Текст книги "Декстер в деле"

Автор книги: Джеффри Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 7

Удивительно, но факт: холодный киш на вкус мог бы быть и получше. Почему-то от вина остался затхлый привкус пива, цыпленок сделался какой-то липкий, и весь ужин превратился в мрачное испытание моей стойкости горечью неоправданных ожиданий. Тем не менее Декстеру упорства не занимать – вернувшись домой уже за полночь, я употребил солидную порцию этой гадости с мужеством истинного стоика.

Рита не проснулась, когда я улегся в постель, да и сам я не замедлил покинуть берега бодрствования. Но только успел закрыть глаза, как радио-будильник у кровати принялось вопить мне в ухо о вздымающейся волне чудовищного насилия, угрожающей затопить наш несчастный потрепанный город.

Я приоткрыл один глаз – оказывается, уже шесть, пора вставать. Какая несправедливость! Все же я сумел вытащить себя из постели, доковылял до душа, а когда наконец заявился на кухню, Рита накрыла стол к завтраку.

– Цыпленка пробовал? – заметила она, как мне показалось, довольно мрачно. Похоже, настало время для маленькой лести.

– Очень вкусно! – похвалил я. – Вкуснее, чем в Париже!

Жена чуть смилостивилась, но недоверчиво покачала головой.

– Врешь ты все. Остывшее невкусно!

– Ты просто волшебница, – заверил я Риту. – Все было теплое.

Она хмуро убрала с лица непослушную прядь.

– Я понимаю, тебе надо… ну, ты знаешь… Ну, в смысле, работа у тебя… Но как жаль, что ты не смог попробовать… нет, правда, я все понимаю! – путано заверила меня Рита (хотя я сам не до конца уверен, что все понял). Она подала мне яичницу с сосисками и кивнула на небольшой телевизор рядом с кофе-машиной. – Все утро в новостях, ну, это… ведь это оно, да? И сестру твою показывали, она тоже говорила… про это, ну, ты знаешь. С несчастным видом.

– Да, радоваться ей нечему, – согласился я. – Хотя казалось бы: работа сложная, ответственная, теперь вот и по телику показывают.

Рита не улыбнулась моей легкомысленной шутке, только еще больше нахмурилась, пододвинула свой стул к моему, села и стиснула руки на коленях.

– Декстер, нам нужно поговорить.

Благодаря своим наблюдениям за жизнью других людей я знаю, что такое начало вселяет ужас в души мужчин. Довольно удобно, что у меня самого никакой души вовсе нет, но я все равно поежился, услышав эти зловещие и загадочные слова.

– Сразу после медового месяца? – уточнил я, пытаясь хоть немного понизить градус серьезности.

Рита покачала головой.

– Это не… то есть… – Она подняла было руку, но снова уронила на колени и, глубоко вздохнув, наконец выговорила: – Это про Коди.

– А… – отозвался я, понятия не имея, что «это» означает применительно к Коди. Мне он казался вполне нормальным… С другой стороны, я гораздо лучше Риты понимал, что, хотя Коди и выглядит как зашуганный человеческий детеныш, на самом-то деле он мой стажер, будущий Декстер.

– Он все еще такой… – Рита снова покачала головой и опустила голову. – Его… отец… делал такое, что… делал ему больно! Ужасная травма. Но… – Глаза жены заблестели от слез. – Так неправильно, так долго не должно быть! Он всегда такой тихий и… – Она опять поникла. – Я просто боюсь, что… – Слезинка капнула на колени; Рита шмыгнула носом. – Что он, наверное… ты знаешь… навсегда…

Новые слезинки последовали за первой, и я, обычно беспомощный перед лицом эмоций, догадался, что тут нужен некий утешающий жест.

– С Коди все будет нормально, – заявил я, благословляя собственное умение убедительно врать. – Ему лишь нужно выбраться из раковины.

Рита снова шмыгнула.

– Ты правда так думаешь?

– Конечно! – Я накрыл ее ладонь своей (жестом, недавно подсмотренным в кино). – Коди замечательный мальчишка! Просто он взрослеет чуть медленнее остальных. Из-за того, что с ним приключилось.

Она покачала головой и ударилась в слезы.

– Откуда ты знаешь?!

– Знаю. – Как ни странно, это-то я знал на самом деле. – Я прекрасно знаю, что он чувствует, потому сам прошел через такое же.

Жена обратила ко мне блестящие заплаканные глаза.

– Ты… ты никогда мне не рассказывал…

– И не буду. Но это очень схоже с тем, что было с Коди, так что я действительно знаю. Доверься мне, Рита.

И я снова потрепал ее по руке, мысленно добавив: «Да, доверься мне. Доверься, и я выращу из Коди замечательно приспособленное, полностью работоспособное чудовище, такое же, как я сам».

– Ох, Декстер, – вздохнула она. – Я тебе верю! Но ведь он такой…

И снова залилась слезами, орошая всю кухню.

– С ним все будет нормально, – повторил я. – Правда. Ему нужно выглянуть из раковины. Научиться играть с другими детьми, со сверстниками.

И мысленно дополнил: «Научиться притворяться быть как все», – хотя вслух этого не сказал.

– Если ты уверен… – пролепетала Рита и опять оглушительно шмыгнула носом.

– Уверен.

– Хорошо. – Жена промокнула глаза и нос салфеткой. – Тогда мы просто… – Хлюп. Шмыг-шмыг. – Наверное, нужно придумать, как ему почаще играть с остальными детьми.

– Главное – начать! – поддержал я. – Оглянуться не успеешь, как он и в карты мухлевать научится!

Рита высморкалась в последний раз.

– Иногда трудно понять, шутишь ты или нет, – сказала она, потом встала и чмокнула меня в макушку. – Здорово, что я тебя так хорошо знаю.

Конечно, знай она меня на самом деле так хорошо, как думала, она бы всадила в меня нож и бросилась со всех ног прочь, однако важная часть жизни состоит в поддержании наших иллюзий. Я промолчал, и чудно успокаивающая рутина завтрака продолжилась. Позволить кому-то за собой ухаживать – подлинное удовольствие, особенно когда этот кто-то – истинный профессионал на кухне. Я не против даже выслушивать сопутствующее ухаживаниям щебетание.

Коди и Эстор присоединились к нам, когда я пил вторую чашку кофе. Дети уселись бок о бок, с одинаковыми сонными и недоуменными физиономиями. Без кофе им потребовалось несколько минут на осознание того факта, что они уже в общем-то проснулись. Как обычно, первой тишину нарушила Эстор.

– Сержанта Дебби показали по ТВ, – сказала она. К Деборе Эстор с некоторых пор начала относиться со странным и благоговейным почтением (как раз с тех пор, как девочка узнала, что у сержанта есть оружие, а еще она командует могучими полицейскими в униформе).

– Работа у нее такая, – заметил я, осознавая, что лью воду на мельницу героического образа моей сестрицы, достойной всяческого поклонения.

– А тебя почему никогда не показывают, Декстер? – осуждающе вопросила Эстор.

– Я в телевизор не хочу, – ответил я, и девица уставилась на меня, словно я только что предложил запретить продажу мороженого. – Ну да, не хочу. Представь, если бы все знали, как я выгляжу. Даже по улице не пройдешь – все будут пальцами показывать и перешептываться за спиной.

– На сержанта Дебби никто не показывает, – возразила она.

Я кивнул.

– Еще бы! Кто посмеет? – Эстор явно собиралась что-то возразить, но я шумно отставил свою чашку и встал из-за стола. – Ну, все, я на работу, защищать добропорядочных сограждан!

– С микроскопом никого не защитишь, – заявила Эстор.

– Хватит, Эстор, – вмешалась Рита и поспешила ко мне с поцелуями, на этот раз в лобик. – Надеюсь, ты поймаешь убийцу, Декстер.

Я и сам весьма надеялся. Четыре жертвы за день как-то слишком уж рьяно, даже на мой вкус. По городу непременно разольется параноидальная подозрительность, и тогда мне будет нелегко предаваться собственным спокойным играм.

Итак, на работу я отправился с твердым намерением вершить правосудие. Конечно, любые попытки добиться справедливости должны были вначале преодолеть дорожное движение, ведь водители в Майами давным-давно превратили простую задачу перемещения из пункта А в пункт Б в опасную игру на скорость, в состязание автомобильных бамперов. И даже еще интереснее, ведь правила у каждого автолюбителя свои. К примеру, еду я в плотном потоке машин по скоростной трассе, и тут вдруг из машины на соседней полосе отчаянно сигналят. Оборачиваюсь посмотреть, а там мужик как заорет: «Maricôn!» [23]23
  Педераст ( исп.).


[Закрыть]– потом подрезал меня, протиснулся вперед и прибавил газу.

Понятия не имею, что на него нашло. В общем, я только помахал рукой вслед какофонии гудков и воплей, а его машины уж и след простыл. Симфония «Час пик в Майами».

На работу я приехал чуть раньше положенного, однако в управлении уже кипела бурная деятельность. В жизни не видел столько людей в зале для пресс-конференций… по крайней мере можно было предположить, что это люди, хотя с журналистами никогда не угадаешь. Но до конца я осознал всю серьезность нашего положения только тогда, когда разглядел, сколько тут собралось камер и микрофонов.

Дальше – больше: коп в униформе загородил мне проход к лифту и пропустил только после того, как я продемонстрировал свое удостоверение, хотя мы с этим парнем были немного знакомы. Хуже того: когда я наконец добрался до лаборатории, то обнаружил, что Винс и вправду притащил пакет круассанов!

– Ну и ну… – изумился я, разглядывая крошки на рубашке Винса. – Да я же просто пошутил!

– Знаю, – отозвался он. – Но я подумал, это, типа, стильно, вот и… – Мой коллега пожал плечами, отчего на пол густо посыпались крошки от круассанов, и добавил: – Их с шоколадом делают… А еще с ветчиной и сыром.

– В Париже, кажется, такого не одобрят, – заметил я.

– Где тебя носило?! – рявкнула у меня из-за спины Дебора и выхватила из пакета круассан с сыром и ветчиной.

– Некоторым и поспать иногда требуется, – объяснил я.

– А некоторым спать некогда! – возмутилась сестра. – Потому что некоторые пытаются работать, несмотря на камеры повсюду и журналюг из чертовой Бразилии и черт еще знает откуда!.. Эй, а это что за?..

– Пончик по-французски, – пояснил я.

Дебс швырнула недоеденный круассан в ближайшую корзину для мусора, но промахнулась.

– Гадость какая!

– А с джемом хочешь попробовать? – Винс предложил ей свою надкусанную порцию.

Дебора и глазом не моргнула.

– Прости, этим я не наемся, – отказалась она и схватила меня за руку. – Пошли!

Сестра притащила меня на свое рабочее место и плюхнулась на стул. Я присел на раскладной стульчик у ее стола и приготовился к любым возможным выплескам эмоций.

Атака последовала в виде кипы газет и журналов, которыми Дебора принялась швырять в меня, приговаривая:

– «Лос-Анджелес тайме», «Чикаго сан-таймс», дебильный «Нью-Йорк тайме», «Шпигель», «Торонто стар»!

Газеты погребли меня почти с головой и едва не задушили, но я все же успел схватить сестру за руку, когда она размахнулась экземпляром «Карачи обсервер».

– Дебс, – взмолился я, – не надо в лицо, и так плохо видно!

– Мы по уши в дерьме, – объявила она. – По уши в дерьме, и даже хуже!

Честно говоря, не знаю, что может быть хуже, чем оказаться по уши в фекалиях, особенно памятуя о том случае в школе, когда Рэнди Шварц запустил фейерверк в полный унитаз и мистеру О’Брайену пришлось уйти домой пораньше, чтобы переодеться. Но Дебс, очевидно, была не намерена предаваться теплым воспоминаниям, хотя мы с ней оба одинаково не любили мистера О’Брайена.

– Я и сам догадался, – произнес я. – Учитывая, что Мэттьюс вдруг сделался невидимкой.

– Его не слышно, не видно, – хмыкнула она.

– Вот уж не думал, что когда-нибудь нас так прижмет, что капитан от репортеров будет бегать…

– Четыре трупа за день! – выплюнула Дебора. – Да еще такие неслыханные! И все это на меня вешают!

– Зато ты отлично смотрелась в телике, – ободряюще заметил я.

Сестра отчего-то вдруг с силой треснула по пачке газет у себя на столе – так, что еще несколько экземпляров упали на пол.

– Я вообще не хочу в телевизор! Мэттьюс, сволочь, кинул меня львам! В целом мире нету хуже, сволочнее, говнистей новости, чем эта! А мы ведь еще даже фотографий трупов не публиковали! Все каким-то образом прознали, что в городе творится странное; мэр бьется в истерике; даже губернатор, черт его дери, в истерике! И если лично я не разберусь во всем этом дерьме к обеду, то всю Флориду смоет в океан, а меня – в первую очередь!

Она шарахнула по кипе газет, и на этот раз на пол рухнула по крайней мере половина пачки. У Деборы, похоже, не осталось сил скандалить; она выдохнула и вдруг показалась мне очень усталой и изможденной.

– Мне очень-очень нужна помощь, братец. Терпеть не могу тебя просить, но… если ты и впрямь способен понимать такие штуки, теперь – пора.

Я даже растерялся. Оказывается, она терпеть не может меня просить… А раньше просила, и не раз. В последнее время сестрица вообще вела себя довольно странно, если речь заходила о моих особых талантах. Конечно, чувств я не испытываю, однако к эмоциональным манипуляциям восприимчив; вот и от сестры, столь очевидно доведенной до отчаяния, легко отмахнуться не сумею.

– Конечно, помогу, Дебс, – согласился я. – Только не знаю, будет ли толк.

– Слушай, делать-то хоть что-то надо! Мы же тонем!

Приятно, что она сказала «мы», хотя до этого момента я и не подозревал, что тону. Но даже это новое ощущение причастности не помогло растормошить мой титанический мозг. Честно говоря, весь огромный черепно-мозговой комплекс, именуемый Мыслительным Аппаратом Декстера, был странно молчалив, совсем как на месте преступлений. Тем не менее сейчас следовало продемонстрировать старый добрый командный дух, поэтому я прикрыл глаза и сделал вид, что напряженно думаю.

Ну ладно: если там остались настоящие, материальные улики, то их разыщут неутомимые герои криминалистического анализа. А мне нужна подсказка из источника, которым не умеют пользоваться сослуживцы, – от Темного Пассажира. Увы, Пассажир молчал (что было очень для него нетипично) и лишь иногда над чем-то кровожадно посмеивался. Обычно мой спутник умел распознать и оценить любую демонстрацию хищного мастерства, и это зачастую помогало мне проникнуть в суть того или иного убийства. Сейчас он держал свое мнение при себе. Почему?

Может, не отошел после нашего недавнего перелета? А может, все еще приходил в себя после травмы? Хотя это уж вряд ли, если судить по тому, с какой скоростью крепло мое желание.

С чего вдруг такая застенчивость? Если под носом у нас происходит какая-то мерзость, я привык рассчитывать на некий отклик, а не просто на веселье. Но отклика не было. Следовательно… никакой мерзости не было? Чушь, ведь в городе со всей очевидностью появилось четыре трупа!

А еще из всего этого следовало, что мне придется действовать в одиночку… Между тем Дебора смотрела на меня выжидательно и настойчиво. Тогда шаг в сторону, мой злой и мрачный гений! Последние убийства по каким-то параметрам отличались от остальных, и не только из-за довольно безвкусной подачи тел. Кстати, «подача» – весьма подходящее слово; их именно подали, выложили так, чтобы гарантированно произвести максимальное воздействие.

Но на кого? По расхожему мнению касательно убийц-психопатов, чем больше усилий они прилагают, чем больше рисуются, тем сильнее жаждут высокой оценки и внимания публики. И также общеизвестно, что полиция тщательно закрывает подобные убийства от посторонних глаз… да и в любом случае ни одно средство массовой информации подобных кадров не опубликует (уж поверьте мне, я проверял).

Для кого тогда устроено представление? Для полицейских? Для нудных судмедэкспертов? Для меня? Вряд ли. Однако помимо вышеперечисленных и еще трех-четырех человек, обнаруживших трупы, никто ничего не видел, лишь вся Флорида гудела как растревоженный улей, пытаясь спасти туристическую индустрию штата.

При этой мысли я вдруг распахнул глаза – Дебора по-прежнему пялилась на меня, как ирландский сеттер на дичь.

– Да что, говори уже?! – потребовала она.

– А вдруг они именно этого добиваются? Я сразу сказал: убийство тут не самоцель. Кому-то хотелось поиграть с трупами. Украсить, аранжировать. Напоказ.

Дебс хмыкнула.

– Да помню я. Но все равно непонятно.

– Да нет же, понятно! Допустим, кто-то хочет оказать некое воздействие… Взгляни на события в обратном порядке: какой эффект уже возник?

– Если не считать того, что это привлекло к нам всю мировую прессу…

– Конечно, считать!

Сестра непонимающе помотала головой:

– Что?

– А чем тебе не нравится внимание прессы? Весь мир увидел наш Солнечный Штат, Майами, – путеводную звезду мирового туризма!

– Увидели, да, и теперь ни в жизнь на эту бойню не поедут! – возмутилась Дебс. – Декстер, ты о чем вообще?! Говорю тебе… А… – Она нахмурилась. – То есть кто-то напал таким образом на туристический бизнес? Всего нашего чертова штата?! Дурдом!..

– А ты, сестренка, думаешь, что тот, кто это делает, нормален?

– Да кто это вообще способен делать?!

– Не знаю, – отозвался я. – Калифорния?

– Ну уж, Декстер! – воскликнула сестра. – Смысл?! У того, кто это делает, обязательно должен найтись хоть какой-то мотив.

– Обида, – объявил я с напускной уверенностью.

– Обида на целый штат?! И сколько в этом смысла, по-твоему?

– Н-да, не много, – признал я.

– Может, тогда осмысленную версию придумаешь? Ну, типа, вот прямо сейчас? Хуже уже не будет…

Жизнь нас упорно учит: стоит только кому-то по глупости вымолвить сакраментальное «хуже не будет», и все, остальным можно ховаться за плинтусом. Кто бы сомневался, это и теперь сработало. Дебора и выговорить свои мрачные пророчества не успела, как на столе у нее зазвонил телефон, а мне на ухо кто-то шепнул чуть слышно, что пора прикинуться ветошью.

Дебора схватила трубку, сердито сверкая глазами в мою сторону, потом вдруг отвернулась, сгорбилась над столом, прошептала испуганно: «Когда? Господи… Ладно», – повесила трубку и вызверилась на меня так, что все прежние хмурые взгляды показались мне милыми улыбками.

– Ах ты, сукин сын…

Я удивился, сколько холодной ярости сквозило в ее тоне.

– Да что я такого сделал?

– Я бы тоже хотела это узнать… – пробормотала она.

Даже у чудовищ есть предел терпения, и я, кажется, был на грани.

– Дебора, либо ты начнешь изъясняться связными предложениями, либо я пошел. Мне еще спектрометр от пыли протереть надо.

– Дело проясняется, – заявила мне сестра.

– Так чего мы не радуемся?

– Новости из туристического управления, – добавила она.

Я открыл было рот, хотел отвесить какую-нибудь остроумную шуточку, но снова закрыл, так ничего и не сказав.

– Вот именно, – продолжала Дебора. – Словно кто-то действительно затаил обиду на целый штат…

– Ты что, думаешь, это я? – со всей искренностью изумился я, позабыв даже о раздражении. Она молча меня разглядывала. – Дебс, тебе, наверное, бурды какой-то вместо кофе налили. Флорида – мой дом! Ну что, пропеть «Река Суони» [24]24
  Гимн штата Флорида.


[Закрыть]?!

Не знаю, оживилась ли она от этого предложения или от чего другого, но спустя еще один долгий тяжелый взгляд исподлобья сестра вскочила с места и потребовала:

– Вставай, поедем туда!

– Туда? А Коултер как же? Он ведь твой партнер?

– Он за кофе поперся, придурок! И вообще, я лучше кабана взяла б в партнеры. Пошли!

Отчего-то мне не слишком-то польстило сравнение с кабаном, хоть даже и чуть-чуть в мою пользу, но, поскольку Декстер неизменно верен долгу, я последовал за сестрой.

Глава 8

Управление выставок и туризма Майами располагалось в высотном здании на Брикелл-авеню, в месте, подобающем статусу чрезвычайно важной организации. Все великолепие его значимости раскрывалось из окон, в прекрасных видах на центр города и небоскребы, Бискейнский залив и соседний стадион «Арена», нередко принимающий наших баскетболистов для истинно сокрушительных поражений.

Чудесный вид, практически открытка, как будто говорящая: «Смотрите, это Майами! Все как мы и обещали!» Впрочем, сегодня видами наслаждалась лишь малая толика служащих управления. Здание походило на гигантский, отделанный дубом улей, который кто-то разворошил палкой. Сотрудников тут вряд ли могло быть очень много, но сновали они туда и сюда столь проворно, так стремительно носились по коридорам, что со стороны казалось, будто в здании беспрерывно мечутся, как обезумевшие частички в бурлящем водовороте, сотни людей.

Дебора добрых две минуты простояла у стойки администратора (адское испытание для ее терпения), пока наконец возле нас не затормозила крупная женщина:

– Что вам нужно?

Дебс тут же схватилась за полицейский жетон.

– Я сержант Морган. Из полиции.

– Боже мой, – пробормотала женщина. – Скажу Анне…

И скрылась за дверью справа от стойки. Дебора обвиняющее уставилась на меня, прошипела «черт!», но тут дверь вновь с шумом распахнулась и к нам выкатилась низенькая дамочка с длинным носом и короткой стрижкой.

– Из полиции?! – возмущенно воскликнула она. Заглянула к нам за спины, потом обратилась к Деборе: – Из полиции нравов, что ли?!

Как ни привыкла Дебора ставить людей на место, с таким обращением, похоже, она столкнулась впервые. Моя сестра даже как будто чуть покраснела, затем, впрочем, сориентировалась и объявила:

– Сержант Морган. У вас имеется для нас информация?

– Некогда мне разводить политкорректность! – воскликнула дамочка. – Мне нужен настоящий полицейский, а не Блондинка в законе!

Дебора прищурилась; очаровательный румянец на ее щеках поблек.

– Если угодно, я могу вернуться с повесткой. Или с ордером на арест за препоны следствию.

Из глубины здания раздался чей-то визг, глухой стук, звон стекла. Дамочка подпрыгнула, пролепетала:

– Боже мой… ну ладно, идемте… – И куда-то понеслась.

Дебора демонстративно вздохнула, оскалилась, и мы отправились следом. Дамочка уже почти скрылась за дверью в самом конце коридора, а когда мы ее нагнали, усаживалась во вращающееся кресло за большим столом в зале для переговоров.

– Садитесь. – Она махнула на другие кресла большущим пультом дистанционного управления и, не дожидаясь, пока мы рассядемся, ткнула пультом в сторону огромного плоского телеэкрана. – Пришло вчера, но мы посмотрели сегодня утром.

Суматошная дамочка взглянула на нас и торопливо добавила:

– И сразу же вам позвонили! – Может быть, она все еще опасалась угрозы Деборы вернуться с ордером? Если так, она прекрасно контролировала свою дрожь.

– Что это? – поинтересовалась Дебора, опускаясь в кресло.

– DVD-диск. Смотрите!

Экран ожил, поморгал на нас замечательно информативными кадрами заставки, предлагающей опции «пауза» и «просмотр», и разразился пронзительным воплем. Дебора непроизвольно подпрыгнула.

Экран осветился, возникло изображение: с неподвижной точки откуда-то сверху мы увидели тело на белой кафельной поверхности. Глаза у тела были огромные, распахнутые и очевидно мертвые. Затем в кадре появился чей-то силуэт, частично скрыв собой мертвое тело. Нам было видно только чью-то спину, затем чью-то руку с пилой. Рука опустилась вниз, раздался визг пилы, врезающейся в плоть.

– Что за черт… – проговорила Дебора.

– Дальше хуже! – сообщила дамочка из управления.

Пила рычала и жужжала, фигура на переднем плане старалась изо всех сил. Затем пила выключилась, фигура уронила ее на кафельный пол, пошарила перед собой и вытянула в кадр ужасную груду поблескивающих влагой кишок. Вывалила их прямо под объектив камеры. А поверх всего этого, как бы выдавленные на куче внутренностей, на экране вспыхнули большие белые буквы: «Новый Майами: пробирает до печенок».

Картинка на мгновение застыла, потом экран погас.

– Подождите, – подсказала дамочка.

Экран снова мигнул, и нам нем засветился иной текст: «Новый Майами Ролик № 2». Мы увидели рассвет на пляже. Играла приятная музыка. Волна плеснула на песок. В кадре возник первый утренний бегун… и застыл как вкопанный. Камера переместилась налицо спортсмена, и нам показали, как паника сменяется подлинным ужасом.

Затем спортсмен бросился наутек, прочь от воды, прямо по песку, к дороге, и скрылся вдали. Камера снова переместилась; на экране возникли мои давешние приятели – счастливая расчлененная парочка, которую недавно обнаружили на пляже в Саут-Бич.

Картинка мгновенно сменилась, и вот уже мы видим первого прибывшего на место полицейского: он отворачивается в сторону, кривится и блюет. Снова резкий переход: лица случайных прохожих; люди в толпе выгибают шеи, чтобы разглядеть получше, – и застывают; еще лица; быстрее, быстрей; на каждом – свое выражение, своя неповторимая гримаса ужаса.

Затем на экране закружилась мозаика стоп-кадров: каждое показанное нам только что лицо, в маленьких квадратиках, в несколько рядов, постепенно заполнивших весь экран совсем как страницу в школьном фотоальбоме: дюжина испуганных физиономий паспортного формата, в три аккуратных рядочка.

И опять засветился текст: «Новый Майами: близок всем и каждому».

Экран погас.

Я просто-таки не знал, что сказать, и, судя по всему, не я один. Хотел было покритиковать мастерство оператора, ну, просто чтобы нарушить неловкое молчание – в конце концов, современному кинозрителю подавай динамику, но атмосфера в переговорной едва ли способствовала конструктивному обсуждению съемочного процесса, так что я промолчал. Дебора скрипела зубами.

Дамочка из управления туризма тоже ничего не говорила и вообще уставилась на прекрасный вид из окна. Наконец она первая начала:

– Мы полагаем, будут и другие ролики. Вы знаете, в новостях объявили про четыре трупа, так что… – Ее передернуло.

Я попытался заглянуть ей через плечо – интересно, что там в окне такого происходит? Но там ничего не было, лишь катер на заливе.

– Прислали вчера? – уточнила Дебора. – Обычной почтой?

– В обычном конверте, с почтовым штемпелем Майами, – сказала дамочка. – Запись на обычном диске, таком же, какими мы сами пользуемся. Их везде продают, во всех канцтоварах, повсюду!

В ее голосе звучало неприкрытое отвращение, а на лице появилось очаровательно человеческое выражение – нечто среднее между озабоченностью и равнодушием; поневоле задумаешься, как это ей удается привлекать людей хоть куда-нибудь, не говоря уж о том, чтобы завлекать миллионы туристов.

И едва эта мысль брякнулась в мой мозг, эхом отозвавшись на мраморе пола, как со Станции Декстер прямо на рельсы вырулил маленький поезд. С минуту я лишь наблюдал, как валит дым из трубы, затем прикрыл глаза и забрался в вагон.

– Что? – нетерпеливо воскликнула Дебора. – Что ты придумал?

Я покачал головой и еще раз повертел эту свою мысль. Дебора громко барабанила по столу пальцами; чуть слышно стукнул отложенный низенькой дамочкой пульт, а поезд наконец разогнался до полной крейсерской скорости, и тогда я открыл глаза и произнес:

– А что, если… кто-то хочет испортить имидж Майами?

– Ты повторяешься! – взорвалась Дебора. – И все равно это глупо! Так не бывает, чтобы кто-то обиделся на целый штат!

– А если не на штат? – не сдавался я. – Если только на тех, кто рекламирует этот штат?

И я красноречиво посмотрел на дамочку за столом напротив.

– На меня? – поразилась та. – Это все против меня?!

Тронутый такой скромностью, я одарил дамочку своей самой теплой фальшивой улыбкой.

– Против вас. Или вашей конторы.

Она нахмурилась, как будто и помыслить не могла, чтобы кто-то захотел напасть на ее контору, а не на нее саму, и с сомнением протянула:

– Ну…

Но Дебора хлопнула по столу и кивнула:

– Конечно! Теперь все понятно! Если вы кого-нибудь уволили и этот кто-то бесится…

– Особенно если этот кто-то с самого начала был слегка бешеный, – добавил я.

– Впрочем, как и большинство творческих людей, – подхватила Дебора. – Итак, кто-то потерял работу, был слегка не в себе, а потом решил отомстить… Мне нужно посмотреть все личные дела в отделе кадров.

Дамочка несколько раз открыла и закрыла рот, потом принялась мотать головой.

– Я не могу их вам показывать!

Дебора смерила собеседницу таким взглядом, что я уже приготовился к перепалке. Но сестра лишь встала и спокойно произнесла:

– Понятно. Идем, Деке.

И направилась к выходу. Я потянулся за ней.

– Что… куда вы? – вскричала дамочка.

– За ордером. И повесткой. – Не дожидаясь ответа, Дебс пошла прочь.

Я наблюдал. Дамочка целых две с половиной секунды думала, что Дебс просто блефует, потом сорвалась с места и помчалась вслед за ней с криками:

– Подождите!

В общем, так оно и вышло. Через несколько минут я оказался в каком-то дальнем кабинете, перед экраном компьютера. Рядом со мной за клавиатурой сидел Ноэль, до нелепости тощий американец гаитянского происхождения, в очках с толстыми стеклами и с ужасными шрамами на лице.

Как-то уж так повелось: когда Деборе нужно делать что-нибудь на компьютере, она всегда призывает на помощь брата, Компьютерного Доку Декстера. Я и впрямь достиг значительных успехов в определенных разделах темного и загадочного искусства компьютерного поиска, поскольку это очень нужное умение для моего скромного и безвредного хобби, которое заключается в поиске плохих парней, просочившихся сквозь щели нашей несовершенной судебной системы, для дальнейшего упакования их на запчасти в несколько аккуратных и компактных пакетов для мусора. Но также верно и то, что в нашем могущественном полицейском управлении имеется несколько компьютерных экспертов, способных столь же быстро справиться с работой, не вызывая никаких вопросов типа: почему обычный лаборант заделался отличным хакером? Когда-нибудь подобные вопросы могут поставить меня в неловкое положение, навести подозрительных людей на всякие ненужные мысли, чего я усиленно стараюсь избегать, особенно на работе, – ведь полицейские славятся чрезмерной подозрительностью.

Впрочем, жаловаться без толку: жалобы привлекают почти такое же внимание, – да и окрестные полицейские привыкли, что мы с Деборой всегда вместе. И в конце концов, разве могу я отказать своей младшей сестренке в помощи? Она же меня поколотит, это все знают!

Тем более что в последнее время она от меня отдалилась, стала какой-то раздражительной, – видимо, пришла пора повысить собственный КЛП – Коэффициент любезности и преданности.

Итак, я изобразил Дисциплинированного Декстера, уселся с Ноэлем, который явно злоупотреблял одеколоном, и мы стали обсуждать, что именно нужно найти.

– Слушай, – заявил Ноэль с сильным креольским акцентом, – я дам список всех уволенных за сколько? За два года?

– Два года – это хорошо, – согласился я. – Если их не слишком много.

Он пожал костлявыми плечами:

– Меньше дюжины. – Ухмыльнулся и добавил: – Гораздо больше народу сбегают от Джоанн сами!

– Давай печатай список, – поторопил я. – Потом проверим личные дела. Может, были жалобы необычные или угрозы.

– А еще, – сообщил он, – мы заказываем кое-что на сторону, другим фирмам, ясно? Иногда они проигрывают тендер – может, тоже бесятся со злости?

– Но ведь можно в следующем тендере участвовать, правильно?

Ноэль снова пожал плечами и едва не проткнул себе уши острыми косточками.

– Наверное… – пробормотал он.

– В общем, если речь не идет об отказе навсегда, если управление не объявляет им, что никогда больше не воспользуется их услугами, то сильно вряд ли.

– Тогда давай я буду смотреть уволенных, – согласился Ноэль и очень скоро распечатал список из неполного десятка имен с последними известными адресами проживания (всего девять человек, если говорить точно).