Текст книги "Паутина будущего"

Автор книги: Джефферсон П. Свайкеффер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Глава двадцать седьмая

– Заявление?

Голос капитана Блэкли выдавал его гнев. Он утешал себя тем, что ему удалось арестовать хотя бы одного подозреваемого, и старался осуществлять запись протокола допроса, максимально сохраняя формальную беспристрастность.

– Что? – спросил Мэддок, стараясь быть предельно вежливым.

Экипировка вооруженного полицейского придавала ему вид великана – людоеда, а Мэддок был не из тех, кто слишком усердно спорит с человеком, который носит латные рукавицы, наголенники и нагрудники.

– Хотите ли вы сделать именно в данный момент какое – нибудь заявление? – пояснил Блэкли.

– Понятно. Ну… – Мэддок пожал плечами. – Благодарю вас за то, что вы спасли мне жизнь.

Блэкли чуть ли не с отвращением посмотрел на него.

– Журнал закрыт.

Затем он отошел на несколько шагов и начал передавать кому – то радиосообщение. Мэддока это особенно не интересовало. Он только понял, и его это обрадовало, что второй полицейский жив и невредим, после того как совершил контролируемую посадку на поле, где росли дыни. Никто не ожидал такой прыти от вертолета Кристофера. И тем не менее они должны были перехватить его задолго до того, как городские источники энергии были бы отрезаны от них горами. При этом Блэкли укоризненно посмотрел на Мэддока, будто тот был во всем виноват.

Солнце поднялось еще выше. Блэкли наконец вернулся и слегка подтолкнул Мэддока.

– Шагай к дороге, смутьян! За нами скоро приедут.

Мэддок шел впереди по сухой неровной земле. Дюжина поколений ирландских земледельцев кончалась на нем, мятежном и неуправляемом человеке, посвятившем свою жизнь рыбалке. И тем не менее руками и сердцем он понимал и любил хорошую землю. А это – он посмотрел вниз и в сердцах сплюнул, и плевок мгновенно впитался в смесь гравия с песком – это лишь жалкая пародия на почву.

Солнце. Грубое, беспощадное солнце без устали метало вниз свои злые лучи. Мэддок вытер пот со лба и продолжал угрюмо шагать вперед, не желая доставить своему захватчику удовольствие просьбой дать ему что – нибудь, чем можно было бы прикрыть голову.

Они пришли к черной, блестящей дороге. Она поглощала солнечный свет, словно губка, а затем отражала его обратно прямо в лицо Мэддока. Чтобы хоть как – то облегчить себе жизнь, он отвернулся от дороги и стал изучать сухой и резкий пустынный пейзаж. К своему глубокому потрясению, Мэддок убедился, что вокруг стоят дома: высокие, красивые, чудесные дома, украшенные балконами и пешеходными дорожками. В солнечном свете их окна сверкали, словно серебро.

– Вот так номер! – громко воскликнул он. – Здесь живут люди? В этой пустыне?

– Здесь не всегда было так, – отрезал капитан Блэкли. – Мы работаем над тем, чтобы все здесь изменить.

– О, разумеется, – фыркнул Мэддок, – вы, наверное, считаете, что стоит вам щелкнуть пальчиками и пустыня расцветет?

– Нет. – Полицейский стоял чуть в стороне, словно отстраняясь от сомнений Мэддока. Он еще добавил, но очень тихо, словно обращаясь к самому себе: – Сюда бы только немного холодной воды… И как следует поработать…

Мэддоку вдруг стало очень стыдно. Он вспомнил покрытые сочной зеленью холмы Мэриленда и покрытые пылью бугры, в которые они превратились. И это песчаное пространство, наверное, каких – нибудь сто лет назад было садом.

И… холодная вода? Холодная, быстрая, журчащая вода, которая способна погасить огонь, сжигающий души умерших людей… Он начал размышлять над только что пришедшей ему в голову жуткой аналогией, поразившей его до глубины души. Каждый из тех жалких лоскутиков прозрачной, раскаленной ткани, которые Стенелеос Магус LXIV без устали стремился охладить, – разве они не были когда – то сочными, свежими и изумительно красивыми? Разве не были они так же зелены и прекрасны, как луга и холмы прошлых столетий?

Этот полицейский сказал что – то насчет работы. Нелегкой работы. Мэддок снова посмотрел вокруг на выжженные солнцем холмы, усыпанные круглыми, покрытыми толстым слоем пыли валунами. У него даже закружилась голова, когда он представил себе, какую работу надо проделать, чтобы все здесь расчистить, провести воду, рассадить сады и леса.

Лично он ничего этого делать не желал. Он желал отвернуться. Все это не входило в его задачу. Все это для него было слишком огромно.

Он хотел – он пытался – отвернуться. Он сделал, что ему было положено и даже больше. Он заслужил отдых. Однако снова и снова он вспоминал зеленые поля и журчащие ручьи прошлого. Он вспомнил холодную речушку, где он впервые встретил Стенелеоса и Валентина.

Это была огромная задача. Для ее выполнения не хватит человеческой жизни; может быть, не хватит и десятка, и сотней жизней. Мэддок ясно ощутил свою малость и одновременно гордость за то, что волею судьбы оказался причастным к этой задаче.

Он понимал, что работа заключалась не только в том, чтобы вернуть леса и жизнь на эту выжженную солнцем землю. Главной работой была та, которой посвятил себя Стенелеос и маленькой, едва заметной частью которой стал Мэддок.

Он помог Стенелеосу принести надежду и жизнь туда, где оставались только безнадежность и смерть. Эта нескончаемая работа была равносильна тому, чтобы принести маленький лучик света в бесконечное, абсолютно черное пространство. Он помогал не рабам, не генетическим отказникам и даже не проклятым душам. Он помогал надежде.

– Это место будет утопать в зелени, – сказал Мэддок и задумчиво улыбнулся. – Я не имею права подшучивать над тем, что вы мечтаете жить на цветущей и мирной земле.

Блэкли не понял, что Мэддок говорит совершенно искренне, и с его же насмешливой интонацией сказал:

– Тебе самому скоро понадобится немного зелени. В Неваде в сто раз хуже, чем здесь.

Мэддок удивленно поднял бровь. Невада? Он несколько раз прокрутил это слово в голове. В нем чувствовались зло и беспощадность.

Вскоре по пышущей жаром дороге прикатила машина. Мэддока затолкали в нее, хотя, почувствовав охлажденный, свежий воздух, он и сам рад был побыстрее забраться внутрь. Он устроился сзади, на широком удобном сиденье. Блэкли в своем громоздком обмундировании влез после него и занял почти все оставшееся пространство. Недовольный Мэддок попытался немного отодвинуть от себя летательный аппарат, но тот настолько раскалился на солнце, что он отдернул руку и начал шумно дуть на ладони, укоризненно глядя на своего недавнего спасителя.

Затем нагрянула еще одна проблема: автомобиль, быстро набрав скорость, понесся вдоль дороги со сногсшибательной скоростью, совершенно, по мнению Мэддока, игнорируя цивилизованные законы движения транспорта.

– Притормози малость! – крикнул он. – Ты приедешь целым чуть позже, но это будет менее огорчительно, чем ежели ты приедешь побыстрее разбитым на кусочки. Притормози, черт бы тебя побрал! Сделай добро своим родным и не вводи их в лишние расходы на твои похороны!

Отделенный от них металлической решеткой водитель небрежно и недоброжелательно хмыкнул. Однако сидевший рядом с ним пассажир обернулся и посмотрел на Мэддока с выражением искреннего удивления.

– Вы спрыгнули с вертолета, летящего на полной скорости, – сказал он спокойно и рассудительно, – и в то же время боитесь ехать на обычном автомобиле?

– Это, – закипел от негодования Мэддок, – вы называете дорогой? А бешеную скачку, которую затеял этот дикий наездник, вы называете ездой? Придержите его, или мы все грохнемся, переломаемся и изжаримся прямо на дороге!

Мэддок, несмотря на спокойный тон инспектора, и в самом деле был сильно напуган немыслимой скоростью этой самодвижущейся повозки. Ни в вертолете, ни даже вне его он не чувствовал страха, но этот визг и скрежет колес о землю способен был сломить самого храброго на свете человека.

Куртис пожал плечами и дал знак водителю немного сбавить скорость. Затем он в упор посмотрел на Мэддока:

– Мой журнал открыт на запись. Итак… как вас зовут?

– Мэддок О'Шонесси.

– Регистрационный номер?

– Что?

Куртис кивнул:

– Не зарегистрирован. Понимаю. – Его лицо слегка потускнело, будто он только что осознал, что поймал птицу невысокого полета. – Ну, хорошо. В таком случае ответьте мне вот на какой вопрос: почему вы выпрыгнули? Вы хотели умереть?

– Нет.

Мэддок воскликнул это с гораздо большим пылом, чем намеревался. Самоубийство? Полный отказ от надежды? Это был не его путь решения проблем.

Он смущенно кашлянул, как бы извиняясь за свою излишнюю эмоциональность.

– Нет, сэр, это не было попыткой самоубийства. Ни в коем случае. Конечно, жизнь – это трудная работа, и человек время от времени заслуживает отдыха. Но я, сэр, не для того прыгнул, чтобы умереть.

– Для чего же?

– Вы поймали этот верти… ну, короче, эту штуку, на которой мы летели?

– Нет, вашим друзьям удалось скрыться.

– Ну вот. Теперь видите? Для этого я и выпрыгнул.

Он откинулся назад в мягком удобном сиденье полицейской машины и удовлетворенно, словно после хорошо сделанной работы, улыбнулся.

Куртис по дороге еще задал несколько вопросов, но никаких конкретных ответов, представляющих ценность для расследования, не получил. Мэддок знал больше – гораздо больше, – но в данный момент он не был расположен к разговорам.

* * *

Условия в тюрьме показались ему не такими уж и плохими. Выделенная ему койка была не жестче и не уже, чем твердая, словно камень, и узкая, словно железнодорожный рельс, кровать в холодном доме миссис Фланнэген. Еда была вкусна и всегда хорошо разогрета, молоко свежее и холодное; компания подобралась, конечно, не из лучших в этом мире людей, но примерно с такими приятелями он пил вино и пиво в придорожном баре недалеко от моста через реку Ли. Они, прямо скажем, не были приятными людьми, но с удовольствием готовы были послушать нескончаемый поток его шуток, историй и разных дурацких выдумок. Поначалу они пытались несколько раз оборвать и высмеять его, но Мэддок изыскал возможность продемонстрировать кое – что из арсенала дублинских кулачных боев, после чего его уже больше никто не порывался прервать. Они даже стали предпочитать его рассказы традиционно любимому телевизору.

Мэддок обнаружил, что им всем присущи кое – какие черты Шарлин: они не верили ни одному его слову. Но, вдоволь пообщавшись с ними, он начал немного лучше понимать, как работает ее голова. Эти люди не верили – это так, – но и не отрицали. А Шарлин отрицала все и тем отличалась от остальных.

Мэддоку ее страшно не хватало. Это было уже чуть выше его сил. Но он понимал, что в любом случае должен потерять ее. Возможно, уже потерял. Эта мысль, как – то ночью пришедшая ему в голову, повергла Мэддока в отчаяние. Он никогда не плакал во время бодрствования, но иногда утром обнаруживал, что его подушка была мокрой от ночных сновидений.

Шарлин, Шарлин… в какое будущее ты попала?

Проходили дни: пять, десять, пятнадцать. Он регулярно встречался со своим положенным ему по закону защитником и не особенно обращал внимание на выдвинутые против него обвинения. Он имел серию очень приятных бесед с человеком, лечившим болезни головы, подвергался изнурительному обследованию со стороны другого доктора, который, несомненно, лечил болезни тела. Оба ученых мужа только качали головами и разводили руками. Мэддок уже начал чувствовать, что он здесь явно не на своем месте.

Пару раз здесь, в тюрьме, он помогал другим людям. Двум молодым людям, плачущим и вконец отчаявшимся, которые мало что понимали и не могли защитить себя. Он вселил в них немного храбрости и заставил остальных заключенных оставить их в покое. В тюрьме ему дали кличку «Святой разбойник», что, впрочем, ему было совершенно безразлично. Он просто делал добрые дела независимо от того, были ли эти дела угодны Богу или Стенелеосу Магусу LXIV.

* * *

На шестнадцатый день заключения его вызвали из камеры. Вместе с сопровождавшим его охранником Мэддок проследовал по запутанным тюремным коридорам в зал для свиданий.

Это была длинная просторная комната, разделенная на несколько небольших кабинок со скамьями. Комната была перегорожена стеклянной стенкой. Мэддока проводили в одну из кабинок и предложили сесть на скамью, стоявшую там. По пути он увидел дюжину других заключенных, сидящих лицом к лицу с теми, кто пришел их навестить: с сестрами, подругами, женами, братьями, отцами. Эмоции, естественно, били через край, и Мэддок слегка удивился. Люди сидели, глядя сквозь стекло друг другу в глаза, а говорили в какие – то смехотворной формы штуковины, одетые им на голову.

Ну что ж, здесь было любопытно, и он шагнул вперед и сел в кабину.

Напротив, по ту сторону стеклянной стенки, лицом к лицу с ним сидела Шарлин.

Округлившиеся глаза Мэддока не поддаются описанию. Он несколько раз сглотнул, затем побледнел и протянул к ней руки, забыв про стекло.

Шарлин бросила на него один из тех холодных, полупрезрительных и осуждающих взглядов, с которыми он уже был хорошо знаком. Она показала жестом на прибор, лежащий перед Мэддоком, и терпеливо подождала, пока тот приладит его к своим ушам.

– Мэддок, ты идиот, – проворчала она.

Он постепенно начал приходить в себя.

– Шарлин, как это здорово, снова тебя видеть, – сказал он, глупо улыбаясь.

– Как тебя поймали? Они сказали, что ты выпрыгнул из вертолета?

– Именно так все и было, – гордо ответил Мэддок.

– Ты просто маньяк. Ты в сто раз хуже, чем все Уорэллы, вместе взятые.

Мэддок защищался как мог:

– У меня на то были причины. Послушай… Я… сделал что – нибудь хорошее?

– Да.

Шарлин немного подняла руку и быстро показала ему три вытянутых пальца. Стороннему наблюдателю это показалось бы не имеющим никакого значения жестом, но Мэддок все прекрасно понял. Трое их друзей остались на свободе.

– И после этого ты снова будешь утверждать, что я идиот и маньяк? – Он торжествующе улыбнулся и наклонился к ней: – Здесь я чувствую себя прекрасно. В самом деле. У меня хорошая кормежка, прекрасная постель и обращаются со мной достаточно учтиво. А как твои дела?

– У меня все в порядке. Разве что… Послушай, – она тоже подалась вперед. – Послушай, Мэддок. Послушай меня. Я не хочу следовать за ним. За ним. Я не хочу в будущее. Но я должна. Я чувствую, что должна.

Она смотрела на Мэддока с серьезностью, которой он от женщины не ожидал.

– Каким – то образом я это чувствую. Я не могу объяснить. Ты можешь подумать, что я сошла с ума. Но… должна идти с ним. От этого зависит нечто большее, чем моя жизнь. – Сказав это, она, недовольно надув губы, откинулась назад. – Я не знаю, как все это выразить, чтобы ты понял.

– Да все я понимаю! – выкрикнул Мэддок в микрофон.

Шарлин дернула головой и сорвала с нее наушники.

– Не ори так!

– Что? – глупо улыбнулся Мэддок. – Почему?

– Говори нормально. Я прекрасно тебя слышу. – Она некоторое время помолчала. – Ты понял?

– Да – да, Шарлин. Я знаю. Ты должна идти с этим покрытым черным мехом, похожим на кошку сумасшедшим. Я тоже должен был это сделать в свое время. Не знаю, какая причина, какое заклятие кроются за этим, но… – Он посмотрел в стороны, затем оглянулся назад: – Шарлин, ты должна идти. Я понимаю. Мне будет не хватать тебя, и… и я люблю тебя! Я так люблю тебя и сейчас…

Ее лицо приняло неожиданно нежное выражение.

– Поначалу я с трудом верила в это, но сейчас знаю. Это правда. Мэддок… – она улыбнулась ему такой доброжелательной улыбкой, какой Мэддок у нее никогда еще не видел. – О, Мэддок, я буду помнить тебя.

– Нет, Шарлин, не меня. Не меня. Прошу тебя вместо меня помнить другого человека, которого ты никогда не встречала. Это Валентин. Валентин Генаро Эстебан Диас… – Он остановился и начал лихорадочно рыться в своей несчастной памяти. Он помнил огромное количество песен, баллад, стихов; как мог он забыть это имя… – Валентин Генаро Эстебан Диас де Онора о Малагуэна о Суспирата о Кардена.

Он знал, что произношение у него неважнецкое, но ведь это все – таки был не его язык.

Шарлин бросила на него хорошо знакомый сомневающийся, подозрительный взгляд, словно желая убедиться, насколько серьезно он все это говорит.

– Валентин. Это тот человек, чья могила… – она запнулась.

Мэддок молча кивнул головой. Валентин – маленький, жилистый, одинокий, всего пугающийся человечек. Он остался, а Мэддок отправился в будущее. Сейчас пришла очередь Мэддока остаться, в то время как…

– Нет!

Мэддок резко выпрямился и ткнул пальцем в стекло. Позади Шарлин, откуда – то из затемненного угла комнаты, появился и не спеша направился к девушке Стенелеос Магус LXIV. Он встал рядом с нею; и только Мэддок и Шарлин могли видеть его.

– Нет. Нет. Стенелеос! – завизжал Мэддок, срывая с головы наушники.

Двое охранников тут же бросились к нему. Сидящие поблизости заключенные повскакали с мест, желая узнать, что случилось.

– Мэддок! – воскликнула Шарлин. Без наушников он мог только видеть ее беззвучно раскрывающийся рот.

– Нет! – Мэддок снова овладел своим голосом. Охранники грубо схватили его за плечи, но он не обращал на них внимания и не отрывал взгляда от глаз волосатого мага. – Нет, не сейчас. Твои правила не годятся. Я не оставлю ее. Я тоже иду. Это для тебя я прыгнул в небо!

Охранники оттащили его назад метра на полтора. По ту сторону стекла еще один охранник подошел и положил руку на плечо Шарлин. Никто не видел да и не мог видеть Стенелеоса. Но Мэддок видел и не отрывал глаз от его лица.

Стенелеос Магус LXIV – он был огромен, ростом не менее семи футов, широк в плечах, узок в бедрах и весь покрыт мягким шелковым мехом. Все его тело было черным и блестящим, за исключением бело – розового живота. Его острые уши торчали, как у кошки. Его огромные глаза, слишком огромные, слишком печальные, смотрели на Мэддока и видели его. Смотрели. Взвешивали. Оценивали его.

Мэддок воинственно задрал подбородок:

– Я не прошу тебя об этом! Я просто предупреждаю тебя! Я иду вместе с ней! Измени свои правила!

Охранники уже почти оттащили его к двери. Мэддок судорожно сглотнул воздух и почувствовал, что его воля вот – вот будет сломлена. Он уже готов был встать на колени и умолять Стенелеоса, чтобы тот выполнил его просьбу. Он посмотрел на Шарлин, которая была потрясена, но при этом имела странно гордый вид.

«Я люблю тебя», – подумал Мэддок, страстно желая, чтобы эти слова каким-нибудь образом достигли ее ушей.

– Я иду с ней, – обессиленно, но с вызовом и глубочайшей душевной убежденностью прошептал он. – Я иду с ней!

Свет в комнате погас. Руки охранников мгновенно ослабили хватку. Затем для Мэддока, но не для них, пол провалился вниз.

Он почувствовал сильное головокружение, но это не было неприятным чувством. Он приветствовал это чувство и падал сквозь землю, ощущая то же чувство собственного достоинства и счастья, которое испытывал во время одиночного полета в воздухе.

Эпилог первый

Республика Куба была совершенно измучена двумя революциями и непрерывным уменьшением своей территории из – за поднимающегося уровня воды в океанах. Коллапсирующий песо, почти стопроцентная неграмотность и полный кризис национальной медицины словно сговорились превратить жизнь в стране в настоящий хаос. И в то же время непрерывный поток добровольцев и денежной помощи искренне желающих республике добра североамериканцев вселяли надежды на лучшее будущее.

Город Пуэрто-Нуэво, когда – то бывший сахарной плантацией, теперь становился портовым городом. Гордостью этого города была больница на четырнадцать коек, которой командовала врач из Америки (хотя сама она утверждала, что она не врач, а медсестра). Ее друг, молодой человек, летающий на золотистого цвета вертолете, также был весьма популярной в городе личностью.

Время от времени они получали письма из самых разных точек земли. Эти письма обычно были подписаны незнакомыми именами, но одной и той же хорошо знакомой им рукой. В них часто были вложены записки, которые американская медсестра и ее друг – пилот по просьбе автора письма переправляли в посольство России в Манагуа.

Городу Пуэрто-Нуэво предстояло проделать большую работу, но у него оставалась надежда. Этого было достаточно.

Эпилог второй

Мэддок и Шарлин смотрели вверх на небо, которое словно было закрыто полупрозрачной пленкой. В этой пленке было множество отверстий, сквозь которые проникали солнечные лучи, но самого солнца не было видно. Пораженный этим зрелищем Мэддок вознамерился было, не глядя под ноги, сделать несколько шагов вперед, но более осмотрительная Шарлин удержала его.

Они стояли на самом краю отвесного обрыва. Перед ними раскинулась долина, густо покрытая лесом из вечнозеленых деревьев. В центре долины была видна лента спокойно текущей реки. Вдали немного левее они увидели пенящийся, укутанный водной пылью водопад.

– Они сделали это, – восхищенно прошептал Мэддок. – Они снова сделали эту землю зеленой.

– Похоже, что это действительно так, – согласилась Шарлин.

Свет, льющийся с неба, был мягкий и ровный. Можно было подумать, что дело клонится к вечеру, но трудно было судить о времени дня, когда мириады крошечных солнц светили со всех сторон небосвода.

– Интересно, как мы это сделали? – размышляла вслух Шарлин.

– Мы? – спросил Мэддок, уделяя равное внимание и удивительному небу, и крутому обрыву, на краю которого они стояли.

– Мы. Инженеры. Это ведь искусственные спутники.

Шарлин повернулась и увидела, что к тому месту, где они стояли, тянется едва заметная тропинка. Она сделала по этой тропинке несколько шагов, размышляя, где они с Мэддоком все – таки оказались.

Он быстро догнал ее и пошел рядом, словно опасаясь, что она покинет его. Она улыбнулась и взяла его за руку. Вместе они не спеша вошли по тропинке в тень соснового леса. Пройдя немного вниз, предположительно в западном направлении, они пошли дальше, не особенно заботясь, где они находятся и какое сейчас время.

– Предполагаю, – спокойно заметил Мэддок, – что мы перескочили вперед лет на сто пятьдесят.

– Это значит, что сейчас идет две тысячи сто шестьдесят седьмой год? – размышляла Шарлин. Она посмотрела в небо, заполненное сотворенными человеком солнцами, и удовлетворенно кивнула головой. – Я всегда мечтала увидеть будущее.

Они прошли изгиб дороги и увидели Стенелеоса. Он стоял на коленях в стремительно текущей узкой речушке и окунал в воду квадратные лоскутики душ, чтобы охладить их. Мэддок и Шарлин посмотрели друг на друга и не сговариваясь вошли в воду, чтобы помочь ему. Души раскалились от внутреннего огня, хотя вода была холодная как лед. Работа причиняла боль, но все трое прекрасно понимали ее смысл, и это помогало им терпеливо продолжать свое занятие. Время от времени души становились менее горячими и чувствовалось, что их внутренний огонь угасает. Они еще продолжали тлеть и переливаться тусклыми цветами, но уже не так сильно жгли руки.

Наконец, закончив работу, Шарлин вылезла на берег и вытерла о брюки мокрые ладони.

– Зачем? – спросила она.

Стенелеос Магус LXIV посмотрел на нее, но ничего не ответил.

– Я много знаю о нем, – продолжала она. – Я знаю почти все о вашем плане.

– А я ничего о нем не знаю, – пожаловался Мэддок.

– Заткнись, Мэддок.

– О да, это я очень даже понимаю.

– Каков ваш план? – Шарлин подошла чуть ближе к сильному, высокому магу. – Вы выбрали меня, потому что я имею грех сомнения. Вы выбрали Мэддока, потому что он обладает грехом лени.

– Вот уж неправда!

Шарлин, не обращая на Мэддока внимания, смело подошла почти вплотную к Стенелеосу:

– Вы помогли нам избавиться от этих грехов и тем самым спасли нас. Мы благодарны вам за это. Но… зачем?

После долгого молчания, во время которого Шарлин и Стенелеос смотрели друг на друга, а Мэддок вслушивался в мягкий шорох качаемых ветерком сосновых веток, последовал ответ:

– Я здесь, чтобы спасти вас.

Стенелеос говорил тихо, очень тихо, так, что Шарлин едва могла услышать его.

– Меня? Мэддока и меня? И всех, чьи души вы все время охлаждаете?

– Да, всех вас.

Шарлин немного подумала.

– Всех нас? Каждого? Каждого человека?

– Да.

– И когда же вы начали? С какого времени? Насколько далеко в прошлое вы возвращались?

– Я начал с самого первого дня, как только все началось. Я прохожу весь путь назад.

Она обвела вокруг рукой, как бы охватывая весь мир.

– Но не можете же вы заботиться о каждом! Вы помогли нам двоим, но остальных же миллиарды. А если считать всех, когда-то живших, то, может быть, и триллионы. Как же быть с теми, кого вы пропустили?

Стенелеос посмотрел на нее спокойным и очень серьезным взглядом:

– Я за всеми ними вернусь.

Шарлин отступила на шаг назад:

– Вернетесь?..

– Да.

Мэддок подошел и взял Шарлин за руку, которую она непроизвольно протянула к нему. Он быстро обменялся взглядом с Шарлин, затем пристально посмотрел на Стенелеоса.

– Ты хочешь сказать, – спросил он хриплым от напряжения голосом, – что собираешься постоянно перемещаться из прошлого в будущее и обратно от начала веков до их конца? И так же, как нас, будешь спасать от греха и смерти всех остальных людей? Ты будешь контрабандным путем переносить наши души в будущее и доставлять их через черный ход на небеса, в то время как для нас широко распахнуты врата преисподней? Это и есть твоя программа?

– Да.

– Грех гордыни, – тихо сказала Шарлин.

Стенелеос отвал взгляд, затем снова посмотрел на нее своими спокойными, круглыми глазами:

– Да.

– Да, – сказал Мэддок, печально покачав головой. – Из вечности в вечность. Долог же, однако, твой путь. – Затем ирландец посмотрел вверх, и его будто осенило. – Послушайте, а мы случайно не на небесах? – Он обвел вокруг руками: – Похоже, мы уже прибыли?

Стенелеос облагодетельствовал его долгим, холодным взглядом.

– Нет, – суровым голосом ответил он, – это не небеса.

Высоко вверху большая группа маленьких солнц потускнела и как – то странно замигала. Большинство из них восстановило свою яркость, но не все. Шарлин посмотрела на Мэддока, затем снова на небо.

– Мне кажется, – она на секунду закрыла глаза, затем кивнула и уверенно сказала, – четыре из них погасли.

– Шестьсот тысяч жизней только что погасло вместе с ними, – печально и тихо сказал Стенелеос. – Там, вверху, идет война.

Мэддок невидящим взором смотрел на землю, пытаясь представить себе силу катаклизма, способного пригасить солнечный свет и стереть из списков живущих такое число людей. Сколько для этого понадобилось энергии, ярости и огня.

«Искусственные спутники», – сказала полчаса назад Шарлин, и эти слова ничего не значили для него. Однако он понял. Он теперь понял все, что ему было нужно.

Шарлин взяла его за руку, и все трое отправились вниз по тропинке.

– Мы немного пройдем с вами, – сказала она, обращаясь к Стенелеосу, – и попробуем помочь в вашей работе.

– Немного, – поддержал ее Мэддок. – Не очень далеко… сколько сможем.

Потом он оглянулся и посмотрел на речку:

– А хороша, наверное, здесь рыбалка!