Текст книги "Чаша Бланшара"

Автор книги: Джанет Глисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– Это мое личное дело, мистер Уильямс. Но уверяю вас, что благополучие моего сына для меня всегда на первом месте. Время уже позднее, полагаю, вам пора уходить.

ГЛАВА 19

На следующий день в одиннадцать часов Агнесс надела теплый шерстяной плащ и красивую бархатную шляпу (которую отдала ей Пэтси после долгих колебаний) и решительно направилась в сопровождении Филиппа вниз в Чипсайд. Оставив без внимания витрины галантерейных и ювелирных магазинов, лавок, где продавали ткани, она задержала взгляд только на витрине кондитерской, прежде чем свернуть направо на Томас-стрит и оттуда через Лондонский мост направиться к конторе Маркуса Питта.

Утро выдалось ясным и прохладным. Часть мостовой, куда еще не успело заглянуть солнце, была покрыта коркой льда, и вода в канаве, проложенной в центре улицы, наполовину замерзла. Недавно здесь прогнали стадо овец и проехали две повозки, запряженные волами, так что то там, то здесь возвышались напоминавшие костерки кучки свежего навоза, от которых поднимался пахучий пар. Этот земной запах смешивался с другими знакомыми ароматами – дымом из труб многочисленных пекарен на Бред-стрит, мятой и хмелем из пивоварни Барклая Перкинса, горелыми каштанами и, поверх всего, влажным гнилостным запахом реки, извивающейся между пирсами и складскими помещениями.

– Вам с Роуз нравилось гулять вместе? – спросила Агнесс как бы между прочим, когда Филипп задержался у витрины модного магазина, подмигивая нарядной продавщице.

Но Филипп слишком увлекся и не расслышал. Он принял красивую позу, положив руку на эфес своей шпаги.^[1]1
  Так у автора. В середине XVIII века шпаги носили дворяне, военные, чиновники и иногда просто богатые люди. – Примеч. ред.


[Закрыть] Девушка, ради которой он так старался, покраснела, но, тем не менее, продолжала поглядывать на флиртующего с ней высокого, хорошо сложенного молодого мужчину с приятной улыбкой. Рассерженная Агнесс повторила вопрос, незаметно толкнув Филиппа в бок. Шпага со звоном ударилась о стекло. Толчок подействовал на него быстрее, чем слова, и, оторвав взгляд от витрины, Филипп мило улыбнулся Агнесс:

– Простите, миссис Мидоус. Вы что-то сказали?

– Да, – ответила Агнесс, жестом приказав ему двигаться за собой, и пошла, постепенно ускоряя шаг.

Филипп, бросив печальный взгляд на витрину, поспешил за ней.

– Как часто вы с Роуз ходили на прогулки?

– Сначала раз или два в месяц, когда у нас совпадали выходные. Она любила развлекаться. Мы ходили на экскурсию в Воксхолл, были в театре «Ньюгейт», – рассказывал Филипп, когда остановившееся рядом ландо заставило их прижаться к дверям дома гробовщика.

Из ландо вышел джентльмен в сильно напудренном парике, одетый с франтоватой элегантностью, и, даже не извинившись, скрылся в кофейне. Филипп, крикнув ему вслед оскорбление, решительно повернулся в сторону кофейни. Но Агнесс, успев схватить его за руку, велела вести себя прилично в ее обществе.

– Роуз когда-нибудь рассказывала о семье или друзьях? – продолжила она, вернувшись к прерванному разговору.

– Никогда, – немного подумав, ответил Филипп. – Этой темы мы вообще не касались. Она могла решить, что у меня есть какие-то намерения. Я этого не хотел. Мне нравилось ее общество, но я любил бывать в обществе и других девушек. И я не мог на ней жениться, ведь тогда потерял бы свою работу, верно? Думаю, поэтому она быстро остыла.

Внезапно перед глазами Агнесс снова возникла картинка: Роуз и Филипп в кладовке. Он со спущенными штанами, мускулистые ягодицы выставлены напоказ, ее бледные бедра широко раздвинуты. Агнесс никак не могла понять, зачем Роуз так непристойно себя вела, если знала, что ни к чему серьезному это не приведет. Но Агнесс была слишком необразованна в вопросах физической любви, чтобы судить других, и чувствовала, что хочет знать больше.

– Значит, когда вы куда-то ходили, вы вели себя как спутники, не больше?

Филипп подмигнул:

– Смотря что понимать под спутниками. Я ее целовал и позволял себе кое-что большее, если она не возражала, и мы довольно неплохо развлекались. Учтите, дело тут не только во мне, она тоже была не против хорошо покувыркаться – во всяком случае, вначале. Не меньше, чем я.

– Значит, потом она изменилась? – спросила Агнесс, вспомнив, что Джон говорил, будто их интрижка закончилась, и пытаясь выбросить из памяти страстные стоны и вздохи.

– Во всяком случае, в последние несколько недель. Она уходила в свой свободный день, но только не со мной, и не подпускала меня к себе.

Агнесс вспомнила подозрения Лидии:

– Ты не думаешь, что она могла быть от тебя беременна?

Филипп ухмыльнулся, будто эта мысль его позабавила:

– Нет. Думаю, она нашла кого-то другого.

– Ты не спрашивал кого?

– Конечно, спрашивал. Но она не говорила. Иногда Роуз бывала дьявольски таинственной.

– Может быть, она начала встречаться с Рили?

Филипп искоса взглянул на Агнесс:

– Я уже сказал, что на эту тему она не болтала. Но что касается Рили, то я сильно сомневаюсь. Она говорила, что устала от него… или он устал от нее – я забыл, кто от кого именно, – еще до нашего знакомства. Раз или два, довольно давно, я видел, как они разговаривают, но не больше. И с виду между ними ничего не было.

– А как насчет Николаса Бланшара? Она когда-нибудь о нем упоминала?

– Старого козла? Его интересовала не Роуз, а Нэнси. Хотя должен заметить, что ей уже недолго осталось.

Агнесс вспомнила ревность Нэнси к Роуз:

– Почему? Вы с ней снова подружились?

– Может быть, слегка, но это не значит, что она может меня обмануть. Вы меня спросили, не беременна ли Роуз. А вы не замечали, как поправилась Нэнси? Вы же мать.

Безусловно, Филипп не хотел, чтобы его замечание показалось ей обидным, но как бы то ни было, как так вышло, что он лучше разбирался в ситуации с Нэнси и Роуз, чем она?

Они все шли, и мысли Агнесс повернули в другую сторону. Если Нэнси беременна, она должна не находить себе места, не представляя, что с ней будет. Зная, как трудно одной растить ребенка и сохранить работу, Агнесс очень ей сочувствовала. А ведь она была почтенной вдовой и к тому же старшей прислугой. У Нэнси не было ни одного из этих преимуществ. Агнесс вспомнила, что Нэнси затаила злобу на Роуз. Но даже если Нэнси и ненавидела свою соперницу за то, что та встала между ней и Филиппом, она уж точно не могла обвинить Роуз в том, что ей приходится спать с Николасом и в ее нынешнем незавидном положении.

Вскоре перед ними возник величественный собор Святого Магнуса Мученика, и они резко свернули направо к Лондонскому мосту. Агнесс шла, глубоко задумавшись, смотрела в проемы между разрушающимися старыми деревянными домами, стоящими вдоль моста, и старалась разобраться в своих мыслях. Она снова вспомнила о деньгах, которые Нэнси нашла под матрасом Роуз, и никак не могла сообразить, откуда Роуз могла их взять. Ей пришла в голову беспокойная мысль: если Роуз так любит плотские утехи, как утверждает Филипп, возможно, она получила эти деньги, продавая себя. «Кто знает, – с содроганием подумала Агнесс, – может, так она разнообразила свою жизнь? Была и служанкой, и шлюхой? Вдруг именно эта вторая жизнь и увела ее?»

Агнесс повернулась к Филиппу:

– Если верить Нэнси, у Роуз была большая сумма денег – около двадцати золотых соверенов. Ты эти деньги когда-нибудь видел? Она не говорила, где их взяла?

– Большую сумму денег? – Филипп высоко поднял брови. – Двадцать соверенов?! Бог мой, да это же целое состояние! А она еще все время жаловалась, как мало ей платят, и утверждала, что по своему рождению достойна лучшего.

Агнесс удивила эта вспышка. Странно, что он что-то знал о прошлом Роуз.

– Чего же лучшего она была достойна?

Филипп пожал плечами:

– Точно не помню. Кажется, у нее когда-то была своя собственная горничная. Потом ее отец умер, вот ей и пришлось искать работу. – Он тряхнул головой и рассмеялся. – На вашем месте, я бы не воспринимал это всерьез. Роуз постоянно выпендривалась, чуралась грязной работы.

Агнесс заметила, что в его глазах блестят слезы. Он не только злился, он был обижен.

– Тогда эти деньги она могла унаследовать?

– Нет, – решительно сказал Филипп. – Одно в ее рассказах я никогда не ставил под сомнение: никакого наследства не было, она вынуждена была работать, и она это ненавидела.

Перейдя через мост, они направились дальше. Вдалеке расстилались Поля Святого Джорджа, темнела полоса голых деревьев по краям зимних склонов, на которых паслись редкие коровы и овцы. У таверны «Джордж» Филипп углядел группку хорошеньких девушек. Одна из них подмигнула ему и приподняла юбку на пару дюймов, открыв симпатичную лодыжку. Входя во двор таверны, чтобы спросить дорогу к Грустной тропинке, Агнесс успела заметить, как Филипп послал девушке воздушный поцелуй.

Весь двор таверны был заполнен грузовыми повозками. Работники запрягали и распрягали лошадей, нагружали и разгружали воду и продукты. Агнесс долго расспрашивала о дороге, с трудом избегая столкновений. Наконец она нашла грума, который смог указать направление, но, когда он попытался с ней пофлиртовать, она резко оборвала его.

– Филипп, – крикнула она, махнув рукой, – этот джентльмен сообщил мне, что место, которое мы ищем, находится в этой стороне. Пойдем скорее, у нас нет времени.

Грустная тропинка оказалась узкой улочкой, спрятавшейся в тени Стеклянного Дома Саутуарк и тюрьмы «Клинк». Дома здесь были построены недавно – высокие, узкие, по одному окну на каждом из четырех этажей. Дом Маркуса Питта, как сообщил Теодор, был четвертым по счету.

Агнесс постучала. В приоткрывшуюся дверь просунулось опухшее, небритое лицо с оспинами. Набрав побольше воздуха в грудь, Агнесс объявила:

– У меня назначена встреча от имени Теодора Бланшара. Меня зовут Агнесс Мидоус.

– Неужели? – усмехнулся мужчина, показав черные зубы, и отступил в сторону. – А меня зовут Грант. Если вас ждут, лучше будет войти.

Фигура Гранта была такой же отвратительной, как и лицо, толстая и круглая, сюртук и рубашка были не в состоянии прикрыть его живот, и из петель там, где не было пуговиц, лезли седые волосы. Агнесс отвела глаза и вошла в дом. Филипп собрался последовать за ней, но Грант, выступив вперед, загородил ему дорогу.

– Вы стойте. Он хочет видеть только ее. Ждите здесь, – резко сказал он, толкая Филиппа в грудь.

Пока они добирались до Грустной тропинки, Агнесс намеренно занимала себя мыслями о Роуз, чтобы не думать о предстоящей встрече. Теперь же, переступив порог дома Маркуса Питта, лишенная общества Филиппа, она почувствовала, как забилось сердце и по спине поползли мурашки. Однако выбора у нее не было. Повернувшись и выглядывая из-за грузной фигуры Гранта, она сказала:

– Все в порядке, Филипп. Делай так, как он велит. Я позову, если ты мне понадобишься.

Агнесс осмотрелась. Перед ней простирался длинный, узкий, голый холл. У стены рядом с закрытой дверью ютилось два стула. Больше там ничего не было, только через открытый дверной проем в одно из помещений было видно две скамьи, на которых играли в кости трое шумных мальчишек, грязных и в рванье. Лет двенадцати-тринадцати, как ей показалось. Встретив таких на улице, она постаралась бы держаться от них подальше, решив, что это воры-карманники. «Наверное, – подумала Агнесс с содроганием, – Питт платит этим воришкам и таким образом получает сведения из воровской среды Лондона».

– Будьте добры, подождите минутку, – сказал Грант, указывая на стулья у двери. – Я сообщу мистеру Питту, что вы здесь. – Затем он повернулся к мальчишкам и заорал: – А ну, ведите себя пристойно, видите, у нас гостья.

Агнесс осторожно присела на кончик стула, а Грант выскользнул через дверь, ведущую в одну из комнат настолько быстро, что Агнесс не успела рассмотреть ни человека, там находившегося, ни само помещение. Несмотря на окрик, мальчишки не обращали на нее никакого внимания и продолжали шуметь.

За закрытой дверью раздавались низкие голоса, но слов из-за шума было не разобрать. Затем где-то приглушенно хлопнула дверь, и послышался звук тяжелых шагов по деревянному полу.

– Он готов вас принять, – сказал Грант, высовывая голову в холл. – Сюда, пожалуйста.

Агнесс ожидала увидеть совсем другое. Ставни на окне конторы Маркуса Питта были полузакрыты, но света хватало, чтобы разглядеть, что в комнате порядок, а мебель хорошего качества. Письменный стол красного дерева, два или три резных стула, секретер, на котором стояли несколько хрустальных кувшинов и бокалы, два из которых были наполовину полными. На вешалке в углу висели длинный черный плащ, треуголка и трость с серебряным набалдашником.

В комнате было душно из-за разожженного камина. От горелки с пастилкой шел сильный, сладкий аромат духов – сандаловых или мускусных, догадалась Агнесс. Стены были заставлены полками с книгами – ряд за рядом одинаковыми темно-синими томами. Агнесс заметила, что книги расставлены в хронологическом порядке и корешок каждой помечен двумя датами. Важность этих дат ей было трудно постичь, но порядок, в каком книги содержались, вносил в помещение некоторую официальность. Агнесс почувствовала себя увереннее.

Мистер Питт сидел за письменным столом и что-то заносил в лежащий перед ним открытый том, такой же, как те, что стояли на полках. Агнесс вспомнила про голоса, которые доносились из комнаты. Судя по бокалам с вином, Питт до ее прихода развлекал какого-то посетителя. В обшивке стены она заметила еще одну маленькую дверь. Скорее всего, его визитер вышел через нее.

Питт отложил перо, встал, поклонился и протянул руку для приветствия. Он был высоким, с длинным, чисто выбритым лицом с тонким носом, крупным ртом и глубоко посаженными темно-серыми глазами. Волосы его были уложены в тугие локоны, заправленные за уши и перехваченные блестящей темной лентой.

– Миссис Мидоус, доброго вам утра. Я получил записку от мистера Бланшара относительно вашего визита. Позвольте мистеру Гранту взять ваш плащ и шляпу.

Голос неожиданно оказался приятным, а рука, крепко пожавшая ее протянутую ручку, с хорошим маникюром. Одежда мистера Питта подошла бы зажиточному джентльмену: хороший синий бархатный сюртук, шелковый жилет и штаны из оленьей кожи.

– Не нужно, все в порядке, спасибо, – возразила Агнесс, внутренне дрожа, несмотря на жару в комнате. – Я предпочитаю остаться в плаще.

Питт снисходительно улыбнулся.

– Вам пришлось пройти довольно большое расстояние, – сочувственно продолжил он, – не могу ли я предложить вам что-нибудь прохладительное? Стакан вина?

– Благодарю вас, нет, – ответила Агнесс, краснея от его внимания. – Мистер Бланшар хотел бы, чтобы я вернулась как можно скорее.

– Не сомневаюсь. – Маркус Питт слегка поклонился. – Как ему не ждать скорейшего возвращения такой очаровательной женщины?

Несмотря на свою вежливость, Агнесс умела держаться отстраненно, останавливая ненужные комплименты холодным взглядом или резким замечанием. И теперь, вспомнив о деликатности поручения и настойчивом требовании Теодора воспользоваться женскими чарами, она подавила это желание и ответила с вежливой осторожностью:

– Вы ошибаетесь, сэр, я ведь пришла по делу.

Губы Питта слегка искривились, как будто ее официальность позабавила его.

– Ваша скромность достойна всяческого уважения. Ваш муж наверняка высоко ценит эту вашу черту. Вы с ним занимаетесь одним делом?

– Мой муж умер, – ответила Агнесс, вспомнив, что ей уже второй раз за такой короткий срок приходится упоминать о нем, и в данный момент эта тема была ей не менее неприятна, чем накануне вечером. Она заторопилась, чувствуя, что краснеет. – Я лишь недавно поступила на работу в мастерскую Бланшаров гравировщицей. Кража может разорить их, и я боюсь, что могу остаться без работы. Я вдова с ребенком… вы наверняка понимаете мое беспокойство.

– Конечно, и я восхищаюсь вашим мужеством, миссис Мидоус. Вы очень храбрая женщина. Теперь расскажите мне о деле, которое привело вас сюда.

– Я пришла, сэр, чтобы просить вашей помощи в возвращении ценной серебряной чаши для охлаждения вина, которая была украдена из мастерской Бланшаров на Фостер-лейн.

Питт кивнул:

– Бланшар упомянул об этом в письме. Полагаю, он знает, что я беру плату за свои услуги. Одна гинея вперед.

– Она у меня с собой, – сказала Агнесс, все больше нервничая под внимательным, изучающим взглядом Питта.

Агнесс сунула руку в карман и от прикосновения к золотому диску на мгновение почувствовала успокоение. Достав монету, она положила ее на стол.

Маркус Питт снял с пояса бронзовый ключ, отпер ящик стола и достал обитую железом коробку. Затем, выбрав на связке другой ключ, открыл коробку, положил туда монету и снова запер.

– Теперь расскажите мне подробно, что случилось. Но не слишком быстро – я должен все записать.

Агнесс поведала о событиях так, как ей было рассказано, упомянув, что в мастерскую залез грабитель, что дежурившему ночью подмастерью перерезали горло от уха до уха и что ничего, кроме чаши для охлаждения вина, украдено не было. Мистер Питт записывал детали в свою книгу очень быстро, мелким витиеватым почерком, не позволяя себе никаких комментариев. Кончив писать, он поднял голову:

– Пожалуйста, опишите эту чашу.

К счастью, Теодор показал ей подробный рисунок, и Агнесс, не признаваясь, что никогда не видела этого изделия, описала его в меру своих возможностей.

– Она была просто огромной – почти в три фута диаметром и в два высотой, сделана мастерски, украшена русалками, дельфинами, тритонами, лошадьми и фигурой Нептуна со щитом, на котором был выгравирован герб патрона.

Последовала короткая пауза, во время которой Питт резво писал в своей книге. Затем, откинувшись на спинку кресла, он посмотрел на свои руки, сцепил пальцы под подбородком и взглянул на нее с прямотой, обеспокоившей Агнесс:

– Вы упустили самую важную деталь.

– Что вы имеете в виду, мистер Питт?

– Вес.

От смущения Агнесс покраснела, но взгляда не отвела.

– Тысяча двести унций.

Питт мигнул, расширив глаза в насмешливом изумлении.

– Тысяча двести унций, – медленно повторил он. – Тогда ничего удивительного, что Теодор Бланшар попал в тяжелое положение. Любопытно, что скажет сэр Бартоломео Грей, когда узнает, что чаша пропала? Насколько я понял, чашу для охлаждения вина оценили и должным образом заплатили налоги?

– Простите, сэр? – сказала Агнесс, сразу вспомнив разговор с Томасом Уильямсом накануне вечером. Не хочет ли Питт сказать, что от уплаты налога уклонились? Какая ему разница? Затем, дабы Питт не догадался, о чем она думает, Агнесс быстро сказала: – Думаю, что так, мистер Питт, хотя я не понимаю, какое это может иметь значение. Эта чаша – изделие уникальное. Вы точно не ошибетесь, вне зависимости от того, будут на ней клейма или нет.

– Полагаю, вы правы, – согласился Маркус Питт, почесывая бровь и изображая задумчивость, хотя губы его все еще складывались в улыбку. – А теперь, миссис Мидоус, позвольте мне объяснить вам, как работает моя система.

– Конечно, сэр.

– Я порасспрашиваю своих многочисленных знакомых и, возможно, помещу объявление в паре изданий, а когда что-нибудь обнаружу, пошлю своего молодого помощника за вами.

Питт сказал это с торжественностью, более подходящей стряпчему или доктору, чем человеку, который господствует над преступным миром города и пользуется услугами воров.

– Сколько времени все это займет? – почтительно спросила Агнесс.

– Не больше трех-четырех дней, – ответил Маркус Питт. – Надеюсь, что мы сможем получить удовольствие от общества друг друга еще до конца недели.

– Мистер Бланшар будет рад это слышать.

– Ну, разумеется, – спокойно ответил Маркус Питт, – у него тысяча двести унций серебра на кону. Как ни крути, а это солидная сумма.

– А преступник, который это совершил, тоже будет найден? – спросила Агнесс.

Лицо Питта внезапно стало печальным.

– Это очень сложный вопрос, миссис Мидоус. Иногда предпочтительнее удовольствоваться найденной собственностью и не заглядывать дальше. Понимаете, мое дело основывается на доверии преступников. Мистер Бланшар меня поймет.

Агнесс молча кивнула. Убийца Ноя Праута останется на свободе, только бы дело Питта процветало. И Теодор тоже не станет возражать, если ему вернут пропажу.

Питт, похоже, почувствовал ее сомнение и, не давая времени на раздумье о несправедливости происходящего, встал и поклонился:

– Я буду считать дни до нашей встречи, если, конечно, вы не согласитесь прекратить мое томление раньше.

Агнесс неуверенно посмотрела на него:

– Не думаю, что понимаю вас, мистер Питт.

– Тогда это моя вина, что я не смог объясниться понятно. Не согласитесь ли вы пойти со мной в пятницу в Новый театр? Я пошлю пару помощников, чтобы они заняли нам места в партере, и мы сможем сначала поужинать. Я развлеку вас по-королевски и подарю вам ночь, которую вы не забудете.

У Агнесс закружилась голова. Она не помнила, когда в последний раз ее куда-нибудь приглашали. Ее манеры отпугивали большинство желающих, и мало бы кто рискнул предложить ей подобное. Лицо ее залилось краской. Предложение ей польстило, но она сурово напомнила себе, что, невзирая на свои манеры, мистер Питт вовсе не джентльмен, а преступник, да и она представлялась не той, кем была на самом деле. Вне сомнения, Питта куда больше привлекло ее предполагаемое занятие, чем чары.

– Это очень щедрое предложение, мистер Питт. Пожалуйста, не думайте, что я не ценю оказанную мне честь. Тем не менее я сожалею, что не смогу сопровождать вас. У меня есть обязательства, которые запрещают вечерние развлечения.

Когда она говорила, Агнесс отдавала себе отчет, в ее голосе звучало больше сожаления, чем холодности, и она понимала, что Маркус Питт – человек, искушенный в женских хитростях, – заметит это. Он кивнул, пожал плечами и вздохнул с наигранным сожалением:

– Спелая ягодка всегда вкуснее. Тогда до следующей встречи. – Он обошел стол и помог ей встать со стула. Затем, прежде чем она успела понять, что происходит, взял ее руку и поцеловал. – Значит, до воскресенья, если Бог будет милостив. Всего вам доброго, миссис Мидоус.

– Всего хорошего, мистер Питт, – сказала Агнесс, словно обжегшись, отдергивая руку.

Ощущение от его мягких губ и колючего подбородка не было неприятным. Вопреки ожиданию, она не почувствовала отвращения, вместо этого по ее венам пробежал жар, как после глотка бренди. Агнесс тут же укорила себя. Все это соблазн легкомысленной жизни, сурово сказала она себе. Почему она своевременно не надела перчатки? Вдруг она мысленно увидела себя с разбитой губой и синяком под глазом. Когда тебя бьют, оттого, что мужчина, наносящий удары, красив и порой очарователен, не менее больно. Это уже было один раз, и больше на эти грабли она не наступит.