Текст книги "Тихоня (СИ)"
Автор книги: Дж. Бэк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
Глава 30
БЕЛ
День спустя я все еще думаю о ситуации с Дрю. Чувствую себя сырой, как незаживающая рана. Часть меня, безнадежная часть, думала, что он что-то скажет или хотя бы попытается все исправить. Но нет, особенно когда не получаю от него ни одного сообщения. Пытаюсь разобраться с графиком репетиторства и с тем, кого могу убедить вернуться заниматься со мной. Когда затеяла всю эту историю с Дрю, последнее, о чем я думала, были деньги.
Мой телефон вибрирует, и я хватаю его, надеясь, что это клиент. На экране высвечивается номер больницы, и я нажимаю зеленую кнопку ответа, прижимая телефон к уху.
– Алло?
– Мисс Джейкобс, это доктор Митч. Я звоню, потому что ваша мама пропустила сегодняшний прием и теперь не отвечает на мои звонки. Я волнуюсь. Я собирался вызвать "скорую", но решил сначала позвонить и уточнить у вас.
Время замирает. Сердце будто застревает в горле, так что мне приходится откашляться.
– Что, что вы имеете в виду? Я думала, ее прием завтра утром. Так она мне сказала. Я собиралась пойти с ней.
– Боюсь, что нет. Она должна была прийти сегодня. На первую из экспериментальных процедур, на которые она согласилась.
Я вздыхаю. Мама, что ты делаешь? Зная, как она боялась этого вначале, я не очень удивлена. Она, наверное, думала, что сможет пропустить все без моего ведома.
– Я пойду проверю, как она. Еще не слишком поздно, чтобы прийти на прием?
– Нет, это всего лишь обычная инъекция. Вы можете прийти в любое время. Но, пожалуйста, дайте мне знать, все ли с ней в порядке. Мне нужно подтверждение.
– Конечно. Я скоро свяжусь с вами.
Вешаю трубку, хватаю сумочку и выбегаю за дверь. Подбежав к своей машине, распахиваю дверцу, забираюсь внутрь и поворачиваю ключ, заводя двигатель. Трогаюсь с места и направляюсь к дому. Часть меня злится. Почему она лжет мне после всего что я сделала, чтобы помочь ей? Но в то же время изнутри меня гложет страх, что что-то не так, что с ней что-то случилось. Если что-то случилось, это убьет меня.
Я мчусь по городу, высматривая копов, чтобы меня не остановили, и с визгом въезжаю на подъездную дорожку к дому мамы. Жму на тормоз и бросаюсь к двери. Конечно, она заперта, и мои пальцы так сильно дрожат, что приходится повозиться ключами, чтобы открыть замок.
Внутри вижу маму, сидящую на диване с закрытыми глазами, совершенно неподвижную. Сердце ухает в пятки.
– Нет, – вырывается у меня на выдохе. Я скольжу к ней на коленях по старому ковру. – Мама.
Встряхиваю ее, чувствуя тепло ее кожи.
– Мам. Мама. Пожалуйста, проснись.
Она медленно открывает глаза, затем сосредотачивается и отстраняется.
– Детка, что случилось?
Она медленно вытирает слезы, которые я не заметил на своих щеках. Склоняю голову к ее рукам и позволяю слезам пролиться, дрожа всем телом.
– Прости, я думала… мне позвонил доктор, и я подумала, что что-то случилось.
Я сажусь на пол и вытираю лицо, пока она поднимается.
– Детка, я…
– Почему ты солгала мне? – спрашиваю я. – Я была бы здесь, чтобы отвести тебя. Мне нужно отводить тебя на эти процедуры, чтобы чувствовать, что делаю что-то важное. Как будто у меня есть хоть какой-то контроль над происходящим.
Она морщит лоб и подтягивает одеяло к коленям.
– Прости, Бел. Не знаю, почему я солгала. Наверное, переживаю, что ты отказываешься от своей жизни и всех своих будущих возможностей ради меня. Ради чего, ради шанса, что я проживу еще максимум пару лет? Ты же слышала, это экспериментальный препарат. Не хочу, чтобы ты жертвовала своей жизнью ради меня, ведь я все равно умру.
Ненавижу слышать эти слова. Ненавижу настолько, что все, что могу сделать, это выплеснуть злость.
– Прекрати. Хватит говорить, что ты умрешь. Медицина прогрессировала с тех пор, как ты болела в последний раз. Ты можешь победить. Тебе просто нужно бороться с этим и перестать бороться со мной. Я хочу помочь тебе, но не смогу, если ты откажешься меня слушать.
Какое-то время мы сидим в тишине, и я ненавижу это испуганное, побежденное выражение на ее лице. Я опускаюсь рядом с ней на диван и кладу голову ей на грудь, как делала это в детстве.
– Я не могу потерять тебя, мама. Я сделаю все, чтобы ты была со мной.
Она крепко обнимает меня, ее руки обвиваются вокруг моего тела.
– Именно этого я боюсь, детка, что ты сделаешь все, что угодно, и пожалеешь об этом через несколько лет.
Прижавшись к ней, позволяю обнять меня, наслаждаюсь ароматом ее шампуня и тем, как она утешает меня, как делала это всегда. Каждое поцарапанное колено, каждое разбитое сердце, при всем этом она была рядом. Теперь я могу быть рядом, а она продолжает отталкивать меня.
Я отстраняюсь и смотрю на нее.
– Я понимаю твои опасения, мама, но сделаю все, чтобы провести с тобой еще один день. Нет ничего плохого в том, чтобы хотеть провести больше времени с любимым человеком. Если ты согласна, доктор сказал, что мы все еще можем прийти на процедуру. – Встав, поворачиваюсь к ней лицом. – Давай, я помогу тебе привести себя в порядок, а потом мы поедем. Может, по пути зайдем в старую закусочную за блинчиками.
Она хмурится и бросает на меня взгляд, полный поражения. Что я делаю не так? Может, я что-то упускаю? Чего она мне не говорит? Она так решительно настроена сдаться. Это наводит меня на мысль, что есть нечто большее, чем то, чем она поделилась. Я помогаю ей подняться с дивана и иду в ванную. Вскоре сажаю ее в свою машину и везу в больницу.
По дороге пытаюсь завязать с ней беседу, но она выдает не больше нескольких слов или звуков.
В больнице я беру инвалидное кресло, чтобы облегчить ей долгий путь до процедурного кабинета. Внутри сразу же появляется доктор с улыбкой на лице.
– Я так рад, что вы, девочки, все-таки смогли прийти сегодня.
Он садится напротив нас на подкатной стул и осматривает маму.
– Рад, что с вами все в порядке. Я волновался, когда вы не отвечали на мои звонки.
Мама откашливается и слабо улыбается.
– Наверное, я проспала. Простите, что отнимаю у вас время, доктор.
Доктор сжимает руку мамы и качает головой.
– Не беспокойтесь об этом. Это моя работа – заботиться о вас, а не наоборот.
Затем так же быстро, как и появился, он поворачивается на стуле, хватает планшет со стойки и делает несколько щелчков пальцами.
– Итак, сегодня мы начинаем курс лечения вашего заболевания. По закону я обязан сообщить вам, что нет никакой гарантии, что это сработает, и что вы участвуете в экспериментальном лечении.
Мама напрягается, но не сводит глаз с доктора, который продолжает свою речь.
– Теперь, в связи с сегодняшней заминкой, мне нужно подтверждение, что вы все еще хотите участвовать, и согласны с тем, с чем я вас предупредил.
Наступает долгая пауза, пока я перевожу взгляд с мамы на доктора и обратно. Почему она ничего не говорит?
Доктор склоняет голову набок.
– Мэм? – он протягивает мне планшет с юридической терминологией и местом для подписи. – Если вы согласны, подпишите здесь, и мы сможем приступить. Обещаю, это безболезненная процедура, всего лишь быстрая инъекция, и вы сможете пойти домой отдыхать. Я попрошу медсестру распечатать список побочных эффектов и ответов на вопросы, которые могут возникнуть.
Через мгновение мама поднимает палец и что-то пишет на планшете.
Доктор улыбается, кивает, кладет планшет на стойку и подходит к небольшому холодильнику у двери.
Он набирает код, затем открывает его и достает маленький пузырек.
Я наблюдаю, как он суетится по кабинету, хватает еще несколько вещей и снова садится на свое место, затем кладет все на небольшой поднос на колесиках.
Он перекладывает руку мамы на край стула и закатывает ее длинный рукав. На ней остались небольшие шрамы от всех капельниц, которые ей ставили в последнее время, и от их вида сжимается желудок.
Доктор болтает о предстоящем снегопаде ранней осенью, пока наполняет шприц и протирает кожу мамы спиртовой салфеткой.
Я беру маму за свободную руку и сжимаю, пока доктор делает укол, а затем накладывает повязку на крошечную ранку. Закончив, он снимает перчатки, убирает за собой мусор и снова садится. Его глаза перемещаются на меня, и я чуть не вздрагиваю от его пристального взгляда, ведь я так внимательно следила за каждым движением мамы.
– Теперь ей нужно как можно больше отдыхать. Продолжайте придерживаться высокобелковой и калорийной диеты, которую мы уже обсуждали. Если она почувствует недомогание, я выпишу ей лекарства, которые помогут справиться и с этим. Простые вещи, которые сделают все это немного более терпимым.
Рассказав нам о побочных эффектах, он ушел, и вошла медсестра, чтобы оформить кое-какие документы. Мы уходим тем же путем, что и пришли, и все это заняло около двадцати минут. Даже если поездка была короткой, она была грандиозной. Благодаря ей мама останется со мной, поэтому что-то во мне подсказывало, что это должно было занять больше времени; это должно было оказать физическое воздействие, но этого не происходит. Мы возвращаемся в машину, и я укутываю ее, увеличивая тепло, потому что она дрожит.
Мама решает отказаться от блинчиков. Когда мы возвращаемся к ней домой, я снова усаживаю ее на ее любимое место на диване. Затем спешу на кухню, чтобы принести ей воды и перекусить. Как только все оказывается под рукой, сажусь на пол и беру ее за руку. Просто чтобы провести с ней несколько минут.
– Ты в порядке, мам? Ты тихая с тех пор, как мы вышли от доктора.
Она поворачивается на бок и смотрит на меня, глаза немного затуманены. В укол было подмешано обезболивающее, так что я ожидала этого.
– Я в порядке, детка. Только не говори своему дедушке, ладно?
Я замираю, смотря на нее.
– Дедушке?
Она похлопывает меня по руке.
– Он будет так зол, что я ушла, что сбежала. Но теперь мы в безопасности, а я так и не смогла сказать ему об этом.
– Дедушка, – шепчу я себе под нос. Затем громче: – Какой дедушка? Я думала, твой отец умер.
Она зевает и прижимается к одеялу.
– Не волнуйся. Они не смогут тебя найти. Он тоже мертв. Никто не сможет тебя найти. Особенно твой папа.
Что-то старое и горькое щемит в груди.
– Папа?
Еще один звук, еще одно медленное моргание в мою сторону.
– Да, он тоже мертв. Не волнуйся. Их осталось не так много.
Это что-то новое. Всякий раз, когда я заводила разговор о ее семьей или о моем отце, она отмахивалась от этого. Говорила, что они трагически погибли. Теперь она говорит, что ее отец мертв, и мой отец мертв, но что тогда она имеет в виду, говоря о моей безопасности?
Я легонько трясу ее за плечо.
– Мама. Кто еще может желать нам зла?
Бесполезно. Она уже крепко спит, и ее рот приоткрылся, издавая негромкий храп.
Я знала, что у мамы есть тайны, как и у всех родителей о моментах их жизни, но хранить тайну о том, что наши жизни в опасности? Зачем ей скрывать это от меня?
Глава 31
ДРЮ
Мой отец постарался на славу. Бальный зал в поместье сверкает, и думаю, старый добрый папа установил новую люстру. Смотрю на кристаллы, отражающие мягкий свет свечей по всей комнате. На стенах переливаются крошечные радуги, и этого достаточно, чтобы на секунду успокоить меня. Чтобы на мгновение отвлечь от дыры в груди, где должна быть Мэйбел. Это не любовь. Я не настолько глуп, чтобы поверить, что это любовь. Этого не могло случиться. Но такое ощущение, как будто она забрала у меня что-то, что-то жизненно важное, и я чертовски хочу вернуть это.
Паника возвращается так же быстро. Так вот куда уходят деньги? Вот почему он сводит меня с дочерью клиента? Я стискиваю зубы и окидываю взглядом большую толпу. Здесь полно народу, а официанты кружат с подносами, уставленными едой и напитками. По крайней мере, мне не придется терпеть официальный ужин. Замечаю родителей Ли на другом конце зала и родителей Себастьяна, которые задерживаются у бара. Для них это не редкость. Они, скорее всего, останутся там на всю ночь. Я хватаю стакан с чем-то коричневым с подноса, мимо которого прохожу, и опрокидываю его в себя одним большим глотком. Он обжигает внутренности, но это не более чем неприятный жар.
Когда собираюсь взять еще один, вижу своего отца на другом конце зала с его клиенткой и ее дочерью. Родители разговаривают, но девушка смотрит на меня, не отрываясь. Она знает, чего хочет, и я дам ей это, но если думает, что может заполучить меня так просто, то ошибается.
Я поворачиваюсь и направляюсь в противоположную сторону, мне нужно еще немного времени, чтобы надеть игривую маску. Маску, которая спасает меня в таких случаях. Замечаю в углу угрюмого Ли, прижимающего к груди стакан с напитком и не моргающего. Если здесь есть кто-то из друзей его отца, это объясняет его желание скрыться. Оно и к лучшему, потому что за этот год он набрал двадцать фунтов мышечной массы, и я не уверен, что он не убьет кого-нибудь из них, если они попытаются что-нибудь сделать.
Здесь слишком много истории.
Себастьян стоит у двери, осматривая зал, как всегда оценивая, играя роль послушного сына. От этого я закатываю глаза. К черту его и то, как легко он это делает.
Мы так и не поговорили о ссоре. О том, что, черт возьми, с ним происходит. Когда я пришел на днях утром, он орал в свой телефон. Произошло что-то серьезное, но он ни с кем из нас об этом не говорит.
Перевожу взгляд и вижу, как мой отец, его клиентка и моя гребаная спутница направляются в мою сторону через бальный зал. Отец улыбается и хлопает меня по спине, и я с трудом сдерживаю дрожь, которую всегда вызывают его прикосновения.
– Ты помнишь мою клиентку и ее дочь Спенсер? – он машет в сторону женщины.
Я улыбаюсь, едва показывая зубы, и поворачиваюсь к девушке.
– А-а-а, да, конечно!
Она выглядит довольной.
– О, ты действительно помнишь меня. Я не была уверена, что вспомнишь.
Поскольку в нашу последнюю встречу она чуть не запустила руки мне в штаны, конечно, я, черт возьми, помню. Ее мать сияет, глядя на нее сверху вниз, а затем на меня.
– Вы двое идите танцевать. Это же вечеринка, верно? Устройте неприятности.
Мой отец смеется.
– Но не слишком большие неприятности, верно?
Я веду ее к танцполу, но она обхватывает меня за локоть и тащит мимо танцующих.
– Я скучала по тебе.
Бредятина. Но я этого не произношу, просто уклончиво хмыкаю.
Логика выходит в окно, и она принимает это за поощрение, как и подобает таким, как она. Если бы эта девушка присоединилась к Охоте, стала бы отличным тренировочным мясом для всех парней, которые любят легкую добычу. Они бы разорвали ее на части и оставили в лесу собирать себя по кусочкам. Возможно, разрешив ей кончить, если бы она достаточно красиво кричала.
Она берет бокал вина, а я беру еще один виски с подноса. Его мне понадобится много сегодня вечером. Хотя бы для того, чтобы вонь ее духов не обжигала нос.
Моя тихоня всегда пахнет чистотой, клубникой и кофе. Не могу думать о ней здесь, не в этом мире. Не в запятнанном этими придурками.
Позволяю Спенсер вести меня туда, куда она хочет. В конце концов, она останавливается, и я успеваю рассмотреть платье, которое на ней надето: зеленый шелк плотно облегает ее высокую, стройную фигуру, а разрез доходит почти до бедра. Интересно, Спенсер сама выбрала себе платье или это сделала ее мать, раз уж на ней надето что-то столь же откровенное? Неважно. Я не стану снимать его с нее, даже если она думает, что так и будет.
Она поворачивается ко мне лицом и улыбается.
– Хочешь потанцевать?
Я протягиваю руку, но вместо этого она хватает ее и кладет себе на поясницу, почти на изгиб задницы. Черт возьми, она такая требовательная. В школе недостаточно парней, которые могли бы ее помучать? Я весь съеживаюсь, прикасаясь к ней, но изо всех сил стараюсь это скрыть. Мы задерживаемся на краю танцпола, чтобы я мог быстро сбежать, если понадобится. Она, конечно же, прижимается ко мне грудью, ее сиськи задевают меня при каждом движении.
– Трудно танцевать вальс, когда ты так близко.
Ее тон меняется, а взгляд скользит по моему телу.
– Кто сказал, что нам нужно танцевать вальс? Прижмись ко мне поближе, и мы сможем просто покачиваться.
– Это не гребаный школьный бал. Имей хоть каплю достоинства.
Она напрягается в моих объятиях, и ее глаза тут же наполняются слезами.
– Что, что ты сказал?
Я продолжаю вести, так как теперь она едва двигается в такт музыке.
– Ты меня слышала. Понимаю, ты находишь меня привлекательным и хочешь, чтобы мама купила меня для тебя, но ты должна знать, что я не продаюсь, и если будешь давить на меня, я сделаю тебя несчастной.
Несколько слезинок скатываются по ее щекам, когда она моргает, и я стискиваю зубы, желая сказать, что в мире есть гораздо худшие причины для слез, но не делаю этого. Почти в тот же момент на мое плечо опускается рука, и я сразу же узнаю жесткую хватку.
Отец выдыхает мне в ухо.
– Какие-то гребаные проблемы?
Бросаю взгляд на девушку, которая все еще выглядит расстроенной, но теперь ее взгляд прикован к моему отцу.
– Конечно, нет. Однако, ты прерываешь наш танец.
– Мои извинения, но я хотел бы поговорить с тобой. – Очаровательный голос отца сменяется ядовитым, и Спенсер улыбается, отступая на шаг. Отец разворачивает меня к себе и наклонился к моему уху. Я уже знаю, что он собирается сделать. Его цель всегда одна и та же. – Тебе лучше взять себя в руки и делать свою гребаную работу, иначе придется здорово поплатиться. Как насчет следующей порции маминых лекарств? Хочешь, чтобы я случайно забыл о схеме приема обезболивающих, над которой так тщательно работал доктор?
Он, блядь, не посмеет причинить ей вред, чтобы отомстить мне, и все же его лицо никогда не было таким серьезным.
– Не веришь? Как насчет того, чтобы испытать меня и выяснить это?
Мне хочется назвать его ублюдком и бить локтями по лицу, пока не хлынет кровь, но насилие не изменит происходящего. Он того не стоит. Именно по этой причине я никогда не дерусь с ним. Вот почему я всегда стою по стойке смирно, как маленький игрушечный солдатик. Любой бунт в конечном итоге оборачивается против моей матери, а когда любишь кого-то, ты идешь ради него на жертвы. Я просто не знаю, сколько еще смогу продолжать в том же духе. Я отворачиваюсь от него и хватаю Спенсер за руку, увлекая ее на другой конец танцпола. Мы возвращаемся к танцу, и теперь она сжимает меня крепче, но оставляя между нашими телами расстояние в несколько дюймов.
– Я не гений, но, как понимаю, вы с отцом не ладите?
Я смотрю на нее сверху вниз.
– Мой отец – это мой отец. Я делаю все, что он хочет.
– Включая танцы со мной? – она надувает губки. – Ты был таким очаровательным и милым, когда мы виделись в последний раз. Такое ощущение, что ты совсем другой человек.
Черт возьми, я не только вынужден быть ее личной игрушкой для траха, так еще и приходится тешить ее эго. Конечно.
– Не беспокойся об этом. Ты хочешь, чтобы я был идеальным кавалером, значит, я буду идеальным кавалером.
Она хмурится.
– Я не этого хочу. Я хочу, чтобы ты сам хотел меня, а не потому, что тебе приказали хотеть меня.
– Ты можешь получить либо одно, либо другое, но не все сразу. – Я притягиваю ее ближе, прижимая к себе. – Так что же ты выберешь?
У нее перехватывает дыхание, и я замечаю, как ее соски проступают сквозь тонкую ткань платья. Думаю, это ответ на мой вопрос.
– Почему бы нам не выпить? – на этот раз я беру ее за руку и переплетаю наши пальцы. Она позволяет мне потащить ее к бару. Подходит бармен, я заказываю двойной виски и бокал вина.
Мы стоим и потягиваем наши напитки, наблюдая, как все остальные общаются. Через минуту она поворачивается ко мне.
– Как дела на учебе? В твоем маленьком клубе?
Я стискиваю зубы и смотрю на нее сверху вниз.
– Отлично. Конечно, все хорошо.
Она неуверенно улыбается в ответ.
– О, я так рада это слышать. – Ее рука ложится на мою грудь и поднимается вверх. Когда я не убираю ее, она, кажется, воодушевляется и прижимается ко мне. Как змея скользя по моему телу. С другого конца комнаты на нас смотрит отец, его взгляд пронизывает с тяжестью десяти бетонных блоков. С каждой секундой его лицо становится все краснее, я разжимаю кулак и заставляю себя обхватить ее тело, крепко прижимая к себе. Повернувшись, она смотрит на меня с благоговейным трепетом.
Желудок сводит, содержимое грозит вырваться из горла и расплескать по полу. Я хочу оттолкнуть ее. Хочу сказать отцу, что он может отвалить и что все, что он задумал, никогда не сбудется, но не могу. Слишком многое в подвешенном состоянии. Моя мама, Бел, все мои шансы на будущее. Спенсер берет меня за руку, затем ставит свой напиток на проплывающий мимо поднос и тянет меня в угол комнаты, к уединенной нише с занавесками. Я не пытаюсь остановить ее, не под задумчивым взглядом отца, устремленным на нас. Как только мы скрываемся из виду, останавливаюсь, не давая ей утянуть меня дальше. Я не сомневаюсь в том, что у нее на уме, но если она действительно этого хочет, ей придется начать самой, при ярком освещении комнаты.
– Чего ты хочешь, Спенсер?
Она сглатывает.
– Очевидно, тебя, глупыш.
Бел не говорит такого, и я ненавижу, что мне приходится слышать эти слова из уст другой женщины. Она хочет не меня. Ей нужен мой член и то, что он ей даст, а не я. Бел хочет тебя. Бел не наплевать на тебя, хотя должно быть по другому. Я стискиваю зубы при воспоминании о том, каким дерьмовым был по отношению к ней. Если бы мог, навсегда бы ушел из ее жизни, но я поглощен ею. Ее присутствием, запахом, тем, как она смотрит на меня, и этими сексуальными очками, которые она носит.
Похоже, Спенсер воодушевляет мое молчание, и она приподнимается на цыпочках, чтобы прижаться к моим губам. Это легкое касание, и я напрягаюсь, не притягивая ее к себе и ни в коем случае не целуя в ответ. Ее глаза закрыты, веки блестят, но я держу свои открытыми, наблюдая за ней. Я не хочу этого. Не хочу ее. При мысли о ее языке у меня во рту сводит живот и приходится сжать челюсти, когда она пытается углубить поцелуй.
Не могу вынести пластмассовый привкус ее губ на своих или то, как она хнычет, словно этот крошечный контак заводит ее, заставляя терять самообладание. Хотя я чертовски хорошо знаю, что это не так.
Кто-то вмешивается.
– О, похоже, вам двоим весело.
Себастьян, ублюдок, стоит с улыбкой на лице. Улыбка мягкая, почти ласковая, с какой я никогда его не видел. Это тревожит больше, чем что-либо еще сегодняшним вечером. Что происходит?
– А кто эта голубка?
Голубка? Я ничего не могу с собой поделать. Смотрю с изумлением, когда она опускается на пятки и таращится на него. Из нас двоих он выглядит привлекательнее. Шелковистые каштановые кудри, ярко-зеленые глаза. А еще он более брутальный, хотя она об этом и не подозревает.
Он наклоняется и целует ее руку.
– Я Себастьян. А ты кто?
Она хихикает. Хихикает, черт возьми.
– Спенсер, э-э, Спенсер, да.
Ну, что ж, блин. Думаю, если он собирается меня спасти, я не могу вести себя с ним как придурок. Он смотрит на меня и снова улыбается этой дурацкой ухмылкой, и я не могу не улыбнуться в ответ, потому что у него чертовски тупой вид. В мгновение ока он снова переключает свое внимание на нее.
– И что ты делаешь, танцуя с этим негодяем, Спенсер? Разве тебе не говорили, что если ты собираешься встречаться с парнем из Милл, то это должен быть я, или, хотя бы… – Он постукивает себя по подбородку, словно размышляя. – Красивее только Ли.
Она снова хихикает, и он указывает на Ли, который все еще дуется в углу.
– Может, пойдем подбодрим его, что думаешь? Похоже, ему не помешало бы пропустить стаканчик-другой.
Она возвращает свое внимание ко мне, ее тело становится более расслабленным.
– Он твой друг?
Теперь моя улыбка искренняя, а не фальшивая.
– Да, думаю, так оно и есть.
Она следует за Себастьяном в другой конец зала, и впервые за весь вечер чувствую, что могу дышать.
Ли напрягается, когда они приближаются, но расслабляется, когда Себастьян явно поддразнивает и его, и девушку. Я поворачиваюсь, намереваясь выпить еще одну гребаную порцию, но земля уходит из-под ног. Мой взгляд сталкивается с другой парой красивых зеленых глаз.
Бел.
Она стоит за барной стойкой с широко раскрытыми глазами, лицо бледное, как у призрака. Судя по убитому горем выражению лица, она не пропустила ни минуты из того, что произошло, включая тот поцелуй.
