Текст книги "Изоморфы (СИ)"
Автор книги: Дылда Доминга
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
Глава 28
– Не шевелись, – Тим замер у окна и стал настороженно всматриваться в щель между рамой и занавеской.
– Что случилось? – Саша уже почти сделала движение к нему, когда он остановил ее резким жестом, не терпящим никаких возражений. И она поддалась. Все, как всегда: он командует, она подчиняется. Знакомая горечь прокатилась по ее небу и осела у основания языка, отчего слова вдруг стали пустыми и бессмысленными.
– Что происходит? – молчание выматывало, а Тим не спешил делиться с ней своими наблюдениями.
– Все уже произошло, – зло бросил он, будто она снова в чем-то провинилась и, внезапно кинувшись к ней, потащил ее в сторону лестницы. Там, в маленьком узком коридорчике обнаружилась дверь на задний двор, заваленная всяческим хламом, досками и старым велосипедом. Тим отбросил все это с грохотом, не заботясь об осторожности, и потащил ее следом за собой. Саша повиновалась, по-прежнему ничего не понимая. С чего им было покидать это уютное затерянное гнездышко с такой поспешностью? Ее взгляд сам собой зацепился за подъем лестницы: там наверху находилась спальня, в которой ей впервые за долгое время удалось проснуться едва ли не умиротворенной.
– Куда ты меня тянешь? Может, неплохо было бы собрать вещи? – возмутилась она, когда неровности на дверном косяке оставили след из царапин на ее плече.
– Молчи, – прошипел Тим, едва сдерживаясь, чтобы не заткнуть ей рот буквально.
И когда Саша хотела возразить и высказать ему, наконец, все, что накопилось, все по поводу их идиотского несуразного общения и перепадов его настроения от романтического до убийственного, она внезапно поняла.
Их было много: Саша не могла засечь и пересчитать всех, но темные фигуры за кустами перебежками приближались к их дому. Первый выстрел просвистел в опасной близости от ее правого уха, взорвав тишину и запустив в голове симфонию сверчков. В следующую же секунду они уже лежали вместе с Тимом на земле, пытаясь найти укрытие за скудной порослью из молодой жимолости.
– Постарайся не высовываться, – попросил он, доставая из кармана пистолет.
– Тим, справа, – вскрикнула она, когда поняла, что один из нападавших подобрался слишком близко. Саша все еще с трудом представляла, сколько патронов в оружии Тима, требует ли оно перезарядки и как часто, но одно было для нее очевидным: врагов было слишком много. Неизвестно как, но они все же сумели их вычислить, и спланировали неплохую осаду, пока парочка ворковала внутри. Она ведь знала, что надо действовать быстро, но так хотелось оттянуть время, подарить себе еще минутку, еще хотя бы секунду безоблачного счастья. И что теперь? Вот она, расплата. Автоматная очередь рассекла густеющие сумерки и срезала несколько побегов над их головами. Саша взвизгнула и дернулась, готовая бежать прочь, сломя голову, лишь бы подальше от этого ужасного места и стрельбы.
– Стой, – Тим достаточно грубо осадил ее. – Они этого и добиваются: чтобы мы побежали, как перепуганные зайцы. Сиди на месте. Лучше схлопотать пулю в лоб, чем в спину.
Сашу начинало бить мелкой дрожью. Она слышала слова, которые произносил Тим, но смысл больше не доходил до нее. Она ощущала его руку, сжимающуюся на ее запястье, когда дергалась, и понимала, что нужно оставаться на месте. Она больше не различала звуков, лишь жесты говорили ей, что можно, а что нельзя делать.
– Нам лучше перебраться, – на этот раз он потащил ее в сторону, продолжая изредка отстреливаться. Глядя на его сосредоточенное лицо, Саша с удивлением поняла, что он умудрился не потерять самообладания, чего никак нельзя было сказать о ней самой. И в тот момент, когда они рухнули за небольшим холмом с кустами, ей, наконец, удалось взять себя в руки.
Неизвестные люди почти окружили их. Они не церемонились и, судя по пальбе, не так чтоб уж очень стремились сохранить своим мишеням жизнь. Тим больше не стрелял, совсем, и это означало только одно: что у него закончились патроны. Но в руке у него уже был зажат нож. Такие парни всегда старались продать свою жизнь подороже, а он – в особенности. Группа на фланге практически расслабилась, поняв, что противник безоружен, и поднялась в полный рост. У каждого в руках красовалось оружие, которое они готовы были пустить в ход в любой момент. Саша смотрела на грубые черты одного из парней, движущихся к ним: низкий лоб, нависающие надбровные дуги, маленькие встревоженные глаза и широкий нос, чуть приплюснутый и искривленный. Что ей говорила Летиция? Это как надеть пиджак, верно? Или черную кожаную куртку, как та, что была на нем. Но у Саши ничего не выходило, она не могла представить парня одеждой, а воображаемое надевание его крутки никак не помогало. И тогда, плюнув на все слова, зажмурившись от напряжения, просто толкнула себя вперед. От силы толчка она едва не промазала, вынырнув с другой его стороны, но ей все же удалось остаться и закрепиться.
В голове у парня творилось что угодно, кроме нормального течения мыслей. Гора мышц и скрытых комплексов, и абсолютная пустота и беспринципность внутри. От его приятелей исходили похожие ощущения.
«Или ты, или тебя», – Саше пришлось повторить это не один раз, как заклинание, прежде чем ей все-таки удалось нажать на курок его автомата. Очередь полыхнула в темноте и уложила несколько его друзей. Потом пришлось срочно ретироваться, вжавшись в землю, потому что остальные, увидев происходящее, быстро сориентировались и начали палить в своего соратника. Саша отстреливалась с остервенением приговоренного.
– Саша, очнись! Очнись, черт тебя дери! – Тим тряс ее за плечо, но все было бесполезно: девушка потеряла сознание. Он повертел головой, оценивая обстановку. Один из парней заступился за них, хотя он не помнил его лица и не понимал мотива. Только знал, что это их единственный шанс уйти с линии огня, пока парня не застрелили. Но Саша, как назло, отключилась, а тащить ее в подобных условиях означало неминуемую гибель: что за очаровательную неповоротливую мишень они будут из себя представлять. Тим снова выругался от досады, и пополз в сторону к одному из убитых, чтобы забрать его оружие. Вылазка оказалась успешной и, пока все остальные были заняты войной, разразившейся у осаждавших прямо в тылу, Тиму удалось завладеть еще одним пистолетом и запасной обоймой. Но когда он оглянулся назад, туда, где еще недавно лежала Саша, оказалось, что ее там больше нет, а еще одна группа людей в черном быстро удаляется с поля битвы с беспомощным телом на руках.
Тим чертыхнулся, и, наплевав на все правила, рванулся следом за ними.
Парень, поднявший оружие против своих и оказавшийся в центре сражения, получил очередь в бок, неловко перевернулся, словно пытаясь в последний раз укоризненно посмотреть в лицо своего убийцы, и застыл на траве. Последнее, что он видел: как несколько стволов перенаправились на бегущего Тима, и пули неумолимо полетели в цель.
Саша дернулась в своем теле, брыкнувшись и заорав в руках неизвестных людей, тащивших ее от участка, словно группа дисциплинированных муравьев. Несмотря на ношу, они двигались почти что бесшумно. Поэтому, когда она нарушила их инкогнито, человек в маске сделал знак кому-то рядом, и прежде, чем она успела что-либо предпринять, тот вырубил ее уколом какого-то вещества прямо в плечо. Сперва у нее закружилась голова, замелькали картинки окружающего, а потом наступила блаженная темнота неведения. И только крик Тима и разрывающие его плоть пули запечатлелись в этом неведении эпитафией человеку, с которым она жила. Кажется, она даже смогла на прощание проорать несколько раз его имя, а может, это был всего лишь беспомощный шепот – темнота поглотила все, и будущее и настоящее.
* * *
– Тим! – крик с его именем вырвал ее из небытия. Саша вскочила на постели и уставилась в окно с белой занавеской, за которым едва брезжил свет.
– Мадемуазель, – в дверях появилось обеспокоенное лицо молодой женщины. Она взволнованно покачала головой из стороны в сторону и исчезла.
Саша осторожно сползла с кровати и стала осматриваться по сторонам. Комната была великолепно обставлена, и больше всего напоминала одну из тех роскошных зал, которые девушке раньше доводилось видеть разве что в музеях. Обитые парчой кресла с резными ножками и ручками, мраморный столик с позолотой, паркет разных оттенков, выложенный сложным узором. Это никак не могла быть резиденция Креста. Неужели организация? Если тут крутились такие деньги, оставалось только удивляться, как они еще не извели всех реберфов под корень.
– Как себя чувствуешь? – прямо с порога заявил подросток в элегантном костюме, по-хозяйски заходя в комнату. И Саша, поначалу оторопевшая, распознала голос, а затем и самого парня, которого ей довелось видеть лишь однажды в густом пару.
– Тинни, – она позволила себе рухнуть назад на кровать, не скрывая своего удивления.
– Я не менялся, – совершенно серьезно уточнил он и прошелся к окну, взглянул в него, затем повернул голову и задумчиво посмотрел на Сашу.
– Что произошло? – образы замелькали в ее голове, выстраиваясь в единую картину. Вот на них напали, перестрелка, крики, тяжелое тело Тима, придавившее ее к земле и закрывшее собой. Потом снова выстрелы, ее отчаянная попытка спасения, перемещение и… похищение? – Саша недоуменно посмотрела на Тинни. Он, очевидно, отследив всю цепочку событий по ее лицу, в ту же секунду опустил взгляд в пол. А перед глазами Саши уже летели пули и настигали Тима: одна, вторая, третья, потом была темнота, которую не способны были разорвать даже вспышки от выстрелов. Ей что-то укололи, вырубили и вынесли с поля боя, как куклу.
– Что ты наделал, – глухо проговорила она, осознавая. – Что мне укололи?
– Релаксант, – без единой эмоции в голосе отозвался Тинни.
– Зачем? – Саша обхватила голову руками, зарываясь пальцами в волосы, как будто это что-то могло изменить.
– О чем ты? – казалось, он ожидал от нее совершенно иных вопросов. – Я принял твою человечность, я дал тебе время поиграть и повзрослеть. Когда же увидел, что тебе угрожает серьезная опасность, вмешался. Это исчерпывающий ответ на твой вопрос?
Саша побледнела:
– Ты убил его.
– Кого? – Тинни смотрел на нее в недоумении. – В той перестрелке погибло несколько человек, но это не имеет никакого значения, главное, что ты не пострадала.
– Зачем я тебе? – Саша остановила уже готовые вырваться у него слова. – Только не говори, что у тебя проснулись отцовские чувства.
Тинни пожал плечами:
– Ты сильно все усложняешь. Мне жаль, если люди, которых я нанял, потревожили тебя в неудачный момент, но они не были осведомлены обо всех деталях, – произнес он, намекая на их природу.
– Забудь. Зачем? – Теперь она определенно хотела получить ответ на свой вопрос. На вопрос, ради чего погиб Тим, до которого Тинни даже дела не было.
– Тебе пора научиться многим вещам. Принять свою суть. И оставить детство в прошлом.
– Под детством ты понимаешь человечность? Но разве не это тебя во мне так привлекает?
– И это тоже, – он даже не смутился того, что кто-то вытащил на поверхность его истинные мотивы.
Саша смотрела на него молча и не знала, о чем еще говорить. На Тинни было абсолютно бесполезно орать или впадать при нем в истерику: он не то что не огорчился бы, а просто не понял.
– Не нужно было меня спасать. – Саша поднялась, готовая покинуть комнату в том, в чем была.
– Не делай глупостей. Мы нужны друг другу. Изучи свои возможности, стань собой. – В ответ на ее гневный взгляд он лишь продолжил: – И позволь мне исследовать тебя.
– Убирайся.
Тинни не сдвинулся с места, словно она ничего только что не говорила.
– Оставь меня, – уже спокойнее произнесла она.
– Это означает «да»? – невозмутимо уточнил Тинни.
– Да, – выдавила из себя со злостью Саша, готовая запустить в него фарфоровой вазой с прикроватного столика. Но Тинни, очевидно, удовлетворился ответом, потому что прекратил донимать ее своими бесчувственными фразами и выполнил просьбу: оставил ее одну.
Как только дверь за ним закрылась, Саша рухнула на кровать и разрыдалась. Она проклинала себя за то, что втянула во все это Тима, потом за то, что позволила этому мрачному ублюдку обосноваться в ее душе, потом просто свернулась клубком, судорожно подрагивая на постели. А перед глазами прокручивались по кругу последние кадры из перестрелки. Это и все, что осталось ей на память, лучшие фото их недолгой жизни. И не лучшее начало новой. Или жизнь всегда должна начинаться в крови?
Свет за окном становился все ярче, а на душе у Саши было темнее самой безнадежной норы. И не хотелось ни на йоту проникать в тайны реберфов, постигать их искусные навыки использования людей, практиковаться и помогать в реализации амбиций ее так называемого отца.
Тинни не убивал Тима нарочно, не рассматривал его, как сопутствующие потери, просто ничего о нем не знал. Но от этого не становилось легче, совершенно, и так и не возникшие родственные отношения оборачивались чем-то абсолютно недостижимым, как луна для мотылька.
Саша вытерла слезы и посмотрела на сжатую в кулаке простыню: только домашние девочки распускают нюни, а она уже не одна из них, больше нет. Она научится всему, что ей предложат, и станет свободной, ото всех, и будет сама решать, что делать.
– Эй!
Тоненькое личико уже знакомой служанки тут же показалось в дверях.
– Тут есть какая-нибудь одежда?
Девушка в ответ затараторила что-то на французском.
– Отлично, мне что, сначала придется примерить тебя? – мрачно пошутила Саша, подходя к окну и отодвигая занавеску. Да так и застыла на месте, забыв и о девушке, и об одежде: ее взгляду открылись улочки, дома и силуэт Сакри-Кер на холме, который сложно было с чем-то перепутать.
Глава 29
Запахи в лаборатории сводили Сашу с ума. Временами ей казалось, что смесь машинного масла и селитры в сумме дают запах бутербродов из лавки на углу Мони и Тартан. Она сидела на высоком табурете в белом халате и представляла себя безумной профессоршей, делающей потрясающие открытия, при этом весело болтая ногами и наблюдая с ухмылкой за работой Стэна.
Тинни познакомил ее со своим лаборантом всего пару недель назад, но Стэн был настолько увлеченным и одновременно неприспособленным к жизни, что Саша не испытывала рядом с ним никакой неловкости. Он торчал в лаборатории почти с обеда и до глубокой ночи. По утрам Стэн работу не жаловал, но только потому, что ему далеко было добираться до дома, а даже если он и ночевал на рабочем месте, когда задерживался, потом долго отсыпался, восполняя ночные бдения.
– А можно вселиться в животное? – неожиданно спросила Саша, и Стэн даже оторвался от своего занятия.
– В принципе, можно, но это никто не практикует.
– Почему?
Стэн скривился, будто съел незрелую сливу. У него всегда было такое выражение лица, когда Саша задавала вопросы, ответы на которые, по его мнению, были очевидны.
– Потому что животные недоразвиты по сравнению с человеком. Предвосхищая твой следующий вопрос: и в слепых, глухих, безногих и убогих реберфы также не вселяются.
– Но ведь это должно быть интересно: кошачья грация, ловкость, к примеру, инстинкты, охота…
– А как потом из всего этого выбраться?
– А в чем проблема?
– Проблема? Да ни в чем. В самоидентификации, разве что. Психика животного не способна дать адекватный ответ на находящегося у руля реберфа, она слишком примитивна. Такой реберф застрянет в животном сонном состоянии, пока там же и не погибнет.
– Жаль. А что же люди? – Не унималась Саша. – Если они так развиты, почему ничего не ощущают?
– Потому что привыкли жить в мире своих постулатов, отметая все, что не вписывается в систему – это раз. И потому, что мир вокруг и его влияние на человека настолько велики и разнообразны, что невозможно отследить тот самый момент вторжения, пока не станет слишком поздно.
– Но мы ведь должны быть невероятно близки, чтобы сосуществовать на протяжении веков вместе, разве не так?
– Омела не слишком близка дереву, однако успешно сосуществует, – отозвался Стэн. – Но если ты намекаешь на то, что корни у людей и реберфов одни и те же, то такая теория имеет право на жизнь.
– И что же это значит? Что люди были реберфами?
– Глупость, – безапелляционно осадил ее Стэн. – Одна из человеческих ветвей эволюционировала в реберфов.
– Высшая ступень эволюции, значит, – с сарказмом протянула Саша.
– Вершина пищевой цепочки, – подтвердил Стэн, и Саша погрустнела, понимая, что он прав. Реберфы питаются человеческими эмоциями, греются в их телах, тратят их деньги и играют в их жизни.
– На чем мы вчера остановились? – прервал ее размышления Стэн.
– На одновременном захвате.
Они вчера весь день развлекались в лаборатории тем, что Саша пыталась распылить себя на двух человек одновременно, а Стэн фиксировал ее потуги.
– Стэн, ничего не выйдет, – резонно заметила она, а лаборант в это время увлеченно перечитывал свои записи. – Слышишь?
– Что? – он часто выныривал из своего волшебного мира, явно не сразу начиная воспринимать реальность.
– Это бесполезно, не получится.
– Я вижу, что не получится. Но как это доказать? – взглядом исследователя он пробежался по ней сверху донизу. Странное дело: как бы на нее ни смотрел Стэн, это всегда получалось совершенно невинно. Саша ощущала себя рядом с ним, как с… даже не братом, нет, а представителем другого вида, к примеру, кузнечиком, которого он очень напоминал, худой и нескладный, коленками внутрь.
– Э, нет, хватит с меня Тинни, – замахала на него руками девушка.
– Подожди. У меня есть одна теория, – начал он, и Саша поняла, что это надолго. Никто из других реберфов не возился со Стэном, не общался на равных, поэтому он готов был растолковать ей все, от начала бытия. – Возможно, все дело в привычном мышлении.
– Ты о чем это сейчас?
– С самого рождения вы пребываете в единицу времени лишь в одном человеке. Вы ассоциируете себя с одной психикой, с одним организмом. Но если сломать этот стереотип…
– Если сломать этот стереотип, получится психованный реберф-размазня.
Стэн поднял на нее глаза и ошалело посмотрел в ответ.
– А, ты снова шутишь, – с облегчением произнес он, а Саша тяжко вздохнула. Он совершенно не воспринимал юмор. Стэн был тем самым человеком, которому в конце каждой шутки требовалось говорить «лопата».
– А что, если вы способны мыслить шире и охватить два и более организма? Это же прорыв!
– О, нет, нет, и еще раз нет. Понеслась, – Саша легко соскочила с табурета и решила тактильным контактом остановить Стэна. Это всегда срабатывало безотказно: он тут же сбивался с мысли, еще какое-то время лепетал что-то невнятное, а затем и вовсе смолкал.
– Ну, и что ты предлагаешь взамен? – после воцарившейся тишины, наконец, спросил он.
– Ты же собрал статистику. Я хочу знать, насколько сильный вред я приношу людям, находясь в их телах.
– За те промежутки, что мы исследовали, я не обнаружил никаких изменений.
– Ни у кого?
– Ни у кого. Ты же знаешь, что ты не вызываешь у них даже привычного повышения температуры тела.
– Как же тогда…? – перед глазами Саши вновь мелькнуло лицо Стеффи Райкер.
– Выход. Полагаю, что ответ на твой вопрос лежит в очень резком насильственном выходе.
– Выход, – прошептала Саша, проводя пальцами по своему лицу и вспоминая тот мучительный кошмар и ужас.
– С тобой больше такого не случится.
– Откуда ты знаешь? – не глядя, спросила Саша.
– Ты уже далеко впереди. А то, то были первые детские шаги.
Саша покачала головой. Настроение стремительно уплывало в никуда: чья-то жизнь не могла быть ценой первых шагов неумелого ребенка, или недоразвитого взрослого, если точнее.
– Брось, подумай вот о чем. Может, все дело в зацикленности на цифре два, в разделении, в самом понятии двойственности, а если ты будешь думать о множестве, у нас выйдет? Я ничего не имею против цифры три, или пятнадцать, если тебе так будет удобнее.
Саша закатила глаза и облокотилась о стойку. Стэна опять понесло, не прошло и двух минут. Губы Саши сами дрогнули в улыбке, поначалу несмелой, потом еще одной, и еще, пошире. Иногда он городил такое, что все реберфы отдыхали.
* * *
Маленький уютный ресторанчик спрятался на первом этаже здания недалеко от отеля де Виль. Саша была убеждена, что в этом квартале не бывает других заведений, кроме вычурных, но это оказалось не так. Симпатичный парень на входе забрал ее легкий плащ, и улыбнувшись, вежливо указал им на вход в зал. За столиком, к которому Сашу подвел Тинни, уже сидел мужчина лет тридцати. Его внешность Саша сразу же для себя мысленно окрестила классической французской. Высокий лоб, прямой нос с невероятным разлетом крыльев, четко очерченные губы, и удивительные большие треугольные глаза, к которым многие девушки питали слабость. Судя по взглядам, которые изредка бросали на него посетительницы, даже весьма солидного возраста, незнакомец умел производить впечатление.
– Хочу тебе представить, – как никогда официально заговорил Тинни, – Мишу.
Мужчина тут же поднялся и галантно поклонился. Затем вязким текучим движением переместился чуть в сторону и отодвинул стул для Саши, тем самым лишив работы разочарованного официанта.
– Саша, – произнесла девушка, присаживаясь и бросая короткий взгляд на незнакомца.
– Очень приятно, – его взгляд задержался на ее правой щеке, отчего та тут же невольно порозовела. – Я взял на себя смелость заказать вина, – произнес он, таким же тягучим движением возвращаясь на свое место.
– Собственно, я не собирался задерживаться, – вежливо пояснил Тинни, так и не заняв места за их столиком, – у меня дела. Так что отдыхайте. – С этими словами он подмигнул Саше и тут же направился на выход, не дав ей ни возразить, ни возмутиться.
Внезапный уход Тинни привел в их скромной компании на двоих к затянувшейся паузе, которую поспешил нарушить Миша, плеснув Саше вина в бокал и приветливо улыбаясь:
– Это Шато де Монтельи, урожай 1976-го, попробуйте, оно великолепно.
Саше показалось, что она попала в какой-то глупейший фильм и никак не может из него выбраться, что вскоре из-за угла обязательно выскочит перепуганная тетка с трещоткой и крикнет «сцена такая-то дубль такой-то».
– Я не очень разбираюсь в винах, если честно, – прямо ответила она, глядя на своего спутника. – И, если можно, давайте пропустим официальную часть.
– Вот так сразу? – оторопел Миша, и Саша вновь покраснела, понимая, что, очевидно, сморозила какую-то глупость.
– Что вам сказал обо мне Тинни? – спросила она.
– Что Вы грустите, и чтобы я Вас развлек.
– И что он имел в виду под развлечением?
– Вино, ужин, приятный вечер… – начал Миша и соблазнительно улыбнулся, пробегая взглядом по ее декольте.
Саша заерзала на месте, с трудом удерживаясь, чтобы не сбежать в дамскую комнату и не начать натаскивать проклятое платье повыше.
– Послушайте, Миша, я не знаю, что Вам наговорил обо мне Тинни, – наконец, выдавила она, – но я ощущаю себя не в своей тарелке. Мы можем отсюда уйти?
Миша посмотрел на нее с интересом, пару мгновений подумал, потом улыбнулся, подхватывая бутылку, и бросил несколько купюр на стол.
– Сделайте глоток на дорожку, – кивнул он на ее бокал, – не пожалеете.
Саша пригубила вино и удивилась его глубокому бархатному вкусу, нежному и богатому одновременно.
– Это удивительно, никогда не пробовала ничего подобного, – прошептала она заворожено.
Миша только улыбнулся шире и протянул руку, чтобы помочь подняться из-за стола.
Под прохладный июньский ветер они сбежали из душного ресторанчика и от взглядов заинтересованных дам. Миша тоже накинул плащ, и в своем костюме с галстуком выглядел, как клерк или бухгалтер, правда, надо отдать ему должное, симпатичный бухгалтер.
– Кем Вы работаете? – спросила Саша, заинтересованно глядя на своего нового знакомого.
– Разве это имеет значение? – усмехнулся он. – Для нас? – и подмигнул ей.
Саша смущенно замолчала на какое-то время, поскольку так и не научилась отличать изоморфов от обыкновенных людей. С этим у нее были устойчивые проблемы, она почему-то не распознавала их, несмотря на то, что видела даже призраков. Хотя, по логике вещей, с кем еще ее мог познакомить Тинни? Да и зачем вообще? Для развлечения? Это было так не похоже на великого манипулятора от науки.
– Вы… можно мы перейдем на ты? – спросила Саша, осторожно поглядывая на Мишу.
– Да, конечно, – улыбнулся он, и его рука естественным образом очутилась на талии Саши. Как-то он был чересчур скор. Хотя, разве не она сама вытащила его из ресторана? Возможно, для такого, как он, это означало лишь одно: программа вечера стала короче на один пункт, вот только, что планируется на финал, Саше как-то неловко было даже предполагать. Тинни решил заняться сводничеством? От одной подобной мысли хотелось плеваться.
– Вы что-то должны Тинни? – осторожно поинтересовалась она, и его улыбка растаяла так быстро, словно ее и не было.
– Ты умеешь задавать неудобные вопросы, – проговорил он и стал судорожно рыться в карманах, отчего Саша сразу поняла, что он нервничает. Вскоре на свет была извлечена мятая пачка сигарет и зажигалка. Миша прикурил, не с первого раза, и нервно затянувшись, наконец, вновь взглянул на нее. – Может, оставим все это и просто хорошо проведем вечер?
– Это как-то искусственно, прости, – смутилась Саша, пытаясь оправдаться и одновременно не задеть чувств своего собеседника.
Он запрокинул голову и театрально рассмеялся.
– Знаешь, меня еще никто не обвинял в плохой игре, ты – первая. Что ж, – он изобразил шуточный поклон, снимая невидимую шляпу, – преклоняюсь перед искусным зрителем.
– Я – не зритель, и это – не спектакль. Это жизнь, а я – всего лишь че…, – и Саша запнулась.
– Браво! – Миша похлопал в ладоши. – Я почти поверил, – он заглянул в ее лицо. – Теперь я понимаю, почему тебя не удовлетворила моя игра. Это все равно, что предложить мерло по евро за бутылку человеку, пившему Монтельи. Кстати, – он озорно улыбнулся, демонстрируя закрытую пробкой бутылку под плащом, – она все еще с нами. Как Вы относитесь к паркам?
И на этот раз Саша благосклонно улыбнулась, подыграв ему.
