Текст книги "Сезон мошкары"

Автор книги: Джайлс Блант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

46

Они ждали, когда переменится сигнал светофора. Обычно Кардинал был терпеливым водителем, но сейчас он хохлился за рулем и тихонько бормотал проклятия.

– Может, отправишься домой? – предложила Делорм. – У тебя измученный вид.

– Я нормально себя чувствую. Просто устал немного.

Делорм случалось видеть Кардинала усталым, но не до такой степени. Он был бледен, лицо осунулось, под глазами залегли глубокие тени, а во всей его повадке чувствовалось раздражение, по-видимому не имевшее отношения к работе.

– Это из-за Кэтрин? – спросила она.

Кардинал глубоко вздохнул и коротко ответил:

– Да.

– Она опять в больнице?

Зажегся зеленый свет, и Кардинал дал полный газ. Это было непохоже на него.

– Но такое ведь и раньше случалось, Джон. Она поправится, разве ты так не думаешь?

– С Кэтрин никогда не знаешь, на каком ты свете. Ведь год-другой она была в полном порядке, и я почему-то поверил, что на этот раз так будет всегда.

Никогда раньше он так откровенно не говорил о болезни. Лицо его, как стекло трещинами, покрылось страдальческими морщинками. Делорм хотела было утешить его, дескать, она поправится, это ненадолго, не стоит так волноваться, но подобрать подходящие слова было трудно, и она молчала, хотя и молчание казалось неуместным.

В Кризисном центре Нед Феллоуиз впустил их в свой кабинет, а сам пошел за Терри. Прислонившись к давно не разжигавшемуся камину, Кардинал как будто спал стоя.

– Странно, почему его так долго нет, – заметила Делорм.

В ответ Кардинал лишь прикрыл глаза.

Через несколько минут Феллоуиз вернулся.

– Похоже, что наша приятельница покинула Центр, – сказал он. – Она не отвечает на стук. В телевизионной комнате и в столовой ее тоже нет. И вот уже полчаса, как никто ее не видел. А я ведь ясно дал ей понять, что покидать здание она не должна.

– Мы тоже ей это говорили, – сказал Кардинал. – А кроме того, она знала, что мы едем к ней.

– Конечно, не она первая избегает встречи с полицией.

– Но она сама звонила нам. И хотела, чтобы мы приехали.

Феллоуиз вытащил из ящика стола связку ключей и повел их наверх. Делорм хорошо знала Кризисный центр. Будучи единственной женщиной-следователем в уголовном розыске, она часто препровождала сюда испуганных и избитых жертв домашнего тиранства. Знакомый запах ковров и старого дерева щекотал желудок.

– Но как я и сказал по ее прибытии, – продолжал Феллоуиз, – это не тюрьма. Я не могу удерживать здесь людей вопреки их воле.

Вставив ключ в замок, он отпер дверь.

– Ее кофта исчезла, – сказал Феллоуиз.

– По-моему, с ней что-то случилось, – сказал Кардинал. – Она выражала такое желание говорить с нами. И она знала, что мы едем.

Феллоуиз хотел было закрыть дверь, но Кардинал распахнул ее.

– У вас нет ордера, – сказал Феллоуиз. – Я не могу этого допустить.

– Нед, – сказала Делорм, – этой девушке грозит опасность. Кто-то пытался ее убить, и у нас есть все основания считать, что он предпримет новую попытку. Мы можем запросить ордер, но получение его займет полдня. А столько времени у нас, возможно, и нет.

Феллоуиз поглядел на Делорм, затем на Кардинала. Самый вид Делорм выражал полную решимость.

– Послушайте, – сказал он, обращаясь к Кардиналу, – почему бы нам не спуститься и не обсудить все это. В течение, скажем, минут пяти?

– По-моему, разумное предложение, – сказал Кардинал.

Он и Феллоуиз направились к лестнице, и Делорм закрыла за ними дверь.

В комнате мало что напоминало о Терри Тейт. Помещение было старым, с дубовой обшивкой и тяжелыми карнизами. Обои на стенах, казалось, не один раз переклеивали, прежде чем покрыть слоем беловатой краски. Одежды в шкафу не было.

Возле окна на полу валялся большой блокнот. Делорм, раскрыв его, поняла, что это не просто блокнот, а тетрадь для эскизов. Девушка что-то рисовала в нем. Каких-то птичек.

Она открыла ящик комода. Пара свернутых носков. В другом ящике немного белья и новенький бюстгальтер – возможно, подарок Кризисного центра.

На комоде лежали щетка, пилка для ногтей и набор туалетных принадлежностей – тоже новый.

Делорм опустилась на колени и заглянула под кровать.

Я в ауте, думала Делорм. Нам во что бы то ни стало надо отыскать эту девушку, а ничего не удается. Еще минута – и Нед Феллоуиз вытащит меня отсюда и ничего существенного мой тайный обыск не даст.

Она проверила мусорную корзину. Старый бинт, обертка от шоколадки, пустая банка из-под кока-колы и скомканный листок бумаги. Делорм расправила его на комоде. Еще один карандашный набросок, на этот раз более детальный. Рисунок изображал орла с большими когтями, готового вот-вот сорваться с ветки. Такой рисунок мог бы украшать стену охотничьего домика. Но к чему такая тщательность в рисунке – световые блики, штриховка, подробно вырисованные клюв и перья. Что-то она, конечно, имела в виду.

Делорм сунула листок в карман и спустилась вниз. Войдя в кабинет и переглянувшись с Кардиналом, она покачала головой. О найденном рисунке Феллоуизу, конечно, знать не надо.

– Это в последний раз и в порядке исключения, – сказал Феллоуиз. – Меньше всего мне требуются разговоры, что у меня по Центру рыскают полицейские.

– Но случай неординарный, – сказала Делорм. – Вы должны это признать.

– Мне от этого не легче. Так или иначе, если она объявится, я тут же сообщу вам.

– Ты действительно ничего не нашла? – спросил Кардинал, заводя машину.

– Вещей с собой у нее, похоже, не было. Остались лишь мелочи, которые ей выдали в Центре. Но я нашла вот что.

И Делорм вытащила из кармана листок с рисунком.

Несколько секунд Кардинал, хмурясь, разглядывал птицу.

– Так. Ну, значит, птиц она рисовать умеет. А больше ничего у тебя нет?

– Это все.

– Ладно. Сообщим всем постам. Может, нам и повезет – ведь времени прошло совсем немного.

Кардинал прибавил газу, и Делорм потянулась к ремню безопасности.

47

Дэвид Леттерман никогда еще не вел себя столь злобно. Он даже заставлял усомниться, действительно ли это Леттерман или это зомби, движимый адскими силами. В его знаменитой расщелине между передними зубами курился дымок, а уши рдели языками пламени. Что это – понять было трудно, ибо дневной свет с трудом проникал в закопченные окна.

– Похоже, вы устали, Кевин. – Леттерман сверкнул своей мальчишеской улыбкой, и из ноздрей его вырвались завитки дыма. – Как насчет дозы… виски?

Из ящика стола он извлек бутылку и два стакана, продемонстрировал этикетку. В ответ аудитория разразилась хохотом, а дирижер Пол-Как-Его-Там отпустил ехидное замечание, которое Кевин не расслышал.

Леттерман плеснул виски в два стакана. Свое виски он выпил залпом, после чего кинул стакан через плечо.

Кевин понимал, что все это ему только кажется. Нестерпимая вонь, которой полнилось это место, делала симптомы ломки еще невыносимее: здесь пахло смертью и гнилью, о смерти говорил и этот котел, и два крепких крюка, торчавших из потолочной балки над ним. И это жужжание жирных мух. Кевину иногда чудилось, что облик мух приняли какие-то злобные духи, но чаще он понимал, что это обыкновенные мухи, и больше ничего.

Самой безусловной реальностью из всех было собственное тело. Трудно сомневаться в его реакциях. Пот – это еще куда ни шло. Пот лился с него струями, заливал глаза, и их щипало, и Кевин понимал, что неукротимая жажда, от которой сохла глотка, объясняется этим, если не считать рвоты, а сосчитать, сколько раз его рвало, уже не представлялось возможным.

Дрожь, его сотрясавшую, тоже можно было вытерпеть – дробь, которую выбивали зубы, трясущиеся руки, ноги, ходящие ходуном, даже когда он старался прижать их друг к другу. Он страдал по героину. Рыжему Медведю хватило ума вытащить героин у него из кармана, прежде чем он связал ему руки за спиной и запер дверь хижины. И теперь Кевин рыдал, как дитя, от желания принять дозу, и не для того чтобы справиться с дрожью, одолеть пот и тошноту – с этим он мог бы еще мириться. Кевин не знал, как для других, но для него первейшим признаком его болезни была боль в груди. Непостоянная, она приходила и уходила, но когда она накатывала, казалось, что отступить ей не дано. Грудь ныла так, словно в его легкие и кровеносные сосуды кто-то вгрызается, пожирая их, и оставляет нетронутым только сердце с его тоскливым замиранием.

– Ну, а боль в костях? – любопытствовал Леттерман. – Как вы с ней справляетесь, Кевин?

Из всех физических признаков ломки боль в костях была наихудшим. Казалось, что в костный мозг, в самую сердцевину сотен частей его скелета, в каждую косточку, от тончайших, скрепляющих пальцы на руках и ногах и до спинного хребта и трубчатых его костей, грудной клетки, плеч, бедер, бьет молотком какой-то демон, и они отзываются воем и гудением, как струны у настройщика.

И ничто не помогало. Ни глубоко дышать, ни вызывать в памяти красивые картины, ни сосредоточиваться на чем-нибудь одном: например, широкой полосе света или капле краски на полу меньше чем в шаге от его носа. В том, что коричневое пятно – капля краски, Кевин не был до конца уверен, но подвергать это сомнению ему не хотелось.

– Послушайте, что это, по-вашему, может быть за пятно, Кевин?

– Не знаю, Дейв.

– Нет, серьезно. Мне просто интересно. Это не кровь, как по-вашему?

– Я не знаю, Дейв.

– Откуда бы ей здесь взяться? Я считал, что Гатри был убит в другом месте.

– Я не знаю, где он был убит, Дейв.

– Тогда, может быть, это кровь Терри?

– Это не кровь Терри. Терри вернулась в Ванкувер.

– Трудно сказать, чья это кровь. Уж очень маленькое пятнышко. Может быть, ее, может быть, Вомбата. Ведь это его голова там, в котле, Кевин. Так что выводы делайте сами. И пальцы, думаю, тоже его. Послушайте, Кевин, вам не приходит в голову, что и вы можете разделить их участь? Вы ведь, кажется, поэт, и вам свойственно поэтическое воображение.

Кевин оторвал лицо от пола и постарался сфокусировать взгляд. Это оказалось нелегко – мешали болтовня Леттермана, боль в костях, пот, заливавший глаза. Моргнув несколько раз, он напряг зрение. В стене под столом, примерно в шести футах от пола, обозначилась темная точка. Шляпка гвоздя.

48

Психиатрическая клиника Онтарио, или, как фамильярно ее называют, ПСИХОНТ, расположена на Одиннадцатом шоссе в нескольких километрах от Алгонкин-Бей. Место живописное – дорога, широкие поля с сосновым лесом по кромке, и все дышит первозданностью, столь необходимой людям, страдающим от душевной сумятицы, чтобы вновь обрести мир и покой. Одно слово – приют.

Успехи фармакологии плюс сокращение бюджетных расходов на здравоохранение уменьшили количество коек в этой больнице. Но и теперь в ней постоянно лечатся от трех до четырех сотен больных. Большинство их, так называемые хроники, никогда не вернутся домой. Среди них есть тяжелые больные. Страдающие неизлечимыми душевными расстройствами. Что касается большинства таких больных, то неясно, осознают ли они свое положение, не говоря уже о перспективах на будущее, о том, что уготовила или чего лишила их судьба.

Некоторые пациенты, такие как Кэтрин Кардинал, ложились сюда время от времени в ожидании, когда минет острая стадия заболевания и они без всякого риска смогут вернуться к полноценной жизни. Доктор Йонаш дал ей успокоительного и продержал ночь у себя в Торонто. Потом же, чувствуя, что для скорейшего ее выздоровления всего полезнее будет близкое присутствие ее мужа, назначил ей новые лекарства и отправил в психиатрическую клинику Онтарио. С тамошним доктором он намеревался поддерживать тесную связь.

Сейчас Джон Кардинал сидел с ней на так называемой солнечной террасе на третьем этаже. Во время его посещений они всегда сидели на этой террасе. Потом, когда ей станет получше, они будут выходить на прогулки, даже, может быть, в город. Но пока что единственным местом свиданий для них было это жаркое, душное, застекленное помещение, уставленное синтетическими диванами и открывающее вид на шоссе и деревья вдали. Солнце спряталось за тучей, и по стеклу заструились потоки дождя.

– Это не солнечная, а скорее дождевая терраса, – заметил Кардинал.

Кэтрин не ответила. Она сидела в дальнем углу дивана, упершись локтями в колени, низко уронив голову; волосы, свесившись, прикрывали лицо. Аллегория полного поражения. Беспокойство о Кэтрин и сочувствие к ней смешивались у Кардинала с досадой, что они не смогли наладить всесторонний поиск Терри Тейт. Правда, они разослали ориентировку всем постам, но предпринять еще что-то пока не удалось, хотя в дальнейшем можно будет попытаться.

– Хочешь кока-колы или еще чего-нибудь? – спросил он. – Я могу спуститься и принести.

Кэтрин ничем не выразила, что слышит его.

– Они говорят, что на этот раз ты здесь не задержишься. Побудешь недели две, не больше.

Кэтрин что-то пробормотала.

– Что? Прости, дорогая, я не расслышал.

– Браво, Джон. Я сказала «браво». Тебя это устраивает?

Кардинал разглядывал обложку журнала о звездах с анонсами статей о Рози О'Доннелл и Джулии Робертс. Что я здесь делаю, чем занимаюсь? Мне надо быть на службе. Надо теребить «Виклас».

– Господи, – после паузы проговорила Кэтрин.

В клинике она находилась по собственному желанию, что не делало ее пребывание в ней менее горестным.

– Кэтрин, постарайся только помнить, что это пройдет. И пройдет скоро.

– Конечно, Джон. – Взгляд темных глаз обратился теперь на него, и он мог убедиться, что единственное, что испытывала Кэтрин, было страдание. – Конечно, это пройдет. А потом наступит опять. Поэтому как ты можешь говорить о том, что это пройдет? Объясни мне, Джон. Как это может «пройти»?

– Ты же не одна, детка. Здесь есть люди, которые стараются тебе помочь. Вот сейчас они пробуют ламотригин и имеют все основания считать, что он окажется более эффективным для пациентов с твоими симптомами заболевания, чем литий. Они настроены весьма оптимистически.

Кэтрин опять уронила голову и тихонько покачала ею из стороны в сторону – дескать, «нет». Если б было можно вкратце суммировать ее болезнь, во всяком случае в депрессивной ее стадии, ее выразило бы это краткое и полное абсолютной безнадежности слово.

Когда Кэтрин бывала такой, любой проблеск веселости, любое выражение надежды казались неуместными, а каждое ласковое слово выглядело ложью. И все же отступить Кардинал не мог:

– Кэтрин, я же понимаю, как это тяжело. Как это невыносимо. Но постарайся вспомнить и удержать в памяти причину своего состояния, осознать, что причина эта вымышленная и не имеет никакого отношения к реальности. Только какое-то нарушение в химических реакциях порождает весь этот ужас и мрак и делает мир для тебя безобразным. Но это прекратится. Тебе станет лучше. Обещаю.

Теперь она плакала. Это не были слезы облегчения, это были скупые, через силу слезы горечи. Той частью души, которая еще не утратила способность молиться, Кардинал молился, чтобы боль, которую она испытывала, перешла к нему. Пусть он мучается ею до конца своей жизни, лишь бы избавить ее от этой боли.

Вернувшись на службу, Кардинал выудил из-под стопки бумаг заключение «Виклас» и еще раз просмотрел резюме. Никаких электронных следов, никаких зацепок там не было – значит, они имеют дело с преступником, впервые совершившим подобное преступление: впервые отсекшим кому-то руки и голову, впервые застрелившим двоих. Прецедентов не было. И возможно, именно в его власти находилась сейчас Терри Тейт.

Он позвонил Джеку Уэйли из Отдела прикладных исследований:

– Джек, это Джон Кардинал. Я просматриваю сейчас заключение «Виклас», которое вы нам прислали.

– Ну да, по мертвому байкеру. Заключение, насколько мне помнится, отрицательное. Никаких зацепок.

– Правильно. Но у меня очень сильные подозрения, что убийца уже проделывал подобное, обрубая жертвам конечности еще при их жизни. Слишком хорошо подготовился. Знаки на стенах, ножи – перерубать кости и сухожилия, что-то, в чем можно потом все это унести, что-то, куда стекает кровь. На экспромт непохоже.

– Ладно. Вот твой случай опять передо мной на экране. Ничего.

– И там у тебя в параметрах заданы обрубленные конечности и отрубленная голова?

– Да.

– И знаки на стенах?

– Да.

– Отсюда и заключение, которое вы нам прислали? Отрицательное?

– Да, точно.

– А если попробовать без знаков на стенах?

– Не знаю. Разве мы этого не делали?

– Нет. Желаги присовокупил просьбу: в случае, если заключение будет отрицательным, поискать еще раз, но уже без знаков.

– Куда он поместил эту просьбу?

– В заявку. – Кардинал перелистал странички копии. – В приложение.

– А-а, ну вот, нашел. Но тут имеется некоторая сложность, Джон.

– В чем дело?

– Загвоздка в том, что в нашей системе нельзя вести поиск в режиме «и / или». Только «и».

– Ты шутишь. Мы же имеем дело с компьютерами, не так ли?

– Так. Но программа новая. Возможности ее еще совершенствуются. Этот недостаток устраняют, но пока не устранили до конца. Обещают, что в следующем варианте все будет нормально.

– Я не могу поверить, что в базах ничего нет, Джек. Речь идет о маньяке, удерживающем сейчас, по крайней мере, одного пленника. А возможно, и больше. – Кардинал вздохнул. – Эти компьютеры – они и помощь нам, они же и наше проклятие! Можешь провести поиск снова, но без знаков на стене?

– Этим и занимаюсь. Подожди минутку. Надо проделать кое-какие операции. Между прочим, как там Кэтрин?

– Прекрасно. А как Марта?

– Мы развелись. Кончила тем, что пришла к выводу, будто полицейские ей противопоказаны. Вот. Нашел.

– Не в Штатах, случайно?

– Нет. Это наш канадский список, общенациональный и по провинциям. Полнее, чем у них в Штатах. Правда, некоторые области еще не подключились к системе, так что… О, вот оно!

– Что? Нашел? Скажи же!

– Минутку.

Кардинал слышал, как Уэйли нажимает клавиши. Потом в трубке опять раздался его голос:

– Ладно. Это совершенно против правил, но я тут нашел кое-что и отправил тебе мейлом как вложенное приложение.

Кардинал открыл почту. Щелкнул папку «Входящие» и увидел новое сообщение. Он раскрыл приложение.

– Ищи файл «Совпадения и анализ». Анализа не будет, но ты увидишь.

– Нашел, – сказал Кардинал. – Итак, исключи знаки, и мы имеем три случая. Все три – в Торонто. Первый – десять лет назад. Парень был найден в Риджент-Парке на крыше. Я помню этот случай. Это произошло как раз после моего отъезда из Торонто. Но упоминаний об отрубленных конечностях там вроде не было.

– Возможно, тогда эту информацию не разглашали. Чтобы избежать лжепризнаний. Голова, руки, ноги – толком так ничего и не нашли. Бились как сумасшедшие. Но подозреваемый, похоже, имеется.

– Реймонд Белтран. Тогда ему было девятнадцать. Предварительных задержаний не отмечено. Но к жертве питал антипатию. Есть алиби на основе показаний некоего Виктора Беги.

– Старый козел. И уж конечно, образец морали.

– Несомненно. Дай погляжу другие два случая.

Кардинал прокрутил дальше, перейдя к следующему пункту. Случай, произошедший восемь лет назад. В окрестностях Торонто, в местечке под названием «Розовая долина», был найден плохо закопанный труп. Неизвестный мужчина. Голова, руки и ноги отрублены. Подозреваемых нет.

– Странно, что они не заподозрили Белтрана, учитывая произошедшее двумя годами раньше. К тому же «Розовая долина» не так далеко от Риджент-Парка. А его, похоже, даже не допросили, – сказал Кардинал.

– Все дело в датах, Джон. Второе тело было найдено через два года после первого. Но состояние трупа указывало на то, что само убийство произошло лет за десять до первого случая. А Белтран тогда здесь не жил, он находился в Штатах.

– В Штатах?

– Предположительно во Флориде. Проверь теперь остальное.

Кардинал перешел к третьему пункту файла «Совпадения». Было это в Торонто четыре года назад. Двадцатипятилетняя женщина пропала из дома в Миссисоги и была обнаружена через две недели возле Скарборо-Бич с отрезанной головой, руками и ногами.

– Третий случай тоже не был раскрыт, – заметил Кардинал.

– Вижу. Что наводит на грустные мысли. Однако недостатка в подозреваемых тут нет.

– Бывший возлюбленный алиби не имеет, но причин подозревать его, кроме как из-за близкого знакомства с ней в прошлом, у них не было. Сосед по этажу известен своей сексуальной невоздержанностью, но к ножу и другим подобным инструментам он не прибегал. Белтрана они и тут не допрашивали. Но и Скарборо ведь недалеко от Риджент-Парка. Десять минут езды на машине.

– Я понимаю, почему они его не допрашивали. Ведь все, что они могли ему инкриминировать, – это антипатия к первой жертве. И никакой связи с двумя другими случаями.

– Кроме связи географической.

– Да. Но по этому признаку можно подозревать еще два с половиной миллиона человек.

Наступила пауза, во время которой Кардинал слышал, как дышит в трубку Уэйли.

– Должен признаться, Джон, что в целом я не склонен связывать все три эти случая. Даже по результатам медицинской экспертизы нельзя безоговорочно утверждать, что во втором случае конечности были удалены еще при жизни жертвы. А это существенное отличие. Так что географическая близость плюс результаты экспертизы что-то доказывают лишь в двух случаях. А это, согласись, немного.

Кардинал тихонько выругался.

– Ага. Разделяю твои чувства.

– Нет, не в этом дело. Я просто продираюсь сквозь обилие сведений. Хочу проследить, откуда взялся этот Белтран. Где данные о подозреваемых?

– Нажми порядковый номер случая. Они в верхней части окна…

– Нашел. Спасибо тебе, так или иначе, Джек.

– Слушай, электронная версия, которую ты сейчас просматриваешь, официальным документом не является, ясно? А официально я перешлю ее тебе мейлом позже. Повеселишься всласть.

Кардинал просматривал данные по Реймонду Белтрану. Не подарочек этот парень. Шесть раз фигурирует в списке малолетних правонарушителей. За вооруженное нападение пробыл два года в исправительной школе Дип-Ривер.

Далее следовали заметки полицейских из Торонто о Викторе Беге, человеке, предоставившем алиби Белтрану. Называет себя дядюшкой Бёлтрана, но кровными родственниками они не являются. Следователи не смогли установить его связь с данным преступлением, но хмурый вид и враждебность следствию они отметили.

Белтран. Довольно редкая фамилия в Канаде. Кардинал нашел его по спискам выданных удостоверений личности. Мать безработная. Отец умер. Гражданство канадское. Он просматривал все данные и не мог найти ничего существенного, когда вдруг внимание его привлекла следующая заметка:

Мать утверждает, что с момента ее эмиграции с Кубы все у нее пошло не так. Эмигрировала из Гаваны в Майами в 1980. Через пять лет переехала в Торонто. Говорит, что помощи от родственников в Гаване не получает.

– Эй, Делорм! – Она уже собиралась домой, когда он окликнул ее. Она застыла, сжав дверную ручку. – Не вздумай уходить. Мне кажется, у нас наметился прорыв.