управлял большинством компаний, которыми владел Джино, его юристы заправляли всей документацией. Его брокеры занимались помещением капитала. Единственное, чего мистер Дьюк не знал, – это набитые деньгами сейфы чуть ли не в каждом городском банке.

Так что же делать? Отправить на тот свет вздумавшего заняться шантажом одного из партнеров Освальда? Но это значит дать сенатору еще большую власть над собой.

Или рискнуть и выбросить все из головы?

Джино находился в тупике.

Отвратительная неделя.

Но положение дел стало еще хуже.

Буквально на следующий день трое из его сборщиков денег подверглись нападению прямо на улице. Двое избиты, третий застрелен насмерть. Еще пятнадцать тысяч утекли в канализацию. Парнишка не терял времени даром.

Джино не пришлось долго раздумывать над решением. С Джейком все ясно. Поджарить его яйца – это одно. Позволить ему делать из Джино дурака – совсем другое.

В полдень ему позвонил Освальд.

– Так ты согласен? – услышал Джино в трубке его шепот.

– Да. Не беспокойтесь, все будет сделано.

Он справится с проблемой по-своему.

После того как Джино отпустил Реда и Косого Сэма по домам спать, он вывел из расположенного в подвале клуба гаража старенький «форд» и отправился по адресу, полученному от сенатора. Мотор работал безотказно. Так и должно быть – примерно раз в месяц Джино с удовольствием любил сам тряхнуть стариной.

В адресе значилась Гринвич-Вилледж. Задворки. Оставив машину за квартал от нужного дома, Джино пошел дальше пешком. Внимательно изучил фамилии жильцов на доске со звонками. «З.Кинкайд, второй этаж».

Было два часа ночи, однако дом сотрясался от раскатистой лавины джаза.

Джино постучал. Дверь открылась немедленно, как будто молодой чернокожий ждал за нею его прихода.

Распахнув ее еще шире ударом ноги, Джино вошел в квартиру.

Не проронив ни звука, чернокожий испуганно забился в угол. Жесткие курчавые волосы в диком беспорядке, взгляд наркомана. На губах ярко-красная помада, одет в цветастый домашний халат.

– Это ты Зефра Кинкайд?

– Кому я понадобился? – задал встречный вопрос парень странно высоким голосом, почти фальцетом.

– Ты? – Джино впился в него глазами.

– Да, – шепотом ответил парень.

– Мне нужны письма.

– Какие письма?

Сделав по-кошачьи мягкое движение, Джино схватил парня за горло и прижал его голову к стене, правым коленом нанес страшный удар в живот.

– Мне… нужны… письма… сенатора… Немедленно.

– Хорошо, – прохрипел чернокожий, корчась от ужаса и боли, – сейчас принесу.

Джино отпустил его, перевел дух. Инстинкт никогда еще не подводил его: нет никакой нужды убивать эту окаменевшую от страха мразь. Достаточно будет пары-тройки серьезных угроз, а потом посадить эту дрянь в поезд и вышвырнуть вон из города.

Трясущейся походкой парень подошел к стоящему в углу комнаты буфету. Джино лениво подумал о том, где Освальд нашел, вернее сказать, подцепил этого типа. Где могли скреститься пути сенатора и какого-то чернокожего мальчишки?

Парень дернул на себя дверцу кухонного шкафа, и в то же мгновение из него выскочил с воплем какой-то гигант футов шести ростом, в парике, бешено размахивая сжатым в кулаке ножом для разделки туш.

На какую-то долю секунды Джино парализовал страх. Но этой доли хватило маньяку на то, чтобы нанести удар.

Нож глубоко вошел в плечо.

ЧЕТВЕРГ, 14 ИЮЛЯ 1977 ГОДА НЬЮ-ЙОРК И ФИЛАДЕЛЬФИЯ

Лаки то просыпалась, то вновь погружалась в сон. Вся се агрессивность в отношении Стивена куда-то пропала, ей просто хотелось выбраться наружу. Они были заперты в кабине лифта вот уже девять часов, за это время из нее улетучилось всякое желание бороться. Она чувствовала себя отвратительно грязной. Губы, рот, горло – все пересохло. Голова раскалывалась. В желудке урчало. Ей хотелось сунуть в рот два пальца, чтобы вытошнило, но в то же время она прямо-таки судорожно хотела есть.

– ТЫ не спишь? – прошептала она.

– Я не могу спать, – ответил Стивен.

– Я тоже не могу.

Ему становилось жаль ее и жаль самого себя. В бешенство приводила мысль, что в 1977 году в Нью-Йорке ты можешь оказаться в этой мышеловке между небом и землей, и ни одна живая душа на протяжении долгих часов не попытается хоть как-то вызволить тебя из нее.

– Что ты первым делом сделаешь, когда выберешься отсюда? – спросила Лаки.

В темноте он не смог сдержать улыбки. Лаки напоминала одинокого маленького ребенка, с нетерпением ожидавшего освобождения из мрачного узилища.

– Заберусь в ванну.

Она невесело рассмеялась.

– Я тоже. В горячую и надолго, а еще я потребую туда стакан холодного белого вина. И музыку, что-нибудь из Донны Саммер или Стиви Уандера.

– А как насчет Милли Джексон или Айзека Хайеса?

– Ты предпочитаешь их?

– Конечно.

– Правда?

– Что тебя удивляет?

– Мне как-то в голову не приходило, что типам вроде тебя может нравиться «соул».

– А что таким типам нравится?

– Н-не знаю. «Мидл оф зэ роуд». Герь Алперт, Барри Манилов.

– Благодарю покорно!

– А неплохо было бы, имей мы здесь музыку!

– Марвина Гея.

– Ола Грина.

– Вилли Хатча.

– Отиса Реддинга.

Они разразились смехом.

– Эй, – воскликнула Лаки, – а у нас с тобой есть что-то общее!

– А старые вещи ты когда-нибудь слушаешь? Билли Холидей, Нина Симоне?

– Обязательно. Я люблю их.

– Не шутишь?

И они заспорили о музыке, совсем как два старых друга. Тема настолько поглотила их, что доносившийся откуда-то снизу, из лифтовой шахты голос не сразу проник в заторможенное сознание.

– Там есть кто-нибудь?

– Эй! – Лаки вскочила на ноги. – Похоже, нас наконец нашли!

За нею поднялся с пола и Стив.

– Мы тут застряли! – прокричал он что было сил. – Нас двое! Можете вы нас отсюда вытащить?

Распростершийся на полу кухни Дарио весь напрягся. Он не слышал ничего, кроме потока грязных ругательств, становившихся все более громкими по мере приближения парня к кухне, к сжатому в потной руке ножу.

– Жополиз… членосос… мать твою… Голос звучал прямо над ним.

– Жополиз… членосос… Аа-х-х-хрр…

Он сам напоролся на выставленный нож. Дарио не пришлось даже шевельнуть рукой. Парень сам всадил его в себя.

Тишина.

Пальцы Дарио беззвучно соскользнули с рукоятки. Его тошнило. Убил?

Возмущению Кэрри не было предела. Трястись в зловонном фургоне, набитом разъяренными людьми, в полицейский участок! «Подонки общества» – назвал бы ее соседей Эллиот. Что бы он сказал, увидев среди них ее, свою жену?

Она прикрыла глаза, стараясь отогнать от себя эту мысль.

Но картина стояла перед глазами. На его патрицианском лице – изумление.

– Но с какой это стати тебя потянуло в Гарлем, Кэрри? Я не понимаю.

Она предупредила его, что немного задержится, так как хочет повидаться со Стивом.

– Я недолго, – сказала она.

Стив жил всего в трех кварталах от них. Эллиот, сидевший перед экраном телевизора, неопределенно кивнул.

Сколько она уже отсутствует? Несколько часов. Эллиот, должно быть, сходит с ума. Наверняка позвонил Стиву, выяснил, что у него она и не показывалась… Да они оба там сходят с ума.

В отчаянии Кэрри пыталась придумать какую-нибудь историю в оправдание. И такую историю она нашла. Безукоризненную. Такому всякий поверит.

– Я спросил: кто там? – грубо повторил свой вопрос Джино.

– Мистер Сантанджело… Это я, Джилл. Может, вы передумали?

Боже! Вот ведь шлюхи! Половина третьего ночи, и все-таки она пришла опять и стучит в его дверь.

– Выбрось это из головы! – угрюмо буркнул он.

– Откройте мне на минутку, – умоляющим голосом протянула она. – Мне нужно у вас кое-что спросить. Прошу вас'.

Никогда он не находил в себе сил устоять, когда женщина начинала его упрашивать. Сунув оружие в карман халата, Джино повернул ручку дверного замка. Может, он и в самом деле обошелся с ней слишком жестоко? Отчего не оказать девушке такую услугу?

Распахнув дверь, он начал было:

– А теперь послушай, детка…

Но тут же в горле у него застряло проклятие: по глазам больно ударила фотовспышка.

После того как с кабины лифта с большим трудом сняли потолочную панель, мужчина в комбинезоне ремонтного рабочего посветил вниз электрическим фонариком; луч упал на лицо Лаки.

– Ради Бога! – сдавленно крикнула она, закрывая ладонью глаза.

Луч переметнулся на Стивена, торопливо натягивавшего на себя одежду.

– Выключите его! – скомандовал Стивен. – Мы девять часов просидели в темноте, и я вовсе не собираюсь теперь ослепнуть от вашего прожектора.

Человек в комбинезоне засмеялся грубым смехом, но фонарик все же выключил.

– Ну и видок у вас обоих… Только что пришлось освобождать из лифта десяток человек в Шерман билдинге. Боже, да они там переплелись, как змеи! – Опять послышался его неприятный смех. – Потом от них разило – стадо баранов! Ну и вонь! Я…

– Вы сможете вытащить нас отсюда? – прервал его излияния Стивен.

Мужчина хрустнул суставами пальцев.

– Зачем же было мне приходить!

– Тогда хватит болтать. Лучше приступить к делу. Вы из управления пожарной охраны?

– Нет. – Мужчина пренебрежительно фыркнул. – Им не до таких мелочей. В городе творится черт знает что. Я из лифтового хозяйства.

– Не хотите ли вы сказать, что во всем городе нет электричества?

– Вот именно.

Лаки торопливо натягивала на себя одежду.

– В любом случае отсюда нам нужно убираться, – свистящим шепотом проговорила она.

– Согласен, – отозвался Стивен и поднял голову вверх. – Что вы собираетесь сделать? Заставить двери открыться?

– Этого я не смогу. Вы между этажами. Уж если кто-то застревает, так обязательно между этажами.

– Тогда как…

– Обвяжетесь веревкой, и я вас вытяну.

– О Боже! – вырвалось у Лаки. – Я и слышать об этом не хочу!

– Позвольте мне уточнить, – чуть обеспокоенно заговорил Стивен. – Вы бросите нам веревку, мы обвяжемся ею, и вы протащите нас через снятую крышу кабины? Так?

– А как же еще? Это не опаснее, чем вырвать зуб.

– Что там о выдергивании зубов? – мысль о спасении несколько оживила Лаки.

– Вы не обязаны пользоваться веревкой, мэм. Можете оставаться там до того, как дадут ток, если хотите. Меня это нимало не волнует.

– Нам нужно решиться, – начал Стив убеждать Лаки. – Он говорит, что опасности нет, – значит, ее нет.

– Он говорит! – Лаки в отвращении сплюнула. – Да кто он такой?!

– Ну вот что, – Стив не терял терпения. – Я – за. Если вы хотите остаться здесь – вам виднее.

– Замечательно. Просто великолепно. Вы, значит, оставляете меня здесь одну?

– Вы меня, конечно, простите, – донесся до них сверху голос их спасителя. – Может, мне лучше уйти? В здании еще шесть лифтов. И где-нибудь наверняка сидят люди, которые хотят, чтобы их вытащили.

– Мы тоже хотим, – с усмешкой проговорил Стивен. – Бросайте ваши веревки.

Прежде чем Дарио успел подняться, парень нелепо загреб руками и рухнул прямо на него. В ужасе Дарио вскрикнул, пытаясь оттолкнуть, отпихнуть от себя мертвое тело. Он трясся, тело била мелкая дрожь.

На негнущихся ногах Дарио доковылял до двери кухни. Он убил человека. Телефон. Немедленно связаться с Кастой.

Квартира освещалась только падавшим через окно лунным светом, которого однако хватило Дарио для того, чтобы добраться до телефона. Подняв трубку, он принялся исступленно тыкать пальцем в кнопки.

В этот момент до его слуха донесся какой-то шум – звякающий, царапающий звук у двери.

Кто-то пытался проникнуть в его квартиру.

Привлечь к себе внимание в переполненном людьми полицейском участке оказалось далеко не простым делом. Кто она такая, в конце концов? Еще одна черномазая морда в толпе себе подобных всего-навсего. Но Кэрри уже удалось взять себя в руки, и твердым, решительным голосом она принялась на ходу сочинять какую-то историю, в самом конце которой обратилась к слушавшему ее полицейскому с просьбой.

– Позвоните, пожалуйста, моему мужу, чтобы он приехал и забрал меня отсюда.

Полисмен кивнул. Звучало все довольно правдоподобно, а потом ее слова можно легко проверить. Кэрри повезло: он набрал номер, и не прошло и часа, как в помещение полицейского участка вошел Эллиот Беркли вместе со своим адвокатом. Как Кэрри и предполагала, муж был на грани безумия. Через пятнадцать минут ее освободили, принесли извинения и проводили вместе с Эллиотом к его машине.

– Господь всеблагий! Ну и город! – не выдержал Эллиот. – Теперь они хватают жертв, оставляя преступников разгуливать по улицам! – Тронув машину с места, он успокаивающе похлопал Кэрри по колену. – Представляю, что тебе довелось перенести! Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Да, вот только уши…

– Не волнуйся, мы едем прямиком к доктору Митчеллу. Он сделает все, что нужно. Боже мой, я же места себе не находил, я…

Она не слушала его, размышляя над тем, каким будет следующий шаг шантажиста. Эллиот, не задумываясь, поверил ее истории. Ведь в ней, так или иначе, скрывалась и правда. Машина Кэрри действительно угнана, а саму ее ограбили. Выдумать пришлось лишь двух парней, севших к ней в машину на перекрестке Шестьдесят четвертой улицы, где она остановилась перед светофором. Это они, угрожая ей пистолетом, заставили везти их в Гарлем и выбросили там из машины. Кэрри очутилась в центре неистовствовавшей толпы и была вместе с ней задержана и доставлена в участок. В высшей степени похоже на правду.

Эллиот осторожно вел «линкольн» по неосвещенным улицам, полным вышедшими на охоту любителями легкой наживы; там и здесь виднелись время от времени языки пламени.

– Ад какой-то! – бормотал себе под нос Эллиот. – Посмотри на них – настоящие животные. Слава Богу, что тебя арестовали. В участке все-таки безопаснее, чем на улицах. Подонки. Другой жизни они и не заслуживают.

Эллиот никогда не был либералом.

При мысли о том, что случится, если он вдруг узнает о ее прошлом, Кэрри вздрогнула.

– Какого черта!.. – взорвался Джино, пытаясь закрыть дверь.

– Интервью, мистер Сантанджело. – настаивал грубый мужской голос, чей обладатель успел сунуть свой ботинок в образовавшуюся между дверью и притолокой щель. – Прощу вас. Всего несколько слов.

За его спиной Джино увидел стюардессу Джилл, а рядом с ней какого-то типа с фотокамерой на груди. И дураку ясно, что эти двое в стельку пьяны.

– Вон! – зарычал Джино. – А ты убери свою ногу, если не хочешь, чтобы я оторвал ее.

Ничтожество с камерой подалось назад.

– Ты же говорила, что с ним легко будет поладить, – зашипел он на Джилл со злобой. Она пьяновато пожала плечами.

– Я обещала привести вас к нему, я вовсе не говорила, что он примет вас с поцелуями и распростертыми объятиями.

Они решили попытаться еще раз.

– Мистер Сантанджело, – обратился к Джино стоявший у двери, – поговорите со мной сейчас, тогда завтра вам не придется говорить с десятками моих коллег.

Джино в ярости хлопнул дверью. Для такого дерьма он уже слишком стар.