Текст книги "Пустое зеркало"

Автор книги: Дж. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава девятнадцатая

Просматривая вечером свои записи, Вертен вспомнил замечание профессора Крафт-Эбинга относительно того, что брат наследника трона эрцгерцог Отто – член пресловутого «Клуба ста», где знатные сифилитики развращали и заражали смертельной болезнью молодых девственниц. В связи с этим возник вопрос: а не связаны ли убийства в Пратере с этим клубом? Отрезанные носы все-таки должны были что-то значить.

Вертен уговорил Гросса еще раз встретиться с профессором. Тот неохотно согласился.

Утром перед уходом Вертен просмотрел почту, где сверху лежал конверт, написанный почерком Берты. Он быстро его открыл и прочел.

«Дорогой Карл!

Пожалуйста, прости меня за выходку в воскресенье. Но я хочу, чтобы ты знал – любовь означает полное доверие. Ты меня понял? И пожалуйста, скажи доктору Гроссу, что чужие письма читать неприлично».

Вертен обернулся. Действительно, Гросс читал письмо за его плечом.

– Умная девушка, – заметил криминалист без малейшего намека на смущение.

Вертен продолжил чтение, на этот раз повернувшись к нему лицом.

«Эта неделя у меня вся заполнена делами. Уверена, что и у тебя тоже. Давай встретимся в пятницу вечером и как следует повеселимся. Целую, дорогой. И скучаю, как влюбленная школьница. Браслет мне очень понравился.

С любовью Б.»

«Как же я тебя люблю, – подумал Вертен, облегченно вздыхая. – Теперь можно спокойно заниматься делом».

Он посмотрел на криминалиста.

– Пойдемте, Гросс. Время не ждет.

Кабинет Крафт-Эбинга располагался в самом конце третьего этажа нового величественного здания на Ринг-штрассе, построенного двенадцать лет назад по проекту знаменитого архитектора Генриха фон Ферстеля. Климту заказали роспись на потолке вестибюля, но потом все предложенные сюжеты отвергли. Так что потолок здесь до сих пор оставался неприлично голым. Когда они поднимались по главной лестнице, им навстречу попалась спешащая на лекцию студентка в светло-синем платье с кружевными оборками. Поначалу Вертен удивился, но затем вспомнил, что с прошлого года женщинам разрешена учеба в университете. Правда, только на философском факультете.

Крафт-Эбинг при их появлении поднялся и проводил к креслам у окна. Вертен сел, не выпуская из рук трость с серебряным набалдашником. Он захватил ее с собой сегодня неспроста – внутри находился острый как бритва кинжал. Пригодится на всякий случай.

Несколько минут они поговорили о том о сем, Крафт-Эбинг удивился, почему Гросс не в Буковине, а затем перешли к делу.

– Да, да, «Клуб ста». – Психиатр кивнул, откинувшись на спинку кресла. – Но я вряд ли смогу рассказать о нем что-то новое. А почему у вас к нему возник интерес, господа? Ведь дело об убийствах в Пратере закрыто.

– Мы обнаружили новые свидетельства, – ответил Гросс.

Он кратко рассказал Крафт-Эбингу об алиби герра Биндера, не упоминая о связи убийств в Пратере с покушением на императрицу Елизавету и ее сына. Гросс не желал подвергать старого друга опасности, соблюдая золотое правило: чем меньше знаешь, тем спокойнее живешь. Вчера после ухода Климта он долго отчитывал Вертена за то, что тот раскрыл их секрет художнику.

Крафт-Эбинг устремил на криминалиста свой проницательный взгляд.

– Значит, теперь вы ищете нового подозреваемого. Но едва ли им может оказаться эрцгерцог Отто. Да, этот человек отменный дурак, но убийца едва ли. Биндер оказался невиновным, и вы думаете – видимо, не без оснований, – что кто-то намеренно пытался запутать следствие, используя тот факт, что он болен.

– Возможно этот кто-то сам страдал такой болезнью, – быстро добавил Вертен.

– Возможно, возможно, – проговорил Крафт-Эбинг. – Помню свои мысли, когда я узнал о смерти императрицы.

Гросс и Вертен переглянулись.

– Вначале мне было известно только то, что она умерла в Женеве. Я еще не читал газет и не знал о покушении. «Бедная женщина, – подумал я. – Наконец-то ее страдания закончились».

– Что, у императрицы Елизаветы был сифилис? – произнес Вертен сдавленным голосом.

Крафт-Эбинг грустно кивнул.

– Об этом знали немногие. Все держалось в большом секрете. Отсюда и ее постоянные странствования и отчуждение от супруга. Понимая, что болезнь неизлечима, она избегала тех мест, где что-то напоминало о ней.

– Откуда это вам известно, Крафт-Эбинг? – спросил Гросс.

– Вы, верно, запамятовали, что я был лечащим врачом кронпринца Рудольфа весь последний год его жизни.

– Да нет же. – Гросс кивнул. – Я прекрасно помню ваши периодические отъезды из Граца. Это была весьма почетная миссия.

– Для меня больше тяжелая, – со вздохом произнес Крафт-Эбинг. – Дело в том, что этот грустный молодой человек тоже болел. У него был врожденный сифилис.

– Но откуда?.. – Вертен не договорил, поскольку знал ответ.

Всему виной был Франц Иосиф, добрый отец нации, усатый господин, управляющий империей уже добрых полвека. Это он заразил молодую жену мерзкой болезнью, а она родила ребенка со смертоносными бактериями в крови. Теперь Вертену стал ясен смысл последнего подарка императрицы супругу – музыкальный валик к механическому пианино с вагнеровским «Liebestod» – «Любовь-смерть».

– Их первый ребенок, эрцгерцогиня София, – продолжил Крафт-Эбинг, – прожила всего два года, болезнь съела ее слишком рано. Следующей за ней Гизеле повезло, так же как Марии-Валерии, четвертому ребенку. Эти девочки родились без признаков патологии. Зато родившийся третьим долгожданный наследник трона, кронпринц Рудольф, имел сифилис. Ко времени его гибели болезнь перешла во вторую стадию.

– Какая трагедия, – пробормотал Вертен. – А что сам император?

– Мне не довелось его осматривать, – ответил Крафт-Эбинг, – но он, видимо, один из тех счастливцев, коим до глубокой старости удается избежать разрушительного действия болезни. Во всяком случае, внешне я не нахожу у него никаких признаков деградации, свойственной сифилису. Иное дело ее величество. В последнее время у нее, среди прочих признаков, наблюдалось заметное дрожание рук. А ее легендарная красота осталась в прошлом, и императрица ходила, прикрыв лицо, как мусульманка.

– Был ли кронпринц ко времени своей гибели в здравом уме? – спросил Гросс.

– Я бы сказал, да, – ответил психиатр. – Третичная стадия была еще на подходе. И как раз в то время у него наступила некоторая ремиссия. [46]46
  Ремиссия – временное ослабление болезни.


[Закрыть]У некоторых больных период между ранними стадиями и третичной может составлять десятилетия. Но его угнетало сознание, что живет в подвешенном состоянии.

– Как вы считаете, это действительно было самоубийство? – спросил Вертен. И тут же спохватился, что сказал лишнее.

Крафт-Эбинг настороженно глянул на криминалиста.

– Гросс, вопрос герра адвоката свидетельствует, что вы не были со мной до конца откровенны.

Вертен, пытаясь замять неловкость, начал что-то объяснять, ссылаться на свое любопытство, но все это звучало крайне неубедительно.

– Я бы с охотой вам все рассказал, – произнес наконец Гросс, – но подобное знание опасно. Мы с Вертеном в Женеве едва избежали смерти. И я не хочу вовлекать вас в это без особой необходимости.

– Чепуха, – бросил Крафт-Эбинг. – Теперь вы просто обязаны мне все рассказать. И может быть, тогда я смогу вам чем-то помочь.

Гросс обменялся взглядом с Вертеном, затем, глубоко вздохнув, поведал психиатру о связи убийств в Пратере, особенно герра Фроша, с гибелью Рудольфа десять лет назад и недавней смертью его матери Елизаветы. О том, что в подозреваемых у них сейчас числится эрцгерцог Франц Фердинанд, он решил не упоминать.

Психиатр некоторое время молчал, видимо, потрясенный услышанным.

– Боже, это все достойно пера американского писателя По. Только он мог выдумать такое. – Он снова погрузился в молчание. – Так вы что, подозреваете Отто? Нет. Скорее всего его брата, Франца Фердинанда, который от смерти Рудольфа получил большую выгоду. – Он посмотрел сначала на Гросса, затем на Вертена. – Я не ошибся?

– Ну, в общем… – промямлил Вертен.

Крафт-Эбинг энергично тряхнул головой.

– Ваши выводы ошибочны. – Он вперил взгляд в Гросса. – И вы всерьез обдумываете эту версию?

– Во-первых, у него был мотив, – ответил криминалист. – А во-вторых, нам противостоит человек, имеющий огромную власть. Например, расследование убийств в Пратере он контролировал с самого начала.

– Абсурд, – настаивал на своем Крафт-Эбинг. – Я встречался с Францем Фердинандом. И вот вам мои впечатления. Весьма умен и грамотен. Написал книгу о путешествии в жаркие страны, где он побывал в попытке излечиться от туберкулеза. И это у него получилось, должен вам сказать. Я его осматривал в марте и пришел к заключению, что эрцгерцог практически здоров и годен к исполнению обязанностей престолонаследника. Видели бы вы его в тот момент. Эрцгерцог возрадовался, как дитя. Чуть не затанцевал. К тому же он выращивает розы. Такой человек просто не может быть хладнокровным убийцей.

– Розы? – задумчиво проговорил Гросс. – Интересно. У них с герром Биндером общее увлечение.

Вертен глянул на криминалиста и только сейчас наконец понял, что Гросс относится к версии, связанной с Францем Фердинандом, очень серьезно.

– Ладно, – сказал Крафт-Эбинг, – давайте пока отложим мое мнение об этом человеке в сторону и просто обсудим психологический портрет убийцы. Я так же, как и вы, Гросс, считаю, что увечья нанесли трупам во время убийств в Пратере не просто так. Была причина. И совсем не та, чтобы представить преступника безумным маньяком. Итак, носы. Мне нравится ваша ссылка на индейцев. Должен заметить, что в племени сиу отрезают носы не только у неверных жен, но и вообще у предателей. Но как об этом стало известно нашему убийце? Скорее всего он побывал в Соединенных Штатах. А теперь давайте подумаем, многие ли австрийцы могут себе это позволить. Стало быть, это человек, во-первых, со средствами, а во-вторых, достаточно образован, чтобы заинтересоваться обычаями индейцев. Думаю, он аристократ.

– Это не обязательно, – возразил Вертен. – Сейчас и среди буржуазии есть много начитанных.

– Да, начитанные, – согласился Крафт-Эбинг. – Действительно, в наши дни любой может купить книги Карла Мая [47]47
  Карл Фридрих Май (1842–1912) – немецкий писатель, поэт, композитор, автор знаменитых приключенческих романов для юношества (в основном вестернов), многие из которых экранизированы.


[Закрыть]и найти там что-то об обычаях индейцев американских прерий. Но наш убийца, скажем так, творчески использовал это знание. Для этого человека чрезвычайно важны такие понятия, как преданность и честь. А теперь перейдем к сцеживанию крови. Что это означает? – Он посмотрел на Гросса. – Это не менее важно, чем носы. Кровь символизирует очень многое – жизнь вообще, плодородие, сексуальность, размножение. Почему сцеживание крови было для него знаменательным? Я бы сказал, что вкупе с отрезанием носа это должно символизировать крайнюю степень презрения.

– Великолепно. – Гросс одобрительно кивнул. – А место, где он оставлял трупы?

– Это третий символ, – ответил Крафт-Эбинг. – Пратер. Парк развлечений. На первый взгляд просто безлюдное ночью место, где можно безопасно оставить труп.

– Во времена Иосифа Первого там был королевский охотничий заказник, – сказал Вертен.

– Вот именно! – горячо отозвался психиатр. – И опять мы узнаем аристократа. Тела несчастных жертв в его представлении должны были выглядеть как охотничьи трофеи.

Вертен вспомнил, что Франц Фердинанд слывет заядлым охотником, погубившим ради забавы тысячи животных, но прерывать рассуждения психиатра не стал.

– Итак, какой у нас получается портрет, господа? – Крафт-Эбинг посмотрел сначала на одного, затем на другого. – Это человек богатый и имеющий власть. Разумеется, сам он никого не убивал. Это сделал за него профессионал, возможно, не один. Для этого человека предательство является самым тяжким преступлением. Возможно, он военный и кавалер какого-нибудь чрезвычайного почетного ордена. Например, австрийского ордена короля Леопольда, ордена Марии Терезии, Святого Стефана или даже Золотого Руна. У таких людей существует особый кодекс чести, где предательство или ересь караются смертью. И не важно, кто это, слуга герр Фрош или сама императрица.

– Но кавалерами таких орденов являются все члены императорской семьи, – сказал Вертен.

– Что касается ордена Золотого Руна, [48]48
  Орден Золотого Руна – рыцарский орден, учрежденный Филиппом III Добрым, герцогом Бургундским, в 1430 году, в день своей свадьбы с принцессой Изабеллой Португальской. Добыть принцессу было нелегко, и орден символизировал битву Ясона с драконом, охраняющим золотое руно. Счастливый молодожен сочинил для этого ордена такие девизы: «Награда не уступает подвигу», «Сначала удар, затем вспыхнет пламя» и наконец: «Я обладаю и иного не желаю». Впоследствии орден стал династическим, одной из самых древних и почетных наград Европы. Статут ордена существует по сей день в двух ветвях (испанской и австрийской), и награждать имеет право король Испании Хуан Карлос I и старший сын Отто фон Габсбурга.


[Закрыть]– добавил Гросс с улыбкой, – то в настоящее время их насчитывается восемьдесят человек. Все потомки императрицы Марии Терезии [49]49
  Мария Терезия (1717–1780) – эрцгерцогиня Австрии, король Венгрии (именно так, потому что Венгрией в принципе не может править женщина), королева Богемии и императрица Священной Римской империи (как супруга, а затем вдова Франца I Стефана Лотарингского, избранного императором в 1745 году). Основательница Лотарингской ветви династии Габсбургов. Среди ее многочисленных детей – два императора (Иосиф II и Леопольд II), а также знаменитая королева Франции «австриячка» Мария Антуанетта.


[Закрыть]и ее сына императора Леопольда Второго. Эрцгерцоги, эрцгерцогини, принцы, принцессы, графы и графини.

– То есть все самое высшее общество, – сказал Крафт-Эбинг.

– Да. И у каждого есть власть, о которой вы говорили. Но мы должны учитывать также и аристократов, стоящих ниже по рангу. Кстати, некоторые из них венгры. Назову лишь самых именитых, таких как Эстерхази, Шварценберг, Грюненталь, Турн и Таксис. Не забудем и третий ряд, служилое дворянство, разных рыцарей и баронов. А также всю армию государственных чиновников, военных советников и даже слуг, имеющих при дворе определенную власть. Я прикинул, получается около сорока тысяч.

Да не нужно ничего искать, подумал Вертен. Эрцгерцог Франц Фердинанд подходит по всем категориям. Он кавалер ордена Золотого Руна, как и кронпринц Рудольф. И для устранения кузена у него было достаточно причин. Во-первых, чтобы не допустить отделения мадьяров, а во-вторых, и это самое главное, занять после кончины императора его трон. Он вполне мог организовать убийство Рудольфа и все остальные. И обставить их соответствующим образом.

– Вы согласны, Вертен?

Вопрос Гросса вывел адвоката из размышлений. Он давно потерял нить разговора.

– Извините, задумался. Так с чем я должен быть согласен?

– Что нам сейчас нужно проверить правильность основной версии. Что кронпринца Рудольфа десять лет назад убили, инсценировав самоубийство.

– Вряд ли это возможно. – Вертен пожал плечами. – Мемуары Фроша, думаю, исчезли навсегда. Если вообще существовали. Охотничий замок Майерлинг давно перестроен. Там сейчас монастырь кармелитов. Большинство находившихся там в ту ночь, включая Братфиша, кучера кронпринца Рудольфа, и камердинера Фроша, мертвы. Как же вы предлагаете это проверить?

– Осмотреть труп.

– Но кронпринц погребен в склепе в церкви Капуцинов. Кто нам позволит вскрыть саркофаг?

– Не кронпринца, Вертен, а его любовницы, Марии Вечера, которую он якобы застрелил перед тем, как покончить с собой.

– Что вы сможете доказать, осмотрев сгнивший труп?

– Пока не знаю, Вертен. По крайней мере заставим убийцу зашевелиться и совершить какой-нибудь опрометчивый поступок. А возможно, там окажется что-то и поинтереснее червей.

Гросс поднялся с кресла.

– Крафт-Эбинг, вы, как всегда, меня поразили. Большое спасибо за помощь, и, пересекая сегодня вечером Ринг-штрассе, пожалуйста, оглянитесь по сторонам.

Психиатр кивнул:

– И вы тоже, Гросс. Будет очень жаль вас потерять.

Вертену не понравилось, что эти двое вздумали шутить по такому совсем несмешному поводу.

Они направились к двери.

– Дайте мне знать, если семейство Вечера согласится на эксгумацию, – добавил Крафт-Эбинг им вслед. – Для этой цели вам понадобится врач.

Глава двадцатая

У дома их ждал Климт. По его просьбе бывший сокамерник Гуго направил к нему троих громил. У каждого на голове котелок, а во внутреннем кармане пиджака если не пистолет, то уж обязательно нож или кастет. Физиономии соответствующие. Климт не стал представлять телохранителей, а Гросс и Вертен не настаивали на формальностях. Вчера вечером идея такого эскорта криминалисту не понравилась, но сегодня, кажется, он не возражал.

Вот в таком окружении они двинулись по Ринг-штрассе к ближайшей стоянке фиакров.

– Вертен, у меня к вам вопрос как к историку-любителю, – произнес Гросс. – В каком состоянии сейчас пребывает мать этой несчастной девушки?

– Ну, при дворе ее с тех пор не принимают. Обвинили в том, что она свела свою красивую молодую дочь с кронпринцем, – как говорится, бросила ее в объятия Рудольфа. Однако Елена Вечера – весьма честолюбивая аристократка, еще довольно молодая, замужняя – вряд ли бы отважилась сводить свою семнадцатилетнюю дочь с Рудольфом. Ходили даже слухи, что она сама пыталась уложить к себе в постель кронпринца. Но все это к действительности не имело никакого отношения. Посредницей между кронпринцем и юной Марией выступила тетя императрицы, графиня Лариш, тоже Мария. И ей тоже отказали от двора. Я слышал, что она недавно вышла замуж за певца из Баварии и живет в Мюнхене.

– Это понятно, Вертен, – нетерпеливо проговорил Гросс. – Но меня интересует мать этой убиенной девушки.

– Она рассталась с высшим обществом. Хотя ее братья, известные повсюду как «мальчики Бальтацци», преспокойно в нем вращаются. Большие любители скачек. В сезон бегов вы всегда их сможете найти на ипподроме во Фройденау.

– Вертен!

– Да, да, Елена Вечера. Насколько мне известно, она по-прежнему живет в своем фамильном особняке.

– Так давайте же отправимся туда, – предложил Гросс.

– Но к баронессе нельзя заявляться просто так. Надо соблюсти этикет. Прислать свою карточку и ждать приглашения.

– Чепуха, Вертен. Если вы все правильно описали, эта дама будет рада нас принять. Она наверняка изнемогает от скуки. Так что давайте поторопимся. – Гросс махнул кучеру фиакра подъехать. – Не будем терять время.

Они влезли в экипаж, а Климт со своей командой сели в следующий.

Прибыв на место, Вертен убедился в правоте криминалиста. Они передали свои карточки пожилому дворецкому, а через десять минут их приняла баронесса Елена Вечера.

Вертен знал, что в свое время она слыла красавицей. Ее отец, Фемистокл Бальтацци, выходец из Малой Азии, был весьма преуспевающим коммерсантом. Сама она родилась в Леванте. Трое ее братьев были знаменитыми в Англии заводчиками скаковых коней. Елена вышла замуж за австрийского дипломата, которому родила нескольких детей. Особую известность снискала ее дочь Мария, из-за своей безвременной смерти в Майерлинге.

– Мне известно о вашей деятельности, доктор Гросс, – сообщила баронесса после представлений.

Свет в комнате был настолько тусклый, что Вертену не удавалось как следует разглядеть ее лицо. Скорее всего это было устроено намеренно. Значит, слухи о том, что после смерти дочери и изгнания из общества она сильно постарела, имели под собой почву.

– Очень приятно это слышать, баронесса, – отозвался Гросс с вежливой улыбкой. – Извините за наш визит без предупреждения. Я объяснял адвокату Вертену, что это не соответствует этикету, но он настоял на своем. Вы уж его простите.

Баронесса бросила на Вертена укоризненный взгляд, затем повернулась к Гроссу:

– Выходит, у вас ко мне срочное дело?

– Это так, баронесса. И вас оно может несколько встревожить, о чем я искренне сожалею. Дело в том, что мы с коллегой пишем статью о действиях полиции во время трагических событий в Майерлинге.

При этих словах она шумно вздохнула.

– Статья будет опубликована в моем альманахе «Архив криминалистики». Это профессиональное издание, которое читают криминалисты во всем мире. Мы надеемся, что после ее выхода нелепые слухи относительно смерти вашей дочери и кронпринца наконец прекратятся. Для этого нам нужна ваша помощь.

– Бедное дитя. – Елена Вечера всхлипнула. – Ее так оклеветали.

– Именно поэтому мы к вам и пришли, дорогая баронесса, – продолжил Гросс. – Чтобы покончить с клеветой относительно вашей дочери. Я убежден, что она погибла случайно, потому что оказалась в плохом месте в плохое время. Никакого самоубийства там на самом деле не было. И юная Мария, к несчастью, оказалась случайной жертвой интриг. Думаю, я смог бы это доказать, если вы дадите разрешение на осмотр ее останков.

Вертен был уверен, что эта женщина будет приветствовать любые попытки очистить имя дочери от клеветы и с готовностью подпишет согласие на эксгумацию.

– Это совершенно невозможно, – сухо проговорила баронесса, неожиданно вставая. – Вам известно, как долго я жила в изгнании? Почти десять лет. И только теперь что-то начинает проясняться. На прошлой неделе я получила приглашение на званый вечер от принцессы Меттерних. И я не стану рисковать и ворошить старое сейчас, когда мое трагическое одиночество, возможно, заканчивается.

Вертен, конечно, удивился, но не очень. За свою адвокатскую практику он повидал разных людей. Баронессу положение в обществе заботит больше, чем доброе имя покойной дочери, значит, надо попытаться найти другой подход.

– Наверное, пришло время сообщить баронессе о действительном положении вещей, – произнес он.

Такой неожиданный поворот разговора Гросса не обескуражил.

– Я оставляю это на ваше усмотрение, адвокат Вертен, – деловито отозвался он.

– Баронесса, – произнес Вертен со значением, – должен довести до вашего сведения, что наше расследование санкционировано сверху.

– Вы хотите сказать… – начала баронесса, но Вертен ее прервал:

– Мы не свободны раскрыть имя поручителя, но можете быть уверены, что это весьма важная персона при дворе. И ваша помощь там будет воспринята благосклонно.

– Вам следовало бы сказать об этом сразу. Конечно, сделайте все, что нужно, и расскажите миру о невиновности моей дорогой Марии.

– В таком случае, баронесса, поставьте вот здесь вашу подпись. – Вертен протянул ей письмо к аббату монастыря, где была похоронена Мария Вечера.

– Все, что угодно, все, что угодно. И пожалуйста, намекните вашему… покровителю о моей глубочайшей преданности дому Габсбургов.

Вечером, когда они прибыли в монастырь, в небе сверкнула молния, и загремел гром. Как в дешевой мелодраме, подумал Вертен. Женоподобный аббат в коричневой рясе и с тонзурой на макушке сжал письмо баронессы Елены Вечера своими пухлыми пальцами и с шумом втянул в себя воздух.

– Весьма необычно.

– Госпожа желает эксгумировать тело своей дочери, – пояснил Гросс. – Вот наши работники. – Он кивнул в сторону подчиненных Климта, стоящих с котелками в руках. – А это наш нотариус, – кивок в сторону Вертена, – и врач, – последний кивок в сторону Крафт-Эбинга, которому пришлось ради этой поездки оторваться от ужина.

Снаружи небо прорезала яркая вспышка молнии. Следом раздался раскат грома, и по крышам застучал дождь.

– Это так похоже на ту ужасную ночь, когда ее привезли сюда. – Аббат покачал головой и протянул письмо обратно Гроссу. – Пришлось ждать несколько часов, пока утихнет ливень.

– У вас тут есть надворная постройка, где можно произвести осмотр? – спросил криминалист, пропуская его слова мимо ушей.

Крафт-Эбинг начал переодеваться, а Климт и его люди направились к неприметной могиле на монастырском кладбище. Вертен держал над ними фонарь. Рядом стояли аббат и послушник, который держал над его головой зонтик. Аббат оказался весьма словоохотливым. К тому времени, когда лопаты копавших ударили в дерево, Вертен знал, что разрешение похоронить самоубийцу на освященной земле епископ дал с большой неохотой. После того, как ему представили официальное заключение полиции, что Марию застрелил кронпринц Рудольф, а потом покончил с собой. Аббат также рассказал о страшном горе, в каком пребывали оба дяди девушки, сопровождавшие ее тело в ту ненастную ночь 1889 года.

Наконец людям Климта удалось подвести под гроб веревки, и его вытащили наверх. Вертен с облегчением увидел, что гроб простой, деревянный. А значит, разложение давно закончилось.

Гроб протащили по скользкой дорожке в небольшой каменный сарай, где поставили на стол, сооруженный из запасной двери, положенной на козлы для пилки дров. Гросс с Крафт-Эбингом стояли наготове, оба в белых халатах, резиновых перчатках и хирургических масках. Гросс открыл ломиком крышку, гвозди при этом вылетели с отвратительным скрежетом. Когда же наконец крышку подняли, помещение наполнил невыразимый смрад. Двое крепких парней из команды Климта выбежали наружу, их затошнило. Надежда Вертена, что разложение давно закончилось, не оправдалась. Он зажал рот и нос полой пальто, дыша сквозь влажную шерсть.

– Ничего страшного, – объявил Крафт-Эбинг. – Просто гроб покинули скопившиеся газы. А сам труп полностью разложился.

Но странным образом тления избежало платье несчастной девушки. Оно облегало скелет, создавая жутковатую картину. Сохранились и несколько прядей золотистых волос.

Вскоре все почувствовали, что психиатр прав. Вонь существенно ослабла, тем более что дверь в сарай была открыта для притока свежего воздуха.

Крафт-Эбинг с Гроссом принялись за дело, время от времени кивая и негромко переговариваясь друг с другом. Наконец они отошли и сняли маски.

– Потрясающе, – проговорил Крафт-Эбинг. – В черепе нет никаких следов пулевого ранения, о котором сказано в полицейском протоколе. Вместо этого мы имеем все признаки тяжелейшей травмы.

– От удара, – добавил Гросс.

Крафт-Эбинг кивнул:

– Да. Ее либо несколько раз ударили массивным тупым предметом или, наоборот, били головой о такой предмет.

– Например, о кроватный столбик, – опять уточнил криминалист.

– Ее действительно не застрелили? – с трудом проговорил Вертен.

– Нет, – ответил Крафт-Эбинг. – К тому же кронпринц просто не смог бы это сделать. Насколько я его знал, он не был способен на такой поступок.

В небе вспыхнула молния, прогремел гром. И сразу следом хриплый рокочущий голос приказал:

– Прекратите это безобразие.

Голос принадлежал стоящему в дверях высокому господину. Вертен сразу его узнал по пушистым усам и яркому клетчатому узору на цилиндре. Это был Александр Бальтацци, дядя убитой Марии. Известный всей Вене король скачек, лошади которого выигрывали чуть ли не каждый заезд.

– Барон Бальтацци… – начал Вертен, но тот его оборвал:

– Немедленно закройте гроб. Моя сестра отменила разрешение. Закройте немедленно, слышите? Вы ее жестоко обманули.

– Сейчас гроб закроют, – отозвался Гросс ровным голосом. – Мы закончили работу. Вы желаете узнать результаты?

– Убирайтесь! – крикнул Бальтацци. – Это все в прошлом.

– И все же я скажу. Возможно, это для вас что-то значит. – Гросс начал стягивать перчатки. – Она была убита, барон. Это было не самоубийство, а умышленное зверское убийство.

– Довольно! – Бальтацци выхватил из кармана сюртука пистолет, но один из крепышей Климта сноровисто выбил его ударом ноги.

– Вы меня слышали? – спросил Гросс. – Преднамеренное убийство. Ваша племянница была убита, и погибла она не от руки кронпринца.

Барон устремил на криминалиста взгляд, полный ненависти.

– Вы полагаете, что это для меня новость? Это же я привез ее сюда похоронить. Тайком, чтобы никто ничего не узнал. Я помогал копать могилу, из которой вы ее только что вытащили. Поэтому не надо мне описывать подробности ее смерти. Хватит. Наша семья достаточно настрадалась. И теперь, когда мы снова начинаем приобретать какой-то вес в обществе, не смейте этому мешать.

Гросс кивнул Климту. Его люди накрыли гроб крышкой и понесли к могиле. Бальтацци молча последовал за ними. Он подождал, пока гроб снова не засыпали землей, затем вернулся в ожидающую его карету и покинул монастырь.

Крафт-Эбинг уехал первым в своей одноконной карете. Вертена с Гроссом, а также команду Климта ждали фиакры.

– Какой ужасный человек, – сказал Вертен, усаживаясь на сиденье.

– Не торопитесь осуждать, дружище, – произнес Гросс с неожиданной грустью в голосе. – Вы только представьте, что пережил барон в тот день, когда хоронил племянницу. И он понимал, какие в этом замешаны силы. Так что, возможно, я тоже предпочел бы не задавать лишних вопросов.

Дождь прекратился, но мостовая была мокрая. И потому фиакр двигался медленно.

– Так что будем делать, Гросс? – спросил Вертен. – Если Марию убили таким зверским способом, то, наверное, и кронпринца тоже. И он вовсе не накладывал на себя руки. Может быть, нам следует сообщить об этом его отцу? Императору Францу Иосифу.

Ответить криминалист не успел. Сзади раздался треск обрушившегося дерева. Вертен выглянул и увидел, что дерево загородило дорогу, отделив их от фиакра, в котором ехала команда Климта. Он собирался крикнуть кучеру развернуться и помочь им убрать дерево, но фиакр неожиданно рванул вперед, так что Вертена и Гросса отбросило на спинки сидений.

– Помедленнее, – крикнул Вертен. – Подождите второй фиакр.

В ответ экипаж резко свернул с дороги и поехал по грязи.

– Я думаю, начинается, – сказал Гросс, вытаскивая пистолет и знаком приказывая Вертену сделать то же самое.

Дальше события развивались невероятно стремительно. Экипаж затормозил, заржали лошади. Затем с обеих сторон распахнулись дверцы, а через секунду крепкая рука прижала к носу Вертена тампон с хлороформом. Прежде чем погрузиться в черноту, он все же успел увидеть шрам на лице нападавшего.