Текст книги "Паутина будущего"

Автор книги: Джефферсон П. Свайкеффер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Глава седьмая

Сержант Резерфорд Хобарт всегда сидел в седле прямо, за исключением тех случаев, когда вокруг свистели пули; тогда он низко пригибался, скрипя песком на зубах и сердито сверкая глазами. Это был коренастый, приземистый и сильный человек – сослуживцы говорили, что он напоминает большой палец руки.

Он не относился к людям, обдумывающим смысл отдаваемых им приказов. Существовал только один приказ, который он отказался бы выполнить: это сбрить свои усы длиной в ладонь.

Увиденное внизу на дороге привело его в ярость. Он что было сил пришпорил лошадь, едва не сбросив на землю сидящего позади Уилфреда.

– Черт возьми! – заорал он, указывая пальцем на негодяев.

В следующее мгновение он уже действовал, словно в бою. Он гнал лошадь по извилистой горной дороге, почти не обращая внимания на Уилфреда, который был для него скорее помехой, чем подмогой.

– Невероятная наглость, – кипел он. – Грязные мошенники.

Уилфред вцепился в него, не обращая внимания на свисающую с его локтя винтовку, которая при каждом шаге лошади неуклюже ударяла по бокам то его, то лошадь.

В тот момент, когда Уилфреду показалось, что сержант собирается на полном скаку врезаться в дюжину людей, стоящих около фургона, тот резко натянул поводья. Лошадь, привыкшая к столь жесткому обращению со стороны своего седока, резко остановилась, вскинув голову. Уилфред неуклюже проскользнул по седлу и ткнулся носом в затылок Хобарта. Они остановились под развесистыми серыми ветвями толстого дуба.

– Слезай, – коротко, словно выстрел, прозвучал приказ Хобарта.

Одним махом он соскочил с лошади и затянул вожжи вокруг седла в нетугой узел. Затем он сердито и агрессивно сделал пару шагов вперед, сжимая в каждой руке по пистолету. Его кепи было сдвинуто на затылок; глаза напряженно всматривались вперед.

Уилфред, следуя приказу, также слез с лошади, разумеется, не столь профессионально, как сержант. Почувствовав себя более или менее твердо стоящим на земле, он снял с плеча винтовку и подбежал к Хобарту.

– Кто у вас во главе этого бунта? – спросил командным голосом сержант.

Темплетон начал пробираться вперед мимо стоящих людей с намерением сказать пару ласковых слов, но его опередила София.

Ее глаза сверкали от ярости, еще большей, чем гнев сержанта, но ее голос звучал, как всегда, высокий, сочный и очень приятный.

– Сержант, если вы уберете свои револьверы, то мы вам окажем все то гостеприимство, на которое в данный момент способны.

Она шагнула вперед, показав жестом, что гнев Темплетона неуместен и что беглецы с Юга находятся под ее защитой.

Уилфред готов был сделать все, о чем бы она ни попросила, но Хобарт был противоположного мнения на этот счет.

– Мне представляется, что эти люди не могут находиться в этом штате легально.

Он гневно взглянул на беглых рабов, которые в свою очередь не отрываясь, смотрели на него. Некоторые дрожали от страха, некоторые покорно ожидали ареста. И совсем немногие, среди которых был и Юэлл, готовы были скорее умереть от пуль сержанта, чем вернуться на Юг.

– Они – беглые, сержант. – София подошла к Хобарту вплотную, оказавшись как раз между пистолетами; черная ткань ее блузки касалась пистолетов. – На их телах еще видны следы кнута и цепей, а их души, сэр, еще больше исполосованы шрамами от величайшей несправедливости, которую они безропотно переносили.

Перед лицом столь бесстрашного поведения Софии Хобарту не оставалось ничего иного, как отступить на шаг назад. София вновь подошла к нему; чувство правоты исходило от нее, словно свет от лампы. Хобарт отступил еще на шаг, затем решительно остановился, подняв пистолет вверх так, что тот оказался между ним и Софией; впрочем, дуло пистолета было направлено вверх, а отнюдь не на женщину. Оба противостоящих друг другу человека оказались в тени высокого дуба.

София, ничуть не испугавшись, подошла вновь к сержанту.

– Сержант, – сказала она, – вы не сможете арестовать этих людей, не избавившись сперва от меня. Клянусь Богом, они будут вашими только через мой труп.

Она высоко подняла голову, глядя ему прямо в глаза, и всем своим видом как бы провела надежную защитную линию для стоящих за ее спиной людей.

От Уилфреда, изумленно раскрывшего рот, помощи ждать не приходилось. Брови Хобарта изогнулись от гнева и отчаяния.

– Эти люди прибыли сюда контрабандным путем, – резко выпалил он, – и мой долг – арестовать их.

– Есть только один путь сделать это, – низким голосом сказала София, расставив руки в стороны и преграждая сержанту путь.

Пистолет, который тот держал в правой руке, оказался почти зажатым между ним и Софией. Он поднял пистолет, который держал в левой руке, и чуть было не вознамерился направить его на женщину, но тут же понял, что никаких угроз она не испугается, и поэтому надо не угрожать, а действовать. Он высоко поднял левую руку, чтобы ударить Софию по голове рукояткой пистолета.

Ни София, ни сержант Хобарт не заметили Скаску, которая, притаившись, тихо лежала на толстой ветке того самого дуба. Не услышали они и того, как она осторожно приподнялась и пододвинулась ближе к стволу.

Темплетон, стоя в нескольких шагах позади Софии, прекрасно видел Скаску, но, чтобы не выдать ее, смотрел прямо перед собой. У заднего конца фургона, довольно далеко от пистолетов Хобарта и винтовки Уилфреда с почтительным выражением лица стоял Мэддок, который тоже видел Скаску. Видели ее и сидящие в фургоне Натан с Юэллом, один глаз которого всегда замечал больше, чем два глаза у других людей. И еще видел ее Валентин, который первым вышел из оцепенения после того, как Скаска прыгнула.

Словно хищная птица, она с развевающимися юбками слетела с дерева и приземлилась на колени прямо позади сержанта Хобарта. Затем она быстро встала на ноги и выдернула пистолет из его руки. Сделала она это быстро, ловко и с улыбкой.

Валентин в тот же самый момент выпрыгнул из фургона, стрелой бросился через дорогу и как сумасшедший помчался сквозь желтую траву, росшую сбоку от дороги. Мэддок и Темплетон, за ними Натан и Юэлл, а затем и остальные беглецы бросились вслед за Валентином выручать Скаску.

Восемнадцать против двух за три года войны было не самым худшим соотношением сил для армии Соединенных Штатов, но тем не менее в данном случае оно было обескураживающим. Как это ни странно, но Уилфред, до сих пор бывший совершенно бесполезным для сержанта, на этот раз не потерял голову. Возможно, он почувствовал, что через дорогу к нему несется смерть в лице одноглазого Юэлла, который махал своим карманным ножиком, словно кавалерист саблей.

Уилфред стал на колени, приставил приклад винтовки к плечу, тщательно прицелился и выстрелил. Пуля, оставив дымный след, попала Юэллу в скулу. Юэлл остановился и упал навзничь; правая часть его лица представляла собой дрожащую кровавую бесформенную массу.

Уилфред опустил винтовку на землю прикладом вниз и начал перезаряжать ее, словно на учебных занятиях. Дюжина оставшихся беглецов, хоть и освободилась от тирании плетей надсмотрщиков, но не привыкла еще к идеалам и требованиям свободы. Они не были военным отрядом; многие из них до бегства на север не были даже знакомы друг с другом. И теперь, потрясенные и испуганные, они дрогнули. Большинство из них побежали назад. Только у Натана хватило силы духа продолжать бежать вперед. Его ноги подкашивались от страха; им овладело кошмарное ощущение, что он идет на длинных ходулях, сделанных из тонких хрупких палочек, но Натан продолжал двигаться вперед.

Валентин бежал, значительно опередив Натана, но затем он быстро остановился, когда Скаска бросила ему выхваченный у сержанта пистолет. Валентин поймал его и тут же с некоторым усилием взвел курок.

Битва продолжалась еще не более чем несколько секунд. Мощно отмахнувшись локтем, Хобарт отбросил Скаску далеко в сторону. Она тем не менее была готова к этому и довольно удачно откатилась прямо к стволу дерева. У нее был вид королевы, отдыхающей в шезлонге и недовольной тем, что чья-то стрельба и беготня нарушили ее спокойствие. Хобарт быстро поднял оставшийся у него пистолет вверх и направил дуло прямо в горло Софии. Холодный металл коснулся ее кожи; бледное лицо Софии вспыхнуло от гнева при этом грубом прикосновении.

Валентин прицелился в Хобарта и выстрелил. Его рука была достаточно тверда, и, хотя конструкция револьвера была ему незнакома, Валентин в прошлом неоднократно имел дело с оружием. Тем временем Уилфред, вопреки своей молодости и неопытности, действовал быстро и точно, чего от него никто не ожидал. Отчаявшись перезарядить винтовку, он начал действовать шомполом словно палкой. Стукнув каталонца шомполом по ноге, он не нанес ему серьезной раны, но из-за этого удара пуля Валентина прошла далеко от цели.

В этот момент Натан, Темплетон и Мэддок почти одновременно подбежали к Уилфреду и, повалив на землю, разоружили его.

Валентину представилась возможность выстрелить еще раз, так как Хобарт никак не мог оправиться от удара ногой, который нанесла ему Скаска перед тем, как сержант отбросил ее в сторону. Однако каталонец с выражением огромной усталости на лице опустил пистолет и бросил его на землю.

Изумленный Темплетон бросился к пистолету, чтобы добить Хобарта. Но было уже поздно. Сержант схватил Софию и, вывернув ей руку назад, поставил ее впереди себя как щит. В другой руке он сжимал пистолет, направив его на этот раз не на Софию, а на Темплетона.

– Никому не двигаться, – заорал Хобарт, – и тогда, может быть, все мы доживем до завтрашнего дня.

От нервного и физического напряжения во время схватки его слова звучали несколько невнятно.

София только сейчас увидела, что случилось с Юэллом. Она попыталась освободиться от железной хватки Хобарта. Она должна была помочь лежащему человеку; это уже ставшее рефлекторным побуждение было сильнее ее. Но Хобарт держал ее крепко, и София не могла вырваться от него.

– Почему ты не стрелял в него? – зарычал Темплетон на Валентина.

Валентин развел руками:

– У этого пистолета всего один ствол.

Темплетон удивленно уставился на него. Потом он посмотрел на револьвер, который держал в руке, и покрутил барабан туда-сюда. Валентин, наблюдая за этими манипуляциями, догадался, что совершил большую ошибку.

– Мятеж окончен, сержант, – сказал Темплетон. Он бросил оружие к ногам Хобарта.

– То-то же, – прорычал Хобарт.

Он оттолкнул Софию и поднял с земли револьвер. София быстро побежала по траве к тому месту, где лежал Юэлл. Она сейчас не была ни мятежницей, ни дамой, ни мужчиной, ни женщиной, в некотором смысле она сейчас вообще не была личностью. Она слилась воедино со своей профессией, делая все необходимое, чтобы спасти жизнь человека.

Она опустилась на колени сбоку от Юэлла, не обращая внимания на кровь, сочившуюся с травы на ее юбку.

Сержант Хобарт восстановил контроль за своим дыханием и медленно разжал челюсти. Оба пистолета он держал в руках.

Он также счел необходимым подальше отойти от дерева.

– Приведите ко мне моего рядового, – скомандовал он. – И верните ему его ружье.

Уилфреда подвели к нему. Молодой парень пошатывался, пока шел, но довольно быстро приходил в себя. Что-то в нем изменилось, самую малость. Он выпрямился и подошел к Хобарту, стараясь держаться подальше от линии, вдоль которой были направлены стволы револьверов.

– Сэр, – сказал он и отдал честь.

Хобарт взглянул на парня и кивнул головой. Он много раз видел это и понял, в чем дело. Рядовой Уилфред Вэверли застрелил человека, и с этого момента сам стал другим человеком, в известном смысле, настоящим военным.

– Рядовой, вы сможете ехать верхом?

Уилфред закусил губу, затем посмотрел сержанту в глаза:

– Я могу попробовать, сэр.

– Возьмите одну из их лошадей. Садитесь на нее верхом и езжайте. Если вы будете ехать не очень быстро и без остановок, то доедете до места. Если попытаетесь гнать галопом, то свалитесь и потеряете лошадь. Вперед. Пришлите сюда кого-нибудь из команды генерала Бакстера.

– Так точно, сэр.

Никто не двинулся с места, чтобы помешать ему. Он отвязал лошадь, которая до этого бежала позади фургона, и вывел ее на дорогу. На лошади не было ни седла, ни стремян, ни даже уздечки. Солдат залез на нее, мягко говоря, непрофессионально, но все же довольно быстро и без проблем.

Хобарт посмотрел ему вслед и с сожалением покачал головой.

Увидев, что Темплетон направляется к нему, сержант поднял револьвер, который держал в правой руке.

– Перемирие, сэр.

Хобарт согласно кивнул:

– Перемирие.

Он опустил оружие и засунул оба револьвера в кобуру. Теперь он и Темплетон стояли рядом и наблюдали за тем, как Уилфред, неуверенно сидя на лошади, удаляется от них.

– Ну что ж, еще годик таких вот сражений… – сказал Темплетон.

– Да, сейчас он смотрится лучше, чем утром, – отозвался Хобарт.

* * *

Валентин сначала медленно, а затем ускорив шаг, направился к Софии.

– Могу я помочь вам? – спросил он своим мягким голосом.

– Да.

София оценивающе посмотрела на него, словно проверяя, справится ли он с тем, что от него потребуется. Удовлетворенно кивнув головой, она попросила:

– Принесите мне воду и какую-нибудь материю. Далее мне нужно, чтобы вы помогли хорошенько вымыть его нож.

Спокойно и с присущей ей уверенностью София добавила:

– Я – не хирург, но, кроме меня, никто этого сделать не может, и лучше всего начать как можно скорее.

Валентин недоверчиво посмотрел на нее, но поневоле подтянулся и отправился выполнять задание. Через минуту он вернулся с походной флягой и какими-то кусками материи в руках. Беглые рабы к этому времени уже вновь собрались к фургону и сейчас молча стояли вокруг распростертого тела Юэлла.

София передала Валентину нож. Каталонец начал чистить и точить его. Он плюнул на лезвие, вытер его о штаны и несколько раз для правки провел им по куску кожи, который он предусмотрительно прихватил с собой. После этого он вернул нож Софии.

– Марианна… – Он запнулся и поправился: – София.

Имя звучало для него непривычно, но он знал, что перед ним не та женщина, которую он знал полтора столетия назад. Это была София Гримстад, совершенно незнакомая женщина, у которой было такое знакомое лицо:

– София, зачем вы хлопочете вокруг него? Ведь он уже неживой.

София коротко улыбнулась:

– Если вы так считаете, то сейчас будете весьма удивлены. Он жив.

Стоящие вокруг люди стали о чем-то шептаться друг с другом. Один из них встал на колени и поднес руку вплотную к носу и рту Юэлла. София подождала некоторое время, затем отодвинула эту руку.

– Он еще дышит, – объявил человек тихим голосом, в котором звучал скорее благоговейный страх, чем радость.

– Вам, вероятно, не стоит смотреть, – сказала она, собирая тряпкой кровь с лица Юэлла. – Думаю, мне не остается ничего иного, как отрезать его ухо. Лучше всего будет, если я сделаю это до того, как он придет в сознание. Теменная кость у него цела, повреждены только верхняя челюсть и скула…

Она бросила быстрый взгляд на Валентина. На какой-то короткий момент слабость овладела ею.

– Бедный парень, – вздохнула она. – Бедный, несчастный человек.

– Он потеряет правое ухо, что вполне соответствует отсутствию у него правого глаза, – изрек Валентин.

София жалела и заботилась, как могла, об окружавших ее людях. Валентин их тоже жалел, но выразить это он мог только при помощи довольно циничных выражений, типичных для его века – века, в котором человеческая жизнь мало чего стоила.

София поняла это и не рассердилась. Еще раз взглянув на нож и проверив лезвие, она печально, но удовлетворенно кивнула. Затем она приступила к операции.

* * *

Скаска вновь влезла на дерево, вызвав тем самым гневный взгляд сержанта Хобарта.

– Мне говорили, – обворожительно сказала она, – что армия, занявшая высоту, имеет преимущество. – Она показала на соседний сук: – Влезайте, сержант, не стесняйтесь.

Хобарт проворчал что-то и отошел от дерева.

Скаска, слегка задетая его неучтивостью, приподнялась и осторожно выпрямилась во весь рост. Она осмотрела лежащие вокруг холмы и далеко на горизонте заметила горы, синие, едва различимые и покрытые дымкой тумана.

– Отсюда далеко видно, – прошептала она.

* * *

Натан лежал на спине в освещенной солнцем высокой траве под деревом, в стороне от дороги. Он отдыхал, закрыв рукой глаза. Многим людям могло показаться, что он действительно отдыхает, но Мэддок, когда он увидел его в этой позе, подумал, что Натан прячет лицо от солнца и от Господа Бога.

– Натан, – громко и почти легкомысленно начал Мэддок, постепенно переходя на прямо-таки поэтический тон‚ – Натан – наш самый благоразумный человек, наш вождь в мирное время и рядовой солдат во время военное. Натан, который смело атаковал грубое вооруженное животное, а теперь уединился в освещенном солнцем паланкине из душистой травы, выросшей словно из плеч самой земли.

Он глубоко вдохнул теплый воздух, а затем плюхнулся на живот в высокую густую траву.

Натан поднял руку и одним глазом посмотрел на Мэддока.

– Почему ты смеешься надо мной, парень? Зачем издеваешься над моим бессилием?

Мэддок приподнялся на локти. Затем он снова лег и прижался щекой к траве.

– Я должен над кем-нибудь подшучивать, Натан, – сказал он исключительно грустным голосом. – Над тобой или над собой – безразлично.

Последовало молчание, нарушаемое только легким дуновением ветра с ближних холмов.

– Меня воспитали как мирного человека, – сказал наконец Натан. – Меня воспитали как доброго человека.

Мэддок приподнял голову и посмотрел на него.

– Ты и есть такой.

– Нет! – Натан поднял вверх руки, словно ребенок, просящийся на руки. – Нет! Я был готов убить его! А он же просто мальчик! Мальчик с оружием. Это не его вина, а я был готов убить его своими собственными руками…

– Извини. – Мэддок говорил искренне. Он протянул руку и неловко сжал плечо Натана. – Извини. Я ведь потому подшучивал, что не решался просить твоей дружбы, дружбы честного человека.

– О! – запричитал Натан. – Что мы здесь делаем? Почему мы добились свободы от одних хозяев и попали в руки к другим? – Он сел и посмотрел Мэддоку в глаза. – А ты? Почему ты здесь оказался?

Издалека раздался звук сигнальной трубы, возвещающей о приближении отряда всадников. Двое мужчин встали на ноги, подрагивая даже при свете яркого солнца. Они вглядывались вдаль, пока не увидели небольшую группу приближающихся офицеров. Их было меньше, чем при первой встрече: только двое всадников ехали позади своего командира. Этим командиром был генерал Бакстер, пожелавший сам увидеть поле битвы сержанта Хобарта.

Остальным членам своей команды он приказал разъехаться по удаленным войсковым частям.

– Думаю, – сказал Натан, наблюдая за приближающимся генералом и его офицерами, – что я догадываюсь.

Глава восьмая

Мэддок и Натан, стоя бок о бок, наблюдали за приближающимися офицерами. И вдруг Мэддок почувствовал, как чья-то большая тяжелая рука схватила его сзади за шею и потянула назад. Однако он не свалился спиной в мягкую траву, а продолжал падать, погружаясь в темноту, словно он выпал из лодки в соленое море. В какой-то момент его сердце сжалось от паники и мысли о том, что он, несомненно, схвачен дьяволом на свою верную погибель.

Затем, потрясенный, он почувствовал, что находится одновременно внутри и вне земли вместе со Стенелеосом Магусом LXIV, который держал его за шею, словно пойманного кролика.

Но то, что увидел Мэддок, настолько изумило его, что он тут же позабыл все гневные слова, которые собирался было высказать. Он увидел мир – тот самый шар, на котором он жил, – развернувшийся перед ним, словно рисунок в научной книге.

Он увидел все: перед его взором предстали картины, которые он не мог вообразить ни в трезвые, ни в пьяные дни своей жизни.

Он увидел холмы под землей, еще более неровные, искривленные, чем на земле. Он увидел, как они корчились, погружаясь внутрь. Он увидел, как горы расставляются параллельными рядами по направлению с севера к северо-вотку и с юга к юго-западу; ряды эти были ровные, словно борозда, проделанная умелым пахарем. Он посмотрел вверх и увидел угольные шахты, которые, как он наивно полагал, уходят глубоко вниз, а на самом деле они оказались не глубже следов от булавочных уколов. Он увидел и сам уголь, лежащий тонкими пластами, похожими на листья красивейшего из садовых папоротников.

Все это было перед его взором, и ничто не могло быть скрыто от него. Мир был ясен, как стекло, прозрачен, как спокойная морская вода. Однажды, очень давно, он сидел на краю дамбы в Кобе и смотрел вниз, в неестественно чистую воду Кельтского моря. Там он видел, как стайки мелких рыбешек мечутся взад-вперед, подхваченные медленными, тяжелыми подводными течениями.

Земля была невообразимо огромной. Она нависла над его головой, неожиданно грозная, словно готовый упасть валун. Он отшатнулся и упал бы в бездну, если бы Стенелеос не держал его крепко и надежно. Странный, чужеродный маг резко встряхнул Мэддока.

Мэддок сглотнул и постепенно пришел в себя. Он и Стенелеос начали подниматься, беззвучно пересекая пласт земли.

Мэддок в последний раз посмотрел вокруг себя. Он увидел океаны, сжимающие землю, словно человек, который держит глобус в руках. Он узнал Ирландию с ее извилистым побережьем и гранитными горами. Увидел кровяные артерии земли, огненными линиями протянувшиеся к Италии, далекой Японии, к Южной Америке.

Мэддок и его гид не опускались далеко внутрь земли. В сущности, они находились в ее поверхностном слое. Далеко-далеко внизу, там, куда они не спускались и, по-видимому, никогда не спустятся, Мэддок увидел мельком мантию, окружающую ядро. Он увидел залежи радиоактивных металлов, которые только благодаря давлению земли не вспыхивали ослепительно белым свечением скопившегося вокруг них газа.

На какое-то мгновение увидел он и само ядро – гигантскую наковальню, молотом для которой была вся земля. Это была огромнейшая из кузниц, и горн и печь одновременно, где железо было настоящее, чистое и вообще безупречное.

Мэддоку казалось, что он видит приземистого гнома-кузнеца с заостренными ушами, кующего железо. Горы мускулов вздымались вокруг мощных рук карлика, когда он поднимал для очередного удара свой нагретый в аду молот…

Стенелеос Магус LXIV отпустил воротник Мэддока и теперь держал его за руку. Он вел Мэддока, словно ребенка, для ирландца это было, во всяком случае, достойнее, чем быть подвешенным за загривок, словно котенок. Они шли сквозь мягкую, влажную землю, сворачивая то налево, то направо, чтобы не задеть корни деревьев. Твердый суглинок и подпочва сейчас были какими-то нереальными, едва-едва ощутимыми и самым необычным образом прозрачными. Мэддока будто вели по влажной и мягкой, словно пух, стране стеклянных фигур и форм, освещенных нежным светом, льющимся из невидимых источников. Когда на пути попадались большие валуны, они просто уходили поглубже и проходили под камнем. Внизу земля была более сырой, но и более чистой, пахнущей свежим запахом песка.

– Где мы? – спросил наконец Мэддок, голова которого все еще шла кругом.

– Мы под землей на глубине в три твоих роста. – Стенелеос остановился и повернулся к Мэддоку лицом.

– Но… зачем?

– Я хотел поговорить с тобой, – просто сказал Стенелеос.

В который уже раз пораженному необычным видом этого существа Мэддоку пришлось приложить некоторое усилие, чтобы восстановить самообладание.

– Все это, – он обвел вокруг себя свободной рукой. – Все это совсем незнакомая мне земля.

Стенелеос утвердительно кивнул головой:

– Мы за пределами Земли, хотя и не на большом расстоянии. До этого мы были гораздо дальше.

– Но… – Мэддок в раздумье наморщил лоб. – Мы же внутри земли, а не вне ее пределов.

– У тебя есть точка зрения? – спросил Стенелеос.

– Конечно, у меня есть… – Мэддок моргнул, – точка зрения?

– Да.

Голос мага был как всегда тих и спокоен. Мэддок не почувствовал важности заданного ему вопроса. Для него этот вопрос был чуть больше, чем обычной загадкой. Но в тот же самый момент он начал что-то понимать. Он почувствовал, что сейчас его строго оценивают по самым высоким человеческим меркам, и совсем не хотел быть оцененным слишком низко.

– Точка зрения, благодаря которой я отличаюсь от какого-либо другого человека? Моральная философия? Мировоззрение, которое я отстаиваю и за которое готов бороться? – Он слегка выпрямился, затем вздохнул и снова ссутулился, усмехнувшись над своим отчаянием. – Нет, чего нет – того нет. Я полагаю, что человек должен принимать жизнь такой, какая она есть.

Видя, что Стенелеос не очень-то удовлетворен ответом, он продолжил:

– Хотя надо признать, такая позиция не помогла мне избежать проблем, возникающих то тут, то там.

Стенелеос больше не сказал ничего, но продолжал смотреть на Мэддока, не отпуская его руки. Мэддок впервые за все это время почувствовал тепло его ладони и легкое биение пульса. И внезапно необычность и чужеродность этого существа, спокойно смотревшего на него и сквозь него, стали чем-то второстепенным, не имеющим никакого значения. Вместо этого душу Мэддока наполнило чувство чего-то очень знакомого и легко узнаваемого. И он, и Стенелеос были живыми существами, знающими, что такое добро и свет, и предназначенными, каждый своим путем, служить этим началам.

Стенелеос все это время старался что-то объяснить ему, а он вел себя как нерадивый дерзкий ученик, сидящий на самой задней скамье в церковной школе. Мэддок, однако, не испытывал чувства раскаяния; Стенелеос мог быть его учителем, но он не мог быть ни его врагом, ни даже судьей. Это ощущение равенства было очень необычным для Мэддока: он неожиданно почувствовал, что хочет учиться впервые в своей жизни.

– Прошу прощения, – промямлил он. – Все это не имеет отношения к твоему вопросу…

Он посмотрел на Стенелеоса, и хотя тот был гораздо выше и ростом, и интеллектом, Мэддок не чувствовал зависти; он испытывал непривычное, а потому не очень охотно признаваемое чувство восхищения.

Спустя некоторое время Стенелеос задал свой следующий вопрос:

– Ты вне или внутри своей точки зрения?

Мэддок открыл было рот, потом снова закрыл его и на долгое время задумался. В конце концов он вынужден был признать, что вопрос не из легких. У него даже закружилась голова; подобное чувство он испытал, когда, будучи еще юношей, открыл для себя тайну двух поставленных друг против друга зеркал, образующих внутри себя бесконечно длинный коридор. Мэддок словно вступил в порочный круг, где он удивлялся своему удивлению и размышлял о своих мыслях.

– Я не знаю, – наконец выдохнул он.

Стенелеос никогда не улыбался. На его раздвоенных, словно у кошки, губах никогда не просматривалось даже малейшего намека на веселье. И только глубоко-глубоко в его глазах – в огромных, невероятно широких глазах, столь многое видящих и понимающих, – промелькнули едва заметные искорки юмора.

– Я знаю, – сказал он.

Повернувшись, он снова пошел сквозь землю, огибая корни и валуны. После того как они пересекли подземную реку, Мэддок даже рот раскрыл от изумления, так как никогда не предполагал существования таких рек, – Стенелеос снова остановился, все еще держа своего спутника за руку.

– Почему ты пошел со мной?

– Когда я впервые встретил тебя? – Мэддок думал об этом уже давно. Он не знал. – Я был любопытный и глупый, похожий на человека, вставшего на пути бешено скачущей лошади, чтобы посмотреть, остановится она или нет.

– А сейчас, под землей?

– На этот вопрос ответить проще, потому что ты меня поймал за шиворот и утащил вниз.

Он произнес эти слова нарочито оскорбленным тоном, зная, что Стенелеос поймет шутку.

– А согласен ли ты когда-нибудь последовать за мной в будущее?

– Да, разумеется. – Мэддок пожал плечами: – Мое время не предлагает мне слишком многого. К тому же я, по всей видимости, в любое время и в любой стране буду дураком и никудышным человеком. Так что я готов бежать с тобой из этого времени.

– Что ты ожидаешь увидеть в будущем?

Стенелеос внимательно посмотрел на него. Мэддок понял, что это самый важный вопрос из всех, заданных ему ранее, но никакого мало-мальски внятного ответа ему на ум не приходило.

– Ну, видишь ли, я не знаю. Но Валентин говорил мне, что я увижу будущее и тогда… – Он внезапно замолчал и стукнул себя ладонью по лбу. – Во имя всех святых! Валентин! – Он сжал руку Стенелеоса. – Мы должны вернуться за ним. Это временное путешествие в могилу совсем вышибло мозги из моей головы! Там, вверху, свора солдат держит его и остальных на мушках револьверов, а мы здесь прогуливаемся, словно в университетском дворе после плотного обеда. Скорее! – Он потянул Стенелеоса за руку. – Поспешим туда! С моей сообразительностью и твоим колдовством мы в момент разгоним их, собери они хоть все армии мира в этом месте – как ты полагаешь?

– Я не могу помочь вам таким образом, как ты думаешь. – Стенелеос спокойно стоял и смотрел на Мэддока. – Я не участвую в вашем сражении.

Его огромные глаза медленно моргнули, словно избавляясь от раздражения, вызываемого кучей мелкого гравия, по диагонали прошедшей сквозь его лицо, затем спустившейся к Мэддоку и уплывшей сквозь него еще дальше и вниз.

– Ну, в таком случае… – Мэддок тряхнул головой. – Разве ты не маг? Разве ты не великий волшебник, обладающий дьявольской силой? Почему бы тебе не схватить их и не зашвырнуть куда-нибудь вверх к Луне или, наоборот, сбросить их с высоты в море? Ты ведь можешь это сделать, не правда ли?

Стенелеос кивнул, но как-то неохотно, словно ему было стыдно.

– Ты мог бы сделать то же самое, что сделал со мной, – напирал Мэддок. – Протяни свои огромные волосатые руки и утащи их вниз под землю, чтобы их придавил какой-нибудь камень вроде этого.

Он протянул руку к огромному валуну и не очень удивился, когда его рука прошла сквозь него, словно сквозь воздух.

Стенелеос некоторое время смотрел на него.

– Как ты думаешь, кто я такой?

– Ты? – Мэддока этот вопрос не застал врасплох. – Я думаю, что ты необычайно могуществен. Я думаю, что ты на стороне ангелов, хотя у тебя уши, как у кошки, и тело покрыто черным мехом. И еще я думаю, что ты участвуешь в нашем сражении в той или иной форме. Ты говоришь, что не участвуешь? А зачем тогда ты притащил меня сюда? Ты втянул меня в свою большую игру, и я, не зная толком что к чему, был просто орудием в твоих руках.

Стенелеос молчал. Если он и почувствовал некоторое замешательство, то не более чем на секунду. Мэддок же, глядя на него, почувствовал внутри себя какое-то сомнение, будто он слишком далеко заступил за некую черту, за грань этикета, который ему следовало соблюдать.

«Мне нравится обижать людей», – впервые в жизни вынужден был признаться самому себе Мэддок. И, надо сказать, эта мысль совсем не была ему приятна.