Текст книги "Пари (ЛП)"

Автор книги: Дж. Д. Хокинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Я не говорю Хейли об этом.

Шоу, куда я забронировал место для Хейли – и есть то самое громкое событие года. Оно проходит в одном из самых больших и лучших клубов Лос-Анджелеса, туда съедутся самые известные лейблы. Каждый менеджер пытается продвинуть самых лучших своих певцов. Это менеджеры с хорошими связями и репутацией, ребята из A&R не исключение. И, хотя все это выглядит как любое другое мероприятие, где все разодеты и пьют, это все-таки эксклюзивное мероприятие. Почти каждый в этом шоу может как создать, так и сломать артиста; почти каждый делал это и раньше.

И ничего из этого я тоже не буду рассказывать Хейли.

Потому что вокруг нее уже появился шум – это легко заметить в интернете. Радиостанции – те, которые все еще сами выбирают, что ставить в эфир – постоянно ставят ее песню. Фанаты наделали кучу всяких видео на ее песню и с пустым фоном, и с текстом, и с картинками, мигающими по экрану. Все больше людей хотят узнать, чем она занимается, что делает. Реальна ли она, или просто какая-то девушка, случайно вдруг написавшая хорошую песню. Редкие фотографии низкого качества, к тому же ничем не подтвержденные, что это она, при поиске ее имени в интернете, еще больше усиливают интерес. Накопилось много вопросов – и им нужны ответы.

Но я намерено не говорю об этом Хейли.

Для Хейли – и еще трех человек, которые в ее группе – это просто обычный очередной концерт. Все места в зале для представителей влиятельных лейблов забиты под завязку. Этого достаточно, чтобы нервничать.

– Ты видел, сколько там людей? – говорит она возбужденно, возвращаясь в свою гримерку.

Хейли позволила наконец-то стилисту поколдовать над ее волосами, в которых изящно разместилось перо. Она одета во все черное: лосины, выгодно подчеркивающие ее стройные бедра и юбка-деним. Облегающая майка демонстрирует ее сладкие места, показывая ровно столько, чтобы захотеть увидеть еще больше. Зрителям в зале однозначно понравится.

Гримерка переполнена. Воздух в ней напряженный и влажный. Постоянно слышится гул от болтовни и от смеха. Около десятка тощих парней повторяли какие-то танцевальные элементы, у некоторых получалось лучше, чем у других. Кто-то нервничал, кто-то был спокойным и беззаботным. В центре были девушки в обтягивающих нарядах, которые разминали свои мышцы, и они обязательно завоевали бы все мое внимание, если бы не Хейли.

Она нервно перемещается между членами своей группы. Брайн – темноволосый гитарист, сидит на столе и постоянно настраивает гитару. Аарон, высокий жилистый басист, разглядывает свои пальцы. А Паула – барабанщица, кусает ногти и смотрит в никуда, как будто ждет результаты какого-нибудь теста.

Это не очень хорошо. Вся группа чувствует ее напряжение.

– Хейли, – говорю я, хватая ее за руку, чтобы остановить ее нервозность и приблизить к себе, – ты самый талантливый музыкант из тех, с кем я когда-либо работал. Даже если вы выйдете туда и сыграете худшее свое выступление, это все равно будет лучше, чем у кого-либо.

Хейли смотрит на меня большими и округленными глазами.

– Я не знаю, правильно ли ты…

– Я знаю, что я прав. Доверься мне, Хейли. Я бы не привел бы тебя сюда, если бы не был уверен, что у тебя все получится.

– Я знаю, но…

Вдруг в гримерке стало очень шумно, и я оглядываюсь. Это вызывают танцоров на сцену.

– Ты уже скоро, – говорю я и замечаю красные пятна, проступающие на ее лице. -Когда ты выйдешь на сцену, ты увидишь море лиц. Черт возьми, людей будет намного больше, чем когда либо еще во время твоих выступлений. Послушай меня. Я буду рядом, у входа, когда ты увидишь меня, смотри только мне в глаза. Забудь про все: про свет, толпу, шум. Есть только я. Играй только мне, а не кому-то еще. Ты сможешь это сделать для меня?

Хейли улыбается и кивает.

– Да. Хорошо.

– Прекрасно. – Я положил руку ей на плечо и сжал, поразившись мгновенному оклику в моем теле от легкого прикосновения к ней.

– Хейли Грейс Кук? – громкий носовой голос прозвучал у входа в гримерку. Мы оба повернулись и увидели мужчину с микрофоном, предупреждающего о выходе на сцену. Он махнул к себе рукой. Время.

Я смотрю вновь на Хейли, она улыбается, но вся дрожит, ее группа встала и пошла к выходу. Она делает несколько шагов за ними, но внезапно останавливается. Я запаниковал, но буквально через секунду она подошла ко мне и прикоснулась своими губами к моим. Это был глубокий, отчаянный поцелуй, украденный Хейли, и вот она вновь повернулась и спешит на выход. Я стою и все еще ощущаю вкус ее блестящих губ, как дорогой напиток, слегка пьянящий.

– Ни пуха, ни пера, – кричу я ей вслед.

Через несколько минут я стою там, где обещал, прямо у входа, ожидая ее выход. Меня хорошо видно, но толпа людей постоянно увеличивается и движется. Они толкают меня, друг друга, чтобы получше рассмотреть сцену, так как они знают, что сейчас выход Хейли.

Она выходит, и я замечаю, что однозначно что-то произошло. Она идет, опустив голову, закрыв лицо волосами. Она слишком долго возится, чтобы подключить гитару, затем медленно идет к микрофону. Ее группа переглядывается между собой, так как она не дала им никаких указаний.

Я вытягиваю руку как можно выше, в надежде, что она заметит меня. Она смотрит на затихшую толпу сквозь упавшие на лицо пряди ее волос. Я жду ее взгляда, любого ее движения.

Но она не видит меня. Единственное движение, которое заметно – это глубокое дыхание, при котором поднимается и опускается ее грудь.

Я начинаю продвигаться вперед, отталкивая людей, которых я знаю, и мне нужно было быть более вежливым с ними. Но сейчас для меня это не имеет значения. Я проталкиваюсь к месту поближе к ней, чтобы между нами не было никого. Я вновь поднимаю руку и молюсь, чтобы Хейли обратила на меня внимание.

Я уже слышу осуждающие комментарии, хихиканье. Уже пара человек передо мной разворачивается и уходит в бар.

Вдруг Хейли начинает улыбаться. И ее улыбка освещает ее лицо даже больше, чем прожекторы за тысячи долларов. Она откидывает волосы с лица таким движением, которое в разы сексуальнее, чем в лучших рекламах шампуня, подходит к микрофону и смотрит прямо мне в глаза. Поворачивается к группе, дает им знак, и вновь смотрит на меня.

Паула четыре раза отсчитывает ритм палочками и начинает. Я забываю о зрителях, прожекторах, шуме вокруг меня. Только я и Хейли.

Я до сих пор не могу отойти от ее выступления, хотя все шоу уже давно закончилось и переросло в шумную вечеринку. Видимо, другие тоже под впечатлением от Хейли.

– Это сенсация! – восклицает очередной представитель кампании, вручая нам визитку, которых уже целая стопка в моем кармане. – Бен Ливингстон, Юпитер рекордс. Я хочу быть первым в очереди, юная леди.

Хейли хихикает, безуспешно пытаясь скрыть это.

– Первые уже есть, – говорю я с улыбкой, – как и вторые. Могу предложить вам быть пятым. Но это еще не точно.

Бен смеется с нотками разочарования.

– Буду надеяться на лучшее, – говорит он, приподнимая свой бокал, – готов предложить выгодную сделку.

– Вот это уже интереснее, – говорю я.

Бен снова смеется, наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

– Тебе действительно повезло, Брандо. Я не знаю как, но ты сделал это.

Бен уходит, и я обращаю свое внимание на Хейли.

– Хочешь выпить?

– Нет, – говорит она, всё еще сохраняя улыбку на лице, от восторженных аплодисментов после ее выступления, – мне кажется, я уже достаточно выпила.

– Сегодняшняя ночь чуть ли не единственная за последнее время, когда есть за что выпить. Большинство сдается на полпути. Все здесь собираются только ради одной цели – встретиться с будущей звездой.

– Ты был единственным в этой толпе, кто мне был нужен, – говорит Хейли, сжимая мне плечо, и оглядывая толпу, которая сплошь состояла из знаменитостей. – Не верю своим глазам – как много тут известных людей. Я думала, тут будут только музыканты.

– Им нравится обсуждать дела под громкую музыку и алкоголь. Управляющие, как правило, тоже начинают жить как музыканты, потому что они проводят почти все время рядом с ними.

– Это … Аннабель Черч? – Хейли указывает на девушку в прозрачном платье, протискивающуюся к выходу.

– Да. Вероятно она здесь в надежде, что платье поможет ей получить средства для записи следующего альбома.

Хейли внезапно поворачивается ко мне, с удивленными глазами.

– Но… она же так популярна.

– И запросы у нее соответствующие. Все меньше людей хотят связываться с ней после ее записей в Твиттере. Забудь о ней, тебе нужно сосредоточиться на людях, у которых есть настоящий талант. На ком-то вроде Рекса Бентли вон там. Он гениален.

Я поднимаю бокал в его сторону, и он любезно возвращает мне мой жест.

– Парень-легенда. У него уже несколько величайших записей, и он по-прежнему выглядит лучше чем…

Я замолкаю, увидев выражение лица Хейли. Она вся побледнела. Даже ее губы приобрели леденящий оттенок белого.

– Пошли отсюда.

– Что?

– Пожалуйста, Брандо. Давай уйдем.

– Но все хотят поговорить с тобой! Ты уже набрала столько контактов, сколько большинство музыкантов не смогли за всю свою карьеру, а мы едва ли поговорили с половиной присутствующих здесь. Кроме того, ты даже не допила свой кокте…

– Я ухожу. Ты можешь оставаться здесь. И не уговаривай меня опять. Пожалуйста.

– Хейли, – говорю я, наклоняясь к ней, чтобы взглянуть в ее глаза, прозрачные и расширенные, будто ее накачали наркотиками. – Что случилось? Тебе плохо? Хочешь, давай…

Но она не позволила мне закончить фразу и бросилась пробираться сквозь толпу, с такой скоростью, будто ее преследуют. Я смотрю ей вслед, пытаясь придумать логическое объяснение ее изменений, но сдавшись, со звоном опускаю свой бокал на ближайший стол и следую за ней.

Хейли

Брандо выносит теплый плед из своего лофта на широкий балкон и накрывает им мои плечи.

– Спасибо, – говорю я дрожащим голосом, но только лишь слегка от холода. Это первое слово с того момента, когда Брандо поймал меня, убежавшую с шоу. Он тогда крепко обнял меня, усадил в машину и привез в свой лофт.

– Уверена, что не хочешь вернуться внутрь? Я могу приготовить тебе согревающий напиток. Или что-нибудь поесть?

– Нет, – говорю я, уставившись на размытые, красные и белые огни автомобилей, стоящих в пробке. – Мне нужен свежий воздух.

Брандо поправляет плед, чтобы мне было более уютно. Это было так приятно, что я нашла в себе силы улыбнуться ему. Он прислоняется к перилам напротив меня.

– Ну, – аккуратно он начинает разговор, будто я его пациент, – расскажешь мне, что произошло?

Я снова напрягаюсь, вспоминая этот момент.

– Он смотрел на меня, – бормочу я, сжимая челюсть.

– Кто? Рекс? Ну, да. Он смотрел на нас. Это из-за него?

– Он смотрел на меня, – говорю я в том же тоне, – и он не узнал меня.

Брандо делает небольшую паузу и вновь говорит:

– Хейли, не забегай вперед. Сегодня был замечательный вечер, но это только начало. Нужно время, чтобы люди начинали узнавать тебя. Надо еще…

– Ты не понимаешь, – говорю я, в ярости поворачиваясь к Брандо, – Рекс Бентли – мой отец.

Точеная челюсть Брандо просто отвисла в этот момент, еще чуть-чуть и пробил бы пол.

– Что? Погоди… Я не понимаю. Ты уверена?

Я медленно киваю и вновь поворачиваюсь, чтобы смотреть в ночь, опираясь на перила.

– Это было сразу после его “синего периода”, когда он выпустил свои альбомы в Европе. Он приехал в Лос-Анджелес, купил огромный особняк, гору кокаина и снова начал выпускать хиты. Моя мама тоже была музыкантом. Она мечтала выпустить совместный альбом, но в итоге она пела как бэк-вокалист. Она понравилась ему, он записал с ней несколько песен, но в основном она просто помогала ему. И он сделал ее своим ассистентом.

Брандо до сих пор стоит с растерянным видом, потом произносит:

– Но он же был женат тогда…

– Да, – выпалила я с горькой усмешкой в голосе, – был. Вот почему он ее уволил тогда, потому что она забеременела. Он дал ей тысячу долларов и сказал ей, чтобы она “позаботилась об этом”.

– Вот, черт, – проговаривает Брандо с нотками гнева и недоумения.

– Потом родилась я, – продолжаю я, чувствуя, как накатывает ком к горлу и начинает щипать глаза, – мама прислала ему мою фотографию. И написала письмо, где рассказала, где мы живем, и как с нами связаться. Но он так и не ответил на письмо.

Рука Брандо крепко обнимает меня, но даже нахлынувшее чувство защищенности, заботы не может снять ту боль, которая колет меня изнутри. Он нежно вытирает мои слезы.

– Мама решила все мне рассказать, когда мне исполнилось двенадцать лет. К тому времени я уже была, – я замолкаю, чтобы проглотить боль, – я уже была влюблена в музыку. И я уже сделала выбор, что посвящу свою жизнь только музыке. Эта новость для меня была просто ошеломляющей, – я едва выговаривала слова, заикаясь и рыдая, – это было просто удивительно – что именно он мой отец. Я чувствовала огромную пустоту из-за того, что у меня не было отца, и я уже была согласна на любого, лишь бы был. На какого-нибудь неудачника или пьяницу, любого. И вместо них оказался он. Это сделало меня такой сча..сча..счастливой.

Брандо прижимает меня и гладит по спине, пока я пытаюсь унять дрожь и всхлипывания, чтобы продолжить свой рассказ дальше:

– У моей мамы все еще был его адрес, которым он пользовался только для личных писем. Я знала, что он проверял их сам, а не секретарь. И я стала присылать ему письма, фотографии, свои кассеты с собственными песнями. Честно говоря, я не знала, на что я рассчитывала. Возможно на то, что он впустит меня обратно в свою жизнь. Увидит, что во мне течет его кровь, кровь музыканта и поймет, что ошибался. – Я качаю головой, осознавая собственную подростковую глупость. – Да. Я почему-то решила, что он поймет, что совершил ошибку. Может он так поступил из-за наркотиков, своего образа жизни, или он испугался за свою карьеру. Я писала ему письма пять лет подряд. Пять долбанных лет! Сотни писем с подробным описанием всей своей жизни. Свои глубочайшие мысли, надежды и мечты. И одну самую главную мечту и надежду – чтобы у меня был гребаный отец!

Я не могу взять себя в руки. Раны слишком глубокие. Боль и горе заполнили все мои вены. Брандо с силой прижимает меня к себе, будто хочет вытолкнуть всю боль из меня.

– Хейли, – шепчет он мне, пока я плачу на его груди, – мне жаль.

Я пытаюсь собраться, вдыхая прохладный ночной воздух.

– Может, – произносит Брандо, вытирая мои слезы, – он не получал твои письма? Или может у него поменялся адрес? Или они отсеивались как письма фанатов?

– Все что ему требовалось сделать – это посмотреть на письмо, понимаешь? – кричу я так громко и со злостью, будто передо мной был отец, а не Брандо. – Все, что он должен был сделать – это посмотреть! Мы не были на чертовом Марсе; мы были в шести часах езды, в Санта-Крузе! Ничего за двадцать четыре гребаных года! Ни одного долбаного слова! Он просто струсил, у него не хватило духа исправить свои ошибки. Он должен был знать. Как можно за двадцать четыре года ни разу не захотеть посмотреть на свою дочь? И вот сегодня…он просто смотрел сквозь меня, словно я кто-то другой, но я-то знала. Я знала, что он врет сам себе.

Брандо молчал, но его взгляд был полон сочувствия. Он смотрел так, будто хотел избавить меня от этой боли, он хотел как-то помочь, но не знал как. Он подошел к столику и взял две банки пива, открыл и дал одну мне. Я залпом выпиваю почти половину в надежде, что холодный горький алкоголь поможет мне очиститься от неприятного вкуса после этих воспоминаний.

– Спасибо, – говорю я, вытирая последние слезы об край пледа.

Брандо кивает, облокотившись об перила балкона, крутит банку в руках, собирая свои мысли.

– Знаешь, я не могу посоветовать тебе как себя чувствовать, что думать. Я не могу тебе сказать, что надо сделать, чтобы перестало болеть. Но я знаю одно, что эта вся дрянь, которая вызывает в тебе столько боли и страданий, делает тебя сильнее, жестче.

Я опираюсь на перила, держа пиво над пустой улицей и наблюдая за скользящими тенями.

– Прости, – говорю я, – я никому об этом не рассказывала раньше.

– Все хорошо, – тихо отвечает Брандо.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом. Пожалуйста. Я больше не хочу об этом думать.

– Ладно, давай, – говорит он, наклоняясь ко мне.

Я смотрю на него, пытаясь поймать его взгляд.

– Расскажи мне о себе.

– О себе?

– Да. Свою историю. Мы столько времени вместе, а я до сих пор не знаю откуда ты, – я издаю сдавленный смешок, – Или ты возник из воздуха, такой весь обаятельный и невероятно красивый “Брандо Нэш”?

– Думаешь?

Я рассмеялась:

– Звучит странно, но я бы поверила.

– На самом деле, – вздохнул Брандо, – все немного хуже.

– О?

Он смотрит вдаль, будто хочет увидеть свое прошлое, до сих пор происходящее за огнями этого города.

– Я не знаю, где я родился, и кто мои родители. Меня бросили, когда мне было два года.

– Господи, – я совершенно не ожидала услышать что-то подобное. Я поворачиваю к себе Брандо, чтобы взглянуть на его лицо. – А ты пробовал что-то разузнать?

– У меня не было на это времени. Первые десять лет своей жизни я практически не помню. То один дом, то другой, друзья, которых я терял при каждом переезде, приемные родители, от которых, в конце концов, я сам отказался. Я всегда везде был новичком, незнакомцем. И надо мной сильно издевались. Довольно быстро я научился просто молчать и проживать день за днем.

Я с вниманием смотрю на Брандо. Он смотрит в никуда с каменным выражением лица, и говорит так, словно рассказывает не историю своей жизни, а просто читает учебник по истории.

– У меня ничего не было. Совершенно ничего. Даже одежда была “позаимствована” у других детей. Кроме музыки. Она была бесплатна. Нельзя забрать радиоволны, – он берет пиво и делает глубокий глоток.

– Это да, – говорю я и вижу, как Брандо начинает оживать, говоря о музыке, – нельзя.

Он пожимает плечами и продолжает:

– Я начал искать места, где можно услышать музыку. Пробирался в клубы, прятался в барах. Иногда просто останавливался у какого-нибудь дома, если оттуда доносилась громкая музыка.

Брандо смеется над своими воспоминаниями.

– А потом что-то щелкнуло. И я понял, что эти песни не просто пришли к нам с какой-то другой планеты, их можно создавать. Детский рэп на улицах города, парни с дредами в метро, выстукивающие по своим барабанам. Это было так экспрессивно, трогательно, мощно. И это помогло мне почувствовать в себе силу.

Брандо смотрит на меня немного смущенно.

– Я полюбил музыку, но я понимал, что сам я не смогу ее создавать. Здесь я не силен. Зато я могу уболтать кого угодно, могу находить нужные связи – это моя стихия. Я могу разглядеть талант. Превратить мечты в реальность. В этом я действительно хорош. Я посетил несколько показательных шоу, искал в интернете, затем основал небольшой лейбл, собрал несколько местных групп. Затем уговорил дать мне немного студийного времени, свел вместе нужных людей. Это было здорово. Подпольно, несерьезно, но здорово.

Брандо молчит и смотрит куда-то вдаль.

– Затем я встретил Лекси и почувствовал, что может получится что-то грандиозное. Она писала песни, напевала их на дешевую кассету. Ее голос был….потрясающий. Тогда она работала в одном из кафе фаст-фуда, а музыкой занималась для удовольствия. Но я убедил ее, что можно сделать нечто большее. Я бросил все свои силы на это. Раздал задания парням из лейбла, забыл обо всем, кроме Лекси. С тех пор я все делал только для нее.

– Ты любил ее? – осторожно спросила я.

Брандо кивнул.

– А как иначе? Она была невероятна. Мы переехали в какую-то дерьмовую квартирку в Бронксе. Я выкладывался весь: записывал ее, раздавал демки всем, кто бы мог заинтересоваться. Но я оказался слишком ревнивым собственником, постоянно контролирующим ситуацию. А Лекси любила повеселиться. Мы с ней постоянно обо всем спорили: из-за денег, музыки, из-за нас. Но и понимали, что нужны друг другу.

Потом мы перебрались в Лос-Анджелес. Я никого там не знал, но умел быстро заводить друзей, что помогало мне двигаться в правильном направлении. Все стало сходиться. У меня появились песни, связи. Я получил работу в Маджестик Рекордс. Все выровнялось.

Брандо улыбается, но его улыбка получилась жуткая, так как он пытался скрыть нахлынувшие эмоции.

– И вот, когда мы практически подошли к своей мечте, уже была забронирована лучшая студия, и нас ждала лучшая песня – Лекси ушла.

Он поворачивается ко мне и смотрит, как будто ждет от меня ответа, будто я в состоянии объяснить ее поступок. Я медленно качаю головой, сочувствуя ему.

– Зачем? Почему?

– Я задаю этот вопрос себе каждый день вот уже три года подряд, – говорит он. – Быть может, я слишком сосредоточился на ее карьере, и забыл про нее. Может я когда-то причинил ей боль, и она возненавидела меня. Может, ей не нужно было всего этого. Она исчезла на неделю. Потом я узнал, что она подписала контракт с Дэвисом. Он пообещал ей, что она станет мега-звездой. Она даже изменила мне, просто для того, чтобы сделать мне больнее. С каким-то симпатичным парнем из лейбла Дэвиса, который ей никогда не нравился.

– Брандо…

– Все в порядке. А я стал трахаться, чтобы унять боль. Каждую ночь, наверстывая упущенное время. Стал совершенно другим, чтобы выжить. Более азартным. Когда я начинал думать – мне становилось больно, и поэтому я всегда двигался, и каждый раз еще быстрее. Я начал относится к женщинам так, словно они только для того, чтобы двигаться дальше. Я развлекался с ними, но и давал им то, что они хотели, и, конечно, забирал свою долю. Никогда не привязывался к ним. Никогда не чувствовал никаких эмоций. В этом я довольно преуспел. Или, по крайней мере, я так думал, пока она не появилась снова.

Мне понадобилось немного времени, чтобы все это осознать.

– Так вот что вы, парни, делали на “Открытом микрофоне”, когда я играла?

– Да.

Мы оба поворачиваемся к Лос-Анджелесу, к городу, который сначала дал нам наши мечты, а затем забрал их.

И вдруг я начинаю смеяться. Сначала тихо, потом все безумнее и безумнее. Я пытаюсь остановиться, прикрывая рот, но чем я больше пытаюсь, тем более безумным он становится. Брандо смотрит на меня в замешательстве, пока сам не начинает взрываться от смеха. Целую минуту мы были как школьники, хохотали, держась за животы.

– Два сапога пара! – говорю я сквозь смех.

– Два обиженных и брошенных! – Брандо кричит во всю мощь, – Мы идем мстить!

– Ты слышишь, Лос-Анджелес?!

– Мы идем!

Брандо

Хотя в моей визитке все еще указано, что я работаю в Маджестик Рекордс, у меня с ними довольно сложные отношения. И не последнюю роль в этом играет генеральный директор. Джейсон Роулэнд. Когда они предложили мне работу, это было большей частью связано с моими успехами в моем собственном лейбле в Нью-Йорке. Также предполагалось, что Лекси и я будем в комплекте. Маджестик хотел заполучить парня, который бы не только искал таланты, но и пришел бы с самой горячей перспективой. И вот, когда эта “горячая перспектива” решила уйти к их самому главному конкуренту к Дэвис Кроуфорд Гиперсоник, а я просто загулял на разного рода вечеринках вместо того, чтобы найти достойную замену, напряжение не заставило себя долго ждать.

Тем не менее, мне все же удалось подписать хорошие контракты: несколько инди-рок-групп, чьи продажи низкие, но стабильные, группу с горячими девчонками и совсем недавно певицу R ‘n B с небольшой, но довольно навязчивой группой фанатов. Так что мне позволили пока остаться в офисе, но, по правде говоря, за последние несколько лет ничего достойного я так и не смог найти. Хастлинг, чтобы заполучить небольшие группы подписывал контракты и с другими лейблами, а Маджестик – в частности, Джейсон Роулэнд – никогда.

Но не в этот раз. Только идиот упустит такую горячую девчонку, как Хейли. И в этот раз я буду ставить условия.

Я подъезжаю к небоскребу, где находится офис Маджестик Рекордс, подмигиваю всегда улыбающемуся администратору. Огромный лифт привез меня на один из самых высоких этажей.

– У тебя же на 10-30, Брандо?

– Я как всегда раньше, Шивон.

– Не всегда, – кокетливо ответила красавица-блондинка. Нас с ней связывает небольшая история.

Я усаживаюсь на диван возле кабинета Роулэнда, настраиваясь на долгое ожидание. Роулэнд всегда заставляет людей ждать; он думает, что это делает его более важным. Не удивлюсь, если он это вычитал в какой-нибудь книжке.

Мой телефон зазвонил. Номер незнаком, но я все равно отвечаю. Никогда не знаешь, кто тебе может позвонить.

– Ну здравствуй, Брандо.

Черт.

– Дэвис? Какого хрена у тебя мой номер?

– У меня всегда был твой номер, Брандо. Ты знаешь это.

– Сделай мне одолжение – удали его.

– Да ладно тебе, не огрызайся. Ты такой нервный из-за нашего пари? Ты помнишь, осталось всего две недели.

Я не могу сдержать улыбку, расползающуюся у меня по лицу.

– Ну, у меня все довольно не плохо. Я предполагал, что ты в курсе.

– Ах, да. Уже все говорят о твоей новой девушке. Если я еще раз услышу эту проклятую песню, я поддамся искушению украсть ее у тебя.

Он хихикает над своей шуткой, а я сдерживаю гнев, который начинает подниматься во мне.

– Ты все? – выдавливаю я.

– Под правильным руководством и с регулярными небольшими толчками ей в спину, она сможет стать маленькой звездочкой через год или больше.

– Она будет звездой. Через две недели.

Хриплый смех Дэвиса еще более отвратителен по телефону.

– Да брось, Брандо, ты же понимаешь, что это невозможно. У тебя столько времени ушло, чтобы собрать эти песни. Никто еще не знает о ней за пределами города. Слушай, я все-таки джентльмен и готов предложить тебе выход. Я поспорил с тобой для того, чтобы увидеть, как ты мучаешься, но ты отлично справился. Считай, что в некотором смысле, ты уже выиграл. Честно говоря, я бы не хотел даже, чтобы ты потерял кого-то их своих подопечных. Я совершенно не знаю, что с ними делать.

Я смеюсь.

– Дэвис, я не отказываюсь от пари, но даже если бы и отказался, Хейли в любом случае станет звездой к концу месяца, и ты это знаешь. Смотреть на твое набитое силиконом лицо, когда ты будешь отдавать мне десять штук, это как очень сладкая вишенка поверх невероятно вкусного торта.

Шивон ловит мой взгляд и кивает в сторону двери Роулэнда.

– Брандо, ты так и остался удивительно самоуве…

– Пока, Дэвис. Мне пора. Увидимся в конце месяца.

Довольный, я сбрасываю вызов. Встаю, посылая еще одно воспоминание Шивон, и подмигиваю ей. Затем вхожу через огромные двустворчатые двери, ведущие в кабинет Джейсона Роулэнда.

До этого момента мы еще никогда не виделись с ним. Он довольно молодой, высокий и подтянутый. Выглядит он дерзко, холодно, а его кукольные волосы придают ему сходство с неким серийным убийцей. На меня он произвел впечатление парня из подземелья, получающего удовольствие от заключения секс-контрактов с женщинами. Мы будто из совершенно разных миров. Он очень любит всем рассказывать, что у него было тяжелое детство, но сразу видно, что он вырос в богатой семье, и ни разу в своей жизни не работал. Маджестик – это дочерняя кампания его отца – Роулэнд Энтерпрайзис. Никто не знает о его личной жизни, но я однажды встретил девушку, которая поклялась, что видела, как он следил за ней почти каждый день три недели подряд, после того как она с ним переспала.

Он стоит в своей типичной позе, когда кто-то приходит к нему в офис: ноги расставлены, руки скрещены на груди, взгляд устремлен в город через огромное окно. Я стараюсь не выдавать свои мысли, когда подхожу к его столу.

– Ты нравишься мне, Брандо, – говорит он, поворачиваясь, и я готовлюсь к выступлению мудака, считающего себя альфа-самцом. – Я вижу, что ты такой же как и я. Поднялся с самого дна. Пробился сюда. Посмотри вокруг.

Роулэнд разводит руками, как бы говоря “во всем мире нет ничего лучше, чем мой офис”. Я вежливо киваю, и сажусь, не дожидаясь разрешения. Судя по всему, наш разговор затянется.

– Но меня все еще гложет, что мы потеряли Лекси. И я до сих пор не пойму, почему? Почему, Брандо?

Я пожимаю плечами. День только начался, чтобы вспоминать это дерьмо. Я прочищаю горло в надежде, что смогу поскорее уйти от этой темы.

– Я не знаю, что и сказать, Роулэнд. Думаю, она решила, что это место ей не подходит.

Он показывает свои выбеленные крошечные зубы в отвратительной улыбке.

– Это ты не очень подходил ей, Брандо. Тебе не хватило инстинкта убийцы. Поэтому ты провалил сделку.

Услышать подобное дерьмо от Дэвиса – это еще куда ни шло. По крайней мере, я могу вмазать Дэвису. Но здесь, на этой территории? У меня инстинктивно сжались кулаки.

– Я пришел поговорить о Хейли Грейс Кук, – говорю я серьезным тоном, чтобы Роулэнд понял, куда идет этот разговор.

– О ком?

– О Хейли Грейс Кук. Девушке, которая произвела фурор на показательном шоу пару дней назад. Все только о ней и говорят.

Он пожимает плечами, совершенно не впечатлившись.

– Я не общаюсь со “всеми”.

– Конечно. Вот, послушайте, – говорю я, вынимая телефон, – у меня есть запись ее песни, которая на ротации в каждой радиостанции всех колледжей Калифорнии. Она уже набирает обороты в интернете. Послушайте.

Я ставлю песню на телефоне и смотрю на реакцию Роулэнда. Он откидывается на спинку кресла, держа пальцы перед собой, и задумавшись так, будто решил вдруг поразмышлять над смыслом жизни.

– Пока неофициально, – говорю я, пользуясь редким случаем, когда Роулэнд молчит, – но она уже под колпаком. Мы можем брать ее, как только захотим. По крайней мере, у нас большие преимущества. Сейчас у нее есть пять песен – и все они потенциальные хиты. Я распространил их в сети, и получил довольно положительные отзывы. Ей нужен клип – а для этого мне нужны деньги.

– Выключи.

Я наклоняюсь, чтобы выключить и кладу телефон обратно в карман.

– Тебе нужны деньги, – говорит Роулэнд, откидываясь назад на своем кресле с таким выражением, будто бы я попросил руку единственной его дочери, – а ведь я еще даже не уверен, будешь ли дальше в нашей команде после своего провала.

– Я же сказал, что она готова подписать, как только я ей скажу. Я могу ей позвонить прямо сейчас. У нас все по обоюдному согласию. Поверьте мне, она того стоит. Вы же видели сами, – говорю я, наклоняясь вперед в попытке убедить его.

– На чем основаны эти выводы? – говорит Роулэнд с улыбкой на лице.

Он не может даже скрыть свою любовь к этим играм, показывающим кто сильнее. Он кладет ноги на стол и заводит руки за голову.

– Несколько ди-джеев из колледжа? И столько же кустарных радиостанций, которые совершенно ничего не понимают в музыке, так?

– Я не прошу большой бюджет. Она талантлива. Мы должны вложиться, мы же можем себе это позволить?

– Ты предлагаешь рискнуть? На кону ведь моя задница, а не твоя.

– Это не рискованно. Это просто небольшая сумма денег, которые мы отобьем. Если, конечно, воспользуемся этим.