Текст книги "Дракон (ЛП)"
Автор книги: Дж. С. Андрижески
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 44 страниц)
– Ты не можешь.
Я кивнула, чувствуя, как предупреждение в его свете становится резче.
Затем он послал в меня больше тепла, и я закрыла глаза. Через несколько секунд я подняла на него взгляд, стараясь думать, увидеть сквозь наши щиты, зная, что даже сейчас Тарси или Балидор могут мониторить свет Ревика.
– Я хочу, чтобы ты доверился мне, – сказала я. Прикусив губу, я слегка встряхнула Ревика, стискивая его спину. – Доверься мне, чёрт возьми. Пожалуйста. Пожалуйста, верь мне.
Он кивнул. Я вновь видела в его глазах слёзы, но он лишь кивнул во второй раз.
– Ты обещаешь всерьёз? – спросила я.
Он мягко прищёлкнул языком. Я видела, как в его глазах проносятся эмоции, нерешительность, но исходившее из его груди тепло усилилось.
– Всерьёз, – говоря это, он выдохнул, почти как будто капитулируя. – Я говорю абсолютно серьёзно, Элли.
Облегчение затопило мой свет, и я сильнее стиснула его.
– Я люблю тебя, – пылко произнесла я. – Я люблю тебя и Лили больше всего на свете. Никто не встанет на пути этой любви для меня. Никогда.
Я почувствовала, как он расслабился ещё сильнее.
В этот раз он посмотрел мне в глаза.
– Я знаю.
Я сглотнула, закрыв глаза и прижавшись к нему. Ощутив, что Ревик напрягся и снова начал закрывать свой свет, я подняла взгляд.
– Прости, что я давила на тебя, – я сглотнула, наблюдая за его глазами. – Я не вру, когда говорю, что дело не в сексе. Не в этом отношении. Просто… нам всем скоро придется покинуть это место. Всем.
Я остановилась, осознав, что не знаю, как донести то, что я хотела сказать, при этом не сообщив слишком много. Я покачала головой, сдерживая слёзы. Опустив взгляд, я уткнулась лицом в его грудь, закрыв глаза.
– Ты действительно теперь не будешь со мной? – спросила я ещё тише.
Я не сказала остальное. Я не добавила то, что мы оба знали – нам ещё долго может не представиться возможности.
Мне не нужно было добавлять эту часть. Он знал, что я имела в виду.
Я почувствовала это в его свете, как только произнесла эти слова.
Казалось, Ревик всё ещё обдумывал мои слова, когда всё его тело напряглось. Его пальцы напряглись, и его ладони тоже. Напряглись даже его ноги, плечи, грудь. Я ощутила, как то горе на мгновение усилилось, но я также чувствовала там страх, сдержанность, всё то, что он не сказал и не собирался говорить мне в данный момент.
Должно быть, что-то во всём этом заставило меня тоже открыться сильнее, потому что его свет внезапно очутился всюду вокруг меня, душа мой aleimi. Я чувствовала в нём внутреннюю борьбу, решения, колеблющиеся во все стороны – страх, который хотел стиснуть моё горло.
Я также чувствовала там любовь.
Любовь ко мне. Любовь к Лили. Я чувствовала её интенсивность.
Я ощущала его решительность. Я ощущала силу воли и готовность защитить нас, что бы для этого ни потребовалось.
Что-то в этой решимости (возможно, лишь то, сколько самого Ревика я чувствовала в этом) пугало меня до чёртиков.
Я ощутила из света Ревика очередной предостерегающий импульс, когда он погладил меня рукой по волосам. Он остановился ровно настолько, чтобы сильнее стиснуть меня, прижимая мою голову к своей груди. И вновь я ощутила от него столько любви, что моё сердце готово было разлететься на куски.
– Я ненавижу это, – промямлила я в его футболку.
Он обнял меня крепче.
Я ощутила очередной импульс предостережения, но в этот раз он был мягче.
Я также уловила дурное предчувствие и, возможно… не знаю, нерешительность? Чем дольше я чувствовала это, тем острее понимала, что вдобавок ко всему остальному он хотел поговорить со мной о чём-то. Может, попросить или спросить о чём-то. И это определённо заставляло его нервничать.
И всё же это было намного меньше того, что меня беспокоило.
Ощутив очередную волну нервозности из его света, я подняла взгляд.
– Что? – спросила я.
Его светлые глаза всматривались в мои. Похожие на стекло. Или даже на слегка окрашенный хрусталь.
Как-то раз Ревик сказал мне, что некоторые люди считали его цвет глаз пугающим, даже отталкивающим. Его партнёрам было сложно в них смотреть. Ему говорили, что его глаза холодные, безжизненные… с мертвым взглядом. Как у машины.
Я думала, что они абсолютно прекрасны. И всегда так считала.
Когда я подумала об этом, Ревик закрыл глаза на несколько секунд. Завиток жара вышел из его света вместе с большим количеством боли, чем всё, что он позволял мне почувствовать с тех пор, как очнулся после Дубая. Этого оказалось достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание, а сердце пропустило несколько ударов.
– Я хочу секса, – сказал он хрипло. – Я хочу этого так сильно, что знаю – сейчас мне нужно тебя отпустить. Мне нужно уйти, Элли. Немедленно. Прежде чем ты попытаешься соблазнить меня по-настоящему.
Последнее предложение он сказал почти в шутку. Умолкнув, он отвёл взгляд, уставившись в дальнюю стену. Затем протяжно выдохнул.
Я видела, как сжались его челюсти прежде, чем он посмотрел на меня.
К чему бы ни сводилось его решение, он только что его принял.
– Возможно, у меня есть… решение проблемы, – осторожно сказал он.
Его акцент снова усилился. Я почувствовала, как мой свет открывается. Словно услышав меня или ощутив перемену в моём свете, он добавил:
– …Тебе оно может не понравиться. Моё решение проблемы.
Сделав вдох, я кивнула, давая ему почувствовать, что и так подозревала это.
Ревик поколебался. Я чувствовала, как он подбирает слова, затем мысленно воюет с ними, пытаясь решить, как спросить. Всё это время я держала свои мысли в дальних уголках сознания, хотя уже подозревала, к чему это может идти.
В итоге он вообще ничего не сказал.
Вместо этого он показал мне образы.
Даже эти образы пришли ко мне с осторожностью. И ревностью. Я чувствовала его ревность и злость на меня, потому что я все усложнила для него после ситуации с Чандрэ.
Часть того, что я видела и чувствовала, была воспоминаниями.
Не только его воспоминаниями, но и воспоминаниями, которыми я поделилась с ним. Я видела крепость Повстанцев в Китае и то, что случилось в общей комнате после той миссии в Сан-Паоло. Я видела нас в Нью-Йорке, тот наш разговор в «Третьей Драгоценности» после возвращения из Южной Америки.
Закончив посылать мне воспоминания, Ревик отправил поток дополнительной информации, затопив мой свет словами, эмоциями… снова образами.
Он послал свои беспокойства о моей реакции на его просьбу, тот факт, что это предложил Балидор, что Ревик поговорит с Джоном от моего лица, но если мы всё же сделаем это, он очень хотел присутствия Джона и Врега, а также Балидора и Юми и большей части команды разведчиков.
За исключением Чандрэ. Её имя было исключено из списка.
Это Ревик чертовски ясно дал понять.
Он сказал мне, что даже близко не подпустит Кэт или Уллису, или кого-либо, чьего присутствия я не хотела – за исключением Джона, и возможно, он пойдет на уступку даже в этом отношении, но он довольно сильно убежден, что Джон и Врег должны быть там. Он определенно хотел присутствия Врега. Он не ждал, что Джон согласится на участие Врега без него, потому что они женаты, и Ревик всё равно хотел, чтобы Джон тоже был там.
И так далее. Это продолжалось некоторое время.
И да, были и другие вещи, но это самое основное.
Закончив излагать это всё, Ревик просто ждал.
Он не отпускал меня. Он также не говорил. Он всматривался в моё лицо, крепко обнимая, пока я обдумывала его предложение в своём сознании.
Я уже знала, что соглашусь на это.
Если так Ревик укрощал меня, если он какими-то маневрами подводил меня к этому, даже использовал моё чувство вины из-за Чандрэ… ну, я не могла заставить себя переживать на эту тему. Он наконец-то вымотал меня до такой степени, что во мне не хватало оснований для отказа.
И я не думала, что он подводил меня к этому.
Я знала, что в итоге мы, возможно, всё равно пожалеем об этом. И да, я ненавидела идею об участии Врега и Джона. Я также ненавидела мысль о том, что там будет Балидор, главным образом потому, что я знала – Ревика это побеспокоит сильнее, чем он когда-либо признается мне.
Я всё это знала, но всё равно понимала, что соглашусь.
Так что я лишь кивнула.
– Ладно, Ревик, – сказала я. – Ладно.
Глава 10. Конец расы
Министр обороны Джохан (Джо) Саторн поднял взгляд на гигантский новостной монитор, который занимал целую стену в зале для совещаний. Сосредоточившись на экране, он осознал, что не может оторваться. Он настолько зациклился на тех образах, что почти полностью пересёк комнату и только потом посмотрел на сам стол.
Как только это случилось, он вздрогнул.
Там сидела женщина. Одна.
Она смотрела на него маленькими, но на удивление яркими тёмными глазами, морщинистое лицо оставалось неподвижным под похожей на шлем стрижкой из седых волос. Эти глаза казались почти непрозрачными, словно в её глазницы вставили мокрую речную гальку.
Саторн моргнул под её напряжённым взглядом, затем заставил себя расслабиться.
Она была жутковатой старой кошёлкой, несомненно, но она не имела над ним власти.
Определённо одна из тех, кто пришел к власти через назначения и закулисные сделки, и у нее не было никакой способности очаровывать или даже общаться с нормальными людьми. Вероятно, она каким-то образом связана с классом жертвователей или с чьей-то важной семьей.
Никто бы никогда не проголосовал за такое лицо.
Он выдавил из себя улыбку, стараясь как можно дружелюбнее помахать рукой.
– Мы первые? – спросил он. – А я-то тут беспокоюсь, что опоздал.
– Так и есть, – сказала она.
Её голос был резким. Ничто в её поведении никак не отреагировало на его улыбку.
Как ни странно, Саторн также уловил едва заметный намек на немецкий акцент. Ему показалось, что он слышал это ранее в её голосе, но никогда так явно. Откуда, чёрт возьми, она родом на самом деле? И почему она это скрывает? Насколько он знал, не существовало никакого положения о том, что только урождённый гражданин страны может быть главным судьей Верховного суда.
В любом случае, акцент был странным – смесь европейского немецкого и чего-то, что он не мог идентифицировать. У Саторна были родственники-немцы. Он знал разницу.
Может, она швейцарка? Был ли немецкий для неё также вторым языком?
Как бы то ни было, акцент, который, как он подозревал, был настоящим, открыто насмехался над американским акцентом Среднего Запада, который она обычно изображала.
– Собрание отменили, – так же резко сказала Новак.
– Отменили? – Саторн приподнял брови. – Почему?
– У неё появились другие дела. Которые не могли ждать.
Саторн знал, что Новак имела в виду Президента.
Кивнув, он обдумал её слова. Если старухи не было там с Брукс и остальными, это должно быть что-то военное.
Он задавался вопросом, почему его самого туда не вызвали.
В конце концов, он был министром обороны, черт возьми.
Оглянувшись на монитор, он увидел, как изображения сменяются странно однородной смесью, из одного города в другой. Все они горели по-разному. Все они так или иначе пострадали от природы – будь то землетрясения, торнадо, высокие приливы, муссонные дожди и наводнения, вышедшие из-под контроля пожары, вызванные ветрами, или даже, в некоторых случаях, смертоносные ливни с градом.
Там были изображены в основном города Соединённых Штатов – все, кроме полностью затемнённых городов Нью-Йорка, Анкориджа и Солт-Лейк-Сити. В других комнатах мониторы показывали другие части мира, но эта комната была сосредоточена в основном на том, что осталось от Соединённых Штатов.
Один экран занимал Лос-Анджелес, теперь ставший почти безлюдным.
Некоторых жителей они подняли по воздуху на более высокие земли, в основном в Нью-Мексико и Колорадо. Большинство прибрежных районов, включая длинную полосу шоссе № 1 и шоссе № 5, где оно поворачивало к побережью, были затоплены из-за выхода из строя защитных полей и постоянно усиливающихся штормов. Венис-Бич и Лонг-Бич, а также часть Малибу и большая часть центра Сан-Диего находились на глубине нескольких метров под водой, хотя Саторн даже сейчас то тут, то там видел признаки жизни.
По широким улицам плыли лодки. Дым от контролируемых костров поднимался из открытых окон на верхних этажах зданий – признаки того, что выжившие пытались оставаться сытыми и относительно сухими.
Майами был почти полностью стёрт с лица земли приливами и отливами.
Чикаго потерял большую часть своей инфраструктуры из-за пожара. На них обрушились сухие грозы и торнадо, за которыми последовало несколько резких похолоданий, которые чертовски опасны при отключенных электросетях.
Финикс, казалось, состоял в основном из хорошо вооружённых, бродячих банд в автомобилях, курсирующих и патрулирующих улицы. Теперь у них там был своего рода порядок, хотя бы потому, что у этих групп имелся установленный порядок клевания, но цена с точки зрения человеческих убийств была высока и продолжала расти. Более того, у них заканчивалась вода.
Сан-Франциско, как и Финикс, разбился на квадранты и зоны вдоль всех городских улиц, каждая из которых принадлежала различным конкурирующим группам линчевателей и военизированных формирований. В Сан-Франциско жило больше видящих, чем в Финиксе, но в остальном два региона установили схожие методы наведения порядка и контроля в мире после С2-77.
Список продолжался.
Атланта. Вашингтон. Хьюстон. Сиэтл. Сент-Луис. Филадельфия. Мемфис. Детройт. Лас-Вегас. Цинциннати. Питтсбург. Альбукерке.
Саторн вглядывался в мерцающие трёхмерные и двумерные изображения, всё ещё не в силах воспринять их как полностью реальные. Что-то в пребывании под землей, в удалённости от жизни за пределами бункера противовоздушной обороны, делало всё происходящее на этих экранах похожим на вымысел.
Реальность, какой бы она ни была, стала сродни антиутопическому фильму со слишком большим количеством статистов и тревожно хорошими эффектами.
Отвернувшись от экрана, он нахмурился, рассматривая женщину с седыми волосами. Он снова задался вопросом, почему Брукс не пригласила его на то, что происходило внизу, и подумывал просто улизнуть, попытаться найти ответы самостоятельно.
Подумав ещё немного, он отказался от этой затеи.
Что бы он лично ни думал о старой леди, она определённо пользовалась вниманием Президента. Она также, вероятно, знала о происходящем больше, чем кто-либо, кого он мог бы найти бродящим по этим коридорам, даже если бы она не участвовала непосредственно.
Влияние главной судьи Новак на исполнительную власть было печально известным.
Это началось не с Брукс (это началось при президенте Веллингтоне), но с тех пор это озадачивало каждого члена кабинета министров при обоих президентах.
До Веллингтона никто никогда не слышал, чтобы член Верховного суда принимал участие в принятии решений в Овальном кабинете. Если бы его спросили до президентства Веллингтона, Саторн подумал бы, что такая вещь должна быть незаконной, учитывая предполагаемую объективность судов наряду с разделением властей, но Веллингтон начал приглашать это старое ископаемое на заседания по планированию вскоре после того, как он вступил в должность.
Когда его спрашивали, Веллингтон использовал в качестве оправдания национальную безопасность – что-то связанное с необходимостью объединения всех трёх ветвей власти после кошмара измены Кейна. Риторика в те годы обсуждала «необходимость того, чтобы суды были более осведомлены о широком контексте, связанном с законностью конкретных действий, предпринимаемых во имя национальной обороны».
Что, конечно, было чистой политической чушью, но никто за пределами Белого дома не ставил это под сомнение. Большинство считало, что Веллингтон сделал это, чтобы проложить путь к своей тотальной войне против Китая, и поскольку никто в администрации особенно не возражал против этой цели, никто на самом деле не выступил и не стал спорить по этому вопросу.
Затем Веллингтон и часть его кабинета оказались убиты.
Телекинетик «Сайримн», хотя официально его так и не обвинили, появился на сцене вскоре после этого. Он начал руководить лагерем террористов-видящих из бункера в уголке китайской Азии.
Многие всё ещё поговаривали, что видящие совершили захват власти.
Какие бы теории ни циркулировали вокруг, никто не оспаривал, что вскоре после этого всё покатилось к чёртовой бабушке.
В то время всё произошло слишком быстро, чтобы кто-то смог это остановить. Правительственные механизмы просто двигались слишком медленно, даже если не считать огромного количества дерьма, которое входило в процесс принятия решений на федеральном уровне. Конечно, многие винили Брукс. Они сказали, что ей не хватает целеустремлённой убежденности Веллингтона, когда дело доходит до решения двойной угрозы со стороны Китая и угрозы видящих.
Эти крики стали намного громче после появления вируса С2-77.
Те же самые крики продолжались и сейчас, практически не ослабевая, даже когда остатки правительства Соединённых Штатов жили преимущественно под землей. Саторн не был не согласен со всеми этими критиками. В конце концов, видящие практически уничтожили человеческую расу, и Брукс до сих пор не отдала приказа о каких-либо крупных наступлениях ни против самих видящих-террористов, ни против их человеческих хозяев в Пекине.
Саторн понятия не имел, для чего, чёрт возьми, вообще предназначено ядерное оружие, если его не собираются использовать в подобной ситуации.
Тем не менее, несмотря на его личную критику по поводу её мягкого ответа Китаю и видящим, Саторн знал, что Брукс вряд ли была слабачкой. В их частных беседах Брукс, казалось, не столько боялась действовать, сколько была разочарована и скептически относилась к полученным разведданным.
Учитывая то, чему он стал свидетелем в последние месяцы, Саторн начинал понимать её точку зрения.
Однако это ощущение невидимых врагов было одним из самых странных аспектов, связанных с президентством Брукс… а ведь странных вещей было чертовски много.
С другой стороны, Брукс удостоилась сомнительной чести, скорее всего, стать последним президентом Соединённых Штатов. Судьба или какая-то другая сила выбрала её, чтобы она вела корабль в глубины океана С2-77.
Не то чтобы он винил её за случившееся.
Да и как можно?
Если уж на то пошло, он винил полдюжины лидеров, которые правили до неё, которые пошли на компромисс с ледянокровками и их предполагаемым «мирным руководством», несмотря на террористические окраины, которые они, казалось, не могли контролировать, и это, похоже, росло с каждым годом. Госдепартамент потратил впустую годы, подписывая договоры с этими бессильными монахами и подставными лицами, когда они, вероятно, должны были стереть всю проклятую заразу с лица Земли.
Но когда дело доходило до войны, задним умом все крепки.
Когда сталкиваешься с уничтожением всей своей расы, это, вероятно, вдвойне правдиво.
Саторн выдвинул стул и опустился на кожаное сиденье.
Он посмотрел на Новак и заметил, что старая ящерица смотрит на него, и её глаза странно посветлели при боковом освещении овальной комнаты. Он готов был поклясться, что раньше её радужки были тёмно-карими… по крайней мере, карими, может быть, ореховыми. Почему они вдруг стали синими?
Она носила очки, что всегда казалось Саторну странным.
В эти дни очки никому не нужны. Даже бедные люди могли сделать корректирующую операцию, если им удавалось доказать, что это позволит им остаться на работе. А это любой мог бы сделать, даже карточный мошенник на автовокзале Портового управления. Только самые бедные из бедных носили эти старые реликвии, и главная судья Новак определенно не из их числа.
Саторн гадал, не было ли это частью её образа старой леди, чем-то, что должно было обезоружить, заставить её казаться безобидной бабушкой. Если так, то это не работало.
Перемена цвета глаз показалась ему странной, но, возможно, это просто игра света.
– Что-то случилось? – Саторн сохранял серьёзный, но вежливый тон, положив руки на стол из вишнёвого дерева. – Из-за чего совещание?
Старуха продолжала пристально смотреть на него.
Что-то в пустоте её взгляда или, возможно, в полном отсутствии эмоций, которое там ощущалось, заставляло его нервничать.
Как раз когда он подумал об этом, Новак моргнула и отвернулась.
– Да, – сказала она. Откинувшись назад, она поправила очки в металлической оправе, одарив его мрачной улыбкой. – …Что-то случилось. Китайцы озвучили очередную угрозу.
Пальцы Саторна сжались на столешнице.
– Чего они хотят?
Новак показала неопределённый жест, и Саторн не был уверен, как его интерпретировать.
– А вы как думаете? – спросила она, и её слоги окрашивались легким немецким акцентом. – Они хотят, чтобы мы передали антидот. Они верят в распущенные русскими слухи о том, будто мы приберегаем какую-то вакцину от С2-77. Они думают, что мы отказываемся делиться ею с миром.
Саторн нахмурился.
– В этом нет никакой правды, не так ли?
Он сказал это, не подумав.
Но даже так он был поражён весёлой улыбкой, которая появилась на губах старой леди.
– Почему вы спрашиваете меня об этом? – произнесла она.
Саторн решил сказать ей правду. Он давно верил, что честность порождает честность. Люди часто инстинктивно чувствуют, когда кто-то им лжёт, даже если они предпочитают верить в эту ложь по эмоциональным или другим причинам.
– Кое-что слышно, – ответил он. Откинувшись назад так, что шарнир в кресле заскрипел, он улыбнулся, вторя её деловому тону. – Мне приходило в голову, что если поставки будут ограничены… конечно, если предположить, что такая вещь существует… мы могли бы посидеть на них некоторое время. Мы могли бы подождать и не делиться, прежде чем у нас появятся производственные мощности, чтобы начать производство в больших масштабах, особенно учитывая гражданские беспорядки, которые это может спровоцировать. Более того, китайцы не были хорошими союзниками для нас в последние годы…
– Ах, – сказала она, улыбаясь.
Встретившись с ней взглядом, он многозначительно пожал плечами.
– Я подозреваю, что они не будут занимать первое место в списке для распространения, – сказал он. – Не только из-за Кейна. И даже не из-за нападения на Белый дом. И не из-за смерти нашего уважаемого президента Веллингтона. Хотя на данный момент немного оскорбительно для нашего интеллекта, что они всё ещё отрицают свою причастность ко всем трём инцидентам. Независимо от деталей, ложь была многочисленной и нераскаявшейся. И военные действия были беспрецедентными, по крайней мере, в этом столетии. У нас есть множество причин не делиться технологиями с Китаем до того, как мы подарим их другим.
Новак даже не моргнула.
После краткой паузы она опять одарила его одной из тех полуулыбок.
– Хорошо сказано, – пробормотала она. – И я согласна. Хотя если вы правы, то это унижение может обойтись дорогой ценой.
– И какова цена? – спросил Саторн. – Чем они пригрозили?
– Ядерной войной, – ответила Новак.
Она сказала это так, как говорила все остальное – барабаня пальцами по столу, наблюдая за его лицом, словно оценивая его реакцию.
Когда Саторн промолчал, Новак пожала плечами. Пожатие плеч было странным и, казалось, охватывало её руку вместе с узкими плечами.
И снова ему показалось, что он услышал лёгкий немецкий акцент.
– Они угрожали разбомбить то, что осталось от наших городов, один за другим, пока мы не передадим это противоядие, которое, по их мнению, мы скрываем от них, – продолжила Новак своим бесстрастным голосом. – У нашего президента, возможно, нет другого выбора, кроме как пойти на крайние меры. Возможно, упреждающие меры. Возможно, в ближайшие несколько дней. Максимум через неделю.
Саторн почувствовал, как от его лица отлило всё тепло.
Его ладони также ощущались холодными.
Он рефлекторно сжал пальцы, не отводя взгляда от лица Новак. Как бы он ни мечтал, чтобы Брукс сделала смелое военное заявление после С2-77, на самом деле он не хотел, чтобы это оказалось именно таким заявлением. Не сейчас. Чёрт, он полагал, что время для этого уже прошло.
– Упреждающие меры? – пытаясь смочить рот слюной, Саторн поёрзал на сиденье, отчего кожа заскрипела. – То есть…
– Они решают это сейчас, – сказала Новак, всё ещё оценивая его своими маленькими глазками.
Саторн отвел взгляд от её морщинистого лица. Он позволил своим глазам сфокусироваться на экранах, разбросанных по верхней трети комнаты мерцающим кольцом изображений в реальном времени.
– Она примет решение сегодня? – спросил он.
– Я не знаю, – сказала Новак резким голосом. – Но я подозреваю, что да. Так и будет. Во всяком случае, основные моменты будут определены. На самом деле, я подозреваю, что решение уже принято.
Саторн отвел взгляд от экранов и снова посмотрел на неё, не скрывая своего недоверия, но старуха шокировала его улыбкой.
– Не волнуйтесь, – сказала она. – Здесь мы в полной безопасности.
– Не вол… – он чуть не подавился словами. – Это может означать вымирание. Настоящее вымирание. Или вы планируете просто клонировать последние несколько сотен из нас здесь, внизу?
Её улыбка сохранилась, но в глазах снова появилось холодное выражение.
Взгляд Саторна проследил за странными движениями мышц, которые пробежали по её маленькому телу.
– Вы когда-нибудь думали, что это неизбежно? – спросила она.
– Что? – Саторн невесело рассмеялся. – Вымирание?
– Да, – сказала она.
В ответ на его молчание она одарила его очередной лёгкой улыбкой.
– Человеческая раса, похоже, просила об этом, по крайней мере, более века, – добавила она. – …если не с момента её генетического зарождения.
Глядя на неё, Саторн почувствовал, как по спине пробежал холодок.
Тёмное подозрение закралось в его разум.
Эти странные глаза. То, как она говорила о людях.
Этот грёбаный акцент, который она пыталась скрыть, звучал даже старше, чем она выглядела, а выглядела она старше самого Бога.
Тот факт, что она пробралась в высшие коридоры власти. Тот факт, что никто, казалось, не мог выгнать её из Овального кабинета, даже сама Брукс.
Может быть, всё это действительно было чушью собачьей.
Возможно, его приятель из АНБ, Дворкин, был прав. Дворкин, конечно, был пьян. Позже он также утверждал, что пошутил, но, возможно, он прав в том, что сказал. Возможно, видящие всё это время играли с человеческой расой.
Может быть, все предполагаемые средства контроля – СКАРБ, Мировой суд, Зачистка, всё это – были просто дымовой завесой, созданной видящими, чтобы скрыть, кто на самом деле являлся главным.
Может быть, это просто утешительная ложь, которую видящие позволяли людям говорить самим себе.
Ничто не маскировало реальную власть лучше, чем иллюзия контроля.
Даже думая об этом, Саторн знал, что если он прав, то никогда не покинет эту комнату живым.
Когда он встретился взглядом со старухой, то увидел то же самое знание, отражённое в этих серо-голубых радужках. Улыбка до сих пор играла в уголках её несуществующих губ, но глаза оставались проницательными, оценивающими. Животными.
Рептильными.
Саторну показалось, что он заметил в её глазах проблеск любопытства, как будто она посчитала интересным, что он собрал воедино кусочки её личности сейчас, когда уже слишком поздно. Саторн наблюдал, как она смотрит на него, и поймал себя на мысли, что всё кончено.
На этот раз всё действительно кончено… и не только для него.
Человеческая раса шла по пути динозавров.
Когда эта мысль пришла ему в голову, он издал низкий смешок.
В этом звуке вообще не было юмора. Он получился сдавленным, задушенным.
Всё ещё усмехаясь, он посмотрел на своё бедро, где теперь сжимал пистолет. Он зачарованно наблюдал, как поднял пистолет с колен. Он не посылал своему телу команду сделать это. Рука и кисть больше не принадлежали ему.
Ему показалось, что он почти видит веревочки марионетки, когда главная судья Новак заставила его прижать дуло Беретты М9 к собственному виску. Он почувствовал, как его пальцы сжались на рукоятке, палец скользнул на место спускового крючка.
И снова, сам того не желая, он улыбнулся.
Она ответила ему улыбкой, но холод не покидал её каменных глаз.
– Знаете что, Новак? – сказал Саторн.
Он с трудом сказал даже это, выдавив слова сквозь стиснутые зубы.
Она склонила голову, как видящая в знак согласия.
Теперь, увидев это, он не мог этого не видеть. Она выглядела настолько чужеродной для него, что он не мог представить, чтобы кто-то поверил, будто она человек, если они по-настоящему смотрели на неё.
Теперь она выглядела развеселившейся, такой же холодной, как самый холодный наёмник-ледянокровка, которого он когда-либо встречал в бою в те дни, когда Саторн был рейнджером и сражался в пустыне. Большинству из этих ледянокровок не просто так поручали мокруху, а не сажали их где-то в комнате, чтобы передавать информацию агентам на земле, которые нажимали бы на спусковой крючок вместо них.
Большинство из них были хладнокровными и прирождёнными убийцами.
Им это доставляло удовольствие. Убийства и траханье.
Они только это и знали. Только в этом они и хороши.
С другой стороны, может быть, именно это нужно, чтобы выжить. Может быть, именно поэтому их раса унаследует Землю, а человеческая раса сгниёт от этой грёбаной болезни.
Те серо-голубые глаза сделались чуточку холоднее.
– Да, – сказала она резким голосом с сильным акцентом. – Что такое, господин министр? Вы хотели что-то мне сказать?
Саторн силился улыбнуться.
В этот раз не получилось.
– Вы действительно выглядите как ящерица, бл*дь, – выдавил он.
Если она и ответила на его слова, Саторн этого не услышал.
В маленькой комнате прогремел выстрел, и Саторн повалился на стол из вишнёвого дерева.
