Текст книги "Мой испорченный рай (ЛП)"

Автор книги: Дж. Б. Солсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– Нет, я видел машину на улице. – На нем нет обуви, только шорты и кепка, из-под которой торчат лохматые локоны вокруг ушей и шеи. И вау… как и парни из дома, Иисус хорошо сложен. Каждый мускул на его торсе, словно вылеплен вручную, с твердыми округлостями и затененными впадинами, которые заставляют кончики пальцев женщины чесаться от желания исследовать их. Должно быть, это что-то в воде. Парень опускает свою задницу прямо на песок между нашими полотенцами и смотрит на тело Куинн на секунду дольше, чем нужно, но все же достаточно долго, чтобы и я, и Куинн заметили это. Ему удается оторвать взгляд, чтобы поднять подбородок в мою сторону.

– Тебе холодно или что?

Я ерзаю в своей слишком большой одежде.

– Мы только что приехали.

– И что? – Он смотрит на волны, его скрещенные руки лежат на согнутых коленях, а на лице ленивая улыбка. – Что думаешь?

– Мне нравится здесь больше, чем Вайкики. – Я зарываю пальцы ног в песок. – Меньше народу.

– Пока, – говорит Иисус. – Через пару часов это место оживет.

– Подоспели как раз к «счастливому час». – Куинн поднимает лицо к солнцу.

Парень смотрит на нее, потом быстро отводит взгляд, словно не желает, чтобы его застукали за разглядыванием. Он замечает камеру, висящую у меня на шее.

– Сняла что-нибудь хорошее?

Я пожимаю плечами, чувствуя легкое разочарование в своем ответе.

– Пока нет.

Он хихикает так, как будто знает какой-то секрет.

– Еще снимешь.

Я не покину этот остров, пока не сделаю этого.

ГЛАВА 4

«Более важно общаться с людьми, чем щелкать затвором»

– Альфред Эйзенштадт

Иисус был прав.

Около пяти часов вечера на пляже становится многолюдно. Люди стекаются сюда, высматривая лучшее место на пляже, и садятся лицом к волнам с каким-то возбужденным предвкушением. Другие приходят и не садятся. Вместо этого наблюдают за водой и изучают волны с медицинской точностью. Я переворачиваюсь на живот и приподнимаюсь на локтях, чтобы наблюдать за людьми из-под козырька бейсболки. Иногда они разговаривают друг с другом, указывают направление, кивают или качают головами.

– Как думаешь, что они делают?

Куинн что-то сонно бубнит, лежа на своем полотенце.

Иисус оставил нам несколько особых жевательных конфет. Куинн съела свою, и, не желая мешать моим когнитивным навыкам, я отдала ей свою.

Мужчина в широкополой шляпе и с сумкой для фотоаппарата ступает босыми ногами по песку. Моя кровь бурлит от возбуждения. Я сразу узнаю своих людей. Штативы, длинные объективы и полный надежды, ищущий взгляд – это язык, который я понимаю. Появляется еще один и устраивается в нескольких метрах от первого. А потом еще один с более длинным объективом разбивает лагерь перед современным одноэтажным домом. В конце концов, полдюжины фотографов разбредаются по пляжу с камерами, направленными на воду.

Сначала я думаю, что они пришли фотографировать закат, но длинные объективы выдают их. Они хотят получить близкие, точные снимки. Все ждут появления китов? Может быть, дельфинов?

Мой вопрос получает ответ, когда я вижу, как группа из трех человек бежит трусцой к кромке воды, держа под мышкой доски для серфинга. Я смотрю начнут ли фотографы щелкать затвором, но они этого не делают. Пока нет.

Все больше серферов погружаются в волны. Они гребут против течения, и это выглядит легко. Они скользят, словно по стеклу, а не борются с огромной силой воды, которая непрерывно толкает их к берегу. Они ныряют под воду, как торпеды, с каждым взмахом руки увеличивая расстояние. И вскоре становятся лишь черными точками на фоне оранжевого, розового и фиолетового неба.

Я подношу фотоаппарат к глазу и делаю столько снимков, сколько могу, все время жалея, что у меня нет объектива, чтобы приблизить взгляд.

Погруженная в работу, я не замечаю потока серферов, идущих позади меня, пока не чувствую, как песок взметывается вокруг моего полотенца. Вереница серферов из дома братства позади нас заходит в воду. Иисус похлопывает по козырьку моей бейсболки, когда проходит мимо с белой доской под мышкой.

Подождите. Иисус с ребятами из братства? Он там живет?

Я трясу Куинн.

– Просыпайся. Ты не хочешь это пропустить.

Подруга стонет, зевает и переворачивается на бок. Когда замечает, каким многолюдным стал пляж, садится и сдвигает солнцезащитные очки на макушку. Появляется все больше серферов, мужчин и женщин с досками разных размеров и форм.

Она провожает их взглядом.

– Я умерла? Это рай?

Волны большие. Больше, чем были, когда мы приехали сюда несколько часов назад. Такие большие, что при каждом ударе издают оглушительный грохот.

– Это вообще безопасно? – Я наблюдаю, как новая группа серферов плавно движется по водной глади, как будто они занимались этим всю свою жизнь. И, вероятно, так оно и есть.

– Дай мне посмотреть. – Подруга тянется к моей камере, и я наклоняюсь ближе, чтобы она могла посмотреть в объектив без необходимости снимать ремешок с шеи.

Сейчас на волнах плавает около пятидесяти серферов. Они по очереди ловят лучшие волны, одни идут влево, другие – вправо. Они рассекают волны, посылая брызги в воздух, одни взлетают высоко, другие пригибаются низко, почти исчезая в возвышающемся завитке. К серферам присоединяются люди с бодибордами и даже те, кто катается на волнах, используя в качестве доски только свое тело.

Захваченная моментом, я забываю о своей камере и о том, зачем я здесь, наблюдая за изящным танцем матери-природы и человека. Единственные звуки, которые мы с Куинн произносим вполголоса, это случайный вздох или бормотание: «Ты это видела?».

Мы смотрим, пока солнце не садится и не становится слишком темно, чтобы видеть. Некоторые из серферов выходят на берег, но другие остаются, и я улавливаю их мимолетные проблески на фоне белоснежной пены от разбивающихся волн.

Иисус идет к нам из воды. Встряхивает мокрыми волосами, словно на съемках рекламы шампуня, и с широкой улыбкой поднимает подбородок, приближаясь к нам.

– Вы голодны? – спрашивает он, слегка запыхавшись.

– Умираю с голоду. – Куинн вскакивает на ноги. – Какого черта ты мне вообще дал? Я спала как убитая, а теперь могу съесть целую корову в одиночку.

Парень запрокидывает голову назад, смеясь.

– Что случилось, жительница материка? Не можешь справиться с островной дурью?

Она упирает руки в свои обтянутые бикини бедра, привлекая его взгляд.

– Я могу справиться с этим. После сна и еды.

Парень усмехается, глядя на нее.

– Я поставлю доску, и пойдем, перекусим. – Не дожидаясь ответа, он направляется обратно в дом братства, его шорты для плавания висят очень низко на узких бедрах.

– Ты не можешь сказать «нет», – мурлычет подруга. Затем встряхивает свой сарафан и надевает его через голову.

– И не собиралась. Я голодна. – Я мысленно пересчитываю, сколько денег потратила сегодня, за вычетом аренды машины, и определяю, что у меня есть бюджет на ужин в десять долларов. Будем надеяться, что в ресторане есть детское меню.

Мы встречаем Иисуса на тропинке между домом братства – его домом – и его соседями. Заряженный энергией от серфинга, или, может быть, это первый раз, когда я вижу его трезвым, парень говорит без остановки, используя слова, которые я не понимаю. Куинн задает вопросы, а я иду следом, прокручивая в голове все, что только что увидела. И жалею, что у меня нет денег, чтобы купить более длинный объектив.

– У нас есть тайская кухня, пицца, креветки или тако. – Иисус потирает живот, который теперь обтянут красной футболкой с логотипом черепа и скрещенных костей на левой груди. На самом деле, это не кости скрещены, а доски для серфинга. – Выбирай.

– Это фургоны с едой, – констатирую я очевидное, а потом чувствую себя идиоткой из-за этого.

У меня был один опыт с фуд-траками, и он был не очень удачным. Мне было двенадцать, и мои бабушка с дедушкой взяли меня в Хурон на ярмарку штата Южная Дакота. Я ела жареные во фритюре твинки, начос и индюшачью ногу, которую мне подали из окна фургона. Меня тошнило всю дорогу домой.

– М-м-м… пицца. – Куинн подходит ближе к радужному грузовичку с нарисованным на боку гигантским куском пиццы в форме волны.

Я следую за ними к очереди.

– А поблизости нет ресторана?

Иисус усмехается.

– Ближайший – в Халейве. Здесь еда лучше. – Он прижимается к моему плечу и улыбается. – Доверься мне, хаоле.

Не могу сказать, что полностью ему доверяю, но пицца кажется надежной ставкой. Поэтому я бросаю осторожность на ветер.

– Эй, кретин! – кричит Иисус над моей головой, заставляя меня подпрыгнуть. – Ты должен мне пять баксов!

Я поворачиваюсь и вижу группу из четырех парней с двумя девушками, которые, похоже, соответствуют остальному населению этого района – худые, загорелые и красивые. Девушку со светлыми волосами, я раньше видела занимающейся серфингом с одним из парней.

– Не-а, – отвечает один из парней, смеясь. – Ты не был в трубе¹⁵.

– Был. Спроси Лейна. Он видел.

– Братан, – говорит парень, который, как я предполагаю, Лейн. Он обнимает светловолосую девушку. – Даже близко нет.

– Если тебе от этого легче, – кричит девушка, прижавшаяся к Лейну. – Шон тоже не смог.

– Я сделал! – хнычет Шон, которого Иисус называл «кретином».

– Ты видела мой, Энди? – Иисус показывает через плечо на Шона. – Пять баксов, сучка.

Женщина, Энди, поднимает руки вверх.

– Не вмешивайте меня в это.

Лейн, который, как я предполагаю, является ее парнем, целует ее в макушку и что-то бормочет в ее влажные волосы.

С ними еще один парень, но он не так заинтересован в дебатах, как в темноволосой женщине, к которой склонился. Парень держит прядь ее волос между пальцами и нежно поглаживает, когда она смеется над чем-то, что он сказал. Он поднимает взгляд, но только на секунду. Его взгляд снова переходит к женщине, затем быстро возвращается к нам.

Не столько к нам, как я понимаю слишком поздно. Ко мне. Парень прищуривается.

Нервничая от его внимания, я поворачиваюсь вперед и делаю вид, что изучаю меню, напечатанное на боку машины.

Мы заказываем наши кусочки, забираем еду, и я, к счастью, остаюсь ниже своего десятидолларового бюджета. Иисус заказывает целую пиццу, и мы садимся на единственную свободную скамейку для пикника. Я остро чувствую друзей Иисуса и то, что они сидят позади нас, хотя и не знаю почему. Стараюсь не смотреть и не обращать внимания на пульсирующую энергию у меня за спиной. Их голоса разносятся и выделяются на фоне разговоров, происходящих вокруг нас.

– Убирайтесь на хрен отсюда, – слышу я мужской голос.

Я замечаю двух парней, стоящих в очереди в фургон с тако. Они оба носят одинаковые стрижки в военном стиле. Рядом с ними стоит мальчишка. Не совсем ребенок, но еще не подросток. Он одет в шорты, без обуви и без рубашки. У него грязные ноги, и хотя он не выглядит истощенным, но явно просит денег.

– Я сказал «нет», – говорит более крупный из стриженых парней.

Плечи паренька опускаются, и он отступает.

Я жду, что кто-нибудь поможет ребенку, предложит ему немного денег или еды. Вместо этого все вокруг ведут себя так, будто его здесь вообще нет.

– Эй, – говорю я и машу рукой, чтобы привлечь его внимание.

Мальчик кажется удивленным, смотрит налево, чтобы убедиться, что я говорю с ним.

– Да, ты. – Я машу ему рукой.

– Элси, – мягко говорит Иисус. – Не позволяй ему обмануть себя. Он просто ищет бесплатную еду.

– Что? – говорят мальчик, когда добирается до нашего столика.

– Любишь пиццу? – Я протягиваю ему хлипкую бумажную тарелку с куском сырной пиццы, таким большим, что он переваливается через край.

Его глаза расширяются.

– Да.

Я жестом предлагаю ему взять ее.

Он берет, голод сверкает в его глазах.

– Спасибо.

Я поворачиваюсь обратно к Иисусу и Куинн. Он качает головой, как бы говоря, что не нужно было этого делать. Куинн, кажется, даже не замечает или не беспокоится, но это, вероятно, потому, что она знает меня достаточно хорошо, чтобы не удивляться, что я отдаю свой ужин ребенку.

Я потягиваю свою содовую.

Иисус протягивает мне кусочек своей пиццы. Он набит всеми видами мяса, которые только можно себе представить, и я съеживаюсь, вспоминая индюшачью ножку.

– Я в порядке. – Поднимаю свою содовую, пузырьки наполняют меня достаточно хорошо.

– Уверена? – говорит Иисус. – Можешь пойти и взять еще кусочек.

Я не хочу говорить ему, что у меня есть бюджет на еду и что некоторые вещи, например, итальянская стажировка, важнее еды.

– Здесь всегда так много серферов на закате? – спрашиваю я, меняя тему.

– Иногда больше. – Щеки Иисуса набиты пепперони. Он жует и глотает. – Несколько недель назад это место было забито людьми, приехавшими на «Херли Профи»¹⁶.

Я слушаю, наблюдая за тем, как одичавшая курица ковыряет хвост креветки.

– Что случилось со всеми этими курицами этом острове?

Парень проглатывает и делает глоток напитка, прежде чем ответить.

– На больших сахарных плантациях было много кур. Когда промышленность пришла в упадок, они выпустили их на волю. Думаю, они трахаются, как кролики. Они не слишком беспокоят людей.

Курица-мать собирает своих маленьких пушистых малышей под крылья. Так мило.

– Йоу, – мужчина с длинным хвостом, одетый в бандану с рисунком тай-дай, кладет передо мной кусок сырной пиццы. – Это для тебя.

– О, я не заказывала…

– Да. Это за помощь мальчику.

– Какого хрена, Джорди? – говорит Иисус. – Ты никогда не даешь мне бесплатную пиццу.

Парень из фудтрака ухмыляется.

– И никогда не дам. – Он кивает на кусок. – Это не бесплатно. За нее заплатили.

Заплатили? Кто?

Мужчина возвращается к фургону.

– Похоже, у кого-то есть тайный поклонник. – Куинн шевелит бровями.

– Думаешь, это можно есть? – Я осматриваю ломтик, который выглядит еще более свежим, чем мой первый. Мой рот наполняется слюной.

– Городские цыпочки, – выдыхает Иисус, смеясь. – Никто на острове не хочет тебя отравить. Это безопасно.

Голод берет верх, и я, рискуя жизнью, откусываю кусочек. Вкус не похож на цианид.

Набиваю рот вторым кусочком. Деревянная скамейка скрипит рядом со мной, и пятидолларовая купюра падает на место между мной и Иисусом.

Парень, который ранее задушевно беседовал с темноволосой женщиной, садится рядом со мной, оседлав скамейку так, чтобы быть лицом прямо ко мне.

– О, Шон расплатился. – Иисус гордо берет деньги. – Я знал, что он это видел. – Он показывает средний палец, я полагаю, Шону. Я слышу смех откуда-то из-за своей спины.

– Кто твои друзья? – спрашивает парень, его взгляд прыгает между мной и Куинн.

Иисус качает головой, кажется, немного раздраженный, но все равно представляет нас.

– Элси. Куинн. Это Грант.

Грант. Он выглядит как Грант – яркие голубые глаза, широкая улыбка и ровные белые зубы. Его волосы выглядят так, будто от природы они светло-карамельного цвета, но соленая вода и солнце сделали некоторые из длинных прядей белокурыми. Его футболка плотно обтягивает широкие плечи, а загорелые руки покрыты россыпью золотистых волос.

Куинн точно западет на него, если уже не запала.

– Ты Куинн или Элси? – Он поднимает выбеленную солнцем бровь, глядя прямо на меня.

Я вытираю жир от пиццы со рта бумажной салфеткой и стараюсь не ерзать, пока он изучает меня так, как серфингисты изучают волны.

– Элси.

– Ты не местная. – В его голосе слышится улыбка, когда он продолжает смотреть мне в лицо, хотя я полагаю, что его комментарий был адресован нам обоим.

– Мы в отпуске. – Предплечья Куинн сложены на столе, подчеркивая ее обширное декольте. Она сверкает своей фирменной знойной ухмылкой, на которую я еще ни разу не видела, чтобы мужчина не отреагировал. Судя по тому, как Иисус наклоняется ближе к ней, похоже, это работает.

Грант, однако, кажется вежливо незатронутым.

– Отпуск и рабочая поездка, – уточняю я.

– В самом деле? Рабочая поездка? – Грант опирается локтем на стол, пытаясь придвинуться ближе. – Чем занимаешься?

Если посмотрю прямо на него, наши лица окажутся слишком близко. Я отстраняюсь на несколько дюймов, затем поворачиваюсь к нему. Даже на расстоянии я чувствую запах кокосового крема для загара на его коже.

– Фотография. Я работаю над проектом.

Его глаза расширяются.

– Круто. Так вот откуда ты знаешь Джейка?

– Джейка?

Он усмехается и указывает на Иисуса.

– Джейк.

– Подожди, – говорит Куинн, поднимая руку, как будто хочет поставить момент на паузу. – Тебя зовут не Иисус?

– Это прозвище, – говорит Иисус-Джейк. – Все зовут меня Иисус. – Он поднимает подбородок в сторону Гранта. – Кроме этого ублюдка.

Грант, этот ублюдок, хихикает. Звук низкий и теплый. Мне он сразу же нравится. А потом я ненавижу то, что мне это нравится.

– Извини, что сорвал твое прикрытие.

– Люди называют меня Иисусом, с тех пор как я был подростком.

– Почему? – спрашиваю я очевидное.

– Потому что, когда он занимается серфингом, – отвечает Грант, – то как будто ходит по воде.

Я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбку.

– Умно. Мне это нравится.

– А как они тебя называют? – спрашивает Куинн, очаровательно наклонив голову. Я не знаю, как ей это удается, но она может включить сексуальность словно щелчком выключателя.

Грант проводит пальцем по верхней губе, пытаясь скрыть улыбку.

Иисус стонет.

– Тебе лучше не знать.

Грант покраснел?

– Дай угадаю, – говорит Куинн, когда брюнетка подходит и садится на бедро Гранта и обхватывает его за шею.

– Ты сказал, что скоро вернешься. – С короткими темными волосами, разделенными посередине и заправленными за уши, без малейшего намека на макияж, с загорелой на солнце кожей, большими темными глазами и пухлыми губы, я подумываю, не модель ли она. Если нет, то должна стать ею.

Рука Гранта лежит на ее талии и обхватывает расстояние от ребер до бедра. Он смотрит на нее с легкой ухмылкой.

– Я как раз заканчиваю.

– Хорошо, потому что я хочу вернуться к тебе и посмотреть фильм.

– Хорошо, мы так и сделаем. – Когда его взгляд ловит мой, я вижу, как что-то вспыхивает в голубых глазах. Что-то… непонятное. Если бы я знала его лучше, то подумала бы, что это извинение. Но я даже не знаю этого парня, так что это бессмысленно. – Вам, ребята, стоит как-нибудь прийти потусоваться. – Он поднимает девушку со своих колен и встает на ноги.

– Мы с удовольствием.

– Мы не можем, – говорю я в унисон с Куинн.

По какой-то причине это заставляет Гранта улыбнуться. Боже правый, у него есть ямочки?

– Они остановились в городе в мотеле. – Иисус не уточняет, но по выражению лица Гранта думаю, что ему это и не нужно.

Он морщит нос.

– Почему?

Забавно, но после сегодняшнего дня я спрашиваю себя о том же.

– Потому что это дешево. – Это правда.

– Ну, если твоя цель – сделать отличные фотографии, то вам стоит проводить больше времени на этой стороне острова.

Девушка тянет Гранта за руку.

– Может, уже пойдем?

– Может быть, еще увидимся, – говорит Грант и позволяет увести себя.

Когда он оказывается вне зоны слышимости, Иисус бормочет:

– Чертов псих.

– Какая у него история? – спрашиваю я и продолжаю есть свою подаренную пиццу. Если подумать… Я смотрю на место на скамейке, которое Грант оставил пустым. Это он купил мне пиццу?

– Да. – Куинн опирается подбородком на ладонь, наклоняясь к Джейку. – Пожалуйста, расскажи нам его историю. – Она шевелит бровями.

– У меня есть идея получше. – Глаза Иисуса блестят озорством. – Хотите сделать что-то безумное?

– Да, черт возьми! – говорит Куинн.

– Нет, – добавляю я, но Куинн и Джейк уже поднимаются на ноги.

Отлично. Я собираюсь умереть.

ГЛАВА 5

«Характер, как и фотография, проявляется в темноте».

– Юсуф Карш

– Уверен, что это безопасно? – спрашиваю я, пока Иисус-Джейк пристегивает меня ремнем безопасности. – Или законно?

– Хватит быть такой слабачкой! – визжит Куинн от предвкушения.

Джейк привез нас в зиплайн-парк¹⁷, который явно уже закрыт.

– Мой дядя владеет этим местом. Ночью здесь не менее безопасно, чем днем.

– Почему это не успокаивает? – Я дергаю ремни, чтобы убедиться, что они надежно закреплены.

Я не решалась согласиться на это приключение, пока Куинн не напомнила мне о «Списке желаний». Мне нужно больше рисковать, бросать осторожность на ветер. И я не могу придумать ничего более рискованного, чем быть привязанной к тросу, подвешенной в небе укурком с налобным фонариком.

– Поверь мне. Тебе понравится. Кататься на зиплайне ночью – это охренительно круто. – Он проверяет ремешки наших шлемов.

– Охренительно круто, – повторяю я, сверяя слова со своим жизненным опытом до этого момента. – Не могу сказать, что я с таким сталкивалась.

Куинн визжит от предвкушения.

– Хочешь, чтобы я тебя подтолкнул? – Он в последний раз дергает за веревку, на которой держится моя жизнь.

– Боже, пожалуйста, не надо. – Я судорожно втягиваю воздух.

Куинн дает обратный отсчет, и оказывается, что мне действительно нужен толчок. С помощью Джейка меня спихивают с платформы, мои ноги взлетают в воздух, и мы летим. Взрыв смеха вырывается из моих легких, когда в животе все сжимается от трепета. Куинн откидывает голову назад, раскинув руки, и скользит рядом со мной.

Теплый островной воздух развевает мои волосы по плечам. Луна отбрасывает серебристый отблеск на темную воду, а джунгли под нами – лишь зияющая черная дыра. Запах спелой растительности заполняет мой нос, и как только мой мозг осознает, что я не собираюсь умирать, я улюлюкаю от восторга.

– Внимание! – кричит Джейк с большого расстояния позади нас.

Вдалеке вырисовывается высокое строение. Слишком скоро линия выравнивается, и мы замедляемся. Затем останавливаемся. Я отцепляюсь, как объяснил Джейк, и помогаю истеричной Куинн сделать то же самое, как раз, когда Джейк приземляется на платформу.

– Весело, правда? – Он широко ухмыляется, наблюдая, как мы растворяемся в адреналиновом смехе. – Давай следующий.

Теперь, когда знаю, что выживу, я с нетерпением жду следующей поездки.

Мы с Куинн хихикаем, когда проходим последний из пяти зиплайнов. Мы находимся на таком адреналиновом подъеме, который можно получить, только прыгнув вслепую с деревянной платформы и пролетев по воздуху.

Мы помогаем Джейку убрать оборудование, и он предлагает нам косяк, чтобы успокоить бурлящее безумие. Я отказываюсь и предлагаю отвезти нас обратно в мотель, чтобы Куинн могла покурить. Они с Джейком флиртовали весь вечер, и я вижу, что она не решается закончить разговор.

Я беру фотоаппарат и делаю несколько снимков, на которых они запечатлены с дымом на губах и широкими улыбками на лицах. Они смеются и игриво прикасаются друг к другу, и через объектив я запечатлеваю первые зачатки отношений.

В последний раз я так веселилась на двадцать первом дне рождения Куинн. Это было много лет назад. Мы пили красное вино из бутылки и завывали на луну. Моя бабушка была еще жива, но становилась все более слабой. Я работала полный рабочий день в фотостудии, а рано утром, поздно вечером и по выходным в прачечной. Помню, как, потягивая вино, я думала о том, что чувствую себя свободной, пусть даже только на одну ночь.

Джейк высадил нас у нашей машины, все еще припаркованной возле темного и пустынного Сансет Бич.

– Завтра я работаю. – Он говорит не со мной. Его взгляд не покидает Куинн. – Ты должна спуститься и потусоваться со мной.

Я направляюсь к стороне водителя, чтобы оставить их наедине. Стрелка на указателе уровня топлива на приборной панели не поднимается выше «E». Мне не пришло в голову спросить о бензине, когда мы ехали по острову сегодня, но мы, должно быть, сожгли много. Когда забирали машину топлива было полбака.

Куинн под кайфом, забирается на пассажирское сиденье и почти сразу засыпает.

Джейк наклоняется к моему открытому окну.

– Знаешь, как вернуться?

– Думаю, что да. Где ближайшая заправка? – Я постукиваю пальцем по приборной панели над мертвой стрелкой.

Он усмехается и качает головой.

– Сейчас не открыта ни одна заправка.

– Что ты имеешь в виду? Разве заправки не всегда открыты? – Я смотрю на Куинн в поисках разъяснений, но единственный звук, который она издает, это тихий храп. – Просто вставляешь свою карточку.

– Материковые жители. – Джейк вздыхает. – У нас есть только одна станция, и она старой школы. Сегодня вы никуда не поедите.

– Ты шутишь, да?

– Нет. – Он отступает от окна. – Похоже, вы переночуете у меня.

– Подожди, неужели сейчас нет ни одной открытой заправки?

– Ни одной.

Застонав, откидываю голову назад.

– Куинн. – Я трясу ее, пока она наконец не открывает глаза.

– Что? – Она моргает мутными глазами.

– Возможно, я смогу найти тебе кровать у себя дома. – Джейк нетерпеливо оббегает вокруг машины и открывает дверь со стороны пассажира, чтобы помочь Куинн выйти.

Я вспоминаю, как он смотрел на Куинн раньше. Как будто она была десертом после кето-диеты. А подруга сейчас под кайфом и совершенно не в себе. Я бы не исключила, что в таком состоянии она примет решение, о котором пожалеет утром.

Подождите, ее список. В ее списке было написано, что она хочет переночевать на пляже. Или это был секс на пляже… Наверное, и то, и другое.

– Если у тебя есть пара одеял, мы можем спать на пляже.

– Можно. – Он пожимает плечами. – Это самый безопасный пляж на Оаху.

– Да! – Куинн выглядит бодрее, чем последние десять минут. – Мой список!

Джейк хмурится.

– Список?

Я хватаю наши полотенца и толстовки.

– Уверен, что это безопасно?

– На Северном побережье никто не валяет дурака, иначе они будут отчитываться перед Локахи.

– Ло… кто это?

– Ка. Хи. Местные парни охраняют этот район с шестидесятых годов.

– Банда?

Он не отвечает.

– Честно говоря… – Парень потирает затылок. – Вам, наверное, было бы удобнее на пляже. У нас всегда много народу, и ты можешь оказаться на полу. – Я замечаю, что сейчас он говорит не с Куинн, а только со мной.

Пляж звучит все лучше и лучше.

Он указывает на дом братства.

– Я возьму несколько одеял и встречу вас на пляже перед моим домом.

Мы запираем наши ценные вещи в машине. Кроме моей камеры. Я оставляю ее пристегнутой на шее и накидываю на нее толстовку. Как и обещал, Джейк встречает нас на песке перед своим полутемным домом. Что это за братство, которое ложится спать до полуночи?

Мы находим место сбоку от террасы, где песок переходит в травянистый холм, а пальмы растут сбоку, образуя естественный навес. Джейк протягивает мне одеяла.

– Если что-нибудь понадобится, мы оставляем дверь незапертой.

– Спасибо. Во сколько открывается заправка?

– В десять.

– Десять? – Я смотрю на Куинн, которая уже положила полотенце и свернулась калачиком в своей толстовке, тихонько похрапывая. Я встряхиваю одно из одеял и накрываю ее. – Тогда, думаю, увидимся утром.

– Увидимся. – Джейк ухмыляется, бежит вверх по ступенькам и внутрь.

Я натягиваю капюшон на голову и забираюсь под одолженное одеяло. Я думала, что не буду чувствовать себя здесь в безопасности, но, укрывшись в тени поросшего травой холма и пальм, я расслабляюсь настолько, что закрываю глаза. В конце концов, океанские волны усыпляют меня.

Я просыпаюсь, не понимая, что меня разбудило. Пальмовые листья над головой мягко покачиваются на ветру, а океан шумит гораздо тише, чем прошлой ночью, как будто сама вода медленно просыпается. Солнце едва взошло, окрасив все в успокаивающий бледно-фиолетовый цвет.

Джейк был прав. Мы благополучно переночевали на пляже. Ни единой попытки нападения или похищения.

Куинн еще спит, так что разбудила меня не она. Переворачиваюсь на бок, сложив руки под головой, и уже начинаю засыпать, когда низкая вибрация голосов заставляет меня резко выпрямиться.

Деревянный настил дома скрипит, и раздаются шаркающие шаги. Они рано встали. Интересно, Джейк с ними и разрешит ли он мне воспользоваться туалетом?

Я набираюсь смелости, чтобы спросить, когда несколько пар ног ступают на песок и направляются к воде. Любопытствуя, я наблюдаю из-под своего капюшона за тем, как, как и вчера, пляж наводняется серферами. Достаю фотоаппарат из-под толстовки и делаю несколько снимков, снова расстраиваясь из-за неспособности объектива приблизить достаточно близко.

Мочевой пузырь напоминает мне, что у меня есть более насущные проблемы, но на пляже слишком людно, чтобы найти место, где уединиться, и я ни за что не пописаю в океан. Если в поле зрения нет ни заправки, ни ресторана быстрого питания, мой единственный выход – постучать в дверь Джейка.

Я трясу Куинн, чтобы она проснулась.

– Мне нужно пописать. Пойдем со мной.

Она стонет.

– Я серьезно. Я не хочу идти одна.

Подруга отмахивается от моей руки.

– Еще пять минут.

– Куинн!

– Уф. – Она ворчливо переворачивается на спину и трет лицо.

Я хватаю ее полотенце и тяну за него, пока она не вываливается на песок.

– Эй! – Подруга наконец встает, смахивая песок со своей толстовки. У нее опухшие глаза, и уверена, что под капюшоном толстовки ее волосы выглядят так же, как и мои.

– Давай спросим Джейка, можем ли мы воспользоваться его ванной. – Я вытряхиваю и складываю одеяла и делаю то же самое с нашими полотенцами, хватая все это в охапку. Мы направляемся к ступенькам, ведущим во внутренний дворик дома братства.

– Может, попробуем найти входную дверь?

Она стряхивает песок со своей толстовки.

– Джейк говорил, что дверь всегда открыта, если нам что-то понадобится.

Внутренний дворик пуст, за исключением ряда пластиковых стульев, стоящих лицом к воде, и нескольких пустых банок из-под пива, разбросанных повсюду. С этой стороны дома расположены несколько раздвижных стеклянных дверей, и одна из них распахнута.

– На диване спит человек, – шепчет Куинн.

Джейк не шутил, когда говорил, что дом всегда полон.

– Эй? – Я открываю дверь так тихо, как только могу, но рельсы ржавые и забиты песком, комбинация издает скрежещущий звук высокого тона. Парень на диване не шевелится. – Нам придется самим найти туалет, – шепчу я. – Если кто-нибудь нас увидит, скажем, что мы с Иисусом.

Куинн фыркает от того, как это звучит.

Мы на цыпочках проходим через дом, стараясь не издать ни звука, что невозможно в шлепанцах. Здесь чище, чем я ожидала, когда в одном доме живет столько людей. Стены, обшитые деревянными панелями, немного старят дом, но вместе с плетеной мебелью и декором в виде досок для серфинга он имеет старую гавайскую атмосферу, которая каким-то образом умудряется быть вне времени. Единственная часть дома, которая, кажется, не вписывается в декор фильма Элвиса, это несколько гобеленов, висящих в разных местах, с логотипом с черепом и скрещенным досками для серфинга, который был на рубашке Джейка вчера.

Я нахожу коридор, думая, что это идеальное место для ванной комнаты. К сожалению, все двери закрыты.

– Может, нам стоит подняться наверх, – говорит Куинн, когда мы с ужасом смотрим на лестницу.

– Хорошая идея.

Мы взбегаем по лестнице и идем от двери к двери, проверяя каждую ручку, первые две заперты, пока, наконец, одна не открывается. Я заглядываю внутрь и вижу полноразмерную кровать со спящей парой, обнаженной по пояс и запутавшейся в темно-серых простынях. Я медленно отступаю назад.