355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джефферсон П. Свайкеффер » Паутина будущего » Текст книги (страница 6)
Паутина будущего
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 21:39

Текст книги "Паутина будущего"


Автор книги: Джефферсон П. Свайкеффер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Я не могу сражаться, – произнес Стенелеос Магус LXIV. – У меня иная задача и иные обязанности.

– Но зато я могу, причем с превеликим желанием. – Мэддок заскрежетал зубами, затем сделал шаг вперед и умоляюще сказал: – Я должен, ты же видишь. Они все мои друзья; может быть, единственные во всей моей жизни. И…

Стенелеос понимающе кивнул и отпустил руку Мэддока. В то же мгновение земля вокруг них стала темнеть и твердеть, словно возвращаясь к своему естественному состоянию. Камни вновь становились твердыми, а перегной влажным. Мэддок вовремя успел закрыть рот, почувствовав песок и землю на зубах. Земля, заполнившая его уши и ноздри, имела запах, который означал жизнь и надежду для крестьянина, а для завсегдатаев таверн вроде Мэддока – всего лишь предстоящую прогулку по грязной дороге. Земля попадала ему в глаза, набивалась в одежду и ботинки. Она смешалась с его волосами, неприятно массируя череп.

Он чувствовал себя несколько униженно, но вместе с тем у него появилось ощущение свободы. Это было какое-то слегка омраченное удовольствие, подобное тому, которое испытывает джентльмен, купаясь голым в теплом бассейне. Все это, впрочем, было мало существенным в сравнении с невероятным желанием подняться, всплыть, прорваться к поверхности земли и вдохнуть в себя свежий воздух. Перебирая руками, он карабкался вверх по корням дуба, словно по лестнице, двигаясь практически вслепую сквозь тяжелую густую землю.

* * *

Ничего удивительного не было в том, что именно Скаска Закрита сделала все, чтобы капитуляция прошла достойно и спокойно. Несмотря на своевольный характер, она все же принадлежала к посольству России и была знакома с основами дипломатии. К счастью для нее, генерал Бакстер не проявлял никакой спешки. Поэтому, пока сержант Хобарт и рядовой Вэверли осуществляли функции охранников и пока Темплетон делал все, чтобы успокоить беглых рабов, Скаска попыталась объяснить суть дела генералу и его офицерам.

– Вы, генерал, живете в изумительно красивой стране. – Скаска сделала широкий жест рукой, почти коснувшись его формы. Они медленно шли по высокому берегу реки, сопровождаемые офицерами, старающимися не показывать своего неодобрения. – Такой земли нет нигде в мире, а вы здесь живете и не замечаете этого. Вы, словно рыба в этой реке, которая живет в воде и не подозревает, какую ценность эта вода порой представляет для нас.

Она повернулась кругом, словно охватывая руками всю страну.

– У вас сейчас война, но это первая и, вероятно, последняя ваша война. Вы воюете только один раз, а не каждые три или четыре года. Вид солдат, шагающих по улицам, для вас необычен и удивителен. Когда едешь в Вашингтон, в Филадельфию или в Нью-Йорк, чтобы купить себе шляпу, то встречаешь солдат… и обнаруживаешь, что людям непривычно видеть их. Солдаты идут по улице вдвоем или втроем. Отнюдь не большими пьяными толпами с саблями и кинжалами наголо, как это имеет место в моей стране.

А жители Нью-Йорка были готовы на бунт против военной мобилизации! Люди вашей страны сражаются наиболее рьяно только в том случае, когда хотят поджечь ваши поля. Никакой принц не требует дани, никакой министр не оскорбил вашего короля, никакой старый союзник не просил вас оказать ему помощь.

Вы воюете, чтобы быть свободными. Можете ли вы после этого удивляться, что весь мир считает вас сумасшедшими. Страна суверенов: ковбои, шахтеры на золотых рудниках, торговцы, промышленники – все хотят вспахивать только свое поле и ничье другое.

Она взглянула на генерала Бакстера и совершенно искренне сказала:

– Я очень счастлива, что оказалась свидетельницей всего этого. Происходит что-то новое в истории войны. И заключается оно в том, что обе стороны правы. Обе сражаются за одно и то же.

– В самом деле? Мне не кажется… – Генерал не договорил. После довольно продолжительного раздумья он неохотно признал: – Южные штаты хотят быть свободными, но, – поспешно добавил он, – во имя своей цели они готовы разодрать страну на клочки и разрушить Соединенные Штаты.

– Получается, что слияние штатов сделает их более свободными? – в голосе Скаски звучало сочетание серьезности и легкомыслия.

– Я верю в это. Но сражаюсь тем не менее я не за это.

– В самом деле? А за что же?

– Я сражаюсь потому, что эти повстанцы на самом деле отступники: они отступили от договора, который объединял штаты.

– Они не хотели быть связанными.

– В таком случае им не надо было заключать этот договор.

Скаска понимающе кивнула. Они с генералом развернулись в обратную сторону и посмотрели на дюжину беглецов, собравшихся вокруг своего лежащего на земле товарища.

– У этих людей никогда не было возможности заключить договор или контракт со своими хозяевами. Я и мои друзья стремились вывезти их из несвободной страны. Мы уже договорились, куда их переправить. Там они найдут работу и обретут свободу. Почему вы должны препятствовать нам?

– Таков закон, мадам. Я не могу отпустить вас с ними, может быть, вопреки своему желанию.

Скаска печально улыбнулась и кивнула:

– Приходит время, когда надо выбирать: закон или свобода. И мне кажется, что лучше всего, если выбор будет непрост.

Бакстер нахмурился:

– Да…

Он плотно натянул на голову свою фуражку, и его челюсти приобрели квадратную форму.

– Возможно, это так. Но у меня на этот счет есть ряд приказов. – Он искоса взглянул на нее: – Вы – жена секретаря русского посла и, насколько я понимаю, это означает, что вы обладаете дипломатическим иммунитетом. Я дам вам сопровождающих и вместе с ними отправлю поездом в Вашингтон. Ваши спутники будут под охраной доставлены в Хагерстаун. Я гарантирую, что там они будут переданы федеральному шерифу. Их будут судить справедливым судом. – Он смущенно закашлялся:

– Вы – иностранка, и поэтому вам, я думаю, простительно непонимание.

С этими словами он быстро пошел вперед к ожидавшим его офицерам.

– Мы никогда не прекратим попытки добиться свободы, вы должны это знать, – тихо сказала она ему вслед.

Он не ответил, хотя и услышал ее слова.

Скаска вздохнула и последовала за ним.

* * *

Темплетон, не переставая, успокаивал беглецов, уверяя Натана, что все худшее для них позади.

– Что бы ни случилось, вас не отправят обратно в Джорджию.

– Но будем ли мы свободны? Смогу ли я сказать, что я – свободный человек?

Темплетон начал нервно кусать губы.

– Это будет так. Это должно быть так, если не в этом голу, то в следующем. Вы будете свободны. И вы, и ваши спутники, и все, кому пока не удалось бежать от своих хозяев.

Натан так пристально посмотрел на Темплетона, что тот поневоле опустил глаза. В конце концов Натан кивнул головой и отвернулся, его плечи согнулись, словно под тяжестью какого-то неимоверно тяжелого груза.

– Я… я понимаю.

Они стояли рядом, но, несмотря на это, между ними образовалось огромное расстояние, которое невозможно было преодолеть.

* * *

Валентин смотрел, как София осуществляет свою хирургическую операцию. Это зрелище вызвало у маленького каталонца странные смешанные чувства. Он восхищался тем, как сосредоточенно и четко она делает свое дело. Он также ясно видел всю глубину ее сострадания. Но в то же время он с трудом мог переносить это зрелище: окровавленные бледные руки Софии карманным ножиком разрезают тело Юэлла.

Он молча помогал, когда для него находилась работа, и делал это быстро и четко, хотя ему постоянно хотелось отвернуться. Он даже не возражал, когда София попросила его прижать свернутые влажные тряпки к ранам Юэлла, пока она готовила нитки, чтобы зашить эти раны.

Когда все было закончено, солнце еще светило, хотя уже спускалось к горизонту и посылало оттуда оранжевые лучи почти параллельно земле. По мере того как София обрабатывала и зашивала раны, Юэлл дергался все сильнее и энергичнее. И как раз в тот момент, когда Валентин собирался позвать кого-нибудь на подмогу, она затянула последний узел, обрезала конец нитки и облегченно выпрямилась.

– Должна сказать, что этот человек живуч и силен, как слон. Смотрите, он уже пытается подняться.

Она вытерла руки о влажную тряпку, продолжая внимательно наблюдать за Юэллом.

Одноглазый, а теперь уже и одноухий человек зашевелился, тряхнул головой и вдруг сел, неестественно выпрямившись и колошматя воздух кулаками. С его губ одно за другим сбегали ужасные, грубые ругательства и проклятия. Однако скоро сознание вернулось к нему, и его глаза приобрели осмысленное выражение. Он замолчал и начал неуверенно подниматься, наконец он встал, широко расставив ноги, словно находясь на качающейся палубе корабля.

– Меня подстрелили? – спросил он. Кожа его стала серой, почти пепельной. – Что случилось с моей головой?

София встала и подошла к нему. Левой рукой она взяла запястье его руки, а правой потрогала его лоб. Спустя несколько мгновений она улыбнулась:

– Ну, Юэлл, вы оказались даже сильнее, чем я думала. Теперь вы будете жить и, надеюсь, очень-очень долго. – Она снова улыбнулась, глядя в его испуганно моргающие глаза. – Никто больше не стреляет в вас из винтовки, поэтому не надо больше ни на кого нападать.

– Да, мэм, – наконец, запинаясь, проговорил он. – Да, мэм.

* * *

Сержант Хобарт вздохнул и пожелал для себя, хотя бы свободы немного посидеть. Похоже, что с арестованными особых проблем не ожидалось, тем более что помимо него их будут сопровождать еще один солдат и три офицера. Ему не нравились взгляды, которые время от времени бросали на него Темплетон, дезертир, и Натан, главарь группы беглых рабов. Он еще раз вздохнул, смирившись с чем, что придется провести бессонную ночь. Часового надо было поставить на ночь обязательно, а доверять такое важное дело желторотому рядовому Вэверли сержант не хотел.

Он сделал несколько шагов вперед и, скрестив руки на груди, молча смотрел на арестованных, на лошадей, на фургон, на офицеров и на приближающуюся со стороны восточного горизонта ночь.

Один раз сегодня Хобарта уже застала врасплох Скаска, спрыгнувшая на него с дерева, под которым он сейчас как раз стоял. По этой причине сержант теперь внимательно следил за всеми кустами и деревьями, где могла быть еще одна засада.

Но он никак не был готов к засаде снизу, когда какой-то человек выпрыгнул позади него, словно черт из табакерки. Земля посыпалась во все стороны, и корни дуба заскрипели и задрожали.

Мэддок вылез из-под земли и несколько раз глубоко вдохнул сладкий воздух свободы.

Первое, что он увидел на земле, – это спина сержанта Хобарта. Хобарт уже оборачивался назад, и его руки потянулись к револьверам. Но Мэддок действовал быстрее, и он выхватил револьверы из кобуры раньше чем сержанту удалось достать их.

Он бросил один пистолет Темплетону, другой попал в руки Скаски. Вечер еще не наступил, но танцы уже начались.

Глава девятая

Скаска не знала, что ей делать с пистолетом. Она уже почти убедила генерала Бакстера с помощью моральных аргументов, и использование оружия теперь означало признание провала силы разума.

«Впрочем, – подумала она, пожав плечами и тряхнув головой, – сама война есть не что иное, как поражение разума. Будь что будет, – подумала она, высоко подбросив револьвер и наблюдая, как он описывает в воздухе дугу. Пистолет упал в траву перед озадаченным Валентином. Скаска знала, что он готов был стрелять в том, дневном сражении. Она подумала, что это вполне может оказаться тот самый револьвер.

Валентин еще толком не понял, что это там возникло из-под земли за спиной сержанта Хобарта. До него также не сразу дошло, что это упало сверху к его ногам. Он наклонился, затем опустился на колени и с удивлением разглядывал пистолет.

Темплетон гораздо быстрее сообразил, что к чему, и поймал брошенный ему револьвер. Он с профессиональной быстротой положил палец на курок и прицелился прямо в лицо генерала Бакстера. Всего пять или шесть шагов отделяли его от Бакстера и остальных двух офицеров, судя по виду, готовых умереть за свою страну, причем не обязательно героической смертью.

Темплетон покусывал губы, не переставая удивляться тому, как неожиданно поменялись роли.

– Пора нам поговорить, как мне кажется, – сказал он, слегка выделив слово «поговорить».

А под дубом раздраженный сержант Хобарт схватился с возникшим из-под земли привидением. Сперва его охватил леденящий душу страх, но спустя несколько мгновений он понял, что борется с человеком. Всего лишь с человеком, всего лишь с Мэддоком. Охваченный бешенством, он бился изо всех сил. Мэддок схватил его за руки и сражался также с неистовой яростью, совершенно не свойственной ему в обычном состоянии. На короткое время эти двое превратились в грубых хищных зверей, сцепившихся в смертельной схватке.

Рядовой Вэверли, забрызганный грязью в результате неожиданной эксгумации Мэддока, долго и глупо хлопал глазами, не зная, бежать ли ему прочь или рука об руку с сержантом сражаться против нового врага. Наконец, держа перед собой винтовку скорее для защиты, чем в качестве оружия, он сделал несколько нерешительных шагов туда, где шло сражение. Он перевернул винтовку прикладом вперед, используя его скорее как дубинку, а не как огнестрельное оружие.

Все еще не оправившийся после ранения и операции на открытом воздухе Юэлл поднял голову и увидел рукопашную схватку под деревом. Тяжело и неровно дыша, он вскочил на ноги и начал лихорадочно искать свой нож. Не обнаружив его, Юэлл сжал руки в тяжелые, твердые кулаки и громовым голосом закричал:

– Сейчас же прекратить!

Высоко держа свою изуродованную голову, он неожиданно быстро побежал вперед по траве. Уилфред успел нанести Мэддоку один довольно слабый удар, когда Юэлл свалил его на землю, крепко обхватив за пояс руками. Не имея ножа, он яростно раздирал мягкое тело Уилфреда своими ногтями и зубами, стараясь добраться до горла и лица.

Ошеломленные Скаска, Валентин и София смотрели на разразившуюся битву. Все трое считали себя уже привыкшими к мысли о животной природе человеческих войн и сражений, но сейчас они были потрясены развернувшейся перед ними картиной первобытной жестокости. Застыв на месте, они смотрели, как Мэддок и Юэлл, бок о бок катаясь по траве, мертвой хваткой схватили свои тщетно пытающиеся освободиться жертвы. Мэддок и Юэлл, быстрее всех подружившиеся в фургоне, сейчас быстрее всех потеряли остатки человеческого достоинства в своем желании пролить людскую кровь.

Натан, также наблюдавший за сражением, первый пришел в себя.

– Это надо остановить! – закричал он хриплым голосом, затем побежал к уже окровавленному месту битвы, где Юэлл уже готов был убить Уилфреда. – Прекрати!

Он повторял это снова и снова, вцепившись в рубашку и штаны Юэлла, напрасно стараясь оторвать его от своей жертвы.

Скаска, более осторожная и куда более хладнокровная, наклонилась над Мэддоком и также попыталась, схватившись за его одежду рукой, остановить этот приступ ярости.

Поняв бесполезность своих попыток, она остановилась и, качая головой, молча смотрела на дерущихся.

– Натан говорит, что надо остановиться, – сказала она неожиданно спокойным, рассудительным голосом. – Но нет. Нет, Мэддок, продолжайте. – Она отступила на шаг и скрестила руки на груди. – Процолжайте, Юэлл. Вперед, Мэддок. Никто не останавливает вас. Бейтесь до тех пор, пока не убьете ваших врагов.

Словно из чувства противоречия и Мэддок, и Юэлл прекратили избиение. Гораздо сильнее пострадавший Уилфред тяжело сполз на примятую траву, делая судорожные движения пальцами рук. У сержанта Хобарта еще оставалось немного сил, и он, услышав слова Скаски, уже вознамерился было броситься на нее. Но в этот момент подоспел Валентин с пистолетом в руке. Он уже понял, как работает это оружие, и его прибытие было залогом поражения Хобарта, так же, впрочем, как и его спасения.

Мэддок ощупал свое лицо, слегка морщась, когда пальцы касались поврежденных Хобартом мест. Хобарт в свою очередь также исследовал свои новые раны, чертыхаясь каждый раз, когда видел кровь на кончиках своих пальцев.

Юэлл, тяжело дыша от непривычной усталости, растянулся на траве, раскинув руки в стороны.

– Черт возьми, я долго желал этого, – вздохнул он.

Его дыхание стало более ровным, и через минуту он уже спал. Его тело знало то, чего не знал дух: после серьезного ранения и срочной хирургической операции у человека остается совсем немного сил для кулачных боев.

Подошедшая вместе с остальными беглецами София грустно и понимающе покачала головой и начала обрабатывать на скорую руку шрамы, царапины, порезы и другие повреждения Уилфреда.

Темплетон в течение всей битвы держал револьвер наготове, все эго время он был так напряжен, что его предплечья едва не сводила судорога. Он ни разу не оторвал взгляда от лица генерала Бакстера, держа его на мушке. Серьезность намерений Темплетона подтверждал смертельно холодный взгляд его глаз, сверкающих, словно застывшая на морозе сталь. Он не позволял сдвинуться с места ни Бакстеру, ни его полковнику, ни лейтенанту, хотя их было трое, а он один.

– Генерал, – сказал он, когда звуки состоявшегося на разодранном дерне под дубом сражения стихли. – Я думаю, что у нас еще есть возможность мирно расстаться.

– Нет, генерал! – выкрикнул полковник и, ощетинив усы, шагнул вперед. – Армия Соединенных Штатов не заключает договоров с предателями и дезертирами.

– Полковник… – ответил Бакстер, коснувшись руки своего подчиненного. – Теперь мы в плену у этого человека. Артиллерия у него, а не у нас.

– Я – кавалерист, а не артиллерист! – взревел полковник.

Быстрым движением руки он сорвал со своей головы фуражку и, держа ее перед собой, как щит, яростно бросился на Темплетона. В его ушах наверняка звучали звуки труб, а перед глазами развевались на ветру боевые знамена.

Темплетон непроизвольно спустил курок – ноги полковника будто зацепились за торчащую из земли проволоку. Пистолет в руке Темплетона дернулся, и это было так же неожиданно для него, как и ошеломляющий удар пули для полковника. Никто не видел, куда попала пуля.

Фуражки, которую он для защиты держал перед собой, хватило только на то, чтобы прикрыть темно-красную рану. Он упал на одно колено, пытаясь выставить вперед другое, словно грешник в церкви в экстазе раскаяния. Затем он упал на бок и больше не двигался.

Странный звон все время слышался сбоку от дороги – или это, возможно, был шум пульсирующей в голове Темплетона крови. Он отвел курок пистолета назад, приготовившись к следующему выстрелу либо даже целой серии выстрелов. Но на этот раз оружие было направлено на генерала Бакстера, заслонившего лежащего полковника своим телом.

Лейтенант, стоявший рядом с генералом, неожиданно также предпринял попытку прорыва, но не в сторону Темплетона, а к стоящими позади фургона на привязи лошадям.

Времени у Темплетона было только на один выстрел, но еще до того, как револьвер дернулся в его руке, он узнал, что промахнулся. Низко пригнувшись, чтобы в него труднее было попасть, лейтенант добежал до фургона. Лихорадочно работая пальцами, он отвязал лошадь. Затем он поднырнул ей под живот, чтобы оседлать ее с левого бока. В высоком прыжке он взлетел в седло и что было сил пришпорил лошадь. Та не стала тратить энергию на то, чтобы вставать на дыбы или приседать, а сразу взяла с места и, не сделав и пяти шагов, уже мчалась во весь опор. Темплетон, оказавшись перед выбором стрелять или не тратить попусту патроны, мудро выбрал последнее. Он снова повернулся к напряженно смотревшему на него Бакстеру и навел на генерала пистолет.

«Надеюсь, что он упадет на полном ходу с лошади и свернет себе шею», – недобро подумал Темплетон о лейтенанте.

– Быстро собираемся и уезжаем, – громко объявил он. – Нам нужно…

Он изумленно и довольно глупо заморгал глазами: София Гримстад неистово перебирая ногами по траве, опрометью бросилась к фургону. Она быстро пошла вдоль линии лошадей, быстрым взглядом оценивая характер каждой из них. Наконец она остановила свой выбор на огромном сильном жеребце с толстыми, мускулистыми бедрами. Темплетон, все еще озадаченный, также автоматически осмотрел лошадь. Все больше восхищаясь Софией, он кивнул головой, как бы одобряя ее выбор.

София отвязала вожжи и туго обмотала их вокруг правой руки. Затем она поднялась на фургон, используя его как лестницу, и изящно, словно усаживаясь на диван, влезла на жеребца. Она ударила лошадь по бокам своими сапожками на высоких каблуках и, что в высшей степени поразило Темплетона, заговорила с ней, взывая к ее природе и характеру.

– Ты рожден для скорости, – крикнула она, наклоняясь к уху лошади. – Именно для скорости. Я даю тебе возможность в полной мере проявить это данное Богом качество.

– Пошел! София, крикни ему это слово! – взревел Темплетон.

София кивнула, не переставая разговаривать с лошадью, и та тронулась с места, сначала просто шагая, затем перейдя на рысь и далее – в галоп. Когда женщина и лошадь скрылись за невысоким далеким холмом, они уже летели вперед с поистине невероятной скоростью.

Темплетон наконец пришел в себя и тряхнул головой. Мгновением позже он обнаружил, что генерал Бакстер стоит рядом с ним.

– Ни шагу ближе, – прорычал Темплетон, снова поднимая револьвер.

– Я не собираюсь предпринимать никаких действий против вас, – сказал Бакстер низким и торжественным голосом. – Мой полковник умер. Вы убили его.

Темплетон, пораженный этим известием, судорожно сглотнул.

– Ему не следовало бросаться на меня.

– Согласен, не следовало. – Генерал Бакстер глубоко вдохнул, словно вбирая в себя и усталость, и горе, и разум. – Ему не нужно было этого делать. И все же, если бы ему удалось выбить пистолет из ваших рук, я бы чествовал его как героя.

– А теперь…

– А теперь придется хоронить как героя.

– Мне очень жаль, сэр.

Бакстер взглянул на него и кивнул:

– Да, я вижу это. – Он отвел взгляд в сторону. – Мне тоже жаль.

После довольно продолжительного всеобщего молчания генерал вновь посмотрел на Темплетона. В его глазах неожиданно промелькнули искорки юмора.

– Для вас успех или провал – свобода или тюрьма – зависит от исхода лошадиных скачек.

– Да. – Темплетон слабо улыбнулся: – Кажется, это действительно так.

– Мой лейтенант, – Бакстер посмотрел в ту сторону, куда ускакали два всадника, – хороший наездник, и лошадь у него резвая, но она, похоже, не более чем спринтер.

– У Софии жеребец достаточно крупный, – ответил Темплетон, словно действительно находясь на скачках. – Он вынослив, и, похоже, его скорость выше.

– Отличная лошадь, скажу я вам.

– Это была как раз лошадь полковника, – сказал Бакстер.

Темплетон вновь упал духом.

* * *

София раньше ездила верхом и даже когда-то скакала наперегонки со своими двоюродными братьями и их друзьями. Позже, когда она жила в сельской местности близ Вашингтона, их сосед держал лошадей и охотно давал детям кататься в обмен на нетяжелую поденную работу.

Былое умение быстро восстанавливается, тем более что окрепшее взрослое тело только способствовало этому. От скачки развязались ленты, стягивающие ее волосы, которые теперь свободно развевались на ветру. Время от времени она резко откидывала голову назад, чтобы ветер сдул локоны светлых волос с ее глаз.

Ее соперник был далеко впереди. И казалось, что он скачет все быстрее и быстрее.

– Но! Но!

Жеребец обращал мало внимания на ее громкие восклицания, но прекрасно понимал, чего от него хотят, когда она ударяла ногами по его бокам.

– Потом я буду просить у тебя прощения, – пообещала она, в очередной раз изо всех сил пришпоривая лошадь, – но сейчас, пожалуйста, покажи все, на что ты способен.

Лейтенант, увидевший, что его преследуют, грубо ударил свою лошадь ногами, отчего та резко прибавила в скорости. Он скакал параллельно дороге, но несколько выше ее по тропинке, бегущей по невысоким ровным холмам. На землю все быстрее опускались сумерки, обесцвечивающие траву. В какой-то момент лейтенант увеличил разрыв, но вскоре София на своем мощном скакуне вновь приблизилась к нему. И тут лейтенант наконец понял то, что генерал Бакстер заметил с самого начала: его лошадь была хороша в скачках на короткую дистанцию и, возможно, хорошо финишировала, но для длительного бега она не годилась.

Он направил лошадь вниз и некоторое время скакал по дороге. Однако из-за загрязненного участка дороги, который лейтенант не заметил в тусклом свете сумерек, ему пришлось скакать по обочине дороги, где росла длинная шелестящая серая трава.

София продолжала преследование, делая телом движения, словно качаясь на качелях, чем, несомненно, помогала лошади в этой гонке, передавая ей часть своей врожденной энергии. Расстояние между участниками гонки сокращалось, но очень медленно.

Если бы лейтенанту посчастливилось встретить или обогнать еще какою-нибудь ездока или заметить где-либо огоньки разбитого армейского лагеря, то усилия Софии были бы бессмысленны. Но среди обширных темнеющих холмов их было только двое и нигде не было признаков какого-нибудь городка или солдатского бивуака.

Она вновь преследовала его по тропинке, бегущей через вершины холмов; на фоне красного и серого неба неслись, словно призраки, две темные фигуры. Он попробовал скрыться в небольших зарослях, но, стараясь избежать столкновения со стволами деревьев, только потерял время. Когда он выскочил из зарослей, София вновь натянула поводок.

Их разделяли двадцать корпусов. Приглушенный травой топот копыт позади лейтенанта становился все громче. Лейтенант дышал тяжело и прерывисто, как обычно дышат преследуемые; он все более беспорядочно пришпоривал лошадь. Расстояние все уменьшалось и уменьшалось.

Впереди дорога пересекала небольшую черную речушку, глубина которой могла быть как пять, так и пятьдесят футов. Лейтенант решил не испытывать судьбу и свернул налево, направляясь к мосту. София тут же последовала за ним. Два всадника прогрохотали по мосту; звуки копыт были громкими и глухими, словно удары барабана. Наездников разделяло лишь четырнадцать секунд.

Лейтенант снова свернул с дороги, но София теперь полностью контролировала погоню. Она уже опережала его.

– Остановитесь! – крикнула она, стараясь преодолеть шум ветра. – Остановитесь!

– Черта с два! – ответил он, а может быть, он крикнул и еще что-нибудь покрепче, но благовоспитанность Софии позволила воспринять его слова просто как отказ.

– Остановитесь! – снова крикнула она и решительно направила свою лошадь на сближение.

Только теперь в тусклом свете сумерек лейтенант увидел, кто преследует его. Чувство горечи и уязвленной гордости обожгло его – но он увидел и ее лошадь.

– Остановитесь! Я честно предупреждаю вас! – София еще более приблизилась к лейтенанту, и теперь две лошади мчались бок о бок в опасной близости.

Вот-вот могло случиться непоправимое… и лейтенант в отчаянии и ярости понял, что это будет отвечать намерениям Софии, но никак ни его собственным.

Он подстегнул свою лошадь, но София по-прежнему держалась рядом. Подчиняясь желанию своей всадницы, жеребец Софии на полном скаку ударил боком лошадь лейтенанта, которая не имела сил сопротивляться. Она сошла с дорожки и резко замедлила бег. Понуждения лейтенанта прибавить в скорости были для нее менее существенны, чем нападение ее более крупного собрата, и в результате она совершенно сбилась с дыхания. Последовало еще несколько неудачных попыток лейтенанта уйти от преследования, после чего он смирился с неизбежным.

– Я сдаюсь! – крикнул он и перестал подгонять свою лошадь.

Та выпучила глаза на жеребца Софии и нервно дернулась в сторону. София последовала за ней, и ее жеребец фыркнул, почти по-человечески ощущая триумф.

Они рысью переехали через следующий холм, давая лошадям постепенно остыть после бешеной скачки. София уже отъехала в сторону от греха подальше. Благодаря позднему часу они вполне могли сойти за офицера и его даму сердца, совершающих загородную прогулку верхом.

Наконец они оба спешились и пошли по высокой траве, держа за узду лошадей. Скоро лошади остыли настолько, что их можно было отпустить попастись.

– Вы победили, мадам, – сказал лейтенант, признавая свое поражение со всем изяществом, на которое был способен.

– Это потому, что моя лошадь лучше. И еще я верю в то, что мне помогал сам Господь Бог. – После небольшой паузы она добавила, слегка возвысив голос: – Но не каждый ли, кто скачет впереди или позади смерти, зависит от воли Божьей?

– Простите, мадам? – не совсем понял лейтенант.

– Я только имела в виду, что все мы конфедераты и юнионисты, свободные и рабы – молимся одному Богу.

Лейтенант глубоко вздохнул:

– Вы правы, мадам.

Слова Софии и набожные чувства, которые они вызывали, утешили лейтенанта. Они помогли ему легче пережить свое поражение.

* * *

К ночи ни София, ни лейтенант не вернулись. Все оставшиеся пришли к выведу, что это может означать все, что угодно. Натан расставил часовых и распорядился подготовить неглубокую яму для костра. Он, соблюдая осторожность и почтительность, позволил генералу Бакстеру привести в порядок тело убитого полковника. Темплетон и Валентин держались около Натана, не решаясь подойти к генералу, но все же всем своим видом демонстрируя участие в траурной церемонии.

Наконец генерал Бакстер сказал несколько слов над телом своего друга:

– Пепел к пеплу и прах к праху. Солдат или фермер, гражданский или военный – все равны перед смертью. Прими его, Господи, в лучший мир.

Натан подошел и помог ему поднять тело в фургон. Потом они вместе пошли вниз по небольшому склону, направляясь к освещающему сумерки костру.

* * *

Мэддок О'Шонесси стоял под деревом вместе со Скаской Закритой и смотрел на мягкие и благородные черты ее лица.

– Мне пришлось малость намять бока жму сержанту Хобарту, – сказал он почти весело, но все же негромко. – И, возможно, я слегка перешел границы разумного. Скажу вам как на духу, в ярости я уже мало что соображал. Вы были рядом, и пока все кругом кричали, чтобы мы остановились, вы сказали – продолжайте. – Он посмотрел на нее с помрачневшим лицом: – Как это пришло вам на ум?

Скаска опустила голову, ее лицо не выражало ни радости, ни печали.

– В тот момент мне показалось, что я вижу будущее. И в этом будущем не было ничего, кроме войн и убийств. Эта война будет длиться долго, а когда все закончится, начнется новая. Здесь, и в Европе, и даже в далекой Азии. Войны. Убийства. Смерть. И в тот момент я поняла, что совершенно бессильна остановить это.

Мэддок согласно кивнул головой:

– Я… мне жаль.

Скаска подняла голову и взглянула на Мэддока немного повеселевшими глазами.

– У меня была и другая причина.

– Да? И какая же?

Она улыбнулась:

– Ведь вы все же остановились, когда я сказала это.

Мэддок повернулся к ней, оказавшись лицом к костру, и в его по природе веселых глазах отразилось тепло огня.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю