Текст книги "Блудная дочь"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Во время весенних каникул они тайком встретились в Нью-Йорке, и Флорентина провела три самых счастливых дня в своей жизни. Они сходили в кино на фильмы «В порту» и «Огни рампы», посмотрели на Бродвее мюзикл «Южный тихоокеанский», а потом отправлялись в рестораны: они побывали в «Клубе 21», у «Сарди» и даже в дубовой гостиной в «Плазе». Днём они ходили по магазинам, музеям и гуляли по парку. Вечерами она возвращалась домой с кучей подарков.

Весенний семестр был наполнен романтикой, и они редко расставались друг с другом. В конце семестра Скотт пригласил Флорентину провести неделю в его особняке в Марблхед, где она смогла бы познакомиться с его родителями.

– Я знаю, ты им понравишься, – сказал Скотт, провожая Флорентину на поезд в Чикаго.

– Надеюсь, – ответила она.

Флорентина часами рассказывала матери о том, какой Скотт чудный парень и что он ей обязательно понравится. Софья была рада видеть свою дочь такой счастливой и не могла дождаться встречи с родителями Скотта. Она надеялась, что Флорентина нашла человека, с которым сможет провести остаток жизни, что это не импульсивное решение и она не пожалеет о нём впоследствии. Флорентина пересмотрела в универмаге «Маршал Филдз» километры шёлка, достаточно красивого для платья, которое покорит сердце матери Скотта.

Письмо пришло в понедельник, и Флорентина сразу же узнала почерк Скотта. Флорентина вскрыла конверт, но в нём была лишь короткая записка о том, что в связи с изменением семейных планов Скотта ей придётся отложить поездку в Марблхед. Флорентина несколько раз перечитала её, выискивая тайный смысл. Памятуя о том, как они были рады друг другу, она решила позвонить ему домой.

– Апартаменты Робертсов, – услышала она голос – видимо, дворецкого.

– Могу я поговорить с мистером Скоттом Робертсом?

Флорентина вдруг почувствовала, что голос её неожиданно задрожал, когда она назвала его имя.

– Кто его спрашивает, мэм?

– Флорентина Росновская.

– Пойду проверю, дома ли он.

Флорентина вцепилась в трубку, с нетерпением желая услышать спокойный голос Скотта.

– Его сейчас нет дома, мэм, но я передам ему, что вы звонили.

Флорентина не поверила и через час позвонила вновь.

– Он ещё не вернулся, – ответил тот же голос.

Она дождалась восьми часов вечера, и всё тот же голос сообщил ей, что Скотт обедает.

– Тогда, пожалуйста, скажите ему, что я звоню.

– Да, мэм.

Через несколько минут ей ответили – заметно менее вежливо:

– Он просил его не беспокоить.

– Я вам не верю. Я не верю, что вы ему сказали.

– Мадам, уверяю вас…

Но тут в беседу вмешался женский голос, явно привыкший повелевать.

– Кто это говорит?

– Меня зовут Флорентина Росновская. Я хотела бы переговорить со Скоттом, так как…

– Мисс Роузновская, Скотт в данный момент обедает со своей невестой и просил его не беспокоить.

– Невестой? – прошептала Флорентина, и её ногти впились в ладони до крови.

– Да, мисс Роузновская! – И телефон умолк.

Флорентине понадобилось какое-то время, чтобы осознать услышанное, потом она громко сказала: «О боже, я, кажется, умру!» – и потеряла сознание.

Когда она пришла в себя, то увидела, что лежит в кровати, а рядом с ней сидит мать.

– Почему? – было первым словом Флорентины.

– Потому что он был недостаточно хорош для тебя. Настоящий мужчина никогда не позволит своей матери выбирать человека, с которым он проведёт остаток жизни.

Когда Флорентина вернулась в Кембридж, положение не стало лучше. Она не могла больше сосредоточиваться на сколько-нибудь серьёзной работе и часами плакала. Белла старалась как могла, но в основном её тактика сводилась к уничижению противника. «Я бы не взяла такого в свою команду», – говорила она. Другие юноши назначали Флорентине свидания, но она всем отказывала. Её отец и мать были настолько озабочены происходящим, что обсуждали проблему между собой.

В итоге Флорентина чуть было не завалила экзамены, а её наставница мисс Роуз предупредила девушку, что ей надо много работать, если она ещё надеется получить ключ «Фи-Бета-Каппа». Флорентине всё было безразлично. Часть летних каникул она провела в Чикаго, отклоняя все предложения на ужины и вечеринки. В бостонской «Глоуб» Флорентина прочитала подробности «самой знатной свадьбы года» – так газета назвала церемонию бракосочетания Скотта Робертса и Синтии Ноулз, – и это заставило её вновь расплакаться. Не помогло и приглашение на свадьбу Эдварда Винчестера. Позднее Флорентина попыталась забыть Скотта, отправившись в Нью-Йорк и неустанно трудясь в магазинах своего отца. Когда каникулы подходили к концу, она с ужасом подумала о возвращении в Редклиф на последний курс. Никакие советы отца и сочувствие матери не помогали. Родители впали в отчаяние, когда дочь сказала, что ей безразличен её двадцать первый день рождения.

За несколько дней до возвращения в Редклиф на Лейк-Шор-Драйв Флорентина встретила Эдварда Винчестера. Он казался таким же несчастным, как и она. Флорентина помахала ему рукой и улыбнулась. Он помахал в ответ и не улыбнулся. Они стояли друг против друга на разных сторонах улицы, пока Эдвард не подошёл к Флорентине.

– Как Даниэль? – спросила она.

– А разве ты не слышала?.. – уставился на неё Эдвард.

– Что слышала?

Эдвард продолжал смотреть на подругу, подбирая слова.

– Она умерла. – Помолчав, он добавил: – Она сидела за рулём нашего нового «Остина» и ехала слишком быстро. Машина перевернулась. Я выжил, а она погибла.

– Боже! – обняла его Флорентина. – Как же я невнимательна!

– Да нет, я слышал, у тебя тоже проблемы.

– Разве они сравнятся с твоим горем? Ты вернёшься в Гарвард?

– Я должен. Отец Даниэль настоял, чтобы я продолжил занятия. Сказал, что не простит мне, если я брошу колледж. Так что у меня есть повод трудиться. Не плачь, Флорентина, потому что когда я начинаю, то не могу остановиться… Заходи ко мне в Гарвард время от времени. Будем играть в теннис, а ты поможешь мне с французскими глаголами. Как в старые времена.

– Ты думаешь, это возможно? – с тоской спросила она. – Я сомневаюсь.

12

Когда Флорентина вернулась в Редклиф, её встретила двухсотстраничная учебная программа, для знакомства с которой ей понадобились три вечера. Мисс Роуз посоветовала ей выбрать такой предмет, изучать который у неё больше не будет возможности.

Как и все остальные в университете, Флорентина слышала, что нобелевский лауреат профессор Луиджи Ферпоцци приехал в Гарвард в качестве приглашённого лектора и раз в неделю будет вести семинар. Ведущий мировой авторитет в области итальянской архитектуры выбрал в качестве предмета для своих лекций римскую архитектуру в стиле барокко. От студентов требовалось знание латыни и итальянского, очень рекомендовалось также знание немецкого и французского. Группа должна была состоять всего из тридцати человек.

Мисс Роуз не очень высоко оценивала шансы Флорентины на попадание в группу.

– Мне сказали, что очередь на запись в группу к профессору Ферпоцци протянулась от библиотеки Виденера до городского парка. И это – только желающие посмотреть на него. К тому же он женоненавистник. Но раз ты хочешь… – сухо сказала мисс Роуз. – Впрочем, если у тебя ничего не выйдет… – Она взяла лист бумаги и начала писать записку профессору Ферпоцци. – …ты всегда сможешь записаться на какой-нибудь обзорный курс. Там количество студентов в группах не ограничено.

На следующее утро Флорентина появилась в библиотеке Виденера в половине девятого – на целый час раньше, чем профессор начинал официальный приём у себя в кабинете. Она поднялась наверх, остановилась перед дверью с табличкой «профессор Ферпоцци» и смело постучала. Внутри раздался грохот.

– Кто бы там ни был – убирайтесь! Вы заставили меня разбить мой любимый чайник!

Флорентина подавила желание убежать, медленно повернула дверную ручку и заглянула в комнату. Вся она – от пола до потолка – была забита книгами и периодическими изданиями.

Посреди всего этого беспорядка стоял человек, которому можно было дать сорок лет, а можно – и семьдесят. На нём был пиджак из дорогого твида и серые фланелевые брюки, которые выглядели так, будто куплены в комиссионном магазине или достались по наследству от деда. В руке он держал ручку, которая секунду назад была прикреплена к чайнику, а у его ног валялись осколки фарфора и пакет с заваркой.

– Этот чайник служил мне тридцать лет. Я любил его, юная леди! Как вы возместите мне потерю?

– Ну, раз у нас нет под рукой Микеланджело, чтобы вырубить вам ещё один из мрамора, я пойду в универмаг и куплю новый.

Профессор невольно улыбнулся.

– Что вам нужно?

– Записаться на ваш курс.

– Мне по большей части не нужны женщины, – сказал Ферпоцци, не глядя на Флорентину. – И уж тем более такая, которая разбила мой чайник и оставила меня без завтрака. А фамилия у вас есть?

– Росновская.

Профессор внимательно посмотрел на неё, потом сел за стол и что-то записал в своём блокноте.

– Росновская, вам досталось тридцатое место.

– Но вы не спросили меня ни об оценках, ни о рекомендациях.

– Я прекрасно знаю ваши способности, – сказал он со значением. – К занятию на следующей неделе подготовьте, пожалуйста, доклад… – он задумался, – …об одном из ранних творений Борромини – церкви Сан-Карло-алле-Куатро-Фонтане. Всего хорошего.

Профессор ничего больше не добавил и вернулся к фарфоровым останкам на полу.

Флорентина вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Она медленно спустилась по мраморным ступеням, пытаясь собраться с мыслями. Почему он так быстро согласился включить её в группу? Откуда он знает о ней?

Всю следующую неделю Флорентина проводила долгие часы в музее Фогга, изучая научные журналы, делая слайды с репродукций планов Сан-Карло, которые вычертил Борромини, и даже ознакомилась с длинным списком расходов, чтобы узнать, в какую сумму обошлось строительство замечательного здания. Но, несмотря на занятость, она нашла время заглянуть в отдел фарфора одного из универмагов.

Написав доклад, Флорентина отрепетировала его и чувствовала себя уверенно, но это чувство испарилось, когда она вошла в зал, где начинался семинар профессора Ферпоцци.

– А-а, вот и наша домокрушительница! – сказал профессор, когда Флорентина села на единственное оставшееся место перед ним. – Предупреждаю тех, кто ещё не встречался с мисс Росновской: не приглашайте её домой на чай. – Он улыбнулся. – Мисс Росновская расскажет нам о церкви Святого Филиппа архитектора Борромини. – Сердце Флорентины ушло в пятки. – Нет-нет. Я ошибся. Если я правильно помню, речь пойдёт о церкви Святого Карла.

Флорентина сделала доклад на двадцать минут, показывая на проекторе слайды и отвечая на вопросы. Ферпоцци лишь иногда поправлял её.

Когда Флорентина наконец села на своё место, он задумчиво кивнул и произнёс:

– Вот замечательный рассказ о творении гения!

Флорентина впервые в тот день расслабилась, а Ферпоцци неожиданно поднялся со своего места.

– А теперь считаю своей неприятной обязанностью показать вам нечто диаметрально противоположное. Хочу, чтобы все вели записи и были готовы к дискуссии на следующем занятии.

Он повозился с проектором и вставил первый слайд. На экране возникло здание. Флорентина в растерянности уставилась на снимок чикагского «Барона» десятилетней давности. Отель возвышался над небольшими жилыми домами на Мичиган-авеню. В воздухе повисло напряжённое молчание, и один или два слушателя посмотрели, как она отреагирует.

– Варварство, правда? – Ферпоцци улыбнулся. – Я не имею в виду собственно сооружение, которое само по себе есть ничего не стоящий образец плутократического самолюбования, я говорю о воздействии этого здания на город вокруг него. Обратите внимание, как оно ломает линию симметрии, нарушает чувство сбалансированности. Это сделано для того, чтобы снять все сомнения в том, что оно сразу будет бросаться в глаза.

Профессор показал второй слайд. На этот раз это был «Барон» в Сан-Франциско.

– Чуть лучше, – сказал он, оборачиваясь к присутствующим, внимательно слушавшим его в темноте. – Но это всего-навсего благодаря тому, что после землетрясения 1906 года городские власти не разрешают строить здания выше двенадцати этажей. Теперь отправимся за границу.

Ферпоцци повернулся к экрану, на котором появился каирский «Барон». Его сверкающие стеклянные панели отражали хаос на улицах и нищету трущоб. Показав слайды «Баронов» в Лондоне, Йоханнесбурге и Париже, профессор сказал:

– Я хочу услышать ваши критические замечания к следующему занятию. Имеют ли они архитектурную ценность, можно ли оправдать их с финансовой точки зрения? И достойны ли они того, чтобы на них глядели наши внуки? Если да, то почему? Всего хорошего.

Все стали выходить из кабинета, а Флорентина осталась и развернула коричневый пакет, лежавший перед ней.

– Я принесла вам подарок на прощание, – сообщила она и достала из пакета фарфоровый чайник. Когда Ферпоцци протянул руку, чтобы взять его, Флорентина разжала пальцы и уронила чайник на пол. По полу запрыгали осколки. Профессор уставился на них.

– Пожалуй, я это заслужил… – улыбнулся он ей.

– Подобное поведение, – набралась она смелости, – недостойно человека вашего уровня!

– Вы совершенно правы, – согласился он. – Но я хотел убедиться, что у вас есть хребет. Вы знаете, многие женщины так слабы…

– Вы вообразили, что ваше положение позволяет вам…

Он поднял руку, останавливая её.

– На следующей неделе я с удовольствием послушаю доклад в защиту империи вашего отца и с радостью соглашусь, если мне докажут, что я неправ.

– Вы думаете, я приду ещё раз? – спросила она.

– О да, мисс Росновская, если в вас есть хотя бы половина качеств, о которых говорят ваши коллеги. Я сойдусь с вами в рукопашной на следующей неделе.

Флорентина вышла, с трудом удержавшись от соблазна хлопнуть дверью.

В течение следующих семи дней девушка вела беседы с профессорами архитектуры, сотрудниками департамента городского планирования Бостона и специалистами в области архитектурной реставрации. Она несколько раз звонила отцу и Джорджу Новаку и пришла к печальному заключению, что, хотя у всех у них были свои объяснения причин, профессор Ферпоцци ничего не преувеличил.

Семь дней спустя Флорентина явилась на занятия, с ужасом размышляя о том, что скажут её коллеги по группе. Профессор Ферпоцци внимательно посмотрел на неё, когда она садилась на своё место, и обратился к аудитории:

– Оставьте ваши эссе на углу моего стола в конце занятий, а сегодня я хочу поговорить о влиянии работ Борромини на архитектуру церквей в Европе в течение ста лет после его смерти.

После этого Ферпоцци выступил с такой интересной и аргументированной лекцией, что все присутствующие ловили каждое слово. Закончив, он попросил светловолосого юношу из первого ряда подготовить к следующему занятию доклад о первой встрече Борромини с Бернини.

И опять Флорентина не покинула кабинет вместе со всеми. Когда они остались одни, она передала профессору пакет. Он раскрыл его и достал оттуда антикварный фарфоровый чайник, датированный 1912 годом.

– Великолепная вещь, – оценил Ферпоцци. – И останется такой, пока кто-нибудь её не уронит. – Они оба рассмеялись. – Благодарю вас, юная леди.

– Благодарю вас, – ответила Флорентина, – за то, что не стали подвергать меня дальнейшим унижениям.

– У вас столь сильное самообладание, необычное в женщине, что я не счёл необходимым развивать ту тему. Надеюсь, вы на меня не сердитесь, но я бы не простил себе, если б упустил возможность заставить задуматься девушку, которая со временем станет владелицей величайшей гостиничной империи мира. – Такая мысль раньше не приходила Флорентине в голову. – Пожалуйста, передайте отцу, что, когда мне приходится путешествовать, я всегда останавливаюсь в отелях «Барон». И номера, и кухня, и сервис в них гораздо более высокого качества, чем в других крупных гостиничных сетях. Внутри отеля не на что жаловаться, другое дело – взгляд снаружи. Давайте же постараемся, чтобы вы узнали о сыне камнереза столько же, сколько я знаю об одном человеке из Слонима, создавшем гостиничную империю. Мы оба иммигранты и можем гордиться нашим происхождением. Всего хорошего, юная леди.

Флорентина вышла из кабинета под крышей библиотеки Виденера и с грустью подумала, как мало она знает о том, сколько труда её отец вложил в свою империю.

В тот год Флорентина ревностно изучала современные языки, но каждый вторник непременно сидела за стопкой книг, внимая лекциям профессора Ферпоцци.

* * *

Выпускной вечер в Редклифе был ярким мероприятием. Гордые, красиво одетые родители резко выделялись среди профессоров в алых и лиловых мантиях – в зависимости от их учёной степени.

Флорентина окончила университет с отличием, а ещё ранее в том же году была избрана в члены «Фи-Бета-Каппы».

Этот праздничный день был грустным для Флорентины и Беллы, которые жили в разных концах страны: одна – в Нью-Йорке, другая – в Сан-Франциско. Ещё 28 февраля Белла сделала предложение Клоду – «Ну, не ждать же високосного года!» – и они обвенчались в церкви Гарварда во время весенних каникул. Клод потребовал Любви, Почитания и Послушания, и Белла согласилась. Флорентина поняла, что они – счастливы, когда Клод спросил на свадебном обеде: «Разве Белла не прекрасна?»

– Флорентина весь год упорно занималась, так что её успехи никого не удивляют, – говорила мисс Роуз.

– Убеждён, что в том есть огромная доля вашего труда, мисс Роуз, – заметил Авель.

– Нет-нет, я хотела убедить её вернуться в Кембридж и начать работу над диссертацией, а в дальнейшем остаться на преподавательской работе, но у неё, похоже, другие планы.

– Это действительно так, – сказал Авель. – Флорентина будет работать в группе «Барон» в качестве директора, ответственного за магазины в отелях.

– А ты не говорила, что будешь этим заниматься! – воскликнула Белла. – Ты же сказала…

– Т-с-с! – приложила палец к губам Флорентина.

– Что такое, юная леди? У тебя есть секреты от меня?

– Здесь не место, и сейчас не время, папа.

– О, перестань, не скрытничай! – возник возле неё Эдвард Винчестер. – Что, ООН или «Дженерал моторс» сообщили тебе, что не могут без тебя жить?

– Должна признаться, – заметила мисс Роуз, – что и мне не терпится узнать, куда ты направишь свои таланты.

– Станет эстрадной звездой, – предположил Клод.

– Вот наиболее точное попадание из всех! – отметила Флорентина.

Засмеялись все, кроме матери Флорентины.

– Знаешь, если ты не найдёшь работу в Нью-Йорке, ты всегда можешь уехать в Сан-Франциско и найти работу там, – сказала Белла.

– Я буду иметь в виду твоё предложение, – не задумываясь, ответила Флорентина.

К облегчению девушки, дискуссия о её будущем прекратилась, так как началась церемония, посвящённая окончанию университета. Бывший посол США в России Джордж Кеннан выступил с речью, которая была встречена овацией. Флорентине понравилась заключительная цитата из Бисмарка: «Давайте же оставим хоть немного работы нашим детям».

– Когда-нибудь и ты будешь выступать с такой речью, – сказал Эдвард, когда они выходили из зала.

– И, скажите-ка, сэр, на какую тему я буду выступать?

– О первой женщине – президенте Соединённых Штатов.

– Ты до сих пор веришь в это? – засмеялась Флорентина.

– Так ведь и ты тоже веришь, хотя напоминать об этом всё время приходится мне.

Эдварда часто видели вместе с Флорентиной в течение года, и друзья надеялись, что они вот-вот объявят о помолвке, но Эдвард знал, что этого не случится. Он чувствовал, что Флорентина – из тех женщин, которые ему недоступны. Они всегда будут хорошими друзьями, но не любовниками.

Флорентина упаковала свои пожитки, поцеловала на прощание мать и вскоре уже сидела в отцовском автомобиле.

– А ты не можешь ехать чуть помедленнее? – попросила она, а потом обернулась и смотрела в заднее стекло до тех пор, пока шпили Кембриджа не исчезли из вида.

13

«Роллс-Ройс» повернул на Коммонвелт-авеню. На заднем сиденье расположились ещё один выпускник с матерью.

– Мне иногда кажется, что тебе лучше было бы поступить в Йельский университет, – произнесла Кэтрин Каин.

Она с одобрением оглядела Ричарда: высокий, темноволосый, со стройной фигурой. У него уже был тот аристократичный внешний вид, который привлёк её к его отцу более двадцати лет назад, а теперь он ещё и стал представителем пятого поколения, окончившего Гарвард.

– А почему Йельский? – ласково спросил Ричард, отрывая мать от воспоминаний.

– Мне показалось, что для твоего здоровья лучше подошёл бы он, а не застоявшийся воздух Бостона.

– Смотри, чтобы отец не услышал этих рассуждений: он сочтёт такое мнение предательством.

– А нужно ли тебе возвращаться в Гарвардскую школу бизнеса, Ричард? Ведь наверняка есть и другие школы.

– Я хочу быть банкиром – как отец. А если я собираюсь пойти по его стопам, Йельский университет не годится даже на то, чтобы завязывать шнурки Гарварду, – сказал он, смеясь.

Несколько минут спустя машина остановилась возле большого дома на Бикон-Хилл.

Ричард всегда хотел окончить Гарвард, чтобы превзойти достижения своего отца, и не мог дождаться осени, когда начнутся занятия в школе бизнеса. Но ещё больше ему хотелось этим летом съездить с Мэри Бигелоу на Барбадос.

Он встретился с Мэри в репетиционном зале музыкального общества, и позднее они оба получили приглашение войти в состав струнного оркестра университета. Бойкая невысокая девушка играла на скрипке гораздо лучше, чем он – на виолончели. Когда дело, наконец, дошло до постели, она и там оказалась лучше него, хотя и притворялась неопытной.

* * *

С Барбадоса Ричард и Мэри вернулись такими же темнокожими, как и тамошние обитатели. Они сделали остановку в Нью-Йорке для того, чтобы встретиться с родителями Ричарда, которые одобрили его выбор. В конце концов, она была внучатой племянницей Алана Ллойда, который принял управление семейным банком после смерти дедушки Ричарда.

Когда Ричард вернулся в Красный дом, их бостонскую резиденцию на Бикон-Хилл, он быстро освоился на новом месте и стал готовиться к учёбе в школе бизнеса. Его предупредили, что программа обучения в школе – одна из самых трудных в университете, а количество отсеявшихся – очень велико. Начав учиться, Ричард и сам был удивлён, как мало времени он мог уделять другим видам деятельности. Ему пришлось уйти из оркестра, и Мэри впала в отчаяние, поскольку теперь они могли видеться лишь по выходным.

В конце первого года учёбы Ричарда Мэри предложила ещё раз съездить на Барбадос и была разочарована, когда он сказал, что останется в Бостоне и будет продолжать занятия.

Ричард принял решение окончить школу бизнеса лучшим на курсе или, по крайней мере, войти в число лучших студентов, а отец предупредил его, что расслабиться он сможет лишь тогда, когда сдаст последний экзамен. Также отец добавил, что, если сын не войдёт в десятку лучших студентов, то может не подавать заявление о приёме на работу в банк. Уильям Каин не потерпит обвинений в непотизме.[13]13
  Непотизм – служебное покровительство родственникам и своим людям. – Ред.


[Закрыть]

На Рождество Ричард приехал к родителям в Нью-Йорк, но остался только на три дня, а потом снова вернулся в Бостон. Его мать очень волновалась в связи с нагрузками сына, а отец утешал, что осталось потерпеть ещё немного, и потом Ричард может расслабиться на всю жизнь. Кэтрин оставила своё мнение при себе: за двадцать пять лет она ни разу не видела своего мужа расслабившимся.

На Пасху Ричард позвонил матери только для того, чтобы сказать, что останется в Бостоне во время коротких весенних каникул, но она убедила его приехать хотя бы на день рождения отца. Он согласился, но предупредил, что вернётся в Гарвард на следующее утро.

На день рождения отца Ричард прибыл в дом родителей на Шестьдесят восьмой улице в самом начале пятого. Мать и сёстры – Виргиния и Люси – встречали его. Кэтрин нашла его осунувшимся и усталым и захотела, чтобы экзамены поскорее закончились. Ричард знал, что его отец не станет нарушать распорядок работы банка по поводу дня рождения кого бы то ни было, поэтому приедет домой не ранее начала восьмого.

– А что ты купил папе на день рождения? – осведомилась Виргиния.

– Как раз хотел спросить у тебя совета, – льстиво произнёс Ричард, который совсем забыл о подарке.

– Это именно то, что я называю «ждать до последнего»! Я свой купила ещё три недели назад.

– А я знаю, что́ вашему отцу нужно, – сказала Кэтрин. – Пару перчаток, а то его старые уже совсем износились.

– Тёмно-синие кожаные без рисунка, – рассмеялся Ричард. – Я сейчас же сбегаю в «Блумингдэйл».

Ричард шагал по Лексинггон-авеню, приноравливаясь к ритму города. Он с нетерпением ждал начала работы с отцом этой осенью и был уверен, что ничто не помешает ему закончить бизнес-школу в числе лучших студентов. Потом он заменит своего отца и станет однажды председателем совета директоров банка. Ричард улыбнулся этой мысли. Толкнув дверь универмага, он поднялся по ступенькам и выяснил у персонала, где продаются перчатки. Подойдя к нужному прилавку, улыбнулся продавщицам. Та, которая ему не понравилась, улыбнулась в ответ и быстро вышла ему навстречу.

У этой миловидной блондинки на губах было слишком много помады, а блузка была расстёгнута на одну пуговку ниже, чем это полагалось в «Блумингдэйле». Ричард не смог не восхититься такой самоуверенностью. Небольшой бейджик на блузке гласил: «Мэйзи Ланц».

– Вам помочь? – спросила она.

– Да, – ответил Ричард, не сводя глаз с напарницы Мэйзи – темноволосой девушки. – Мне нужна пара тёмно-синих кожаных перчаток без узора.

Мэйзи выбрала подходящую пару и надела перчатки на руки Ричарду, старательно заботясь о каждом пальце, а затем подняла его кисти повыше, чтобы он оценил работу.

– Если они не подходят, можете выбрать другую пару.

– Нет, всё нормально, – сказал он. – Деньги платить вам или другой девушке?

– Мне.

«Жаль!» – подумал Ричард.

Он с неохотой вышел на улицу, решив прийти на другой день. До этого дня он считал любовь с первого взгляда смехотворным штампом, предназначенным для читательниц женских журналов.

Его отец обрадовался «практичному» подарку, как он сам назвал перчатки за ужином в тот вечер, но ещё больше он был рад успехам сына в бизнес-школе.

– Если ты попадёшь в число лучших, я возьму тебя в банк стажёром, – сказал он уже в сотый раз.

Виргиния и Люси улыбнулись.

– А что если Ричард закончит лучше всех, папа? Ты назначишь его председателем? – спросила Люси.

– Не шали, девочка моя. Если Ричард и станет председателем, то только после многих лет упорного беззаветного труда. – Он повернулся к сыну. – Ну, а когда ты возвращаешься в Гарвард?

– Думаю, завтра.

– Очень правильное решение!

На следующий день Ричард вернулся, но не в Гарвард, а в «Блумингдэйл», где прошёл прямо к прилавку с перчатками. Не дав другой девушке и шанса обслужить Ричарда, Мэйзи набросилась на него, так что ему ничего не оставалось, как купить ещё одну пару перчаток и вернуться домой.

На следующее утро он вновь был в «Блумингдэйле» и изучал галстуки в соседнем отделе, пока Мэйзи не занялась покупателем, а другая девушка не освободилась. К ужасу Ричарда, Мэйзи оставила своего клиента и ринулась к нему.

– Ещё пару перчаток? – хихикнула она.

– Да… да… – запинаясь, произнёс Ричард.

Он вышел из «Блумингдэйла» с ещё одной парой тёмно-синих кожаных перчаток без рисунка.

На следующий день Ричард сказал отцу, что остался в Нью-Йорке, чтобы собрать на Уолл-стрит некоторые данные, которые ему нужны для написания доклада. Он дождался минуты, когда его отец уехал в банк, и сразу же направился в «Блумингдэйл». На этот раз он заранее подготовил план, который обеспечил бы ему внимание другой девушки. Он прошёл к прилавку с перчатками, уверенный, что Мэйзи поднимется ему навстречу, но тут к нему обратилась вторая девушка:

– Добрый день, сэр!

– О, добрый день! – От волнения Ричард растерял все слова.

– Вам помочь?

– Нет, то есть, да. Я хотел бы пару перчаток, – сказал он очень неубедительно.

– Конечно, сэр. Хотите тёмно-синие? Кожаные? Я уверена, что у нас есть ваш размер.

Ричард посмотрел на бейджик на груди у девушки. Джесси Ковач. Она передала ему перчатки, он их примерил. Не подошли. Он попробовал другую пару и посмотрел на Мэйзи. Та одобрительно улыбнулась. Он нервно улыбнулся в ответ. Джесси Ковач подала ему ещё одну пару. На этот раз перчатки оказались точно по руке.

– Думаю, что знаю, чего вы хотите, – сказала Джесси.

– Нет, не совсем.

– Пойду сменю Мэйзи, – тихо произнесла она. – Почему бы вам не пригласить её куда-нибудь? Уверена, что она согласится.

– О нет, вы не поняли, – сказал Ричард. – Я не её хочу пригласить, а вас.

Джесси казалась крайне удивлённой.

– Вы поужинаете со мной сегодня?

– Да, – смущённо произнесла она.

– Я заеду за вами домой?

– Нет. Давайте встретимся в ресторане.

– А куда вы хотите пойти?

Джесси не ответила.

– «Аллен» на углу Семьдесят третьей и Третьей подойдёт? – предложил Ричард.

– Да, отлично.

– Около восьми вам удобно?

– Около восьми, – подтвердила Джесси.

Ричард ушёл из «Блумингдэйла», добившись своего, и это была не пара перчаток.

* * *

С того момента, как Джесси сказала «да», Ричард не мог думать больше ни о чём.

В тот вечер он необычно долго размышлял над тем, во что ему одеться. Костюм надевать не захотел, а вместо этого выбрал тёмно-синий блейзер и серые брюки и критически рассматривал себя в зеркале. Слишком много от «Лиги плюща», но за такой короткий промежуток времени он не мог придумать ничего лучше.

Ричард вышел из дома в самом начале восьмого. Прибыв в ресторан сразу после половины восьмого и заказав себе бокал «Будвайзера», он каждые несколько минут смотрел на часы в ожидании Джесси и думал о том, не станет ли их встреча разочарованием для обоих.

Он боялся напрасно.

Появившаяся в дверях Джесси прекрасно выглядела в простом синем платье. Её глаза обшаривали зал. Наконец девушка увидела Ричарда.

– Извините, я опоздала, – начала она.

– Это неважно, – важно, что вы пришли.

– А вы думали, я могу не прийти?

– Я не был уверен, – улыбнулся он. – Извините, я ведь даже не знаю, как вас зовут.

– Джесси Ковач, – сказала Флорентина, решившая не раскрывать свои секреты. – А вас?

– Ричард Каин, – представился молодой человек и протянул руку.

Они обменялись рукопожатиями, и он задержал её руку в своей чуть дольше, чем она ожидала.

– А чем вы занимаетесь, когда не покупаете перчатки в «Блумингдэйл»? – поддразнила она его.

– Я учусь в Гарвардской школе бизнеса.

– Интересно, как это вам там не рассказали, что у большинства людей только две руки?

Ричард рассмеялся.

– Будем заказывать? – спросил он и, взяв её под руку, повёл к столику.

По мере того, как вечер продолжался, Ричарду стало немного стыдно, потому что Джесси видела больше спектаклей, читала больше романов и даже на концертах была чаще его. Впервые в жизни он пожалел, что так много времени потратил на получение образования.