Текст книги "03.Декстер во мраке"

Автор книги: Джефри Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Означает ли это, что Пассажир не демон? Означает ли это, что происходящее со мной всего лишь психоз? Параноидальные фантазии, вызванные жаждой крови и боязнью преследования?

И тем не менее принято считать, что в каждой мировой культуре на протяжении всей истории человечества в том или ином виде существовала идея одержимости. Я просто никак не мог присовокупить ее к своей проблеме. Я чувствовал, что нахожусь на правильном пути, но никакого прорыва у меня не получилось.

Неожиданно для себя я выяснил, что уже половина шестого, и сегодня более, чем когда-либо, мне хотелось бежать из офиса к дому с его сомнительной неприкосновенностью.

На следующий день я опять сидел в своем закутке, печатая отчет по очень скучному массовому убийству. Даже в Майами случаются обычные убийства, и это было как раз одно из них, точнее, три с половиной, потому что три тела находились в морге, а одно – в интенсивной терапии больницы «Джексон мемориал». Это была обычная разборка со стрельбой из проезжающего автомобиля водном из районов города с низким уровнем цен на недвижимость. Я не видел смысла тратить много времени на нее, поскольку было много свидетелей, и все они согласились, что это деяние совершил некто по имени «ублюдок».

Но тем не менее формальности надо соблюдать, и я провел полдня на месте преступления, чтобы удостовериться, что никто не бросился к беднягам и не принялся кромсать садовыми ножницами, когда их расстреливали из проезжавшей мимо машины. Я пытался изобрести новую методику доказательства, что подобное направление брызг крови соответствует стрельбе из движущегося оружия, но от скуки мои глаза собирались в кучку и я тупо смотрел на экран, пока не услышал звон в ушах, который стал нарастать, преображаясь в звук гонгов, и вот я уже опять во власти той самой ночной мелодии, и пустая белая страница текстового редактора вдруг окрасилась свежей кровью, которая хлынула на меня, заполнила офис и весь видимый мир. Я вскочил с кресла и заморгал; видение исчезло, оставив меня чуть ли не в полуобморочном состоянии и полном изумлении.

Теперь галлюцинации стали одолевать меня средь бела дня, даже когда я сидел за своим рабочим столом в полицейском управлении, и мне это не нравилось. Либо нечто становится сильнее и ближе, либо я приближаюсь к полному безумию. Больные шизофренией слышат голоса, а может, и музыку? Можно ли квалифицировать Темного Пассажира как голос? Что, если я был совершенно безумен все это время, а теперь наступил завершающий этап искусственно созданного Пассажиром сомнительного здравомыслия Декстера?

Вряд ли такое возможно. Гарри натаскал меня и был убежден, что я все усвоил, Гарри, наверное, понял бы, если бы я был сумасшедшим, но он говорил, что у меня все нормально. Гарри никогда не ошибался. Итак, это мы выяснили и со мной все в порядке, в полном порядке, спасибо.

Так почему же я слышу эту музыку? Почему у меня трясутся руки? И почему я должен цепляться за призрак своего Пассажира, чтобы не сидеть на полу с прижатым к губам указательным пальцем?

Очевидно, никто в здании ничего не слышал, кроме меня. В противном случае коридоры кишели бы людьми – либо танцующими, либо вопящими. Нет, страх проник только в мою жизнь, он крадется за мной быстрее, чем я от него бегу, наполняя огромные пустые пространства, когда-то занятые Пассажиром.

Я не знал, что делать дальше; мне была необходима дополнительная информация из внешних источников, если я хочу понять происходящее. Многие считают, что демоны реальны; Майами переполнен людьми, которые упорно трудятся изо дня вдень, чтобы держать их подальше. И хотя бабалао наотрез отказался иметь к случившемуся хоть какое-то отношение, он, на мой взгляд, был бы не прочь узнать, что это такое. Я был практически уверен, что сантерия допускает одержимость. Кроме того, Майами – город, прекрасный своим разнообразием, и я, безусловно, могу поискать и другие источники информации, чтобы задать вопросы и получить совершенно иные ответы – возможно, даже такие, которые ищу. Я оставил свою клетушку и направился к автостоянке.

Магазин «Древо жизни» располагался на окраине района под названием Либерти-Сити, той части Майами, которую туристам из Айовы[41] поздней ночью лучше не посещать. Территория этого конкретного района находилась во власти иммигрантов с Гаити, и многие здания здесь были раскрашены в яркие цвета, как будто одного цвета недостаточно для жизни. Стены некоторых домов были расписаны сценами, изображающими быт гаитянской деревни. На них доминировали петухи и козы.

На внешней стене «Древа жизни» было нарисовано большое дерево – вполне логично, – а под ним изображения двух мужчин, стучащих в длинные барабаны. Я припарковался прямо перед магазином и вошел через дверь-ширму, которая звякнула колокольчиком, а затем захлопнулась позади меня. В глубине, за занавесом из бисера, женский голос крикнул что-то по-креольски[42], а я в ожидании появления продавца встал у стеклянной стойки. Магазин был увешан полками, на которых стояли многочисленные банки, заполненные таинственными веществами в жидком, твердом и неопределенном состоянии. Одна или две из них содержали нечто такое, что когда-то, вероятно, было живым.

Через мгновение какая-то женщина раздвинула бисерную штору и вошла в переднюю часть магазина. На вид ей можно было дать примерно лет сорок, она отличалась хорошей фигурой, высокими скулами и слегка бронзовым оттенком кожи. На ней было струящееся красно-желтое платье, а голову венчал тюрбан тех же цветов.

– Ах, я могу помочь вам, сэр? – произнесла женщина с сильным креольским акцентом. Она скептически оглядела меня и слегка покачала головой.

– Ну, в общем, – сказал я и прикусил язык. А как принято начинать такой разговор? Не мог же я сказать, что считаю себя одержимым и хочу вернуть своего демона? Бедняжка просто обольет меня куриной кровью.

– Сэр? – нетерпеливо подтолкнула она меня.

– Я хотел узнать, – правдиво начал я, – есть ли у вас книги об одержимости демонами. Э-э, на английском.

Она сжала губы с явным неодобрением и отчаянно затрясла головой.

– Они не демоны, – ответила женщина. – Почему вы это спрашиваете? Вы журналист?

– Нет, – сказал я. – Просто, э-э, интересуюсь. Любопытствую.

– Любопытствуете насчет вудун[43]? – спросила она.

– Только в той части, которая касается одержимости, – ответил я.

– Хм, – произнесла она, и ее неодобрение стало еще более явным. – Зачем?

По-моему, какой-то умник когда-то сказал, что, если все средства исчерпаны, говори правду. Звучит прекрасно, и вряд ли я первый, кому это пришло в голову, а кроме того, ничего другого мне не оставалось. Я решил попробовать.

– По-моему, – начал я, – то есть я не уверен. Я думаю, что, возможно, когда-то был одержим. Какое-то время назад.

– Ха, – произнесла женщина. Она посмотрела на меня в упор своим грозным взглядом, а потом пожала плечами. – Может быть, – наконец сказала она. – А почему вы так думаете?

– Просто, э-э... Ну, у меня было такое ощущение, знаете? Как будто что-то было, э-э... Ну, внутри меня. И оно наблюдало.

Она плюнула на пол – довольно неожиданный жест для такой элегантной женщины – и покачала головой.

– Ах вы, бланки[44], – с укоризной сказала она. – Вы нас крадете, потом привозите сюда, забираете у нас все. А если мы в чем-то начинаем преуспевать без участия с вашей стороны, то вы опять тут как тут, хотите и здесь урвать свой кусок. Ха. – Она поводила передо мной пальцем, словно учительница перед второклашкой. – Послушай-ка, бланк. Если бы дух вошел в тебя, ты точно знал бы. Это тебе не кино. Это очень большое благословение, и, – добавила креолка с самодовольной улыбкой, – оно на бланков не распространяется.

– Ну вообще-то...

– Non[45], – отрезала она. – Если ты этого не жаждешь, если не умоляешь о благословении, то оно не придет.

– Но я жажду, – настаивал я.

– Ха, – повторила она. – Оно к тебе никогда не придет. Ты зря тратишь мое время. – С этими словами хозяйка магазина отвернулась и исчезла за своими бисерными шторами в дальнем конце помещения.

Я не видел смысла в том, чтобы дожидаться ее возвращения, ведь ее убеждения вряд ли изменятся. Вряд ли такое случится, что вуду поможет мне получить ответы на вопросы о Темном Пассажире. Она сказала, что дух посещает тебя, только когда его зовут, и его приход – благословение. В принципе можно назвать это альтернативным ответом, хотя я не помню, чтобы призывал Темного Пассажира, – он всегда был во мне. И все же, чтобы удостовериться, я встал на обочине около магазина и закрыл глаза. «Вернись, ну пожалуйста», – попросил я.

Ничего не произошло. Я сел в машину и поехал назад, на работу.

«Интересный выбор», – подумал Наблюдатель. Вуду. Логика, конечно, в этом присутствовала, отрицать он не стал. Кроме того, этот выбор говорил о том, что он двигается в правильном направлении и он уже рядом.

И когда появится следующая подсказка, тот, другой, окажется еще ближе. А этот мальчик – интересный экземпляр, и ему почти удалось ускользнуть. Но только почти; он оказался полезным, и темная награда уже ждет его.

Как и награда того, другого.

Глава 30

Я едва устроился в своем кресле, как в мою комнатушку пришла Дебора и села на складной стул напротив стола.

– Курт Вагнер пропал, – сказала она.

Я ожидал развития сюжета, но его не последовало, так что я просто кивнул.

– Извинения приняты, – сказал я.

– Никто не видел его с субботнего вечера, – продолжила она. – Его сосед по комнате говорит, что когда он пришел, то вел себя как псих и ничего не говорил. Только переобулся и исчез, вот и все. – Дебора замялась, а потом добавила: – Он бросил там свой рюкзак.

Признаюсь, я оживился, услышав об этом.

– И что было в нем? – спросил я.

– Следы крови, – ответила она так, словно признавалась, что украла печенье. – Совпадает с кровью Тэмми Коннор.

– Ну что ж, – произнес я. Было бы невежливо подчеркивать тот факт, что сделать анализы крови она доверила кому-то другому. – Отличная улика.

– Нда, – протянула она. – Это он. Больше некому. Значит, он кончил Тэмми, сунул ее голову в рюкзак, а потом кончил Мэнни Борка.

– Похоже, что так, – сказал я. – Жаль, а то я уж было сроднился с мыслью, что виновен.

– Хрень какая-то, – заныла Дебора. – Парень хорошо учится, выступает за команду по плаванию, нормальная семья, все как надо.

– Ах, какой хороший мальчик! – подыграл я. – И даже не верится, что он творил такие жуткие вещи.

– Ну да, да, – нехотя согласилась Дебора. – Знаю я, черт подери. Абсолютное клише. Но какого черта? Парень убил свою девушку – допустим. Может, даже ее соседку по комнате, потому что она все видела. Ну а остальных? И все это дерьмо со сжиганием, и головы эти бычьи, и этот, как его, Моллюск?

– Молох, – поправил я. – Моллюск – это клем[46].

– Да один хрен, – отмахнулась Деб. – Но в этом же нет никакого смысла, Деке. То есть... – Она отвернулась, и на секунду мне показалось, что сестренка все-таки собирается попросить прощения. Показалось. – А если и есть, – сказала Дебора, – то только в твоем духе. В смысле с твоей этой штукой. – Она снова посмотрела на меня, однако выглядела еще немного смущенной. – Она, то есть... э-э... оно как – вернулось? Ну, это твое...

– Нет, – сказал я. – Не вернулось.

– Мда, – проговорила она. – Хреново.

– Ты в списки разыскиваемых Курта Вагнера занесла? – осведомился я.

– Деке, я знаю свою работу, – ответила она. – Если он в районе Майами-Дэйд, мы сукина сына достанем; его по всему штату ищут, так что мы его найдем.

– А если его нет во Флориде?

Она грозно посмотрела на меня, и я увидел отблески того же взгляда, каким Гарри смотрел на меня, перед тем как заболеть: усталого, с тенью постоянных неудач.

– Значит, ему удастся уйти, – сказала она. – И тогда мне придется арестовать тебя, чтобы меня не уволили.

– Ну что ж, – произнес я, изо всех сил стараясь изобразить беззаботность на своем безнадежно хмуром лице, – остается только надеяться, что он водит приметную машину.

Она фыркнула:

– Красный «гео», такой мини-джип.

Я закрыл глаза и ощутил очень странное чувство: как будто вся кровь внезапно утекла в ноги.

– Ты сказала – красный? – Я слышал, как спрашиваю это необыкновенно спокойным тоном.

Ответа не последовало, и я открыл глаза. Дебора сидела, уставившись на меня с таким сформировавшимся подозрением, что его можно было почти потрогать.

– Хватит дурака валять, – высказалась она. – Опять твои голоса?

– Красный «гео» преследовал меня вчера вечером, – начал я. – А потом кто-то попытался проникнуть в мой дом.

– Черт подери, – заворчала она, – и когда ты собирался мне об этом рассказать?

– Сразу же, как только ты решишь, что снова общаешься со мной.

Дебора стала пунцовой, что очень мило с ее стороны, и уставилась на свои туфли.

– Мне некогда было. – Это прозвучало не очень убедительно.

– Курту Вагнеру тоже, – отозвался я.

– Господи, ну ладно, – проговорила Дебора, и я понял, что других извинений не дождусь. – Да, он красный. Эх, черт, – сказала она, все еще глядя вниз. – А старик оказался прав: плохие парни побеждают.

Мне неприятно было видеть свою сестру подавленной. Я чувствовал, что не хватает веселой фразочки, которая развеяла бы мрак в ее сердце и привнесла туда песню, но, увы, ничего не мог придумать.

– Что ж, – произнес я, – если плохие парни побеждают, значит, ты без работы не останешься.

Она наконец подняла голову, но на ее лице не было и тени улыбки.

– Ну да, – сказала Дебора. – Какой-то парень в Кендалле застрелил жену и двух детей прошлой ночью. Без работы не останусь. – Она поднялась и медленно выпрямилась, становясь похожей на саму себя, хотя бы до некоторой степени. – Надеюсь, ты доволен, – бросила она напоследок и вышла из кабинета.

С самого начала партнерство было идеальным. У новых созданий имелось самосознание, и манипулировать ими стало намного проще и с гораздо большей пользой. Эти убивали друг друга охотнее, и ЕМУ не приходилось долго ждать, чтобы обрести нового хозяина и попытаться воспроизвести себе подобного. ОНО с легкостью доводило своего хозяина до уничтожения, а потом ожидало наступления странного и удивительного ощущения набухания.

Но когда это происходило, ОНО испытывало только легкую щекотку, а затем все исчезало без следа и без возникновения потомства.

ОНО было озадачено. Почему размножения не происходит ? Должна быть причина, и ОНО решило искать ответ методично и неторопливо. На протяжении многих лет, пока новые создания менялись и росли, ОНО экспериментировало. И постепенно ЕМУ стало ясно,~какие условия нужны для воспроизводства. Потребовалось немало смертей, прежде чем ОНО осталось довольно результатом, и каждый раз, когда ОНО повторяло свои манипуляции, какое-то новое создание возникало и устремляюсь в мир боли и страха. ОНО чувствовало удовлетворение.

Лучше всего это получалось, когда организмы ЕГО хозяев были немного выведены из равновесия: или напитками, которые они начали варить, или состоянием транса, в который впадали. Жертвы должны были знать, что их ожидает, а если еще имелись и зрители, то их эмоции, вливающиеся в эксперимент, делали его более продуктивным.

Потом – огонь; огонь стал очень хорошим способом убийства жертв. Оказалось, что он способен мгновенно высвободить их сущность одним впечатляющим потоком энергии прямо под их оглушительные вопли.

И наконец, выяснилось, что лучше сжигать молодых. В этом случае эмоции достигали своего апогея, в особенности благодаря родительским особям. И это было лучшим из того, что ОНО только оказалось способно вообразить.

Огонь, транс, молодые жертвы. Формула проста.

ОНО начало провоцировать новых хозяев к тому, чтобы эти условия постоянно поддерживались. И те шли навстречу на удивление легко.

Глава 31

Еще в юности мне довелось однажды видеть по телевизору эстрадное представление. Человек поместил множество тарелок на концы нескольких гибких крутящихся стержней и поднял их в воздух, заставляя тарелки вращаться. Если он замедлял вращение, даже на мгновение, одна из тарелок начинала раскачиваться, а затем падала на землю, а за ней и все остальные.

Потрясающая метафора жизни, не так ли? Мы все стараемся, чтобы наши тарелки вращались в воздухе, но стоит только их туда поместить, и уже нельзя спустить с них глаз, приходится потеть и обходиться без отдыха. Только в жизни кто-то все время норовит добавить тарелок, а стержни умыкает. И каждый раз, когда вам кажется, что с вашими тарелками все в порядке, вдруг слышится грохот за спиной и целая куча тарелок, о существовании которых вы даже не подозревали, начинает валиться на землю.

Вот и я сглупил, решив, что трагическая смерть Мэнни Борка избавила меня от необходимости тревожиться из-за одной такой тарелки, ведь теперь я мог организовать свадьбу как мне хотелось: накупить мясной нарезки на целых шестьдесят пять долларов и полный холодильник содовой. Кроме того, получил возможность сосредоточиться на решении реальных и очень важных для меня проблем. И вот, думая, что на семейном фронте царит затишье, я на мгновение отвернулся и был вознагражден эффектным грохотом за спиной.

Метафорическая тарелка разбилась вдребезги, когда я пришел в дом Риты после работы. Было подозрительно тихо, и я решил, что никого нет, но, взглянув в гостиную, почувствовал тревогу. Коди и Эстор неподвижно сидели на диване, а Рита стояла позади них с таким выражением лица, которое легко могло бы превратить свежее молоко в йогурт.

– Декстер, – начала она, и в ее голосе послышалась обреченность, – нам надо поговорить.

– Хорошо, – отозвали я, но, увидев ее лицо, почувствовал, что беспечность и беззаботность моих интонаций стерлись в пыль и растаяли в этом ледяном воздухе.

– Дети, – сказала Рита. Видимо, в этом и заключалась вся мысль, потому что она только смотрела и больше ничего не говорила.

Ну я, конечно, понял, каких детей она имела в виду, поэтому одобрительно кивнул.

– Да, – сказал я.

– О-ох! – произнесла она.

Ну, если у Риты уходит столько времени, чтобы сформулировать одно предложение, то легко понять, почему дома было так тихо, когда я вошел. Очевидно, у древнего искусства вести беседу наметился кризис и его должен был поддержать гений дипломатии Декстер, если мы хотели добиться сегодня чего-то большего, чем семь слов к обеду. Так что я мужественно бросился на помощь со всей своей широко известной отвагой.

– Рита, – начал я, – есть какие-то проблемы?

– Ох! – повторила она, и это не обнадеживало.

Да, когда говорят односложно, здесь уже бессилен даже такой одаренный собеседник, как я. Не надеясь на помощь Риты, я посмотрел на Коди и Эстор, которые не двинулись с места с тех пор, как я вошел.

– Так, – сказал я. – Вы оба можете мне объяснить, что с вашей матерью?

Они обменялись своими знаменитыми взглядами, а потом снова повернулись ко мне.

– Мы не хотели, – отозвалась Эстор. – Это вышло случайно.

Негусто, зато уже законченное предложение.

– Очень рад это слышать, – сказал я. – А что именно вышло случайно?

– Мы попались, – ответил Коди, и Эстор толкнула его локтем.

– Мы не хотели, – упорствовала она, а Коди повернулся и посмотрел на нее, прежде чем произнести то, о чем они только что договорились. Она взглянула на него в ответ, и он моргнул еще раз, а потом медленно кивнул мне.

– Случайно, – повторил он.

Было приятно наблюдать четкий политический курс у этих выступавших единым фронтом, но я все еще не приблизился к тому, чтобы понять, о чем мы говорим, а беседовали мы об этом уже в течение нескольких минут, и временной фактор имел значение, поскольку подходило время обеда, а Декстеру требуется регулярное питание.

– Они больше ничего не говорят, – пожаловалась Рита. – Хотя это далеко не все. Ума не приложу, как вас угораздило связать кошку Виллегасов случайно?

– Она не умерла, – сказала Эстор самым тонюсеньким голосочком, который я только слышал у нее.

– А для чего вам понадобились садовые ножницы? – осведомилась Рита.

– Мы их не использовали, – сказала Эстор.

– Но собирались, не так ли? – спросила Рита.

Две маленькие головки повернулись ко мне, и вскоре к ним присоединилась голова Риты.

Я уверен, что это все было совершено непреднамеренно, но то, что начало вырисовываться, совсем не соответствовало тихой мирной жизни. Очевидно, молодежь попыталась провести независимое исследование без меня. И что еще хуже, я оказался меж двух огней: дети ждали от меня, чтобы я их спас, а Рита заняла позицию, чтобы открыть по мне огонь. Конечно, это несправедливо: пока все, что я сделал, – это пришел домой с работы. Но, как я убеждался уже не раз, вся жизнь несправедлива, а жаловаться некуда, поэтому оставалось просто принять все таким, как оно есть, разгрести беспорядок и двигаться дальше.

Что я и попытался сделать, подозревая, впрочем, бесполезность своей затеи.

– Уверен, есть какое-то разумное объяснение, – сказал я, и Эстор просияла и принялась отчаянно кивать.

– Связать кошку, привязать ее к верстаку и стоять над ней с садовыми ножницами – это все случайно? – воскликнула Рита.

Честно говоря, ситуация осложнилась. С одной стороны, я был рад, что картина наконец прояснилась. Но с другой – мы попали в такую историю, которую было трудно объяснить, и я никак не мог отделаться от мысли, что было бы лучше, если б Рита так ничего и не узнала об этих вещах.

Я думал, Коди и Эстор уразумели, что не готовы к самостоятельным полетам до тех пор, пока я не поставлю их на крыло. Но они, по всей видимости, решили сделать вид, что не понимают, и теперь за свои действия несли заслуженное наказание, однако вытаскивать их все равно должен был я. Тем не менее они обязаны осознать, что никогда не должны повторять такое снова, то есть отклоняться от Пути Гарри, на который их ставлю я, поэтому мне было необходимо заставить их помучиться еще.

– Вы хоть понимаете, что поступили плохо? – спросил я, и они дружно кивнули. – А вы понимаете, почему это плохо? – осведомился я.

Эстор замялась, посмотрела на Коди, а затем выпалила:

– Потому что мы попались!

– Ну, ты видишь? – воскликнула Рита, и в ее голосе прозвучала легкая истерика.

– Эстор, – сказал я, очень внимательно и не моргая глядя на нее, – сейчас не время шутить.

– Надо же, кому-то еще и весело, – возмутилась Рита. – А вот мне почему-то нет.

– Рита, – произнес я так умиротворяюще, как только мог, а затем, используя тонкую хитрость, способность к которой развил в результате продолжительных тренировок уже в достаточно зрелом возрасте, добавил: – По-моему, это как раз тот случай, о котором говорил преподобный Джиллс, когда я должен быть наставником.

– Декстер, но эти двое ведь чуть не... у меня в голове не укладывается... а ты!.. – сумбурно проговорила она, но даже несмотря на слезы, близко подступившие у нее к горлу, я был очень рад тому, что она возвращается к своим прежним речевым навыкам. И я обрадовался еще больше, когда у меня в голове всплыла сиена из какого-то старого фильма. Теперь я точно знал, что в такой ситуации сделал бы человек.

Я подошел к Рите и с самым серьезным выражением лица положил руку ей на плечо.

– Рита, – сказал я, гордясь тем, как серьезно и мужественно звучит мой голос, – ты принимаешь все слишком близко к сердцу и даешь волю эмоциям. Этим двоим нужно твердое руководство, и я займусь ими. В конце концов, – сказал я, переводя внимание на себя и не теряя линии беседы, – я же теперь им как отец.

Я должен был догадаться, что эта фраза столкнет Риту с лодки в море слез, – так и случилось: как только эти слова слетели с моего языка, ее губы задрожали, с лица исчез гнев и два ручья потекли по ее щекам.

– Хорошо, – хмыкнула она, – пожалуйста, я... просто поговори с ними.

Она громко всхлипнула и поспешила выйти из комнаты.

Я не стал препятствовать Рите завершить ее драматичный уход и даже подождал минуту, чтобы усилить впечатление у двух заговорщиков, прежде чем вернулся к дивану, где сидели мои оболтусы.

– Так, – начал я, – ну и куда подевались ваши: «Мы понимаем», «Мы обещаем», «Мы подождем»?

– А что ты так долго! – пожаловалась Эстор. – Мы только один раз попробовали; и вообще, ты не всегда прав, и мы решили, что не будем больше ждать.

– А я готовился, – сказал Коди.

– Ах вот как! – воскликнул я. – Тогда ваша мама – лучший в мире детектив, потому что, хоть вы и готовились, она вас все равно поймала.

– Декс-террр, – заскулила Эстор.

– Нет, Эстор, хватит болтать, теперь послушайте меня. – Я посмотрел на нее с самым серьезным выражением лица и уже приготовился, что сейчас она что-нибудь скажет, но тут в нашей гостиной произошло чудо: Эстор передумала и закрыла рот. – Значит, так, – начал я, – с самого начала я предупреждал вас, что вы должны делать так, как я скажу. Можете думать, что я не всегда прав, – тут Эстор издала звук, но ничего не произнесла, – но вам придется слушаться меня. Иначе я не буду вам помогать. И вы окажетесь в тюрьме. Третьего не дано. Ясно?

Очень может быть, что они еще не определились, что делать с этим моим новым тоном голоса и моей новой ролью. Я больше не был Забавным Декстером, теперь я стал другим, Декстером Суровой Дисциплины, которого они еще никогда не видели. Сорванцы смотрели друг на друга в недоумении, а я продолжал давить.

– Вы попались, – сказал я. – А что бывает, когда попадаешься?

– Наказание? – неуверенно промямлил Коди.

– Ага, – ответил я назидательным тоном. – А в тридцать лет?

Наверное, впервые в жизни Эстор не знала, что ответить, а Коди уже исчерпал свою квоту из двух слов на данный момент. Они посмотрели друг на друга, а потом себе под ноги.

– Мы с моей сестрой, сержантом Деборой, целыми днями ловим тех, кто занимается подобными вещами, – говорил я. – А когда мы их хватаем, то отправляем в тюрьму. – Я улыбнулся Эстор. – Вот вам и наказание для взрослых. И даже хуже. Сажают тебя в маленькую комнатку, размером с ванную, и запирают, и ты там сидишь, и днем и ночью. Писаешь в дырочку в полу. Ешь заплесневелый мусор, а там еще есть крысы и тараканы.

– Мы знаем, что такое тюрьма, Декстер, – сказала Эстор.

– Да? А почему же вы так стремитесь туда попасть? – спросил я. – А вы знаете, кто такой Старина Спарки?

Эстор снова уставилась в пол; Коди не поднимал глаз.

– Старина Спарки – это электрический стул. Когда тебя ловят, то потом привязывают ремнями к Старине Спарки, к голове подсоединяют провода и поджаривают тебя, как бекон. Ну как, весело?

Они оба отрицательно покачали головами.

– Так вот, самое главное в том, чтобы не попадаться, – сказал я. – Помните пираний? – Дети кивнули. – Они выглядят грозно, поэтому люди знают, что они опасны.

– Но, Декстер, мы же не выглядим опасно, – возразила Эстор.

– Да, – сказал я, – но вам и не надо. Мы же люди, а не пираньи. Хотя идея проста – казаться не теми, кто вы есть на самом деле. Потому что если происходит что-то плохое, кого бросаются искать в первую очередь? Правильно: тех, кто кажется опасным.

– А мне можно пользоваться косметикой? – спросила Эстор.

– Когда подрастешь, – ответил я.

– Ты всегда так говоришь! – сказала она.

– Потому что так должно быть, – подтвердил я. – Вот вы сейчас попались, потому что вели себя не так, как должны, и не знали, что делаете. А не знати, потому что не слушали меня.

Я решил, что эта пытка зашла уже слишком далеко, и сел на диван между ними.

– Обещайте, что больше не сделаете ничего без меня, поняли? И на сей раз свое обещание вам лучше сдержать.

Они оба медленно подняли головы, посмотрели на меня и кивнули.

– Мы обещаем, – негромко произнесла Эстор, а Коди, словно эхо, повторил еще тише:

– Обещаем.

– Ну вот, – удовлетворенно произнес я, взял их за руки, и мы обменялись торжественными рукопожатиями. – Хорошо. А теперь идите извиняться перед мамой.

Они оба, обрадованные, что эта чудовищная ордалия наконец завершилась, вскочили с дивана и бросились из комнаты, а я пошел за ними, почти довольный собой, чего в последнее время со мной не случалось.

Может, и есть что-то в этом отцовстве.

Глава 32

Сунь-Цзы, очень умный человек, несмотря на то что давно уже умер, написал книгу «Искусство войны», и одна из самых мудрых мыслей, которую высказал в ней, заключается в том, что, если в жизни происходит что-то плохое, это можно использовать в своих интересах; главное – правильно смотреть на вещи. Это вам не какая-нибудь калифорнийская Полианна[47] нового времени, утверждающая, что, если жизнь преподносит тебе лимоны, из них можно состряпать лаймовый пирог. Совет очень практичный и может пригодиться чаще, чем вы думаете.

Вот сейчас я, например, столкнулся с такой проблемой: как мне поставить Коди и Эстор на Путь Гарри? В поисках ответа на вопрос я припомнил старину Сунь-Цзы и прикинул, что бы сделал он. Тот, понятно, был генералом, так что наверняка зашел бы с левого фланга и пустил в ход кавалерию или что-нибудь в этом роде, но принцип тот же.

И вот я подвел Коди и Эстор к их воющей матери, напрягая все извилины дремучего мозга Декстера в поисках хотя бы крошечной мыслишки, которую мог бы одобрить древний китайский генерал. И в тот момент, когда мы втроем предстали перед шмыгающей носом Ритой, юркая мысль вдруг выскочила прямо передо мной и попалась в мои лапы.

– Рита,– тихо сказал я, – по-моему, я могу остановить это, пока все не вышло из-под контроля.

– Но ты же слышал: все уже и гак вышло из-под контроля, – отозвалась она и сделала паузу, чтобы всхлипнуть.

– У меня есть идея. Приведи их завтра ко мне на работу, после школы.

– Как это – в смысле, это разве не началось как раз после того, как...

– Ты когда-нибудь видела шоу под названием «Настоящий страх»[48]?

Она секунду смотрела на меня, потом снова всхлипнула и обратила свой взор на детей.

Вот поэтому в три тридцать следующего дня Коди и Эстор по очереди вглядывались в микроскоп в лаборатории судмедэкспертов.

– Это вот волос? – изумилась Эстор.

– Он самый, – ответил я.

– Но он же толстый!

– Как и любой предмет, если разглядывать его под микроскопом, – объяснил я. – Взгляни на соседний.

Последовала пауза, в течение которой она внимательно изучала волос, и отвлеклась только однажды, когда Коди дернул ее за руку, а она оттолкнула его и сказала:

– Отстань, Коди.

– Ты что-нибудь заметила? – спросил я.

– Они разные, – ответила она.

– Правильно, – сказал я. – Первый – твой. А другой – мой.

Она посмотрела еще немного, а потом распрямилась.

– Точно, – убедилась Эстор, – разные.

– А сейчас будет еще интереснее. Коди, дай-ка свой ботинок.

Коди очень любезно сел на пол и стянул с левой ноги кроссовку. Я взял ее и протянул руку.

– Пошли со мной, – сказал я.

Я помог ему подняться, и он пошел за мной, допрыгав на одной ноге до ближайшего стула. Я поднял его, усадил и показал ему кроссовку так, чтобы была видна подошва.