Текст книги "03.Декстер во мраке"

Автор книги: Джефри Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Это порождало другое соображение, еще менее приятное: если предполагаемое нечто изгнало Пассажира, то последовало ли оно само за ним? Или все еще идет за мной по пятам? Нахожусь ли я в опасности, не имея шансов защититься, не обладая возможностью узнать о нависшей надо мной смертельной угрозе до тех пор, пока не почувствую ее дыхание у себя за спиной?

Я слышал, что новый опыт всегда полезен, но для меня он обернулся настоящей пыткой. Чем больше я об этом думал, тем меньше понимал, что со мной происходит, и тем больнее мне было.

Ну что ж, если на свете и существует средство от страданий, так это упорная работа, особенно бесполезная. Я крутанулся на кресле, повернулся к монитору и принялся работать.

Через несколько минут передо мной открылась история жизни кандидата наук доктора Джеральда Голперна. Конечно, тут потребовалась сообразительность, потому что просто набрать в «Гугл» имя Голперна было недостаточно. Например, я обратился к закрытым судебным архивам, с доступом к которым пришлось повозиться. Но когда у меня получилось, обнаружилось, что оно того стоило, и я подумал: «Так-так-так...». Но в этот момент я внутренне был катастрофически одинок и никто не слышал моих меланхоличных замечаний, поэтому пришлось сказать вслух:

– Так-так-так.

В патронатных записях было много интересного – я увидел нечто общее между моим прошлым без родителей и детством Голперна. Правда, у меня имелась не только крыша над головой, но и семья с Гарри, Дорис и Деборой, в отличие от Голперна, который кочевал от опекуна к опекуну, пока не осел в Сиракузском университете.

Но куда более интересным оказался тот файл, доступ к которому можно было получить, только имея ордер, предписание суда и каменную табличку от самого Господа Бога. И когда я прочел его во второй раз, моя реакция была еще более эмоциональной. «Так-так-так-та-ак», – сказал я и изумился тому, как гулко слова прозвучали в стенах моего маленького одинокого офиса. А поскольку больше зрелищности от таких внезапных откровений бывает на публике, я протянул руку к телефону и позвонил сестре.

Через несколько минут она ворвалась ко мне и села на складной стул.

– Что ты нашел? – спросила она.

– У доктора Джеральда Голперна есть Прошлое, – сказал я, тщательно выговаривая все начальные буквы, чтобы она не перегнулась через стол и не стиснула меня, дабы расслышать получше.

– Так и знала! – воскликнула Деб. – Что он сделал?

– Ну, он мало что сделал, – ответил я. – Сейчас нас больше интересует то, что сделали с ним.

– Кончай ходить вокруг да около, – сказала она. – В чем суть?

– Ну, начнем с того, что он, по всей видимости, сирота.

– Давай, Декс, переходи к делу.

Я поднял руку, чтобы утихомирить ее, но это не сработало: она принялась барабанить пальцами по столу.

– Я пытаюсь обрисовать тебе всю картину, сестренка, – сказал я.

– Обрисовывай быстрее, – пробормотала она.

– Хорошо. Голперн отправился в приют в северной части штата Нью-Йорк, когда его обнаружили живущим в коробке под шоссе. Отыскали его родителей, которых убили очень незадолго до того, как нашли мальчика, и очень неприглядным способом. Причем убили заслуженно.

– Какого черта ты имеешь в виду?

– Родители сдавали его педофилам за деньги, – пояснил я.

– Господи! – сказана Дебора, и по всему было видно, что она испытала шок. Даже по стандартам Майами такое впечатляет.

– Но Голперн ничего этого не помнит. Как сказано в деле, у него провалы в памяти в результате шока. Похоже на правду. Такие провалы могут возникать в ответ на повторяющуюся травму, это случается.

– Вот черт! – сказала Дебора, и я внутренне поаплодировал тому, что она не использовала более крепкое выражение. – Итак, он все забыл. Тебе придется признать, что все сходится. Девушка пытается выставить его насильником, а он и без того переживает из-за штатной должности; в итоге поддается стрессу и убивает ее, сам того не подозревая.

– И еще кое-что, – сказал я, и, признаюсь, драматизм момента увлек меня даже больше, чем подобает. – Насчет смерти его родителей.

– Что насчет них? – спросила Дебора, совершенно не выказывая никакого, даже показного, интереса.

– Им отрезали головы. А затем подпалили дом.

Дебора вытянулась в струну.

– Черт, – сказала она.

– Я тоже так подумал.

– Твою мать, но это же здорово. Декс! – воспрянула она. – Мы взяли его за задницу.

– Ну, – протянул я, – можно сказать и так.

– Еще как, на хрен, – согласилась она. – Значит, он убил родителей?

Я пожал плечами:

– Доказать ничего не смогли. В противном случае Голперн бы сел. Это настолько жестоко, что никто не поверил, будто парнишка мог такое сотворить. Но они уверены: он был на месте преступления и все видел.

Она пристально посмотрела на меня:

– Так, и в чем ошибка? Ты все еще считаешь, что это не он? Опять твоя интуиция?

Эти слова ужалили меня больнее, чем могли, и я на мгновение закрыл глаза. Внутри по-прежнему ничего не было, кроме темноты и пустоты. Своей знаменитой интуицией я, конечно, был обязан нашептываниям Темного Пассажира и в его отсутствие ничем выдающимся похвастаться не мог.

– У меня в последнее время интуиция отсутствует, – признался я. – Просто одна мысль не дает мне покоя. Просто...

Я открыл глаза и увидел, что Дебора смотрит на меня. За весь день впервые на ее лице было что-то еще, кроме кипучего восторга; на мгновение мне даже показалось: она вот-вот спросит меня, о чем это я и всели со мной в порядке. Я не знал, как ответить ей в таком случае: ведь обычно я не рассказываю о Темном Пассажире, – и сама идея поделиться настолько личными переживаниями вызывала беспокойство.

– Не знаю, – сдался я. – Что-то здесь не так.

Дебора улыбнулась. Я почувствовал бы себя в своей тарелке, если б она огрызнулась и послала меня ко всем чертям, но она улыбнулась и протянула руку через весь стол, чтобы похлопать меня по ладони.

– Декс, – мягко начала Деб, – улик более чем достаточно. О прошлом я вообще молчу. Мотив подходящий. И ты мне говоришь, что дело в... интуиции? – Она наклонила голову набок, по-прежнему улыбаясь, от чего мне стало не по себе. – Это тот, кто нам нужен, парень. Что бы там тебя ни беспокоило, плюнь – и всего делов. Он виновен, мы его взяли, вот и все. – Она отпустила мою руку, пока кто-нибудь из нас не разразился слезами. – Но вот ты меня беспокоишь.

– Со мной все в порядке, – пробормотал я и сам себе не поверил.

Дебора долго смотрела на меня, а потом поднялась.

– Ладно. Если что, я рядом. – С этими словами она развернулась и вышла.

Каким-то чудом я проплавал в бульоне дождливого серого дня вплоть до того момента, когда сел в машину и приехал домой к Рите, и там бульон сгустился до состояния желе, в котором застыли все мои чувственные восприятия.

Не знаю, что было на обед и о чем говорили за столом. Единственный звук, который я хотел бы услышать, – это сигнал стремительного возвращения Пассажира, но этого звука не было. Поэтому я проплавал до конца вечера на автопилоте и отправился в кровать, завернувшись в Придурковатого Опустошенного Декстера.

Оказывается, заснуть по приказу человек не может, даже такой получеловек, каким становился я. Прежний Декстер, Демонический, засыпал прекрасно, стоило лечь в постель и скомандовать: «Раз, два, вперед». И готово дело – престо, спитто, сеньор Декстер.

Но Декстеру Новой Модели не так везло.

Я крутился, вертелся, приказывал своей жалкой личности немедленно, без разговоров, спать, по тщетно: заснуть я не мог. Просто лежал в кровати с открытыми глазами и гадал, в чем дело.

По мере того как мучительно долго тянулась ночь, продолжалось и мое жуткое мрачное самоедство. Неужели всю свою жизнь я обманывал себя? Может быть, я никогда не был Стремительным Суровым Декстером со своим приятелем Коварным Пассажиром? Возможно, я был Темным Шофером, которому позволили жить в маленькой комнатушке огромного дома в обмен на то, что он будет возить своего господина надело, когда надо? И теперь, когда босс уехал и мои услуги больше не требуются, как мне работать? Кто я и что я?

Грустные размышления, и веселиться не приходилось. Заснуть тоже не получалось. Метаться и поворачиваться с боку на бок я уже пробовал и почти не устал, так что теперь решил кататься и подпрыгивать, но результат оказался таким же. В конце концов, около трех ночи, я, наверное, проделал какую-то верную комбинацию бессмысленных Движений и наконец свалился в неглубокий беспокойный сон.

Запах и звук готовящегося бекона разбудил меня. Я кинул взгляд на часы – восемь тридцать две, никогда так поздно не вставал. Хотя сегодня – суббота. Рита позволила мне забыться в моем жалком беспамятстве, а теперь вознаградит за возвращение на землю плотным завтраком. Ура!

За завтраком я немного повеселел. Очень трудно пребывать в депрессии и мучиться от своей полной несостоятельности на сытый желудок, поэтому я отодвинул собственные страдания и начал поглощать омлет.

Коди и Эстор, естественно, давно не спали, в субботнее утро телевизор безраздельно принадлежал этим двоим, так что они наслаждались своей привилегией и смотрели мультики, придумать которые до изобретения ЛСД не удавалось. Они даже не заметили, когда я, шатаясь, прошел мимо них на кухню, – так и сидели, уставившись в экран, на котором разговаривала всякая кухонная утварь, пока я не доел завтрак, не выпил финальную чашку кофе и не решил дать жизни еще один день, чтобы все уладить.

– Ну как? – спросила Рита, когда я поставил кофейник.

– Омлет был очень вкусный, – сказал я. – Спасибо.

Она улыбнулась и поднялась со стула, чтобы чмокнуть меня в щеку, а потом собрала тарелки со стола и принялась их мыть.

– Помнишь, ты обещал отвести сегодня куда-нибудь Коди и Эстор?

– Я обещал?

– Декстер, ты же знаешь, у меня примерка. Свадебного платья. Я говорила тебе еще несколько недель назад, и ты согласился, сказав, что возьмешь их на себя, пока я буду у Сюзан на примерке, а потом мне надо все уладить с флористом, даже Винс предлагал мне помощь – у него, кажется, друг какой-то есть?

– Это что-то сомнительное, – сказал я, вспомнив Мэнни Борка, – Только не Винс.

– Ну, я вообще-то уже отказалась. Правильно я сделала?

– Конечно, у нас только один дом, который можно продать, чтобы оплатить вечеринку.

– Не хочу обидеть чувства Винса, и друг у него, наверное, замечательный, но я всю жизнь обращалась к Гансу за цветами, и если для оформления свадьбы пойду к кому-то другому, его сердце просто разобьется.

– Хорошо, – сказал я. – Займусь детьми.

Я надеялся, что у меня будет шанс уделить немного времени себе любимому и решению проблемы Пассажира. Но если это не получается, было бы неплохо слегка расслабиться – может, даже урвать часик-другой для бесценного сна, заслуженное право на который я упустил ночью.

Все-таки сегодня же суббота. Многие уважаемые религии и профсоюзы субботу рекомендуют использовать для отдыха и личностного роста, для того, чтобы провести время вдали от лихорадочной суматохи, для релаксации, для восстановления физических и душевных сил. Но Декстер теперь вроде бы обзавелся семьей, а это все меняет. Пока Рита, словно белокурый торнадо, крутится, занимаясь подготовкой к свадьбе, я просто обязан отвести детей в такое место, которое общество считает подходящим для совместного пребывания детей и взрослых.

Я мысленно прикинул места и выбрал Музей науки и планетарий Майами. В конце концов, там будет полно других семей – прекрасная возможность для меня потренировать свою маскировку, а для детей – познать ее азы. Если уж они хотят пойти по Темной Тропе, надо начать пораньше, чтобы они уяснили самый важный принцип: чем ты ненормальнее, тем важнее казаться таким, как все.

А поход в музей с Дорогим Папочкой Декстером был вполне нормальным времяпрепровождением для нас троих. Такой отдых считался полезным для детей, а это очень важно, пусть даже сами дети были не в восторге от него.

И вот мы втроем погрузились в мою машину и понеслись на север по Первой автомагистрали, пообещав закрутившейся Рите вернуться к обеду. Я проехал по Коконат-Гроув и, не доезжая до Рикенбейкер-козвей, свернул на парковку упомянутого музея. Но войти в музей оказалось не так-то просто. На парковке Коди вышел из машины и просто застыл на месте как вкопанный. Эстор посмотрела на него, а потом повернулась ко мне.

– Почему мы должны туда идти? – спросила она.

– Для кругозора, – ответил я.

– Фу, – сказала она, и Коди кивнул.

– Мы должны провести время вместе, – объяснил я.

– В музее? – спросила Эстор. – Это же безнадежно.

– Какое замечательное слово, – заметил я. – Где ты его слышала?

– Мы туда не пойдем, – произнесла она. – Мы хотим что-нибудь делать.

– А вы были в этом музее раньше?

– Нет, – презрительно ответила она, разделив слово на три слога, как умеют делать только десятилетние дети.

– Ну, вам очень понравится, – сказал я. – Может, даже узнаете что-нибудь новое.

– А мы не хотим ничего узнавать, – возразила она. – В музее.

– А что вы хотите? – спросил я и сам удивился своей назидательной интонации терпеливого взрослого.

– Ну, ты же знаешь, – начала она. – Ты обещал нам кое-что показать.

– А вы точно знаете, что я не собираюсь этого делать? – поинтересовался я.

Эстор с неуверенностью посмотрела на меня, а потом повернулась к Коди. Не знаю, о чем они там говорили друг с другом, но слов для этого не потребовалось. Когда она снова обратилась ко мне, то уже серьезным и совершенно самоуверенным тоном заявила:

– Точно.

– А разве вы знаете, что я собирался вам показать?

– Декстер, – сказала она. – А зачем же мы просим тебя показать нам это?

– Потому что вы этого не знаете, как и я.

– Нуда, конечно, – с недоверием произнесла она.

– Ваш путь к знаниям начнется в этом здании, – сказал я с самым серьезным выражением лица, какое только мог изобразить. – Следуйте за мной и учитесь. – Я секунду смотрел на них, а потом повернулся и пошел в музей. Конечно, недостаток сна выбил меня из колеи, и я не знал, пойдут ли они за мной, тем не менее установить жесткие правила следовало с самого начала. Они обязаны выполнять все мои требования, как когда-то я слушался Гарри и делал то, что он мне говорил.

Глава 15

Быть четырнадцатилетним нелегко, даже если ты не настоящий человек. Это возраст, когда верх берет биология, и пусть ее клинический вариант интересует тебя больше, чем устройство одноклассниц в школе «Понс де Леон», она тем не менее правит своей железной рукой.

Один из юношеских категорических императивов, у монстров в том числе, гласит, что всякий перешагнувший порог двадцатилетнего возраста ничего не соображает. А поскольку Гарри в то время было много больше двадцати, у меня начался короткий период восстаний против его не поддающихся объяснению попыток ограничить мое совершенно естественное и здоровое желание порвать своих школьных приятелей на мелкие кусочки.

Гарри разработал отличный план, как подготовить меня, то есть, выражаясь его словами, научить обращаться с людьми или с вещами правильно. Но нечего и говорить, что не стоило взывать к логике в тот первый раз, когда Темный Пассажир расправил свои крылья и начал биться ими о прутья своей «клетки», требуя выпустить его на свободу, чтобы камнем обрушиться на жертву и молниеносно вонзиться в нее словно стальной булат.

Гарри знал много такого, что мне пришлось усвоить, прежде чем я научился быть тише воды ниже травы и из необузданного чудовища превратиться в Темного Мстителя: как действовать по-человечески, как быть решительным и осторожным, как потом убирать за собой. Он знал то, что мог знать только старый коп. Я все понимал уже тогда, но в те времена это казалось мне скучным и ненужным.

Конечно, Гарри не был всеведущим. Например, он ничего не подозревал о Стиве Гонзалесе, очаровательном примере человека, достигшего половой зрелости и сумевшего заслужить мое внимание.

Стив был крупнее и старше меня на два года; пространство между носом и верхней губой у него покрылось жидкой растительностью, которую он гордо именовал усами. Мы посещали одни и те же физкультурные занятия, и он считал, что ему Богом дано право делать мою жизнь невыносимой при любой возможности. Если это так, Бог мог бы гордиться его усилиями.

Все произошло задолго до того, как Декстер стал Ходячим Кубиком Льда, и определенное количество теплоты и чувств во мне к тому времени еще не иссякло. Такое положение дел радовало Стива и разжигало его креатив в преследовании кипятившегося юного Декстера. Мы оба знали, что кончиться это все могло только одним путем, но, к несчастью для Стива, не так, как думал он.

И вот однажды вечером один, к сожалению, слишком трудолюбивый, уборщик зашел в биологическую лабораторию «Понс де Леон» и обнаружил там Декстера и Стива, которые улаживали возникший между ними конфликт. Это был не совсем классический школьный вариант выяснения отношений с матом и размахиванием кулаками, хотя, наверное, именно таким исход нашей встречи представлял себе Стив. Но он не знал, что вступил в противоборство с Темным Пассажиром. Уборщик увидел Стива, надежно примотанного скотчем к столу, с кляпом из серой изоленты во рту и склонившегося над ним Декстера со скальпелем в руках, который старательно вспоминал то. что они проходили по биологии накануне, когда препарировали лягушку.

Гарри явился при параде и на полицейской машине. Он выслушал возмущенного заместителя директора, описавшего ему произошедшее, процитировавшего руководство для учащихся и потребовавшего сказать, что Гарри намерен делать со всем этим. Гарри стоял и спокойно глядел на замдиректора до той минуты, пока слова последнего не растворились в воздухе. Затем он посмотрел на него еще немного, для большего эффекта, и перевел взгляд своих холодных голубых глаз на меня.

– Ты делал то, что он сказал, Декстер? – спросил он У меня.

Находясь под этим взглядом, не было никакой возможности слукавить или отмазаться.

– Да, – ответил я, и Гарри кивнул.

– Вот видите? – возмутился замдиректора. Он хотел еще что-то сказать, но Гарри повернулся и посмотрел на него снова так, что тот умолк.

Взгляд Гарри вернулся ко мне.

– Почему? – спросил он.

– Он меня доставал. – Это прозвучало как-то незначительно, поэтому я добавил: – Часто. Все время.

– И ты привязал его к столу, – дополнил Гарри почти без интонации.

– Угу.

– И взялся за скальпель.

– Я хотел, чтоб он отстал, – сказал я.

– А почему ты не рассказал об этом кому-нибудь? – спросил меня Гарри.

Я пожал плечами – тогда у меня к этому жесту сводился почти весь словарный запас.

– Почему ты мне не сказан? – продолжал он.

– Потому что я сам могу разобраться, – ответил я.

– Похоже, у тебя получается не слишком хорошо, – сказал он.

Мне нечего было возразить, и поэтому я уставился себе под ноги. Но там ничего не было написано, так что пришлось снова поднять глаза. Гарри все еще смотрел на меня, почему-то совершенно не чувствуя необходимости моргать.

Он не выглядел рассерженным, да я его и не боялся, и от этого еще больше становилось не по себе.

– Извини, – пробормотал я наконец. Не уверен, что хотел сказать именно это: вряд ли я способен испытывать чувство вины, – но реплика была вполне подходящая, потому что больше ничего из глубин своего мозга, кипящего от варева из гормонов и неуверенности толщиной с тарелку овсяной каши, мне выудить не удалось. И хотя, могу голову дать на отсечение, Гарри мне не поверил, он снова кивнул.

– Пойдем, – скомандовал он.

– Минуточку, – вмешался замдиректора, – это еще не все.

– Вы, наверное, хотели добавить, что из-за того, что вам все было до лампочки, этот громила распоясался, давил на моего парня и в конце концов довел его до ручки? Его самого-то часто призывали к порядку?

– Дело не в этом... – начал замдиректора.

– Или, может быть, вы хотели рассказать мне, что скальпели и другие опасные предметы валяются у вас без присмотра в открытом кабинете, заходи кто хочешь, вот дети и берут их?

– Офицер...

– Вот что я вам скажу, – перебил его Гарри. – Я не стану сообщать о вашем недобросовестном отношении к делу, если вы пообещаете мне, что такого больше не повторится.

– Но этот мальчик... – попытался сказать замдиректора.

– Я сам разберусь с этим мальчиком, – отрезал Гарри. – Ваше дело – уладить все, пока это не стало известно попечительскому совету школы.

Так все и закончилось. Никто не осмеливался перечить Гарри: ни подозреваемый в убийстве, ни президент «Ротари-клуба»[26], ни юный монстр, у которого еще нет мозгов. Замдиректора несколько раз открыл и закрыл рот, но ничего не сказал, только что-то шипел и покашливал. Гарри посмотрел на него еще немного, а потом повернулся ко мне.

– Пошли, – сказал он.

Пока мы шли к машине, Гарри не проронил ни слова, и молчание это было не дружеским. Он ничего не сказал, пока мы выезжали с территории школы и сворачивали к северу, на шоссе Дикси, вместо того чтобы объехать школу и двигаться в другом направлении, по Гранаде или Харди, сразу в наш маленький домик в Гроув. Я следил, куда он поворачивает, а он все молчал и выражение его лица не располагало к беседе. Он смотрел прямо на дорогу и ехал – быстро, но не настолько, чтобы пришлось включать сирену.

Гарри свернул на Семнадцатую авеню, и тут меня посетила безумная мысль, что он везет меня на стадион «Оранж боул». Но поворот на стадион мы проехали и продолжили путь дальше, к гостинице «Майами-Ривер», а потом направо, по Норт-Ривер-драйв, и теперь я понял, куда мы едем, но не знал зачем. Гарри все так же молчал и смотрел вперед, и я почувствовал, как на меня надвигается уныние, и навеяно оно было не штормовыми ветрами, которые уже начали собирать облака на горизонте.

Гарри припарковал машину и наконец заговорил.

– Пошли, – бросил он. – Внутрь.

Я посмотрел на него, но он уже вылез из машины, за ним вышел и я и покорно поплелся в следственный изолятор.

Гарри хорошо знали здесь, как и везде, где только могли знать хорошего полицейского. Ему вслед то и дело кричали: «Гарри!» – и: «Эй, сержант!»– пока мы шли по приемной зоне и по коридору к камерам. Я тащился за ним, и мое мрачное предчувствие становилось все острее. Зачем Гарри привел меня в следственный изолятор? Почему просто не устроил нагоняй, не сказал, что я его огорчил, не придумал строгое, но заслуженное наказание?

Ничто из того, что он сказал и о чем молчал, не давало мне возможности понять его намерения. Оставалось просто плестись за ним. Наконец нас остановил какой-то охранник. Гарри отвел его в сторону, и они о чем-то негромко переговорили; охранник взглянул на меня, кивнул и провел нас в самый конец тюремного корпуса.

– Вот он, – сказал охранник. – Развлекайтесь. – Он кивнул в направлении человека, сидевшего в камере, бросил быстрый взгляд на меня и потом ушел, оставив нас с Гарри в нашей неуютной тишине.

Гарри не хотел нарушать молчание первым. Он повернулся к камере и стал смотреть туда, а бледная тень внутри задвигалась, поднялась и подошла к решетке.

– Ого, сержант Гарри! – довольно воскликнул заключенный. – Как живешь, Гарри? Как мило с твоей стороны, что ты зашел!

– Привет, Карл, – ответил Гарри. Потом он повернулся ко мне и заговорил: – Это Карл, Декстер.

– А я смотрю, ты симпатичный парнишка, Декстер, – сказал Карл. – Очень рад с тобой познакомиться.

На меня смотрели светлые и живые глаза Карла, но в них я увидел огромную мрачную тень, и что-то во мне вздрогнуло и захотело незаметно ускользнуть от существа, которое сидело за прутьями этой решетки и было больше и сильнее меня. Сам Карл не выглядел таковым, внешне он казался приятным человеком: светлые от природы волосы, правильные черты лица, – но было в нем что-то такое, от чего становилось не по себе.

– Карла доставили вчера, – пояснил Гарри. – Он совершил одиннадцать убийств.

– Нуда, – скромно потупился Карл, – где-то так.

За стенами изолятора разразилась гроза и хлынул дождь. Я смотрел на Карла с подлинным интересом и теперь понял, что встревожило моего Темного Пассажира. Мы только начинали, а перед нами находился тот, кто уже бывал здесь и время от времени возвращался сюда. Впервые я понял, что испытывали мои одноклассники, когда лицом к лицу встречались с нападающим из Национальной футбольной лиги.

– Карлу нравилось убивать людей, – как бы между прочим бросил Гарри. – Правда, Карл?

– Трудился в поте лица, – радостно подтвердил тот.

– Пока мы его не поймали, – резко сказал Гарри.

– Нуда, конечно. И все-таки... – Он пожал плечами и фальшиво улыбнулся Гарри. – Было здорово.

– Ты проявил неосторожность, – сказал Гарри.

– Да, – отозвался Карл. – Откуда я знал, что полицейские такие дотошные?

– А как вы это делаете? – ляпнул я.

– Это нетрудно, – ответил Карл.

– Нет, я хотел сказать... м-м, каково это?

Карл внимательно посмотрел на меня, и тень в его глазах чуть не замурлыкала от удовольствия при этих словах. На секунду наши взгляды встретились, и весь мир наполнился звуками перепалки двух хищников, столкнувшихся над одной маленькой беззащитной жертвой.

– Так-так, – наконец произнес Карл. – Мне это снится? – Он повернулся к Гарри, и я испытал неловкость. – Значит, я объект для наблюдения, а, сержант? Хочешь переломить своего парня и направить на путь истинный?

Гарри только смотрел на него в ответ, ничего не говоря и не проявляя никаких эмоций.

– Ну что ж, боюсь тебя огорчить, но с этого пути нельзя свернуть, бедный мой Гарри. Раз уж ты на него ступил, останешься на нем до конца своих дней, а может, и дольше, и никто ничего не сможет с этим поделать: ни ты, ни я, ни это милое дитя.

– Ты кое о чем забыл, – заметил Гарри.

– Да ну! – воскликнул заключенный, и темная туча медленно начала подниматься из-за плеч Карла, показавшего зубы в подобии улыбки, и направила свои крылья ко мне и к отцу. – И о чем же, скажи на милость?

– Не попадайся, – сказал Гарри.

На мгновение темная туча застыла на месте, а потом ушла туда, откуда явилась, и скрылась из глаз.

– О Боже, – с умилением произнес Карл. – Если б я только умел смеяться. – Он медленно покачал головой из стороны в сторону. – Ты это серьезно? Господи Боже. Повезло же тебе с отцом, сержантом Гарри. – И он так широко улыбнулся нам, что мы почти поверили в искренность этой улыбки.

Теперь Гарри обратил свой снежно-голубой взгляд ко мне.

– Он попался, – сказал Гарри, – потому что не знал, что делает. И теперь он отправится на электрический стул. Потому что не знал, как будет действовать полиция. И это все, – продолжил отец, не меняя тона голоса и не мигая, – потому что он не готовился.

Я посмотрел на Карла, который наблюдал за нами сквозь прутья своим ярким мертвенно-пустым взглядом. Попался. Я снова посмотрел на Гарри.

– Я понял, – сказал я.

И я действительно понял.

Так завершился мой юношеский бунт.

И теперь, много лет спустя, отличных лет троеборья: резни, «игры в кости» и бега от полиции, – я действительно понял, что за чудесную игру затеял Гарри, познакомив меня с Карлом. Не смея даже надеяться повторить его представление – в конце концов, Гарри отмачивал такие штуки, потому что обладал чувствами, которыми я обделен, – я мог попытаться следовать его примеру и «построить» Коди и Эстор. Я затею игру в память о Гарри.

А они могут идти за мной или остаться.

Глава 16

Они пошли за мной.

В музее было полно людей, собиравшихся кучками в разных местах в поисках знаний или туалета. Большинство из них – в возрасте от двух до десяти лет, и примерно на каждых семерых детей приходился один взрослый. Дети напоминали стаю цветастых попугаев, которая с громкими криками налетает то на один экспонат, то на другой, и хотя вопили они минимум на грех разных языках, звучало это совершенно одинаково. Таков уж международный детский язык.

Мне показалось, что Коди и Эстор эта многоголосная толпа пугала, поэтому они жались ко мне. Приятный контраст по сравнению с духом приключений, который управлял ими почти все остальное время, и я решил немедленно воспользоваться представившейся возможностью, подведя их к витрине с пираньями.

– Как они выглядят? – спросил я.

– Страшные, – ответила Эстор. – Они целую корову могут слопать.

– А если вы плывете и видите пираний, что вы сделаете? – продолжил я.

– Убьем, – сказал Коди.

– Их слишком много, – возразила Эстор. – Надо от них бежать и не приближаться к ним.

– Значит, как только вы увидите таких страшных рыб, то или убьете их, или убежите? – уточнил я. Они оба кивнули. – А если бы эти рыбы были умные, что бы они тогда сделали?

– Замаскировались, – хихикнула Эстор.

– Точно, – сказал я, и даже Коди улыбнулся. – А как они могут замаскироваться, по-вашему? Наденут парик или бороду?

– Декс-тер, – четко произнесла Эстор. – Это же рыбы. А рыбы не носят бороду.

– А, – протянул я. – Значит, они захотят быть похожими на других рыб?

– Конечно, – сказала она так, словно я слишком глуп, чтобы понимать длинные слова.

– А на каких рыб? – спросил я. – На большущих? На акул?

– На нормальных, – сказал Коди. Его сестра секунду смотрела на него, а потом кивнула.

– На таких, которых много в том месте, где они живут, – добавила она. – Чтобы не отпугнуть тех, которых они хотят съесть.

– Угу, – одобрительно кивнул я.

Они оба недолго смотрели на рыб молча. И первым осенило Коди. Он нахмурился и посмотрел на меня. Я воодушевляюще улыбнулся. Коди пошептался с Эстор, и та оцепенела. Она раскрыла рот, желая добавить еще что-то, но потом передумала.

– Ого, – сказала она.

– Да, – сказал я. – Ого.

Она поглядела на Коди, который снова смотрел на пираний. И снова дети ничего не произнесли вслух, но в этом молчании заключалась целая беседа. Я решил, пусть все идет как идет, и тут они снова посмотрели на меня.

– И что же мы узнали от пираний? – спросил я.

– Не будь страшным, – сказал Коди.

– Надо казаться нормальным, – неохотно добавила Эстор. – Но, Декстер, рыбы ведь не люди.

– Вот именно, – сказал я. – Люди выжили благодаря тому, что научились вовремя распознавать опасность. Рыба попадается. А мы так не хотим. – Они серьезно посмотрели на меня, а потом снова на рыб. – Так что же еще мы узнали сегодня?

– Не попадайся, – ответила Эстор.

Я издал вздох облегчения. Начало положено, но сделать еще предстоит многое.

– Ну, пошли, – поторопил их я. – Посмотрим другие экспонаты.

С этим музеем я был знаком плохо – наверное, потому, что раньше у меня не было детей, с которыми я мог бы прийти сюда. Так что я, безусловно, оказался провидцем, определив отправную точку, с которой они могут начинать освоение необходимых навыков. Эти пираньи оказались подарком судьбы, честное слово: вовремя попались на глаза, а мой гениальный мозг смог направить урок в нужное русло. Отыскать следующее счастливое совпадение оказалось сложнее, целых полчаса мы пробирались сквозь толпу оголтелых детей и сердитых родителей к экспозиции со львами.