Текст книги "Освобожденная возлюбленная (ЛП)"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)
– Придурок.
– Несмотря ни на что.
Когда их смех затих, Ви закрыл глаза и резко выключил мозги. С его лучшим другом, прижимающимся грудью к его, и знанием, что у них с Джейн всё наладилось, его мир был полным.
Сейчас, если ему удастся держать сестру подальше от ночных улиц и переулков… жизнь станет мать-её-радужной.
Глава 46
Подъехав к мотелю «Монро», Хосе ясно увидел, что новизной здесь отличалась лишь лента, натянутая вокруг дальнего конца здания. Всё остальное было поникшим и перекошенным, включая машины, припаркованные возле офиса.
Двигаясь мимо выстроившихся развалюх, он доехал до последней в их ряду и припарковал служебную машину по диагонали к другим полицейским автомобилям.
Поставив седан на паркинг, он посмотрел на соседнее сиденье:
– Готов?
Век уже тянулся к дверной ручке:
– Можешь не сомневаться.
Когда они вдвоём выбрались из машины, к ним подошли другие офицеры, и Века завалили похлопываниями по спине. Люди в отделе считали парня героем из-за инцидента с папарацци… и то, что парень постоянно отмахивался от этих «молодчина», ничуть не замедлило волну одобрений.
Держа себя в руках, он просто подтянул брюки и вытащил сигарету. Прикурив её и затянувшись, Век произнёс на выдохе:
– Что тут у нас?
Хосе позволил парню прибавить шаг и нырнул под ленту. Сломанная дверь, ведущая на место преступления, болталась на петлях, и он подтолкнул её плечом.
– Дерьмо, – сказал он себе под нос.
В воздухе стоял запах свежей крови… и формальдегида.
В этот момент сработала вспышка фотоаппарата, освещая тело жертвы в центре кровати… и баночки для хранения анализов на прикроватном столике. И ножи.
Он на миг закрыл глаза.
– Детектив?
Хосе оглянулся на Века через плечо:
– Да?
– У нас есть регистрация на грузовик. Иллинойс. Владелец Дэвид Кронер. О краже не заявляли, и вот ещё что, Кронер – белый мужчина, тридцать три года… холост… на пособии по инв… чёрт подери. – Век наконец замолчал, когда подошёл к кровати. – Господи.
Снова раздалась вспышка, затем прозвучал электронный хрип, когда камера начала восстанавливаться от проделанной работы.
Хосе взглянул на коронёра:
– Как долго она мертва?
– Недолго. Она ещё не остыла. Скажу точнее, когда закончу.
– Спасибо. – Хосе подошёл к паршивому комоду и ручкой развернул золотое кольцо, пару блестящих серёжек и розово-чёрный браслет.
Татуировка, вырезанная из кожи жертвы и помещённая в баночку рядом с ней, тоже была розово-чёрной. Возможно, это её любимые цвета.
Или были таковыми.
Он продолжил бродить по номеру в поисках вещей, выбивающихся из общей картины, проверяя корзины для бумаги, бегло окидывая взглядом ванную.
Кто-то определённо помешал веселью убийцы. Кто-то услышал или увидел что-то и выбил дверь, заставив подонка смыться через окно в туалете.
Звонок в 911 был сделан мужчиной, который отказался представиться. Он сказал лишь, что в последнем номере труп. И звонил не убийца. Ублюдки, подобные этому, останавливаются только в случае крайней необходимости, и они не оставляют добровольно трофеи, вроде тех, что на тумбочке и комоде.
– Куда ты пошёл после этого? – сказал Хосе самому себе. – Куда ты побежал…
Отряд К-9 прочёсывал лес, но у Хосе возникло предчувствие, что они ничего не найдут. В какой-то десятой доле мили от мотеля протекала река, достаточно мелкая, чтобы через неё перебраться – по пути сюда они с Веком проехали по небольшому мостику, перекинутом через чёртову воду.
– Он меняет свой профиль, – сказал Век. Когда Хосе обернулся, парень упёрся руками в бёдра и покачал головой. – Он впервые сделал это в общественном месте. Его работа действительно грязная… и потенциально шумная. Мы бы обнаружили больше таких сцен после того, как он закончил.
– Согласен.
– Дэвид Кронер – ключ ко всему.
– Возможно, – пожал плечами Хосе. – Или он может быть ещё одним телом, которое нам предстоит найти.
– Никто не заявлял о его исчезновении.
– Как ты сказал, холост, да? Может, он живёт один. Исчезни он, никто бы не узнал.
Даже видя пробелы в этой теории, Хосе произвёл подсчёты и пришёл к такому же заключению. Человек редко мог исчезнуть незаметно для остальных – семьи, друзей, коллег, арендодателя… Это возможно, но очень маловероятно.
Вопрос в том, куда убийца подастся дальше? Если ублюдок следует расхожему мнению, то, скорее всего, он уже вошёл в стадию обжорства со своей патологией. В прошлом жертвы появлялись с разницей в месяц, теперь же обнаружились две за неделю.
Поэтому, если отрабатывать эту версию, Хосе знал, что осторожным поступкам, скрывавшим убийцу раньше, пришёл конец, все его шаблоны рассыпались перед лицом маниакальной спешки. Хорошая новость – эта неряшливость облегчит его поимку. Плохая – всё вполне может стать хуже, прежде чем пойти на поправку.
Век подошёл к нему:
– Я собираюсь залезть в тот грузовик. Хочешь быть там в этот момент?
– Да.
Воздух снаружи не пах медью и химикатами, и Хосе сделал несколько глубоких вдохов, а Век натянул перчатки и принялся за работу. Естественно, авто было закрыто, но парня это не остановило. Он достал слайдер и открыл дверь со стороны водителя, будто уже давно был знаком со взломом и проникновением.
– Блин, – пробормотал он, сделав шаг назад.
Вскоре вонь дошла и до Хосе, и он закашлялся в кулак. К очередной дозе формальдегида добавился сладковатый смрад мертвечины.
– Это не из кабины. – Век посветил фонариком на сиденья. – Сзади.
На квадратных двойных дверцах прицепа болтался висячий замок, но Век просто подошёл к ряду полицейских машин и вернулся с «Sawzall» [88]88
«Sawzall» – марка пилы
[Закрыть]на батарейках.
Раздался пронзительный визг… стук… а затем Век был внутри.
– О… чёрт…
Подойдя, чтобы посмотреть, почему выругался его напарник, Хосе покачал головой.
Фонарик Века осветил полную коллекцию маленьких баночек с прозрачной жидкостью, в которых либо плавали, либо осели на дне части тел. Контейнеры надёжно держались в сделанном на заказ штативе, установленном слева. Правая сторона была отведена для инструментов: ножей, верёвок, скотча, молотков, зубил, бритвенных лезвий, скальпелей и расширителей.
Привет, Дэвид Кронер: очень маловероятно, что убийца установил такое в чужой грузовик… и, спорим, трофеи во всех этих баночках закроют дыры на коже тех жертв.
Остаётся надеяться, что отряд К-9 выследил его в лесу.
Иначе они потеряют ещё одну женщину. Хосе был готов поставить на это свой дом.
– Я свяжусь с ФБР, – сказал он. – Им нужно приехать и взглянуть на это.
Век внимательно осмотрел интерьер:
– Помогу криминалистам. Хотел бы отвезти эту тачку в штаб как можно скорее, чтобы всё, как следует, описали.
Хосе кивнул, поднял мобильник и нажал быстрый набор. Когда пошли гудки, он уже знал, что после разговора с региональным отделением федералов ему придётся позвонить жене. Он точно не вернётся домой к завтраку.
Абсолютно точно.
Глава 47
– Солнце! О, Боже мой! Быстро, ты должна…
Окончательно Мэнни проснулся в полёте. Видимо, он соскочил с постели, прихватив с собой покрывало и несколько подушек, и все они разом упали – его ноги, одеяло и квартет пуховок.
Яркий солнечный свет струился сквозь оконные стёкла, затапливая его спальню блестящим потоком.
Пэйн была здесь, сказал ему разум. Она была здесь.
Безумно оглядываясь по сторонам, он ворвался в ванную. Пусто. Пробежал через оставшуюся часть квартиры. Пусто.
Взлохматив волосы, он вернулся в постель… а затем понял: чёрт возьми, воспоминания всё ещё были с ним. Воспоминания о ней. О Джейн. О Бородатой Сволочи. Об операции и… невероятных ласках в душе. И о Глори.
Какого чёрта…
Наклонившись, он поднял подушку и поднёс её к носу. Да, Пэйн точно лежала рядом с ним. Но зачем она приходила? И почему тогда не стёрла ему память?
Выйдя в прихожую, Мэнни схватил мобильник и… Вот только, он не мог позвонить ей. У него не было её номера.
Какое-то время он стоял там, в полнейшей прострации. А потом вспомнил, что согласился встретиться с Голдбергом, меньше чем через час.
В подавленном настроении и странно паникуя на пустом месте, Мэнни переоделся в одежду для бега и спустился вниз на лифте. В тренажёрном зале он кивнул трём другим парням, тягающим железо или делавшим приседания, и поднялся на беговую дорожку, которую обычно использовал.
Он забыл свой чёртов iPod, но в голове была каша, поэтому между его ушами всё равно не царила тишина. Начав бег, Мэнни пытался вспомнить, что случилось прошлой ночью после того, как он принял душ… но ничего не добился. Хотя, головная боль не нагрянула. Из чего, казалось, следовало, что чёрная дыра была натурального происхождения – спасибо алкоголю.
На протяжении тренировки ему пришлось пару раз подрегулировать машину – некоторые ослы, очевидно, перенастроили чёртову штуковину, и ремень ослаб. При достижении отметки в пять миль Мэнни озарило, что у него нет одышки. Но, может, в голове вертелось столько мыслей, что он был слишком отвлечён, чтобы заботиться о какой-то боли.
Когда Мэнни сошёл с беговой дорожки примерно через пятнадцать минут, ему понадобилось полотенце, и он направился к стопке около выхода. Один из качков подошёл туда одновременно с ним, но с уважением отступил.
– Ты первый, приятель, – сказал он, протягивая руки, уступая.
– Спасибо.
Вытершись и направившись к двери, Мэнни на миг остановился, осознав, что никто не двигается. Все бросили свои дела и пялились на него. Быстро посмотрев вниз, он понял, что не страдал от неисправной работы гардероба. Какого чёрта?
В лифте Мэнни потянул ноги и руки с мыслью, что смог бы пробежать ещё десять… пятнадцать миль. И, не смотря на выпивку, он, очевидно, всё-таки вздремнул ночью, потому что сна не было ни в одном глазу, и чувствовал он себя полным энергии, но это – работа эндорфинов. Даже когда ты разваливаешься на части, бег лучше кофеина… или похмелья.
В итоге он, несомненно, свалится где-нибудь, но будет волноваться об этом, когда истощение возьмёт своё.
Полчаса спустя, Мэнни зашёл в «Старбакс» на Эверетт, где много лет назад впервые встретился с Голдбергом – конечно же, маленькая кафешка тогда ещё не разрослась в огромную сеть. Парень был выпускником Колумбийского университета и подавал заявление на интернатуру в Святом Франциске, а Мэнни состоял в вербовочной комиссии, которую созвали, чтобы заполучить ублюдка – Голдберг тогда был звездой, а Мэнни хотел создать сильнейшее отделение в стране.
Встав в очередь, чтобы заказать большой латте, он осмотрелся. Тут была целая куча народу, но Голдберг уже занял им столик у окна. Не удивительно. Этот хирург всегда рано приходил на встречи – он, возможно, сидит тут уже добрых пятнадцать, двадцать минут. Но парень не выискивал в толпе Мэнни, а рассматривал бумажный стакан, будто пытался силой мысли сдвинуть свой капучино.
А… всё ясно.
– Мануэль? – позвал парень за стойкой.
Мэнни забрал свой заказ и начал пробираться сквозь кофеманов, галерею стаканов, CD и треугольных белых подставок, указывавших на специальные заказы.
– Привет, – сказал он, сев напротив Голдберга.
Хирург поднял взгляд. И внимательно осмотрел его:
– Эээ… привет.
Мэнни глотнул кофе и откинулся на спинку стула, изогнутые бруски которой врезались в позвоночник.
– Как ты?
– Я… в норме. Боже, ты потрясно выглядишь.
Мэнни потёр щетину на подбородке. Какая ложь. Он не почесался побриться и оделся во флисовую фуфайку и голубые джинсы. Едва ли сойдёт для обложки журнала.
– Давай без шуток. – Мэнни сделал ещё один глоток своего латте. – Что ты хотел мне рассказать?
Взгляд Голдберга метался по всем направлениям. Пока Мэнни не сжалился над ним:
– Они хотят, чтобы я взял отпуск, так ведь?
Голдберг прочистил горло:
– Руководство больницы думает, так будет лучше для… всех.
– Они предложили тебе побыть главным, да?
Он снова прокашлялся:
– Эээ…
Мэнни поставил стакан на стол:
– Всё нормально. Нет, серьёзно. Я рад… ты прекрасно справишься.
– Мне жаль… – Голдберг покачал головой. – Я… Это просто так неправильно. Но… ты всегда можешь вернуться, знаешь, позже. Кроме того, отдых пошёл тебе на пользу. То есть, ты выглядишь…
– Потрясно, – сухо сказал Мэнни. – Ну-ну.
Вот что люди говорят тем, кого жалеют.
Какое-то время они пили свой кофе в тишине, и Мэнни стало интересно, думал ли парень о том же, о чём и он: Боже, как же всё изменилось. Когда они были здесь в первый раз, Голдберг нервничал так же, как сейчас Мэнни, но причина этого была в совершенно другом. Кто бы мог подумать, что Мэнни отправят на скамейку запасных. Тогда он целился на самый верх, и ничто не могло его остановить… и не остановило.
Из-за чего эта просьба от руководящего состава стала для него сюрпризом. Вообще-то, он не был так уж расстроен. Он чувствовал себя… как-то отстранённо, будто всё происходило с кем-то, кого он однажды знал, но с кем давно потерял связь. Да, всё это серьёзно, но… ему пофиг.
– Что ж… – Его оборвал зазвонивший телефон. И то, как Мэнни задёргался, чтобы вытащить эту штуку, будто флис на нём загорелся, показало, что действительно имело для него значение.
Но звонила не Пэйн. А ветеринар.
– Я должен ответить, – сказал он Голдбергу. – Две секунды. Да, Док, как… – Мэнни нахмурился. – Серьёзно. Ага. Да… да… ага… – Улыбка медленно расползлась по его лицу, пока он не засиял, как прожектор. – Да. Я знаю. Это гребаное чудо.
Повесив трубку, он посмотрел через стол. Брови Голдберга покорили высоты его лба.
– Хорошие новости. О моей лошади.
И эта пара бровей взлетела ещё выше:
– Не узнал, что у тебя есть лошадь.
– Её зовут Глори. Она породистая.
– Ого. Ничего себе.
– Я люблю скачки.
– Не знал об этом.
– Да.
На этом разговор о личном закончился. И Мэнни понял, как много они говорили о работе. В больнице они с Голдбергом часами трепались о пациентах, персонале и управлении отделением. Сейчас? Им почти нечего было сказать друг другу.
И всё же он сидел напротив очень хорошего мужчины… который, возможно, станет следующим главой хирургии в больнице Святого Франциска. Совет директоров, конечно, проведёт поиски национальных масштабов, но выберут именно Голдберга, потому что другие хирурги, пугливые, предпочитавшие стабильность, знали его и доверяли ему. И им следовало. Голдберг блистал техникой в операционной, был подкованным руководителем и даже более сдержанным, чем сам Мэнни.
– Ты прекрасно справишься, – сказал Мэнни.
– Что… ох. Это ведь временно, пока ты… знаешь, не вернёшься.
Парень, казалось, верил в это, что было проявлением его доброй натуры.
– Ну, да.
Мэнни поёрзал на стуле, и, по-другому скрестив ноги, огляделся… и увидел трёх девушек напротив. Им было по восемнадцать или около того, и, как только он встретился с ними взглядом, они захихикали и опустили головы, будто бы не пялились на него.
Испытывая такие же чувства, как в спортзале, Мэнни перепроверил себя. Неа. Всё ещё совсем не голый. Какого чёрта…
Когда он поднял взгляд, одна из них встала на ноги и подошла к нему:
– Привет. Моя подруга считает тебя горячим парнем.
Эм…
– Эээ, спасибо.
– Вот, её номер…
– О, нет… не надо. – Мэнни взял клочок бумаги, который она положила на стол, и сунул его обратно ей в руку. – Я польщён, но…
– Ей восемнадцать…
– А мне сорок пять.
При этих словах у девушки отвисла челюсть:
– Быть. Не. Может.
– Нет. Может. – Он провёл рукой по волосам, задумываясь о том, когда это он решил податься в «Сплетницу» или ещё что в этом же духе. – И у меня есть девушка.
– Вот как, – улыбнулась девица. – Ничего страшного… но ты мог бы просто сказать. Не обязательно лгать о том, что ты старпёр.
На этой ноте она медленно отчалила, и, когда села обратно за свой столик, оттуда раздался коллективный стон. А затем Мэнни получил парочку подмигиваний.
Он посмотрел на Голдберга:
– Дети. То есть, ну, в самом деле.
– Эм. Да.
Ладно, пора положить конец этой неловкости. Выглянув в окно, Мэнни начал планировать свой уход…
В стекле он увидел отражение своего лица. Те же высокие скулы. Тот же квадратный подбородок. Те же самые губы и нос. Те же чёрные волосы. Но что-то было не так.
Наклонившись, он понял… его глаза были…
– Эй, – тихо произнёс он. – Я сгоняю в туалет. Присмотришь за моим кофе до нашего ухода?
– Конечно. – Голдберг с облегчением улыбнулся, будто был рад и стратегии отступления, и заданию. – Не торопись.
Мэнни поднялся и подошёл к уборной, общей для обоих полов. Постучавшись и не получив ответа, он открыл дверь и включил свет. Закрывшись и приведя в действие вентилятор над головой, он подошёл к зеркалу с небольшим знаком «Сотрудники должны мыть свои руки».
Свет был прямо над раковиной, перед которой он стоял. Ради всего святого, он должен был выглядеть дерьмово, со впалыми от истощения щеками, с мешками, в которые можно набрать вещей на неделю, и кожей цвета хумуса.
Но не это показывало зеркало. Даже со скуднейшим флуоресцентным светом, падавшим на него, Мэнни выглядел на десять лет моложе, чем себя помнил. Он определённо светился здоровьем, будто кто-то прифотошопил раннюю версию его головы к нынешнему телу.
Сделав шаг назад, он вытянул руки перед грудью и присел, давая тазобедренному суставу возможность выпрямиться и завопить. Или бедренной кости, которую подверг серьёзным нагрузкам меньше часа назад. Или спине.
Никакой боли. Ничего не прихватывало. Не заломило.
Его тело источало энергию.
Мэнни подумал о том, что пару мгновений назад сказал ему по телефону главный ветеринар, голос мужчины был растерянным и в то же время взволнованным: «Она восстановила кость, и копыто самопроизвольно излечилось. Будто травмы вообще не было».
Господи… Боже.Что, если Пэйн использовала свою магию на нём? Пока они были вместе? Что, если она излечила его тело от времени… переведя часы не просто на месяцы, но на десятилетие назад, и никто из них даже не отдавал себе в этом отчёта?
Мэнни схватился за крестик, висевший у него на шее.
Когда кто-то постучал в дверь, он спустил воду, а затем повернул кран, чтобы не казалось, будто он занимается чем-то отвратным. В оцепенении выйдя из уборной, он кивнул кругу женщин, желающих зайти внутрь, и пошёл обратно к Голдбергу.
Сев на стул, Мэнни вытер вспотевшие ладони о коленки джинсов.
– Окажи мне услугу, – сказал он бывшему коллеге. – Я бы не попросил об этом кого-то другого…
– Говори. Что угодно. После всего, что ты для меня сделал…
– Я хочу, чтобы ты устроил мне медосмотр. И сделал несколько сканов.
Голдберг немедля кивнул:
– Я не собирался этого предлагать, но считаю это хорошей идеей. Головные боли… забывчивость. Нужно выяснить, есть ли… повреждение. – На этом парень остановился, будто не хотел начинать спор или показаться ненормальным. – Хотя, Боже, серьёзно… не помню, чтобы ты выглядел так здорово.
Мэнни прикончил свой кофе и встал на ноги, чувство срочности не имело ничего общего с кофеином.
– Пойдём. Не занят сейчас?
Голдберг был прямо рядом с ним.
– Для тебя у меня всегда найдётся время.
Глава 48
Время от времени к Куину возвращалось воспоминание о его смерти. Это происходило во сне. В редкие моменты, когда он был спокоен и безмятежен. А иногда просто чтобы поиметь его голову забавы ради.
Он всегда пытался избегать коллажа зрительных образов, запахов и звуков, словно чумы, но, несмотря на поданный в свой внутренний суд запрос на запретительное постановление, адвокатом противной стороны была маленькая сучка, втыкающая палки в колёса… поэтому дерьмо продолжало всплывать.
Пока он лежал в своей постели, неясный отрезок ментального ландшафта – ни сон, ни бодрствование – напоминал свободную телефонную линию, по которой та ужасная ночь может дать о себе знать. И, к вашему сведению, она воспользовалась представившейся возможностью – воспоминания совершили звонок и каким-то образом заставляли его ответить.
Его родной брат входил в состав Хранителей Чести, пришедших избить его, и группки ублюдков в чёрных мантиях, выследивших его у обочины дороги, когда он в последний раз уходил из особняка своей семьи. За спиной у него было несколько собственных вещей, и он понятия не имел, куда направлялся. Отец выкинул его из дома, и Куин оказался удалён от семейного древа, поэтому… вот он. Без корней. Без дальнейшего плана действий.
И всё из-за его разноцветных глаз.
Хранители чести должны были просто избить его за оскорбление, нанесённое кровной линии. Не предполагалось, что они убьют его. Но всё вышло из-под контроля, и, что удивительно, его брат пытался остановить беспредел.
Куин действительно помнил эту часть. Голос брата, который велел другим прекратить.
Но было слишком поздно, и Куин уплыл не только от боли, но от самой земли… и оказался в море белого тумана, расступившегося, чтобы открыть взору дверь. Он знал, что перед ним вход в Забвение, хотя никто ему об этом не говорил. А также то, что открыв её, он подпишет себе приговор.
В то время это казалось прекрасной идеей. Нечего терять и всё такое…
И всё же, в последний момент он отступил. Но не мог вспомнить, почему.
Это было самое странное… Та ночь столько всего выгравировала в его мозгу, но Куин не мог воскресить в памяти эту часть, как бы сильно ни старался.
Однако он помнил, как хлопнулся в собственное тело. Когда он пришёл в себя, Блэй делал ему искусственное дыхание, и ради того слияния губ стоило жить…
Стук в дверь окончательно разбудил его. Куин поднялся с подушек и включил свет силой мысли, чтобы убедиться, где находится.
Да. Его спальня. Он один.
Но ненадолго.
Когда привыкшие к темноте глаза медленно скользнули к двери, Куин уже знал, кто стоит по другую её сторону. Он уловил тонкий аромат, проникавший внутрь, и понял, почему пришла Лейла. Чёрт, может, именно поэтому он не мог заснуть – ждал, что она в любой момент его разбудит?
– Заходи, – мягко сказал он.
Избранная тихо проскользнула внутрь, и, когда повернулась к нему, выглядела она ужасно. Измученной. Словно пустошь.
– Господин…
– Ты знаешь, что можешь называть меня Куином. То есть, пожалуйста, называй меня Куином.
– Благодарю. – Она поклонилась и, казалось, с трудом выпрямилась. – Я не знала, могу ли вновь воспользоваться вашим столь щедрым предложением… взять вашу вену. Воистину, я… истощена и не могу перенестись обратно в Святилище.
Когда он посмотрел в её зелёные глаза, что-то просочилось в его разум, нечто вроде… осознания, пустившего корни и давшего побеги под названием «У меня почти получилось, я вот-вот вспомню».
Зелёные глаза. Зелёные, как виноград, нефрит и весенние почки.
– Почему вы смотрите на меня так? – спросила она, сильнее запахивая полы своей мантии.
Зелёные глаза… на лице, которое…
Избранная оглянулась на дверь:
– Возможно… мне стоит просто уйти…
– Прости. – Встряхнувшись, он удостоверился, что одеяло у талии, и подозвал её. – Только что проснулся… я не возражаю.
– Вы уверены?
– Абсолютно, иди сюда. Друзья, помнишь? – Куин поднял руку, и, когда Лейла подошла поближе, взял её ладонь и потянул вниз.
– Господин? Вы всё ещё очень пристально смотрите на меня.
Куин разглядывал её лицо, а затем опустил взор вниз, на её тело. Зелёные глаза…
Что такого в этих чёртовых глазах? Он ведь и раньше их видел…
Зелёные глаза…
Он проглотил проклятье. Боже, как будто в голове звучит песня, и ты можешь вспомнить всё, кроме её текста.
– Господин?
– Куин. Скажи это, пожалуйста.
– Куин.
Он чуть улыбнулся:
– Вот, возьми то, в чём нуждаешься.
Он поднял запястье, отмечая девичью худобу, когда она наклонилась и разомкнула губы. Клыки Лейлы были длинными и белоснежными, но тонкими. Непохожими на его. И её укус был столь же нежным и женственным, как и всё остальное в ней.
Что его традиционалистская сторона считала всего лишь должным.
Пока Избранная питалась, он смотрел на её светлые волосы, собранные в сложный пучок, обнажённые плечи и красивые руки.
Зелёные глаза.
– Господи. – Когда она захотела отстраниться, он положил руку ей на затылок и удержал девушку у своего запястья. – Всё нормально. Нога затекла.
Скорее, мозг.
Он с разочарованием поднял голову, и вместо того, чтобы удариться ей о стену, потёр глаза. Вновь сконцентрировавшись, он посмотрел на дверь…
В которую только что вошла Лейла.
Мгновенно его затянуло обратно в сон. Но не о драке или брате. Он увидел себя, стоящего у входа в Забвение… стоящего перед белыми панелями… стоящего с протянутой рукой, собираясь взяться за ручку.
Реальность искривлялась, ломалась и становилась тягучей как ириска, пока Куин пытался отличить, бодрствовал он или спал… или же был мёртв.
В центре двери начал формироваться водоворот, будто её материал сравнялся по консистенции с молоком. Из ураганного центра появился образ, который приблизился скорее как звук, нежели как нечто визуальное.
Лицо маленькой девочки.
Маленькой девочки со светлыми волосами, изящными чертами лица… и светло-зелёными глазами.
Она смотрела на Куина, приковывая к себе его взгляд, словно обхватывая его лицо своими маленькими прелестными ручками.
Затем она моргнула. И её радужки изменили цвет.
Один глаз стал зелёным, а другой – голубым. Как у него.
– Господин!
Сначала он был чрезвычайно смущён… гадал, с чего бы маленькой девочке так его называть. Откуда она знает, кто он?
– Куин! Позволь мне закрыть рану!
Он моргнул. И понял, что кинулся к изголовью кровати, оторвав в процессе клыки Лейлы от своей плоти, и теперь заливал кровью все простыни.
– Позволь…
Он остановил Избранную и приложил к ране собственные губы. Позаботившись о себе, он не смог отвести взгляда от Лейлы.
Было оооочень просто наложить черты той маленькой девочки на лицо Лейлы и найти гораздо больше, нежели простую схожесть.
Его сердце начало колотиться, и он попытался напомнить себе, что никогда не выдавал пророчеств. В отличие от Ви, он не мог заглядывать в будущее.
Лейла медленно встала с кровати, словно не хотела его напугать:
– Мне следует сходить за Джейн? Или, может, будет лучше, если я просто уйду.
Куин открыл рот… и ничего не сказал.
Ничего себе. Он никогда не попадал в автомобильную аварию, но представил, что вьющийся страх, испытываемый им сейчас, походил на состояние, когда ты видишь, как кто-то не остановился у знака и несётся к двери с твоей стороны. Ты соотносишь его направление и скорость со своими и приходишь к заключению, что столкновение неизбежно.
Но он не мог представить мир, в котором Лейла от него забеременела.
– Я видел будущее, – сказал он на расстоянии.
Руки Лейлы поднялись к горлу, словно она задыхалась:
– Оно плохое?
– Оно… невозможное. Совсем.
Схватившись за голову, он мог видеть в темноте лишь то личико… отчасти напоминавшее лицо Лейлы, отчасти – его собственное.
О, Боже… сохрани их обоих. Сохрани… всех их.
– Господин? Вы меня пугаете.
Что ж, не её одну.
Ведь этого не может быть. Так?
– Я пойду, – резко сказала она. – Благодарю вас за ваш дар.
Он кивнул, но посмотреть на неё не смог:
– Не за что.
Когда, спустя мгновение, дверь закрылась, Куин задрожал, холодный, бодрящий страх прокрался по его костям… прямиком в душу.
Какая ирония, подумал он, серьёзно. Родители никогда не хотели, чтобы у него были дети, и, надо же… мысль о том, чтобы сделать Лейле неполноценную дочь, или, и того хуже, передать свои чёртовы глаза невинной малышке, как ничто иное заставляла его соблюдать свой целибат.
И, вообще-то, он должен быть рад. Из всех судеб, которые он мог увидеть, этой стопроцентно можно избежать, ведь так?
Он просто никогда не будет заниматься сексом с Лейлой.
Никогда.
Поэтому ничего из этого не исполнится. Точка.
