Текст книги "Пустое зеркало"

Автор книги: Дж. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава двадцать первая

Женщина казалась ему знакомой. На ней было синевато-серое платье с небольшим турнюром, [50]50
  Турнюр – ватная подушечка, которую дамы, следуя моде конца XIX в., подкладывали сзади под платье, ниже талии, для придания пышности фигуре.


[Закрыть]изящно суженное в талии, чтобы придать фигуре форму песочных часов. Теперь Вертен ее окончательно узнал. Это была императрица Елизавета. Он собрался подбежать к ней и предупредить, чтобы она остерегалась идти по набережной, но женщина обернулась, и он увидел, что это его невеста Берта Майснер. Она улыбнулась, продолжая расшнуровывать корсаж. Левая грудь уже выглядывала из платья, нежная и мягкая.

– Иди ко мне. Глупый.

Он рванулся, но его не отпускала чья-то настойчивая рука.

– Вертен, как вы?

Он открыл глаза, вглядываясь в лицо склонившегося над ним Ганса Гросса. Попытался сесть, но, почувствовав тошноту, снова откинулся на подушку. Криминалист был в нижнем белье. Вертен заглянул к себе под одеяло и обнаружил, что и он тоже раздет.

– Где мы, Гросс? – наконец спросил он, оглядывая роскошное убранство комнаты. Фламандские гобелены на стенах, свечи в хрустальных канделябрах, мебель из красного и розового дерева.

– Ну, я не такой знаток этого города, как вы, мой друг, но все же рискну предположить, что мы находимся в одной из спален Нижнего Бельведера.

– Что? – Вертен вскочил с величественной кровати под балдахином и чуть не упал.

Подавить головокружение удалось только после серии глубоких вдохов и выдохов. Отравление хлороформом давало о себе знать.

Он подошел к окну и раздвинул парчовые занавеси. Внизу простирался парк с выложенными гравием дорожками на манер Версаля, ведущими к элегантному Верхнему Бельведеру, летней резиденции принца Евгения Савойского, [51]51
  Евгений Савойский (1663–1736) – выдающийся полководец Священной Римской империи, генералиссимус.


[Закрыть]по заказу которого знаменитый архитектор эпохи барокко Лукас фон Хильденбрандт построил оба дворца, в одном из которых, Нижнем Бельведере, они сейчас и находились.

Резиденция эрцгерцога Франца Фердинанда.

От этой мысли Вертена снова замутило, и отпало всякое желание любоваться великолепным пейзажем.

– Гросс, нам нужно отсюда выбираться.

– Это будет не просто, – ответил криминалист. – Дверь заперта, а прыгать из окна рискованно. Можно разбиться.

– Заперта?

В этот момент дверь открылась, и вошли несколько лакеев. У двоих в руках были подносы с завтраком, другие несли их выстиранную и выглаженную одежду. Золотисто-синие ливреи, завитые припудренные парики, длинные чулки. У Гросса и Вертена как-то сразу пропала охота спасаться бегством. Когда с вами хотят расправиться, то являются другие люди и в другой одежде. Или их просто хотят успокоить перед казнью?

Вертен быстро оделся. Пистолета в кармане не оказалось. Гросс сообщил, что его оружие тоже конфисковали. Но трость с серебряным набалдашником адвокату вернули. А там внутри кинжал. Так что они все же не были безоружны.

Гросс, как был в нижнем белье, уютно устроился в кресле эпохи Людовика XV, потягивая из тончайшей фарфоровой чашечки превосходный кофе.

– Осторожно, Гросс, там может быть что-то подмешано.

– Бросьте, мой друг. – Криминалист беспечно махнул рукой. – На свете существует масса более простых способов отправить нас на тот свет. Садитесь. Подождем, когда хозяин пришлет за нами.

Вертен покрутился, но, соблазненный нежным ароматом кофе, через некоторое время тоже принялся за завтрак.

Ждать, впрочем, пришлось недолго. Только успел Гросс одеться, как за ними явились несколько слуг в сопровождении двух вооруженных гвардейцев.

– Извольте следовать за нами, господа, – предложил один.

– Куда вы нас ведете? – спросил Вертен.

– Скоро увидите. – Гвардеец указал рукой в сторону двери.

Вертен и Гросс последовали за слугами, а те, в свою очередь, за гвардейцами. Они двинулись по выложенному ковровой дорожкой коридору к роскошной главной лестнице и, миновав ее, продолжили путь в конец крыла, где по лестнице для слуг спустились к заднему входу во дворец. Свежий воздух, после дождя удивительно чистый и ароматный, окончательно вернул Вертена к жизни. В небе ярко сияло солнце. Наконец у розария слуги остановились и с поклоном удалились.

Впереди они увидели Франца Фердинанда в светло-синей кавалерийской тунике и красных бриджах. Он срезал цветы с куста. По странному совпадению, тем же самым занимался и торговый агент Биндер, когда к нему явились Гросс и Вертен. Грудь эрцгерцога была увешана орденами и медалями за военные заслуги. Подойдя ближе, адвокат обнаружил, что наследник трона не такой высокий, как ему казалось. Впрочем, удивляться этому не стоило. Вертен видел эрцгерцога всего несколько раз – либо на высокой платформе во время праздника, либо на заднем сиденье автомобиля.

Увидев их, будущий император положил садовые ножницы.

– Господа, я рад, что вы совсем не пострадали.

Вертен собирался ответить резкостью, но Гросс его опередил:

– Спальню нам отвели шикарную, ваше высочество. Но доставили туда весьма оригинальным способом.

Франц Фердинанд оглядел их. На его губах играла легкая улыбка. Вертен никогда не допускал, что у этого человека может быть чувство юмора.

– Дункан перестарался. Вы уж его извините, господа.

Неожиданно из-за розового куста появился высокий красавец со шрамом на лице. Вертен инстинктивно сжал трость.

– Там у вас кинжал, герр адвокат, – произнес эрцгерцог. – Но боюсь, сейчас вы его извлечь не сможете. Ничего, потом Дункан все приведет в порядок. Не беспокойтесь. Я приказал ему доставить вас сюда, а он, видите, понял это буквально. Шотландец, ничего не поделаешь. – Франц Фердинанд повернулся к человеку со шрамом и произнес на школьном английском: – Верно, Дункан?

– Как вам угодно, ваше высочество, – ответил тот тоже по-английски, но со странным произношением, которое Вертен с трудом понимал.

Эрцгерцог снова повернулся к ним.

– Он давно у меня на службе, после моего визита в Шотландию в 1892 году. Был у нас проводником в горах во время охоты. И спас мне жизнь, когда горный пони сорвался с каменистой осыпи. Если бы не Дункан, я бы разбился насмерть. Но этот человек иногда пересаливает. Я был уверен, что Дункан вас просто пригласит как положено, и, когда узнал, что он заплатил вашему кучеру, чтобы занять его место, а потом усыпил вас хлороформом, был крайне расстроен. Однако затем Дункан меня убедил, что подобная мера была необходима. Поскольку в нескольких километрах дальше по дороге ваш экипаж ждал убийца-профессионал. – Эрцгерцог на секунду замолк. – Вообще-то Дункан охраняет вас уже несколько недель.

– Это он вытащил нас из Женевского озера? – спросил Гросс.

– Он самый. – Франц Фердинанд улыбнулся. – На самом деле Дункан добрый малый. Это вид у него свирепый. Возможно, из-за шрама. В детстве его укусил терьер, а неумелый хирург затем оставил о себе память. Вот такие встречаются в тех местах эскулапы. – Он вздохнул. – Что касается вас, то я решил, что вам нужна охрана. Уж больно могущественного вы нажили себе врага. Такое бывает, когда кто-то хочет рассеять тьму, пролив на нее свет. Или реформировать империю, погрязшую в невежестве и предрассудках.

– Почему вы нас призвали, ваше высочество? – спросил Гросс.

– Сейчас объясню, профессор. – Эрцгерцог махнул двум гвардейцам, чтобы ушли. Рядом остался только Дункан. – Вы когда-нибудь слышали об особом военном отряде Ролло?

Вертен и Гросс обменялись вопросительными взглядами.

– Думаю, нет. Такие дела власти держат в особом секрете. Отряд Ролло призван устранять врагов империи. И подчиняется он только стоящему на самом верху.

– Профессиональные убийцы? – спросил Вертен.

– Если угодно – да, – ответил эрцгерцог. Он взял секатор и снова принялся срезать увядшие розы, оставив Гросса и Вертена размышлять над услышанным. – Я давно слежу за вашим расследованием, – произнес Франц Фердинанд, осторожно наклонив стебель чайной розы, чтобы найти место среза. – И понял, что вы на правильном пути. Догадались связать злодейства в Пратере с гибелью кронпринца Рудольфа и императрицы Елизаветы. Но учтите, ему это тоже известно.

– Кому? – спросил Гросс.

– Вашему заклятому врагу.

– И кто он такой?

– Я могу назвать вам лишь имя исполнителя. Это сержант Манфред Тод. Символическая фамилия, не правда ли? – Эрцгерцог повернулся к Дункану. – «Тод» по-немецки означает смерть.

– Да, ваше высочество.

– Тод давно служит в отряде Ролло. У него, как и у Дункана, есть шрам. На шее. Говорят, это результат его смертельного поединка с наставником. Тод мерзкий, отвратительный убийца. Некоторое время он был не у дел, но снова получил задание в январе 1889 года.

Гросс понимающе кивнул.

– В этом месяце погиб Рудольф в Майерлинге. Его убийцей был сержант Тод?

– Один из троих, насколько мне известно. – Эрцгерцог внимательно посмотрел на Вертена. – Я у вас числюсь главным подозреваемым, верно? Такие убедительные мотивы. К тому же все знают, как сильно я ненавидел кузена. Но все это сплетни. – Он тяжело вздохнул. – Хотите знать правду? Извольте. На самом деле я восхищался Рудольфом и очень его уважал. В юности он был моим наставником. А сколько раз кузен защищал меня от своего отца, дяди Франца Иосифа. Это Рудольф разъяснил мне, что значит находится в третьем ряду от трона. По поводу венгерской авантюры у нас с ним были разногласия, но я всегда любил его, как брата.

– А что за венгерская авантюра, о которой вы говорите, ваше высочество? – спросил Вертен.

– Как же так, господа? – произнес эрцгерцог с некоторой долей разочарования в голосе. – Вы так далеко зашли в своем расследовании и не раскрыли причину всего этого несчастья? – Он подождал и, не получив ответа, продолжил: – Рудольф должен был стать королем независимой Венгрии. Бедный кузен, он был настолько расстроен тем, что отец подрезал ему крылья, что позволил мадьярам манипулировать собой и принял их нелепое предложение. За что и поплатился.

– Вы хотите сказать… – произнес Вертен.

– Да, я хочу сказать, что его убили за предательство. Но я тут ни при чем, господа. И вы здесь, чтобы это услышать. Это не я убил Фроша, свою тетю и тех несчастных людей, тела которых нашли в Пратере. Мне не нравилась дружба императрицы с венграми, но я восхищался ее мужеством. Она не позволила супругу манипулировать собой, как он это делал со всеми остальными родственниками и приближенными. Она жила по своим собственным законам. Я это всегда высоко ценил, а сейчас особенно.

Вертен знал, что эрцгерцог имеет в виду свою любовь к Софии Хотек, [52]52
  София Хотек (1868–1914) – морганатическая жена австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда, убитая вместе с ним в Сараево накануне Первой мировой войны.


[Закрыть]которая хотя и была благородных кровей, но в супруги наследнику трона не подходила.

Глядя на Франца Фердинанда, слушая его, Вертен понимал, насколько сильно он ошибался в своих подозрениях.

– Но кто этот враг? – спросил Гросс. – Ведь сержант Тод всего лишь исполнитель. Марионетка. А кто дергает за ниточки?

– А вот это, господа, вам предстоит раскрыть. И должен вас предупредить, вы вышли на опасную тропу. Хищник, на которого вы охотитесь, один из самых могущественных сановников в империи. Дункан больше не сможет вас защитить, не поможет и этот художник со своей бандой головорезов. Вы должны ударить, и быстро, иначе все будет потеряно.

Покинув дворец, они двинулись по Ринг-штрассе. Мостовая вся была заполнена конными экипажами, среди которых изредка возникали нелепые автомобили, пугающие лошадей. Люди спешили по своим делам. Вертен считал, что сейчас им ничто не угрожает. Тод вряд ли осмелится здесь напасть. Если он, конечно, существует на самом деле, этот сержант Манфред Тод. Да они и вооружены. Эрцгерцог приказал вернуть им пистолеты. В руках у Вертена была его трость.

– Интересный человек эрцгерцог.

– Да, – отозвался Гросс, но не сразу, а пару секунд подумав. – Беседовал он с нами весьма откровенно. К тому же у него подают прекрасный кофе.

– А как вы оцениваете то, что он сказал?

– Правдоподобно.

Вертен остановился.

– Ладно вам, Гросс. Не тяните.

– Я размышляю, Вертен. Вы заметили, что среди других наград на груди Франца Фердинанда есть и орден Золотого Руна?

Вертен не особенно присматривался, но знал, что все эрцгерцоги дома Габсбургов автоматически становятся кавалерами этого ордена.

– А помните, что говорил Крафт-Эбинг о кодексе этого ордена? – спросил Гросс.

– Да, – согласился Вертен, – дела с мадьярами можно было счесть предательством. Но это мог быть не только Франц Фердинанд, но и любой из пятидесяти членов ордена.

Гросс кивнул:

– Конечно, конечно. – Он взял руку Вертена, побуждая его двигаться дальше. – Крафт-Эбинг нам также поведал, что кронпринц страдает сифилисом, хотя в тот момент у него наступила в болезни ремиссия. А что бы случилось, если бы он стал императором, а болезнь обострилась?

– Трагедия, – ответил Вертен. – И для империи, и для дома Габсбургов.

– Вот именно. Так что этот могущественный сановник мог устранить Рудольфа не только и не столько по причине предательства, а чтобы избавить страну от императора-сифилитика.

– Но это не могло быть безразлично также и Францу Фердинанду.

– Да, – ответил Гросс. – Но относительно этого человека у меня есть некое чувство, что он невиновен. Мы, криминалисты, в своих выводах должны полагаться лишь на объективные факты. Но порой следует доверять и интуиции. А моя подсказывает, что эрцгерцог – достойный порядочный человек. И слухи, которые ходят о нем при дворе, лживы. Он, конечно, знает, кто заказчик всех этих убийств, но справиться с этим человеком ему не под силу. Во всяком случае, пока. Поэтому он хочет, чтобы мы ему помогли. А это означает, что враг действительно могущественный. И я принял его совет серьезно. Мы должны ударить прямо сейчас, рискнуть всем.

Гросс вытащил из кармана часы, посмотрел, сколько времени, и прибавил шаг.

– Пойдемте, Вертен. Нам нужно поторопиться. Мы должны быть там до одиннадцати.

– Где, Гросс? И почему до одиннадцати?

– Потому что в этот час заканчивается регистрация на аудиенцию с монархом.

– Гросс, вы в своем уме? Неужели вы серьезно намерены?..

– Мы с вами подданные императора, Вертен. Вы и я. Честные люди. Поэтому, как и остальные пятьдесят миллионов подданных, имеем право на личную аудиенцию с Францем Иосифом.

Глава двадцать вторая

Место, куда они направлялись, называлось Гофбург. Это была одновременно крепость, правительственная резиденция и частный дом. Здания, сооруженные на этой территории в течение шести столетий, представляли собой музей под открытым небом, экспонирующий разнообразие стилей, от готики и ренессанса до барокко и неоклассицизма. В Гофбурге располагались апартаменты императора, Государственная канцелярия, Императорская библиотека, Зимняя школа верховой езды и множество апартаментов, где жили члены семейства Габсбургов, малоизвестные эрцгерцоги и эрцгерцогини, а также министры на пенсии и несколько тысяч слуг (для них были отведены тесные жилища под крышей), которые, торопливо двигаясь по задним черным лестницам и коридорам, поддерживали жизнь в этом миниатюрном городе.

Вертен и Гросс вошли в Михайловские ворота, ведущие к старейшему участку дворцового комплекса, Швейцарскому дворику, построенному в конце тринадцатого века. Над красно-черными воротами Швейцарского дворика был помещен символ ордена Золотого Руна, поскольку за ними размещалось Императорско-королевское казначейство, где были собраны легендарные сокровища ордена, включая копье, которым проткнули Иисуса на кресте. После разделения в 1794 году дома Габсбургов на австрийскую и испанскую ветви для перевозки этих сокровищ из Бургундии (чтобы они не остались у французов) потребовалось три года и тридцать повозок.

В крыле, перпендикулярном Швейцарскому дворику, находилась Императорская канцелярия, где работал Франц Иосиф. Габсбурги были суеверны. Новый правитель не желал жить в той части Гофбурга, где обитал его предшественник. Поэтому при смене власти неизменно следовали переезды. Императрица Мария Терезия располагалась в апартаментах, выходящих на внутренний дворик крыла Леопольда. Ее сын, Иосиф II, поселился на противоположной стороне того же крыла. Франц II выбрал самый старый участок, Швейцарский дворик, а его сын Фердинанд, страдавший эпилепсией и слывший у венцев простаком, переехал обратно в крыло Леопольда. Теперь его Племянник Франц Иосиф выбрал себе резиденцию в здании Государственной канцелярии, чего до него не делал ни один император.

Изучение прошлого Вены было для Вертена любимым занятием. Оно ему никогда не наскучивало. Но сейчас эти возвышающиеся над ним величественные старинные здания как будто шептали сверху, предупреждая ничего не тревожить и не залезать в их тайны.

Они поднялись по ступеням к главному входу.

– Что вы намерены ему сказать? – спросил Вертен.

– Пока не решил, – ответил криминалист. – Полагаю, у нас будет время это обсудить после регистрации.

Гросс оказался прав. Они были последними в очереди на разговор с императором на этот день, поэтому ожидание предстояло долгое. Молодой адъютант записал их фамилии, бросив на Гросса скептический взгляд, когда тот в качестве причины аудиенции назвал желание поблагодарить императора за назначение на должность заведующего кафедрой в университете Буковины.

Они сели на неудобную мраморную скамью у дальней стены большой, изысканно обставленной гостиной. Своей очереди к императору ожидали шестьдесят человек, среди которых были представители почти всех слоев венского общества, разумеется, за исключением женщин, – от молодого щеголя в бледно-голубом сюртуке и желтом жилете до грузного бюргера с бакенбардами, в потрепанном коричневом шерстяном костюме, явного пьяницы.

Вертен, как все венцы, знал историю о Франце Иосифе, когда он, будучи еще почти мальчиком, сел на трон в трудном 1848 году. Тогда толпы демонстрантов требовали демократических реформ, но он их отверг, пошел на кое-какие уступки и те позднее взял обратно. Франц Иосиф был настоящим Габсбургом, свято верящим в монархию и презирающим глас народа. В конце концов ему все же пришлось даровать этому народу конституцию и учредить парламент, но все это носило декоративный характер. Даже Венгрии после Австро-Венгерского соглашения 1867 года [53]53
  Австро-Венгерское соглашение (компромисс) – заключено 15 марта 1867 года между австрийским императором Францем Иосифом I и представителями венгерского национального движения во главе с Ференцем Деаком, в соответствии с которым Австрийская империя преобразовывалась в дуалистическую монархию Австро-Венгрия и венгерской части государства предоставлялась полная самостоятельность во внутренних делах, а на имперском уровне решались лишь вопросы внешней, военно-морской и финансовой политики.


[Закрыть]было дозволено больше демократии.

Вертен, как и каждый гражданин империи, знал, что реальная власть по-прежнему находится в руках Франца Иосифа и его ближнего окружения. Император при любой возможности стремился ограничить власть парламента, тем более что параграф 14 конституции позволял в случае чрезвычайных ситуаций переходить к прямому правлению. Закон о всеобщем избирательном праве для мужчин – не говоря уже о женщинах – постоянно откладывался в долгий ящик. Но вот этими аудиенциями с народом, устраиваемыми два раза в неделю, престарелый император очень гордился, выдавая их за образец демократии. Эти беседы «с глазу на глаз» (по-немецки Angesicht zu Angesicht sehen) длились не больше нескольких минут, однако служили клапаном для выпускания пара. В конце концов, зачем вообще людям парламент, если каждый может поговорить с императором лично, когда захочет?

Франц Иосиф, слывший в Европе самым знаменитым бюрократом, управлял своей империей лично. Вставал в пять утра и работал до восьми, встречаясь с министрами. В полдень обедал и продолжал работать дальше, часто засиживаясь глубоко за полночь. Из развлечений у него был лишь летний отдых на горном курорте да периодические встречи со своей пассией, актрисой Бургтеатра, которую венцы называли «та самая Шратт». [54]54
  Катарина Шратт (1853–1940) – австрийская актриса, любовница и доверенное лицо императора Франца Иосифа, известная также как «некоронованная императрица Австрии».


[Закрыть]

Но как бы там ни было, дважды в неделю в десять утра император Франц Иосиф откладывал все дела и направлялся беседовать с подданными. Выслушивал жалобы, принимал подарки, иногда целовал ребенка. Затем возвращался к чтению бумаг и подписанию документов. Такой распорядок сохранился и после недавней трагедии с его супругой. Это импонировало Вертену. Ему почти нравился этот человек, несмотря на диктаторские наклонности.

– Так что вы собираетесь ему сказать? – спросил он, повернувшись к Гроссу.

Криминалист ответил не сразу. Сначала повертел большими пальцами в одном направлении, затем в обратном.

– Я все думаю, думаю, Вертен. Франц Фердинанд посоветовал нам ударить быстро. А как это сделать? Если он сам отпадает, то кто же еще обладает такой властью, чтобы покуситься на жизнь жены и сына императора? – Гросс на несколько секунд замолк. – Тогда на перроне в Цюрихе мы, несомненно, видели Дункана. А потом привратник отеля, этот австриец…

– Планнер, – напомнил Вертен.

– Да. Он сказал, что у человека, бросившегося на помощь императрице, возможно, был шрам. Самое важное для нас – где именно находится этот шрам. Если на лице, то это был Дункан, а если на шее, то сержант Тод. Вы меня поняли?

– Да. – Вертен оживился. – Нужно уточнить у Планнера.

– Международный звонок не годится, – сказал криминалист. – Придется дать телеграмму.

Вертен кивнул:

– Согласен. Соединения нужно будет ждать несколько часов. Лучше по пути отсюда зайдем на почту. Ответ может прийти к вечеру.

Внезапно взгляд Гросса метнулся к дверям, где сидел молодой адъютант. Сейчас с ним разговаривал высокий, статный, совершенно седой мужчина в синем воинском мундире. Властные манеры выдавали сановника высшего ранга. Вертен узнал его сразу. Это был князь Грюненталь, правая рука императора, его главный советник уже много лет. Во время разговора с адъютантом князь время от времени поднимал глаза, оглядывая людей, ожидающих аудиенции. Его взгляд на несколько секунд задержался на Гроссе и Вертене и двинулся дальше. Затем он ушел.

Следом поднялся Гросс.

– Пойдемте, Вертен. Думаю, мы с этим поторопились.

Он зашагал прочь из гостиной, не удосужившись ничего объяснить адъютанту. Это пришлось сделать Вертену. Адвокат сказал, что у них возникло срочное дело и они просят извинения за беспокойство. Он догнал криминалиста, когда тот уже вышел из дверей Государственной канцелярии.

– В чем дело, Гросс?

– А в том, дорогой Вертен, – криминалист повернулся и посмотрел ему в лицо, – что я кое-что вспомнил. Поэтому встречу с императором придется отложить.

– Это из-за князя Грюненталя, да? Мне показалось, что он нас узнал.

Но Гросс, не слушая его, уже шагал под арку Швейцарского дворика. Лишь на подходе к стоянке фиакров он вновь обратил внимание на Вертена.

– Боже, друг мой, как я был глуп. Настолько увлекся высшими сферами, что совсем позабыл о несчастном герре Биндере. Его кто-то выбрал жертвенной овцой. Нам нужно узнать кто. Только после этого можно будет двигаться дальше.

В фиакре криминалист вновь погрузился в свои мысли и заговорил, только когда они сошли у здания торгового дома хирургического оборудования «Брайтштайн и сыновья».

– Давайте для начала посетим доктора, который лечил герра Биндера, – предложил он. – Это вон там.

По пути они зашли в почтовое отделение и отправили телеграмму в Женеву, Планнеру, в которой спрашивалось, где именно был шрам у того кучера. Ответить попросили как можно скорее.

Доктор Герхардт Тонау жил на верхнем этаже дома 14 на этой же улице. Пришлось позвонить трижды, прежде чем дверь открыла неприветливая женщина в синем платье с накрахмаленным белым передником. Узнав Гросса, она насупилась еще сильнее.

– Надеюсь, на этот раз вам нужна медицинская помощь, – пробурчала женщина, впуская их. – В конце концов, это приемная доктора, а не справочное бюро.

– Рад вас видеть снова, фрау Тонау. И не тревожьтесь, мы обязательно заплатим вашему супругу обычный гонорар, который он берет за консультацию. – Он вгляделся в пустую комнату перед кабинетом доктора. – Лишь бы очередь была не очень большая.

– Мы собирались обедать, – проворчала она, – но, думаю, доктор сможет вас принять, господа. Это будет стоить пятнадцать крон.

Вертен собирался возмутиться. Такой непомерный гонорар не осмеливались запрашивать даже лучшие врачи в центре. Но Гросс его остановил, похлопав по спине.

– Замечательно. Надеюсь, адвокат, такие расходы вам по плечу.

Вертен безропотно извлек кошелек и, отсчитав требуемую сумму, передал жене доктора, которая тут же сделала запись в большом гроссбухе. Вертен был уверен, что цифра в книге не превышала пяти крон.

Она захлопнула гроссбух.

– Проходите.

Гросс постучал в дверь кабинета и тут же вошел. Здесь противно пахло лекарствами. Доктор Тонау, тщедушный мужчина в пенсне, мыл в раковине в углу медицинские инструменты. Увидев вошедших, он прекратил занятие.

– Профессор Гросс, рад вас видеть снова.

Однако вид у него был совсем не радостный. Вертен подумал, этому доктору самому нужен доктор. Бледный, глаза покрасневшие.

– Садитесь, – предложил он с фальшивым радушием. – Я только что закончил утренний прием. Вы пришли для консультации? У вас какие-то жалобы?

Гросс сел на предложенное место, не удосужившись представить Вертена.

– Да, доктор Тонау, у меня есть жалоба, но совсем иного свойства. – Он помолчал, давая доктору время осмыслить сказанное. – Жалоба на вашу неискренность. Вы тогда сказали мне неправду.

Тонау испуганно прищурился.

– О чем вы, профессор?

– Только, пожалуйста, не прикидывайтесь. У меня сегодня к подобным представлениям не лежит душа. Кому вы рассказали о сифилисе Биндера?

– Кроме вас?

– Да.

– Никому. История болезни пациента – конфиденциальный документ. За кого вы меня принимаете?

– За несчастного человека, заурядного врача и мужа-подкаблучника. Вот за кого я вас принимаю, доктор Тонау. За человека, которого жена постоянно пилит за то, что он мало зарабатывает. За человека, которого такой пустяк, как конфиденциальность, не остановит.

Тонау некоторое время пытался хорохориться, надувал тощую впалую грудь, возмущаясь вздорными обвинениями Гросса и грозя адвокатом.

Вертен остановил его глупую суету, объявив, что он адвокат профессора Гросса. При этих словах Тонау обмяк в кресле как сдувшийся воздушный шарик.

– Только не рассказывайте…

Вертен думал, что доктор имеет виду совет по врачебной этике, но тот закончил фразу совсем иначе.

– …жене. Она не знает о моих делах с герром Брайтштайном. Ведь только так у меня могут появиться свободные деньги.

– Брайтштайн, вот оно что, – проговорил Гросс.

– Да. – Тонау зашмыгал носом. – Я лечу нескольких его служащих. И он предложил мне регулярную плату в обмен на сведения об их здоровье. Договор у нас был совершенно честный.

– Я в этом не сомневаюсь, – сказал Гросс.

– В том смысле, – поспешил добавить Тонау, – что герр Брайтштайн хотел знать только, здоровы ли его служащие. Его очень заботит лицо торгового дома «Брайтштайн и сыновья». Так он мне это объяснил.

– Тогда зачем он держал сифилитика Биндера? – спросил Вертен.

Тонау повернулся к адвокату.

– Так я об этом и говорю. Герр Брайтштайн использовал эту информацию только в интересах своих служащих.

– Он вам так говорил? – спросил Гросс. – Или это ваши домыслы?

Тонау пожал плечами:

– Не помню. Но умоляю вас, господа, ничего не говорите моей жене.

– Вот это, доктор Тонау, я вам обещаю твердо, можете не беспокоиться. – Гросс внимательно на него посмотрел. – Итак, когда вы в первый раз сообщили ему о состоянии здоровья Биндера?

– Несколько месяцев назад. Наверное, в конце мая. Нужно посмотреть в книгу записей. Это было после первой консультации герра Биндера. Он пришел с жалобами на головокружение и потерю аппетита. Диагноз был для меня очевиден, но пришлось сделать анализы, чтобы убедиться. Когда я рассказал об этом герру Брайтштайну, он предупредил, что Биндер о своей болезни знать ничего не должен. Я прописал ему соль Эпсома, но на этой стадии она мало помогает.

– То есть Биндер не знал, что он сифилитик?

Тонау пожал плечами:

– Может, и знал, но не от меня.

– И как объяснил вам свое требование Брайтштайн? – спросил Гросс.

– Он сказал, что поскольку все равно уже сделать ничего нельзя, так пусть хотя бы этот несчастный не волнуется. Как я уже говорил, герр Брайтштайн…

– Да, да, мы знаем, – прервал его Гросс. – Он принимал близко к сердцу все беды своих служащих.

После этого они ушли. Ничего больше Тонау им рассказать не мог. К счастью, его супруга удалилась обедать, так что встречи с ней удалось избежать.

До торгового дома «Брайтштайн и сыновья» надо было пройти всего два квартала. Это заняло несколько минут. В прошлый раз у здания стоял под погрузкой фургон, у которого суетились торговые агенты. А теперь их встретила странная тишина. Место секретарши за столом перед кабинетом Брайтштайна пустовало.

Они обнаружили ее в кабинете, где она, заплаканная, расставляла букеты с траурными лентами.

Гросс и Вертен переглянулись.

– Извините нас, фрейлейн. – Криминалист тронул ее за плечо. – Мы пришли поговорить с герром Брайтштайном.

В ответ молодая секретарша залилась слезами.

– Вы что, ничего не знаете, господа?

– О чем?

– Герр директор Брайтштайн погиб. Вчера. – Она разрыдалась, но затем взяла себя в руки. – Несчастный случай на охоте. В Штирии, где он всегда проводит отпуск. Боже, что с нами теперь будет?

Гросс начал обходить кабинет.

– Сегодня сюда кто-нибудь заходил?

– Нет, – ответила секретарша, всхлипнув. – Только я вот, расставляю цветы.

– А кто принес цветы?

– Посыльный.

– Он оставил их в приемной или занес сюда?

– Сюда. – Она снова всхлипнула.

– Пожалуйста, фрейлейн, напрягите память. Это важно. Вспомните, как выглядел этот человек.

Она закусила губу, промокая платочком глаза.

– Как всякий посыльный.

– Он был высокий? – спросил Гросс.

– Да.

– У него были какие-нибудь особые приметы?

– Я вас не понимаю, господин. Что за приметы?

– Ну, например, шрам.

– О да. У него был шрам, я это заметила. – Она провела пальцем по горлу. – Где-то здесь.

Гросс подошел к фотографиям на стене.

– Видите, Вертен? Одна фотография отсутствует.

Действительно, на стене среди рамок был заметен светлый прямоугольник.

– В прошлый раз, когда мы сюда приходили поговорить с Брайтштайном, – сказал Вертен, – я рассматривал эту фотографию. И один из снявшихся на ней показался мне знакомым.

– Что за человек?

Вертен вздохнул.

– Понятия не имею, Гросс. Это было так, мимолетное впечатление. Я стоял довольно далеко и не мог как следует разглядеть фотографию. Помню только, что на нем была охотничья шляпа. И не лицо мне показалось знакомым, а манера держаться.

– Подумайте, дружище.

– Бесполезно, Гросс. Ничего не приходит в голову.

– Вы из полиции, господа? – спросила секретарша, о присутствии которой они забыли, сосредоточившись на исчезнувшей фотографии.

Гросс повернулся к ней.

– Нет, фрейлейн. Мы клиенты герра Брайтштайна, упокой Господи его душу. Прощайте.

На улице Гросс сжал руку Вертена.

– Подумайте, может быть, на фотографии был Франц Фердинанд? Ведь он заядлый охотник.

– Не знаю, Гросс. – Расстроенный Вертен покачал головой. – Вы думаете, это важно?

– Я думаю, герра Брайтштайна убили по этой причине.

В квартиру Вертена они вернулись в середине дня и сразу попали в объятия Густава Климта. Тут же стоял Крафт-Эбинг – он был счастлив увидеть их живыми и невредимыми.