Текст книги "Оскольки (СИ)"

Автор книги: Джал Халгаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Я скрипнул зубами. Да, теперь его влияние заметно слабее, но все равно рисковать не стоит. Что я их, не знаю, что ли? Сначала улыбаются, улыбаются, а стоит отвернуться – и нож в спину. Морис же – отдельная тема. Он в десять раз умнее, в сто раз хитрее и тысячу раз подлее любого обычного священника, а всякие подлянки подсовывает лучше любого мастера-вора.

– Итак, дружище, я пришел тебя убить.

– Ха! Серьезно? Ты забыл, чем кончились твои последние шесть раз?

Я почесал губу острием костяного ножа.

– Блин. Я просто хочу, чтобы ты сдох. Разве я многого прошу?

– Ничего не достается просто так, без усилий. Чтобы отправить меня в мир иной, тебе придется хорошенько постараться, Рейнгольц, а зная тебя, насчет этого я могу не волноваться. Ты, Адам, обладаешь просто удивительной способностью портить все, за что берешься. Даже погибнуть толком не смог.

Я цокнул языком.

– Кстати об этом. Чего ты такого наплел девчонке, что она додумалась меня пристрелить?

Морис усмехнулся.

– Что, предлагаешь мне предсмертную исповедь?

– Именно.

– Как хочешь, – он совершенно невозмутимо пожал плечами. – Но в ответ ты расскажешь мне, как и кто тебя воскресил. Идет?

Вздохнув, я почесал затылок и через секунду кивнул.

– Все равно ведь мертвецы не рассказывают сказки, так чего ж скрывать? Только я тебе все равно не верю. Откуда мне знать, что ты не наплетешь всякую хрень?

– Тот же вопрос.

– Принято. Чур, ты первый!

– Ей богу, Адам, как в яслях.

– Что поделать, а мое слово первое. Давай, давай, крути болванку, задница ты черномазая.

Морис поморщился, как будто я только что отрыгнул на его любимые туфли, но свой рот все же раскрыл и признался:

– Я всего лишь сказал ей, что ты Волк. Представляешь, Адам, а мать нашей страдалицы когда-то давно скушали именно Волки. Какое совпадение, да? В общем, особо думать мне не пришлось: я натолкнул ее на мысль и предложил другого учителя, а она все сделала сама.

Я потер щеку и поднял палец вверх.

– Есть всего лишь два весомых «но»: тогда я еще не был Волком (Холхост тебя подери, Морис, ты ведь сам любил меня этим донимать!), да и другого учителя назначить нельзя. Последний вопрос мы, между прочим, обсуждали как раз перед моим… смертью.

– Она-то этого не знала. А о том, что ты даже среди своих ущербный, Адам, ты ее, увы, не предупредил. Кстати, ты сказал – я цитирую! – «еще не был». Значит, сейчас ты уже «был»?

С ответом я замешкался, из-за чего Морис снова рассмеялся своим противным скрежещущим смехом, как будто вилкой царапают железяку.

– Так-так, блудный сын решил вернуться к своим истокам. Я так понимаю, зря мы спрятали тебя от закона и сделали проводником. Ты снова доказал правильность моих слов: испортить ты можешь все что угодно, – он взял в руки ручку и постучал ей по столу, думая о чем-то своем. – Жаль, конечно, что из вас остались только ты да твоя полоумная сестрица. Интересно, а она еще стелется под любым мужчиной, показавшим ей ее место? Я бы ее навестил…

Тут мой щит самоуверенности дал трещину. Весомую, я бы добавил.

Рыкнув, я ринулся вперед и с размаху ударил его в грудь ногой. Каблук встретился с его ребрами. Кости не выдержали и с хрустом сломались, а сам Морис слетел со стула и грохнулся на пол в паре метров от прежнего места.

Я хмыкнул. Стряхнул с плеч пыль и присел рядом с корчащимся святошей.

– Ты даже не представляешь, как это приятно.

– Почему же, – Морис через силу усмехнулся. – Представляю. Я ведь задел тебя, да? Уже в который раз. А ты ответил. Не задумывался, что ты прозрачен как стеклышко, и каждый дурак, у которого больше двух извилин, видит твои слабости?

– Пусть видит, я не жадный. Я так понимаю, с Ольхой мы закончили: ты обманул ее и кинул…

– Правильно. Аннулировал твое завещание и послал на прекрасный трехдневный курорт в Ургротные Клети.

– Ну, что сказать, она этого заслужила. Пошли дальше по списочку. Где Проводница сейчас, и какого лешего ей вообще от меня надо?

– М-м-м, дай подумать… Погоди-погоди, я разрываюсь между желанием послать тебя к Холхосту и рассказать правду, ведь если ты все узнаешь, то определенно сдохнешь. Ты просто не можешь прятаться и всегда лезешь на рожон.

– Пресвятые черти, Морис, хватит повторять очевидное. Достал, клянусь черным богом, достал!

Человек в черном закашлялся и приподнялся на локтях, прижимая правую руку к груди.

– Ладно, Адам, скажу, раз уж ты так просишь. Наша общая знакомая прошлой пятницей остановилась на болотах Элле и больше не передвигалась. Честно.

– Верю, братец, верю, – я удовлетворенно кивнул. – И что же ей надобно?

– Как ты помнишь, это существо появлялось в истории только дважды – этот раз третий, – для удобства он отполз к стене и уперся в нее спиной. – В первый раз договор с ней заключали мы, служители церкви, когда только-только из людей стали прорастать эти твари. Как выяснилось, если человек убивал монстра, то его риск стать одним из них возрастал, поэтому нам нужны были те, кто сможет справиться с чудовищами и не пополнить потом их ряды.

– Хм. Вы вытребовали у нее проводников, я помню, и отдали ей на растерзание четыре города населением более ста тысяч. Прямо огромный вклад в развитие гуманизма.

Морис покачал головой.

– У нас разные взгляды, Рейнгольц. Я вижу суть, а ты только пробегаешься глазами по поверхности.

– Да, да, и эту песню мы тоже слышали. Давай дальше.

– Второй проблемой стала чума в Северной Голиции. Из-за этого и началась война. Тогдашние Держатели Тарантура и Карантании решили захватить третье царство, несмотря на эпидемию, а наследник Фарварда с дуру заключил пакт с Проводницей и обратил всех своих людей в оборотней. В ходе атаки тех почти полностью перебили, а остатки развили свои способности и стали именоваться Волками. Но есть одно «но»: принц Северной Голиции не смог отдать долг этой твари, из-за чего она осталась ни с чем, а когда попыталась взять свое, то ее заперли под Караваем на долгие века. С тех пор она недолюбливает и проводников, и Волков.

– А вот последнего я не слышал, – признался я, почесывая щетину.

– Легче спросить, что ты вообще слышал. Но не в этом суть. Когда ты по своей тупости угодил в Каравай, она проснулась. Все началось с того момента, когда погиб бука.

– Он просто мелкая сошка!

Морис снисходительно кивнул.

– Во времена войны он таким не был. Они заперли ее на заклинание и привязали его к буке в надежде, что тот будет жить вечно и изредка подпитываться беглыми заключенными. А вы вдвоем все испортили.

– Так-то да, но какого хрена именно я?

– Ты еще не понял, идиот? Наследник своей крови, пусть и искалеченный…

– Угу. И ущербный. Знаем.

– …и ущербный, – все равно договорил Морис, – да еще и проводник. Ты ей приглянулся, Адам. А разрушенные города и появление оживленцев – всего лишь ее развлечение. Когда-нибудь она до тебя доберется. Когда ей это будет нужно.

Я сел, задумчиво пожевывая губу и наблюдая за бесполезными стараниями моего собеседничка дотянуться до лежащего под столом пистолета. Значит, вот как…

– Ведь она уже до меня добралась, – шепотом сказал я самому себе.

Морис замер.

– Как? Когда? Мне такого не докладывали!

– Предпоследний город, где я был перед смертью. Не помню, как он назывался, но словечко там еще то. Она бы меня убила, если бы мы не заключили сделку.

– Какую?!

– А какую сделку можно еще заключить с дьяволом? Душа в обмен на жизнь.

– На кой черт ей твоя жалкая душонка? – захрипел он. – Ты проводник, у тебя ее попросту нет!

– Ну, спасибо.

Нет, душа-то у меня есть, но она, как сказать… ни для чего не годится.

– Не время для цирка, Адам! Хоть раз в жизни попытайся быть серьезным, особенно сейчас! – его лицо вдруг покраснело. Он что, серьезно пытался меня вразумить? – Что ей надо?..

Морис снова задумался. Я не видел его таким никогда: его руки дрожали, отовсюду лил пот, а глаза как в лихорадке метались туда-сюда, перескакивая с моего лица на пол и обратно. Видимо, я заставил его всерьез обеспокоиться судьбой будущего мира.

– Так, что у нее может быть на уме? Вспоминай, вспоминай!

Я усмехнулся.

– А я ведь воскрес под Древом, Морис. Под тем самым, – дал я ему подсказку.

Его глаза округлились до размера подставки для чайника.

– Вот значит как…

– Ну-с, слушаю твои разумения, друже, – я незаметно коснулся запястья, к которому на наручи крепилась тонкая бамбуковая трубка.

Он вздохнул и покачал головой.

– Легко додуматься, чего она хочет. В конце концов, чего жаждет тот, кто заперт во тьме?

– Свободы.

– Вот именно. Во-первых, ты отдал ей свою душу. Во-вторых, воскрес под Древом, что сделало из тебя потенциального смертника. А кто приходит за теми, кто вырвался из мрака?

– Проводница. Получается, она идет за душой, которая итак принадлежит ей, – догадался я. – То есть, по сути, она полностью свободна!

– Именно. И тебе надо с этим разобраться!

– Почему это?

– Ты во всем виноват, – прошипел мне Морис, подаваясь вперед. – Ты все это затеял, ты начало всех бед. Тебе все и расхлебывать. Сдохни уже, наконец, как человек, а не живи как пес.

Я всплеснул руками.

– Нет уж, дорогуша, иди-ка ты лесом. Я жив, ода свободна. Пока она свободна, я жив. Логическая цепочка предельно ясна, так ведь? И я рад, и Проводница, вроде, тоже. Все в шоколаде!

В порыве гнева он схватил меня за руку и дернул на себя.

– Ты никогда не отличался совестью, Рейнгольц, на сейчас в твоих руках судьба всего мира, идиот! Сделай, что должен! В конце концов, она и до тебя доберется.

– Ага. Лет через десять, когда наиграется с остальными. А к тому времени я рассчитываю уже скопытится из ненадобности жить дальше. Прощевай, Морис, мне больше от тебя ничего не надо.

– Тогда прикончи! Чего ты ждешь? Я не собираюсь смотреть, как по вине какого-то ублюдка погибает весь мир!

– О, – я оскалился, – я ждал, когда ты этого скажешь…

Я медленно поднялся на ноги, смахивая с запястья его руку, и вложил в духовую трубку один единственный дротик, к которому наспех прицепил красное оперение.

– Видишь ли, Морис, за всю мою жизнь ты, пожалуй, достал меня больше всех. И ты рассчитываешь, что я так просто тебя убью? Нет, свои руки твоей кровью я марать не стану.

Щелкнул механизм.

Морис резко выдохнул, когда игла глубоко засела в его шее. Он пошатнулся. Вытянул дротик из кожи и удивленно к нему пригляделся, а затем перевел взгляд на меня.

– Это еще… что?

Я видел, как на его лице медленно начинают проявляться первые признаки.

– Яд, – спокойно ответил я. – Смерть от него обеспечена в течение часа. Страшная смерть, полная боли и страданий. Сначала с тебя слезет кожа. Потом, когда каждое движение будет причинять невыносимую боль, тебя охватит паралич, но ты все будешь чувствовать. Шока не будет. Смерь не наступит, пока ты не пройдешь все стадии, а их много, поверь мне на слово. Кровь будет кипеть, мозги сварятся в собственном соку и полезут из ушей и ноздрей, и глаза полопаются один за другим. И только через час ты сдохнешь, – я усмехнулся. – Ах да, забыл упомянуть, что станешь ты, я предполагаю, вурдалаком.

– Такого яда не существует…

– Кто знает, кто знает… Навряд ли твои знания когда-нибудь добирались до подвалов Северной Голиции, ведь, как ты знаешь, чума появилась не сама по себе.

Его взгляд пал на пистолет.

– Противоядия нет, даже не надейся, – улыбнувшись, я ногой подтолкнул оружие к нему ближе. – Единственный выход – это смерть. Конечно, можешь убить меня, но тогда сам умрешь в мучениях.

– Ты все равно отсюда не выберешься.

– Это уже не твоя забота. Ну же, решай, – я прищурился, внимательно наблюдая за каждой его дрожащей мышцей на лице. – Давай, Морис, я же знаю, что больше судьбы мира тебя заботишь лишь ты сам!

Он медленно протянул свою дрожащую руку к пистолету. Бледные тонкие пальцы обхватили рукоять – указательный лег на спусковой крючок.

Морис поднял кисть выше. Дуло огнестрельного оружия было направлено мне в сердце.

Оно стучало. Отбивало ритм – ровный, спокойный. Он мог выстрелить, но не выстрелит, ведь этот взгляд я знаю. Больше смерти люди боятся смерти в муках.

Прогрохотал выстрел. Его черепушка взорвалась на сотни мелких кусочков и разметалась сзади по стене, оставляя на последней кровавые узоры. Вообще удивлен, что он поверил. Хотя кто бы не поверил, когда перед глазами все кружится, а кожа действительно будто соскальзывает с тела?

– А это был всего лишь Эрин, придурок, – усмехнулся я. – Пол дозы. Его не хватит даже чтобы убить сраного ежа, не то что человека. Идиот. Ведь всегда мнил себя самым умным.

В дверь задолбили: услышали выстрел. Пора сматываться. По крайней мере, ответы на все интересующие меня вопросы я уже получил, и они меня вполне удовлетворили.

Смахнув с руки каплю чужой крови, я взобрался ногами на подоконник и в последний раз посмотрел на обезображенный труп Мориса, пытаясь хорошо запомнить это зрелище для дальнейшего любования им перед сном. Могу поспорить, я выглядел на лучше…

Я вздохнул. Посмотрев на сумеречное небо, я накренился вперед и разжал пальцы, полностью отдаваясь ощущению свободного полета.

Одним трупом больше. Осталось только покончить с девчонкой.

ИСТОРИЯ ДЕВЯТАЯ. ПЕРВЕНЕЦ

Йен

Я хорошо знаю эту историю. Пожалуй, даже слишком…

Мы стояли у их дома. Лил дождь. Капли барабанили по грязной серой земле. Они медленно стекали по капюшону и попадали на лицо, оставляя на щеках следы как от слез.

Хозяйка рыдала. Она стояла рядом со мной на коленях и что-то лепетала, тряся меня за ногу, но мое лицо оставалось каменным. Нет, я не переставал чувствовать. Просто слишком хорошо понимал.

Новоиспеченный отец вел себя тише. Но горе его оставалось ничуть не меньшим.

Он во всем виноват, это ясно как день. Неужели жизнь их ничему не учит? Неужели все эти проклятые сказки и легенды, которые знает любой уважающий себя родитель, ушли впустую? Потеряли смысл?

Грянул гром. Он лишь на секунду заглушил плач женщины, а потом все началось по новой. Холхост меня дернул сюда зайти. Мог бы пройти мимо и не бередить старые раны, а теперь просто не могу остаться в стороне. Нет, я плохой человек. Но мстительный.

Сверкнула молния. В доме закричал от страха ребенок.

Хозяин впервые за все время раскрыл рот, а я его не слушал. Все мои мысли обратились вглубь моей души, и сейчас меня мало интересовали его дурацкие оправдания и слезливая история о том, как он попал в беду, и проходящий мимо добрый путник согласился помочь, бросив только пару слов об «услуге за услугу».

Я мрачно перевел взгляд на бабу.

– Заглохни, – рыкнул я и толкнул ее ногой в грязь.

Он выступил вперед. Видимо, не вся его честь утопла в бутылке с вином.

– С дороги.

Мой голос и блеснувшие желтизной глаза заставили его отшатнуться в сторону.

Я поднялся на крыльцо. Толкнул рукой дверь. Та со скрипом открылась. В трех шагах от нее, в миниатюрной деревянной кроватке, широко раскрыв глаза, будто пытаясь впитать в себя все вокруг, лежал младенец трех дней от роду.

Я подошел к нему сбоку. Черные блестящие глазки тут же нашли меня.

Я прищурился. Присел, придерживаясь за шероховатый край люльки.

– Вот оно, значит, как, – стиснув зубы, прошипел я. – Столько лет он шлялся где-то, а теперь решил вдруг вернуться? Ответь мне, дружок, и что же его влечет?

Но я знал и сам. Не трудно догадаться, что эту тварь тянет к той, что может легко затмить его по силам. Каждый из них жаждет большего могущества. Они как мотыли тянутся к Проводнице, а она подобно огню пожирает их одного за другим.

Этого я ей не отдам. Этот мой.

Я глянул в дверной проем. Супруги, не решаясь идти за мной, все еще стояли под ливнем. А за ними клубилась тьма.

Навивает воспоминания, не так ли, Йен?

«– Навивает воспоминания, не так ли, Йен?

Существо изобразило на лице зубастую ухмылку. Дернув хвостом, заканчивающимся тонкой черной кисточкой, оно медленно сделало два шага ближе, постукивая массивными раздвоенными копытами. Его кожа, тонкая как старый пергамент, просвечивала горящие огнем вены.

Я пошатнулся. Не удержавшись на ногах, я свалился перед ним на колени. Изо рта текла кровь, а поломанная правая рука хлыстом свисала вниз.

За спиной тихо хныкал ребенок.

– Дети в этом возрасте прекрасны, – вытянув шею как гусь, тварь глянула на свою добычу. – Ему ведь только три дня, не так ли? Мальчик. Обожаю мальчиков, знаешь ли. Их кровь слаще любой живой воды.

– Йен, сделай что-нибудь.

А что я сделаю, Марианна? Справа валяется труп его матери, слева – растерзанное тело отца, а посреди всей этой кровавой бани мы втроем, причем третий – лишь трехдневный младенец, способный только визжать да дрыгать руками.

Я оглядываюсь. Марианна, прижимая к своей груди ребенка, дрожит. Ей досталось не меньше: лицо покрыто грязью вперемешку с алой жидкостью, все тело испещрено мелкими царапинами, одежда изорвана, и правая нога согнута в неестественной позе.

– Отдашь его, и оба будете живы, – прошептало мне на ушко существо. – Зачем тебе этот кричащий сверток мяса и костей? Его родители мертвы. Забирай золото, и идите себе дальше, я вам мешать не буду.

– Так возьми. Ты ведь можешь, – губы едва двигаются.

– Могу, – оно выпрямилось. – Но мне интереснее смотреть, как вы все делаете сами. Пропитываешься, знаешь ли, всей продажностью человеческой души.

Закрыв глаза, я выдыхаю.

– Отдай ребенка, Марианна.

– Что?

– Отдай его.

– Нет!

Я исподлобья смотрю на тварь. Стиснув зубы, поворачиваюсь и выдергиваю младенца у нее из рук. Пока она не пришла в себя и не начала пытаться забрать его обратно, протягиваю его вперед.

– Молодец! А когда мы встретимся в следующий раз, Йен, будь уверен: на месте этого сладенького комочка моего счастья будет твой».

Так и случилось. Мы встретились. Теперь это будет третий раз, и я больше не совершу прежних ошибок. Не порыв избавить мир от зла – всего лишь банальная месть.

* * *

Как жестока жизнь. Только в такие моменты ты понимаешь, кто ты на самом деле. Ты можешь скрываться в толпе, менять свои маски как перчатки: сын, муж, отец, работник… Но только когда по твою душу явится смерть, и тебе придется выживать, ты становишься тем, кем всегда был. Тот зверь, что сидит внутри каждого из нас, то существо, коим мы являемся с рождения, выходит наружу. Сильное или слабое, оно меняет нас. Кто-то сдается сразу. Кто-то идет против течения, но у него устают ноги, и он попросту поддается, а третий сражается. Сражается до последней капли крови, и плевать, кого ему придется убить в следующий раз.

Наши друзья от нас когда-нибудь отвернутся. Наша любовь покинет нас. Жизнь обратится в прах. Те, кого не постигнет эта участь, – счастливчики. Одни на миллион.

Этот мир полон боли и притворства. То, что должно быть сделано, будет сделано, и не важно, как этот поступок будет оценен со стороны морали. В конце концов, у существования нет ни черного, ни белого цвета. Даже серого. Только красный.

Мне предстояло совершить поступок, после которого не будет пути обратно. Каждый, кто узнает об этом, будет стараться обходить меня стороной. Каждый, кто услышит, будет желать смерти. Чем дальше я захожу, тем больше крови на моих руках. В попытке стать Волком и выжить, я уже уничтожил в себе проводника, лишив жизни невинную девушку, и теперь я стану монстром окончательно.

Но им все равно не жить. Это не детские сказки. Зло всегда побеждает.

Теперь я Волк. Настало время платить всем по счетам.

Я вышел на улицу. Коротко бросил:

– Хотите жить – ваш сын умрет. Вернусь завтра на закате. За ответом.

С этими словами я бесшумно зашагал в сторону захолустной деревеньки, глубоко погрузившись в мрачные думы.

* * *

Кошмары никогда не покидали меня, но эти оказались куда хуже.

Рядом со мной стояла девчонка – Ольха. Она повзрослела. Что-то быстро тараторила, постоянно оглядываясь, будто кто-то вот-вот должен был явиться по ее душу. Только через секунду я, наконец, приспособился к витавшему вокруг клубящемуся мраку и взглянул на ее дрожащие губы.

– Он идет, Йен, разве ты не чуешь?.. Пора… идет… Единственный выход – это смерть!.. – она снова повернулась ко мне и закричала: – Уходим, Йен, быстрее! Оставь ее! Оставь!

В чем вообще был смысл моего сна, я так и не понял, да и надо ли? В конце концов, сон – всего лишь сон, ничего особенного. Нередко звездочеи и всякая темная шушера предлагали за деньги предсказать судьбу по снам, посетившим тебя, скажем, в такую-то ночь, и только полный дурак соглашался на эту сделку. Но что-то мне смутно подсказывало, что однажды все мои кошмары окажутся явью. И тогда, я полагаю, для меня наступит конец света.

По крайней мере, один из них уже сбывается…

* * *

«У нее будут красивые детки. У тебя тоже. И еще один – общий. Его ты отдашь мне».

Я тряхнул головой, прогоняя его вкрадчивый шепот из своей головы. Это всего лишь галлюцинации, порождение моего больного воображения, которое в последнее время только и делает, что мутит воду и вставляет мне палки в колеса.

Морис погиб, и с его смертью я, наконец, освободился.

Еще оставалась Проводница, но на нее я наплевал. Мне нет до нее никакого дела, пока она не трогает меня, а если все-таки доберется, то я все равно ничего не смогу сделать. Лучше жить дальше и подчищать за собой хвосты.

А Ольха… Пусть живет, как хочет, и катится ко всем чертям. Вместе с Марианной, которая вдолбила себе в голову, что я хороший и избавлю мир от предвестницы самой погибели. Я не просил себя воскрешать. Не просил новой жизни и второго шанса. Но раз уж он мне представился, то я буду делать все так, как хочу.

– И ты живи, Авиан, – я скорчил гримасу. – Но это пока. Зная эту стерву, на долго тебя не хватит. Тогда за тобой приду я. Что может быть слаще старой доброй мести?

После смерти «человека в черном» я обрел и смысл жизни. Глупо как-то…

Я поднял руку, чтобы постучать в дверь, а потом остановил ее в последнюю секунду. Выдохнув сквозь зубы, я толкнул рукой дверь – та без колебаний открылась. Крохотная кроватка с младенцем так же стояла в прихожей, освещаемая огнем шести свечей, угнездившихся на подоконнике, а вот родителей не было слышно.

Я шумно втянул носом воздух. Так и есть, ушли. Еще часа два назад, когда их сын мирно спал себе в своей постели, думая, что они его никогда не предадут. А может, и не думал. Я без понятия, что творится в голове у трехдневного – уже четырех – ребенка.

Быстро же они. Даже попрощаться не остались. Ну, так даже лучше.

Я остановился у колыбели. Тихо, стараясь не разбудить мальца, склонился над ним и всмотрелся в округлые гладкие черты его лица, пытаясь извлечь из памяти давно забытый мной с помощью крови и эля образ, но тот все время ускользал.

– У меня тоже когда-то был сын, – тихо прошептал я. – Никто не знает. Только я, она и эта тварь, что забрала его у нас. И вина на мне. Пусть он убил его на наших глаза, но та рука, что протянула его ему, принадлежала мне.

Осторожно взяв его на руки, я прислушался к тихому и поразительно умиротворенному сопению мальчика.

– Я почти забыл, и тут появился ты. Надо же было мне оказаться вчера именно в тот самый миг, когда им требовалась помощь… К счастью, на своих родителей ты зла держать не будешь.

«Потому что уже будешь мертв», – эти слова сказать я так и не смог.

Я не собираюсь оправдываться ни перед кем. Мир бывает разным, хватит с меня и этих сложностей.

– Жаль, я не могу оставить тебе жизнь. Такие, как он, всегда получают свое, это непреложный закон дебильного мироздания. Нарушить его значит отказаться от победы. Уйти и оставить все как есть – ты все равно умрешь. Радуйся, твоя смерть спасет, может быть, еще несколько жизней. Ты у нас теперь герой.

Я фыркнул сам себе.

Люди считают героями только тех, кто что-то сделал для них самих. Проводники никогда не становятся героями, ведь их правила столь же мрачны, сколь абсурдны в глазах «обычного» человека. Одно из них, кстати, гласит: можешь спасать сколь угодно жизней, но главная твоя цель – уберечь свою.

Откуда оно пошло, я не знаю. Может быть, оно возникло еще в те времена, когда на целую страну приходилось всего два-три проводника, и к каждому прилагалась весомая охрана от самих Держателей. Тогда в нас видели спасение, теперь – только смерть. Я не против.

На улице было тихо. Вчерашний дождь давал о себе знать только маленькими лужицами на подсохшей земле и темными разводами на внутренних стенах дома, где протекла крыша.

Природа словно молчала. В своем безмолвии она была так одинока, что ее напряжение чувствовалось в воздухе и отдавалось в коже. Мягкий морозный ветерок осторожно обдувал нас, мельком то и дело касаясь ледяными пальцами самих костей.

– Совсем как в тот день, – мрачно прошептал я. – Марианна…

Нет, прочь это имя. Гони его из памяти, Йен, потому что оно теперь несет только боль. Из-за нее ты действительно превратился в беспомощного слюнтяя. Забудь. Или замени кем-нибудь другим. Да, это лучший вариант.

Я медленно выдохнул. От губ оторвалось облачко пара.

Пора.

На этот раз я не проиграю. Это – мое время.

Скинув с головы капюшон, я вышел из дому и направился вперед, тщательно считая шаги: помогает отвлечься.

Тридцать. Тридцать пять. Сорок один. Пятьдесят…

– Ба, кого я вижу! – мерзкий вкрадчивый голос раздался у меня за спиной. – Йен, дорогой мой, а я уж думал, ты съехал с катушек, когда я у вас на глазах зарезал вашего первенца! Кстати, как там поживает Марианна?

Я обернулся, стараясь не делать резких движений. Умерил подступающий гнев.

На его безобразном лице снова проступила клыкастая улыбочка.

– О, ясно. Разрыв влюбленных. Нет-нет, можешь даже не отводить так глазки, я ведь чувствую дитя, растущее сейчас в ее чреве. И отец, увы, не ты, – тварь скрестила на груди руки. – Жаль, жаль… Получилась бы сильная кровь. У меня с прошлого раза, знаешь ли, еще даже не прошла эйфория. Бр-р-р!

Он передернулся, потряхивая ядовито-зеленой чешуей.

– Я вижу, ты и в третий раз добровольно принес мне ребеночка, да? Отлично. Давай его сюда!

Я мрачно ухмыльнулся и отступил, когда он протянул свои покрытые сажей лапы к младенцу.

– Думаешь, я не просек твою фишку?

– О чем ты? – он искренне попытался скрыть раздраженность, но я все видел.

– Хранитель, – вот и тень страха проскользнула на его лице. – Пока у ребенка есть хранитель, ты не можешь его просто так забрать. Родители или чужой человек – не важно. Чтобы добраться до него, тебе необходимо добровольное согласие хранителя.

– Я не понимаю…

– Хватит притворства, уродец! Бессмысленно скрывать очевидное. Признаться, я до этого додумался только тогда, когда понял, что каждый из них отдавал свое дитя добровольно.

– Вот, значит, как, – прошипело существо в ответ. – И что, не отдашь? Я ведь замучаю тебя до полусмерти и заставлю снова все делать самому. Или легко тебя убью.

– И не получишь моего согласия. Нет, я предлагаю кое-что поинтереснее.

Он нервно дернул хвостом-кисточкой.

– Я слушаю.

– Кажется, ты стар как мир, или еще старше, не так ли? Неужели за все это время не нашлось такого дурака, кто предложил бы тебе дуэль? Настоящую, один на один, по всем древним правилам.

Копытный поморщился.

– Для этого нужна связь с моим миром, Йен. У моих жертв ее нет.

– Но у меня есть. И я предлагаю тебе поединок. В конце концов, я Волк.

– Ты не умеешь обращаться! – фыркнул он.

– А это так важно? Во мне течет ваша кровь, пусть разжиженная и разбавленная до неузнаваемости, а это значит, что я могу тебя вызвать. Так я, пожалуй, и сделаю.

В таких вопросах нельзя допустить ошибок. Клоун клоуном, а сейчас это дело не чести, а самого моего существования. Козырь в рукаве не помешает.

– Ладно.

Пожав плечами, безрогий снова протянул лапу за ребенком.

– Я согласен, Йен. Все как ты просишь: честно и без фокусов. Но для всего нужна жертва, а твои дрожащие ручонки, боюсь, только испортят все дело. Так что давай я, так уж и быть, сделаю тебе услугу.

Кивнув, я передал ему младенца.

В его глазах промелькнул хищный блеск. В один миг он сотворил перед собой глубокую деревянную чашу. Он поставил ее на землю, играючи размотал пеленки и схватил ребенка за ногу.

Тот проснулся. Заплакал.

Мое сердце разрывалось на части от воспоминаний, но я заставил себя все проглотить и смотреть, как он проводит когтем по его тонкой беззащитной шее. Хлынула кровь. Алые ручейки стали наполнять чашу и наполнили ее до самых краев, когда жизнь в нем оборвалась окончательно.

Словно какую-то надоевшую куклу, безрогий отбросил его тело в сторону – в грязь, – а затем с благоговением поднял чашу с кровью и поднес ее к губам.

Я поморщился, услышав противные звуки его чавканья.

– Твоя очередь, – улыбнувшись, тварь протянула миску чашу мне.

Я сделал все, как надо – и не будем об этом.

– Йен, а Йен. Я ведь могу все исправить. Что я, не вижу, что ли, как любовь гложет тебя изнутри? У тебя сотни масок, мой дорогой проводник, но мои глаза видят сквозь них все. Она спит с другим, делит с ним свое ложе и ждет ребеночка, как тут не мечтать повесится? А я могу избавить тебя от этой любви. Раз – и готово!

– Нет. Ты уже предлагал мне убить Марианну. Я отказался.

Он всплеснул руками.

– У тебя еще будут дети. Это ясно как день. Помнишь, что я сказал? Лишь один общий. Интересно, кто станет твоей новой женщиной, а? Можно ускорить процесс. Я просто разорву нити, связывающие тебя с этой наглой эльфийкой, да и все. Чик-чик, как ножницами.

Я заинтересовался.

– А ты можешь?

– А ты обещаешь повернуть обратно? Дуэль дуэлью, а пачкать руки твоей кровью мне сегодня что-то не охота, я ведь итак сыт.

– Договорились.

Усмехнувшись, он полез в карман своих изорванных брюк.

– Вот и отлично, – существо протянуло мне какой-то изжеванный зеленый листик. – Бери-бери. Только на днях сорвал его с Печальной ивы. Вкус так не себе, но зато купидонов сбивает на подлете, и крепче всяких амурных дел! Ну, прощай, что ли. Надеюсь, больше никогда не увидимся, иначе тебе уж точно не жить.

Он повернулся. Готов был уже испариться, но я подал голос:

– Честные долго не живут, а сделки мы с тобой не заключали.

– Что?..

Счет шел на секунды. Он только начал оборачиваться, а я уже ринулся на него вперед, являя себя миру. Всего трех мгновений мне хватило, чтобы прервать его жизнь, пожрав сердце и печень. И всего одного, чтобы вернуться обратно.

Все заняло меньше пяти секунд. Он даже опомниться не успел, а его тело уже валялось в горячей колдовской крови, хлещущей из вен, и бурой влажной грязи, которая обволакивала его и словно утаскивала под землю.

Я вытер кровь с подбородка. Посмотрел на сжатый в кулаке листок и после недолгих раздумий выкинул его в большую зеркальную лужу, в которой отражалось хмурое небо.

Надо найти лопату.