Текст книги "Чаша Бланшара"

Автор книги: Джанет Глисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 29

В тот же день в шесть часов Агнесс отправилась наверх, чтобы узнать, что заключалось в послании мистера Питта. Пошел снег, и маленькие снежинки, покрывшие землю, скрыли все следы грязи и опасности, которые таил в себе город. Теодор отправился в библиотеку, чтобы приятно провести время наедине с графином портвейна. Когда Агнесс вошла в комнату, там царил полумрак, и книжные полки и бархатные шторы терялись в тени. В камине горел яркий огонь, загороженный двумя железными решетками с лапами львов. Свет от серебряного канделябра освещал круглый стол в центре комнаты, на котором были разбросаны рисунки гравировок и другие бумаги. Гравировки предназначались для античных урн и саркофагов. Теодор изучал их с помощью лупы с рукояткой, украшенной затейливой резьбой, делая заметки на листе бумаги, лежащем рядом. Услышав шаги, он поднял голову и с минуту смотрел, как показалось Агнесс, блуждающими пустыми глазами. Он почесал парик, неуверенно поднял стакан и отпил глоток портвейна, так, словно голова его была занята чем-то совсем другим.

– Я пришла, сэр, – сказала Агнесс, – потому что мистер Мэттью сообщил, что пришло письмо и вы хотели меня видеть по этому поводу.

– Письмо, – эхом откликнулся Теодор. Он поставил стакан, легонько рыгнул и начал рыться в бумагах, разбросанных по столу. – Да-да, действительно. Мистер Питт прислал письмо, его доставил один из его помощников.

– Надеюсь, новости хорошие?

Он задумчиво кивнул:

– Довольно многообещающие. На большее я не мог и надеяться в подобных обстоятельствах. Мистер Питт сообщает, что он узнал, кто украл чашу для охлаждения вина. Она все еще в целости и сохранности и будет возвращена, если мы уплатим требуемую сумму.

– А сумма разумная?

Теодор пожевал губами с таким видом, будто ему на язык попало что-то горькое и опустил глаза на лежащую перед ним гравировку: подсвечник в форме коринфской колонны.

– Если я не заплачу, чашу расплавят, и тогда вся работа пропадет, а серебро нельзя будет найти, – сказал он. – Питту не свойственно угрожать, он точно знает, что делает. Помнится, я уже говорил вам, что дело наше далеко не такое прочное, как раньше. Такая потеря может окончиться для меня долговой ямой.

По тону Теодора Агнесс могла с уверенностью сказать, что он утонул в жалости к самому себе, чему явно способствовал выпитый портвейн. Разве она сама совсем недавно не выяснила, к чему может привести лишний стаканчик вина? Однако гравировка на подсвечнике напомнила Агнесс о подносе, который разглядывал Уильямс. Если Теодор прибегает к уходу от налогов, тогда потеря не так уж велика, как он хочет показать. В сумму, которую он возьмет с Грея за чашу для охлаждения вина, будет включен и налог, то есть дополнительные тридцать фунтов. Предположим, что чаша никогда не проверялась в Зале золотых дел мастеров, тогда эта сумма попадает прямиком в карман Теодора.

Агнесс подумала о необъяснимых путешествиях Роуз наверх и в мастерскую и о ее связи с Рили. Многое говорит о том, что она была участницей этого мошенничества. Возможно, Теодор использовал Роуз как посредницу, а она стала жадничать и в преддверье своего побега к любовнику захотела больше, чем Теодор был согласен заплатить за ее помощь. В этом случае не жадность ли привела ее к смерти? Но если вспомнить, что кража была, скорее всего, организована тем же человеком, который убил Роуз и Ноя, эта теория не выдерживала критики. Смешно предполагать, что Теодор организовал ограбление своей мастерской, убил своего подмастерья и потом собирался платить за возвращение своей собственности.

Исключив Теодора из числа подозреваемых, Агнесс уже было собралась рассказать ему о том, что нашла пистолет, но засомневалась. Он прямо сказал ей, что его интересует только чаша. Она колебалась, был ли смысл поднимать тему, которая может только разозлить его.

На Агнесс нашла тоска. Она должна была что-то сказать, но боялась ответа Теодора. Ей стало казаться, что в комнате душно и густой запах портвейна пропитал все вокруг. Ей никогда не нравилось подниматься наверх, а сейчас больше, чем всегда, хотелось вернуться в свою кухню. Но Теодор пока был не готов отпустить ее. «Да и кухня теперь, – напомнила она себе, – была уже не таким безопасным местом».

Наконец Теодор нашел письмо и сделал вид, что внимательно его читает.

– А, да, вот оно, миссис Мидоус. Вот что пишет мистер Питт. Если я согласен с его условиями, вы должны сообщить ему об этом сегодня вечером. Посыльный, доставивший это письмо, будет ждать ответа на улице. Завтра утром пораньше вы должны передать ему двести гиней, и тогда он задействует свой план возвращения чаши для охлаждения вина. Разумеется, сумма значительная, и он не хочет, чтобы вас ограбили, поэтому он пошлет собственного кучера и коляску, чтобы забрать вас. Вы можете взять с собой одного сопровождающего, который поможет вам вернуть чашу.

Агнесс не обратила внимания на неожиданный жар в груди.

– Судья Кордингли об этом знает?

– Нет, он узнает, только когда передача состоится. Он станет настаивать на вмешательстве, а если Питт узнает, что тут замешан закон, то позаботится, чтобы об удовлетворительном решении этой проблемы не могло быть и речи.

– При всем моем уважении, сэр, произошли два убийства, которые почти наверняка связаны с этой чашей. Закон обязательно должен вмешаться. Разве не следует хотя бы допросить Питта по поводу этих событий?

– Вы прекрасно знаете, что судья Кордингли делает все возможное. И с чего это вдруг я стану настаивать на аресте Питта, если нет абсолютно никаких улик, привязывающих его хотя бы к одному из преступлений? К тому же он собирается помочь вернуть чашу. Я должен быть идиотом, чтобы так поступить, миссис Мидоус.

Агнесс вспомнила Питта, прикосновение его губ к ее пальцам, его вкрадчивый взгляд. Как она могла забыть? Это и ее растущие сомнения насчет личности убийцы усилили ее возбуждение, мысли совсем перепутались. Она не хотела верить, что убийца – человек, с которым она жила и работала в одном доме. Она не хотела, чтобы виновными оказались Теодор, Джон, Филипп, Нэнси или мистер Мэттью. Мог Питт быть убийцей? Не присоединился ли он к Дрейку ночью, убил Ноя Праута, а затем и Роуз, только потому что та встретилась на его пути, когда спешила на свидание? Каким бы невероятным ни было такое предположение, Агнесс хотелось в него верить, чтобы забыть о других, более неприятных возможностях. Но от одного факта она не могла отделаться: если Питт убийца, каким образом пистолет попал в подвал?

Ей было достаточно упомянуть имя Элси, как связь между мистером Питтом и кражей будет установлена. Но она дала слово, и если нарушит его, последствия для Элси могут быть катастрофическими. Поэтому Агнесс предпочла поспорить:

– При всем уважении, сэр, не показалось ли вам предложение Питта подозрительным? В его распоряжении множество подручных. Если он узнает, что у меня с собой двести гиней, то, даже если я буду не одна, кто помешает ему совершить еще одно нападение?

Теодор долил в стакан вина и медленно выпил. Затем уставился на нее налитыми кровью глазами и покачал головой:

– Вряд ли мне стоит говорить, что я и сам беспокоюсь. Но я достаточно знаком с системой Питта, чтобы знать, что он так свои дела не ведет. Ведь ему необходимо поддерживать свою репутацию, как и всем нам. Кроме того, я еще этого не говорил, но создается впечатление, что вы его очаровали.

Агнесс стало совсем жарко, пульс начал биться чаще.

– Тогда вы разрешите Филиппу сопровождать меня просто из предосторожности, не так ли, сэр?

Теодор нахмурился:

– Не Филиппу. На этот раз, я полагаю, вам лучше взять одного из моих ремесленников – Уильямса. Я считаю, что он умен и более прилежен, чем Рили, к тому же отлично знаком с чашей для охлаждения вина. Я не хочу, чтобы Питт всучил вам копию.

Агнесс не стала спрашивать, почему он допускает возможность такого обмана, тогда как считает невозможным, что ее могут задержать с деньгами. Кроме того, новость, что сопровождать ее будет Томас Уильямс, подсластила пилюлю. Настроение немного поднялось, и она смирилась с неизбежным.

Теодор жестом показал на стул с другой стороны стола:

– Садитесь и читайте письмо. Затем берите перо и бумагу и пишите. Пишите, что вы обсудили его предложение со мной и я согласился. Он может прислать коляску завтра в девять утра. Думаю, он пригласит вас войти в дом. Я уже говорил, что вы, судя по всему, его очаровали. Если вы дадите Питту понять, что его ухаживания могут быть приняты, это только поможет нам. Но не следует прямо соглашаться, вы должны дать ему надежду, но оставить в неопределенности – это его подогреет.

Агнесс принялась читать письмо. Первый абзац содержал детали, о которых Теодор уже рассказал ей, последний же заставил ее щеки запылать.

Характер – моей профессии подразумевает, что мне приходится встречаться с людьми самого разного сорта. Во время нашей первой встречи вы произвели на меня огромное впечатление не только своей красотой и сдержанностью, но и умом. Когда я предложил вам пойти вместе со мной в театр, вы объяснили, что ваши нынешние обязательства исключают такую возможность. Я бы хотел уточнить: означает ли это, что вы никогда не дадите положительного ответа на мое приглашение, – или вы не могли его принять только в том, конкретном случае?

Агнесс едва сдерживала беспокойство. Она должна отказаться и потребовать, чтобы вместо нее поехал кто-нибудь другой. У нее было предчувствие, тяжелое и темное, как вино в стакане Теодора. Но долг победил сомнения, и, вместо того чтобы возразить, она послушалась и сделала то, что Теодор приказал: написала короткую записку своим обычным изящным почерком, в которой согласилась с условиями, выдвинутыми Питом. Закончила Агнесс следующим образом.

Премного благодарна вам за ваше повторное приглашение. Не могу обещать, что приму его. Давайте покончим с нашим делом, а потом уже подумаем об удовольствиях.

Закончив письмо, она посыпала его песком и перечитала. Последние слова показались ей написанными более крупно и менее элегантно, как будто их дописал кто-то другой. Она протянула листок Теодору, который перечитал письмо и мрачно улыбнулся:

– Очень хорошо, миссис Мидоус. Последнее предложение, готов поспорить, заставит его поворочаться ночью. – Он поднял глаза и увидел, что она покраснела. – Не скромничайте, я отдаю должное вашим способностям.

Он сложил листок втрое, подогнул с концов и запечатал алым воском. Когда Теодор переносил расплавленный воск на бумагу, рука его дрожала, и несколько капель упали на стол, неприятно напомнив Агнесс кровь. Теодор протянул ей письмо:

– Идите с ним на улицу. Там должен кто-то ждать.

Агнесс встала, сделала реверанс и вышла. Прямо напротив двери в холле стоял Джон. Он как-то странно взглянул на нее, и она невольно подумала, не слышал ли он разговор о ее опасном задании на следующий день – или он все еще думает о их столкновении в погребе? Ей хотелось задать ему так много вопросов. Как туда попал пистолет? Кто его туда положил, он или мистер Мэттью? Видел ли он, как уходит Роуз, и не последовал ли за ней? Не виноват ли один из них в ее смерти? Но Агнесс понимала, что, если кто-то из них виноват, давить на Джона бесполезно, она только поставит под угрозу свою жизнь, и тогда убийцу Роуз никогда не найдут. Поэтому, холодно на него взглянув, она промолчала.

– Мистер Бланшар сказал, что снаружи ждет посыльный.

Джон кивнул и слабо улыбнулся:

– Следуйте за мной.

Он прошагал к выходу и распахнул дверь.

В холл мгновенно ворвался вихрь снега и холодного ветра, внеся вместе с собой маленькую фигурку, жавшуюся к двери. Джон отступил. Агнесс, стоявшая за ним, тоже сделала шаг назад, чтобы избежать столкновения. Через плечо Джона она разглядывала скорченную фигурку, закутанную в лохмотья и засыпанную снегом так, что лица почти не было видно. Открывшаяся дверь пробудила фигурку к жизни, она внезапно села и потрясла головой, засыпав коврик у двери снегом. Агнесс узнала худенькое, заостренное личико, красную шаль и слишком большие ботинки.

Элси, скорее всего, ждала с середины дня, с того момента, как принесла письмо Питта. Прошагав пару часов, она устала и пристроилась на пороге. Время от времени Джон, Филипп или мистер Мэттью, заметив ее через окно, гнали прочь. И только занявшись своей работой, оставили ее в покое. Джон рассвирепел, увидев ее сейчас.

– Шевелись! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не смела тут сидеть? – сказал он, подталкивая костлявое тело носком ботинка. – Как ты думаешь, что скажет хозяин, если увидит тебя здесь?

Он говорил строго, но без злости.

Личико Элси побелело от холода, кончики пальцев и нос покраснели, губы стали серыми. Алая шаль, закрывавшая голову, была усыпана снегом, напоминавшим муку на сыром мясе. Толчок Джона заставил ее быстро встать на ноги, как будто она опасалась нового удара. Элси с возмущением взглянула на него:

– Я же говорила тебе, что ты меня не за ту принимаешь. Я здесь по приказу, жду ответа для мистера Питта.

Джон явно не поверил этому заявлению. Он дернул подбородком в сторону улицы, показывая, что она должна убираться. Но Элси вовсе не собиралась уходить; она увидела стоящую за Джоном Агнесс и с беспокойством посмотрела на нее. Агнесс знала, почему девочка волнуется – из-за отца.

– Скажите ему, миссис, – произнесла Элси с показной храбростью. – Это меньшее, что вы можете сделать, после того как заставили меня прождать целый век.

– Я не знала, что ты здесь, Элси, – попыталась оправдаться Агнесс, обходя Джона.

– Не важно. Так вы написали ответ?

Агнесс протянула письмо:

– Вот он.

Она едва успела произнести эти слова, как Элси ринулась вперед, выдернула письмо из ее руки и сунула в карман. Агнесс вспомнились апельсин и кошелек, выхваченные с такой же быстротой, и серебряная шкатулка, которую она, однако, исхитрилась удержать. Но вид отступающей за порог жалкой фигурки не вызвал гнева, наоборот, напомнил ей промокшего насквозь Питера, появившегося в ее кухне накануне. Тогда ей помог Томас Уильямс. Ей не хотелось ругать девочку за то, что та выхватила письмо, к тому же ей было трудно представить себе, как Элси бредет по темным улицам в такую мерзкую погоду.

– Подожди немного, Элси. Ты сегодня ела?

– Как я могла? Ведь я так долго вас ждала, – сказала Элси, бросая укоризненный взгляд в сторону Агнесс, как будто хотела сказать: «Вы ведь им не сказали, правда?»

– Тогда позволь мне перед тобой извиниться и предложить тебе поесть что-нибудь теплое, прежде чем ты отправишься назад к мистеру Питту.

Элси помедлила у двери, сунув руки под мышки, и с тревогой посмотрела в сторону Чипсайда и реки.

– Мне здорово попадет. Папаша будет ждать ужина, да и мистер Грант велел мне не задерживаться, идти прямиком сюда и возвращаться с ответом.

– Мистер Грант?

– Человек, который передает нам приказы мистера Питта и присматривает за нами. – Элси вытерла сопливый нос тыльной стороной ладони, затем шепотом добавила: – Вы ведь ничего не говорили обо мне или кому-то еще, верно?

Агнесс почувствовала заинтересованный взгляд Джона. А за его спиной тенью возник мистер Мэттью. Что они знают обо всех этих делах? Лучше ей не показывать своего знакомства с семейной историей Элси и не задерживать ее дольше, чем необходимо. Джон был парнем сообразительным, он мог запомнить Элси с того утра еще до грабежа и догадаться, что есть связь между Питтом и кражей. Не обращая внимания на вопрос девочки, Агнесс сказала:

– Ты замерзнешь насмерть, прежде чем доберешься до моста, если не съешь чего-нибудь горячего. Пойдем на кухню. Я дам тебе что-нибудь, ты съешь это по пути.

Элси пожала костлявыми плечами.

– Ладно, – сказала она без тени благодарности, вновь становясь своими большими ботинками на коврик у двери.

– Не вздумай сюда идти, – сказал Джон, делая шаг вперед и загораживая ей дорогу. Затем он повернулся к Агнесс: – Простите меня, миссис Мидоус, я не могу не удивляться, что вы приглашаете такое непотребное существо в дом, где так много ценных вещей.

Он говорил тихо, не желая обидеть девочку, но выражая искреннее удивление.

– Ты совершенно прав, Джон, – громко произнес мистер Мэттью из глубины темного холла.

Элси поморщилась, как будто Джон ее ударил. В ее глазах появился страх, она, спотыкаясь, попятилась по ступенькам.

– Я ничего не просила, сами слышали, мне предложили, – возмутилась она.

– Подожди одну минуту, – приказала Агнесс, спускаясь по ступенькам и хватая ее за руку.

– Отпустите меня! Что вы такое делаете? – сердито сказала Элси, отдергивая свой локоть. – Оставьте меня в покое, сами избавите себя от неприятностей.

– Нет, – запротестовала Агнесс и, наклонившись к Элси, прошептала в ее покрасневшее от ветра ухо: – Спустись по этим ступенькам и пройди вдоль перил, так попадешь к двери в кухню. Подожди там минутку, я вынесу тебе что-нибудь поесть.

Элси с сомнением посмотрела на нее. Агнесс похлопала девочку по спине, чтобы подтвердить приглашение, и вернулась в дом.

– Беспечность некоторых людей никогда не перестанет меня изумлять, – провозгласил Джон, закрывая дверь и запирая ее на засов, одновременно наблюдая, как Агнесс отряхивает снег со своих ботинок на коврике у двери. – С этой девчонкой вы во второй раз напрашиваетесь на неприятности, миссис Мидоус, поверьте мне на слово.

– Возможно, Джон, – мрачно сказала Агнесс.

Вполне вероятно, что он был прав. Однако при виде несчастной Элси его презрение ее не волновало.

Агнесс вернулась на кухню и оглядела свои запасы. Решив, что один кусок пирога, взятый из ужина слуг, никого не оставит голодным, а если кому и не хватит – она уж позаботится, чтобы это был Джон или мистер Мэттью, Агнесс схватила кусок с подноса и пошла к двери, которая вела на улицу. Она распахнула дверь, рассчитывая, что Элси ждет ее, но девочки не было ни видно, ни слышно.

Агнесс с минуту постояла на пороге – холодный ветер задувал в открытую дверь, – ожидая, не донесутся ли шаги и не покажется ли алая шаль, но ничего не услышала и не увидела. Затем осторожно поднялась по обледенелым ступенькам на улицу. После жаркой кухни холод казался еще более пронизывающим. Шел сильный снег, крупные снежинки величиной с ноготь большого пальца покрыли ступеньки и прилипли к перилам, так что не хотелось за них браться. На верхних трех ступеньках Агнесс разглядела небольшие следы, как будто Элси спустилась немного, но дальше не пошла, передумала. На самой улице ее следов уже было не разобрать – слишком много там прошло народу. Неужели Джон вышел и спугнул девочку, как только Агнесс ушла? Она посмотрела по обеим сторонам улицы. У ближайших дверей стоял мужчина, либо пережидал непогоду, либо ждал, когда ему откроют дверь. Вдали ей с трудом удалось различить несколько смутных фигур, быстро шагающих прочь, но разобрать, есть ли среди них Элси, было невозможно.

Расстроенная Агнесс откусила от теплого пирога, чувствуя, как согревают ее мясо и картофель. Она так надеялась, что они согреют Элси. Затем повернулась и спустилась по ступенькам. До этой девочки ей нет никакого дела, напомнила она себе.

ГЛАВА 30

В этот вечер Агнесс не собиралась сидеть дома, она пообещала Питеру навестить его и посмотреть, как он устроился у миссис Шарп. Ей ни за что на свете не хотелось разочаровывать его, но точно так же не хотелось просить разрешения у миссис Тули и получить отказ. Поручив Дорис накормить слуг, она сказала, что у нее болит голова и что она пойдет к себе приляжет, а вниз спустится, когда придет пора подавать ужин наверх.

Агнесс не хотелось признаваться самой себе, что не только Питер манил ее выйти на улицу в эту снежную ночь. Она весь день не видела Томаса Уильямса и ничего о нем не слышала. Несколько раз она ловила себя на том, что поглядывает в окно, выходившее на улицу. Из него видны были только полы пальто и лодыжки мужчин и подолы женских плащей. Каждый раз, увидев пару мускулистых лодыжек, она, краснея, гадала, не принадлежат ли они Томасу, не выбрался ли он под каким-нибудь предлогом навестить ее или не собирается ли передать ей записку. Но, даже если лодыжки и полы пальто принадлежали ему, Агнесс так об этом и не узнала. Томас Уильямс не зашел и не сделал никакой попытки с ней связаться.

Утром она не винила в случившемся накануне вечером – он взял то, что ему было свободно предложено, не жалела она и о своем поступке. Но теперь, когда часы шли, а он так и не появлялся, ее отношение к происшедшему изменилось. Агнесс несколько раз мысленно прокручивала в голове события предыдущей ночи, стараясь оценить их непредвзято. Томас Уильямс с ней никак не связался, и из этого следовал только один вывод: он наверняка думает, что она привыкла так себя вести, он счел ее благосклонность настолько несущественной, что она даже не стоила признательности.

Как бы показать ему, что он ошибается? – терзалась Агнесс. После долгих раздумий она пришла к единственно правильному, с ее точки зрения, решению: теперь каждый раз, когда она встретит его, она будет идеалом приличного поведения. Вольности вчерашней ночи никогда не повторятся, и ему не удастся уговорить ее на подобные отношения в дальнейшем.

Несмотря на то что дом Сары Шарп находился всего в двух улицах от Фостер-лейн, Агнесс удалилась в свою комнату, чтобы надеть на ноги паттены и на голову шерстяную шаль. Она плотно застегнула плащ и взяла муфту, в которую положила маленький, завернутый в бумагу сверток, приготовленный заранее. На случай встречи с грабителями она спрятала в кармане плаща небольшой кухонный нож. Затем выскользнула из дома.

Снег уже не шел, но насыпало его много, несколько дюймов; луна окрасила все вокруг в серебристый цвет, наполнив изрытую колеями улицу призрачным светом, словно убегающим от случайных кучек навоза и мусора в сточной канаве. На фоне чернильного неба знакомые ориентиры выглядели совсем по-другому: купол собора Святого Павла превратился в светящиеся сферы, фронтоны напоминали белые брови. В конце Фостер-лейн Агнесс свернула налево в Чипсайд, затем, миновав Гаттер-лейн и Вуд-стрит, повернула налево на Бред-стрит. Она шла, опустив голову, хрустя снегом, напоминавшим крупинки соли, ссутулив плечи от холода, и размышляла, замерзнет ли река и, если замерзнет, поведет ли миссис Шарп Питера и Эдварда посмотреть на вмерзшие в лед лодки и баржи, стоящие у берега. За этими мыслями Агнесс не успела заметить, как оказалась у дома миссис Шарп.

– Миссис Мидоус, как вы решились выйти ночью на улицу? – воскликнула Сара Шарп, распахивая перед раскрасневшейся Агнесс дверь.

– Миссис Шарп, – ответила Агнесс, заглядывая ей через плечо в надежде увидеть Питера или кого-нибудь еще. – Извините, что я пришла так поздно, работа задержала.

– Не извиняйтесь. Я просто удивилась, вот и все. Идите скорее в дом, на улице так холодно.

Агнесс переступила порог и оказалась в маленьком холле. Вдохнув витающий в нем аромат куриного бульона и свежего хлеба, такой домашний и успокаивающий, Агнесс подумала, что, если бы ее никчемный муж не отдал Богу душу, она могла бы жить в таком же доме, как этот. Ее беспокоило собственное недовольство той долей, которая была уготовлена ей судьбой. «Может быть, – подумала она, – я выбрала неверный путь?»

Отбросив неприятные мысли, Агнесс сняла плащ и спросила, как поживает Питер.

– Идите и посмотрите сами. Мой Эдвард очень к нему привязался. Они весь день не отходят друг от друга.

Кухня, куда миссис Шарп привела Агнесс, освещалась свечами, свет которых отражался в многочисленных медных кастрюлях. Печь была небольшой, но давала уютное тепло. Мебель, простая и немногочисленная, была хорошо отполирована и безукоризненно чиста. Питер сидел за столом рядом со светловолосым мальчуганом с таким же, как у матери, круглым лицом и серыми глазами. Мальчики уже в ночных рубашках и колпаках пили бульон. Щеки у Питера были пунцовыми, волосы на лбу встрепанными и влажными, глаза блестели, как будто он только что умылся.

– Ма! – закричал он, вскакивая. – Я думал, ты забыла. Это Эдвард. Я учил его играть в шашки.

Агнесс обняла сына и постаралась выбросить из головы маленькую фигурку Элси в снегу.

– Очень приятно с тобой познакомиться, Эдвард, – сказала она.

Томаса Уильямса нигде не было видно. Обрадовалась она или расстроилась? Ни то, ни другое, уверила Агнесс себя, ее это не трогает, и так будет всегда.

Она вытащила из муфты маленький сверток и протянула его Питеру:

– Это вам с Эдвардом, когда покончите с бульоном.

Питер, мгновенно проглотил остаток бульона и сорвал со свертка бумажную обертку. Там оказались два имбирных пряника в виде человеческих фигурок с глазами из смородины и такими же пуговицами и ртами и волосами из миндаля. Мальчики разулыбались и начали шутливо сражаться пряничными человечками. Как только пряничные конечности отвалились и смородиновые глаза выпали, мальчики моментально их сжевали, и скоро от пряников ничего не осталось, кроме голов. Тогда игра изменилась: Питер с Эдвардом принялись откусывать как можно медленнее, чтобы узнать, у кого пряника на дольше хватит.

Миссис Шарп пододвинула стул к огню и жестом предложила Агнесс сесть. Как раз в этот момент раздался громкий топот у задней двери. Еще через мгновение дверь распахнулась, и в кухню вошел дрожащий от холода Томас Уильямс с корзиной угля – волосы в привычном беспорядке, масса каштановых спиралек, одет в рубашку и жилет горчичного цвета, но без пальто. Когда он увидел Агнесс, глаза его просияли.

– Добрый вечер, миссис Мидоус, – сказал он, вежливо кланяясь и ставя корзину около очага, после чего неспешно подбросил порцию топлива на горящие угли, отчего они затрещали и заплевались. – Я не знал, что вы собираетесь навестить нас, иначе обязательно зашел бы за вами. Вы должны знать, что ходить одной опасно.

– Здесь всего-то две улицы, к тому же я хорошо знаю окрестности, – беспечно сказала Агнесс, отвечая на его поклон легким наклоном головы и снова поворачиваясь к миссис Шарп.

Томас настороженно посмотрел на нее. Она понимала, что он отметил холодный тон и был удивлен, и почувствовала дрожь от удовлетворения, что расстроила его.

– Все равно, женщина, одна, без оружия… Особенно после того, что случилось с вашей кухонной прислугой. Не стоит так дразнить судьбу, – настойчиво продолжил Томас.

Агнесс подумала о Роуз и интригах, в которые она сама оказалась втянутой, о кухонном ноже, спрятанном в кармане ее плаща, и о пистолете в подвале. Пока убийца гуляет на свободе, она, возможно, не в большей безопасности на улице, чем на своей кухне. Но спорить не стала. Пусть Томас Уильямс немного поволнуется. Разве она не провела больше времени, чем хотела сама себе признаться, поджидая его?

Тем не менее Агнесс спокойно взглянула на Томаса:

– Если дело касается моего сына, я готова рисковать. Я не успокоюсь, пока не узнаю, что он в порядке. Теперь я вижу, что у него все хорошо, за что я признательна миссис Шарп.

Вероятно, из этого отрывистого разговора миссис Шарп сделала вывод, что между Томасом и Агнесс возникло какое-то недопонимание, и вступила в беседу с более спокойными темами. Они поговорили о последнем спектакле в театре, поставленном мистером Гариком, который, как миссис Шарп слышала от приятельницы, очень любопытен и необычен; растущих ценах на селедку на рынке; о вероятности того, что река замерзнет и мальчики смогут покататься на коньках. Доев последние крошки имбирного пряника, Питер и Эдвард отправились наверх в постель, и миссис Шарп поспешила за ними, велев Агнесс посидеть немного с Томасом и дождаться ее возвращения.

Агнесс, желая избежать разговора о событиях предыдущей ночи, как бы ненароком рассказала, как нашла пистолет в погребе, о письме, полученном от Питта, и о том, что Теодор решил, что Томас должен сопровождать ее, когда она будет передавать деньги и забирать чашу для охлаждения вина.

– Судью Кордингли об этом известили? – коротко спросил Томас.

– Нет, – ответила Агнесс. – Теодор может думать только о чаше. Он настаивает, чтобы судье ничего не говорили до того, как чашу вернут. Я так и не сказала ему про пистолет – боялась, что он подумает, будто я пытаюсь отговорить его, и это его только разозлит.

Агнесс понимала, что объяснение звучит неубедительно, и с напряжением ждала, что ответит Томас.

– Чтобы сохранить свое дело, Теодор готов рискнуть нашими жизнями. По моему мнению, довольно сомнительно надеяться на порядочность Питта, – сказал Томас. – Даже если Питт не убийца, он наверняка знает, кто убил. Неправильно, если он не будет наказан.

– Я согласна полностью, – сказала Агнесс, подумав о Роуз, лежавшей в грязи с перерезанным горлом. – К тому же находящийся в подвале пистолет указывает на то, что убийца – кто-то из нашего дома. Но я не посмею противиться приказу Теодора. И, поскольку мы не можем сомневаться, что благополучие мастерской зависит от возвращения изделия, ваша работа под неменьшей угрозой, чем моя. А что касается убийцы, мне бы хотелось еще кое в чем убедиться, но я не могу это сделать из-за того, что я женщина.

– О чем вы? – спросил Томас.

– На Ломбард-стрит есть бар, где торгуют элем, под названием «Синий петух». Филиппа в ночь убийства и кражи дома не было, но он утверждает, что провел ночь в компании различных дам. Он сказал, что хозяин обязательно его вспомнит. Не могли бы вы зайти туда и узнать, так ли это?

Томас пробормотал что-то непонятное, налил себе кружку эля из кувшина на буфете и молча выпил, глядя на огонь. Тут пробили часы, и миссис Шарп позвала Агнесс наверх. Пожелав сыну спокойной ночи, Агнесс, спустилась вниз и стала поспешно собираться.

– Мне нужно поскорее вернуться, – сказала она, избегая смотреть на Томаса. – Нужно еще подать ужин наверх.

Томас помог ей надеть плащ, затем нацепил шпагу^[2]2
  Так у автора. – Примеч. ред.


[Закрыть] и надел пальто и шляпу. Агнесс притворялась безразличной.

– Если вы собираетесь выйти только ради меня, мистер Уильямс, то в этом нет никакой нужды. Я так же благополучно вернусь, как и пришла сюда.

Томас Уильямс нахмурился. Его зеленые глаза словно пытались передать Агнесс какую-то мысль.

– Я должен. Глупо ходить одной в такое позднее время.

Агнесс не обратила на его взгляд внимания:

– Я вполне в состоянии защитить себя.

– Тогда доставьте мне удовольствие просто вас проводить, – сказал он, распахивая перед ней дверь. Когда она проходила, он шепнул так, чтобы миссис Шарп не слышала: – Кроме того, я должен кое-что сказать вам лично, без посторонних.

На улице было совсем мало прохожих. Томас шел рядом, держа фонарь в одной руке и подставив Агнесс другую, чтобы она могла на нее опереться. Агнесс чувствовала себя неловко, принимая его помощь, ведь она запретила себе любые сближающие жесты. Некоторое время они шли молча, скрипя снегом; из их ртов вырывались облачка белого пара, исчезая в темноте. Время от времени Агнесс ощущала на себе его взгляд и думала даже с некоторым страхом, что такое он собирался ей сказать, но молчала, ожидая, когда он заговорит сам. Пока они ни словом не обмолвились о предыдущей ночи.