Текст книги "Одна дамочка с пистолетом"
Автор книги: Джанет Иванович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– Нет. Никогда его не видел. Делать мне нечего, как выглядывать из этих чертовых окон. В ночь убийства ничего нельзя было разглядеть. Темно было. Как, черт возьми, тут что-то разглядишь?
– Сзади фонари горят, – сказала я. – Мне показалось, что должно хорошо освещать.
– Той ночью не горели фонари. Я сказал это копам, которые здесь околачивались. Чертовы фонари сроду не горят. Подростки их разбили. Я знаю, они смылись, потому что я выглянул на шум. Я с трудом слышал свой телевизор из-за всей этой шумихи, устроенной полицейскими машинами и грузовиками. Первый раз я выглянул, потому что работал мотор одного из этих грузовиков-рефрижераторов… похожих на те, что возят продукты. Чертова штуковина припарковалась прямо перед моим домом. К черту таких соседей, скажу я вам. Люди совсем обнаглели. Паркуют здесь в переулке грузовики и машины с доставкой все время, пока посещают своих знакомых. Надо запретить.
Я рассеянно кивала в знак согласия, думая, что хорошо иметь пистолет, потому что если я когда-нибудь стану такой привередливой, то лучше застрелиться.
Он принял мой кивок за одобрение и продолжил.
– Потом следующий грузовик вслед за ним приехал, это был полицейский фургон почти такого же размера, как рефрижератор, и они не заглушили двигатели тоже. У этих парней, должно быть, куча лишнего горючего.
– А потом вы ничего подозрительного не видели?
– Я же сказал, темно было, хоть глаз выколи. Кинг Конг бы мог забраться на стену, никто бы не заметил.
Я поблагодарила его и вернулась в джип. Приближалось к полудню, и атмосфера накалялась. Я поехала в бар к своему кузену Ронни, прихватила там упаковку холодного пива и взяла курс на Старк Стрит.
Лула и Джеки, как всегда, охотились на углу. Они потели и покачивались на жаре, выкрикивая нежные уменьшительно-ласкательные прозвища и наглядно демонстрируя предложения потенциальным клиентам. Я припарковалась поблизости, поставила на капот упаковку пива и откупорила одну банку.
Лула узрела пиво.
– Ты выманиваешь нас с нашего угла, подружка?
Я хмыкнула. Мне они в некотором роде нравились.
– Думаю, может, ты пить хочешь.
– Че-е-ерт. Даже и вполовину не представляешь, как хочу.
Лула медленно прогулялась, взяла пиво и слегка запыхалась.
– Не знаю даже, что тут торчать и время терять. Никто не хочет трахаться в такую погоду.
Джеки подошла следом.
– Не делай этого, – предостерегла она Лулу. – Твой старик взбесится.
– Тот еще красавчик, – сказала Лула. – А мне наплевать. Долбанный хреновый сутенер. Что-то не видно его, стоящим тут под солнцем, не так ли?
– Так что говорят о Морелли? – спросила я. – Что-нибудь наклюнулось?
– Не видела его, – поделилась Лула. – Ни его, ни фургон.
– Слышала что-нибудь о Кармен?
– Типа?
– Типа, нет ли ее поблизости?
Лула была одета в топ, из которого, казалось, сейчас вывалятся ее внушительные буфера. Она прислонила банку пива к груди. Полагаю, чтобы охладиться. Правда, чтобы охладить грудь такого размера, ей бы понадобился бочонок.
– Ничего не слышала про Кармен.
Скверная мысль вспыхнула у меня в голове.
– Кармен когда-нибудь проводила время с Рамирезом?
– Рано или поздно все проводят время с Рамирезом.
– А ты имела с ним дело?
– Не я. Он любит напускать свои чары на тощих кошек.
– Предположим, он захотел бы очаровать тебя? Ты бы пошла с ним?
– Милая, никто ни в чем Рамирезу не отказывает.
– Слышала, он плохо обращается с женщинами.
– Куча мужиков плохо обращается с женщинами, – встряла Джеки. – Иногда на них находит.
– Иногда они испытывают досаду, – предположила я. – А порой у них не все дома. Слышала, Рамирез – психопат.
Лула глянула в сторону гимнастического клуба, взгляд ее остановился на окнах второго этажа.
– Да, – согласилась она. – Он извращенец. Пугает он меня. У меня была подружка, которая пошла с Рамирезом, так он ее сильно порезал.
– Порезал? Ножом?
– Нет, – уточнила она. – Бутылкой пива. Разбил горлышко и затем пустил его в … в дело, знаешь ли.
Я ощутила, как в голове вспыхнула лампочка, и время на мгновение застыло.
– Как ты узнала, что это был Рамирез?
– Люди знают.
– Люди ничего не знают, – встревожилась Джеки. – Людям не следует болтать. Кто-то болтает, а тебе попадет. Сама будешь виновата, знаешь ведь, что лучше прострелить себе язык. Меня тут не было, и я в этом не участвовала. Никоим боком. Я возвращаюсь на угол. Ты знаешь, что тебе лучше тоже уйти.
– Я знаю, что мне лучше тут вовсе не стоять, не так ли? – сказала Лула, удаляясь.
– Будь осторожна, – бросила я ей вслед.
– Большой женщине типа меня нечего осторожничать, – ответила она. – Я надеру задницу этим ублюдкам. Никто не связывается с Лулой.
Я припрятала остатки пива в машину, устроилась за рулем и закрыла двери. Завела двигатель и включила кондиционер на полную катушку, направив все струи так, чтобы охладить лицо.
– Давай, Стефани, – сказала я. – Возьми себя в руки.
Но я не могла прийти в себя. Сердце прыгало в груди, горло сжималось от переживаний за женщину, которую я даже не знала, за женщину, которая, должно быть, сильно пострадала. Хотелось бежать со Старк Стрит как можно дальше и никогда не возвращаться. Я не желала знать о таких вещах, не хотела, чтобы страх прокрался в мое незащищенное сознание. Повиснув на руле, я смотрела в сторону второго этажа клуба и тряслась от гнева и ужаса, что Рамирез ушел от наказания и свободно калечит и терроризирует других женщин.
В ярости я вылезла из машины, хлопнула дверью и, широко шагая, направилась в контору Альфы, в два счета оказавшись на лестнице. Я пронеслась мимо секретарши и резко отрыла дверь в кабинет Альфы с такой силой, что она стукнулась о стену.
Альфа вскочил со стула.
Я уперлась ладонями в стол и бросила ему в лицо.
– Ночью мне звонил твой боксер. Он издевался над молодой женщиной, и пытался меня запугать ее страданиями. Я знаю все о его предыдущих изнасилованиях и осведомлена о его пристрастии к сексуальным игрищам с тяжкими последствиями. Не представляю, как ему так долго удавалось уходить от суда, но я здесь тебе заявляю, что удача ему изменила. Или ты его остановишь, или я его сама остановлю. Я пойду в полицию. Я обращусь в прессу. Я обращусь в ассоциацию по боксу.
– Не надо. Я обо всем позабочусь. Клянусь, все улажу. Засуну его в лечебницу.
– Сегодня же!
– Да. Сегодня. Обещаю, я помогу ему.
Я не поверила ему ни на секунду, но я высказалась, поэтому удалилась в том же вихре дурного настроения, с каким вошла. Я заставила себя перевести дух на лестнице и пересекла улицу с хладнокровием, которого не чувствовала. Потом тронулась с места и очень медленно, очень осторожно поехала прочь.
Хотя еще было только начало дня, я растеряла весь свой охотничий азарт. Машина будто по собственной воле направилась домой, и следующее, что отпечаталось в моем сознании, я была уже на парковке у дома. Заперев машину, поднялась в квартиру, плюхнулась на кровать и приняла любимую позу для размышлений.
Проснулась я в три и почувствовала себя гораздо лучше. Пока я спала, разум усиленно трудился, ища укромное хранилище для последней коллекции депрессивных мыслей. Они еще были со мной, но больше не давили с такой силой на голову.
Сделав сандвич с арахисовым маслом и джемом, я дала кусочек Рексу и поглотила остальное, пока прослушивала сообщения на телефоне Морелли.
Из фотостудии позвонили с предложением освободить время с восьми до десяти, если Морелли придет на сеанс съемки. Кто-то хотел продать ему электрические лампочки, а некая Шарлин позвонила с неприличными предложениями, так тяжело дыша при этом в трубку, что было неясно, то ли у нее адский оргазм, то ли кто-то наступил на хвост ее кошке. К несчастью для нее, пленка кончилась, поэтому сообщений больше не было. И, слава Богу. На дальнейшее прослушивание моего терпения уже не хватало.
Я уже направлялась на кухню, когда зазвонил телефон, и включился автоответчик.
– Ты слушаешь, Стефани? Ты дома? Я видел тебя с Лулой и Джеки сегодня. Видел, ты с ними пиво пила. Мне это не нравится, Стефани. Заставляешь меня волноваться. Даешь понять, что они тебе больше нравятся, чем я. Вынуждаешь меня сердиться, потому что не желаешь того, что Чемп хочет тебе дать. Может, я тебе приготовлю подарок, Стефани. Может быть, доставлю к твоей двери, когда ты будешь спать. Хочешь? Все женщины любят подарки. Особенно подарки, что дарит Чемп. Приготовься к сюрпризу, Стефани. Только для тебя.
С этими посулами, еще отдававшимися в моих ушах, проверив, в сумке ли пистолет и патроны, я пустилась наутек до лавки Санни. Я была там уже в четыре и подождала на площадке, пока в четыре пятнадцать не появился Эдди.
Он был в штатском и с неслужебным пистолетом калибра .38, прикрепленным к поясу.
– Где твое оружие? – спросил он.
Я похлопала по сумке.
– Его полагается скрывать. В Нью-Джерси ношение оружия – серьезное нарушение.
– У меня есть разрешение.
– Дай посмотреть.
Я достала разрешение из бумажника.
– Это разрешение на владение, а не на ношение, – пояснил Эдди.
– Рейнжер сказал, оно многоцелевое.
– Рейнжер собирается навещать тебя, когда будешь сидеть на нарах?
– Иногда я думаю, он слегка растягивает рамки закона. Ты собираешься меня арестовать?
– Нет, но это тебе кое-что будет стоить.
– Дюжину пончиков?
– Дюжину пончиков стоит ликвидировать штраф за парковку. А это стоит пиццу и упаковку пива в полудюжину банок.
Надо было пройти через оружейный магазин по дороге к стрельбищу. Эдди заплатил плату за вход и купил коробку патронов. Я сделала то же самое. Стрельбище было сразу за магазином и состояло из комнаты размером с небольшой кегельбан. Пространство было поделено на семь кабинок, в каждой был прилавок на высоте груди. От прилавков тянулось то, что для космических кораблей принято считать зоной разбега, а на войне – зоной военных действий. На шкивах висели стандартные мишени в виде бесполых людей на обрезанных коленях с круглыми мишенями, расходящимися радиально от сердца. Этикет стрельбища предусматривал никогда не целиться в парня, стоящего по соседству.
– Хорошо, – сказал Газарра. – Давай сначала. У тебя «Смит и Вессон», калибр .38, специальный. Это пятизарядный револьвер, отнесен к категории небольшого оружия. Ты используешь пули типа гидрошок, чтобы причинить максимум боли и мучения. Вот эта маленькая штуковина здесь нажимается вперед большим пальцем, цилиндр освобождается, и ты можешь зарядить пистолет. Пуля – это патрон. Вставляешь патрон в каждую дырку и щелкаешь цилиндром, чтобы закрыть. Никогда не оставляй свой указательный палец на курке. Существует естественный рефлекс нажать от неожиданности, и ты можешь проделать дырку в полу. Вытяни палец вдоль цилиндра, пока не будешь готова стрелять. Мы попробуем сегодня большую часть основных позиций. Ноги на ширине плеч, вес на носки, держи пистолет обеими руками, левый большой палец поверх правого, руки вытянуты. Смотри на мишень, подними оружие и прицелься. Передний прицел – мушка. Задний прицел – прорезь. Направь прицелы в линию на желаемое место у мишени и стреляй.
Этот револьвер двойного действия. Ты можешь стрелять, нажимая на курок, или поднять ударник и потом нажать на курок. – Эдди демонстрировал, по ходу дела комментируя, все действия с пистолетом. Он освободил цилиндр, рассыпал пули по прилавку, зарядил оружие на прилавке и сделал шаг назад. – Вопросы будут?
– Нет. Пока нет.
Эдди вручил мне пару наушников.
– Надень.
Мой первый выстрел был единичным, и я удачно попала в нарисованную мишень. Я сделала еще несколько одиночных выстрелов, а затем переключилась на дуплеты. Это труднее было контролировать, но я справилась.
Через полчаса я израсходовала весь свой запас патронов, и начала стрелять неравномерно из-за мышечной усталости. Обычно, когда хожу в гимнастический зал, приходится часами работать над прессом и ногами, там, где разгуливается мой жир. Если собираюсь преуспеть в стрельбе, придется добраться до верхней части тела.
Эдди притянул мишень.
– Чертовски точная стрельба, ковбой.
– Мне лучше удаются одиночные выстрелы.
– Это потому что ты девчонка.
– Не неси подобную чушь, когда у меня в руках оружие.
Перед уходом я купила коробку патронов. Потом опустила патроны в сумку вместе с пистолетом. Я водила краденую машину. Беспокоиться о незаконном ношении оружия в свете этого казалось излишним.
– Могу я получить сейчас свою пиццу? – поинтересовался Эдди.
– А что Ширли?
– Ширли на «беби шауэер» (вечеринка в честь будущего младенца, где вручают подарки – Прим.пер.)
– С младшими?
– С тещей.
– Как твоя диета?
– Ты собираешься отчалить и пойти купить пиццу?
– У меня только двадцать долларов и тридцать три цента, которые отделяют меня от участи бездомной нищенки на железнодорожном вокзале.
– Ладно. Я куплю пиццу.
– Хорошо. Нужно поговорить. У меня проблемы.
Десять минут спустя мы встретились в пиццерии Пино. В Бурге было несколько итальянских ресторанчиков, но у Пино можно было достать пиццу. Мне рассказывали об огромных, как амбарные коты, тараканах, делающих набеги на кухню, но пицца была первоклассная – с корочкой, толстой и хрустящей, домашним соусом, и жира от пепперони хватало, чтобы сбегать по рукам и капать с локтей. Внутри пиццерии располагались бар и общая комната. Поздно ночью бар наполнялся полицейскими, которые расслаблялись после смены, прежде чем пойти домой. В это время дня бар был полон мужчин, ждущих еду на вынос.
Мы заняли столик в общей комнате и попросили принести кувшин, пока готовится пицца. На середине стола стояла перечница с острым перцем и баночка с пармезаном. Столы покрывали пластиковые скатерти в красно-белую клетку. Стены были обшиты панелями, налакированы до сияющего блеска и украшены фотографиями известных итальянцев и нескольких местных жителей, не принадлежащих к итальянцам. Основными знаменитостями были Фрэнк Синатра и Бенито Рамирез.
– Итак, что за проблемы? – захотел узнать Эдди.
– Две проблемы. Номер один. Джо Морелли. Я пересекалась с ним четыре раза с тех пор, как получила это задание, но ни разу и близко не подошла к тому, чтобы произвести задержание.
– Ты его боишься?
– Нет. Я боюсь применить оружие.
– Тогда используй эти женские штучки. Пшикни спреем и надень наручники.
Легче сказать, чем сделать, подумала я. Трудно направить спрей на парня, когда его язык скользит вниз по твоему горлу.
– Так и было задумано, но он двигается быстрее, я не успеваю.
– Хочешь совет? Забудь Морелли. Ты новичок, а он – профи. За ним годы тренировки. Он ловкий коп, и, наверно, даже еще лучший преступник.
– Забыть Морелли – это не выход. Я хочу, чтобы ты проверил пару машин для меня. – Я написала номер фургона на салфетке и подала ему.
– Проверь, сможешь ли найти владельца. Я также хотела бы знать, есть ли машина у Кармен Санчез. И если машина у нее есть, не забрали ли ее?
Я отпила пива и откинулась назад, наслаждаясь прохладным воздухом и жужжанием голосов вокруг. Все столики были заполнены, и кучка людей топталась в ожидании у дверей. Никто не хотел жарится на солнце.
– Так, что за вторая проблема? – спросил Эдди.
– Если я скажу тебе, обещай, что не будешь волноваться.
– Боже, ты беременна.
Я уставилась на него в замешательстве.
– Почему ты так подумал?
У него сделалось виноватое выражение лица.
– Не знаю. Само выскочило. Так Ширли всегда говорит мне.
У Газарры было четверо детей. Старшему – девять. Самому маленькому – год. Все мальчики, и все – чудовища.
– Ладно, я не беременна. Дело в Рамирезе. И я выложила ему всю историю с Рамирезом.
– Тебе следует подать на него заявление, – посоветовал Газарра. – Почему не обратилась в полицию, когда подверглась нападению в гимнастическом клубе?
– Рейнжер подает заявление, если ввязывается в драку?
– Ты не Рейнжер.
– Это правда, но ты улавливаешь мою мысль?
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Полагаю, если вдруг исчезну, хочу, чтобы ты знал, откуда начать поиски.
– Господи. Если думаешь, что он так опасен, тебе следует добиться судебного запрета.
– У меня не собрано много доказательств для судебного запрета. И, кроме того, что я скажу в суде… что Рамирез угрожает послать мне подарок? Посмотри вокруг. Что ты видишь?
Эдди вздохнул.
– Фотографии Рамиреза бок о бок с папой римским и Фрэнком Синатрой.
– Уверена, со мной все будет в порядке, – сказала я. – Мне просто нужно было с кем-нибудь поделиться.
– Если у тебя еще будут неприятности, хочу, чтобы ты мне тотчас же позвонила.
Я кивнула.
– Когда будешь одна дома, убедись, что пистолет заряжен и под рукой. Сможешь пустить в дело против Рамиреза, если понадобиться?
– Не знаю. Думаю, да.
– Расписание утрясли, и у меня снова рабочие дни. Хочу, чтобы ты каждый день ждала меня у Санни в четыре тридцать. Буду сам вносить плату за пользованием стрельбищем и покупать патроны. Единственный способ привыкнуть к оружию – это использовать его.
10
К девяти я была дома, и за неимением лучшего занятия решила убраться в квартире. На автоответчике не было сообщений, а на пороге никто не оставил подозрительных пакетов. Я сменила Рексу подстилку, пропылесосила ковер, выскребла ванную и отполировала оставшиеся немногочисленные предметы обстановки. В десять я закончила. Проверив в последний раз, все ли заперто, приняла душ и отправилась спать.
Проснулась в семь в приподнятом настроении. Спала я, как бревно. Автоответчик все еще восхитительно молчал. Птички издавали трели, сияло солнце, и можно было полюбоваться на свое отражение в тостере. Натянув блузку и шорты, я начала процесс варки кофе. Раздвинув занавески, я подивилась великолепию этого дня. Небо ослепляло синевой, воздух еще был свеж после дождя, и у меня возникло непреодолимое желание громко запеть что-нибудь из «Звуков музыки». Я пела «The hills are aliiiiive with the sound of muuusic», но дальше слов не знала.
Сделав пируэт, я очутилась в спальне и театральным жестом распахнула шторы. И застыла на месте при виде Лулы, привязанной к пожарной лестнице. Она висела там, как огромная тряпичная кукла. Руки ее перевешивались через перила, изогнувшись под неестественным углом, голова наклонилась вперед. Ноги были неловко согнуты так, что, казалось, она сидела. Она была голой и вся перемазана в крови, кровь коркой покрывала ее голову и запеклась на ногах. Позади нее свисала простыня, чтобы с парковки ее не было видно.
Я прокричала ее имя и схватилась за щеколду, сердце так стучало в груди, что все расплывалось перед глазами. Потом подняла окно и почти выпала наружу, добравшись до нее, безуспешно пытаясь тянуть ее за путы.
Лула не шевелилась, не издавала ни звука, а я не могла прийти в себя настолько, чтобы проверить, дышит ли она.
– С тобой все будет в порядке, – кричала я, голос охрип, горло сжималось, легкие горели. – Я приведу помощь.
Между вздохами я всхлипывала: – Не умирай. Ради Бога, Лула, не умирай.
Я с трудом пролезла обратно в окно, чтобы позвонить в «скорую», зацепилась за подоконник и грохнулась на пол. Боли я не чувствовала, только панику, когда на карачках ползла к телефону. Я не могла вспомнить номер «скорой помощи». Разум отключался в истерике, оставляя меня беспомощно справляться с замешательством и отказываясь составить компанию по участию в неожиданной и внезапной трагедии.
Я набрала, наконец, номер и сообщила оператору, что Лула истекает кровью на моей пожарной лестнице. Перед глазами возник образ Джеки Кеннеди, ползущей через сиденье на помощь умирающему мужу, и я ударилась в слезы, оплакивая Лулу, и Джеки, и себя, всех жертв насилия.
Я с грохотом рылась в кухонном столе в поисках ножа, в конце концов, найдя его в сушилке. Я не имела понятия, как долго Лула была привязана к перилам, но не могла оставить ее висеть ни секундой больше.
Потом побежала обратно с ножом и пилила веревки до тех пор, пока они не разорвались, и Лула мешком свалилась ко мне в руки. Она была вдвое больше меня, но как-то я протащила ее вялое окровавленное тело через окно. Инстинкты говорили мне спрятать и защитить. Стефани Плам, мама-кошка. Издалека раздавались сирены, приближаясь все ближе и ближе, потом в дверь забарабанили полицейские. Не помню, как их впустила, но явно сделала это. Полицейский в форме отвел меня в сторону, на кухню и усадил на стул. Появились медики.
– Что случилось? – спросил коп.
– Я обнаружила ее на пожарной лестнице, – сказала я. – Открыла шторы, а там она.
Зубы мои стучали, сердце еще прыгало в груди. Я зачерпнула воздух: – Она была привязана, я разрезала веревки и протащила ее в окно.
Я могла слышать, как медики кричат, чтобы принесли носилки. Слышно было, как двигали кровать, чтобы освободить место. Я боялась спросить, жива ли Лула. Я всасывала воздух и так цеплялась руками за подол, что побелели костяшки пальцев, а ногти впились в ладони.
– Лула здесь живет? – захотел узнать коп.
– Нет. Здесь живу я. Не знаю, где живет Лула. Даже не знаю ее фамилию.
Зазвонил телефон, и я автоматически потянулась в ответ.
Из трубки раздался шепот.
– Ты получила мой подарок, Стефани?
Как будто земля прекратила вращаться, и все замерло. На мгновение возникло ощущение потери равновесия, а затем все быстро сошлось в фокусе. Я нажала кнопку записи и прибавила громкость, чтобы было слышно всем.
– О каком подарке ты трепешься? – переспросила я.
– Ты знаешь, что за подарок, я видел, что ты ее нашла. Видел, как тащила через окно. Я наблюдаю за тобой. Я мог бы прийти и достать тебя ночью, когда ты спала, но хотел, чтобы ты увидела Лулу. Я хочу, чтобы ты увидела, что я могу сделать с женщиной, потому ты знаешь, чего ждать. Хочу, чтобы ты помнила об этом, сука. Хочу, чтобы ты думала, как это будет больно, и как ты будешь умолять.
– Тебе нравиться причинять боль женщинам? – Спросила я, самообладание уже начало возвращаться.
– Иногда они напрашиваются.
Я решила пойти в атаку.
– А что с Кармен Санчез? Ты ей тоже причинил боль?
– Не так славно, как собираюсь поступить с тобой. У меня в отношении тебя особые планы.
– Давай, займемся этим сейчас, – сказала я, и меня пронзил шок, когда дошло, что я имела в виду. В заявлении не было бравады. Меня охватила холодная, жесткая, доводящая до спазм ярость.
– У тебя сейчас копы, сука. Я не пойду, когда там копы. Я достану тебя, когда останешься одна, и не будешь ждать меня. Я позабочусь, чтобы мы провели много времени вместе.
Связь прервалась.
– Боже правый, – отозвался полицейский. – Да он псих.
– Вы знаете, кто это был?
– Боюсь, что догадалась.
Я вытащила пленку из автоответчика, написала свое имя и дату на ярлыке. Руки тряслись так, что надпись было еле разобрать.
В гостиной затрещало портативное радио. Я услышала гул голосов в своей спальне. Голоса стали более спокойными, и ритм действий становился более слаженным. Я окинула себя взглядом и осознала, что вся покрыта кровью Лулы. Кровь просочилась сквозь блузку и шорты, свернулась на руках и нижней части голых ног. Телефон был измазан кровью, так же, как пол и кухонная стойка.
Копы и медики переглянулись.
– Может, вам следует смыть кровь? – предложил врач. – Как насчет того, чтобы по-быстрому принять душ?
По пути в ванну я взглянула на Лулу. Они уже приготовились ее выносить. Ее привязали к носилкам, накрыв простыней и теплым одеялом. Ей подключили капельницу.
– Как она? – спросила я.
Член бригады медиков взялся за носилки.
– Жива, – сказал он.
Медики уже ушли, когда я вышла из душа. Двое полицейских в форме стояли, тот, который допрашивал меня на кухне, вел переговоры по персональной связи в гостиной, двое просматривали свои записки. Я быстро оделась и оставила волосы сохнуть. Я позаботилась о том, чтобы подать заявление и побыстрее покончить с этим. Хотелось добраться до больницы и удостовериться, как там Лула.
Полицейского, который вел переговоры, звали Дорси. Я видела его прежде. Должно быть, у Пино. Он был среднего роста, средней комплекции, и выглядел лет на пятьдесят. На нем была форменная рубашка, слаксы и дешевые ботинки. Я увидела мою кассету, торчащую у него из кармана рубашки. Экспонат А. Я рассказала ему об инциденте в гимнастическом клубе, опуская имя Морелли, заставив Дорси думать, что имя моего спасителя осталось неизвестным. Если в полиции хотели верить, что Морелли покинул город, то прекрасно. Я еще надеялась притащить его и получить мои деньги.
Дорси собрал записки и понимающим взглядом посмотрел на патрульного. Казалось, он не удивился. Полагаю, если пробудешь достаточно долго копом, ничто уже не удивит тебя.
Когда они ушли, я выключила кофеварку, закрыла на задвижку окно в спальне, схватила сумку и расправила плечи перед лицом того, что ожидало меня в холле. Мне нужно было пройти мимо миссис Орбач, мистера Гроссмана, миссис Фейнсмит, мистера Уолески и, Бог знает, мимо кого еще. Они жаждали подробностей, а я не в состоянии была этими подробностями делиться.
Я опустила вниз голову и, громко извиняясь, направилась к лестнице, зная, что получила лишь отсрочку. Стремглав вылетев из здания, я побежала к «чероки».
Я свернула с Сент-Джеймс на Олден и проложила путь через Трентон на Старк Стрит. Легче было сразу поехать в больницу Святого Франциска, но мне надо было повидать Джеки. Я пронеслась на полной скорости вниз по Старк Стрит, миновав клуб и не глядя по сторонам. Поскольку была уверена, что с Рамирезом покончено. Если он отыщет в законе лазейку, чтобы улизнуть, я сама его достану. Если нужно будет, я отрежу ему член ножом для резки мяса.
Джеки стряхивала крошки у «Корнер Бара», из чего я заключила, что она только что позавтракала. Я с визгом затормозила и почти вывалилась из двери.
– Залезай! – прокричала я Джеки.
– Зачем?
– Лула в больнице. Рамирез добрался до нее.
– О Господи. – Запричитала она. – Я так боялась. Знала, что что-то не так. Насколько плохо?
– Честно, не знаю. Нашла ее только что на своей пожарной лестнице. Рамирез подвесил ее в качестве послания для меня. Она без сознания.
– Я там была, когда он пришел за ней. Она не хотела идти, но ты не можешь сказать «нет» Бенито Рамирезу. Ее старик избил бы ее до крови.
– Да. Ну, ее в любом случае избили до крови.
Я нашла парковку на Гамильтон за квартал от больницы. Поставив сигнализацию, мы с Джеки припустили рысью. В ней было почти две сотни фунтов веса на каблуках, но она даже не запыхалась, когда мы ворвались в двойные стеклянные двери. Полагаю, круглосуточная тяжелая работа держит тебя в форме.
– Только что привезли женщину по имени Лула. – обратилась я к регистраторше.
Регистраторша взглянула на меня. Потом посмотрела на Джеки. Джеки была одета в ядовито зеленые шорты, из которых вываливалась половина ее задницы, в тон им резиновые сандалии и яркий розовый топ.
– Вы родственники? – спросила она Джеки.
– У Лулы здесь нет родни.
– Нам нужен кто-нибудь, чтобы заполнить бумаги.
– Полагаю, я смогла бы это сделать, – предложила Джеки.
Когда мы заполнили формы, нам сказали сесть и подождать. Мы молча сидели, бесцельно листая потрепанные журналы, наблюдая с бесчеловечной отчужденностью, как проходит через холл одна трагедия за другой. Через полчаса я поинтересовалась о Луле, и мне сказали, что ей делают рентген. Как долго она будет на рентгене, спросила я. Регистраторша не знала. Должно быть, какое-то время, но затем доктор выйдет поговорить с нами. Я передала это Джеки.
– Ха, – сказала она. – Спорим, что нет.
Мне требовалась кварта кофеина. Поэтому я оставила Джеки и пошла искать буфет. Мне посоветовали следовать по отпечаткам ног на полу, и клялись, что следы приведут меня к пище. Я нагрузилась коробками с выпечкой, двумя большими стаканами кофе и добавила два апельсина, на случай, если нам с Джеки понадобятся витамины для здоровья. Хотя, подумала я, сие маловероятно, но предположила, что это как носить чистые трусики на случай аварии. Нет такого несчастья, к которому ты готов.
Час спустя мы увидели доктора.
Он взглянул на меня, затем посмотрел на Джеки. Джеки подтянула свой топ и одернула шорты. Напрасный жест.
– Вы родственники? – обратился он к Джеки.
– Полагаю, так, – сказала на этот раз Джеки. – Какие новости?
Прогноз был осторожный, но обнадеживающий. «Она потеряла много крови и получила черепно-мозговую травму. К этому добавились множественные ранения, которые потребовали наложение швов. Ей нужно еще побыть в операционной. Вероятно, через какое-то время ее переведут в палату. Если хотите, можете уйти и вернуться через час или два».
– Я никуда не пойду, – заявила Джеки.
Два часа еле тянулись без каких-либо новостей. Мы съели все булочки и вынуждены были приняться за апельсины.
– Не люблю этого, – поделилась Джеки. – Сидеть взаперти в учреждениях. В общем, дерьмовое место, воняет как консервированные бобы.
– Много времени провела в учреждениях?
– Было дело.
Она не была расположена развить эту тему дальше, а я, в общем-то, ничего не хотела знать. Я поерзала в нетерпении на стуле, оглядывая комнату, и засекла беседующего с регистраторшей Дорси. Он кивал, слушая ответы на вопросы. Регистраторша указала на нас с Джеки, и Дорси отправился к нам.
– Как Лула? – спросил он. – Есть новости?
– Она в операционной.
Он уселся на стул рядом со мной.
– Рамиреза мы еще не взяли. У тебя есть идеи, где он может быть? Он сказал что-нибудь интересное, до того как ты включила запись?
– Он сказал, что видел, как я тащила Лулу в окно. И знал, что полиция в квартире. Должен быть где-то близко.
– Вероятно, звонил из машины.
Я согласилась.
– Вот моя карточка. – Он написал номер на обороте. – Это мой домашний телефон. Увидишь Рамиреза или получишь звонок, свяжись немедленно.
– Ему трудно будет спрятаться, – сказала я. – Он – местная знаменитость. Его легко узнать.
Дорси положил ручку во внутренний карман пиджака, и я мельком увидела его кобуру.
– Много людей пойдет на то, чтобы спрятать и защитить Рамиреза в этом городе. Мы уже это с ним проходили.
– Да, но у вас не было пленки.
– Верно. Запись все меняет.
– Никакой разницы, – заявила Джеки, когда Дорси ушел. – Рамирез творит, что пожелает. Никого не волнует, что он избил проститутку.
– Нас волнует, – возразила я Джеки. – Мы можем остановить его. Можем заставить Лулу дать показания против него.
– Нет, – сказала Джеки. – Ты многого не знаешь.
Было уже три, когда нам позволили увидеть Лулу. Она не пришла в сознание, ее подключили к приборам. Мне отвели только десять минут. Я сжала ей руку и пообещала, что с ней все будет хорошо. Когда время вышло, я сказала Джеки, что у меня назначена встреча. Она сообщила, что побудет около Лулы, пока та не откроет глаза.
К Санни я приехала за полчаса до Газарры. Заплатив взнос и купив коробку патронов, я прошла на стрельбище. Сделав несколько выстрелов со спущенным курком, настроилась на серьезную практику. Я представляла на мишени Рамиреза. Целилась ему в сердце, в яйца, в нос.
