Текст книги "Чаша Бланшара"
Автор книги: Джанет Глисон
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
ГЛАВА З6
Когда Агнесс вернулась на Фостер-лейн, у нее едва хватило времени, чтобы переодеться и умыться. Пришлось срочно браться за дело. Мистер Мэттью громко жаловался на исчезновение серебряной винной бирки, пропавшей из столовой, одновременно поучая Джона, как следует чистить кувшины для кларета, смешивая мелкие кусочки бумаги с теплой мыльной водой и небольшим количеством золы.
– Мистер Бланшар ждет вас в час в библиотеке, – крикнул он, когда заметил Агнесс, проходящую мимо двери в буфетную.
– Какая бирка потерялась? – спросила Агнесс, вспомнив про бирку, которую она нашла в кармане Дрейка и которая теперь лежала в ее кармане.
– От «Нектара», – ответил Джон. – Со вчерашнего дня не можем найти. Вам она нигде не попадалась?
– Я буду иметь в виду, – ответила Агнесс, стараясь не покраснеть, и поспешила на кухню.
Агнесс предполагала, что Теодор пригласил ее, чтобы поблагодарить за возвращение чаши и денег. Приглашение наверх – исключительное событие, но она восприняла это как знак его признательности, ведь возвращение не только чаши, но и денег должно было превосходить его самые смелые ожидания. Теперь, без сомнения, будущему Бланшаров ничего не угрожает. Однако эта встреча через полчаса не оставляла ей времени заняться своими прямыми обязанностями. Миссис Тули написала обеденное меню на дощечке, и ничего из этого не только не было сделано, но даже и не начато.
– Очень хорошо, миссис Тули, – пробормотала Агнесс, изучая надпись на дощечке.
Первое блюдо: суп с луком-пореем, отварной угорь, салат, шотландские гребешки.
Второе блюдо: тушеная баранина с овощами, жаркое из телячьей печени, желе.
Третье блюдо: пудинг с фруктовым соусом, абрикосы в коньяке, испанское печенье.
Агнесс оглядела стол и печь, заглянула в кладовку. Миссис Тули не сделала ничего, только поставила отмокать абрикосы и приготовила желе. Если верить Филиппу, в данный момент она была занята пересчетом постельного белья вместе с прачкой, приходящей раз в неделю. Дорис чистила противень, на котором пеклись булочки для завтрака, содой и водой. Буфет и кухонный стол были отдраены и пол подтерт, но ей уже пора было начать чистить овощи. Агнесс не испытывала своего обычного энтузиазма к работе. Ее руки-ноги будто налились свинцом, шея, покалеченная Питтом, болела при каждом движении головы.
Она устало велела Дорис вымыть лук-порей, артишоки и почистить картошку. Решив заняться бараниной, Агнесс открыла ящик, где хранилось мясо, развернула окровавленную тряпку, вынула баранью ногу и поместила ее в кастрюлю для жаркого. Туда же добавила лук, морковь, сельдерей, тимьян, несколько горошин перца и замоченные заранее бобы. Затем налила в кастрюлю воды и подвесила ее на низкий крючок над самой жаркой частью очага, чтобы вода побыстрее закипела.
Страшная находка обезглавленного трупа Дрейка, нападение Питта, визит в дом лорда Кэрью – все эти события отвлекали Агнесс. Она сделалась рассеянной и суетливой, нечетко соображала, что говорит Дорис, а когда приходилось за что-то браться самой, даже за самые пустяковые дела, становилась непривычно неуклюжей. Шинкуя лук для баранины, Агнесс порезала большой палец, и он так сильно кровоточил, что ей пришлось перевязать его, а это, в свою очередь, еще больше затруднило ее работу. Она даже умудрилась уронить миску с яйцами на пол. В более привычных обстоятельствах Агнесс отругала бы себя за такую небрежность. Но сейчас, вытирая скользкую лужу, она сказала себе, что полдюжины яиц – пустяки и не стоит из-за этого расстраиваться.
Филипп стоял в холле, снимая нагар со свечей, когда там появилась еле волочащая ноги Агнесс для встречи с мистером Бланшаром.
– Вижу, вы уже вернулись после своих утренних приключений, – приветливо сказал он. – И как я понял, чашу для охлаждения вина вернуть удалось.
– Верно, – подтвердила Агнесс. – И деньги тоже. Полагаю, именно из-за этого хозяин и пригласил меня в библиотеку.
– Разве? Тогда вам придется подождать. Он еще не появлялся.
Агнесс вошла в библиотеку. Темно-красные бархатные шторы с золотыми кистями были раздвинуты. Внизу виднелась туманная зимняя улица. Рамы были влажными от сырости, и сквозь них были смутно видны сосульки, которые таяли и роняли капли, звучно ударявшиеся о карниз. На улице кипела привычная жизнь: мальчишка катил тачку с капустой, проехала запряженная мулом телега с бочками с водой и еще одна к рынку – с гомонящей птицей, пронеслась карета, запряженная четверкой лошадей, отворачивающих морды от ветра, причем кучер был так закутан в шарф и пальто, что виднелись лишь красный нос и брови.
Агнесс стояла, разглядывая коричневые полосы, оставленные колесами в раскисшем снегу; внезапно ей стало зябко, и она подвинулась поближе к огню. Агнесс посмотрела на большой письменный стол, чья кожаная поверхность была стараниями Филиппа и Нэнси покрыта несколькими слоями лака, присмотрелась к полкам красного дерева с аккуратно расположенными на них книгами. Вспомнив о Питере, Агнесс прикинула, заплатит ли ей мистер Теодор обещанные двадцать фунтов. Эти деньги она отложит на обучение сына. Ей нужно будет попросить миссис Шарп оставить Питера у себя. Нет никакого смысла отправлять его назад в Туикенхэм, если oн может жить рядом, а у нее появится возможность навещать его три или четыре раза в неделю. Почему она раньше не подумала о том, чтобы поселить его где-нибудь поближе?
Агнесс сунула руку в карман и потерла большим пальцем бирку, найденную у Гарри Дрейка, – по-видимому, ту самую, которая пропала из дома вчера. Как так вышло? Дрейк был известным вором. Либо он незадолго до смерти каким-то образом проник в дом, либо кто-то дал ему эту бирку. Но зачем? Не из-за этого ли он умер? Нужно ли ей отдать ее мистеру Мэттью или упомянуть о ней мистеру Бланшару?
Подняв глаза, Агнесс увидела свое отражение в зеркале. Глаза темные, как орехи, под глазами круги, кожа белая, как мел, – явное напоминание о недавних событиях. «Я уже не та, какой была раньше, – подумала Агнесс. – Я ступила на незнакомый путь. Мой мир стал ненадежным, опасным и сложным, но я неотъемлемая часть его».
Все еще не согревшись, она принялась рассматривать украшения на каминной доске. Серебряные подсвечники, украшенные ракушками, напомнили ей о чаше для охлаждения вина. Ей очень хотелось попросить Томаса найти способ изучить клейма на чаше и узнать, не перенесены ли они. Если да, то за этим мошенничеством наверняка стоит Теодор. Но для чего это было ему нужно? Агнесс слышала, что между Теодором и его отцом существуют разногласия: Теодор хочет переместить мастерскую в западную часть города, а Николас противится, хочет, чтобы мастерская оставалась на старом месте. Достаточная ли это причина для Теодора, чтобы обманывать собственного отца?
Агнесс задумывалась об этом и раньше. Но теперь это предположение стало казаться ей еще менее реальным. Она вспомнила: Томас сомневался, полагая, что смошенничать с таким большим предметом сложно. Теперь, когда Агнесс увидела чашу собственными глазами, она была с ним согласна. В нынешнем положении Бланшарам выгодно афишировать этот заказ, а не держать его в тайне. В этом же случае невозможно не заплатить положенный налог.
Но полностью от этой мысли Агнесс не отказалась. Она всегда уделяла внимание деталям. Томас был уверен, что на поднос перенесли клейма. Значит, кто-то на этом нажился. И поскольку всеми бумагами, где перечислялись маркированные изделия, занимался Теодор, весьма вероятно, что именно он виновник. И если он увяз в таких мелких преступлениях, не может ли он быть способен на преступление покрупнее? Предположим, Теодор, которому надоело довольствоваться крохами, получаемыми в результате ухода от налогов, затеял дело помасштабнее. Сам организовал кражу чаши для охлаждения вина, чтобы получить долю вознаграждения за ее возврат за спиной Николаса и, таким образом, иметь основания для перемещения мастерской на запад без отцовского одобрения. Это означало, что мысль, от которой она отказалась как от невероятной, вполне может оказаться верной, и тогда получается, что Теодор совершил все три убийства.
Агнесс не хотелось считать Теодора виновным. Он платил ей жалованье, так же как и другим слугам, и она обязана была быть ему преданной. Но тут Агнесс вспомнила о своевременном нарушении Томасом приказа Теодора, о его решении позвать констебля с помощниками, без которых, один бог ведает, что бы с ней случилось. Верность – дело хорошее, но не в том случае, когда она противоречит разуму.
Вскоре дверь распахнулась, и вошли Теодор, Лидия и Николас Бланшар, сопровождаемые судьей Кордингли. Агнесс ждала улыбок и поздравлений. Но, переводя взгляд с одного лица на другое, она очень быстро поняла, что ее призвали с другой, менее радостной целью. Лицо Николаса было просто зловещим, Лидия явно сердилась, а Теодор смущенно смотрел в пол. Только лицо судьи не выражало ничего.
Внутри у нее все сжалось от страха. Агнесс сделала реверанс, пожелала всем доброго дня и замерла в ожидании. Первым к ней обратился Николас Бланшар:
– Судья Кордингли желает с вами поговорить. Но не он послал за вами, миссис Мидоус. Это я желал бы лично выразить вам свое возмущение, – прорычал он.
– Возмущение, сэр? – повторила Агнесс, не в состоянии скрыть нотку удивления, прозвучавшую в ее голосе.
Николас Бланшар, с ее точки зрения, не имел никаких оснований ею возмущаться. Она только что спасла его семью от разорения.
– Я только что получил сообщение от лорда Кэрью. Он поведал мне, что сегодня утром вы без приглашения явились в его дом и подвергли его экономку тщательному допросу. Бедную женщину так расстроил ваш визит, что она сочла нужным сообщить о нем лорду. Он же, заинтересовавшись целью вашего визита, уведомил меня об этом факте. Похоже, вы намеренно обманули экономку, убедив ее, что действуете от имени судьи Кордингли и моего сына. Я правильно все излагаю?
Агнесс беспомощно взглянула на судью и Теодора, но они не сводили глаз с Николаса.
– Я ее не обманывала, – тихо ответила она. – Мистер Бланшар и судья действительно просили меня о помощи. Они хотели, чтобы я докладывала им обо всем, что знаю, и помогла с мистером Питтом.
– Одну минуту, – вмешался Теодор. – Вы искажаете правду, миссис Мидоус. Я не давал вам права вести расследование по собственному разумению. Более того, я совсем недавно приказал вам забыть о Роуз Фрэнсис. И я, разумеется, никогда не разрешил бы вам пойти в этот дом, если бы знал об этом заранее.
Агнесс взглянула на Лидию:
– Миссис Бланшар тоже просила меня узнать, что случилось с Роуз.
– Это так, Лидия? – резко спросил Николас. – Зачем ты это сделала?
– Я просила ее обыскать комнату девушки, – сказала Лидия, кивая головой. – Но я, безусловно, не давала ей разрешения бродить по Лондону и навещать кого вздумается.
Николас довольно кивнул – его подозрения подтвердились.
– Я бы хотел знать причины вашего возмутительного поведения, миссис Мидоус. Лорд Кэрью – очень влиятельный человек. Если Бланшары выведут его из себя, он вполне в состоянии погубить нашу репутацию.
Агнесс изумленно молчала, не в силах поверить своим ушам. Утренняя усталость лишила ее привычной обходительности. После всего, что ей пришлось пережить из-за них, какое они имеют право говорить с ней в таком тоне?
– Я бы не пошла в дом лорда Кэрью, если бы не считала это необходимым, – осторожно сказала Агнесс. – Ведь если убийцу не поймают, что может помешать повторению подобного события?
Ответ заставил судью взглянуть на Агнесс с внезапным интересом, хотя Николаса он не умиротворил. Николас продолжал ходить по комнате, делая вид, что рассматривает вещи и бумаги. Затем остановился напротив Агнесс, засунув большие пальцы за проймы жилетки и постукивая остальными. Он казался ей злобным колоссом.
– Я вас не понимаю, миссис Мидоус. Судья сказал мне, что мертвецом в дымоходе оказался Дрейк, известный взломщик. Наверняка именно он совершил кражу, убил подмастерья и, возможно, даже Роуз Фрэнсис, которая, как я понял, направлялась на какое-то любовное свидание. А его, вне сомнения, убил мистер Питт или кто-то из его приспешников. Таким образом, как ваш неразрешенный визит мог оказаться полезным?
– Гарри Дрейк совершил кражу, но я не верю, что он убил Ноя Праута или Роуз. Также вряд ли его самого убил мистер Питт, – сказала Агнесс.
– У вас есть доказательства для такого заявления? – спросил судья Кордингли.
– Да, сэр, – ответила Агнесс. – Вчера я спускалась в подвал и видела там пистолет, который был украден из комнаты мистера Бланшара. Если предположить, что его взяла Роуз Фрэнсис, то как он оказался в этом доме? Я могу придумать лишь одно объяснение: тот, кто ее убил, вернулся сюда и, вероятнее всего, здесь живет. Кроме того, подмастерье, Роуз и Дрейк были убиты совершенно одинаковым способом. Это почерк одного человека. Таким образом, я думаю, что Дрейк в этой истории был лишь подручным, не убийцей. А убийца все еще живет среди нас.
После этого шокирующего заявления судья поднял брови и задумчиво втянул щеки. Но Николас продолжал бушевать.
– Я всегда думал, что произошло нечто подобное, – удовлетворенно сказал Теодор.
– Замолчи, Теодор, – приказал Николас, гневно глядя на сына. Он снова перевел взгляд на Агнесс и стукнул кулаком по столу. – Вы нашли мой пистолет! – воскликнул он, брызгая слюной. – Почему же, черт возьми, вы мне этого раньше не сказали? Почему мне об этом не доложили?
Агнесс внутренне кипела от возмущения, но внешне сохраняла спокойствие.
– Я предполагала, сэр, что мистер Мэттью знает, что он там и что он вернет его вам. Пистолет был весь в грязи, когда я его видела. Возможно, именно сейчас он его чистит.
Казалось, Николаса вот-вот хватит апоплексический удар. Агнесс взглянула на судью, как будто надеясь, что он ее защитит. Но судья все еще раздумывал, поглаживая свои густые бакенбарды.
– Ваше молчание – полная глупость, миссис Мидоус, – рявкнул Николас. – Похоже, вы лишились здравого смысла. Вы увидели ценный пистолет, который, как вы знали, пропал, и ничего никому не сказали. Я нахожу такое поведение недопустимым. Я требую, чтобы подобные действия не повторялись, а достойные личности, особенно лорд Кэрью, были оставлены в покое. Если вы цените свою работу, вы это запомните.
Агнесс не знала, что сказать, но гнев уже затуманивал ее разум. И тут же перед ее мысленным взором появилась ухмыляющаяся физиономия Питта, когда он боролся с ней, целовал ей шею, копался в ее юбках и прижимал дуло пистолета ей ко лбу. Разве не заслужила она хотя бы слова благодарности после того, что ей пришлось перенести? Разве ее мнение так ничтожно, что на него не стоит обращать внимания? Агнесс уже было открыла рот, чтобы высказаться, но Теодор, который как будто прочитал ее мысли, вступился за нее:
– Хватит, отец! Мы должны быть благодарны миссис Мидоус за то, что она вернула не только чашу, но и деньги. Вне всякого сомнения, она спасла нас от разорения.
– К которому ты нас привел, – пробормотал Николас.
Теодор проигнорировал это заявление. Повернувшись к Агнесс, он добавил сочувственным тоном:
– Я сожалею, что мы с вами так разговаривали, миссис Мидоус. Ваши поступки были неверно поняты. Но теперь мы все должны об этом деле забыть. Я берусь уладить отношения с лордом Кэрью. Может быть, я даже приглашу его посетить наш выставочный зал, он закажет нам что-нибудь, и вопрос разрешится к всеобщему удовольствию. – С этими словами Теодор коротко рассмеялся и начал рыться в кармане. Достав оттуда пачку свернутых банкнот, он отделил одну. – Вот обещанное вознаграждение, миссис Мидоус. И чтобы еще раз доказать вам нашу благодарность, я даю вам завтра свободный день. Как я понял, вы обращались с такой просьбой к моей жене. В общем и целом, за исключением последней оплошности, вы показали себя удовлетворительно.
Гнев Агнесс испарился так же быстро, как и возник. Она взяла деньги, пробормотала слова благодарности, отметив для себя, что он дал ей пять фунтов вместо обещанных двадцати гиней. По крайней мере, завтра она сможет побыть с Питером. Все это время Агнесс незаметно присматривалась к Теодору, пытаясь понять, не скрывается ли за приятной внешностью и приветливой улыбкой мошенник и жестокий убийца. Она снова начала сомневаться.
Николас, раздраженный вмешательством сына, гневно посмотрел на него, потом молча подошел к другой стороне камина и дернул за шнурок, привязанный к звонку. В комнату тут же вошел Джон. Агнесс заподозрила, что он подслушивал у двери. Николас резко приказал ему принести его плащ и шляпу и вызвать коляску, затем бросил на сына злобный взгляд:
– Всего хорошего, Теодор, оставляю тебя совещаться с миссис Мидоус, которая, похоже, теперь стоит у кормила нашего семейного дела.
Теодор внезапно залился краской, показав, как глубоко его уязвили эти слова. Он упрямо смотрел на отца, вены на его шее вздулись и заметно пульсировали.
– Будет тебе, отец, разве можно отрицать, что она проявила себя наилучшим образом и заслуживает нашей благодарности и вознаграждения?
– Могу сказать, что Уильямс или Рили вместе или порознь справились бы так же хорошо, не наделав при этом ошибок, – ответил Николас.
– Я уже говорил тебе, я подозревал, что оба или один из них были замешаны в краже. Кто-то из мастерской или из слуг этого дома сказал Питту, что чаша готова. Миссис Мидоус только подтверждает то, что я думал изначально, – сказал он низким, дрожащим голосом.
– Тогда почему, ради всего святого, ты не послал кого-нибудь из дома, например Мэттью?
Теодор пристально посмотрел отцу в глаза.
– Но, отец, – изумленно произнес он, – Мэттью уже не тот, каким был раньше. Он слишком стар для выполнения такого сложного задания. Все, что он может, это подняться на второй этаж. Кроме того, благодаря миссис Мидоус и Томасу Уильямсу ситуация разрешилась более успешно, чем можно было надеяться.
– Это простое везение, а не умение и сомнительные способности миссис Мидоус, – ответил Николас. Затем он покачал головой, давая понять, что больше спорить не желает. – Я еду в клуб, надеюсь, там встречу более разумных людей.
И с этими словами Николас вышел.
– Возвращаясь к нашему разговору, – сказал судья, как только дверь за Николасом закрылась, – если пистолет, который предположительно украла Роуз Фрэнсис, находится сейчас в подвале, где доказательства, что именно она его взяла? Не могли его украсть кто-нибудь еще из слуг?
Агнесс поежилась, вспомнив обещание, данное Элси, и задумалась, как она сможет ответить на этот вопрос, когда сама уже так запуталась, что не знает внятного ответа. Но тут она сообразила, что, раз Гарри Дрейк умер, нет больше никакой причины стараться не впутывать в эти дела Элси. Более того, если все сложится удачно, Элси, возможно, сможет получить работу в доме.
– Есть свидетельница побега Роуз, – сказала она. – Очень услужливая девочка, с которой я случайно познакомилась. Она видела Роуз у реки, недалеко от того места, где нашли тело. Она видела, как за Роуз гнался мужчина, как Роуз уронила пистолет, который, как она предполагает, мужчина потом подобрал. Пистолет, который я видела в погребе, весь заляпан грязью и забит песком. Поэтому кажется вполне вероятным, что тот человек, который убил Роуз, спрятал его там.
– И поскольку мы считаем, что тот же человек убил Ноя Праута, можно сделать вывод, что он живет в этом доме или имеет сюда свободный доступ, – сказал судья Кордингли, делая тот же неизбежный вывод, что и Агнесс.
– Я с той поры в погреб не возвращалась, – добавила Агнесс.
– Тогда давайте пошлем кого-нибудь туда за пистолетом.
Судья Кордингли повернулся к Теодору и распорядился, чтобы послали слугу найти пистолет и принести его сюда. Теодор кивнул, подошел к камину и дернул за шнур. Джон снова появился практически мгновенно.
– Есть предположение, что оружие, которое пропало из комнаты моего отца, спрятано в погребе. Миссис Мидоус его там видела. Она пойдет с тобой и покажет, где оно спрятано. Будь добр, принеси его сюда немедленно.
– Слушаюсь, сэр, – сказал Джон, бросив испытывающей взгляд на Агнесс.
Агнесс ощутила себя загнанной в угол. Джон доложит обо всем мистеру Мэттью, и последуют неизбежные вопросы. Она кивнула Теодору, судье Кордингли и Лидии и повернулась к двери. Теодор опустился в кресло, от усталости прикрыв глаза. Забыв сделать реверанс, Агнесс вышла из комнаты.
ГЛАВА 37
Агнесс двинулась вслед за Джоном к лестнице черного входа. Ни Филиппа, ни мистера Мэттью нигде не было видно, хотя, если судить по звону посуды, доносившемуся из столовой, один из них или оба находились там и накрывали на стол.
Взглянув в запотевшее окно, Агнесс увидела мокрую улицу и силуэты двух мужчин на противоположной стороне. Ей хватило одного взгляда, чтобы узнать мистера Мэттью, занятого разговором с Томасом Уильямсом. Заинтересовавшись, Агнесс подошла поближе к окну. Мистер Мэттью немного повернулся; казалось, он внимательно слушает Томаса и кивает головой, а Томас, вьющиеся волосы которого были стянуты сзади лентой, что-то энергично говорит. Если судить по его жестам и сосредоточенному лицу, говорил он о чем-то важном. Агнесс задумалась. Скорее всего, они обсуждают возвращение чаши для охлаждения вина. Мистер Мэттью всегда предпочитал быть в курсе событий, происходящих в доме. А может, Томас просит мистера Мэттью передать ей записку.
– Вы готовы? – нетерпеливо спросил Джон.
– Там не мистер Мэттью с мистером Уильямсом на улице? – спросила Агнесс, все еще глядя в окно.
– Что? – удивился Джон. – Где?
Он подошел и с подозрением посмотрел в окно.
Как раз в этот момент мимо проезжала повозка, запряженная парой мулов, и временно закрыла обзор. Кучер размахивал кнутом и орал, но ни кнут, ни крики не заставили мулов ускорить шаг. Животные бились головами о деревянные ярма и выпускали из ноздрей клубы пара в морозный зимний воздух. Когда повозка проехала, мужчин, стоявших на другой стороне, уже не было.
– Ничего не вижу, – заявил Джон. – Так мы можем идти?
Они спустились в подвал. В буфетной дворецкого не было, хотя посудина с толченым мелом, смешанным с камфарой для получения зубного порошка, указывала на то, что он где-то поблизости. Мистер Мэттью вошел через минуту.
– Вот и вы, сэр, – сказал Джон.
– А где еще я могу быть? – ворчливо спросил дворецкий.
– Миссис Мидоус показалось, что она видела вас на улице вместе с мистером Уильямсом.
– Ерунда, – резко сказал мистер Мэттью, берясь за пестик и опуская его с такой силой, что белый порошок рассыпался по столу.
Агнесс опустила глаза и увидела, что сзади его белые чулки запачканы грязью. «Он лжет, – подумала она, – но почему?»
Джон кивнул:
– Я сказал то же самое. А теперь, сэр, могу я вас побеспокоить и попросить ключ от погреба?
Мистер Мэттыо сжал губы:
– Зачем он тебе?
– Миссис Мидоус считает, что видела там пистолет мистера Бланшара. Она сказала об этом мистеру Теодору и судье Кордингли, и теперь они оба желают его видеть, – ответил Джон, обмениваясь с дворецким многозначительным взглядом.
– Видели пистолет там, внизу? И когда же? – спросил мистер Мэттью, переводя внимательный взгляд на Агнесс.
– Позавчера, сэр. Когда я искала вас… И случайно наткнулась на пистолет.
– Тогда почему вы сразу об этом не сказали?
– Я подумала, вы уже знаете, что он там, – ответила Агнесс, стараясь одновременно выразить досаду и уважение.
– Ну, еще бы, – пробормотал Джон.
– Надеюсь, вы видели только это, – туманно высказался мистер Мэттью, переводя взгляд на Джона.
– Да, сэр. Я в чужие дела не лезу.
– И славно, – сказал мистер Мэттью. – Вы – хорошая кухарка, но это не означает, что я потерплю сплетни среди прислуги. Так где именно вы видели пистолет?
– В конце лестницы есть ниша в стене. Он лежал там, завернутый в тряпку.
Мистер Мэттью провел пальцем по белому налету на столе. Затем повернулся к лакею.
– Хорошо, Джон, – сказал он, хмуря брови, – я пойду с ней сам. А ты пока, будь добр, ссыпь эту пудру в серебряную шкатулку. Оставь ее здесь, я потом отнесу ее в спальню мистера Бланшара.
Итак, мистер Мэттью зажег фонарь и начал медленно спускаться по ступенькам в погреб. Агнесс шла следом за ним, стараясь через его плечо разглядеть нишу, в которой видела пистолет. Когда они спустились до самого низа, дворецкий повернулся и поднял фонарь.
– Так где же вы видели пистолет? – с явным недоверием спросил он.
– Он был здесь, сэр. – Агнесс показала на глубокую нишу. – Завернут в тряпку. Я заметила только рукоятку.
Мистер Мэттью поднес фонарь к углублению, осветив паутину и облупившуюся штукатурку. В мерцающем свете стал виден сверток.
– Вот! – сказала Агнесс, не в силах сдержать возбуждение.
Мистер Мэттью протянул руку, взял сверток и развернул его, позволив тряпке упасть на пол. Пистолет был покрыт засохшей грязью, дуло заржавело, но это, вне всяких сомнений, был тот самый пистолет, который исчез из комнаты Николаса Бланшара.
– Ужасно, – пробормотал он, – какой вред может причинить вода. Вряд ли даже с помощью пемзы, масла и спирта я смогу снова привести его в порядок.
Агнесс пробормотала что-то неразборчивое. Она с интересом рассматривала тряпку, в которую был завернут пистолет. Это был квадратный кусок клетчатого муслина того типа, который миссис Тули предпочитала использовать для вытирания пыли.
Вернувшись в кухню, Агнесс так задумалась над тем, кто мог завернуть пистолет в одну из домашних тряпок, не говоря уже о беседе Томаса с мистером Мэттью и причинах, по которым дворецкий предпочел ей соврать, что не заметила, как баранина и овощи кипят куда сильнее, чем следовало. Только когда раздалось шипение и полетели брызги жира, она сообразила, что почти засушила мясо. Агнесс рассеянно добавила воды и потрогала мясо вилкой. Обнаружив, что оно все еще жесткое, она снова повесила кастрюлю над огнем. Времени почти не оставалось, а приготовить было нужно еще очень многое. Дорис торчала в посудомоечной, протирая чугунный горшок маслом, хотя могла бы сделать дюжину более полезных вещей. Причину такого ее поведения было легко установить. Филипп в кожаном фартуке и с закатанными рукавами, открывающими его мускулистые руки, стоял за соседним столом, смешивая пчелиный воск, скипидар, смолу и киноварь, чтобы приготовить мастику для мебели.
– Дорис, – нетерпеливо позвала Агнесс, – брось все и иди сюда немедленно. Я велела тебе вымыть лук-порей и почистить картошку, а они все еще такие же грязные, какими их принесли с рынка. Что касается тебя, Филипп, почему ты предпочитаешь делать эту работу в моей посудомоечной, тогда как должен заниматься этим в буфетной? Я от этой вони с трудом дышу.
Дорис виновато вздрогнула:
– Я только что собиралась этим заняться, миссис Мидоус. И двух минут не займет…
– Займет, если будешь делать тщательно.
– Прошу прощения, мэм, – доброжелательно ответил Филипп. – Я никого не хотел обидеть – просто составлял компанию этому персику.
Он подмигнул Дорис, лицо которой стало краснее свеклы.
Агнесс безнадежно вздохнула. Она никак не могла понять, чем Филипп так привлекал женщин. Агнесс подошла к бочке с угрями, которую держала в кладовке, крепко схватила извивающуюся рыбину и перенесла в кухню, где с размаху стукнула головой об угол стола. Обычно она проделывала подобное без малейших угрызений совести. Сегодня же Агнесс ежилась, надрезая кожу вокруг головы и сдирая ее, вспарывая живот и вынимая внутренности, срезая плавники на спине. Хотя она понимала, что угорь умер в тот момент, когда она ударила его головой об стол, его посмертные судороги заставляли ее чувствовать себя неуютно. Вид темной мускулистой плоти напомнил ей об обезглавленном трупе Дрейка. Он тоже так извивался? И Роуз, пока ее тело не погрузилось в могилу из грязи? Агнесс приказала себе выбросить эти глупости из головы – этим никому не поможешь. Она свернула угря, положила его в неглубокую кастрюлю, налила достаточно воды, чтобы закрыть рыбу, и повесила кастрюлю на крюк в конце очага, чтобы ее содержимое закипало медленно.
– Залей артишоки красным вином, Дорис, – велела Агнесс, – и принеси сюда печенку.
Подняв голову, она увидела, что Филипп обнял Дорис и смотрит вниз на лунообразное лицо и ниже, на выпуклости ее грудей. Он что-то прошептал, затем, к великому удовольствию девушки, легонько дунул вниз. Агнесс было открыла рот, чтобы отругать их, но тут в кухню влетела Нэнси.
– Ради бога, Филипп, – взвизгнула она, – неужели ты не брезгуешь ничем, даже такой собакой?
Филипп резко поднял голову.
– Ты так говоришь только потому, что я не с тобой, – ровным голосом ответил он. – Мы с тобой хорошо порезвились, и ты же сама меня кинула.
– Врешь! – завопила Нэнси, а Дорис, вся пунцовая и, если судить по ее нетвердым шагам, не пришедшая в себя от страсти, гневно посмотрела на соперницу и ушла в кладовку. – Ты стал путаться с Роуз, вот почему мы разошлись, – сказала Нэнси более спокойным голосом.
– Так Роуз здесь нет, верно? И я уверен, что у меня и для тебя найдется минутка.
Он подступил к Нэнси и обнял ее.
– Ничего не выйдет, черт побери, – заявила Нэнси, увертываясь. – Теперь, когда я вижу, какой ты тип, хоть умоляй меня, я с тобой не пойду.
– Да неужели? – сказал Филипп, отпуская ее и потирая свой живот. – Так это, видно, потому, что у тебя и кроме меня есть причины для расстройства.
– Мои причины не твое дело, – огрызнулась Нэнси, снова перейдя на визг.
Филипп кивнул:
– И я до смерти рад это слышать.
Как раз в этот момент в дверях возникла экономка.
– Это что за шум? – спросила миссис Тули, входя в кухню с парой накрахмаленных и отглаженных наволочек, которые она несла, перекинув через руку. – Хватит, Нэнси, берись за работу. Филипп, еще одно слово, и я позову мистера Мэттью. – Затем она повернулась к Агнесс: – Я понятия не имею, с чего это все началось, но одно я знаю наверняка: моей бедной голове этого не вынести. Я ужасно себя чувствую. – Немного помолчав, она добавила: – Все готово к обеду?
– Да, миссис Тули, все в полном порядке, – тихо ответила Агнес.
Как раз в этот момент Дорис плюхнула на стол миску с печенью, и темный запах крови ударил Агнесс в нос.
В четверть четвертого в кухне, как обычно, собралось много народа. Вошли Джон и Филипп, но немедленно удалились в буфетную, чтобы надеть белые жилеты, сменить перчатки и вычистить свои сюртуки так, чтобы ворс у бархата встал дыбом. Мистер Мэттью уже перелил в хрустальный графин большую бутылку кларета. Поскольку он наполнил этот сосуд только на три четверти, а остальное тщательно дегустировалось, чтобы убедиться в высоком качестве напитка, его щеки уже сравнялись по цвету с вином. С повышенной осторожностью он перенес графин в столовую, поставил на буфет и занялся зажиганием свечей, стараясь не закапать воском скатерть из Дамаска.