Текст книги "Шансы. Том 1"

Автор книги: Джеки Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

– Он – убийца, – твердо сказала однажды Клементина Джино. – Это им организована смерть Массерии. – Они вдвоем сидели за столиком в ресторане, а потом Лаки вышел в туалет, и как раз в это-то время к Массерии подошли двое наемных убийц и расправились с ним. – Лаки давно уже место в тюремной камере. Больше я к себе в дом его не жду, никаких приглашений.

Джино не мог сдержать улыбки. Похоже, Клементина была искренне уверена: от того, пригласит ли она на свой раут человека или нет, зависит положение того в Организации. И все же разговоры с ней Джино нравились, для женщины она очень много знала. От подобных ей можно немалому научиться. А уж от мужа Клементины – и того больше.

Об отмене «сухого закона» Освальд информировал Джино задолго до принятия в декабре 1933 года официального правительственного решения, так что тот имел достаточно времени, чтобы переключиться на другие, на менее прибыльные сферы: азартные игры, ростовщичество, нелегальная лотерея. Несмотря на давление Энцо, Джино исключил из поля своей деятельности операции с наркотиками и проституцию. Этот в общем-то незначительный конфликт продемонстрировал наметившееся расхождение интересов бывших такими сплоченными ранее партнеров, и в январе 1934 года Энцо и Джино окончательно решили пойти каждый своим путем. Расстались они лучшими друзьями. Алдо предпочел остаться вместе с Джино, который по достоинству оценил это проявление верности. Им вдвоем всегда хорошо работалось.

Старый враг Джино, Розовый Банан, после выполнения одного весьма неудобного контракта вынужден был покинуть город – к великому облегчению Алдо, до сих пор ожидавшего с его стороны мести в темную ночь.

Несмотря на общий спад в экономике страны, тот бизнес, которым занимался Джино, оставался делом прибыльным. Подпольной лотереей увлекались тогда поголовно: управляющие банками в не меньшей степени, чем таксисты. Отличное средство пощекотать собственные нервы. Все очень просто: ставишь монетку в десять или двадцать пять центов на какой-нибудь номер, и если он выпадет, то выигрыш может составить две-три сотни, а то и больше – в зависимости от суммы ставки.

Полученную от этих лотерей прибыль Джино называл «дурацкими деньгами» и пускал их в оборот.

В трех различных районах города у него было более пятидесяти человек, крутивших колесо лотереи и собиравших денежки с участников. Вея наличность стекалась в пять сборных пунктов, располагавшихся, как правило, в задней комнате небольшого магазинчика. Каждое поступление записывалось в книгу, а через некоторое время на небольшом пикапе за деньгами приезжал уполномоченный Джино человек. Механизм был налажен отлично и сбоев не давал.

Помимо тех сумм, которые Джино передавал сенатору Дьюку для отмывания посредством инвестиций, он чуть ли не в каждом городском банке обзавелся личными сейфами, битком набитыми наличными.

Понимая, что у него нет возможности тратить свои деньги без указания источника доходов, он еще в тридцать третьем году приобрел ночной клуб, заявив, что необходимые на покупку средства он выиграл на скачках. К моменту отмены «сухого закона» заведение было капитально отремонтировано и оформлено заново. Получив новенькую лицензию на право продажи спиртного, Джино устроил шикарную церемонию открытия. Свой ночной клуб он назвал «У Клемми». С первого же дня от посетителей отбоя не было.

В конце концов ему удалось убедить Веру оставить проституцию и работать у него в клубе в гардеробе. Та согласилась; новое занятие давало более высокий и стабильный доход, предназначавшийся Паоло и ожидавший лишь его очередного освобождения из тюремной камеры. Паоло получил пять лет за нападение с угрозой для жизни всего через неделю после выхода за ворота тюрьмы, и в течение этой недели он даже не удосужился повидать Веру.

– Он был очень, очень занят, – уверяла Вера, видя в Паоло теперь свою единственную земную любовь, а вовсе не какого-то там уголовника, бившего ее смертным боем.

– Ты совсем сошла с ума, если хочешь его дождаться, – сказал Джино.

– У тебя своя жизнь, у меня – своя, – упрямо ответила Вера.

Клементине, безусловно, был приятен тот факт, что носящий ее имя ночной клуб пользуется таким бешеным успехом. Несколько ее появлений там привели к тому, что весь нью-йоркский свет вскоре считал для себя обязательным регулярно наносить визиты в самое, бесспорно, изысканное заведение города. Джино, как владелец, становился знаменитостью. Женщины сходили по нему с ума. Клементину это, однако, ничуть не тревожило. Она сама настояла на том, чтобы Джино женился на Синди.

– Девчонка знает о тебе все, – говорила Клементина. – А потом, тебе же нужно в конце концов защитить себя от рыскающих повсюду налоговых агентов. Женись на ней. В этом случае она не сможет дать против тебя никаких показаний, если эти ищейки что-нибудь раскопают.

Идея стоящая.

– Да, – согласился Джино. – Так я и сделаю. А сейчас Джино лежал на постели в голубой спальне особняка Дьюков в Уэстчестере, глядя в потолок, дымя сигарой и размышляя о предстоящем бракосочетании.

Быстротекущее время не нанесло никакого ущерба привлекательности Синди. Добавился лишь блеск в глазах – отражение сверкавших на ней драгоценностей. Но и они не могли изменить Синди, они лишь свидетельствовали о еще одной черте характера Джино. Выродок с широкой душой. Хотя таким ему и положено быть. В конце концов, не так уж и много у него подружек, готовых мириться с мыслью о том, что приходится делить его с другими. Совсем не так уж много.

О'кей, она сама пошла за ним, по собственной воле. Однако это вовсе не означало, что он должен ей лгать. Делать вид, что помолвлен, в то время как его сан-францисский цветок давно уже принадлежал другому. Об этом Синди узнала, когда у той родился ребенок. Спустя десять месяцев после того, как Синди поселилась в квартирке Джино. Коста как-то позвонил по телефону:

– Передай Джино, что Леонора родила дочь. Синди едва дождалась его прихода.

– Джино, милый, у твоей невесты сегодня родился ребеночек. Я полагаю, что ваша помолвка теперь недействительна?

Джино побледнел и, не проронив ни слова, вышел из квартиры. Больше они об этом никогда не говорили. По всему было видно, что Джино теперь не скоро задумается над созданием собственной семьи.

Синди продолжала прилагать все усилия для того, чтобы занять в сердце Джино более прочное место. Она знала, что путь его лежит на самый верх, и она твердо рассчитывала оказаться там вместе с ним.

И Синди добилась своего. С очевидным успехом.

В ближайшее время они должны пожениться, она заставила-таки его решиться на этот последний шаг. Вот когда она почувствует себя счастливой и беззаботной, как жаворонок.

Так ведь нет. Синди ощущала себя самой жалкой, самой несчастной и абсолютно никому не нужной.

Похоже, что Джино Сантанджело вовсе не собирался принадлежать ей. Весь целиком – голова, ноги и то, что между ними – он был в безраздельной власти этой похотливой суки мадам Дьюк.

Коста Дзеннокотти осторожно постучал в дверь голубой спальни.

– Да, – крикнул Джино, – входите! Коста вошел с подносом, на котором стояли два стакана, бутылка вина и вазочка с печеньем. Джино уселся в постели.

– Эй, что это еще за дрянь? Я же просил принести мне выпить.

– Миссис Дьюк сказала, что сейчас время для вина.

– Долбать я хотел миссис Дьюк! Коста поставил поднос на стол.

– Так она сказала. Не спорить же мне с ней. Джино засмеялся. Что же в Клементине есть такого, что наполняет души молодых людей почтением, если не священным ужасом?

– Ну налей, – скомандовал он, рассматривая ногти с только что сделанным маникюром. – Чего ждешь?

Коста подчинился. Он только вчера приехал в Нью-Йорк, обрадованный приглашением Джино и польщенный его словами о том, что лучшего шафера, чем Коста, ему, Джино, не сыскать.

Друг друга они не видели с двадцать восьмого года, только переписывались, и происшедшие перемены просто поразили Косту, хотя сам он никак не мог понять, в чем они, собственно, заключаются. Джино казался исполненным непоколебимой уверенности в себе, той уверенности, что приходит с годами, совершенно естественной для добившегося успеха сорока – или пятидесятилетнего мужчины, но уж никак не вяжущейся с двадцативосьмилетним Джино. И все же теперь его друг ничем не напоминал уличного мальчишку. Ухоженность и лоск во всем: от кончиков пальцев до носков ботинок.

Джино давно уже забыл, что когда-то не жалел бриолина для своих волос. Густые и волнистые, теперь они аккуратно уложены в короткой стрижке. А потом, он стал выше ростом.

Коста не знал, что вырасти Джино помогли специальные прокладки в обуви.

Одежда – только лучшего качества. Темной ткани, шитые на заказ костюмы-тройки, шелковые итальянские рубашки, свитера из тончайшего кашемира, свободного кроя пальто из викуньи. В прошлом остались костюмы в полоску и яркие безвкусные галстуки.

Солидных мужских украшений тоже было в меру: бриллиантовая булавка для галстука, массивные золотые запонки, выполненные в одном стиле с дорогими часами от Картье. На мизинце – очень простой работы перстень с одним-единственным великолепным розовым бриллиантом.

И только шрам на щеке мог подсказать наблюдателю, с чего Джино начинал. Шрам и холодный блеск черных зрачков, таивших в своей глубине неукротимую первобытную дикость.

Коста бросил взгляд на часы.

– Осталось ровно тридцать минут, – несколько нервно заметил он. – Как у тебя настроение?

– Отлично, малыш.

– Не волнуешься?

– Из-за чего? Я живу с ней уже шесть лет. Коста кивнул. Ну да, конечно. С того самого времени, как Леонора вышла замуж…

Как бы прочитав его мысли, Джино невозмутимым голосом спросил:

– Что там Леонора?

Левое веко Косты чуть заметно дрогнуло.

– У нее все в порядке.

Ему не хотелось говорить правду. Леонора пристрастилась к спиртному, спала с каждым встречным, почти не ночуя дома и совершенно забыв про свою дочь.

– А девочка? Сколько ей уже?

– Почти шесть. Хорошенькая куколка. В горле у Джино стоял комок, однако голос звучал по-прежнему ровно.

– Да. Так я и думал. Как ее зовут?

– Мария.

Он затушил окурок сигары.

– Славное имя.

На мгновение мелькнула мысль – а ведь он в любой день может зачать в Синди своего ребенка.

– Может, ты закончишь свой туалет? Джино поднялся.

– Ты прав.

Он окинул взглядом Косту. Парень смотрелся неплохо. Приятные черты лица, вылитый образцовый студент юридического колледжа, с блеском завершивший трехлетний курс обучения. Джино знал, что сейчас Коста работает в фирме своего отца.

– Девушку ты себе так и не завел? Постоянную? Коста усмехнулся.

– Ты что, не читаешь мои письма?

– Как это не читаю! Зачитываюсь ими.

– Тогда что же ты задаешь мне такие вопросы? Еще полгода назад я написал тебе, что обручился с Дженнифер Бриэрли.

– Видимо, это письмо почта потеряла. Как она выглядит?

– Дженнифер? Да ты же видел ее. Подружка Леоноры, помнишь, когда ты приезжал к нам?

– Ах да… ну конечно… очень неплоха. – Он абсолютно не помнил, что эта Дженнифер из себя представляет. – И когда же ты решишься?

Коста посерьезнел.

– Не знаю. Нужно подождать, пока я окончательно стану на ноги. Год, может, два.

– Эй, – Джино подтолкнул друга локтем, – а помнишь кискин дом, куда мы с тобой ходили? Твое крещение, а? – Он захохотал. – Никогда не забуду выражения твоего лица, когда ты от нее вышел! Как будто ты только что впервые попробовал мороженое. Готов поклясться, что к ней ты больше не приходил!

– Приходил, – ухмыльнулся Коста.

– Господи помилуй!

Стук в дверь прервал их воспоминания. Коста поднялся.

На пороге стояла Клементина, изящная, в элегантном платье розового шелка с черной отделкой.

– Вы позволите мне войти? Коста учтиво склонил голову.

– Прошу вас, миссис Дьюк.

– Зовите меня Клементина. – Она плавно проскользнула мимо него к Джино. – Привет, – мягко проговорила она, беря его руку в свои. – Жених уже готов?

– К чему?

Клементина провела языком по тонким губам.

– К церемонии, конечно.

– Сколько у меня в запасе времени?

– Еще двадцать пять минут.

– Послушай, Коста, – как ни в чем не бывало сказал Джино, – будь добр, зайди за мной через двадцать минут. Мне нужно сказать Клемми пару слов наедине.

– Как прикажете.

Бросив на Клементину восхищенный взгляд, Коста вышел.

– Малыш влюбился в тебя, – констатировал Джино, когда дверь закрылась.

Клементина подошла к туалетному столику, чтобы внимательно рассмотреть свое отражение в зеркале.

– Неужели? – равнодушным голосом спросила она.

– Готов держать пари. – Джино подошел к ней сзади, обнял. – Так же, впрочем, как и я, но я – на свой лад.

Крепко прижав Клементину к себе, Джино стоял и раскачивался из стороны в сторону.

– Ах вот как?

Он продолжал раскачиваться.

Она почувствовала, как напрягся его член.

– Джино!

Но он уже расстегивал брюки.

– Хочу трахнуть тебя еще раз – пока холост.

– Не говори глупостей! У нас нет времени. Я уже совсем одета. И в любом случае – не здесь. Это невозможно.

– Невозможного не бывает. – Пальцы его проворно бегали по пуговицам ее блузки. – Ты сама меня этому учила.

Клементина поняла, что Джино не шутит.

– Но это же просто смешно, – слабо сопротивлялась она.

– Да. Ну и что?

Справившись с блузкой, он отбросил ее на кровать. Через мгновение туда же полетели и кружевные трусики.

– Осторожнее! Моя косметика… прическа…

– Обопрись о стол. Все останется как есть. Она склонилась над столиком, упершись в него руками, уже изнывая от нетерпения. Он вошел в нее сзади мягко, медленно, так, будто в их распоряжении была целая вечность.

– О-о… – У Клементины перехватило дыхание. – Ты оказался способным учеником…

– С такой учительницей…

Он стоял и раскачивался, и мысли его были заняты предстоящим бракосочетанием, Синди, будущим ребенком.

И впервые за много-много месяцев он подумал о Леоноре.

Кончая, он дрожал, как дикий зверь. Обрушившаяся лавина оргазма стерла из памяти все воспоминания.

Сегодня он станет законным мужем законной жены. Жизнь начнется заново.

КЭРРИ. 1928 – 1934

Все вокруг терялось в пустоте: доктора, сиделки, стены палаты. Лица. Голоса.

Кому они все нужны? Да пусть горят в аду.

– Как твое имя, милочка?

– Кто ты?

– Сколько тебе лет?

– Кто это с тобой сделал?

– Как тебя зовут?

– Где ты живешь?

– Где твоя мать?

– Кто твой отец?

– Сколько тебе лет?

Вопросы. Вопросы. Вопросы. До тех пор, пока вырвавшийся из ее горла вопль не погрузил их всех – безликих – в Тишину.

И каждый следующий день все повторялось сначала.

Ее истерзанное тело не находило покоя, криком чудовищной боли кричала каждая клеточка.

Крик. Конвульсии. Еще крик, и еще, и еще – до того момента, когда ее, завернув во что-то белое и плотное, не понесли куда-то.

Она очнулась в другом мире. В комнате, где никто не обращал на нее внимания, когда она кричала, рвала на себе волосы, царапала ногтями лицо.

Никаких вопросов.

И то же ощущение жуткой боли, те же конвульсии, та же агония.

Она жила жизнью зверя, бросаясь на еду, которую приносил ей охранник в форме, давясь кусками хлеба, лакая, как собака, воду из чашки, стоявшей на полу.

В течение двух лет даже проблеска мысли ни разу не мелькнуло у нее в голове. Разум оставил ее, мозг был абсолютно чист.

Но как-то ночью, проснувшись часа в три, она вдруг с удивительной ясностью поняла, что она – Кэрри. Так почему же она не дома, не вместе со своей семьей? Она рванулась к запертой двери, стала призывать помощь, однако никто не пришел. Это ее озадачило и напугало. Что с ней такое приключилось?

Утром Кэрри набросилась с расспросами на человека, принесшего ей пищу.

– Что я здесь делаю? Где я?

Охранник отпрянул в сторону. От этих помешанных всего ожидать можно. Никогда не знаешь, что они сейчас выкинут.

– Ешь! – грубо скомандовал человек, ставя чашку с едой на пол.

– Я не хочу есть! – что было сил закричала Кэрри. – Я хочу домой!

Через несколько часов к ней в палату вошел врач.

– Я вижу, ты заговорила.

Глаза Кэрри от удивления расширились.

– А как же мне не говорить!

– Кто ты такая? Как твое имя?

– Меня зовут Кэрри. Я живу в Филадельфии, вместе со своей семьей. Мне тринадцать лет.

– Тринадцать? – Брови врача поползли вверх.

– Да, тринадцать. – На ее щеках появились слезы. – Я хочу домой. Я хочу к маме Сонни… Я хочу к маме…

Никуда ее не отпустили. Ее оставили там, где она была. А поскольку теперь она уже более не походила на маленького зверька, ей дали работу. Она убирала палаты, мыла полы, готовила пищу, и в конце дня, изнуренная, без сил валилась на свою койку, стоявшую в переполненной комнате.

Так шли годы.

Раз в месяц ее осматривал доктор.

– Сколько тебе лет?

– Тринадцать.

– Где ты живешь?

– В Филадельфии, с родителями.

Они не могли ее никуда отпустить.

Кэрри была не в состоянии понять, что вокруг нее происходит. По ночам она плакала. Она скучала по школе, по своим братикам и сестричкам, по подругам. Почему, ну почему ее держат в этом ужасном месте?

В этом месте жили люди, лишившиеся разума. Буйнопомешанные. Постепенно Кэрри научилась держаться подальше от них.

Ведь ей всего тринадцать лет, она должна быть осторожнее в общении с окружающими.

ДЖИНО. 1937

-Эй! – воскликнул Джино. – А знаешь, у тебя это неплохо получается! , Рыжеволосая хозяйка, ее звали Би, или Пчелка, в шутливом негодовании откинула голову назад.

– Мистер Сантанджело! Вы, наверное, говорите это всем девушкам!

Стараясь оградить себя от чудовищного обвинения, Джино поднял вверх руки.

– Кто? Я? Да ты шутишь!

Пчелка улыбнулась и резким движением головы забросила назад тяжелую массу золотисто-медных волос.

– У вас сложилась… определенная репутация.

– Положительная, надеюсь?

– Ода.

– Рад слышать, рад слышать это.

Поднявшись из-за огромного, орехового дерева, письменного стола, Джино выпрямился и потянулся. Девчонка ему очень нравилась, но он вовсе не собирался ради нее превращаться в дрессированную собачку.

– И давно ты у меня работаешь, Пчелка? Ее пробрала дрожь. То ли от того, что в воздухе разливалась прохлада, то ли от мысли, неожиданной и ужасной, что ее готовы уволить?

– Три месяца, мистер Сантанджело.

– Тебе у меня нравится?

– У вас отличный клуб.

– А повышение ты уже получила?

– Еще нет.

Вот оно. Или – повышение, или – ее выставят вон.

– Хочешь, я отвезу тебя сегодня вечером домой, а по дороге мы обсудим это?

– Да.

Он улыбнулся.

– Значит, да? – Глаза его лениво скользнули по ее телу. – А как насчет «да, пожалуйста»?

– Да, пожалуйста, мистер Сантанджело. Улыбка его сделалась шире. Джино уже предвкушал наслаждение. Наслаждение ею. Ее волосами. Молочко-белой кожей. Агрессивно-вздернутыми грудями.

– Вот что я тебе скажу. Придешь в мой кабинет к двенадцати.

Она повернулась к двери.

– Да, и… Подбери волосы. Уложи их повыше на своей аккуратной головке. Ну, беги, – разрешил он ей наконец, – мне нужно еще сделать пару звонков.

Пчелка направилась к двери; взгляд Джино не мог оторваться от ее соблазнительно покачивающихся ягодиц. Он любил, чтобы женщины сзади было много, чтобы было за что ухватиться рукой. Клементина этим похвастать не могла, у Синди попка высокая, круглая и маленькая, как у мальчика.

Синди. Уже три года он живет с этой шлюхой, три долгих года – и никакого намека на то, что она в состоянии, подобно всем женщинам, забеременеть. Это сводило Джино с ума. Синди клялась, что не применяет никаких штучек, но в таком случае почему же она никак не родит?

В кабинет ввалился Алдо. Тридцать один год, а он уже округлился, как хороший пудинг.

– Когда ты растрясешь наконец свой жир? – грубовато спросил его Джино, не сочтя нужным обменяться приветствиями.

– Люблю поесть. Ужасное дело.

– Если в тебя как-нибудь попадет пуля, то ты просто вытечешь весь, как снеговик.

– Что же мне делать, если Барбара так вкусно готовит?

– Так в чем дело? – оставив шутки в стороне, перешел к сути Джино.

Алдо начал рассказывать.

Джино слушал и зевал. Не для того он создан, чтобы сидеть за столом и считать деньги. Ему требовалось действовать, ему нужны острые ощущения. А в последнее время эти ощущения он испытывал только в обществе подцепленных где попало шлюх. Однако, несмотря на все это, он считал себя везучим. Такой партнер, как сенатор Дьюк, давал стопроцентную гарантию его личной безопасности. Плюс друзья в самых высоких сферах, друзья, с которыми он поддерживал весьма тесные отношения. И все же, и все же… Важные и влиятельные друзья тоже не всегда могли помочь. Лаки Лючиано, глава их комитета, в прошлом году вынужден был отправиться за решетку – по дутому обвинению в сутенерстве. Дутому, потому что на самом деле Лаки фактически никогда не занимался продажей на улице женского тела. Он возглавлял огромный преступный синдикат, одним из направлений деятельности которого была организованная проституция. Как бы там ни было, бедняге пришлось перейти на государственное содержание. Срок обещан солидный – от тридцати до пятидесяти лет. Известие об этом повергло в ужас все сообщество. Если Лаки Лючиано так загремел, то чья же очередь на подходе?

Джино привык к мысли, что ему подобное не угрожает, поскольку после разрыва с Боннатти большая часть всего его бизнеса представляла собой абсолютно законные сделки. Он не имел ничего общего с наркотиками или проституцией. Пара внушительно брошенных его боевиками слов здесь, пара – там, и колесики отлично налаженного механизма продолжают крутиться ровно и без всяких сбоев.

– У тебя все готово к поездке? – поинтересовался Алдо.

– Полностью. Выезжаю завтра утром. Синди бегает по магазинам – закупает то, что не успела купить вчера.

– Женщины! Вот кто умеет тратить деньги!

– И это ты говоришь мне!

Туалеты Синди и парикмахерские, ее драгоценности и меха – все это уже стоило Джино целого состояния. Дешевой женщиной его жену никак нельзя назвать. Ну так что? Ему это по карману. В одних только инвестициях он имел капитал, оцениваемый более чем в миллион долларов. Благодаря сенатору Дьюку. Благодаря Клементине.

Сейчас ему уже хотелось свободы. Свободы от нее. Миссис Дьюк по-прежнему выглядела ошеломляющей дамой, и все же с него достаточно.

Однако она не готова дать ему эту свободу. Джино изобретал предлоги, отказываясь от встреч. Клементина предлагала новое время. Джино отвечал, что и тогда будет занят. Она ставила вопрос в лоб: когда же?

Джино почувствовал себя запертым в ловушку. Это надо же – в тридцать один год, имея законную жену, хозяйку дома, имея кучу случайных любовниц, – и позволить загнать себя в угол! Да такого не случалось, когда он был еще шестнадцатилетним мальчишкой, в одиночестве бродившим по улицам.

Нет, ему хотелось чего-то другого. Он и сам не знал – чего.

– Поездка во Фриско пойдет тебе на пользу, – заметил Алдо, опускаясь в кожаное кресло. – Ты слишком много времени отдаешь работе. Не можешь даже зайти ко мне пообедать. Барбара начинает обижаться на тебя.

– По возвращении – обязательно.

– Ловлю тебя на слове. Спагетти с мясными шариками – лучше Барбары никто тебе этого не приготовит. – Алдо с шумом выдохнул воздух и поцеловал кончики пальцев. – Да… жена у меня – удивительная кухарка.

Джино демонстративно уставился на выпирающий из брюк солидный животик своего друга.

– Это я и сам вижу.

Алдо полусмущенно засмеялся.

– Когда доволен желудок – доволен и человек.

– Кусок сала. Дырка в заднице.

– Прошу тебя!

– Окорок.

Шутливую перебранку прервал стук в дверь.

– Да! – крикнул Джино.

– Это я, босс.

По голосу можно было безошибочно определить его владельца. Джэкоб Коэн. Или, как его теперь называли, Парнишка Джейк. Или даже еще проще – Парнишка, хотя ему шел уже двадцать четвертый год. Прозвище, вернее говоря, кличку он получил благодаря тому, что еще мальчишкой ступил на тот путь, который ведет в противоположную от закона сторону. В нежном четырнадцатилетнем возрасте с полученной от Джино сотней долларов в кармане Джэкоб не раздумывая занялся собственным бизнесом. Угонял и перепродавал автомобили. Вырывал из рук прохожих вещи на улице, бросаясь со всех ног в какую-нибудь подворотню. Дерзко надувал доверчивых простаков.

– Кто это был? – задавали разъяренной жертве вопрос.

– Парнишка.

Джино подобрал Коэна, когда тому исполнилось шестнадцать. К двадцати годам Джэкоб отвечал за сбор денег у держателей нелегальных лотерей, а попутно аккуратно и незаметно умудрялся решать свои собственные маленькие проблемы.

– Заходи! – кивнул ему Джино. – Откуда это в тебе взялась какая-то дерьмовая вежливость? Джейк с улыбкой переступил порог.

– Не хотелось вам помешать, босс. Я так понял, что по новым правилам теперь сначала нужно постучать.

– Что еще за новые правила? Алдо слегка засуетился.

– Я подумал… – начал он. – Ну, мне показалось, что это неплохая идея…

– Какого черта!

Джино расхохотался. Неделю назад Алдо вошел в кабинет в тот самый момент, когда Джино прямо на своем письменном столе обслуживал молоденькую разносчицу сигарет.

– Видимо, ты прав.

– Если вдруг сюда неожиданно явится Синди… или миссис Дьюк…

– Согласен, – с улыбкой сказал Джино. Может, это именно то, что ему нужно – чтобы одна из них застала бы его за этим. Вот тогда-то уж он наверняка сорвался бы с поводка. Обрел бы свободу.

Джейк бухнул об стол большим полотняным мешком, набитым монетами.

– Мне кажется, что Гамбино – знаешь, кондитерская на Сто пятнадцатой улице – приворовывает. Джино приподнял брови.

– Ты уверен?

Джейк почесал лохматую голову.

– Вполне. Если не он сам, то тогда его старая карга – рядом с деньгами там просто больше некому крутиться.

– Сделай ему предупреждение. Одно.

– Я понял, босс.

Джино встал из-за стола.

– Завтра я уезжаю, Джейк, всего на неделю. Если возникнут какие-нибудь проблемы, обратишься к Алдо.

Бросив на толстяка взгляд, Парнишка согласно склонил голову. Зачем это Джино потребовалось унижать его приказом обращаться к этому борову? Каждый знает, что Динунцио – обыкновенное дерьмо. Шарахается от собственной тени. Просто непонятно, для чего его Джино вообще держит при себе. Расселся своей жирной жопой в кабинете и думает, что все мечтают его поиметь. Ах, ну да. Как же – ведь на нем лежит нелегкая и опасная обязанность запирать в сейф те деньги, что приносят в мешках обыкновенные работяги. Но работяги-то эти – горой за него, за Джейка, являющегося приводным ремнем всей операции.

– Остальное нормально? – спросил Джино. Парнишка опять запустил пальцы в шевелюру, подумав при этом, не подцепил ли он, случаем, какую-нибудь живность от своей последней подружки.

– Все идет как по маслу, босс.

– Тем лучше. До встречи.

Клементина Дьюк с презрением смотрела на мужа.

– Я не верю ни единому твоему слову, – ледяным голосом проговорила она. – Неужели же ты настолько туп?

Стоя у окна своего кабинета, Освальд время от времени бросал взгляды на улицу.

– Я ничего не скрывал от тебя, – дрожащим голосом проговорил он. – Ты всегда знала, кто я такой. Клементина ядовито рассмеялась.

– Не всегда, Освальд. Если память мне не изменяет, прошло два года, прежде чем я узнала правду о тебе. – Из пачки «Кэмела», лежавшей на столе, она достала сигарету, закурила. – Так. У тебя есть… решение этой… проблемы?

– Джино Сантанджело. Он мой должник.

Она задумчиво выпустила струю дыма в потолок.

– Это будет побольше, чем оплата старого долга.

– Знаю. Но он обязан мне всем, что имеет. Он сделает это.

– Ты говоришь так уверенно…

– Он должен это сделать. Если он откажется, я уничтожу его.

Клементина облизнула губы. По-своему Освальд не менее жесток, чем любой уличный гангстер. Но в его распоряжении была еще и власть – достаточная для того, чтобы купить кого угодно.

– Когда ты собираешься обратиться к нему? – поинтересовалась она.

– В тот же день, как только он вернется из Сан-Франциско. Лучшего времени не придумаешь.

Она молча кивнула. С каких это пор требуется точный расчет времени для того, чтобы обратиться к человеку с просьбой убить другого?

Пчелка устроилась на заднем сиденье черного «кадиллака», на почтительном расстоянии от Джино. За рулем сидел Ред, справа от него поместился Косой Сэм.

Джино попыхивал сигарой; никому из сидевших в машине и в голову не приходило пожаловаться на табачный дым.

Взбившая невообразимо высокую прическу Пчелка сидела как на иголках. Ее вовсе нельзя назвать неопытной девушкой – определенные знания о мужчинах и их потребностях у нее были, равно как и некоторые навыки – но все же… все же… Джино Сантанджело… Ведь он, в конце концов, ее босс и женатый человек… А похоже, что девушками он привык пользоваться как вещью, расплачиваясь с ними за то, что они давали ему, какой-нибудь простенькой безделушкой – на память…

У Пчелки не возникало никакого желания подчиняться ему и потом получать из его рук награду. Но как, каким образом дать ему понять, что она все-таки не такая, как все?

– Господи! – воскликнул вдруг Джино, нарушая течение ее мыслей. – Почему ты не сказала мне, что живешь в соседнем округе?

– Осталось всего четыре квартала, и все.

– Ну-ну.

Он зевнул. Интересно, окупит ли эта поездка затраченное на нее время? Новый день. Новая шлюха. А толку? Все они одинаковы.

Вот завтра – совсем иное дело. Завтра он отправится в Сан-Франциско, ему отведена роль шафера на свадьбе Косты. Завтра он увидит Леонору.

Последняя мысль не давала ему покоя. Что он ощутит, когда увидит ее? Что она ощутит? Поначалу он даже хотел отказать Косте.

– Ты не можешь этого сделать, – убеждала его Синди. – Ты же обещал ему вернуть долг, когда он был шафером на нашем бракосочетании.

Это было правдой. Теперь отступать уже поздно. А потом, похоже, сейчас самое время встретиться все-таки с Леонорой. Для большей уверенности можно прихватить с собой Синди.

– Приехали, – подала голос из своего угла Пчелка. Ред остановил машину у подъезда большого многоквартирного кирпичного дома.

– Пойдешь к ней, босс? – спросил Косой Сэм.

– Да.

Неужели этот идиот думал, что Джино проделал сюда путь для того только, чтобы посидеть в машине?

Косой Сэм выбрался на тротуар первым, настороженным взором огляделся вокруг. Затем открыл заднюю дверцу «кадиллака», помог Пчелке. За ней вышел Джино.

По лестнице, расположенной снаружи здания, они вдвоем поднялись в квартирку на первом этаже, обставленную простой, но вовсе не плохой и уютной мебелью.

– Ты живешь здесь одна? – поинтересовался Джино.

– Да, – мгновение поколебавшись, ответила она. Он принялся расхаживать по комнате.

– Налей мне виски. Лед у тебя есть?

– Простите, но у меня нет даже виски.

– А что есть?

– Ничего. Я… не употребляю спиртного.

– Не употребляешь? Тогда что же ты делаешь в клубе, ради Бога?

– Официантки приносят мне подкрашенную воду.

– А эти простофили платят за нее, как за шампанское! – Джино рассмеялся.

– Верно! – Пчелка тоже засмеялась. Он потянулся.