Текст книги "03.Декстер во мраке"

Автор книги: Джефри Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Привет, – произнес парень. – Ну то есть... ну ты меня понял. Доброе утро.

– Принеси сюда кофе, очень быстро, – сказал Мэнни, не поднимая на него глаз.

– Э-э... – протянул Фрэнки. – А, ладно. – Он задержатся еще на секунду, как раз для того, чтобы Мэнни успел сложить малюсенький кулачок и пронзительно завизжать: «Сейчас же!» Фрэнки сглотнул и подался в сторону кухни, а Мэнни снова подпер свою восьмидесяти пяти фунтовую тушку с таким кислым выражением лица, словно терпел атаку бесчисленных орд отвратительных демонов-идиотов.

Уяснив, что без кофе разговор не состоится, я повернул голову к окну и стал любоваться видом. На горизонте виднелись три грузовых судна, выкидывавших облачка дыма; чуть ближе к берегу рассеялись прогулочные яхты – мультимиллионные игрушки, направлявшиеся на Багамы, и батарея виндсерферов, плескавшихся у самого берега. Ярко-желтая лодка только отходила от берега, стремясь навстречу грузовым судам. Солнце светило, над водой парили чайки в поисках мусора, а я ждал, пока Мэнни получит свое вливание.

Кухню сотряс звук разбивающейся вдребезги посуды и приглушенный вопль Фрэнки: «Вот черт!» Мэнни крепко зажмурился, как будто это помогло бы ему скрыть непереносимое страдание, порожденное непроходимо глупым окружением. И только через несколько минут прибыл Фрэнки с кофейным сервизом: серебряным чайником странной формы и тремя приземистыми керамическими чашками в придачу, уместившимися на прозрачной пластине в виде палитры художника.

Трясущимися руками Фрэнки поставил перед Мэнни чашку и налил до краев. Мэнни сделал крошечный глоток, тяжело вздохнул без всяких признаков облегчения и, наконец, открыл глаза.

– Хорошо, – сказал он. И, повернувшись к Фрэнки, добавил: – Ступай убери свой тайный разгром, и если я потом наступлю на битое стекло, клянусь Богом, я тебя выпотрошу. – Фрэнки уковылял прочь, а Мэнни сделал еще один микроскопический глоток, прежде чем обратить ко мне свой сонный взор. – Ты хочешь поговорить о свадьбе, – произнес он так, словно не мог поверить своим ушам.

– Верно, – сказал я, и он скорбно покачал головой.

– Ты же такой сладкий, – констатировал Мэнни. – Да что вообще могло заставить тебя жениться?

– Налоговая льгота, – ответил я. – Мы можем обсудить меню?

– В субботу, ни свет ни заря? Нет, – отрезал он. – Это ужасный, бессмысленный, примитивный ритуал. – Как я понял, он говорил о свадьбе, а не о меню, хотя с Мэнни ни в чем нельзя быть уверенным. – Мне становится невыносимо, когда я слышу, что кто-то сознательно желает пройти через это. Но, – сказал он, обреченно махнув рукой, – хотя бы дает шанс поэкспериментировать.

– Я тут подумал: а может, удастся поэкспериментировать подешевле?

– Может, но не удастся, – сказал он и впервые за сегодняшнюю беседу продемонстрировал свои зубы, хотя улыбкой это можно было назвать, если только вы считаете, что мучить животных весело.

– Почему?

– Потому что я уже решил, что сделаю, и ты не сможешь мне помешать.

Если быть кристально честным, мне в голову пришло многое из того, что я способен был сделать, дабы уломать его, но, как бы весело это ни было, такие вещи шли вразрез с Кодексом Гарри, поэтому осуществить их я не мог.

– И тебя никак не ублажить? – Я продолжал надеяться.

Он с хитрецой глянул на меня и произнес:

– Смотря как будешь стараться.

– Я собирался сказать волшебное слово и много блаженно улыбаться, – пояснил я.

– Не пойдет, – ответил он, – не тот размах.

– Винс сказал, ты прикидывал по пятьсот долларов за порцию?

– Я не прикидываю, – огрызнулся Мэнни, – мне твои гроши до лампочки.

– Ну еще бы, – сказал я, стараясь немного его утихомирить, – это же не твои гроши.

– Твоя подружка подписала долбаный контракт, – пригрозил он. – Я могу тебя иметь, как мне в долбаную голову придет.

– Я могу что-то сделать, чтобы получить скидку? – с новой надеждой спросил я.

Его сердитый прищур превратился в плотоядный взгляд.

– Сидя на заднице – вряд ли, – произнес он.

– Как же в таком случае?

– Если ты спрашиваешь о том, что может заставить меня переменить свое решение, то лучше не напрягайся, потому что ничто в мире этого сделать не может. Да тут вокруг квартала уже очередь выстроилась из желающих нанять меня, я на два года вперед расписан, так что тебе делаю большое одолжение. – Его глаза расширились до нереальных пределов. – Приготовься увидеть чудо. И пухлый счет.

Я поднялся. Этот гном, судя по всему, не желал уступить ни цента, и я ничего не мог поделать. Мне хотелось сказать что-нибудь вроде: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним», – но этим я бы все равно ничего не добился. Поэтому я улыбнулся, бодро бросил: «Ну ладно» – и вышел из его апартаментов. Когда дверь закрылась, я услышал пронзительный голос Мэнни, который вопил на Фрэнки: «Ради Бога, подними свой зад и убери наконец это дерьмо с моего долбаного пола!»

По пути клифту я ощутил, как по моей шее сзади скользнул холодный словно сталь палец, и на мгновение меня повело, словно Темный Пассажир тронул пальцем воду и убежал, почувствовав, что она слишком холодная. Я стал как вкопанный и оглядел коридор.

Ничего. На другом конце человек с газетой возился около своей двери. Помимо него, никого не было. На секунду я закрыл глаза и спросил: «Что?» – но ответа не последовало. Я по-прежнему стоял один, если только за мной никто не подглядывал в замочную скважину одной из дверей. Это ложная тревога. Или скорее всего попытка выдать желаемое за действительное.

Я сел в лифт и спустился вниз.

Когда двери лифта сомкнулись, Наблюдатель выпрямился, все еще держа в руках газету, поднятую с коврика перед дверью. Газета – неплохая часть камуфляжа, и может сработать еще не раз. Он посмотрел в коридор и заинтересовался, что такого примечательного в той квартире, но сейчас это было не важно. Он выяснит все. Он выяснит все, что делал тот, другой.

Наблюдатель медленно сосчитал до десяти, а затем не спеша зашагал к другому концу коридора, к квартире, из которой вышел тот, другой. Разузнать, что он здесь забыл, – дело нескольких секунд. И тут...

Он не мог точно сказать, какие мысли проносились сейчас в сознании того, другого, – сразу освоить все премудрости нового тела никогда не получается. Настало время надавить на того, другого, вывести из пассивного состояния. Наблюдатель ощутил, как нарастающее желание действовать достигает темного властного облака, и услышал трепет темных крыльев внутри.

Глава 25

Занимаясь своим исследованием человеческих существ в течение жизни, я обнаружил, что, как ни старайся, предотвратить наступление понедельника не удастся. Конечно, люди не прекращают попыток, но понедельник все равно настигает их и всем трутням приходится вновь влачить свою унылую рабочую жизнь, полную бессмысленного тяжелого труда и страданий.

Эта мысль всегда утешает меня, ну а так как мне нравится излучать счастье в любом месте, где появляюсь, я сделал свой небольшой вклад, дабы смягчить удар от неизбежного наступления утра понедельника. Я принес на работу коробку пончиков, и вокруг нее немедленно разразился ажиотаж, устроенный ворчливыми сотрудниками; пончики исчезли прежде, чем я добрался до стола. Сомневаюсь, что у кого-либо есть более веские причины для угрюмого настроения, чем у меня, но вы бы мне не поверили, увидев, как коллеги выхватывают у меня пончики и при этом на меня же и ворчат.

Винс Мацуока, казалось, разделял царившее в управлении общее чувство легкой тоски. Он приковылял в мою каморку с выражением изумленного ужаса на лице. Очевидно, его вызвало какое-то очень волнующее событие, потому что смотрелось оно почти достоверно.

– Господи, Декстер, – произнес он. – О Господи, Декстер!

– Я пытался оставить тебе одну штуку, – сказал я, решив, что такую тоску он мог испытывать только при виде пустой коробки из-под пончиков. Но Винс покачал головой.

– О Господи, я не могу в это поверить! Он мертв!

– То есть пончики тут ни при чем, – сделал вывод я.

– Боже, а ведь ты встречался с ним. Ты встречался?

В любой беседе наступает такой момент, когда хотя бы один из собеседников неизбежно должен узнать, о чем же идет речь, и я подумал, что такой момент пришел.

– Винс, – начал я, – прошу тебя, сделай глубокий вдох, начни все сначала и сделай вид, как будто мы с тобой говорим на одном языке.

Он уставился на меня, как цапля на лягушку.

– Черт, – сказал он. – Ты что, еще ничего не знаешь? Твою мать.

– Какие слова, – оценил я, – неужели ты общался с Деборой?

– Он мертв, Декстер. Тело обнаружили вчера вечером.

– Значит, он еще полежит, пока ты не скажешь мне, о чем ты, черт возьми, говоришь.

Винс моргнул, глядя на меня, и его глаза неожиданно расширились и увлажнились.

– Мэнни Борк, – с придыханием произнес он. – Его убили.

Признаюсь, я испытал смешанное чувство. С одной стороны, мне, конечно, не жалко, что кто-то другой вывел маленького тролля из строя, а не я, в силу своих этических соображений, которые не позволили мне сделать это самому, но с другой стороны – теперь придется искать организатора на замену. Ах да, еще, возможно, придется состряпать какие-то показания для детектива, ведущего расследование. Досада только-только сменилась облегчением, но тут я вспомнил, что пончиков тоже не стало.

В итоге во мне поселилось раздражение при мысли о том, сколько забот из-за этой новой напасти ждет меня впереди. Однако Гарри натаскал меня достаточно хорошо и я знал, что демонстрировать такую реакцию, услышав о смерти знакомого, неприемлемо, поэтому сделал все возможное, чтобы натянуть на лицо выражение некоего подобия шока, озабоченности и печали.

– Ничего себе, – сказал я. – Надо же. Известно, кто это сделал?

Винс покачал головой.

– У него даже врагов не было, – сказал он, пребывая в добросовестном неведении относительно того, насколько неправдоподобно звучали его слова для тех, кто хотя бы однажды встречался с Мэнни. – Я хочу сказать, его все боялись.

– Знаю, – сказал я, – его фото в журналах печатали, и все такое.

– Не могу поверить, что кто-то мог сотворить с ним это, – убитым голосом произнес он.

Сказать по правде, я, наоборот, не мог поверить, что кто-то слишком долго тянул, чтобы сотворить с ним это, но говорить так было бы невежливо.

– Ничего, полиция разберется. Кто ведет дело?

Винс посмотрел на меня с таким лицом, словно я спросил у него, встает ли солнце по утрам.

– Декстер, – с изумлением произнес он, – ему отрезали голову. Так же, как тем троим из университета.

Когда мне было восемнадцать и я старался вписаться в общество, то какое-то время играл в футбол и однажды очень больно получил мячом в живот. Так вот, сейчас я испытал примерно такое же чувство.

– Ого, – произнес я.

– Естественно, дело передали твоей сестре, – сказал он.

– Естественно. – Меня вдруг посетила одна мысль, и, оставаясь преданным поклонником иронии на протяжении всей своей жизни, я решил спросить: – А его не поджарили, случайно?

Винс покачал головой:

– Нет.

Я поднялся.

– Пойду пообщаюсь с Деборой.

Дебора не была расположена к общению, когда я прибыл на квартиру Мэнни. Она находилась около Камиллы Фидж, которая помахивала кистью в поисках отпечатков около ножек стола у окна и не подняла голову, так что я заглянул на кухню, где Эйнджел «Не родственник» нагнулся над телом.

– Эйнджел... – Взглянув на тело, я обнаружил нечто такое, что меня крайне удивило. – А это что, действительно женская голова? – спросил я.

Он кивнул и ткнул в голову ручкой.

– Твоя сестра говорит, что это, типа, та, которая из музея, – ответил Эйнджел. – Что они ее сюда приладили, потому что он педрила.

Я взглянул на два среза: один – у самых плеч, другой – у подбородка. Срез на голове по всем признакам соответствовал нашим прошлым находкам, а вот другой, на теле Мэнни, выглядел грубо, как будто был сделан второпях. Края двух срезов аккуратно соединили, но они, конечно, не совпали. Я и сам, без нашептываний своего темного приятеля, мог определить, что в этом случае дело обстояло иначе. А то касание холодного пальца, которое я недавно ощутил на своей шее, могло иметь серьезное значение и, вполне вероятно, было связано с моими текущими неприятностями. Однако этот непонятный призрачный намек не порождал ничего, кроме беспокойства.

– Есть еще одно тело? – спросил я, припоминая несчастного запуганного Фрэнки.

Эйнджел пожал плечами, не поднимая глаз.

– В ванной, – сказал он, – из него торчит нож мясника. Голову оставили. – Он говорил обиженным тоном, словно был оскорблен тем, что некто потратил столько усилий и оставил-таки голову, ну а в остальном ему больше нечего было мне сказать, так что я отправился туда, где моя сестра сидела на корточках рядом с Камиллой.

– Доброе утро, Деб, – сказал я, изображая бодрость духа, которой вовсе не ощущал, и был не одинок, потому что она даже не взглянула на меня.

– Черт возьми, Декстер, – поприветствовала она меня. – Иди в жопу, если у тебя нет ничего стоящего.

– Да тут нигде вокруг ничего стоящего нет, – заметил я. – Но парня в ванной зовут Фрэнки. А это вот Мэнни Борк, которого даже в журналах печатали.

– С какого перепоя ты это знаешь? – осведомилась она.

– Нуда, может показаться странным, – признал я, – но я, вероятно, последний, кто его видел.

Дебора поднялась на ноги.

– Когда? – спросила она.

– В субботу утром. Около пятнадцати минут одиннадцатого. На этом самом месте. – И я указал на чашку, которая все еще стояла на столе: – На ней мои отпечатки.

Дебора смотрела на меня с недоверием и качала головой.

– Ты знал этого парня, – сказала она. – Он был твоим другом?

– Я нанял его организовывать мою свадьбу, – ответил я. – Он, как мне сказали, хороший специалист.

– Угу, – учла Деб. – И что ты делал здесь в субботу утром?

– Он повысил цену, – объяснил я, – вот и пришлось пожаловать сюда, чтобы попытаться уговорить снизить ее.

Она оглядела квартиру и бросила взгляд из окна на вид стоимостью миллион долларов.

– Сколько он требовал?

– Пятьсот долларов за порцию, – ответил я.

Ее голова крутанулась ко мне.

– Богомать, – выругалась она. – За что?

Я пожал плечами:

– Он мне не сказал и цену тоже не снизил.

– Пятьсот долларов за порцию? – воскликнула Дебора.

– Дороговато, да? Вот так.

Деб долго жевала губу не моргая, а потом схватила меня под руку и отвела подальше от Камиллы. Мне была видна лилипутская ступня, выглядывавшая из двери кухни, где дорогостоящего покойника настигла безвременная кончина, но Дебора затащила меня в дальний конец комнаты.

– Декстер, – сказала она, – поклянись, что это не ты его укокошил.

Как я уже говорил раньше, я не испытываю настоящих эмоций. Я долго и упорно тренировался, чтобы мои реакции в определенных обстоятельствах нельзя было отличить от подлинно человеческих, но на сей раз меня застали врасплох. Какое выражение лица подобрать, когда сестра обвиняет тебя в совершении убийства? Шок? Гнев? Удивление? Насколько я знаю, его нет ни в одном учебнике.

– Дебора, – с укоризной произнес я. Не блестяще, но это все, что пришло мне в голову.

– Потому что такое я тебе с рук не спущу, – предупредила она. – Точно не спущу.

– Да я бы ни за что, – сказал я. – Это же не... – Я покачал головой – это действительно нечестно. Сначала меня кинул Темный Пассажир, а теперь моя сестра и мои мозги тоже. Все крысы разбегались, пока судно Декстера медленно погружалось на дно.

Я сделал глубокий вдох и попытался организовать судовую команду, чтобы та начала вычерпывать воду. Моя сестра была единственным человеком на земле, который знал, что я представляю собой на самом деле, и, несмотря на то что Деб никак не могла привыкнуть к этой мысли, я думал, она имела представление о границах осторожности, которые установил для меня Гарри, и о том, что я никогда их не переступлю. Видимо, я ошибался.

– Дебора, – начал я, – мне бы никогда...

– Хорош, – отрезала она. – Мы оба знаем, что ты мог это сделать. Ты был здесь в то самое время. И мотив у тебя подходящий – не платить же ему пятьдесят штук. Либо так, либо это сделал парень, сидящий в тюрьме.

Будучи не совсем человеком, я сохранил чистый разум, не тронутый эмоциями. Но сейчас у меня складывалось впечатление, словно мои глаза застилает туман. С одной стороны, мне было обидно, что она подозревала, будто я могу совершить нечто настолько неаккуратное, а с другой – хотелось убедить ее, что я этого не делал. И еще уверить ее в том, что если бы я решился на это, то она никогда в жизни не узнала бы, однако говорить так было недипломатично. Поэтому я сделал еще один глубокий вдох и ограничился одним словом:

– Клянусь.

Сестра смотрела на меня долго и в упор.

– Серьезно, – добавил я.

Наконец она кивнула и сказала:

– Ладно. Конечно, лучше, чтобы это была правда.

– Это правда, – уверил ее я. – Я этого не делал.

– Угу, – отозвалась она. – А кто тогда?

Нет, серьезно, где справедливость? Я имею в виду, в жизни. Я тут стою и открещиваюсь от убийства, в котором меня обвиняет собственная сводная плоть и кровь, и в то же время по ее просьбе пытаюсь раскрыть это преступление. Я любовался гибкостью ее психики, которая позволяла Деборе выполнять такую мозговую акробатику, но желал бы, чтобы свое творческое мышление она направила в какое-нибудь другое русло.

– Понятия не имею, – сказал я. – И я... и мне в голову не приходят никакие, м-м, идеи на этот счет.

Она посмотрела на меня очень тяжелым взглядом:

– А почему я должна тебе верить?

– Дебора, – начал я и запнулся. Неужели пришло время рассказать ей о Темном Пассажире и том, что теперь его нет? Я ощутил, как меня захлестывают какие-то противные ощущения вроде тех, что бывают на начальной стадии гриппа. Неужели это эмоции, подмывающие беззащитные берега Декстера, как огромные приливные волны с токсичными отходами? Если так, то неудивительно, что люди такие жалкие существа. Это ужасный опыт.

– Послушай, Дебора, – произнес я, размышляя о том, как правильно начать.

– Господи, да слушаю я, – сказала она. – Но ты же молчишь.

– Это трудно объяснить. Я никогда не говорил об этом.

– Отлично, самое время начинать.

– Я, гм... у меня внутри такая штука, – сказал я, почувствовав себя полным идиотом и ощутив, как тепло заливает щеки.

– О чем ты? – возмущенно спросила она. – У тебя рак?

– Нет-нет, это... я, гм, слышу... оно говорит со мной, – выдал я. Почему-то я не мог смотреть на Дебору и отвернулся. На стене висело фото обнаженного по пояс мужчины, и я предпочел снова повернуться к сестре.

– Господи, – произнесла она, – ты хочешь сказать, что слышишь голоса? Господи Боже, Деке!

– Нет, – ответил я, – не голоса. Не совсем.

– Тогда что за хрень? – нетерпеливо воскликнула Дебора.

Пришлось снова взглянуть на обнаженного человека, а затем сделать глубокий вдох, прежде чем я смог повернуться к Деборе.

– Ну, когда мне внезапно становится ясно. На месте преступления, – пояснил я. – Это благодаря... потому что эта штука мне говорит.

Дебора внимала мне с застывшим, абсолютно неподвижным липом, словно слушала признание в ужасных преступлениях; наверное, для нее так и было.

– Значит, она тебе говорила. Каким образом? «Эй, это сделал некто по имени Бэтмен»? – осведомилась она.

– Что-то вроде того, – сказал я в ответ. – Ну, ты понимаешь. Маленькие подсказки, которые у меня появлялись...

– Которые у тебя появлялись, – повторила она.

Мне было просто необходимо опять отвернуться.

– Она исчезла, Дебора, – сказал я. – Что-то связанное с этим Молохом отпугнуло ее. Такого раньше никогда не случалось.

Она долго молчала, и я не видел необходимости высказываться за нее.

– А отцу ты рассказывал об этой твоей штуке? – наконец спросила сестра.

– Мне не пришлось, – ответил я. – Он сам все знал.

– А теперь твои голоса пропали, – сказала она.

– Один голос.

– И ты мне ничего по этому делу сказать не можешь.

– Да.

Дебора щелкнула зубами так громко, что я это услышал. А потом с шумом выпустила воздух, не разжимая челюстей.

– Ты или врешь мне, потому что виноват, – зашипела она на меня, – либо говоришь правду, и тогда ты чертов шизик.

– Деб...

– Чему мне верить, Декстер? А? Чему?

Мне показалось, что я снова чувствовал прилив гнева, впервые с тех пор, как был подростком, тем более что тогда я не был способен испытать это ощущение сполна. Но Темный Пассажир ушел, а я соскальзываю в самую что ни на есть человеческую сущность: все барьеры, отделявшие меня от нормальной жизни, исчезли; я переживал нечто очень похожее на подлинный гнев.

– Дебора, – сказал я, – если ты мне не веришь и думаешь, что это сделал я, то мне все равно.

Она взглянула на меня, и впервые за все это время я посмотрел на нее в ответ.

Наконец она заговорила.

– В любом случая я должна об этом доложить, – сказала Деб. – Официально ты не можешь даже близко сюда подходить.

– Ничто не принесет мне большего счастья, – ответил я. Она смотрела на меня еще мгновение, а потом сжала губы и вернулась к Камилле Фидж. Я глядел ей вслед, а потом направился к двери.

Действительно, я не видел никакого смысла ошиваться здесь, раз уж мне и официально, и неофициально дали понять, что делать мне тут нечего. Я, наверное, мог бы сказать, что мои чувства оскорблены, да вот беда: я был все еще слишком зол, чтобы ощущать обиду. Меня и вправду всякий раз изумляло, когда я узнавал, что кто-то проявляет ко мне нежные чувства, поэтому, когда Дебора выслушала мой лепет с пониманием, это стало для меня просто откровением.

Декстеру всегда везло, но сегодня по некоторым признакам мне казалось, что я потерпел поражение и мне придется отправиться в изгнание.

Я стоял и ждал прибытия лифта, как вдруг меня ошеломил внезапный хриплый окрик:

– Эй!

Я повернулся и увидел очень раздраженного старика, который бежал ко мне в сандалиях, надетых на носки, доходившие чуть ли не до самых его узловатых колен. На нем были натянуты мешковатые шорты, шелковая рубашка, а на лице – выражение абсолютно праведного гнева.

– Ты полиция? – требовательным тоном спросил он.

– Ну, не вся, – ответил я.

– Что с моей чертовой газетой?

До чего же лифты медленно ездят, не правда ли? Оказавшись в ловушке, я решил действовать вежливо, поэтому с воодушевлением улыбнулся старому психу и спросил:

– Вам не понравилась ваша газета?

– Я ее вообще не получал! – закричал он, от усердия становясь бледно-лиловым. – Я звонил и говорил вам и этой раскрашенной девице на телефоне, чтобы вы нашли мою газету! Я ей говорю, что у меня мальчишка газету ворует, а она трубку бросает!

– Мальчишка украл вашу газету? – уточнил я.

– А я что сказал? – воскликнул он, насей раз визгливо, от чего мое ожидание лифта стало еще менее приятным. – Я плачу чертовы налоги, чтобы она так со мной разговаривала? И смеялась надо мной, черт подери?!

– Но вы могли пойти за другой газетой, – осторожно попытался урезонить его я.

Однако его это не успокоило.

– Что значит – задругой? В субботу утром, в пижаме я должен идти за другой газетой? Почему же вы не хотите ловить преступников?

Лифт произнес приглушенное «динь», давая знать, что он прибыл, но меня это уже не интересовало, мне в голову пришла мысль. Такое со мной происходит время от времени. Большинство мыслей не поднимаются на поверхность – может быть, потому, что я слишком много времени занят не ими, а своими безуспешными попытками казаться человеком, – но эта медленно всплыла и, словно пузырек воздуха в грязи, звонко лопнула у меня в мозгу.

– В субботу утром? – спросил я. – А вы помните, сколько было времени?

– Конечно, я помню, сколько было времени! Я им звоню и говорю: «Десять тридцать, суббота, утро, а мальчишка мою газету ворует!»

– А почему вы решили, что это мальчишка?

– Да видел я в глазок, вот почему! – заорал он. – Я еще должен в коридор выходить, чтобы делать за вас вашу работу? Хрен вам!

– Вы говорите «мальчишка», – невозмутимо продолжал я. – А сколько ему было лет?

– Слушайте, мистер, – явно сдерживая эмоции, ответил он, – для меня всякий, кому нет семидесяти, мальчишка. А этому, наверное, около двадцати, и у него болтался рюкзак такой, они все их носят.

– Вы можете описать мальчишку? – спросил я.

– Ну я же не слепой! – огрызнулся старик. – Когда он поднял мою газету, я увидел у него татуировку, они все себе такие делают, прямо на шее, сзади.

Я почувствовал, как холодные пальцы пробежались по моей шее, и хотя знал ответ, на всякий случай поинтересовался:

– А что за татуировка?

– Идиотская, японский символ какой-то. Мы для этого, что ли, дерьмо из япошек выбивали, чтобы теперь ихние каракули шлепать на наших детей?

Похоже, он еще только входил в раж, и меня восхищала его жизнестойкость в таком почтенном возрасте, ноя понял, что уже пора передать его соответствующим властям, представленным здесь моей сестрой. Чувство удовлетворения загорелось во мне тусклым светом, не только в предвкушении, что я предоставлю ей подозреваемого лучше, чем бедный Дискриминированный Декстер, но, главное, сброшу старого пердуна на нее в качестве небольшого наказания за подозрения в мой адрес.

– Пошли, – сказал я старику.

– Никуда я не пойду, – уперся тот.

– Хотите пообщаться с настоящим детективом? – спросил я, и долгие часы, которые я провел, тренируя улыбку, окупились, потому что он нахмурился, огляделся по сторонам, а потом сказал:

– Ладно, пошли, – и последовал за мной туда, где сержант Сестренка буравила глазами Камиллу Фидж.

– Я тебе сказала: уйди отсюда, – бросилась она на меня со всей теплотой и обаянием, которые можно было ожидать от нее.

– Ладно, – ответил я. – А свидетеля с собой забирать?

Дебора разинула рот, потом закрыла, снова открыла и закрыла еще несколько раз, как будто пыталась понять, как дышат рыбы.

– Не смей... это тебе не... чтоб тебя черти взяли, Декстер! – наконец собралась она с мыслями.

– Смею, это мне да, и я уверен, так они и сделают, – ответил я. – А пока – этот пожилой джентльмен имеет кое-что сообщить.

– Какого дьявола ты меня пожилым назвал? – возмутился дед.

– Это детектив Морган, – сказал я в ответ. – Она здесь главная.

– Баба? – сердито проворчат он. – Неудивительно, что они никого не могут поймать. Баба-детектив.

– Обязательно расскажите про рюкзак, – наставлял его я. – И про татуировку.

– Какую татуировку? – требовательным тоном спросила она. – Вы о чем говорите, черт вас возьми?

– Следи за языком! – сказан старик. – Стыдно!

Я улыбнулся сестре.

– Приятной беседы, – пожелал я.

Глава 26

Заявлять с уверенностью, что меня снова пригласили на вечеринку, я бы не стал, но и уходить слишком далеко и упускать шанс соблаговолить принять извинения у сестрицы мне не хотелось. Поэтому я отошел к входной двери бывшей квартиры Мэнни Борка, где меня можно было заметить при надобности. К сожалению, убийца не стал красть гигантский шар блевотины неизвестного животного с постамента у двери.

Меня интересовало, сколько времени понадобится Деборе сделать логические выводы, когда она узнает о татуировке на шее. Мои размышления были прерваны громким голосом моей сестрицы. Она, используя официальные выражения, поблагодарила старика за его помощь и попросила звонить, если он вспомнит что-то еще. А потом они оба подошли к двери, причем Дебора крепко держала старикана за локоть, чтобы вывести вон.

– А как же быть с моей газетой, мисс? – запротестовал он, когда она открывала дверь.

– Сержант Мисс, – поправил его я, и Дебора бросила на меня угрожающий взгляд.

– Позвоните в редакцию, – посоветовала она. – Там вам возместят. – И с этими словами она практически выставила его за дверь, где он еще какое-то время стоял, дрожа от злости.

– Плохие парни побеждают! – крикнул он, а затем, ко всеобщему счастью, Дебора закрыла дверь.

– А он прав, знаешь ли, – сказал я ей.

– Знаешь ли, поменьше эмоций поэтому поводу, – огрызнулась она.

– А вот ты, наоборот, могла бы проявить их побольше, – возразил я. – Это же он, тот самый бойфренд, как его там?

– Курт Вагнер, – напомнила она.

– Похвально, – заметил я. – Ценю твое усердие. Значит, это был Курт Вагнер, и ты это знаешь.

– Ни хрена я не знаю, – призналась Деб. – Может быть, это совпадение.

– Ну конечно, – скептически сказал я. – С точки зрения математики может быть, что солнце встанет на западе, но такого не происходит. Кто тогда?

– Это чертов хрен, Уилкинс, – сквозь зубы процедила она.

– Надеюсь, за ним ходит «хвост»?

Она фыркнула:

– Нуда. Ноты же знаешь этих ребят. Решат вздремнуть или отойдут отлить, зато потом будут клясться, что все время сидели на посту. А тот парень, за которым их поставили смотреть, тем временем порежет наших девочек-припевочек.

– Ты все еще считаешь его убийцей? Даже при том, что этот парень с татуировкой был здесь тогда же, когда убили Мэнни?

– Ты тоже тут был, и в это же время, – напомнила она. – И потом, это преступление не похоже на другие. Смахивает больше на плохую имитацию.

– Тогда как сюда попала голова Тэмми Коннор? – поинтересовался я. – Нет, Деб, это Курт Вагнер, это должен быть он.

– Ладно, – сдалась она. – Может, и он.

– Может? – спросил я с удивлением. Все указывает на парня с татуировкой, а Дебора стоит и рассусоливает.

Она долго смотрела на меня, и это был взгляд, полный отнюдь не теплой сестринской любви.

– А может, и ты, – сказала она.

– Ну давай арестовывай меня, – в сердцах предложил я. – Умнее ничего не придумала? Капитан Мэттьюз будет просто вне себя от счастья: ты произведешь арест, а пресса вознесет тебя на небеса, потому что ты арестовала собственного брата. Умопомрачительное решение, Дебора. От этого даже настоящему убийце поплохеет.

Деб ничего не сказала, просто развернулась и ушла. Подумав несколько секунд, я тоже пришел к выводу, что это лучший выход. И последовал ее примеру, только в противоположном направлении – вон из квартиры, назад на работу.

Остаток дня оказался более продуктивным. Двое белых мужчин были найдены мертвыми в «БМВ», припаркованном на обочине шоссе Пальметто. Кто-то пытался украсть машину, увидел два трупа и позвонил в полицию, предварительно забрав с собой магнитолу и подушки безопасности. Причина смерти была налицо – множественные пулевые ранения. Газетчики называют такие убийства бандитскими разборками, потому что это дешево и практично. Тела и салон были в буквальном смысле изрешечены свинцом и залиты кровью, как будто убийца долго не мог разобраться, из какого конца ствола стрелять. Судя по входным отверстиям пуль в окнах машины, я удивился, каким чудом не пострадали другие автомобили, проезжавшие мимо.

По логике вещей, чем больше занят Декстер, тем удовлетворительнее его состояние, а кровищи в машине и на тротуаре хватило на несколько часов работы, но неудивительно, что счастливее от этого я не стал. Со мной и так случилось много непонятного, а теперь еще и размолвка с Деб. Было бы не совсем точно сказать, что я люблю Дебору, потому что любить я не способен – скорее я к ней привык, – поэтому предпочел бы, чтобы она болталась рядом и радовалась моим успехам.