Текст книги "Декстер в деле"

Автор книги: Джеффри Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 24

Я проснулся среди ночи с мыслью: что ему нужно?! Не понимаю, почему я раньше об этом не подумал или почему такой вопрос возник именно теперь, когда я уютно спал рядом с тихонько посапывающей Ритой. Так или иначе, вопрос мирно покачивался на волнах озера Декстер и требовал ответа.

Голова по-прежнему была тяжелая, словно набитая влажным песком, и первые несколько минут я был не в состоянии ничего предпринять, лишь повторял мысленно: что ему нужно?

Что нужно Вайссу? Он ведь не просто подкармливает собственного Пассажира. Мой-то не выказывал ни грамма сочувствия ни Вайссу, ни его рукоделию, хотя обычно я симпатизировал иному Присутствию.

К тому же его подход, тот факт, что он начал с уже мертвых тел (пока не убил Дойча), свидетельствовал: ему нужно нечто совсем иное.

Но что? Он снимал тела на видео. Снимал на видео, как люди смотрят на тела. А затем снял на видео то, как развлекаюсь я сам. Уникальные кадры, согласен, однако цель?.. В чем тут радость? Я ее не видел, а значит, и не мог влезть в голову Вайссу, понять, чего он хочет. У меня никогда не возникало подобных трудностей с нормальными, уравновешенными психопатами, которые убивали потому, что должны были убивать, и испытывали простое искреннее удовольствие. Я хорошо их понимал. С Вайссом у меня не было ни единой точки соприкосновения, никакой основы для сопереживания, а посему я понятия не имел, куда он проследует или что сделает дальше.

Я лежал в постели, размышляя… или пытаясь размышлять, потому что флагман Декстер никак не мог набрать крейсерскую скорость. Ничего путного в голову не приходило. Коултер вышел на охоту – за мной. Сальгеро тоже, разумеется, а Доукс вообще никогда не прекращал меня преследовать. Дебора по-прежнему в коме.

Из хорошего: Рита приготовила очень вкусный бульон. Она действительно относилась ко мне замечательно и заслуживала большего, хотя сама считала, что у нее все хорошо: и я, и дети, и недавняя поездка в Париж… Но хотя все это, конечно, и правда хорошо, моя жена даже близко не представляла истинную ситуацию. Она жила как мама-козочка в волчьей стае, а члены стаи заранее облизывались, выжидая, когда козочка отвернется. Декстер, Коди и Эстор были чудовищами. А Париж… конечно, там все говорили по-французски, однако в Париже имелось собственное уникальное чудовище, как показал нам наш чудесный поход в художественную галерею. «Нога Дженнифер». Чрезвычайно интересно; после стольких лет полевой работы я еще способен чему-то удивляться и в связи с этим теперь испытывал определенные теплые чувства к Парижу.

Со всеми этими ногами Дженнифер, эксцентричным поведением Риты и тем, что вытворял Вайсс, жизнь в последнее время стала полна сюрпризов, и все они вели меня к одной мысли: люди и впрямь заслуживают того, что с ними приключается.

Данное соображение очень меня успокоило, и вскоре я опять погрузился в сон.

На следующее утро в голове значительно прояснилось – то ли благодаря Ритиным заботам, то ли в силу моего естественного бодрого метаболизма, сам не знаю. Во всяком случае, я вскочил с кровати, чувствуя, что полностью функциональный мощный мозг опять к моим услугам.

Впрочем, не обошлось без ложки дегтя: ведь любой работоспособный мозг, осознав, что оказался в ситуации, подобной моей теперешней, немедленно послал бы мощный импульс запаниковать, схватить чемодан и бежать за границу. Но даже при полностью включившихся умственных способностях я не мог придумать, за какой границей удастся спрятаться от моих напастей.

Впрочем, жизнь дает нам слишком мало выбора, да и выбирать-то можно только из всяких гадостей, поэтому я отправился на работу, намереваясь выследить Вайсса и даже не отдыхать, пока не достану его. Я по-прежнему не понимал, что он делает, однако это не помешает мне его найти. Напротив, Декстер – помесь ищейки и бульдога, и если уж он взял след, то не собьется.

Я приехал в управление чуть раньше положенного и успел ухватить чашку кофе, который на вкус был даже похож на кофе. Я взял чашку с собой к столу, уселся за компьютер и приступил к работе. Или, если говорить точнее, уставился в монитор, пытаясь выдумать некий правильный ход. Я ведь уже использовал большую часть ниточек и зашел в тупик, полный смертельных опасностей (причем не из тех, что способны доставить мне удовольствие). Вайсс по-прежнему был на шаг впереди меня. И хотя я считал, что мой мозг снова полностью функционален, никаких подсказок он мне не подкинул.

Я попытался упорядочить известные мне факты, но обнаружил, что упорядочивать почти нечего. Где Вайсс? Не знаю, да где угодно! Что он будет делать дальше? Не знаю, практически что угодно! Что ему нужно? Мы уже всю голову сломали, гадая об этом прошлой ночью, и сидение в кабинете не принесло никаких новых открытий.

Я испробовал все возможные запросы в Интернете и пересмотрел любимый ролик на YouTube гораздо больше раз, чем допускает скромность.

Где-то вдалеке, на вершине заснеженной горы посреди туманного небосвода мозга Декстера, взметнулся и затрепетал сигнальный флажок. Я вгляделся в даль, пытаясь распознать сигнал, и наконец увидел: «Пять!»

Прекрасная цифра. Я попытался вспомнить, считается ли такое число простым, но обнаружил, что не помню даже определения простых чисел. Зато вдруг вспомнил, чем оно важное, даже если и не простое.

У Вайсса на YouTube было пять роликов – по одному на каждый из разложенных по городу украшенных трупов, один про развлечения Декстера и еще один, который я так и не успел посмотреть, потому что явился Винс и утащил меня работать. Вряд ли это еще одна рекламная миниатюра про «Новый Майами» с телом Дойча в главной роли, потому что Вайсс что-то снимал, когда я приехал на место преступления. Значит, там другое. И хотя я вообще-то не рассчитывал узнать из фильма, как найти Вайсса, что-то я почти наверняка узнаю, если посмотрю.

Я схватился за мышку и торопливо загрузил YouTube, нашел искомую страничку. Ничего не поменялось, все те же огненные буквы на оранжевом фоне.

И с правой стороны – пять иконок, аккуратная галерея видеороликов.

Под пятым номером, самым последним, никакого кадра не было. Я переместил курсор на размытую черноту и кликнул. Экран слева направо прочертила толстая белая линия, грянули фанфары… звук до странности знакомый. И лицо: Дончевич, всклокоченный, улыбается, – а за кадром голос нараспев: «Я расскажу вам историю…»

Совсем как в детских фильмах.

На меня хлынула отвратительно бодрая музыка, а голос за кадром разливался соловьем: «Жил-был юноша по имени Алекс, одинокий, скучающий, ищущий перемен». Слева от счастливой физиономии Дончевича появились первые три изукрашенных трупа. Он взглянул на них и улыбнулся; трупы улыбались ему в ответ благодаря приклеенным к лицам пластиковым маскам.

Экран снова прочертила белая линия, и сказка продолжилась. «Жил-был юноша по имени Брэндон, никому не мешал». В центр выплыло мужское лицо. Вайсс? Около тридцати, как и Дончевичу, но никаких улыбок.

«Эти юноши жили вместе, пока однажды Брэндон не остался один».

В правой части экрана возникли три небольшие «иконки» – видеофрагменты, темные и размытые, но знакомые, почти как музыка: три кадра из фильма о развлечениях Декстера.

На первом: тело Дончевича брошено в ванную. На втором: рука Декстера замахивается пилой; на третьем: пила опускается на Дончевича. Все три – короткие, буквально на две секунды, закольцованные отрывки, бесконечные повторения под музыкальный аккомпанемент.

Вайсс по-прежнему смотрел из центра экрана, а голос за кадром распевал: «Но когда-нибудь, однажды, Брэндон Вайсс его поймает; обещаю, не спасет его удача! Тебе от меня не уйти! Потому что я из-за тебя сошел с ума!» Музыка звенела, голос заливался: «Сошел с ума! Сошел с ума! Когда ты убил Алекса, я сошел с ума!» А потом лицо Вайсса расплылось, заполнило собой весь экран, и он сказал: «Я любил Алекса, а ты забрал его у меня, хотя мы только-только начинали. Забавно вышло, знаешь? Это ведь он все твердил, что не нужно нам никого убивать, а я-то думал, так получится… реалистичней. Так, кажется, говорят?» Вайсс коротко и зло хохотнул, затем продолжил: «Именно Алекс придумал выкрасть тела из морга, чтобы не пришлось никого убивать. Но когда ты отнял его у меня, ты уничтожил то единственное, что удерживало меня от убийства».

Он на миг уставился прямо в камеру. А потом так тихо прошептал: «Спасибо тебе. Ты прав. Это весело. Я тоже так буду делать». И экран погас.

Когда я был гораздо моложе, мне казалось несправедливым, что я неспособен на человеческие эмоции. Я видел огромную преграду между собой и остальным человечеством, стену из чувств. Одним из тех чувств была вина – по сути, самое обыденное человеческое переживание. И теперь, осознав, что Вайсс обвиняет меня в том, что это я освободил в нем убийцу, я также осознал, что мне следовало бы почувствовать хоть какую-то свою вину, но, к счастью, ничего такого не почувствовал.

Вместо вины я испытывал облегчение – потому что понял, чего он хочет. Меня. Он не сказал об этом прямо, но подразумевал: «Следующий – ты и твои близкие». А вслед за облегчением пришло холодное осознание безотлагательной необходимости действовать. Темный Пассажир уловил в голосе Вайсса вызов и отвечал ему тем же, неспешно разминая внутри меня свои темные когти.

И в этом тоже было облегчение. До сих пор Пассажир сохранял молчание, ему было совершенно нечего сказать по поводу позаимствованных в морге тел, пускай даже их задекорировали под садовую мебель или фруктовые корзины. Однако теперь возникла угроза, другой хищник вынюхивал нас по следу, угрожал захватить уже помеченную нами территорию. Мы не могли допустить подобного вызова. Вайсс официально уведомил нас… и теперь наконец-то Пассажир очнулся ото сна и точит зубы. Мы будем готовы.

Впрочем, готовы к чему? Вайсс, конечно, не сбежит, это совершенно исключено. Тогда что же он станет делать?

Пассажир шепнул мне ответ, вполне очевидный, но очень точный, потому что мы и сами поступили бы так же. Ведь Вайсс мне признался: «Я любил Алекса, а ты его у меня отнял…» Значит, он нападет на тех, кто мне близок. И даже подсказал мне, на кого, когда оставил фотографию на трупе Дойча. Коди либо Эстор – потому что это ударит по мне точно так же, как я ударил по нему…

Главный вопрос: как именно он это сделает? И ответ казался вполне очевидным. До сих пор Вайсс действовал напролом (куда уж больше, после взрыва дома?). Очевидно, враг быстро сделает следующий шаг. И поскольку мне было известно, что он за мной следит, оставалось только предполагать, что он выяснил мой распорядок дня – и распорядок дня детей. Они окажутся в наиболее уязвимом положении, когда Рита приедет за ними после уроков: из школьной безопасности они попадут прямиком в хаос Майами. Я в это время буду далеко, на работе; Вайсс, безусловно, сумеет побороть довольно хрупкую и ни о чем не подозревающую женщину и схватит по крайней мере одного ребенка.

Итак, мне следовало первым занять боевую позицию, раньше Вайсса, и дождаться, когда он появится. Простой план – и рискованный, если я в чем-то ошибся. Но Пассажир согласно шипел мне на ухо, а он-то ошибается редко, поэтому я принял решение уйти сегодня с работы пораньше, с обеда, занять позицию у начальной школы и перехватить Вайсса.

Как только я собрался с духом и изготовился к решающему броску, метя прямо в яремную вену приближающегося врага, зазвонил телефон.

– Здорово, парень! – воскликнул Чатски. – Она очнулась и зовет тебя.

Глава 25

Дебору перевели из отделения интенсивной терапии. В первый миг, войдя в ее пустую палату, я испытал смятение и замешательство. Сколько раз в кино такое видел! Вот персонаж смотрит на пустую больничную койку… значит, тот, кто здесь лежал, скончался! Но если бы Дебс умерла, Чатски обязательно бы мне сказал… В общем, я просто вернулся в приемный покой. Пришлось подождать, пока женщина в регистратуре проделывала какие-то таинственные и невероятно медленные действия в компьютере, говорила по телефону и болтала с ошивающимися поблизости медсестрами. Та атмосфера с трудом контролируемой паники, что царила в реанимации, здесь совершенно рассеялась, сменилась каким-то маниакальным интересом к телефонным разговорам и маникюру. В конце концов женщина за стойкой признала весьма незначительную вероятность того, что Дебору следует поискать в палате 235, на втором этаже. Это показалось мне настолько логичным, что я даже поблагодарил дамочку в регистратуре и поплелся на поиски нужной палаты.

В самом деле, Дебора была на втором этаже, рядом с палатой 233. В мире все было в полном порядке, и именно с этим чувством я зашел внутрь.

Дебора сидела, опираясь на подушки, а Чатски пристроился на краешке ее кровати. Вокруг Деборы по-прежнему высились впечатляющие нагромождения медицинских приборов, но на сей раз при моем появлении сестра приоткрыла один глаз и посмотрела на меня, сумев даже изобразить в мой адрес скромную полуулыбку.

– Ты жива, жива! – Я попытался ненавязчиво пошутить. Взял себе стул и сел к кровати.

– Деке, – хрипло прошептала Дебора и снова попыталась улыбнуться. Получилось еще хуже, чем в первый раз, поэтому она перестала стараться, закрыла глаза и даже как-то осела в снежной глубине подушек.

– Она пока слаба, – сказал мне Чатски.

– Сам вижу, – отозвался я.

– Ты… это… ее не напрягай, и все такое. Врач не велел.

Может, Чатски боится, что я с ней стану в волейбол играть? В общем, я просто кивнул ему и потрепал Дебору по руке.

– Как хорошо, что ты опять с нами. Мы переживали.

– Знаю, – слабо выдохнула она, прикрыла веки и стала прерывисто дышать, разомкнув губы, а Чатски наклонился и всунул ей в рот кусочек льда.

– Тише, – сказал он. – Не нужно пока говорить.

Дебс проглотила лед и хмуро зыркнула на Чатски.

– Я в норме, – заявила она (что было, разумеется, некоторым преувеличением).

Лед вроде чуточку помог, и голос моей сестры уже не был так похож на скрип напильника по рассохшейся деревяшке.

– Декстер, – позвала она неожиданно гулко, словно крикнула в церкви. К моему величайшему изумлению, я заметил слезинку в уголке ее глаза (а ведь она не плакала при мне лет с двенадцати). Слезинка скатилась по щеке на подушку и впиталась в ткань. – Вот дерьмо. Чувствую себя такой…

Рука – та, которую не держал Чатски, – слегка задрожала.

– Еще бы! – заявил я. – Ты ведь почти умерла.

Она полежала с минуту молча, с закрытыми глазами, а потом проговорила очень тихо:

– Я больше не хочу…

Мы с Чатски переглянулись, он пожал плечами.

– Что не хочешь, Дебс? – спросил я.

– В полиции…

Когда до меня наконец дошло, что сестра больше не хочет быть копом, я изумился так, будто луна вдруг вздумала уйти на пенсию.

– Дебора!

– Какой смысл… – прошептала она. – Попасть сюда… зачем?

Дебс открыла глаза, посмотрела прямо на меня и чуть заметно покачала головой.

– Зачем? – повторила она.

– Это твоя работа, – высказался я. Признаю: не самое уместное замечание, – но лучше в данных обстоятельствах ничего не придумалось; к тому же вряд ли ей сейчас хотелось слушать про Правду, Справедливость и «Американский образ жизни».

Очевидно, про работу Деборе слышать тоже не хотелось, потому что она лишь взглянула на меня, отвернулась и снова закрыла глаза.

– Дерьмо…

– Ну, хватит на сегодня! – раздался громкий энергичный голос с густым багамским акцентом. – Джентльменам пора уходить.

Полная и очень жизнерадостная медсестра принялась выпроваживать нас из палаты.

– Даме нужно отдыхать, а вы тут пристаете и мешаете! – говорила она. Ее акцент мне так понравился, что я даже не сразу понял, что нас выгоняют.

– Я только что приехал! – возмутился я.

Медсестра встала прямо передо мной и скрестила руки на груди.

– Значит, на парковке сэкономите! Пора, пора! – заявила она, оборачиваясь к Чатски. – Ну же, джентльмены! Пора обоим!

– И мне?! – поразился он.

– И вам! – Она погрозила ему пухлым пальчиком. – Вы и так уже давно сидите.

– Но мне нужно остаться! – уперся он.

– Нет, вам нужно уходить, – возразила медсестра. – Доктор говорит, ей следует отдохнуть. Одной.

– Идите, – прошептала Дебс.

Чатски обиженно уставился на нее.

– Все будет нормально, – сказала она. – Идите.

Чатски переводил взгляд с нее на медсестру и обратно.

– Ладно, – наконец произнес он. Нагнулся и поцеловал мою сестру в щеку, и она не возражала. Потом Чатски встал и воззрился на меня, изогнув бровь. – Пошли, парень. Похоже, нас выгоняют.

И мы ушли, а медсестра принялась лупить и взбивать подушки на постели больной, как будто они в чем-то провинились.

Чатски повел меня по коридору к лифту и, пока мы ждали кабины, признался:

– Я немного дергаюсь.

Он сердито потыкал в кнопку «вниз».

– Ты что? – удивился я. – Из-за… повреждения мозга?

В ушах у меня до сих пор звенело заявление Деборы о том, что она хочет все бросить, и это было настолько не похоже на мою сестру, что я тоже немного беспокоился. Меня по-прежнему преследовал ужасный образ: безмозглая Дебора пускает слюни в коляске, а Декстер кормит ее кашкой с ложечки…

Чатски покачал головой:

– Не совсем… Скорее из-за психологических последствий…

– В каком смысле?

Он скривился.

– Не знаю… Может, это просто из-за травмы. Но она какая-то… плаксивая. Дерганая. Понимаешь, самане своя.

Меня никогда не пыряли ножом, я не истекал кровью и не припоминаю, чтобы читал про то, как люди обычно себя чувствуют в схожих обстоятельствах, но мне казалось, что вести себя при этом плаксиво и дергано – достаточно объяснимо. Вот только я не успел придумать, как потактичнее сообщить это Чатски, потому что двери лифта разъехались и Чатски ринулся внутрь. Я вошел вслед за ним. Двери захлопнулись. Он продолжал:

– Она меня даже не сразу узнала! Глаза открыла…

– Ничего удивительного, – заявил я. – После комы…

– Посмотрела прямо на меня, – продолжал он, не обращая на мои слова внимания. – И понимаешь… как будто испугалась! Типа: «Кто ты? Где я?»

Честно говоря, последний год или около того я и сам задавался теми же вопросами, однако сейчас говорить об этом едва ли уместно. Поэтому я просто ответил:

– Полагаю, нужно время…

– Кто я?! – повторил он, очевидно, не слыша меня. – Я с ней сидел постоянно, ни разу не отходил больше чем на пять минут!..

Лифт пискнул, сообщая нам о том, что мы приехали, и Чатски тупо уставился на мигающую цифру.

– А она меня не узнает!

Двери разъехались; Чатски не шелохнулся.

– Приехали, – напомнил я, пытаясь вернуть его в реальность.

– Ладно, давай кофе выпьем. – Он безучастно вышел из лифта, едва не растолкав трех мужчин в зеленых халатах, а я потащился следом.

Чатски привел меня в небольшое кафе в подвальном этаже и умудрился довольно быстро добыть две чашки кофе, ни с кем не подравшись и не разругавшись. Я почувствовал некоторое над ним превосходство – мой спутник явно вырос не в Майами. Сели за крошечный столик в самом углу кафетерия.

Чатски смотрел вдаль не моргая, не выказывая никаких чувств.

Говорить было не о чем, и следующие несколько минут прошли в неловком молчании. Наконец он выпалил:

– А вдруг она меня теперь не любит?!

Я всегда стремился к скромности, особенно в том, что касается признания моих собственных талантов; мне очень хорошо известно, что я специалист буквально в одной или двух областях, причем советы несчастным влюбленным в их число определенно не входят. И раз уж мне не понять любви как таковой, не слишком честно ожидать от меня реплик на тему ее возможной утраты.

Тем не менее хоть как-то отреагировать было нужно. Я поборол искушение заявить, что не понимаю, за что она его и раныие-то любила, а покопался в собственных запасах клише и выудил следующее:

– Конечно, любит! Просто слишком много на нее навалилось.

Чатски пару секунд рассматривал меня, ожидая продолжения, которого не последовало. Тогда он отвел взгляд и уткнулся в кофе.

– Может, ты и прав.

– И не сомневайся! Подожди, пока она поправится. Все будет хорошо!

Молния меня при этих словах не поразила, так что, надо полагать, все правильно.

Мы допили кофе в тишине. Чатски мрачно размышлял о том, что он больше не любим, а Декстер с беспокойством посматривал на часы. Приближался полдень, пора выдвигаться на позицию, в засаду на Вайсса. Не расположенный к общению, я осушил свою чашку и собрался уходить.

– Я попозже заеду.

Чатски только кивнул и с несчастным видом отхлебнул кофе.

– Пока, парень, – пробормотал он. – До встречи.

Глава 26

Застройщики района «Золотые озера» смело пошли наперекор неписаному закону Майами о жилищном строительстве: хотя в названии значилось слово «озера», в районе и впрямь имелось несколько озер, включая то, что граничило с дальней школьной площадкой. Честно говоря, особо «золотым» оно мне не показалось, однако никто бы не стал отрицать, что это и в самом деле озеро или по меньшей мере большой пруд. Впрочем, я хорошо осознавал, насколько трудно продавать дома в месте с названием «Зеленоватый пруд», так что, пожалуй, застройщики все же соображали, что делают, – кстати, тоже вопреки обыкновению.

В «Золотые озера» я приехал задолго до окончания школьных уроков и несколько раз объехал район по периметру, пытаясь засечь укрытие Вайсса. Тщетно. С восточной стороны дорога заканчивалась там, где озеро буквально обрывалось у школьного забора. Сам забор – высокая решетчатая ограда вокруг всей территории школы, даже со стороны озера (на всякий случай – вдруг, знаете, враждебная лягушка попытается проникнуть на игровую площадку). В дальней части поля в ограде имелись ворота, однако и они были надежно заперты на большущий висячий замок с цепью.

Помимо этого, на территорию школы можно было попасть только через главный вход, защищенный будкой охранника и припаркованной рядом с ней полицейской машиной. Только попробуйте проникнуть в школу во время занятий – вас непременно остановит или коп, или охранник. Попытаетесь прорваться, когда привозят и увозят детей, – учителя, родители и патрульные сделают вашу попытку проникновения в школу весьма затруднительной и рискованной.

Итак, очевидно: Вайсс должен прибыть на место дислокации заранее.

А мне требовалось сообразить, куда именно. Я пораскинул мозгами на предмет Черных Мыслей и еще раз медленно объехал участок по периметру. Если бы ученика школы собирался похитить я, как бы я это делал?

Во-первых, караулил бы на входе или на выходе, поскольку сама школа днем усиленно охраняется. Следовательно, у главного входа… почему, собственно, там и сосредоточена охрана, – все, от дежурного полицейского до злобного учителя труда.

Конечно, если бы можно было каким-то образом оказаться внутри, за забором, и нанести удар в то время, пока охрана следит за главным входом, тогда все было бы гораздо проще. Но для этого необходимо преодолеть забор, причем в таком месте, где никто не заметит, или там, где в школу можно проникнуть так быстро, что уже не важно, заметят вас или нет.

Единственное слабое место – возле пруда. Между водоемом и забором – сосны и заросли кустарника, но слишком далеко от самой школы. Через забор не перелезть, по полю не перебежать – все на виду.

Я отогнал машину на боковую улочку, к югу от школы, припарковался и стал думать. Все мои хитроумные рассуждения вели к тому, что Вайсс попытается напасть на детей именно здесь, сегодня днем. Но как? Я сидел и разглядывал школу со своего места, остро чувствуя, что где-то поблизости Вайсс занят тем же. Не станет же он просто ломиться через забор, надеясь на удачу? Он наблюдает, примечает все подробности; у него будет план. А у меня осталось около получаса на то, чтобы разгадать этот план и найти способ ему противодействовать.

Что-то слева привлекло мое внимание, и я повернул голову.

Белый фургон подъехал к забору и припарковался у ворот с висячим замком; из фургона вышел некто в желто-зеленой рубашке и кепке такого же цвета, с чемоданчиком инструментов в руках – фигура очень заметная, даже с такого расстояния. Человек подошел к воротам, опустил чемоданчик на землю, присел на корточки и стал возиться с цепью.

Конечно! Лучший способ проникнуть незаметно – стать очевидно заметным. Я всего лишь часть пейзажа; я здесь всегда. Я просто чиню забор, можете на меня даже не смотреть, ха-ха.

Я завел машину и медленно поехал вдоль периметра, посматривая на ярко-зеленое пятно; внутри у меня расправлялись холодные крылья. Есть! Именно там, где я предполагал. Конечно, я не могу просто подъехать к нему и выскочить из машины – нужно приближаться с осторожностью, предполагая, что Вайссу знакома моя машина, ведь он наверняка смотрит в оба и предвидит появление Декстера.

Осторожней, нужно все продумать; не рассчитывай напрасно, что темные крылья пронесут тебя сквозь все препятствия. Смотри внимательно, примечай все и вся: например, Вайсс стоит спиной к фургону, а фургон припаркован боком, носом к забору, перегораживая вид со стороны пруда.

Очевидно, с той стороны ему ничто не угрожает…

А следовательно, как раз оттуда-то и должен появиться Декстер.

Двигаясь очень медленно, изо всех сил стараясь не привлекать к себе внимания, я развернул машину и поехал к южным спортплощадкам. Доехал до конца забора, где дорога заканчивалась и начинался пруд. Припарковался у самого края, перед металлической оградой, невидимый для Вайсса у запертых висячим замком ворот; вылез из машины. Быстро прошел по тропинке вдоль озера, мимо забора, и поспешил вперед.

Вдалеке, в здании школы, прозвенел звонок. На сегодня уроки закончились; сейчас Вайсс должен сделать свой ход. Он все еще возился с замком и цепью. Болтореза или чего-нибудь такого же крупного видно не было, ему понадобится несколько минут на то, чтобы вскрыть или сломать замок. Попав же внутрь, он мог бы преспокойненько пройтись вдоль забора, делая вид, что изучает звенья ограды.

Я осторожно перешагнул какую-то груду мусора (пивные банки, пластиковые лимонадные бутылки, куриные кости и другие, менее приятные вещи) и оказался у забора; на секунду помешкал у самого крайнего дерева, убедился, что Вайсс все еще там, до сих пор возится с замком. Самого его мне было не видно, фургон мешался, но ворота по-прежнему были закрыты. Я сделал глубокий вдох, втянул тьму, пропустил ее сквозь себя, а потом шагнул на яркое солнце.

Двинулся вправо, почти бегом, чтобы зайти со спины. Тихо, осторожно, ощущая, как вокруг меня расправляются темные крылья, я преодолел расстояние до фургона, обошел его сзади, увидел скорчившуюся у ворот фигуру… и застыл.

Он обернулся через плечо:

– Чего надо?

Мужчина лет пятидесяти, чернокожий, и совершенно очевидно – не Вайсс.

– Ох… – пробормотал я со своей всегдашней находчивостью. – Здрасте.

– Чертовы мальцы в замок налили клею, – сообщил он, снова отворачиваясь к воротам.

– Ну надо же, – вежливо отозвался я.

Впрочем, я так и не узнал продолжения этой истории, потому что вдалеке за полем, на улице со стороны центрального входа раздались гудки автомобилей, скрип металла о металл. А еще, гораздо ближе, буквально в самой моей голове, какой-то голос прошипел: «Придурок!» И, даже не задумавшись, откуда я знаю, что это именно Вайсс протаранил автомобиль Риты, я перемахнул через забор и бегом помчался через игровые площадки.

– Эй! – закричал мне вслед слесарь, но на этот раз я отбросил всю свою вежливость и не стал дожидаться его расспросов.

Разумеется, Вайсс не стал бы взламывать замок – ему это ни к чему. Конечно, ему незачем было проникать в школу и пытаться перехитрить или опередить десятки усталых учителей и сотни диких детей. Ему нужно было только поджидать снаружи, в потоке машин, подобно акуле, барражирующей у края рифа…

Я бежал со всех ног. Поле было какое-то неровное, но трава на нем короткая, аккуратно подстриженная, и я сумел развить приличную скорость. Уже даже начал поздравлять себя с тем, что великолепно бегу… но потом поднял взгляд от земли, желая посмотреть, что творится впереди. Плохая идея: я сразу споткнулся и с восхитительной скоростью рухнул лицом вниз. Сгруппировался в комок, перекатился через голову в настоящем полуторном сальто и плюхнулся задницей на что-то мягкое.

Тут же подскочил, снова бросился бежать, слегка прихрамывая из-за растянутой лодыжки (а в голове мелькали образы: огромный муравейник, раздавленный человеческой бомбой – мной).

Уже близко; испуганные, встревоженные голоса с дороги, затем вопль боли. Ничего не видно, лишь столпотворение машин, скопление людей, пытающихся разглядеть нечто на дороге. Я вышел через калитку в заборе и оказался у центрального въезда в школу. Здесь пришлось замедлиться, протискиваться сквозь толпы детей, учителей и родителей, запрудивших выход из школы, но я прорвался максимально быстро и выскочил на проезжую часть. Последние 150 футов, и я выбежал туда, где все движение замерло, застыло вокруг двух машин, столкнувшихся в ужасной аварии. Одна машина – бронзовая «хонда» Вайсса. Вторая – Риты.

Самого Вайсса видно не было. Рита сидела у капота, одна рука вцепилась в Коди, другая – в Эстор. Они были живы и невредимы; я замедлил бег и подошел к ним шагом.

– Декстер, ты откуда?

– Я был поблизости… Ай!

Мое «ай» объяснялось не внезапной вспышкой сообразительности: это сотни муравьев, очевидно, наползших на меня, когда я упал, вдруг впились в мою спину, одновременно, словно повинуясь некоему телепатическому сигналу.

– С вами все нормально? – выдохнул я, лихорадочно стаскивая с себя через голову рубашку.

Все трое уставились на меня с некоторым раздражением и тревогой.

– Ты что? – удивилась Эстор. – Ты же снял рубашку прямо посреди дороги!

– Муравьи, – объяснил я. – Вся спина в муравьях.

И стал хлестать себя по плечам рубашкой.

– В нас кто-то врезался, – проговорила Рита. – И хотел схватить детей!

– Да, знаю, – отозвался я, изгибаясь настоящим кренделем в попытке избавиться от муравьев.

– В каком это смысле – знаешь? – изумилась Рита.

– Он скрылся, – произнес кто-то сзади. – Быстро бегает.

Я изогнулся в муравьино-убивательном порыве и увидел копа – запыхавшегося, очевидно, от погони за Вайссом. Довольно молодой парень, спортивного вида, на груди значок с фамилией: Лир. Он запнулся и уставился на меня.

– Приятель, тут нельзя раздеваться!

– Муравьи, – пояснил я. – Рита, помоги, пожалуйста!

– Вы его знаете? – спросил коп Риту.

– Это мой муж, – сообщила она, выпустила детей (не слишком охотно) и принялась хлопать меня по спине.

– Ну ладно, – сказал Лир. – В общем, негодяй сбежал. Умчался к рынку… Я сообщил, объявят план «Перехват», но… Надо признаться, он ого-го бегает, с карандашом-то в ноге!

– Это я воткнул, – сообщил Коди со странной и такой редкой для себя улыбкой.