Текст книги "Волк Севера (ЛП)"

Автор книги: Дункан M. Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

43

'Я был вынужден послать в Эльцбург врача, чтобы тот прибыл для оказания помощи пострадавшим', – сказал посол Уршель. 'Ранения оказались более серьезными, чем те, что мы получили во время нападения на Расбрук. Никто из них не сможет выполнять свои обязанности в течение нескольких недель, а сержант Вордан вряд ли когда-нибудь сможет вернуться к своим, по словам вашего лекаря…

'Этельмана', – сказал Донато, надеясь, что это будет полезно.

'Да, Этельман. Он сказал, что травмы больше похожи на те, что бывают после битвы, чем на драку в пивной. Этот воин, Вульфрик. Он зверь, и я хочу, чтобы с ним разобрались. Мы пришли сюда из лучших побуждений, чтобы помочь защитить деревню от внешней агрессии, и вот как нам за это отплатили?

Нет, подумал Донато. Вы получили в награду мешки серебра и лошадей, за которых можно получить королевский выкуп. Он потер виски. Он не хотел бы ничего больше, чем подвесить Вульфрика за яйца, но сейчас было не время и не подходящие обстоятельства. Когда он натравит Вульфрика, он хотел, чтобы это было окончательно и бесповоротно. Посадив его в клетку, он только сделает его еще опаснее. Донато создал хрупкий баланс для достижения своих высших целей, и суровое решение этого вопроса могло нарушить его. Ему показалось, или в последнее время у него все чаще болит голова?

'Я мало что могу сделать', – сказал Донато. Несмотря на все изменения, которые я, и которые мы проводили за последние пару лет, он – Первый Воин, и это все еще имеет большой вес среди жителей деревни. Донато никогда раньше не выступал напрямую против посла Уршеля, и он предпочел бы сохранить этот статус. Слишком многое можно было получить, играя по их правилам. Тем не менее, иногда все было не так просто.

'Мне плевать, кто он такой, – сказал посол Уршель, – и какой у него вес. Я хочу, чтобы с этим разобрались. Жестко".

Донато никогда раньше не слышал, чтобы Уршель ругался, и это его беспокоило. Ему нужно было продемонстрировать южанам, что он может добиться исполнения их воли без каких-либо заминок. Он должен был это сделать, если хотел получить то, что хотел.

Жители деревни восприняли ваше присутствие с гораздо большим энтузиазмом, чем я мог надеяться. Я не хочу угрожать такому положению дел". Это было слабо, но это было лучшее, что он мог придумать.

Посол Уршель нахмурил брови, поэтому Донато быстро продолжил.

В старые времена драки между воинами были обычным делом. Правда, они не приводили к столь… жестоким побоям. Дело в том, что люди не видят в этом ничего необычного. Воины – жестокие люди, и они ожидают, что жестокие люди будут вести себя так время от времени. Особенно после такой победы, как мы одержали над Расбруком".

Лицо посла оставалось безучастным, и Донато мог сказать, что он ничего не добился. Если люди увидят, что их воины наказаны за то, что ваши солдаты проиграли им битву, их мнение о вас изменится. Быстро и кардинально. Это может создать нам обоим множество проблем, и я боюсь, что это может даже прервать поток серебра на юг".

Глаз посла дернулся, и Донато понял, что он наконец-то попал в точку.

'Это может вызвать такую суматоху?'

Донато кивнул. 'Если жители деревни подумают, что солдат побили, а потом побежали домой рассказывать сказки…'

'Понятно', – сказал посол.

Донато был уверен, что посол многое приобрел благодаря своей связи с Леондорфом, как в финансовом плане, так и в плане благосклонности за то, что отправил столько богатств своему хозяину, Маркграфу. Он не хотел расстраивать ситуацию больше, чем сам Донато.

Я полагаю, что мы можем оставить это на время, но это не значит, что я забыл об этом", – сказал посол. Когда ситуация станет более прочной, мы сможем вернуться к этому вопросу".

'Я с нетерпением жду этого'.

Донато откинулся в своем кресле во главе стола и смотрел, как посол покидает Большой зал, чтобы вернуться в свою роскошную резиденцию на другой стороне площади. Было полезно, что Вулфрик нажил себе врага в лице посла. Еще один шаг к тому, чтобы отплатить Вульфрику за глаз.

Вулфрик знал, что после драки будут неприятности. Оставался только один вопрос – насколько. Ему не нравилась идея бежать от чего-либо, но сейчас, похоже, было самое подходящее время отправиться в давно задуманное им путешествие.

Вульфрик планировал сохранить свой отъезд в тайне до самого последнего момента. Единственное, что его сдерживало, – это мысль о том, что ему придется покинуть деревню. Не нужно было долго раздумывать, чтобы отбросить эту мысль. Он больше не играл никакой роли ни в защите деревни, ни в руководстве ею. Многие даже не заметят его отсутствия, и большинство из них будут рады этому. Все вещи были собраны, и оставалось только попрощаться с теми немногими людьми, по которым он будет скучать. Он понятия не имел, куда направляется, но ему предстояло исследовать очень большой мир, и большая его часть лежала на юге.

Когда он шел к кирхе, чтобы попрощаться с Этельманом, он заметил, как к постоялому двору подъехала и остановилась Эльцбургская карета. Она курсировала туда и обратно между Леондорфом и городом раз в неделю. Когда дверца открылась, из нее вышла молодая женщина с небольшим саквояжем. У нее были темно-рыжие волосы, ниспадавшие каскадом на плечи. На ней было длинное синее платье с белой блузкой и темно-синим лифом, украшенным черной нитью. Он не мог видеть ее лица, но одной ее фигуры было достаточно, чтобы привлечь его внимание. В Леондорфе было мало привлекательных молодых женщин, не считая проституток, которые следовали за солдатами на север.

Она выглядела слишком хорошо одетой. Может быть, возлюбленная южного офицера? Учитывая ее одежду, Вулфрику пришло в голову, что она может быть дочерью посла. Если это так, то Вулфрику захотелось представиться. Последнее оскорбление в адрес посла перед уходом. Прошло так много времени, что он успел обдумать все эти возможности, прежде чем понял, что это Адальхаид.

Вульфрику не нужно было видеть ее лицо. Высокая, стройная, с каскадом рыжих волос, он понял это по тому, как она стояла. Его сердце бешено колотилось, и он не знал, что делать дальше. Единственное, что он знал наверняка, это то, что его план по уходу был провален. Он почувствовал головокружение и не мог перевести дух. Ему нужно было уйти с площади. Он не был готов к тому, что она увидит его. Он не был готов к разговору с ней.

Она выглядела так же, как он ее помнил, только лучше во всех отношениях. Она выросла в красивую женщину с изяществом и уравновешенностью. В его ушах все еще звучал ее смех, и мысль о ней наполняла его одновременно радостью и отчаянием. Он не знал, что ей сказать. Он не ожидал, что она когда-нибудь вернется. Какой бы она была сейчас? Еще три года в городе должны были изменить ее – она провела там большую часть последнего десятилетия. Что бы она думала о нем теперь, так сильно изменившись, в то время как он остался прежним? Может быть, она замужем?

Не успел он сообразить, что делает, как оказался на Грейфелле и помчался галопом на пастбища. Он не останавливался, пока и он, и лошадь не стали задыхаться. Он соскользнул с седла и позволил Грейфеллу пастись на густой траве. Он сидел и наблюдал за облаками, плывущими по небу и без усилий уносящимися к горам на востоке. Он чувствовал спокойствие вокруг себя, но ни одно из этих чувств не проникало внутрь.

Почему она вернулась спустя столько времени? Он посмотрел на свои ушибы и ссадины на костяшках пальцев и понял, что она не ошиблась бы, посчитав его невежественным дикарем. Ему было невыносимо думать о том, что она видит его таким, но, возможно, это было правдой. Их брачное обещание все еще было в силе, но это не означало, что его нельзя было нарушить. Поэтому ли она вернулась? Чтобы освободиться от него? Глупо было думать, что она не встретила кого-нибудь в городе. Она была красива и умна, и, нравится ему это или нет, Вулфрик знал, насколько утонченными могут быть южане. Они могли предложить гораздо больше. После всей этой роскоши, что могло заинтересовать ее в Северных землях? Ему казалось, что его голова сейчас лопнет.

Он побрел обратно к деревне, Грейфелл следовал за ним, пока не добрался до дерева, их дерева, где сел и продолжал смотреть в пустоту.

Вулфрик? Я думал, найду ли я тебя здесь. Некоторые вещи никогда не меняются".

Он резко встал, пораженный неожиданным голосом. Он был здесь уже давно, и солнце опустилось на небо. Оно ослепило его, когда он повернулся, но сквозь прищуренные глаза он увидел Адалхаид. Он попытался что-то сказать, но слова не шли. Его рот открывался и закрывался, но он не мог издать ни звука. Адалхаид рассмеялась.

Я тоже рада тебя видеть. Ты стал… больше. Намного больше".

"Ты тоже", – сказал Вулфрик, наконец-то найдя наконец слова, а затем прикусил язык, когда понял, что это не совсем комплимент для женщины, и уж точно не то, что он предполагал сказать, когда впервые увидел ее снова.

Я так долго ждала нашей встречи. С тех пор, как узнала, что вернусь домой".

Это было долгое время. Я не ожидал, что ты когда-нибудь вернешься", – сказал Вулфрик. Когда ты решила?" Это прозвучало холодно, и он не хотел, чтобы это прозвучало.

Я всегда планировала, просто на все, что я хотела сделать, ушло больше времени".

Он поднял бровь.

'Университет. Чтобы получить диплом, нужно как минимум два года. Как только я поступила, мне пришлось искать способ заплатить за все это. Я работала репетитором, чтобы заработать достаточно, и это отнимало у меня много времени, так что мне понадобилось почти три года, чтобы закончить университет. Но мне очень нравилась эта работа. Именно поэтому я решила вернуться и открыть здесь школу".

Ты не писала мне…

Ты бы смог прочитать письма, если бы я написала?

Он покраснел, зная, что честный ответ – нет, но подумал, что замечание было несправедливым. Он пожал плечами. 'Ты все равно могла бы их отправить'.

'Мне жаль', – сказала она. Я просто не думала, что меня не будет так долго. Сначала я думала, что всего на год, потом на два, потом на три. Чем дольше это продолжалось, тем труднее было писать. Я знаю, что это не очень хорошее оправдание". Она сделала паузу на мгновение. "Я думала, что ты будешь жить дальше".

Ты будешь скучать по городу?" – спросил он, меняя тему и надеясь сделать разговор более комфортным.

Она наклонила голову. 'Не рад, что я вернулась?

Она дразнила. Он улыбнулся. На мгновение ему показалось, что годы, разделявшие их, растаяли. Нет, дело не в этом. Я просто подумал, что после жизни в городе Леондорф может показаться… скучным".

Леондорф изменился. Он кажется странным. Здесь так много лиц, которые я ожидала увидеть. Это глупо. Как будто я забыла, что произошло". Она тонко улыбнулась. "Приятно видеть, что в деревне снова все хорошо".

'Итак. Школа? Вулфрик силился найти хоть что-то, о чем можно было бы поговорить. "Почему вы решили открыть ее здесь?

'Пара вещей. Если дети Леондорфа хотят конкурировать в мире, который открылся перед ними, то чтение, письмо и арифметика будут для них большим подспорьем. На юге много школ, а здесь ни одной. Но это не главная причина".

'Что именно?' сказал Вулфрик.

'Кто-то сказал мне, что на юге нужно учиться тому, что поможет деревне…'

Вулфрик улыбнулся. Она вспомнила. Это дало ему надежду. Наступил момент молчания. Он чувствовал себя неловко рядом с ней и ненавидел это. Он так давно хотел увидеть ее, но теперь, когда она была прямо перед ним, ему хотелось только одного – уйти от нее подальше.

"Ну, – сказала она. Мне нужно идти и распаковывать вещи. Я просто хотела сначала зайти к тебе и поздороваться. Увидимся позже?

Вулфрик кивнул, разрываясь между желанием, чтобы она оставила его в покое, и желанием заключить ее в свои объятия, чтобы все стало как прежде, до ее отъезда. Он смотрел ей вслед, вспоминая тот день, когда наблюдал за ее отъездом на юг с дядей. Самый важный вопрос между ними остался неупомянутым – их помолвка. Он чувствовал себя трусом из-за того, что не заговорил об этом. Он мог встретить смерть в бою, но не мог встретиться со своими чувствами с женщиной.

В ту ночь Вулфрик пролежал без сна несколько часов, прокручивая в голове каждый момент их короткого разговора. Он простил себе свою неуклюжесть. Он уже был готов покинуть деревню и собирался попрощаться с ней. Ее приезд перевернул его мир с ног на голову, что, казалось, происходило каждый раз, когда он думал, что знает, в каком направлении движется его жизнь.

К его удивлению, она сама позвала его рано утром и предложила прогуляться, попросив его показать ей окрестности и рассказать обо всех изменениях в деревне. Когда она уезжала, здесь было лишь пепелище и наспех построенные лачуги. Он вел светскую беседу, указывая на все новые здания, как будто они не были достаточно очевидными, так сильно отличаясь от нортлендских, но постепенно они вошли в свой прежний ритм. Было уже позднее утро, когда они снова оказались у дерева. Вулфрику тоже стало казаться, что времени не прошло; этот момент можно было принять за любой из сотен. Она на мгновение замолчала, любуясь пейзажем.

Мне не хватало этого вида. В городе нет ничего, что могло бы сравниться с этим", – сказала она.

Она снова замолчала на мгновение, и Вулфрик не хотел испортить его, сказав какую-нибудь глупость.

Ты так и не женился, – сказала она, нарушая молчание. Я убеждала себя, что ты женишься. Я уверена, что любая из девушек в деревне была бы счастлива стать твоей женой".

Возможностей было предостаточно. Как она уже сказала, он был подходящим мужем для любой из молодых женщин деревни, и несколько человек поддержали эту идею. И Стенн, и Фарлоф женились через несколько недель после достижения совершеннолетия. Его мать становилась все нетерпеливее и постоянно пыталась убедить его согласиться на ту или иную свадьбу, но он всегда отказывался, не объясняя причин, кроме, казалось бы, общего недомогания.

В конце концов, к нему пришли слова. 'Никто из них не был тобой'.

Она покраснела и отвела взгляд.

'Ты ждал, что я вернусь?' – сказала она, ее голос был нерешительным и неуверенным, в отличие от ее обычного самоуверенного тона. Когда вопрос был задан так прямо, ответ был очевиден.

'Да.'

44

Рука Донато дрогнула, когда он взял пергаментный свиток, протянутый ему послом.

Благороднейший и светлейший Маркграф отправил необходимые патенты ее королевскому высочеству, принцессе Рурипатии, чтобы она подписала и запечатала их. Копии будут сделаны и отправлены вам, как и грамота о присоединении Леондорфа и прилегающих земель к княжеству Рурипатия, а точнее, к баронству в составе Эльцмарка. Вам, как… старосте деревни, остается только подписать этот документ".

''Мэр – это титул, который, как я полагаю, люди стали использовать'', – сказал Донато.

Посол Уршель кивнул. Результат нескольких лет напряженной работы, уговоров и переговоров должен был быть реализован, но они всегда должны были дать понять, кто на самом деле главный, как будто это и так не было очевидно. Он прочитал документ так внимательно, как только мог, учитывая, что его сердце бешено колотилось. Он нахмурился.

Здесь нет упоминания о другой части нашего соглашения. Здесь нет упоминания обо мне лично".

Как только клятва верности будет подписана вами, а патенты скреплены печатью принцессы, Маркграф получит право назначить нового барона. До тех пор, это не в его власти. Все, что утверждает обратное, не стоит бумаги, на которой написано". Посол улыбнулся.

Донато побарабанил пальцами по столу. Он достаточно повидал мир, чтобы понять, когда ему лгут, но в данном случае он не был уверен. Планировал ли посол получить новое баронство Леондорф для себя? Донато так не думал. Этот человек не выказывал никакой любви к этому месту и часто говорил о том, что с нетерпением ждет возвращения домой после завершения процесса аннексии.

Если бы лордом Леондорфа был назначен иностранец, думаю, он встретил бы очень враждебный прием".

Посол рассмеялся. Не волнуйтесь. Я не пытаюсь использовать вас в своих интересах. И Маркграф, и я ценим вашу помощь. Вы сделали все правильно для нас, а мы сделаем все правильно для вас. Даю вам слово, что как только будут подписаны хартии и патенты, вы будете назначены лордом этого баронства. В любом случае, нам будет трудно найти на юге компетентного человека, который согласился бы приехать сюда на постоянной основе. Эта территория очень ценна для Маркграфа. Вы продемонстрировали свою способность делать здесь то, что нужно Маркграфу. Конечно, вы должны будете отправиться в Эльцбург, чтобы присягнуть Маркграфу, прежде чем все будет оформлено официально".

'Это не будет проблемой.'

'Прежде чем мы завершим наши переговоры, есть еще один вопрос'.

Донато почувствовал, что его улыбка померкла, и ему пришлось сосредоточиться, чтобы сохранить ее. Слишком близко, чтобы все это могло сойти на нет. Что бы это ни было, он знал, что ему придется это сделать. 'Другое дело?'

'Да. Что-то особенно близкое сердцу Маркграфа'.

Посол потянулся к тарелке с сухофруктами и сырами, стоявшей на столе перед ними. Все это были экзотические продукты: фрукты привезли из Шандахара, далеко, далеко на юге, а сыр – из Вентера, на другом берегу Среднего моря. Таких предметов роскоши нельзя было найти по крайней мере на сотню миль вокруг, и они никогда бы не попали в этот отдаленный уголок мира, если бы не предприимчивость Донато. Они могли бы занять место на столе самого Маркграфа, и их цена доказывала это, но Уршель обращался с ними так, словно они были выбраны вручную из ближайшего коровьего дерьма. Он побаловался с маленьким, сморщенным фиолетовым плодом, а затем с презрением бросил его обратно на тарелку. Донато задумался, всегда ли так будет, когда он присягнет Маркграфу.

Это… деликатный вопрос, который Маркграф хотел бы решить как можно более незаметно".

Донато кивнул настолько серьезно и искренне, насколько мог. Деликатные дела, требующие незаметного внимания, по его опыту, могли быть очень выгодны для него.

'Там девушка.'

Всегда есть порок. Деньги, женщины, выпивка или наркотики. Какую гнилую жизнь вели эти южане. А ведь высокородные и могущественные воины Леондорфа считали его выродком. Если бы они только знали. Он снова кивнул. Это было уродливо, но если это то, что нужно, то он согласится.

Она была воспитательницей двух детей Маркграфа. Отличный учитель и, по общему мнению, прекрасная молодая женщина. Она решила внезапно покинуть Эльцбург, и сын и дочь его светлости безутешны. Он бы очень хотел, чтобы юная леди вернулась ко двору".

Наставник. Его дети. Конечно. Донато подавил ухмылку. Они обставили все так, что это выглядело почти правдоподобно. Он был рад подыграть им, если посол хотел так все обставить. Скорее всего, это будет стоить ему денег, но так тому и быть.

Я рад помочь Маркграфу всем, чем смогу, но, боюсь, в данной ситуации я не вижу, как это сделать".

Позвольте мне объяснить. Девушка. Она родом из этой деревни, и, как мне кажется, вернулась сюда в последние несколько дней. Маркграф очень хочет, чтобы она вернулась в Эльцбург. Я не могу не подчеркнуть это".

'Если она здесь, как вы говорите, то я могу повлиять на ее выбор. Как всегда, удовольствие маркграфа – мое собственное".

'Ее зовут Адалхаид.'

Голова Донато раскалывалась от внезапной головной боли, словно по ней ударили молотом. Ему потребовалась вся его воля, чтобы удержать на лице угодливую улыбку.

Донато подождал, пока посол уйдет, и позволил своей маске сползти. Ему казалось, что его голова сейчас расколется на части. Он был так близок к тому, чтобы стать дворянином, обеспечить будущее процветание своей семьи. Он позаботился о том, чтобы класс воинов больше никогда не расхаживал по деревне так, словно она принадлежит им. Перед его кончиной Леондорф стал бы процветающим городом со всеми роскошествами юга. Когда-нибудь его потомки смогут соперничать с Маркграфом в богатстве и могуществе. Теперь все это было под угрозой из-за какой-то шлюхи.

Адалхаид – единственное имя в деревне, которое могло создать проблему. Он знал, что она вернулась. Они с Вулфриком были словно прикованы друг к другу в течение недели после ее возвращения. В деревне только и было разговоров, что об их скорой свадьбе. Вульфрик теперь был никем; конечно, быть содержанкой Маркграфа было куда более привлекательной перспективой. Он усмехнулся, когда посол назвал ее воспитательницей. Неужели он думал, что Донато настолько наивен? Ему стало интересно, что бы подумал Вульфрик, узнай он, что его огненноволосая красавица приглянулась Маркграфу. Усмешка на его лице исчезла, когда он понял, что Вулфрик выпотрошит его при первом же упоминании об этом.

Он даже представить себе не мог, какой будет реакция, когда он предложит ей вернуться в Эльцбург и возобновить то, чем она там занималась раньше. То, что Вулфрик сделал с солдатами на постоялом дворе, было бы бледным сравнением с его реакцией на попытку снова разлучить их. Не слишком ли много надежд на то, что после столь долгой разлуки они не найдут друг друга столь приятными?

Он помассировал виски. Почему у него никогда не получается все гладко? Всегда находился какой-то подвох, что-то, что делало его жизнь сложнее, чем нужно. Он почти сделал своего сына воином, а потом у него отняли глаз. Он почти сделал себя дворянином… Нет. Он не может потерять это. Он вложил в это слишком много себя. Он редко сталкивался с проблемой, которую нельзя было решить тем или иным способом, и он был уверен, что эта не отличается от других. Вопрос был только в том, как далеко он готов зайти ради своего решения. Ему было все равно, поедет ли девушка на юг добровольно или нет, но она поедет, а он станет бароном. Он был уверен, что сможет справиться с ней; решение придет к нему достаточно скоро, как это всегда бывало.

Вульфрик был совсем другим. Из заносчивого зануды он превратился в по-настоящему опасного молодого человека. Он уже почувствовал вкус к убийству и, похоже, наслаждался насилием, как показало его поведение в трактире. Если Донато попытается заставить Адалхаид вернуться в Эльцбург, люди погибнут, и он, скорее всего, будет одним из них.

Донато показалось странным, но, возможно, удачным совпадением, когда его охранник привел Адалхаид в зал совета всего через несколько минут после ухода посла. Она была одной из последних, кого он ожидал увидеть. Не будет ли слишком преждевременным начать выяснять ее мысли о возвращении на юг?

Доброе утро", – сказал он, приняв как можно более приветливый вид. Что я могу сделать для вас сегодня?

"Я хочу обсудить создание школы в деревне", – сказала Адалхаид, не дожидаясь приглашения сесть.

Но у нас уже есть школа. Этельман все еще ведет занятия. Насколько я помню, ты была одной из его учениц".

'Школа в кирхе была хороша для того времени, но теперь ее недостаточно'.

Донато начал пренебрежительно поднимать руки, но Адалхаид оборвала его.

Если люди из деревни не умеют читать, писать и считать, мы напрашиваемся на то, чтобы нами воспользовались южане. Если они смогут, они будут процветать. Это хорошо для деревни. Это хорошо для всех. В том числе и для вас".

Это был сложный аргумент, и, застигнутый врасплох, Донато не смог придумать, что ответить. Он не хотел, чтобы она пускала корни или начинала работу над проектом, который мог бы склонить ее остаться, но он должен был быть тонким в своем возражении.

Если вы решились на эту идею, – сказал он, – я не собираюсь стоять на пути".

Мне понадобятся деньги, чтобы все устроить, – сказал Адалхаид. Поскольку это будет благом для деревни, я надеюсь, что вы сможете выделить деньги из деревенских фондов".

Он хотел улыбнуться этой первой возможности усложнить ей жизнь. 'Это может быть проблемой'.

Адалхаид подняла бровь. У меня сложилось впечатление, что здесь проходит довольно много богатств. Серебро, я полагаю. В Эльцбурге об этом много говорят. Неужели Леондорф не получает от этого никакой выгоды?

'Да, конечно. Мы тратим значительные суммы на восстановление деревни, и нам приходится платить за солдат. Остается совсем немного".

'Это не займет много времени. Все, что мне нужно, это комната, и, возможно, кредит у некоторых ремесленников в деревне.

'Здесь все уже не так работает. Боюсь, монета – король, и без нее тебе будет очень трудно что-либо сделать".

"Где есть желание, там есть и путь, мэр".

Донато сочувственно улыбнулся. К сожалению, по крайней мере, на данный момент, я боюсь, что это не тот случай. Возможно, если вы придете ко мне во время сбора урожая, у меня найдется немного свободных монет, чтобы помочь вам все устроить".

Она улыбнулась и встала. Спасибо, что уделили мне время, – сказала она, прежде чем уйти.

Донато смотрел ей вслед. Годы, проведенные на юге, пошли ей на пользу. Вежливая, обходительная и обладающая острым умом. Однако школа была глупой затеей. Что толку в школе для шахтеров и шлюх?

Родульф понятия не имел, что это за камень и что он делает, но по какой-то причине он доминировал в его мыслях. Он всегда держал его при себе и чувствовал себя подавленным, когда позволял себе разлучиться с ним. В одиночестве он изучал его, но его тайны так и не стали яснее.

В дверь постучали, и появился слуга его отца. Мужчина нервничал. В последний раз, когда он побеспокоил Родульфа, его побили за дерзость. Однако Родульф был не в настроении учить манерам. Он чувствовал себя хорошо. Это был один из тех дней, когда он верил, что все идет своим чередом.

Ваш отец хотел бы видеть вас, – сказал мужчина.

"Я сейчас приду", – сказал Родульф, его глаза все еще были устремлены на странный маленький кусочек металла. Он опустил его в карман и последовал за человеком своего отца в Большой зал. Донато сидел во главе Большого стола, массируя виски. Слуга бесшумно вышел, оставив Родульфа с отцом.

Ты выглядишь раздосадованным, отец, – сказал он.

'Произошло событие, – сказал Донато. Проблема.

'Что теперь?' сказал Родульф. Он постарался скрыть нотки раздражения в своем голосе. Его отец был мастером торговли и выжимал из сделки все до последнего медяка прибыли, но иногда казалось, что ему не хватает драйва, чтобы сбить препятствия со своего пути. Может, он стал слишком стар?

Посол хочет, чтобы Адалхаид вернулась на юг.

Этого не случится, – сказал Родульф. Она и этот мерзавец Вулфрик должны пожениться".

"Я знаю", – сказал Донато.

Родульф улыбнулся. Наконец-то у него появилось оправдание. Пока Вульфрик жив, этого не случится, – сказал Родульф.