Текст книги "Долгожданный любовник (ЛП)"

Автор книги: Дж. Уорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 41 страниц)

Вернувшийся к нему ответ, удовлетворил его:

– Я продолжу со всей поспешностью.

Ну, разве это не прекрасный способ закончить телефонный звонок.

ГЛАВА 74

Соединявший особняк с тренировочным центром туннель, был прохладным, тускло освещенным и тихим.

Шагая по нему, Куин был предоставлен самому себе и радовался этому. Нет ничего хуже быть окруженным счастливыми людьми, когда сам чувствуешь себя мертвецом.

Добравшись до ведущей к задней части офисного шкафа двери, он ввел код и, подождав, когда щелкнет замок, толкнул панель. Быстрая прогулка мимо канцелярских принадлежностей и ручек, проход через еще одну дверь и Куин обогнул стол. Следующее, что он осознал, это что находится в коридоре перед тренажерным залом, но он сюда пришел не железо тягать. После того, что с ним вытворяло Братство, он был напряженным и испытывал боль – особенно, в руках, благодаря которым удерживал себя в вертикальном положении у тех столбиков.

Черт, руки до сих пор были онемевшими, а распрямив пальцы, Куин впервые за свою жизнь ощутил, как себя чувствуют при артрите.

Двинувшись дальше, он остановился у клиники. Поправив балахон, Куин осознал, что все еще одет в церемониальное одеяние.

Он не собирался возвращаться, чтобы переодеться. Однозначно.

Постучав в послеоперационную палату, он позвал:

– Лукас? Не спишь?

– Входи, – послышался хриплый ответ.

Ему пришлось собраться с силами, прежде чем войти, и обрадовался, что сделал это.

Лежа на кровати с подпертой головой, Лукас выглядел так, словно все еще был присмерти. Лицо, которое Куин помнил как умное и юное, было морщинистым и мрачным. Тело крайне тощим. А эти руки…

Господи, его руки.

И Куин еще ныл о своей никчемной боли.

Он прочистил горло.

– Привет.

– Привет.

– Ну… э-э. Как ты?

Черт, будто сам не видит. Парня ждали недели отлежки на больничной койке, а затем месяцы физиотерапии… и ему повезет, если он когда-нибудь снова сможет держать ручку.

Лукас поморщился, попытавшись пожать плечом.

– Я удивлен, что ты пришел.

– Ну, ты же мой… – Куин остановился. В настоящее время, по сути дела, парень больше не приходился ему родней. – Я хотел сказать… м-м.

Лукас закрыл глаза.

– Я всегда был и буду твоей крови. Никакой кусок бумаги не сможет этого изменить.

Куин посмотрел на эту искалеченную правую руку и перстень с печаткой на ней.

– Думаю, отец нисколько не согласился бы с тобой.

– Он мертв. Поэтому его мнение больше не имеет значения.

Куин моргнул.

Когда он ничего не сказал, Лукас поднял веки.

– Ты, кажется, удивлен.

– Без обид, но не ожидал когда-нибудь услышать такое из твоего рта.

Мужчина показал на свое переломанное тело.

– Я изменился.

Куин нагнулся, подтянул к себе стул и упал на него, потерев лицо. Он пришел сюда потому, что встреча с его ранее мертвым, отчужденным братом была единственной отдаленно-приемлемой отмазкой, чтобы пропустить устроенную в его честь вечеринку.

А торчать всю ночь, наблюдая за воркующими Блэем с Сакстоном? Да ну нахрен.

Вот только оказавшись здесь, ему казалось, что он не расположен к беседе.

– Что с домом? – спросил Лукас.

– Э… ничего. В смысле после того как… все улеглось, никто не потребовал особняк, и у меня на него не было никаких прав. Когда он вернулся к Рофу, тот отдал здание мне… но послушай, оно твое. Я не был внутри с тех пор, как меня вышвырнули.

– Я его не хочу.

Лa-a-a-a-aдно, еще одно большое удивление. Подрастая, его брат заливался соловьем обо всем том, что желал исполнить, когда подрастет: учеба, выдающееся положение в обществе, жизнь по стопам их отца.

Его «нет», был, как если бы кто-то отказался от трона… непостижимо.

– Тебя пытали? – спросил Лукас.

Ему пришло в голову детство. Затем Хранители Чести. Но, черт, конечно, он не собирался выкручивать парню яйца.

– Так, намяли, чутка, бока.

– Готов поспорить. А что после?

– Ты о чем?

– Как ты снова вернулся к нормальной жизни?

Куин размял распухшие ладони, глядя на свои собственные совершенно нетронутые и работоспособные не смотря на боль, пальцы. Его брат больше не сможет сосчитать на пальцах до десяти: одно дело лечение, другое – регенерация.

– Больше нет ничего нормального, – услышал он собственные слова. – Ты, вроде как… просто продолжаешь жить, потому что это все, что тебе остается. Тяжелее всего находиться с другими людьми… они как бы на другой радиочастоте, но только ты знаешь об этом. Они говорят о своих жизнях и что у них не так, и ты, вроде как, например, просто им не мешаешь. Это совершенно другой язык и тебе приходится помнить, что ты можешь отвечать им только на их родном языке. С этим действительно сложно.

– Да, именно так, – медленно произнес Лукас. – Верно.

Куин снова потер лицо.

– Не ожидал, что у нас с тобой когда-нибудь будет что-то общее.

Но у них было. Когда Лукас посмотрел на него, те абсолютно одинаковые глаза встретились с чертовыми, дефективными глазами Куина и установилась связь: они оба прошли через ад, и это связало их крепче, чем общая на двоих, ДНК.

Так странно.

«Забавно, сегодня ночью он только и делал, что повсюду обретал семью», подумалось ему.

Кроме единственного места, где хотел быть.

Преобладала тишина, лишь равномерно попикивали приборы у кровати, нарушая безмолвие, и Куин решил остаться еще ненадолго. Они почти не говорили, но это и не страшно. Его и так все устраивало. Он не был готов открыться парню о Лэйле или малышке, и предположил, что то, что Лукас не спросил не связан ли он, говорило само за себя. И он ни за что на свете не собирался поднимать вопрос о Блэе.

Впрочем, было хорошо сидеть с братом. Есть что-то такое в людях, с которыми ты вырос и виделся на протяжении всего детства, люди, которых ты не мог запомнить не зная. Даже если прошлое было запутанной неразберихой, когда ты взрослел, то был попросту рад, что сукины дети все еще на планете.

Это создавало иллюзию, что жизнь не была такой хрупкой как на самом деле… и иногда это оказывалось единственным, что помогало тебе пережить ночь.

– Я лучше пойду, а ты отдыхай, – сказал он, потирая свои колени и начав подниматься со стула.

Лукас повернул голову на больничной подушке.

– Странная одежда для тебя, не кажется?

Куин взглянул на черную мантию.

– О, это тряпье? Просто накинул, что первое подвернулось.

– Выглядит церемониально.

– Тебе что-нибудь нужно? – Куин встал. – Еда, например?

– Я чувствую себя достаточно сносно. Но все равно спасибо.

– Что ж, дай мне знать, если что.

– Ты славный парень, Куин, знаешь?

Сердце Куина остановилось и затем бросилось вскачь. Такую фразу отец каждый раз применял для описания джентльмена… это был комплимент на «пять с плюсом», вершина успеха, эквивалент медвежьих объятий и «дай пять» от нормального парня.

– Спасибо, чувак, – каркнул он хрипло. – Ты тоже.

– Как ты можешь так говорить? – Лукас откашлялся. – Как, во имя Девы-Летописецы, ты можешь так говорить?

Куин шумно выдохнул.

– Хочешь, подведения итогов? Так, давай подведу. Ты был любимчиком, я проклятьем. Мы были на противоположных концах шкалы в одном доме. Но, ни у одного из нас не было шанса. Ты был не свободнее меня. Неволен выбирать свое будущее… оно было предопределено с рождения, и отчасти, мои глаза? Они были моим убирайся-вон-из-тюрьмы, потому что это значило, что ему на меня насрать. Разве он честно поступил со мной? Нет, но, по крайней мере, мне выпал шанс решать, что я хотел делать и куда идти. У тебя… вообще не было ни единого сраного шанса. Ты был всего лишь математическим уравнением, решенным с момента твоего зачатия, в котором все ответы предопределены.

Лукас закрыл глаза и содрогнулся.

– Это до сих пор прокручивается в моей голове. Все те годы взросления, с самого первого воспоминания… до последнего, что я видел той ночью, когда… – Он кашлянул, будто защемило в груди или, может, сбился ритм его сердца. – Я ненавидел его. Знал ли ты это?

– Нет. Но могу сказать, что удивлен.

– Я не хочу возвращаться в тот дом.

– Так ты и не нужно. Но если все же решишь… я пойду с тобой.

Лукас взглянул на него еще раз.

– Серьезно?

Куин кивнул. Даже если не спешил пройтись по всем этим комнатам и танцевать с призраками прошлого, он пойдет, если Лукас соберется туда.

Двое выживших, обратно на место преступления, сформировавшее их.

– Да. Серьезно.

Лукас слегка улыбнулся, той улыбкой, что проявлялась при развлечениях. В хорошем смысле. Куину нравилось это куда больше. Она была честной. Слабой, но честной.

– Скоро увидимся, – сказал Куин.

– Было бы… здорово.

Развернувшись, Куин надавил на дверь, открывая ее, и…

Блэй ждал его в коридоре, куря сигарету, развалившись на полу.

***

Когда Куин вышел из палаты своего брата, Блэй поднялся на ноги и затушил «Данхилл»о край стакана с напитком, который не спеша потягивал. Он не знал, в каком состоянии будет прибывать боец, но уж точно не в таком: напряженном и несчастном, несмотря на невероятную оказанную ему честь. Но опять же, проведенное у кровати брата время, вряд ли было веселым.

И Блэй не был глуп. Вернулся Сакстон.

– Я подумал, что найду тебя здесь, – сказал он, когда другой мужчина даже не поприветствовал его.

На самом деле, зелено-голубой взгляд Куина прошелся по коридору, натыкаясь в значительной степени на все, кроме него.

– Что ж, эм, как твой брат? – спросил он.

– Жив.

Предположительно, это лучшее, на что они могли надеяться прямо сейчас.

И предположительно это все, что Куин собирался сказать. Может ему не следовало приходить сюда.

– Я, э, я хотел поздравить.

– Спасибо.

Отлично, Куин по-прежнему на него не смотрел. Его взгляд был сосредоточен в направлении офиса, как будто мысленно уже подошел к проклятому кабинету и сдвинул шкаф, заполненный бумагами и канцелярскими принадлежностями…

Звук прохрустевших костяшек пальцев был громким как выстрелы. Затем Куин разжал пальцы, распрямляя их, словно они болели.

– Что ж, это исторический момент. – Блэй начал вытягивать еще одну сигарету из пачки, но остановился. – Это действительно первый случай.

– В последнее время что-то стало многовато случившегося здесь впервые, – выпалил резко Куин.

– Что это должно означать?

– Ничего. Не имеет значения.

«Господи, – подумал Блэй, – он не должен был этого делать».

– Ты можешь на меня посмотреть? То есть, с тебя что, блядь, убудет, если ты на меня посмотришь.

Эти разноцветные глаза шныряли по сторонам.

– О, я на тебя уже насмотрелся. Подсказка – в доме с твоим дружком. Ты собираешься ему сказать, что трахался со мной, пока его не было? Или утаишь этот маленький грязный секрет. Да, т-с-с, не говори моему кузену.

Блэй стиснул зубы.

– Ты лицемерный сукин сын.

– Постой-ка, это не у меня бойфренд…

– Ты действительно собираешься стоять здесь и притворяться, что готов был открыть все о нас? От чего же тогда, когда Вишес вышел из той комнаты, – он ткнул указательным пальцем в противоположный конец коридора, – ты подскочил, словно у тебя загорелся зад? Хочешь сделать вид, что гордишься тем, что трахал гея?

Куина, казалось, как пыльным мешком огрели.

– Ты думаешь, что причина в этом? А не в том что, о, дай-ка подумать, я пытался утаить тот факт, что ты обманывал любовь своей жизни!

К этому времени они оба стояли руки-в-боки, наклонившись вперед, то успокаиваясь, то повышая голоса.

– Что за бред. – Блэй махнул рукой в воздухе. – Это полная чушь! Видишь, в этом-то и состоит твоя проблема. Ты всегда отказывался признать…

– Признаться? В том, что я гей?!

– Ты трахаешь парней. Что, черт возьми, ты думаешь это значит!

– Это ты… тытрахаешь парней. Тебяне привлекает женский пол и сами женщины в целом.

– Ты не мог принять то, кто ты есть, – ревел Блэй, – потому что боишься, что о тебе подумают люди! Великий бунтарь, Мистер Пирсингованный, искалеченный своей ебанутой семейкой! Правда в том, что ты трус и всегда им был!

У Куина было совершенно взбешенное лицо, взбешенное до того, что Блэй был готов к тому, что его ударят… и, черт, он хотел, чтобы кулак полетел в его сторону, просто ради удовольствия вмазать ублюдку коленом в ответ.

– Давай-ка кое-что проясним, – рявкнул Куин. – Это ты держишь свое дерьмо в неведении. Включая моего кузена и то, что ты без него трахался налево и направо.

Блэй всплеснул руками, и ему пришлось походить кругами, перед тем как взвиться.

– Я так больше не могу. С меня тебя хватит. Чувствую себя так, словно потратил жизнь, разгребая твое дерьмо…

– Если я гей, то почему ты единственный мужчина с которым я когда-либо был!

Блэй встал как вкопанный и просто смотрел, оглянувшись на парня, пока в голове всплывали все те мужчины в приватных комнатах. Да ради всего святого в любви, он помнил всех и каждого, даже если сам Куин, без сомнения, и не помнил. Их лица. Их тела. Оргазмы.

Все получали то, в чем так отчаянно нуждались, и отрицали это.

– Да как ты смеешь, – начал Блэй. – Как ты, мать твою, смеешь. Или думаешь, я не в курсе о твоих сексуальных похождениях? Мне пришлось наблюдать за этим гораздо дольше, чем того хотелось. И, честно говоря, там не на что было смотреть… как и на тебя.

Когда Куин побледнел, Блэй закачал головой.

– Хватит. С меня довольно… это тебе жить с тем фактом, что ты не можешь принять себя, это твоя проблема, а не моя.

Куин длинно и отборно выругался.

– Никогда не думал, что скажу тебе это… но ты не знаешь меня.

– Яне знаю тебя? Думаю, дело абсолютно не в этом, придурок. Ты самне знаешь себя.

Тут он ожидал чего-то вроде взрыва, каких-нибудь театральных, бьющих через край, поджигающих все вокруг эмоций, которые извергнутся из парня.

Он их не получил.

Куин просто понурил плечи, опустил подбородок и заговорил с самообладанием.

– Последний год я провел, пытаясь выяснить кто я такой, бросив сношения, очищаясь…

– Тогда скажу, что ты даром потратил триста шестьдесят пять ночей. Но, как и все остальное, это твое дело.

Грубо выругавшись, Блэй развернулся и зашагал прочь… не оглядываясь. Зачем. В коридоре не было никого, кого он хотел видеть.

Черт, если в определении сумасшествия говорилось, что безумие – это делать все время одно и то же и ожидать другого результата, тогда он давно растерял свои мозги. Для его умственного здоровья, его эмоционального благополучия, для самой его жизни, ему нужно все это…

Куин дернул его за руку, разъяренное лицо парня уткнулось в его собственное.

– Не смей от меня так уходить.

Блэй почувствовал изнеможение.

– Зачем. Разве тебе есть что сказать? Нечто проникновенное, что предположительно сложит пазлы мозаики так, что те совпадут? Некое грандиозное откровение, которое прояснит ситуацию и сделает все совершенным, как закат на пляже? У тебя нет такого словарного запаса, а я больше не такой наивный.

– Я хочу, чтобы ты кое-что вспомнил, – проревел Куин. – Я пытался сделать так, чтобы то, что между нами, сработало. Я дал нам возможность.

У Блэя отвисла челюсть.

– Дал нам возможность? Ты что издеваешься? Думаешь, заняться со мной сексом как способ отомстить кузену это отношения? Считаешь, парочка раз тайком это что-то вроде романа?

– Это все, что у меня было. – Эти разноцветные глаза шарили по лицу Блэя. – Не скажу, что это был великий роман, но я появился потому, что хотел быть с тобой любым возможным способом.

– Ну, поздравляю. А теперь, когда мы оба, так сказать, опробовали товар, могу с уверенностью заявить, что мы не подходим друг другу. – Когда Куин начал материться, Блэй запустил руку в волосы, желая их вырвать вместе со всем этим дерьмом из своей головы. – Послушай, если тебе станет от этого легче спать по дням – а мне с трудом верится, что это действительно будет волновать тебя дольше одной ночи – скажи себе, что ты сделал все, что смог, но это не сработало. Что насчет меня? Я предпочитаю реальность. Между мной и тобой произошло в точности то же, что ты проделывал со всеми остальными случайными партнерами. Секс… просто секс. И теперь, между нами все кончено.

Глаза Куина вспыхнули.

– Ты неправильно меня понял.

– Тогда ты не только отрицаешь, но и бредишь.

– Люди меняются. Я больше не такой, и, тем более, не с тобой.

Боже… какое печальное облегчение, что он ничего не почувствовал, когда ему были сказаны эти слова.

– Знаешь… было время, когда я упал бы к твоим ногам, чтобы услышать нечто подобное, – пробормотал он. – Но теперь… я вижу только как ты вскакиваешь с пола, в ту же секунду, когда кто-то выходит из двери и застает нас вместе. Ты говоришь, что это из-за Сакстона и моих отношений? Прекрасно. Но я действительно уверен… нет, я абсолютно уверен – если покопаешься в произошедшем, то обнаружишь, что дело скорее в тебе, чем в твоем кузене. Ты слишком долго себя ненавидел, не думаю, что ты и впрямь способен кого-то любить или понимать, кто ты такой. Надеюсь, когда-нибудь ты это выяснишь, но я не собираюсь быть частью этого… обещаю.

Куин покачал головой и так сильно нахмурился, что между бровей залегла глубокая складка.

– Пожалуй, заткнул, так заткнул.

– Вообще-то это было не так уж сложно.

– Просто, для справки, я любил тебя.

– Три дня, Куин. Три дня. В течении которых происходило столько драматических событий, по сравнению с которой роман «Война и мир» покажется журнальчиком с комиксами. Это не любовь. Это хороший секс, как средство отвлечься от того, что жизнь бывает дерьмовой.

– Я не голубой.

– Прекрасно. Ты би. Би-любознательный. Ты экспериментируешь. Без разницы. Мне все равно. Правда. Я знаю, кто я, и иду с этим по жизни. Тебя же учили жить совсем по-другому… и удачи с этим. Очевидно, это самое то для тебя.

На этом он снова направился к выходу.

И на сей раз… Куин позволил ему уйти.

ГЛАВА 75

НЕДЕЛЮ СПУСТЯ…

«Жизнь вернулась на круги своя», думал Куин, натягивая кожаные штаны на бедра, затем через голову футболку, схватил оружие и косуху.

Боже, он до сих пор не мог поверить, что всего каких-то семь ночей назад его приняли в Братство.

Казалось, прошла вечность.

Выйдя из комнаты, он прошел по коридору с мраморными статуями, миновал кабинета Рофа и постучал в комнату Лэйлы.

– Входите.

– Привет, – поздоровался он, войдя внутрь. – Как себя чувствуешь?

– Превосходно. – Лэйла лежала откинувшись на высокую груду подушек и поглаживала живот. – Поправляюсь, и мы чувствуем себя великолепно… док Джейн только что была здесь. Беременность протекает идеально, и у меня есть имбирная газировка и соленые крекеры, так что все в порядке.

– Тебе нужно употреблять в пищу протеин, разве нет? – Дерьмо, он не хотел, чтобы это прозвучало как требование. – Не то, чтобы я указываю, что тебе есть.

– О, нет, все в порядке. Собственно говоря, Фритц сварил мне немного куриной грудки и я смогла удержать ее в желудке, поэтому попытаюсь есть ее каждый день. Пока мне удается удерживать в себе еду, я буду есть.

– Тебе что-нибудь нужно?

Лэйла прищурилась.

– По правде сказать, да.

– Только скажи и я тут же это исполню.

– Поговори со мной.

Куин приподнял брови.

– О чем?

– О тебе. – Она раздраженно выругалась, отложив в сторону журнал, который читала. – Что происходит? Ты слоняешься в одиночестве, ни с кем не разговариваешь, и все о тебе беспокоятся.

«Все. Отлично. Какого черта его не оставят в покое?»

– Я в порядке…

– Ты в порядке. Верно. Ага, как же.

Куин поднял руки в картинном «сдаюсь».

– Эй, ладно-ладно, что ты хочешь от меня услышать? Я просыпаюсь, иду на работу, возвращаюсь домой… ты хорошо себя чувствуешь, как и ребенок. Лукас медленно идет на поправку. Меня приняли в Братство. Жизнь прекрасна.

– Тогда почему выглядишь так, словно в трауре, Куин?

Он отвел взгляд.

– Это не так. Послушай, пойду что-нибудь закину в себя, перед тем…

– Тывсеещехочешьмалыша.

Лэйла так быстро протараторила фразу, что его мозгам пришлось поработать, чтобы разобрать, что она сказала. А затем он…

– Что?

Когда она сплела пальцы, как всегда делала, когда волновалась, он подошел к постели и присел возле нее. Отложив свою куртку и кобуры с оружием, он обездвижил эти ее переплетающиеся пальцы.

– Я с трепетом жду малыша. – По сути дела, ребенок внутри нее был всем, что сейчас давало ему силы жить дальше. – Я уже люблю его или ее.

М-да. Что касательно его, малыш был единственной надежной инвестицией, в которую можно вложить свое сердце.

– Ты должна мне поверить, – серьезно сказал. – На самом деле поверить.

– Ладно. Хорошо. Верю. – Лэйла потянулась рукой вверх и погладила его по щеке, заставляя вздрогнуть. – Но что тогда тебя сокрушает, мой дорогой друг. Что случилось?

– Просто жизнь. – Он улыбнулся ей. – Не такое уж великое дело. Но не важно в каком настроении я нахожусь, ты должна знать, что я всегда с тобой.

Она от облегчения прикрыла глаза.

– Я благодарна тебе за это. И за то, что сделала Пэйн.

– И за то, что сделал Блэйлок, – пробормотал Куин. – Не забывай и его.

Какая гребаная ирония. Парень загнал нож ему в сердце, но также и подарил ему новое.

– Что? – спросила она.

– Блэйлок ходил к Пэйн. Это была его идея.

– Правда? – прошептала Лэйла. – Он и впрямь это сделал?

– Ага. Хороший парень. Блэйлок истинный джентльмен.

– Почему ты его так называешь?

– Это ведь его имя, разве нет. – Он похлопал ее по руке и поднялся на ноги, подбирая свои манатки. – Сегодня я в ночь. Как всегда, телефон при мне, так что звони, если что-то понадобится.

Избраннаянахмурилась.

– Но Бет сказала, что ты не патрулируешь.

Супер. Итак, он действительно стал темой дня.

– Я собираюсь наружу. – Поскольку она выглядела так, словно собиралась начать спор, он наклонился и целомудренно поцеловал ее в лоб, надеясь приободрить. – Не волнуйся за меня, ладно?

Прежде чем она смогла собраться с мыслями по очередной атаке на его границы, он выскользнул в коридор, закрыл дверь и…

Встал как вкопанный.

– Тор. Э-э, в чем дело?

Брат стоял, прислонившись к двери кабинета Рофа, словно поджидая кого-то.

– Я думал, что прошлой ночью мы обговорили график.

– Так и есть.

– Тогда почему ты во всеоружии?

Куин закатил глаза.

– Послушай, я не собираюсь отсиживаться здесь до рассвета, пока солнце не поймает меня в ловушку, заперев в этом доме на целых двадцать четыре часа подряд. Ни за что.

– Никто не заставляет тебя здесь отсиживаться. Просто говорю, как брат брату, ты не выйдешь сегодня ночью на патрулирование.

– Ой, да ладно тебе…

– Сходи на какое-нибудь кино-говно, если хочешь. Прошвырнись в аптеку, но не забудь на этот раз прихватить с собой ключи от машины. Отправляйся в круглосуточный торговый центр и всучи Санта-Клаусу свой список, мне все равно. Но ты не дерешься… и, прежде чем продолжишь спор, скажу, что это правило относится абсолютно ко всем нам. Ты не исключение. Ты не единственный кто не идет на патрулирование. Ясно?

Куин выругался себе под нос, но кивнул и пожал протянутую ладонь Брата.

Когда Тор сорвался с места, трусцой сбегая по парадной лестнице, Куину захотелось продолжить матное веселье: целую ночь лишь с самим собой любимым. Зашибись!

Что может быть лучше ночного свидания с депрессняком.

«Черт, может ему и правда стоит сходить в киношку, обклеиться пластырями гормоно-заместительной терапии и подбодрить себя просмотром «Звуков музыки» ⁷⁴и покраской своих ногтей. Может «Стальные магнолии» ⁷⁵… или, кокосовое молоко ⁷⁶. Или шоколад ⁷⁷, – задавался он вопросом. – А может, сразу пулю в голову».

Что бы наверняка.

***

Убежище блэевой родни находилось за городом в сельской местности и было окружено слегка холмившимися у заросших лесом границ заснеженными полями. Выполненный из кремового речного камня особняк был не большим, но довольно уютным с приглушенным освещением на потолках, всегда разжигаемыми в холодную погоду многочисленными каминами и кухней, которая была чем-то вроде произведения искусства и единственной современной комнатой в поместье.

В которой его мать готовила амброзию.

Когда они с отцом появились из кабинета, мать окинула их взглядом, стоя у своей восьмикомфорочной плиты. Она помешивала сыр, что плавила на паровой бане в двойной медной кастрюльке, и у нее были распахнутые обеспокоенные глаза.

Не желая раздувать еще большей важности из того серьезного разговора, что только состоялся в той комнате с рядами книг, Блэй незаметным жестом сверкнул поднятым вверх большим пальцем, давая матери понять, что все хорошо и занял место в алькове за столом из необработанного дуба.

Мать прикрыла рот рукой и опустила веки, продолжая помешивать, хоть из нее и хлестали эмоции.

– Эй, эй, – позвал отец, подходя к своей шеллан. – Ш-ш-ш-ш… – Он развернул ее к себе, обнял и прижал к своему телу. Несмотря на то, что она продолжала это помешивание. – Все в порядке. – Он поцеловал ее в макушку. – Эй, все хорошо.

Отец перевел взгляд, и Блэю пришлось несколько раз моргнуть, когда их глаза встретились. Затем он сам был вынужден прикрыть свои слезящиеся глаза.

– Народ! Ради Девы-Летописецы! – фыркнул старший мужчина от презрения к себе самому. – Мой красивый, здоровый, умный, бесценный сын голубой… тут нечего оплакивать!

Кто-то начал смеяться. Блэй присоединился.

– Никто ведь не умер. – Отец приподнял подбородок матери и улыбнулся, глядя ей в лицо. – Верно?

– Я просто рада, что это вышло наружу и мы, как и прежде, все вместе, – прошептала мать.

Отец Блэя отпрянул, как будто другой исход ситуации сына был для него неприемлем.

– Наша семья сильная… ты разве это не знала, любовь моя? Но если серьезно: не вижу в этом никакой проблемы или трагедии.

Боже, его родители самые лучшие.

– Иди сюда, – поманил отец. – Блэй, иди к нам.

Блэй поднялся и пересек разделявшее их расстояние. Когда родители обняли его, он сделал глубокий вздох и снова превратился в ребенка, которым был когда-то целую вечность назад. Отцовский лосьон после бритья пах все также, и шампунь матери по-прежнему напоминал летнюю ночь, а от запаха лазаньи из духовки, заурчал живот.

Все так же, как и всегда.

«Время действительно относительно», подумал Блэй. Несмотря на то, что он стал выше и шире, и произошло так много всего, этот союз – этих мужчины и женщины – был его фундаментом, его прочным основанием, его не идеальным, но хорошим стандартом. И когда Блэй стоял в кольце знакомых, любящих объятий, он мог свободно дышать и сбросить все ощущаемое им напряжение.

Было нелегко рассказать отцу, подобрать слова, пробиться через «безопасность», заключенную в отсутствии необходимости рисковать изменить свое мнение о воспитавшем и как никто любившем его мужчине. Если бы тот не поддержал его, если бы предпочел ценности глимеры подлинному Блэю? Ему пришлось бы взглянуть на кого-то, кого он любил, в совершенно другом свете.

Но этого не случилось. А теперь? Он чувствовал себя так, словно прыгнул со здания… а приземлился на мягкий такой безопасный и надежный «Вандер Брид» ⁷⁸; однако его семья не просто прошла через самое трудное испытание своей прочности, а одержала полную победу.

Когда они разомкнули объятья, отец положил на лицо Блэя свою ладонь.

– Мой сын навсегда. И я всегда с гордостью называю тебя своим сыном.

Когда мужчина уронил свою руку, кольцо с печаткой на его руке отразило свет ламп над головой и золото сверкнуло желтизной. Узор, выгравированный в драгоценном металле, был точно тем же, что и на перстне Блэя… и, проведя пальцем по знакомым линиям, он понял, как ошибочно воспринимала кольца глимера. Предполагалось, что все эти печатки, окажутся символами этого места сейчас, уз, которые усиливали и улучшали переплетенные жизни людей, обязательств матери к отцу, отца к сыну, матери к ребенку.

Но, как часто бывало в случаях с аристократией, понятие ценности искажалось, за основы были взяты золото и гравировки, а не сами люди. Глимеру заботила видимость, а не суть – пока дерьмо снаружи выглядело привлекательным, ты мог быть гнилым или совершенно развращенным внутри, и они по-прежнему спокойно относились бы к этому.

В случае Блэя? Общность была сутью.

– Думаю, что лазанья готова, – сказала мама, чмокнув обоих. – Почему бы вам уже ни сесть за стол?

Мило и привычно. И таким образом благословенно.

Пока Блэй с отцом перемещались по кухне, доставая серебро, тарелки и матерчатые салфетки в оттенках красного и зеленого, Блэй чувствовал себя немного обалдевшим. По-сути, он пребывал под огромным кайфом, связанным с тем, что выложив все как на духу, он обнаружил, что все, на что он надеялся, фактически у него уже было.

И все же, немного позднее, сидя за столом, он ощутил, как вернулась владевшая им пустота, словно только войдя в теплый дом, он вынужден был уйти и вернуться на холод.

– Блэй?

Он встряхнулся и потянулся принять протянутую ему тарелку, наполненную с любовью приготовленной мамой домашней стряпней.

– О, выглядит потрясающе.

– Самая лучшая лазанья на планете, – прокомментировал его отец, разворачивая салфетку и подталкивая очки с кончика носа. – Положи мне, пожалуйста, крайний кусочек.

– А то я не знаю, как тебе нравятся хрустящие кусочки. – Блэй улыбнулся родителям, когда мама лопаточкой подцепила один угловой кусочек. – Два?

– Да, пожалуйста. – Глаза его отца были прикованы к посудине. – Идеально.

В течение некоторого времени в кухне не раздавалось ни звука, кроме тихого жевания.

– Расскажи нам, как дела в особняке? – попросила мама, глотнув воды. – Произошло что-нибудь интересное?

Блэй выдохнул.

– Куина приняли в Братство.

У родителей отвисла челюсть.

– Какая честь, – выдохнул отец.

– Разве он не заслужил этого? – Мама Блэя покачала головой, ее рыжие волосы замерцали на свету. – Ты всегда говорил, что он отличный боец. И я знаю, насколько ему туго пришлось… и, как я уже говорила, в ту ночь, когда познакомилась с ним, этот мальчик украл мое сердце.

«У нас двоих», подумал Блэй.

– У него будет ребенок.

Его отец уронил вилку и закашлялся.

Мать протянула руку и похлопала мужа по спине.

– С кем?

– С Избранной.

Полнейшая тишина, нарушенная только шепотом матери:

– Вот это да.

И подумать только, он держал настоящую драму в себе.

Боже, та ссора, что произошла у них в тренировочном центре. Он снова и снова прокручивал ее в голове, вспоминал каждое вырвавшееся из его рта слово, каждое обвинение, каждый отказ. Он ненавидел кое-что из того, что сказал, но остался при своем.

Черт, возможно, его речь и правда возымела эффект. О чем сожалел.

Тем не менее, шанса извиниться не представилось. Куин почти исчез с радара. Боец больше не появлялся на общественных трапезах, а если и показывался, то не в дневное время в тренировочном зале учебного центра. Может он нашел утешение в комнате Лэйлы. Кто знает.

Пару секунд Блэй размышлял, как много для него значит это время с семьей и их принятие его… и снова и снова чувствовал себя засранцем.

Боже, он так вышел тогда из себя, наконец-то после всех этих лет метаний туда-сюда наступил переломный момент.

«И нет возврата назад», подумал он.