Текст книги "Одна дамочка с пистолетом"
Автор книги: Джанет Иванович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Я нервно оглядела стоянку. Мне не особенно хотелось, чтобы меня поймали за ограблением мясного фургона.
– Лучшего способа не нашел? – Попыталась я шепотом перекрыть скрежет пилы.
– Не мог отмычкой открыть?
– Так быстрее, – ответил Морелли. – Держи глаза открытыми на случай появления ночного сторожа.
Лезвие сделало последний рывок, и скоба замка открылась. Морелли отбросил засов и толкнул толстую изолированную дверь. Внутри грузовика было темно, как в преисподней. Морелли забрался на бампер, я карабкалась за ним, пытаясь вытащить свой фонарик из сумки. Холодный воздух давил на меня, перехватывая дыхание. Мы обшаривали фонариками покрытые изморозью стены. Огромные пустые крюки для мяса свисали с потолка. Ближе всего к двери была большая бочка с обрезками, которую они вкатили на моих глазах днем. Подле стоял пустой бочонок, его крышка косо притулилась между бочкой и стеной.
Я направила свет дальше вглубь и опустила ниже. Мой взгляд сфокусировался, и я глотнула холодного воздуха, когда поняла, что вижу. Луис лежал, неуклюже распластавшись на спине, его глаза были невероятно выпучены и не мигали, ноги вывернуты наружу. Вытекшие из носа сопли застыли на щеке. Огромное пятно мочи кристаллизовалось рядом с брюками. Посредине его лба была большая темная точка. Сэл лежал рядом с ним с аналогичной отметиной на лбу и с тем же выражением удивления на лице.
– Дерьмо, – выругался Морелли. – Как мне не везет.
Единственные трупы, которые я когда-либо видела, были набальзамированы и обряжены для церкви. Прически их были стильными, щеки нарумянены, а глаза закрыты в вечном сне. Никто из них не был застрелен в лоб. Я почувствовала, как желчь подступает к горлу, и зажала рот рукой.
Морелли вытолкнул меня из двери на гравий.
– Не наблюй в грузовике, – предупредил он. – Ты испортишь место преступления.
Я несколько раз глубоко вздохнула и усилием воли вернула желудок на место.
Морелли положил руку мне на затылок.
– С тобой все будет в порядке?
Я энергично закивала.
– Я в норме. Это в-в-все о-о-от неожиданности.
– Мне нужно кое-что взять в фургоне. Стой здесь. Не возвращайся в грузовик и ничего не трогай.
Мог бы и не беспокоиться, что я полезу обратно в грузовик. Никакими коврижками меня туда не заманишь.
Он возвратился с ломиком и двумя парами одноразовых перчаток. Одну пару отдал мне. Мы натянули перчатки, и Морелли взобрался на бампер.
– Посвети на Луиса, – приказал он, нагнувшись над телом.
– Что ты делаешь?
– Ищу пропавшее оружие.
Он выпрямился и кинул мне связку ключей.
– Пистолета нет, но в кармане были эти ключи. Проверь, не открывает ли какой-нибудь из них дверь кабины.
Я открыла дверцу со стороны пассажирского сидения и обыскала бардачок, карманы для карт и под сидением, но оружия не обнаружила. Когда я вернулась к Морелли, он орудовал ломиком над герметичной цилиндрической емкостью.
– Оружия в кабине нет, – сообщила я.
Крышка отскочила, и Морелли, щелкнув фонариком, посветил внутрь.
– Ну? – спросила я.
Его голос напрягся, когда он ответил.
– Здесь Кармен.
На меня напал еще один приступ тошноты.
– Думаешь, Кармен была в морозильнике Сэла все это время?
– Похоже на то.
– Почему он держал ее здесь? Неужели не боялся, что кто-нибудь обнаружит ее?
Морелли пожал плечами.
– Полагаю, он чувствовал себя в безопасности. Может, уже подобное прежде проделывал. Если что-то делаешь часто, становишься самонадеянным.
– Ты думаешь обо всех этих несчастных женщинах, исчезнувших со Старк Стрит.
– Да. Сэл, наверно, только ждал подходящего момента вывезти Кармен и бросить в море.
– Не понимаю, что его связывало со всеми этими делами.
Морелли вернул крышку на место.
– Я тоже, но уверен, можно уговорить Рамиреза нам это объяснить.
Он отряхнул колени руками и оставил на них белые следы.
– Что это за белая фигня? – спросила я. – Сэл имел дело с детской присыпкой или очистителем, или чем-то еще?
Морелли посмотрел на руки и на штаны.
– Я и не заметил.
– На полу лодки тоже был порошок. А сейчас ты зачерпнул из емкости и вытер о брюки.
– Бог мой, – воскликнул Морелли, уставившись на руки. – Блин.
Он сдернул крышку с емкости и провел пальцем по ободку. Потом засунул палец в рот и попробовал. – Это наркотик.
Сэл не производил впечатление человека, потребляющего крэк.
– Это не крэк. Героин.
– Ты уверен?
– Я его много повидал.
Я могла видеть в темноте, как он улыбнулся.
– Сладкий Пирожок, думаю, мы только что обнаружили сливную лодку, – сказал он. – До сих пор я думал, что все дело в прикрытии Рамиреза, но сейчас не уверен. Думаю, это может быть связано с наркотиками.
– Что за сливная лодка?
– Это небольшая лодка, выходящая в море на свидание с большим кораблем, подвязавшимся в контрабанде наркотиков.
– Большинство мирового героина поступает из Афганистана, Пакистана, Бирмы. Обычно доставляется через Северную Африку, затем в Амстердам или другой европейский город. До сих пор любимым методом проникновения в страну на северо-востоке была упаковка в тела и провоз их через Аэропорт Кеннеди. Около года назад мы начали получать наводки, что наркотики победно путешествуют на кораблях, приходящих в порт Ньюарка. Администрация США по контролю за применением законов о наркотиках и таможня работали сверхурочно, но так ничего и не нашли.
Он поднял вверх палец, исследуя его.
– Думаю, причина в том, что когда корабль приходил в Ньюарк, героин уже выгрузили.
– В сливную лодку, – дополнила я.
– Да. Сливная лодка перехватывает наркотик с материнского корабля и привозит в маленький залив, такой как этот, где нет таможенников.
– Моя версия – они загружали наркотик в эти бочки после передачи, а один из пакетов последний раз порвался.
– Трудно поверить, что кто-то может быть столь небрежен, чтобы оставить обличающую улику.
Морелли хмыкнул.
– Работаешь повседневно с наркотиками, и они становятся обыденным явлением. Не поверишь, что люди оставляют на виду в квартирах и гаражах. Кроме того, лодка принадлежит Сэлу, и есть шанс, что Сэл не участвовал. То есть, если лодку арестуют, Сэл заявит, что одолжил ее приятелю. Типа он не знал, что ее используют в преступных целях.
– Думаешь, потому так много героина в Трентоне?
– Может быть. Когда имеешь под рукой такую лодку, что можешь привозить его в больших количествах и исключить курьеров, то у тебя хорошее преимущество в виде низких накладных расходов.
– И наркоманы мрут как мухи.
– Да.
– Почему, как ты думаешь, Рамирез застрелил Сэла и Луиса?
– Может, Рамирезу понадобилось сжечь мосты.
Морелли прошелся фонариком по темным углам в глубине грузовика. Я с трудом различала его в темноте, но могла слышать шарканье подошв, когда он двигался.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Ищу пистолет. В случае, если ты не заметила, мне чертовски не повезло. Мой свидетель мертв. Если не смогу отыскать пистолет Зигги в нетронутом состоянии, я тоже стану трупом.
– Всегда есть Рамирез.
– Который может разговориться, а может – и нет.
– Думаю, ты слишком остро реагируешь. Я могу засвидетельствовать присутствие Рамиреза на месте двух совершенных убийств, и мы раскрыли главную операцию по поставке наркотиков.
– Вероятно, это бросит тень сомнения на характер Зигги, но не изменит факта, что я застрелил безоружного человека.
– Рейнжер сказал, что ты должен доверять системе.
– Рейнжер сам игнорируетсистему.
Я не хотела видеть Морелли в тюрьме за преступление, которое он не совершал, но точно также не желала, чтобы он провел жизнь в бегах. Он на самом деле был хорошим паренем, и как мне не хотелось в этом признаться, я начала испытывать к нему нежные чувства. Когда расследование завершиться, я буду скучать по поддразниванию и поздним дружеским посиделкам. Хотя Морелли еще продолжал действовать на нервы тут и там, но возникло новое чувство партнерства, которое превысило большую часть моего гнева в прошлом. Трудно было поверить, что его пошлют в тюрьму в свете всех этих новых улик. Наверно, он потеряет свою работу в полиции. Мне это казалось меньшим позором, чем прятаться долгие годы.
– Полагаю, нам следует позвонить в полицию и позволить им разбираться с этим, – предложила я Морелли. – Ты же не можешь скрываться весь остаток своей жизни. А что будет с твоей матерью? А что насчет нашей устной договоренности?
– Устной договоренности? О, черт, Стефани, ты же не собираешься предъявить мне счет, а?
– У нас было соглашение. Ты позволяешь привести тебя, когда мы найдем пропавшего свидетеля.
– Я не учел, что он будет мертв.
– А меня выселят.
– Послушай, Стефани, твоя квартира не такой уж подарок. Кроме того, это напрасный разговор. Мы оба знаем, что ты не способна привести меня силой. Есть только один способ получить твои деньги – это мое позволение. Ты же не собираешься стоять на своем.
– Мне не нравится твое отношение, Морелли.
Свет от фонарика закружился, и Морелли ринулся по направлению к двери.
– Меня не заботит, что ты думаешь о моей позиции. Я в паршивом настроении. Мой свидетель мертв, и я не могу найти чертово оружие убийства. Возможно, Рамирез будет визжать как свинья, а меня оправдают, но пока этого не случилось, я буду прятаться.
– Ну и черт с тобой. Не могу поверить, что так для тебя будет лучше. Представь, что вдруг какой-нибудь коп заметит тебя и пристрелит? Кроме того, у меня есть работа, и я собираюсь ее сделать. Не следовало мне иметь с тобой дела.
– Ну, это были неплохие дела, – заметил он.
– Добился ли ты в них успеха?
– Нет. Но я – не ты. У меня такой опыт, что тебе и не снилось. И я, черт возьми, более подготовлен, чем ты когда-либо будешь.
– Ты меня недооцениваешь. Я хорошо подготовлена, твою мать.
Морелли хмыкнул.
– Ты – мармеладка. Нежная и сладкая, и если тебя разогреть, становишься тягучей и прелестной.
Я ретировалась, лишившись дара речи. Не могла поверить, что еще несколько секунд назад я участливо и по-дружески думала об этом уроде.
– Ничего, я быстро учусь, Морелли. Хотя несколько раз ошиблась в начале, но сейчас-то я способна тебя привести.
– Да, ладно. Что ты собираешься делать, застрелить меня?
Его сарказм меня отнюдь не умиротворил.
– Как бы эта мысль не была привлекательна, но стрелять в тебя нет необходимости. Все, что я должна сделать, – это закрыть дверь, ты, надменное ничтожество.
В тусклом свете я увидела, как глаза его широко распахнулись в проблесках понимания за наносекунду до того, как я захлопнула тяжелую герметичную дверь. Послышался приглушенный удар его тела, врезавшегося изнутри в дверь, но было поздно. Засов уже был на месте.
Я отрегулировала температуру так, чтобы трупы не разморозились, и в тоже время сделала ее не настолько низкой, чтобы превратить Морелли в мороженое на палочке по приезде в Трентон. Потом забралась в кабину и завела мотор, поздравив себя, что при мне ключи Луиса. Неуклюже выехав со стоянки, я взяла курс на магистраль.
На полпути домой я нашла телефон и позвонила Дорси. Сообщила ему, что приведу Морелли, но не вдавалась в детали. Я предупредила, что подъеду к участку со стороны задней двери минут через сорок пять, и было бы неплохо, если бы он меня там ждал.
Я подъехала на Норт Клинтон точно в срок и поймала в свете фар Дорси и двух полицейских в форме. Затем заглушила двигатель, сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить расшалившиеся нервы, и спрыгнула на землю.
– Может, вам следует позвать еще кого-нибудь в форме, – предложила я. – Думаю, Морелли может прийти в бешенство.
Брови Дорси подскочили.
– Ты засунула его в заднюю часть грузовика?
– Да. И он там не в одиночестве.
Один из полицейских отодвинул засов, дверь распахнулась, и Морелли скатапультировал на меня. Он схватил меня поперек туловища, и мы шлепнулись на асфальт, катаясь, молотя друг друга, поливая при этом бранью.
Дорси и полицейские оттащили Морелли от меня, но он все еще продолжал ругаться и махать кулаками.
– Я до тебя доберусь! – орал он на меня. – Когда выйду отсюда, надеру тебе задницу. Ты чертова сумасшедшая. Маньячка!
Появились еще двое патрульных, и вчетвером полицейские потащили Морелли к задней двери. Дорси задержался со мной.
– Может, тебе следует переждать где-нибудь, пока он успокоится? – предложил он.
Я стряхнула несколько пылинок с колен.
– Это может занять время.
Затем вручила Дорси ключи от грузовика и ввела в курс насчет наркотиков и Рамиреза. Пока я давала объяснения, Морелли утащили наверх, и горизонт очистился, тогда я смогла пойти забрать квитанцию у регистратора.
Приближалось к двенадцати, когда я, наконец, позволила себе оказаться дома, и моим единственным сожалением о событиях этого вечера было то, что я оставила свой блендер на пристани. Мне, в самом деле, позарез был необходим «дайкири». Я закрыла входную дверь и бросила сумку на кухонную стойку.
У меня были смешанные чувства насчет Морелли… не уверена, поступила ли я правильно. В конечном счете, дело было не в деньгах. Я действовала под влияние праведного негодования и из своих собственных убеждений, что Морелли следовало сдаться самому.
В квартире было темно, и стояла тишина, освещение было лишь в холле. Тени углублялись в гостиной, но не порождали страха. Погоня завершилась.
Нужно было поразмыслить о будущем. Быть охотником за головами гораздо сложнее, чем я полагала. Все же главное в том, что за последние две недели я многому научилась.
Волна жара после обеда спала, и температура снизилась до приятных семидесяти градусов (21 градус по Цельсию – Прим. пер.). Занавески были задернуты, и бриз играл легким ситцем. Идеальная ночь, чтобы выспаться, подумала я.
Я скинула обувь и присела на край кровати, вдруг почувствовав легкую тревогу. Я не понимала, в чем дело. Что-то было не так. Я вспомнила, что сумка валяется на стойке в кухне. И мое предчувствие усилилось. Паранойя, сказала я себе. Я в закрытой квартире, а если кто вздумает залезть в окно, что очень сомнительно, у меня еще будет время остановить их.
Все же, волна тревоги подступала ко мне. Я глянула на окно, на слегка вздымающиеся занавески, и холодное предчувствие ударило меня, как лезвие ножа. Когда я уходила, окна были закрыты и заперты. А сейчас окно открыто. Боже, окно открыто. Ужас пронесся сквозь меня, перехватив дыхание.
Кто-то был в квартире … или, возможно, ждал на пожарной лестнице. Я прикусила нижнюю губу, чтобы не завопить. Милостивый боже, только бы не Рамирез. Кто угодно, только не Рамирез. Сердце неровно колотилось, в желудке стало нехорошо.
Как видно, у меня было два выхода. Я могла побежать к входной двери или спуститься по пожарной лестнице. При условии, если ноги заработают. Я решила, шансов было больше, что Рамирез в квартире, поэтому бросилась к окну. На одном дыхании дернула занавески и уставилась на задвижку. Она была на месте. В верхней части окна в стекле был вырезан круг, позволявший любому просунуть руку и открыть замок. Прохладный ночной воздух нежно посвистывал в аккуратно вырезанном кружке.
Профессионал, подумала я. Может, и не Рамирез. Может быть, только местная разновидность вора-домушника. Может, он так был обескуражен моей бедностью, что решил смотать удочки и закрыл за собой замок. Я глянула на пожарную лестницу. Она была пуста и выглядела вполне мирной.
«Позвони в полицию и сообщи о вторжении», – приказала я себе. Телефон был на тумбочке у кровати. Я нажала на клавишу – ничего. Черт, кто-то отсоединил провод на кухне. Тоненький голосок шептал мне, что нужно бежать из квартиры. Спасайся через пожарную лестницу, говорил он. Шевелись.
Я вернулась к окну и нащупала задвижку. Позади я услышала какой-то шорох, почувствовав присутствие незваного гостя. В оконном отражении я смогла видеть, что он стоит на пороге спальни в слабом свете от прихожей.
Он назвал меня по имени, и я ощутила, что волосы мои встали дыбом, как у мультяшной версии ударенного током кота.
– Закрой занавески, – приказал он, – и медленно повернись, чтобы я мог тебя видеть.
Я сделала, что мне было приказано, глядя искоса в темноту в слепом замешательстве. Я узнала его голос, но не понимала его намерений.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я.
– Хороший вопрос.
Он щелкнул по выключателю. Это был Джимми Альфа, и он держал пистолет.
– Я каждый раз задаю себе тот же вопрос, – сказал он. – Как до этого дошло? Я порядочный человек, знаешь ли. Я стараюсь поступать по совести.
– Поступать по совести – это прекрасно, – рассудила я.
– Что случилось с твоей мебелью?
– Настали трудные времена.
Джимми кивнул.
– Тогда ты знаешь, на что это похоже. – Он усмехнулся. – Поэтому ты стала работать на Винни?
– Да.
– Винни и я, мы, в общем-то, одного сорта. Упорно добиваемся того, что считаем нужным. Полагаю, ты тоже такая.
Мне не нравилось, что меня ставят на одну доску с Винни, но я не собиралась спорить с парнем, который держал пистолет.
– Полагаю, что так.
– Ты следишь за боксом?
–Нет.
Он вздохнул.
– Менеджер типа меня всю жизнь проводит в ожидании, что ему попадется приличный боксер. Большинство менеджеров умирают, так и не дождавшись.
– У тебя уже есть один. Рамирез.
– Я подобрал Бенито, когда он был еще подростком. В четырнадцать лет. Я правильно угадал, что он отличается от других. Что-то в нем было. Натиск. Сила. Талант.
Безумие, подумала я. Не забудь безумие.
– Научил всему, что он теперь знает о боксе. Посвящал ему все свое время. Следил за тем, чтобы он питался правильно. Покупал ему одежду, когда у него не было денег. Позволял спать в конторе, когда его мамашка свихивалась от наркотиков.
– И сейчас он чемпион, – продолжила я.
Он с трудом выдавил улыбку.
– Моя мечта. Всю свою жизнь я работал ради этого.
Я начинала понимать, какое направление принимает разговор.
– А сейчас он вышел из-под контроля, – подвела я итог.
Джимми привалился к косяку.
– Да. Он вышел из-под контроля. Все разрушил… все, что было хорошего в прошлом, все потраченные деньги. Я ничего больше не могу ему сказать. Он не слушает.
– Что ты собираешься делать с этим?
– Ах, – Альфа вздохнул. – Главный вопрос. Ответ кроется в инвестициях. Я вкладываю капитал, делаю, простите за выражение, дерьмовую кучу денег, и зарабатываю на этом.
Ты знаешь, что означает вкладывать капитал? Это значит, я беру деньги, сделанные на Рамрезе, и инвестирую в другой бизнес. В продажу цыплят, прачечные самообслуживания, может, даже в мясную лавку. Может, я куплю по дешевке мясной магазин, потому что парень, который им владеет, не может преуспеть в паршивых ставках.
–Сэл.
– Да. Ты сегодня очень расстроила Сэла.. Заявилась в неудачное время, как раз, когда там был Луис, но я догадался, в конце концов, что все сработает, как надо.
– Не понимаю, откуда Сэл меня знал.
– Милая, понять-то нетрудно. У тебя нет бровей.
– Сэл испугался, что я опознаю Луиса.
– Да. Поэтому он позвонил мне, я сказал, что мы должны встретиться на пристани. Луис, так или иначе, собирался на причал. Завтра приходит товар, и я подумал, что, может, с ним нужно что-то делать, раз он такой никчемный неудачник. Парень ничего толком сделать не может. Он позволил людям засечь себя в квартире Кармен, затем должен был позаботиться об этих свидетелях. А убрал только двоих из трех. Не смог добиться успеха с Морелли. Тупица нашел машину на твоей стоянке и даже не задумался, может, Морелли ее не водит, поэтому кончил тем, что поджарил Морти Байерса. Сейчас ты добралась до Луиса. Я понял, что его время вышло.
Посему я одолжил у Рамиреза машину, поехал на пристань, по дороге увидел тебя на заправке, и у меня родилась блестящая идея. Джимми, сказал я себе, это твой выход из положения.
Я с трудом следовала за его мыслями. И еще не совсем понимала причастность Джимми.
– Из чего выход?
– Из всей этой дерьмовой путаницы. Послушай, ты должна кое-что понять насчет меня. Я провел много времени в боксе. Никогда не женился и не заводил семью. Всю мою жизнь, ничего, кроме бокса не имел. Когда ты молод, это тебя не заботит. Говоришь себе, всегда есть время. Но однажды просыпаешься, и обнаруживаешь, что времени не осталось.
У меня боксер, который любит издеваться над людьми. Это болезнь. Если что-то сдвинется в его голове, я не смогу это исправить. Я знаю, он не может рассчитывать на свою карьеру, поэтому я беру деньги, что мы заработали, и покупаю парочку владений. Помимо прочего, я встречаю этого парня-ямайца, который говорит, что знает лучший способ делать деньги. Наркотики. Я покупаю, их организация обеспечивает распространение, я отмываю деньги через свой бизнес и Рамиреза. Мы занимаемся этим какое-то время, и все работает отлично. Все, что нам нужно, это держать Рамиреза подальше от тюрьмы, пока мы отмываем деньги.
Проблема в том, что у меня слишком много денег сейчас, и я не могу выйти из дела. Организация держит меня за яйца, знаешь, кого я имею в виду?
– «Страйкер».
– Да. Большая долбаная ямайская банда. Жадные отвратительные попрошайки.
Поэтому я собрался в дорогу, чтобы разделаться с Луисом, увидел тебя, и у меня родился план. По плану я убираю Сэла и Луиса в стиле «Страйкер». Затем оставляю малость порошка на лодке и в бочке, чтобы копы раскрыли дело и закончили на этом. Теперь никого не осталось, чтобы болтать обо мне за моей спиной, а я слишком рискую, используя «Страйкер». Вся прелесть в том, что, благодаря тебе, Сэла и Луиса свяжут с Рамирезом. Уверен, когда ты делала заявление копам, то рассказала, что Рамирез промчался мимо заправки.
– Я все еще не понимаю, зачем ты здесь держишь меня на мушке.
– Я не могу рассчитывать на разговор Рамиреза с копами, они могут прийти к заключению, что он и в самом деле такой тупой, как кажется. А может, он проболтается, что я одалживал его машину, и они поверят ему. Поэтому хочу заставить тебя всадить в него пулю. Тогда не будет ни Бенито, ни Сэла, ни Луиса.
– А что насчет Стефани?
– Никакой Стефани тоже не будет.
Он вытащил телефонный шнур из штанов, подсоединил телефон и набрал номер.
– Мой мальчик, – сказал он в трубку. – У меня тут девушка, которая хочет внимания.
На другом конце что-то ответили.
– Стефани Плам, – добавил Джимми. – Она дома, ждет тебя. И, Бенито, убедись, что тебя никто не видит.
Разговор прервался, и связь оборвалась.
– Это то, что случилось с Кармен?– спросила я.
– Боже, Кармен прикончили из милосердия. Не знаю, как она вообще добралась до дома. К тому времени, когда мы прознали об этом, она успела позвонить Морелли.
– И что теперь?
Он снова прислонился к стене.
– Сейчас подождем.
– И что будет, когда здесь появится Рамирез?
– Отвернусь, пока он будет заниматься тобой, потом застрелю его твоим пистолетом. К тому времени, как явится полиция, вы оба истечете кровью, и все концы в воду.
Он был убийственно серьезен. Он собирался наблюдать, как Рамирез насилует и пытает меня, а затем собирается удостовериться, что меня забьют до смерти.
Комната поплыла у меня перед глазами. Ноги зашатались, и я обнаружила, что сижу на краю постели. Я опустила голову между колен и подождала, пока рассеется туман. Перед глазами возникло видение избитого тела Лулы, наполняя меня ужасом.
Головокружение прошло, но тяжелое сердцебиение сотрясало тело. Рискни, подумала я. Сделай что-нибудь! Только не сиди здесь и не жди Рамиреза.
– Ты в порядке? – обратился ко мне Альфа. – Плохо выглядишь.
Я не подняла головы.
– Меня сейчас стошнит.
– Тебе нужен таз?
Голова все еще была между колен. Я потрясла ею
– Нет. Дай мне минуту перевести дух.
Рядом в клетке бегал Рекс. Я не могла вынести, зная, что, может, вижу его в последний раз. Забавно, как можно привязаться к такому маленькому созданию. В горле образовался ком при мысли, что Рекс осиротеет, и послание вернулось ко мне. Сделай что-нибудь! Делай хоть что-то!
Стиснув зубы, я вознесла короткую молитву и бросилась вперед, кинувшись на Альфу, ударив его головой в живот.
Альфа издал рык, и пистолет выстрелил поверх моей головы, разбив окно. Если бы я была круче, то нанесла бы следующий хороший удар ногой по яйцам, но я действовала с безрассудной энергией, от адреналина кровь бросился мне к голову. Я была в состоянии «сражайся-или-беги» (рефлекс на стресс, доставшийся нам от животных, психологический термин – Прим. пер.), и легче всего было выбрать бегство.
Я бросилась прочь через открытую дверь спальни в гостиную. И была уже почти в прихожей, когда услышала щелчок пистолета, и мою левую ногу, как током, пронзила боль. Я завопила от боли и удивления, потеряв равновесие. Потом схватила сумку с прилавка двумя руками и стала искать мой тридцать восьмой. Альфа возник на пороге кухни. Он поднял оружие и прицелился.
– Сожалею, – сказал он. – Но выбора нет.
Нога моя горела, сердце колотилось в груди. Нос кровоточил, и глаза застилали слезы. Я взяла двумя руками мой маленький «Смит и Вессон», все еще находящийся в сумке. Сморгнула слезы и открыла огонь.
14
Дождь тихо барабанил по стеклу в гостиной, состязаясь со звуками, которые издавало колесо Рекса. Прошло уже четыре дня с тех пор, как меня подстрелили, и боль перешла в раздражающую, но вполне терпимую свою разновидность.
А вот душевное здоровье поправлялось куда медленнее. У меня еще случались ночные кошмары, и я все еще боялась оставаться одна в квартире. Застрелив Джимма Альфу, я подползла к телефону и позвонила в полицию, прежде чем отключилась. Они появились вовремя, чтобы схватить Рамиреза на полпути ко мне на пожарной лестнице. Затем они увезли его в тюрьму, а меня – в больницу. К счастью, мне повезло больше, чем Альфе. Он был мертв. Я – жива.
На моем счету в банке покоились десять тысяч долларов. Ни цента еще не было потрачено. Меня задержали семнадцать стежков на моей заднице. Мне хочется сотворить что-нибудь безответственное, типа слетать на уик-энд на Мартинику, когда снимут швы. Или, может, сделать татуировку, или выкрасить волосы в красный цвет.
Я подпрыгнула от стука в дверь. Было почти семь вечера, и я не ожидала гостей. Осторожно я выползла в прихожую и приложилась к глазку. Челюсть у меня отпала от вида Морелли в спортивной куртке, джинсах, гладко выбритого, подстриженного. Он смотрел прямо в глазок. И самодовольно улыбался. Знал, гад, что смотрю на него, сгорая от любопытства, благоразумно ли поступлю, если открою дверь. Он помахал, и я вспомнила, как две недели назад ситуация была прямо противоположная.
Я отомкнула два засова. Но оставила цепочку на месте. Заскрипела дверью.
– Что?
– Убери цепочку, – сказал Морелли.
– Зачем?
– Потому что принес тебе пиццу, и если наклоню ее, чтобы тебе отдать, весь сыр смажется.
– Пицца от Пино?
– Конечно, это пицца от Пино.
Я переместила вес с левой ноги, чтобы облегчить боль.
– Зачем ты принес мне пиццу?
– Не знаю. Захотелось. Ты собираешься открыть дверь или как?
– Я еще не решила.
По его физиономии медленно расплылась дьявольская улыбка.
– Ты меня боишься?
– Угу… да.
Улыбка еще пребывала на месте.
– Так и должно быть. Ты закрыла меня в холодильнике с тремя трупами. Рано или поздно я с тебя за это спрошу.
– Но не сегодня?
– Нет, – подтвердил он. – Не сегодня.
Я закрыла дверь, сняла цепочку, и распахнула врата ему навстречу.
Он положил белую коробку и упаковку пива на стойку и повернулся ко мне.
– Что-то, похоже, немного медленно топаешь. Как себя чувствуешь?
– Нормально. К счастью пуля разорвала немного жира и по большей части повредила стену в коридоре.
Его улыбка увяла.
– Как ты на самом деле себя чувствуешь?
Не знаю, как Морелли это удается, но он всегда может пробить мою защиту. Даже, когда я была на страже, и сохраняла бдительность, Морелли мог достать меня, завести меня, заставляя сомневаться, в своем ли я уме, и, вообще, возбуждать во мне самые неподходящие чувства. Беспокойство крылось в уголках его глаз, рот он сжал, в противовес легкомысленному тону вопроса.
Я зажала губу, но откуда-то взялись слезы и тихо стали сбегать по щекам.
Морелли заключил меня в объятия и притянул к себе поближе. Он прислонился щекой к моей макушке и поцеловал в волосы.
Похоже, мы так долго стояли, и если бы не боль в моей заднице, я могла бы заснуть, окончательно успокоившись и чувствуя себя очень уютно и безопасно в руках Морелли.
– Если я задам тебе серьезный вопрос, – пробормотал Морелли мне в ухо, – ты честно ответишь?
– Может быть.
– Помнишь тот случай в папашином гараже?
– Еще бы.
– И когда мы были в булочной…
– Нет.
– Почему ты сделала это? Сила моего убеждения так уж подействовала?
Я отняла голову и взглянула на него.
– Полагаю, скорее из любопытства и желания взбунтоваться, честное слово.
Не говоря уж о гормонах и страсти.
– Ты готова разделить ответственность?
– Разумеется.
Улыбка снова вернулась.
– А если я буду любить тебя здесь, на кухне… какую часть ответственности ты готова взять на себя?
– Помилуй, Морелли, у меня семнадцать швов на заднице!
Он вздохнул.
– Думаешь, мы могли бы стать друзьями после всех этих лет?
И это говорит парень, который кинул мои ключи в мусорный бак.
– Полагаю, это возможно. Нам ведь не нужно заключать договор и скреплять его кровью, не так ли?
– Но можем порыгать после пива.
– Это по мне.
– Ладно. Теперь, когда мы это установили, там намечается кое-какая игра, которую я хочу посмотреть, а у тебя мой телевизор.
– У мужиков всегда скрытые мотивы, – высказалась я, таща пиццу в гостиную.
Морелли последовал за мной с пивом.
– Как ты умудряешься сидеть?
– У меня резиновый бублик. И попробуй только что-нибудь скажи, отравлю газом.
– У меня есть парочка сообщений для тебя, – сказал он. – Ты готова выслушать?
– Еще полчаса назад могла бы ответить «нет», но сейчас у меня пицца, и я в норме.
– Это не пицца, милашка. Это мое мужское присутствие.
Я подняла бровь.
Морелли бровь проигнорировал.
– Прежде всего, наш патологоанатом передал, что ты вполне годишься на роль стрелка Робин Гуда. Ты всадила пять пуль Альфе в сердце, все на расстоянии не больше дюйма друг от друга. Просто поразительно, учитывая, что ты стреляла в ублюдка из сумки.
Мы оба захлюпали пивом, так как никто из нас не испытывал еще уверенности, что мы чувствуем по отношению к тому, что я убила человека. Гордиться было нечем. Скорбь не совсем подходила. Но явно присутствовала печаль.
– Думаешь, могло кончиться по-другому? – спросила я.
– Нет, – успокоил Морелли. – Он убил бы тебя, если бы ты не убила его первой.
Это была правда. Джимми Альфа убил бы меня. В этом у меня не было сомнения.
Морелли наклонился вперед взглянуть на подачу. Говарда Баркера вывели из игры.
– Дерьмо, – выругался Морелли. И переключил внимание на меня. – А сейчас хорошие новости. Я оставил магнитофон в дальнем углу парковки. Использовал его, когда меня не было поблизости. Проверял его в конце дня и прослушивал, если что-нибудь пропускал. Чертова штука еще работала, когда Джимми Альфа заглянул к тебе. Записал весь разговор, стрельбу и, вообще, все четко, как колокольчик.
