Текст книги "Пустое зеркало"

Автор книги: Дж. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Может быть, может быть. Но прежде чем нанести визит инспектору Майндлю, я хотел бы посетить кафе «Музей». Вы знаете, где это?

– Но ведь Фрош там так и не появился.

– Вот и я о том же. Человеку не повезло, он пропал чуть ли не средь бела дня. Согласитесь, Вертен, в это время года в семь часов вечера на улицах еще достаточно светло и кто-то должен был его заметить. Прежде всего, – тут Гросс многозначительно поднял палец, – одна из пожилых дам, любительниц дежурить у своих окон. Имя им легион. Их помощь в расследовании преступлений невозможно переоценить. Поэтому я полагаю, что Фроша должны были видеть, когда он в своем теплом суконном трахтене тащился в сторону кафе «Музей».

– А другие жертвы преступника? – спросил Вертен, заражаясь от криминалиста азартом охоты. – Только фабрикант вышел на свою прогулку в середине ночи. Остальных, думаю, убийца прихватил, когда еще не наступили сумерки.

– Вот именно. Едва ли их можно было убить незаметно, без свидетелей. Тем не менее полицейские опросили многих жителей вблизи мест, где они пропали. Никто ничего необычного не приметил.

– Выходит, их убивали не на улице, – сказал Вертен. – Преступнику каким-то образом удавалось заманить жертвы в ловушку, заставить их сесть в свой экипаж. Но как же это могло случиться, если, как вы сказали, никто ничего необычного не приметил?

Гросс улыбнулся:

– Отсюда, Вертен, можно сделать вывод, причем единственный. Кто-то обязательно что-то видел, но совершенно обычное, заурядное и не придал этому значения. Пойдемте, дружище. Ведите меня по самому короткому пути к кафе «Музей».

Они двинулись по шумной Гусхаус-штрассе в сторону Карлсплац, затем свернули в переулок. Вертен предположил, что педантичный Фрош не стал обходить по периметру площадь, а решил спрямить путь по этому переулку.

По дороге они внимательно оглядывали подъезды и окна. Наконец у дома номер шестнадцать увидели привратника, отдыхающего на стуле. Немолодой. Серая куртка с эполетами, на голове синяя фуражка. Скорее всего бывший военный. Впечатление усиливала какая-то висюлька на груди. Но Вертен знал, что это не медаль за военные заслуги, а жетон, свидетельствующий о его официальном статусе. Кроме обязанностей привратника, он, если требовалось, мог стать посыльным или выполнить какую-то работу по дому.

Подойдя к привратнику, Гросс представился, тронув пальцами край котелка.

– Чем могу служить, ваша милость? – спросил тот, дохнув на криминалиста винным перегаром.

– Обычно вы здесь сидите, сударь?

– Да, ваша милость, именно здесь меня можно найти, если требуется помощь. – Привратник гордо выпятил грудь.

– И вчера вы тоже были на этом месте?

– Был.

– До какого часа, позвольте полюбопытствовать?

– Хм… – Привратник снял фуражку и почесал седоватую щетину на голове. – Пока дни длинные, я дежурю до семи или даже до восьми. Касательно вчерашнего вечера…

– …ты уже к семи почал вторую четверть литра, – закончил женский голос из окна первого этажа справа от дверей.

Привратник не потрудился посмотреть в сторону, откуда доносился голос. Он просто вскинул брови.

– Полно вам, фрау Новотны. Вы всегда сильно преувеличиваете.

Кружевные шторы раздвинулись, и в открытом окне появилась пожилая дама в капоре – такие носили еще в восемнадцатом веке.

– А вы сильны выпить вина, – возразила она. – Вчера вас после шести вечера здесь и в помине не было. Иначе бы фрау Ольмайер не стала просить меня присмотреть за ее сумкой с картошкой, пока тащила вверх по лестнице остальные продукты.

Привратник кивнул:

– Теперь я припоминаю, господа. Вчера мне действительно пришлось покинуть это место пораньше. Чем еще я могу вам служить?

Гросс посмотрел на адвоката.

– Вертен, пожалуйста, дайте уважаемому за труды.

Получив флорин, привратник немедленно скрылся. А криминалист повернулся к пожилой даме, тронув край котелка.

– Сударыня, меня интересует, не проходил ли здесь вчера вечером господин лет шестидесяти, одетый в шерстяной трахтен.

– Вы полицейский? – спросила женщина, кладя локти на подоконник.

– Нет, но мы… – Гросс сделал жест в сторону Вертена, – помогаем полиции в расследовании.

– Сегодня тут крутились двое полицейских, разговаривали с герром Игнацем, привратником. – Фрау Новотны презрительно поморщилась. – Стучали в двери. Но свою я не открыла. Потому что не люблю полицейских. – Она внимательно их оглядела. – Но вы двое на них не похожи. От полицейских денег не дождешься. А вы выложили этому пьянице флорин ни за что.

– Мы привыкли благодарить за любую помощь, – сказал Гросс.

– А что он сделал, этот человек в трахтене?

– У нас есть основания полагать, что с ним что-то сделали, – ответил криминалист. – Дело в том, что он пропал.

– Наверное, важная птица, если заставил всполошиться полицейских. Да и вы двое, я вижу, серьезные господа, не стали бы зря беспокоить горожан.

– Да, – согласился Гросс.

– Около семи, вы говорите? – Она задумалась. – Возможно, я его и видела, только что-то не могу вспомнить.

Гросс выразительно посмотрел на Вертена.

– Будьте добры.

Вертен со вздохом вытащил из кошелька очередной флорин и протянул женщине.

Она положила его на подоконник между локтями.

– Думаю, это было ближе к семи тридцати. В это время герр Дитрих всегда возвращается с работы. Поздно приходит наш герр Дитрих. Наверное, где-то имеет пассию. А иначе как? Работает много, а достатка не видно. Фрау Дитрих всегда одета по прошлогодней моде. Да и растолстела она, должна я вам сказать.

– Значит, вы связываете прибытие герра Дитриха с человеком в трахтене? – прервал ее Гросс.

Она улыбнулась, показав коричневые зубы. Затем принялась разглядывать одинокий флорин на подоконнике.

Вертен не мешкая добавил фрау Новотны второй, и у нее моментально прорезался голос.

– Он проходил здесь, как раз когда герр Дитрих вошел в свою квартиру. Шел медленно. Мне даже показалось, что господин нездоров.

– В это время кто-нибудь еще был на улице? – спросил Гросс.

– А вот это не помню. И говорю так не для того, чтобы выклянчить еще монету. Я не жадная. Да, этот господин проходил здесь. И я еще обратила внимание, что он одет почти по-зимнему.

– На улице тогда стояли какие-нибудь экипажи?

– Тут всегда стоит одна карета. Или две. Это ведь не Оттакринг какой-то. У нас тут вокруг живут достойные господа. И городские власти заботятся, содержат все в должном порядке. В тот вечер тоже, помню, ремонтировали сточную трубу. Вон там. – Она показала.

– Вы не видели, он дошел до угла? – продолжал интересоваться Гросс.

– Нет. Честно говоря, тут ведь особенно любоваться было нечем. Вдобавок на плите закипел чайник, и мне пришлось бежать на кухню.

Они распрощались с фрау Новотны и двинулись дальше.

– Вряд ли такая информация тянет на три флорина, – проворчал Гросс, как будто потратил свои деньги.

Вечером они были почетными гостями у Густава Климта, который решил отпраздновать свое освобождение в ресторане «Бирклиник», известном своими замечательными рыбными блюдами. Для этой цели фрейлейн Флёге сняла кабинет на втором этаже. Пришли также мать Климта с дочерьми и его соратник по Сецессиону художник Карл Молль. [29]29
  Карл Молль (1861–1945) – австрийский художник, один из соучредителей венского Сецессиона. Позднее занимался продвижением творчества Климта, а в 30-е годы проявил себя как убежденный национал-социалист; в 1945 году, когда советские войска входили в Вену, Карл Молль вместе со своей дочерью и ее мужем покончил жизнь самоубийством.


[Закрыть]

Ресторан «Бирклиник», казалось, был призван разубедить иностранцев, что основные блюда венской кухни – это кислая капуста, сосиски и колбаса. Здесь вдоль стен в вестибюле стояли огромные резервуары с рыбой, так чтобы любой посетитель мог выбрать себе по вкусу. Если вам понравилась, например, вон та форель, ее немедленно приготовят для вас с мадерой и лимоном и подадут с гарниром, а также петрушкой и нежнейшим салатом латуком, политым свежевыжатым рапсовым маслом и белым вином.

За столом славили освобождение художника из тюрьмы, а также благодарили Вертена и Гросса за помощь.

Но Гросс не собирался принимать похвалы.

– Мы тут ни при чем, герр Климт. Вашему освобождению способствовали обстоятельства. Последнее убийство случилось, когда вы сидели в кутузке. Вот и все.

– Но вы бы в любом случае доказали мою невиновность, доктор Гросс, – возразил Климт. Его голос слегка дрожал: он уже приканчивал четвертую кружку пива. – Я в этом уверен. – Он повернулся к адвокату. – Позвольте выпить и за вас, Вертен. Вы настоящий друг.

– Который привел к вам Ландтауэра, и этот тип вас чуть не убил?

– Думаю, вы оба немного расстроены, – продолжил Климт, не обращая внимания на замечание адвоката. Он встретился глазами с Гроссом. – Я бы наверняка расстроился, если бы меня прервали посередине работы над картиной. Ведь хочется закончить дело, верно?

– Густль. – Фрейлейн Флёге подергала его за рукав. Сегодня по случаю торжества Климт облачился в белый костюм с широким красным поясом-шарфом. Левую руку у него театрально поддерживала живописная повязка. – Я уверена, у этих господ много других дел. Не все способны гоняться за воплощением своих замыслов, как ты.

То, что она любит этого человека, было видно даже невооруженным глазом.

Прищурившись, фрейлейн Флёге на пару секунд задержала взгляд на адвокате, как будто говоря ему спасибо за то, что он не стал заставлять Климта рассказывать полицейским о своей любовнице и ребенке.

Климт улыбнулся:

– Ты, как всегда, права, Эмилия. Поэтому сегодня я больше не буду давать непрошеные советы, а ограничусь пивом. – Он поднял здоровой рукой кружку. – За свободу.

Покидая ресторан, Гросс и Вертен знали, что будут продолжать расследование.

Они шли по тихим улочкам старого города.

– В такой поздний час, – сказал Вертен, – не так уж трудно было убийце расправиться со своими жертвами. Но при свете, когда на улицах еще полно людей? Не понимаю.

– При этом они бесследно исчезали, – заметил Гросс. – Вот герр Фрош, например, шел себе, шел, а потом как будто растворился в воздухе, чтобы рано утром возникнуть в Пратере. – Криминалист помолчал, а затем добавил: – Тут можно использовать и другую присказку – как сквозь землю провалился.

Глава девятая

Прошло два дня, и на место происшествия повез их сам инспектор Майндль. На этот раз случилось самоубийство. Когда дуло даже небольшого пистолета засовывают в рот и стреляют, от головы обычно мало что остается. Так и здесь. Стена за койкой, где лежало тело, была вся заляпана кровью и мозгами.

Эта железная койка в маленьком садовом домике была единственным предметом мебели. Медная лохань на полу и вешалка у входа. Вот и все. В углу половые доски были взломаны. Рядом лежало то, что обнаружили под ними полицейские. Два скальпеля, кожаная сбруя, отсасывающий шланг и флакон с хлороформом.

Гросс потрогал шею мертвого Биндера.

– Еще теплый.

Инспектор Майндль кивнул.

– На рассвете сосед услышал выстрел. Он бывший военный и понял, что стреляли из пистолета. Пошел посмотреть, увидел, что дверь в домик полуоткрыта. Зашел и обнаружил вот это. – Инспектор показал на труп. – Официально эти домики для ночевки не предназначены, но некоторые правилами пренебрегают.

Майндль вытащил и кармана записку и протянул Гроссу.

– А что с отпечатками? – спросил криминалист.

– В этом нет необходимости, Гросс, – ответил инспектор. – Прочтите сами.

Вертен встал рядом, и они вместе прочли последние слова самоубийцы.

«Игра закончена. Они меня разоблачили. По скальпелю. Жаль. Очень жаль. Я собирался продолжить это приключение. Розам понравилась такая славная подкормка. И вообще, приятно было помериться умом с полицией. Но тут в дело ввязался этот знаменитый криминалист Гросс, и все пошло насмарку. А с носами я отлично придумал, правда? И еще многих сделал бы безносыми и всласть повеселился. И черта с два бы кто из вас догадался, в чем тут дело. Да все моя глупость. И алчность. Впрочем, хватит. Я и так уже заболтался».

– Боже, Гросс, – прошептал Вертен. – Все получилось по Крафт-Эбингу.

– Похоже, что так.

– О чем вы? – спросил инспектор.

– Я думаю, Майндль, вы можете своих людей отпустить, – проговорил Гросс, задумчиво почесывая бороду. – Больше они здесь ничего не найдут. Кровь очень быстро впитывается в почву.

– Биндер был действительно сумасшедший, – сказал Вертен. – Он использовал кровь убитых как удобрение.

– Да. – Гросс кивнул и повернулся к Майндлю. – Предлагаю внимательно изучить эту лохань на предмет следов крови. Скорее всего он ее сцеживал сюда.

– А что он там наплел про носы? – спросил инспектор.

– Думаю, это какой-то бред сумасшедшего, – ответил криминалист.

На другой день вечером Вертен и Гросс встретились в кафе «Ландтман».

– Все именно так и было, как мы подозревали, – сказал криминалист. – Я побывал в торговом доме Брайтштайна, узнал фамилию врача Биндера. Посетил его. Оказалось, герр Биндер имел третью стадию сифилиса.

– То есть психика у него уже была расстроена.

– Да, – согласился Гросс. – Но физически он был еще вполне дееспособен, как и указывал Крафт-Эбинг. Я звонил инспектору Майндлю. На лохани действительно нашли следы крови. А также на скальпелях, сбруе и шланге. Сбруя, видимо, ему понадобилась, чтобы поднимать трупы, а с помощью шланга он поливал кровью почву, удобрял розы.

– Боже, как омерзительно. – Вертен поежился.

– С хлороформом все ясно, – продолжил Гросс. – Им Биндер усыплял свои жертвы. Каким-то образом завлекал их в свой экипаж, скорее всего просил показать дорогу, затем прижимал к носу смоченную хлороформом тряпицу. И все, человек не сопротивлялся. Исчезал, как будто растворившись в воздухе. – Криминалист глотнул из стакана чаю. – Правда, тут осталось несколько неясностей. Первая – экипаж, на котором герр Биндер доставлял жертвы на свой садовый участок, а потом в Пратер. Вряд ли для этой цели он нанимал фиакр. Вторая неясность состоит в том, что у него на время убийства фрейлейн Ландтауэр есть алиби.

Тут пришло время Вертену доказать свою полезность в деле.

– Пока вы посещали доктора, лечившего Биндера, мне удалось связаться с другим доктором, Вайнингером, из Клагенфурта. Он сказал, что Биндер был у него во вторник в десять утра и сказал, что намерен попасть на поезд в полдень. Так что у него было достаточно времени, чтобы вернуться в Вену и убить фрейлейн Ландтауэр.

Гросс кивнул.

– А перевозка трупов?

Вертен улыбнулся:

– Я проверил и это. – Он сделал театральную паузу.

– Давайте же, не тяните, – поторопил криминалист.

– Хм, короче говоря, в торговом доме есть экипаж. И не один. Распоряжающийся ими кладовщик сказал, что герр Биндер брал экипаж иногда вечером. Говорил, что ему необходимо доставить клиенту громоздкий товар в неурочное время.

– Ну, значит, думать нам больше не о чем. – Гросс грустно вздохнул.

– Но вы это дело фактически раскрыли, Гросс, – успокоил криминалиста Вертен. – Биндер сам признался, что ваша догадка о скальпеле с неровным лезвием вынудила его закончить игру. Это вы положили конец его зверствам.

– Дорогой Вертен, возможно, это так, но я бы предпочел защелкнуть на руках убийцы наручники.

– Я еще не сказал вам о письме, которое пришло на мой адрес сегодня утром, – добавил Вертен. – От самого князя Грюненталя, советника императора Франца Иосифа. Он благодарит нас обоих за неоценимую помощь в расследовании этих ужасных преступлений.

На следующий день Вертен поехал провожать Гросса на Восточный вокзал. Криминалист уезжал в Черновцы. Как будто отмечая это событие, погода резко изменилась. С утра моросил дождь.

Они приехали за полчаса до отхода поезда – такая у Гросса была привычка, когда он путешествовал. Его купе первого класса было пустым, и он занял место у окна лицом к локомотиву. Проводник уложил багаж и удалился.

– Наверное, по материалам этого дела я опубликую статью в своем альманахе. – Гросс попытался улыбнуться. – А может, написать повесть, на манер этого английского чудака Дойла?

– Почему бы и нет, в самом деле? – весело подхватил Вертен, но криминалист его не поддержал.

Он угрюмо посмотрел на Вертена.

– Идите, чего ждать. Поезд отойдет точно по расписанию, независимо от вашего присутствия.

Они пожали друг другу руки.

– Работать с вами, Гросс, было для меня большой честью, – с чувством произнес Вертен.

– И мне с вами тоже, – ответил криминалист. – И вот что, дружище, – возвращайтесь к уголовным делам. Это ваше.

– Насчет этого подумаю, когда буду гостить у родителей. Там меня наверняка ждет знакомство с очередной молодой женщиной, которую они «случайно» пригласят к моему приезду в надежде женить своего единственного сына и наследника, чтобы он наконец остепенился и завел детей.

– Не смейтесь над этим, Вертен. Без моей Адели я бы наверняка пропал.

Они снова пожали друг другу руки, и Вертен вышел из вагона. Оглянувшись на перроне, он увидел, что Гросс углубился в чтение газеты.

На вокзальной площади Вертена встретили крики мальчика-газетчика.

– Пратерский убийца схвачен! Ужасы закончились! Им положил конец инспектор Майндль. Читайте вечерний выпуск!

Вертен усмехнулся.

Вот и все. Теперь для жителей Вены это превратится в развлекательное чтение.

И все же ему было немного обидно, что газетные репортеры никак не отметили даже Гросса. Чего уж говорить о нем.

Может, последовать совету криминалиста и вернуться к уголовным делам?

Он покупает у мальчишки газету, продолжая наблюдать за адвокатом. То, что ему не пришлось его убивать, а также того, который постарше, особого облегчения не приносит. Не надо, так не надо. Теперь они перестанут лезть не свои дела. Этот назойливый, сующий всюду нос криминалист осядет в Буковине. А адвокат займется своей практикой. Не трогайте никого, и вас не тронут.

Он просматривает газетные заголовки и преисполняется гордостью. Работа сделана на славу. Один служит трамвайным кондуктором, другой убирает улицы или управляет фиакром. Некоторые зарабатывают себе на жизнь, преподавая в разных университетах.

А вот он убивает людей.

Своего первого он убил, когда ему было семнадцать. Майору понравилось то, что он прикончил человека голыми руками, тихо и спокойно, и он перевел его из Линца в тренировочную школу специального отряда Ролло, чтобы он там отточил свое умение убивать. Научился действовать ножом, веревкой, пальцами и даже ногами. Во время учебы случился инцидент. На одном из тренировочных боев он зазевался, и наставник решил его проучить. От этого боя у него остался на память шрам, который он со временем полюбил и носит с гордостью.

Он хорошо помнил то важное задание. Погода тогда была студеная. Они долго караулили у дворца, пока слуги шастали туда-сюда. Он и еще двое из отряда Ролло.

За час до рассвета влезли украдкой в окна. Пробрались в спальню в конце коридора. Молодым человеком занялись эти двое, а ему досталась девушка.

Как она умоляла не убивать ее. Хныкала, чуть ли себя не предлагала.

Ему стало настолько противно, что он позволил себе разозлиться. В первый и последний раз. Вообще-то он не был выродком, а всего лишь выполнял приказ. Велено было застрелить девушку из того пистолета, но, когда она всхлипывая, прижалась к нему, он со всей силой несколько раз ударил эту дрянь головой о столбик кровати, пока она не затихла.

Потом его послали в Сербию, после этого заставили несколько лет страдать от скуки в гарнизоне. А потом были еще задания. Много.

И вот теперь он работает в столице. Здесь сложнее, но ему это нравится. Способ убийства ему был навязан, а все остальное он решал сам. Кого выбрать, как сделать, чтобы комар носа не подточил. Тут потребовалось все его мастерство.

Он не знал, кто отдает приказы. Да и не важно ему это было. Своими деяниями он служил отечеству, но, помимо этого, просто любил свою работу. Как художник свою. А что, убивать – это тоже искусство. Он с теплотой в сердце вспоминает прерывистый хруст позвоночника, как будто треснул лед в луже, ужас в глазах жертвы при его приближении и ее умиротворенный вид, когда работа закончена. Приятно, очень. Жаль только, что рассказать никому нельзя.

Теперь ему предстояло очередное задание. Наверное, самое важное. Но он его выполнит. В этом нет сомнений.

Часть вторая

В уголовном праве, как ни в какой другой отрасли науки, добытые знания необходимо проверять и перепроверять.

Доктор Ганс Гросс, «Психология преступления»

Глава десятая

Вена

Суббота, 10 сентября 1898 года

Мир для Вертена неожиданно изменился.

Экипажи на конной тяге больше не раздражали его своим адским шумом и запахами, а вызывали в памяти романтическую загородную поездку с посещением ресторана. Послеполуденное солнце больше не пекло голову, а лишь омывало своим золотистым светом. Он шел и улыбался. Одноногий ветеран войны, продающий у собора Святого Стефана лотерейные билеты, больше не выглядел убогим существом, вдруг преобразившись в молчаливого героя. Даже припозднившиеся туристы-американцы, шумные и беспардонные, теперь казались ему очаровательно наивными.

Случилось невероятное. Адвокат Карл Верен влюбился.

Объект его страсти сидел сейчас напротив за столиком в кафе на свежем воздухе на углу Грабен и Кернтнер-штрассе. И что самое главное – к сотворению этого чуда из чудес приложили руку его родители.

На следующий день после отъезда Гросса, в субботу, Вертен отбыл в имение родителей в Верхней Австрии. На душе и без того было муторно, а тут еще тяготило предстоящее знакомство с будущей «невестой». Родители кого-нибудь пригласили, в этом не было сомнений. Маман и папа жаждали наследника. После смерти младшего сына, Макса, все надежды были на старшего. Он должен был продолжить род Вертенов. Само собой разумелось, что невестка должна быть знатного происхождения.

Тоже мне аристократы, возмущался Вертен про себя. Богемские евреи, совсем недавно выбившиеся в люди. Дед Исаак торговал шерстью, работал по двенадцать часов в день и, умело ведя дела, нажил состояние. Плодами его трудов успешно воспользовался отец Вертена, Эмиль, добившись в 1876 году, пять лет спустя после того, как семья приняла протестантство, приставки «фон» к фамилии.

Вертену было двенадцать лет, но он уже тогда считал, как, впрочем, и сейчас, эту приставку унизительной. Отец страстно желал воспитать из сыновей истинных джентльменов. И с этим ничего нельзя было поделать. Приходилось заниматься фехтованием, верховой ездой и выезжать на охоту.

В этом году родители выбрали для него Ариадну фон Трайтнер, дочь успешного карандашного фабриканта из Линца. И как Вертен ни крутился, придраться тут было не к чему. Ариадна оказалась вполне приличной девушкой. Голубоглазая блондинка, высокая, стройная. Превосходная модель для Климта. Совершенно не похожая на еврейку. Может быть, потому, что ее предки приняли христианство еще в 1840-е годы. Она не была ни скучной, ни вялой, как другие девушки, которых приглашали родители.

Они познакомились, попили лимонад, погуляли вместе по лужайке вокруг дома, послушали щебетание птиц. Вертен уже думал, что как-нибудь перетерпит, но, когда Ариадна объявила Иоганна Штрауса величайшим австрийским композитором всех времен, он начал подумывать, как бы поскорее отсюда смыться. Потому что невозможно было представить себе жизнь с женщиной, которая ставила Штрауса над Моцартом, Гайдном и Брукнером.

Вскоре выяснилось, что Ариадна приехала не одна, а со школьной подругой, Бертой Майснер, которая теперь жила в Вене. Девушка из скромной семьи, без приставки «фон» к фамилии. Родители Вертена были с ней вежливы и внимательны, но, разумеется, в их глазах она стояла много ниже Ариадны.

А вот Карла Вертена фрейлейн Майснер очаровала. Причем сразу, с первого взгляда. Чем она его взяла, как и почему, он объяснить никак не смог, если бы вы его спросили. Внешность у Берты была совсем не такая германская, как у ее подруги. Но, лишь раз взглянув в ее красивое смуглое лицо, а главное, в глаза, Вертен моментально потерял покой. В глазах этой девушки искрилось нечто такое, что, за неимением других подходящих слов, можно было бы назвать озорством, а еще глубже таилось понимание, от которого захватывало дух. Ей было двадцать пять, и она работала в венском муниципалитете, в одном из недавно созданных детских центров для бедных.

– Берта думает, что возня с неряхами спасет ее душу, – развязно пояснила Ариадна.

Родители Вертена заулыбались, видимо, отыскав в ее замечании что-то смешное. Но Берту это нисколько не позабавило. Ее глаза на мгновение вспыхнули, и Вертен подумал, что она сейчас ответит какой-нибудь резкостью, но девушка только глотнула из бокала лимонад и скромно улыбнулась.

Он восхитился ее сдержанностью. Фрейлейн Майснер дала понять, что смущена бестактностью своей богатой подруги и не хочет привлекать к этой глупости внимание. То, как она промолчала, сказало Вертену об очень многом.

На следующий день он поднялся рано и, чтобы избежать встречи с Ариадной за завтраком, решил прогуляться к озеру Иглау. Прогулка была недалекой, а рассвет делал пейзаж особенно живописным. В поднимающемся над озерной гладью тумане были видны щуки, выпрыгивающие из воды и с тяжелым плеском падающие обратно. Впереди на дорожке он увидел женскую фигуру и вначале испугался, что это Ариадна. Может быть, она тоже привыкла вставать рано. Но в следующее мгновение у него отлегло от сердца. Вертен узнал Берту Майснер и ужасно обрадовался. Ему показалось, что он еще никогда в жизни так не радовался.

Как будто ощутив его присутствие, она обернулась и, близоруко прищурившись, помахала.

– Кажется, нам в голову пришла одна и та же мысль, – сказал он, догнав ее. – Вы не возражаете против моего общества?

– Совсем нет. А о какой мысли вы говорите?

– Прогуляться к озеру.

– О, у меня такой мысли не было. Я просто вышла подышать воздухом.

– Тогда позвольте мне показать вам волшебную красоту озера Иглау.

Она улыбнулась:

– Вы всегда так изъясняетесь?

– Как?

– Высокопарно. Как будто на торжественном приеме.

Вертен почувствовал, что краснеет.

– Извините, – поспешно проговорила она. – Я, кажется, опять пренебрегла советом Розы. «Подумай дважды, прежде чем что-то сказать», – говорила она мне не раз и не два. Вы обиделись?

– Ничуть, – смущенно ответил Вертен.

– Я просто забыла, что вы адвокат. Но со мной вам лучше отбросить всякие церемонии. Я люблю простое общение. – Она глянула на него. – К тому же вы мне нравитесь.

– Роза – это ваша подруга? – спросил Вертен, еще сильнее смущаясь и решительно не понимая, как себя вести.

– Роза? Да, пожалуй, ее можно назвать подругой. Роза Майдерер. Вы о ней слышали, в этом я не сомневаюсь. [30]30
  Роза Майдерер (1858–1938) – одна из основоположниц научной теории женского равноправия, художница и писательница. Уже в юности шокировала своих близких пренебрежением к общепринятым нормам поведения; например, в 18 лет решительно отказалась носить обязательный для женщин того времени корсет, страстно увлекалась игрой в шахматы, которая считалась тогда исключительно мужским занятием.


[Закрыть]

Вертен, конечно, слышал о пламенной фрау Майдерер, австрийской Сьюзен Браунелл Энтони. [31]31
  Сьюзен Браунелл Энтони (1820–1906) – американская феминистка и борец за гражданские права женщин, сыгравшая в XIX веке одну из ключевых ролей в суфражистском движении США.


[Закрыть]

Они медленно двинулись в сторону озера.

– Выходит, вы суфражистка? – спросил он.

Она улыбнулась:

– Вы не одобряете?

– Напротив. Давно пора ввести у нас избирательное право для женщин. На пороге двадцатый век, а Австрия по многим вопросам по-прежнему находится в средневековье.

Она схватила его руку.

– Браво! Я рада, что в этом у нас нет разногласий. – Затем, вдруг смутившись, отпустила его руку. – Извините.

– Нет… я хочу сказать, зачем вы извиняетесь? Дело в том, что… понимаете, я нахожу вас…

Берта приложила палец к его губам и покачала головой:

– Об этом пока не надо, иначе сглазите. Давайте просто понаслаждаемся прекрасной погодой. Расскажите мне лучше о птичках, я совсем их не знаю. Вон та, с рыжеватой короной, как называется?

На следующее утро они опять встретились «случайно». И на следующее тоже. Вертен наслаждался общением с Бертой Майснер, но уже понимал, что это больше, чем легкий флирт. Таких удивительных женщин он еще не видел. Простота и нелюбовь к риторике в ней сочетались с искрящимся умом. Она как будто постоянно вызывала Вертена на спор, дразнила его, заставляла смеяться и шокировала своими высказываниями. У нее имелись собственные суждения обо всем: от Рихарда Вагнера – «напыщенный, претенциозный антисемит» – до новомодного психоанализа – «секс, секс, все неприятности от секса, Фрейд, видно, лишен возможности им наслаждаться, вот и теоретизирует».

Однако когда на третье утро Вертен вышел на дорожку к озеру, фрейлейн Майснер там не было. Побродив у озера, он, расстроенный, вернулся в дом, где уже подали завтрак.

– Карл, – с упреком проговорила Ариадна, поднимая глаза от тарелки, – чем вы заняты? Вас совсем не видно.

У Вертена не было охоты с ней разговаривать. И ему не нравилось, что она называет его по имени. Это предполагало интимность, какой у них никогда не было. Но с гостьей следовало быть вежливым.

– Я привез с собой много бумаг. Надо работать.

– О, мужчины! – жеманно воскликнула Ариадна. – Для вас главное – работа. Конечно, мужчина должен стремиться занять должное положение в обществе, но иногда и отдохнуть не мешает. – Она призывно улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ и налил себе кофе. Но не сел.

– А где ваша подруга?

Ариадна прожевала своими острыми зубками кусочек колбасы. Проглотила, затем вытерла сильно накрашенные губы камчатной салфеткой.

– Она занята, собирает вещи.

– Ваша подруга уезжает? – спросил он, стараясь чтобы в голосе не ощутилось беспокойства.

– Да. Кажется, Берту вызвал отец в Линц. У нее поезд вроде бы в полдень. Теперь мне вообще не с кем будет пообщаться.

При первой же возможности он извинился и выскользнул из комнаты. Известие об отъезде фрейлейн Майснер его огорчило сильнее, чем можно было предположить. На него вдруг накатила мучительная тоска, такой он не испытывал со времени смерти его невесты Мэри. И он встретил это чувство без всякой радости. Надо будет в Вене зайти к врачу, чтобы прописал бромид.

Однако к одиннадцати Вертен засобирался в дорогу. Пошел к родителям, сказал, что завтра в суде будет слушаться его дело, о котором он совсем забыл. Поэтому нужно срочно вернуться в Вену.

– Карлхен, – воскликнула мама жалобным тоном, – тебе нужно отдохнуть, хотя бы раз году! Сейчас в Вене воздух такой, что им невозможно дышать.

– Какая досада! – подхватил отец. – На субботу мы наметили верховую прогулку. Тебе приготовлена чудесная кобыла.

Вертен рассыпался в извинениях, но остался непреклонен.

– А как же Ариадна? – спросила мама.

– Пожалуйста, объясните ей мои обстоятельства.

– Чего на месте не сидится? – проворчал отец. – Дома так хорошо.

На поезд до Линца с пересадкой в Вену он поспел как раз вовремя. Паровоз уже стоял под парами. Чтобы найти ее, потребовалось пятнадцать минут. Она сидела одна в купе второго класса, читала книгу. Он сел напротив, сунув свой билет первого класса во внутренний карман пиджака.

– Герр Вертен? – Ее глаза удивленно расширились.

– Не возражаете?

– Конечно, нет.

– Надо же, какое совпадение, – пробормотал он.

– Да. – Она закрыла книгу. Это был роман Берты фон Сутнер «Долой оружие». [32]32
  Баронесса Берта фон Сутнер (1843–1914) – известная в те годы писательница, радикальная пацифистка; в 1892 году во время встречи в Цюрихе она подала Альфреду Нобелю идею учредить премии за выдающиеся достижения в области химии, физики, медицины, литературы, а также премию мира.


[Закрыть]

– Интересная? – Он кивнул на книгу.

– Даже не знаю. Мне интересно. Я ее уже, наверное, третий раз перечитываю.

Они помолчали.

– Я думала, вы пробудете дома до конца недели, – проговорила она, когда поезд набрал скорость.