Текст книги "Волк Севера (ЛП)"

Автор книги: Дункан M. Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

36

Этельман знал, что беды Леондорфа могли оправдать его пребывание в деревне лишь до поры до времени, и это время прошло. Празднование помолвки Вульфрика, как он надеялся, ознаменует возвращение деревни к более счастливым временам. Беларман теперь был обустроен, и Этельман был уверен в способностях молодого священника. Он будет хорошо служить народу Леондорфа. Ускользнуть незаметно казалось лучшим планом. Давно пора было это сделать.

Все было упаковано, кроме шкатулки с Камнем. Он сел на койку и уставился на нее. На этом камне будут сосредоточены следующие несколько месяцев его жизни. А возможно, и ближайшие несколько лет. Он оберегал его много лет и гордился тем, что ни разу не пытался его использовать. Много раз он поддавался искушению, но не поддался. Все эти годы он оставался верен своей миссии, храня ее в безопасности и скрывая от посторонних глаз. Теперь пришло время вывести его из мира людей. Его бог, Биргисса – покровитель жрецов и целителей – должен был направлять его. Он отыщет святое место, и там она даст ему наставления о том, как обеспечить сохранность Камня после его ухода из мира. Он выполнил свой долг перед ней, теперь настала ее очередь. Он надеялся, что у него хватит сил выполнить это последнее задание. Он молился, чтобы она помогла ему в этом.

Он вздрогнул, когда встал, его старые колени скрипнули в знак протеста. Это было путешествие, которое он должен был совершить много лет назад, но Леондорф стал для него хорошим домом. Единственным настоящим домом, который он когда-либо знал. Его было трудно покинуть, даже сейчас. Оставаясь здесь, он только усложнял себе жизнь.

Снаружи раздался крик, и любопытство Этельмана взяло верх. Он прошел через темный неф и вышел на яркий дневной свет. Он прикрыл глаза и прищурился, чтобы понять, что происходит. Вокруг было много людей. Все они слышали крик, но выглядели озадаченными. Этельман спустился по ступеням и вышел на площадь.

Я слышал крик", – сказал он первому встречному. Что это было?

Женщина пожала плечами. Раздался еще один крик. Затем вопль. Этельман услышал звук скачущих лошадей. На мгновение он понадеялся, что это возвращаются охотники, но знал, что этого не может быть. Недалеко от него стояла группа детей.

"Бегите домой", – сказал Этельман. Убегайте сейчас же. Не мешкайте".

Взрослые тоже прислушались к его словам и поспешили прочь в разных направлениях. Он заметил несколько всадников, приближавшихся к деревенской площади. Не успев сообразить, что делает, он повернулся и бросился бежать.

Этельман уже пережил подобные нападения в других местах. Когда они приходили, единственной целью было выжить. Это не было храбростью и никогда не стало бы основой для эпического сказания, но у женщин и детей, кожевников, кузнецов и торговцев не было ни единого шанса против конных воинов. Все, что они могли сделать, это погибнуть без нужды. Как жрец, Этельман был обязан позаботиться о том, чтобы как можно больше людей остались в живых.

Он увидел группу деревенских жителей, которые стояли, сбившись в испуганную, недоумевающую группу.

'Идите к тому дереву и ждите меня там', – сказал Этельман.

Один из жителей кивнул и повел остальных, слишком напуганных, чтобы действовать самостоятельно, к дереву. Этельман судорожно огляделся, но большинство людей уже разбежались по пастбищам или попрятались по домам. Уголком глаза он заметил Адальхаид и мать Вулфрика, Френу. Они были слишком далеко от дома, чтобы у них был хоть какой-то шанс вернуться туда.

Сюда, – позвал Этельман. Воздух наполнился криками и хаосом. Адальхаид увидела его. Он яростно махнул рукой и направился к дереву, внимательно следя за ними. Он бросил взгляд в сторону кирхи и подумал о Камне. Рейдеры не могли знать, что это такое. По всей вероятности, кирха будет сожжена, и он найдет его на пепелище. Если очень повезет, его уничтожат, но на это он не очень надеялся.

"Я хочу, чтобы все сели у дерева как можно ближе друг к другу", – сказал он, когда пришел. Адалхаид и Френа стояли всего в нескольких шагах позади него. Он жестом пригласил их присоединиться к остальным.

'Мы что, должны сидеть здесь и ждать, пока нас убьют?' – сказал кто-то.

'Ничего подобного, – сказал Этельман. Вы должны доверять мне. Сидите все спокойно и молчите, как будто от этого зависит ваша жизнь, потому что так оно и есть".

Он повернулся спиной к скоплению людей и сел перед ними, скрестив ноги. Из нескольких мест в деревне поднимались клубы черного дыма. Он посмотрел в сторону кирхи, но не смог определить, горит ли там огонь. Он почувствовал тревогу и пожалел, что у него не хватило ума взять с собой Камень, но было уже поздно. Никто не знал, где он находится. Или что это такое. Он выглядел бесполезным. Не было никакой причины прикасаться к нему.

Он глубоко вздохнул и почувствовал, как его кожу покалывает. Прошли годы с тех пор, как он пытался сделать это. Он очистил свой разум, насколько мог, и потянулся в глубину между мирами, где руки богов касались человеческих жизней. Его тело наполнилось энергией, и воздух вокруг него задрожал, как в жаркий летний день.

Два всадника приблизились, и Этельман услышал, как кто-то позади него испустил панический вздох. Один из всадников оглянулся, нахмурив брови. Его взгляд упал на Этельмана, но казалось, что он смотрит прямо сквозь него. Этельман молился Биргиссе, Джорундиру и любому другому богу, который мог бы его слушать, чтобы люди за его спиной замолчали. Еще мгновение – это все, что ему было нужно. Напряжение угрожало вторгнуться в его разум, и он боролся за то, чтобы сохранить концентрацию. Всадник пристально посмотрел на дерево, затем на землю. Этельман чувствовал, как кровь пульсирует в висках.

Вулфрик очнулся от того, что одна из гончих лизала ему лицо. Он оттолкнул собаку и огляделся. Стенн и Фарлоф стояли над ним. Он быстро собрался с мыслями и сел. Боль давала о себе знать по всей левой руке и плечу, от ряда следов когтей, глубоко вонзившихся в плоть. На груди остались шрамы, но их было недостаточно, чтобы объяснить, почему он потерял сознание.

'Ты в порядке?' сказал Фарлоф.

Вулфрик встал, чувствуя больше смущение, чем что-либо еще. Да. Я в порядке. Это всего лишь царапины. Я не уверен, что случилось. Нам пора возвращаться".

Они оба кивнули, но смотрели на него с любопытством.

Они собрали все, что смогли найти от тела Урриха – немного, но достаточно для похорон его матери. Уррих всегда был тихим. Вульфрику был более знаком звук его тетивы, чем его голос. Теперь он больше никогда не услышит ни того, ни другого. Одним воином для защиты Леондорфа стало меньше, еще одним аргументом в пользу предложения Донато привести южан в деревню.

Псом, который дал Вулфрику несколько секунд, чтобы быстро подняться на ноги, был Спот. Он стоял над изломанным телом гончей, и ему хотелось плакать. Спот был единственным из псов, кто не сбежал, и вот чем заслужила его храбрость. Что он скажет Адальхаид? Что он скажет матери Урриха? Что такого сделал Леондорф, чтобы навлечь на себя гнев богов?

Ритшль вошел в кирху Леондорфа, его сердце колотилось от предвкушения. Как он и приказал, это было единственное здание, которое еще стояло в деревне. В остальных бушевали пожары, наполняя воздух едким черным дымом и тошнотворной вонью горящей плоти. Он осмотрел неф. Здесь было приятнее, чем в кирхе в Расбруке, да и просторнее. Он задумался, где Этельман мог спрятать Камень. Он знал, что он близко. Он чувствовал его. Он звал его. Неф был людным местом. Слишком много людей входило и выходило; его бы там не было. Дверь вела в заднюю часть. Там стояла кровать, на которой лежал полный кожаный саквояж. Ритшль бегло осмотрел его. Похоже, там была только одежда и дорожные принадлежности.

Остальная часть комнаты была обставлена скудной мебелью. Рядом с кроватью стоял небольшой столик, под которым лежал деревянный ящик. Он сел на кровать и вытащил ящик из своего укромного уголка. Его дыхание участилось, когда он положил руки по обе стороны от нее, готовясь поднять крышку. Он уже чувствовал, что находится внутри. Она скрипнула, когда он поднял ее. Слабый свет в комнате блестел на вытравленной металлической поверхности. Увидев это, Ритшль громко рассмеялся и почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Он достал из плаща войлочный мешочек и открыл его. Он потянулся за Камнем, но замешкался. Он вдруг вспомнил, что никогда не прикасался к нему. Этельман хранил его у себя с того момента, как они его обнаружили, ведь он был старшим.

Что бы он почувствовал? Начнет ли он работать, как только он прикоснется к нему? Камень давал носителю прямую связь с силой богов. То, что он мог сделать с помощью этой силы, ограничивалось только его воображением. Любая магия, которую он когда-либо творил, была ничтожной по сравнению с тем, чего он мог достичь с помощью Камня. Он схватил его и опустил в сумку. Его сердце затрепетало. Он посмотрел на свою ладонь и подумал, не изменилась ли кожа на ощупь. На вид она была такой же. Он сделал глубокий вдох. Он должен был быть терпеливым. Он ждал так долго, что теперь не мог позволить себе спешить.

Он вышел на улицу, сжимая в руках войлочную сумку. Двое воинов Расбрука были на деревенской площади верхом на лошадях.

'У нас есть все, что стоит взять', – сказал один из них.

'Хорошо. Пора домой", – сказал Ритшль.

Всадник кивнул в сторону кирхи.

'Сожги ее', – сказал Ритшль.

Всадник поднял брови.

Джорундир требует, чтобы воин сокрушил своих врагов. Мы ничего не оставим на месте".

Всадник кивнул.

37

По мере приближения к Леондорфу снег становился все более серым. Сначала Вулфрик не понял, почему, но потом до него дошло, что снег покрыт пеплом. Лишь когда деревня появилась в поле зрения, они увидели несколько клубов дыма, поднимавшихся к небу.

От Леондорфа мало что осталось. Вульфрик вздрогнул, когда его охватило головокружение, его мозг не мог воспринять то, что видели его глаза. Несколько обугленных бревен все еще стояли прямо, как могильные памятники, но это было все. Дома людей, которых он знал, были не более чем черными пятнами на земле. Остались лишь те немногие, что были построены из камня. В стороне от деревни лежала груда тел, частично обгоревших. Роала стошнило, когда он понял, что это такое. Вульфрик задумался, была ли эта куча единственной, или таких куч было больше. Она была слишком мала для целой деревни. Он старался не смотреть на них, не желая знать, кто там лежит, но одно лицо привлекло его внимание: тонкие угловатые черты и кристально-голубые глаза не так уж далеки в смерти от того, какими они были при жизни. Вулфрик молился, чтобы Сван не пострадала. Он чувствовал себя оцепеневшим.

Они сошли с козел и, спотыкаясь, медленно вошли в деревню, оглядываясь вокруг в шоке от разрушений. Прошло несколько минут, прежде чем они увидели живого человека, который сначала хотел бежать, но остановился, узнав их.

'Что случилось?' сказал Вулфрик.

Пришли воины. Они пришли поздно утром. Они забрали нашу еду. Они начали сжигать дома и убивать людей. Они забрали все". Мужчина скрылся в дыму и пепле, прежде чем Вулфрик успел спросить его о чем-либо еще.

Вулфрик почувствовал, как его желудок скрутило от ужаса. Он не спешил, пробираясь через деревню в направлении своего дома и дома Адалхаид. Каждый шаг приближал его к подтверждению того, чего он не хотел знать. Однако, пока он не увидит это своими глазами, он знал, что не сможет принять это.

Как и все дома в деревне, дом Вулфрика был построен из дерева. Теперь это был пепел и обугленная древесина. Дом Адальхаид был таким же. Он боролся, пытаясь отогнать волну отчаяния, которая окружала и давила на него. Оглядевшись вокруг, он почувствовал головокружение. Каменные части Большого зала и кирха все еще стояли. Кузница тоже. Это было все, что осталось от Леондорфа.

Вулфрик в оцепенении шел обратно к площади. Он размышлял о том, какой была деревня за мгновение до нападения. Когда они уезжали, все говорили о празднике обручения. Он уставился на колодец, от которого теперь остался лишь каменный круг. Они сожгли даже винтовой механизм для ведра и небольшую крышу, которая его накрывала. Тщательность, с которой они разрушили город, говорила об их ненависти и о том, как они, вероятно, обращались с жителями. Это мог быть только Расбрук. Может быть, другим удалось спастись?

Он подошел к куче. По мере приближения он различал другие знакомые лица. Не друзья или родственники, но знакомые люди, на их лицах застыл ужас последнего мгновения жизни. Это были обычные люди, не воины. Трудно было понять, какая причина может быть для их убийства.

Вулфрик! Смотри! Там! сказал Стенн.

Вулфрик почувствовал, как его сердце подскочило к горлу. Он начал молиться Джорундиру. К деревне приближались люди. Он прищурился, но они были слишком далеко, чтобы их разглядеть. Он взял Грейфелла, сел на коня и галопом поскакал к ним. Не успел он отъехать далеко, как понял, как они могут отреагировать на вид воина, несущегося к ним, и замедлил шаг. Однако они продолжали приближаться.

Первым, кого он увидел, было лицо Этельмана. С ним было около дюжины человек.

'Адалхаид? Моя мать? сказал Вульфрик.

Этельман оглянулся на группу. Френа. Адальхаид.

Вульфрик почувствовал облегчение, когда увидел, как они оба отошли от группы.

Он спрыгнул с Грейфелла и бросился к ним, подхватив их на руки.

Вулфрик? Ты весь в крови", – сказала его мать. Ты вернулся вовремя?

Вулфрик покачал головой. Нет. Они ушли. Это произошло… раньше". Он почувствовал волну вины. Может быть, они смогли бы остановить нападение, если бы не ушли на охоту?

Он повернулся к Этельману. 'Расбрук?'

Этельман кивнул. 'Они пришли сегодня утром. Забрали все, что могли унести, убили всех, кого увидели, и сожгли все, что осталось".

'Как вы спаслись?'

'Я собрал всех, кого смог. Я спрятал их.

'Как?' – спросил Вулфрик.

Этельман улыбнулся так, как всегда улыбался, когда Вульфрик был молод и расспрашивал его о работе его магии, но улыбка была натянутой. Вынужденной.

'А они?' Вульфрик жестом указал на груду тел.

На лице Этельмана появилось выражение стыда, и Вульфрику стало стыдно за свои слова.

'Столько, сколько смог', – сказал он, его голос застрял на комке в горле.

Ты оказал мне сегодня большую услугу, Этельман, – сказал он, крепко обнимая Адальхаид. Спасибо. Он знал, что это слабое утешение, так как по покрытому сажей лицу Этельмана текли слезы.

Выжившие приступили к сооружению временного убежища тем же вечером. Было холодно, и уже умерло достаточно людей, не хотелось терять еще больше от холода. Были пожилые, юные и раненые, которые начнут страдать раньше остальных. Пришлось работать быстро.

Из остатков разрушенной деревни было собрано достаточно древесины, чтобы построить хижину с плоской крышей. В ней было темно и сквозняки, но, по крайней мере, в ней можно было пережить первые несколько ночей. Настоящая перестройка должна была подождать до следующего утра.

Уединения там не было, но, по крайней мере, там было мясо, которое они принесли с охоты. Они сразу же принялись за приготовление одной из туш. За вечер прибежали еще несколько человек, Белгар с семьей, Донато и Родульф, но одного кабана хватило, чтобы накормить всех. Всех, кто остался в Леондорфе.

В темноте Вульфрик слышал всхлипывания среди храпа и шепота. Он думал о трупе белека снаружи, о своей славной второй победе, и о том, каким ничтожным казалось теперь это достижение. Он думал об Уррихе, о том, что трагедия его смерти была почти забыта. Теперь не было семьи, которая оплакивала бы его, только его братья-воины.

Фарлоф сел рядом с ним, отвлекая Вулфрика от его мыслей.

'Думаешь, кто-нибудь еще вернется?' сказал Фарлоф.

'Я не знаю', – сказал Вулфрик. Надеюсь, что да".

Фарлоф некоторое время молчал. 'Когда этот белек напал на нас. О чем ты думал?" Его голос был тихим, серьезным, что было необычно для Фарлофа. Обычно он говорил так, словно все его слова были направлены на то, чтобы подразнить или спровоцировать реакцию. Сейчас ничего подобного не было.

Я не знаю, – сказал Вулфрик. Я не могу вспомнить.

Я не трус, – сказал Фарлоф. Но я был в ужасе, когда эта тварь вошла на поляну. Стенн и Роал тоже. Мы бы сразились с ним, но мы боялись. А ты нет. Как?

Я сражался с ним раньше, – сказал Вулфрик.

Но это было еще не все. Ты призвал его к себе. Ты не просто не боялся. Ты хотел, чтобы он пришел к тебе".

Я сказал, что не помню. Он не лгал, но в глубине его сознания клубилось воспоминание, которое, как он знал, станет яснее, если у него будет время сосредоточиться на нем.

Я пытался поднять его тело, когда ты потерял сознание, – сказал Фарлоф. Я не смог сдвинуть его с места. Ты оттолкнул его на несколько шагов назад, когда он был еще жив. Я знаю, что ты сильный, но настолько?

Вулфрик пожал плечами.

Я никогда не видел, чтобы кто-то так дрался. Мы бы присоединились. Помогли бы. Но не похоже, что тебе это было нужно".

Вулфрик не знал, что сказать. Его собственные мысли были настолько путаны, что он смог только снова пожать плечами. 'Всем хватило еды?'

Губы Фарлофа на мгновение сжались, прежде чем он кивнул. 'Да. По крайней мере, об этом уже позаботились. Но эта хижина долго не прослужит".

'Мы начнем восстанавливать ее завтра', – сказал Вулфрик. Никто больше не умрет этой зимой".

Когда Этельман наконец проснулся, в середине следующего дня после нападения, его первая мысль была о Камне. Он отправился в кирху и прошел через пепел, обугленное дерево и обломки. Он направился прямо к тому месту, где когда-то стоял его прикроватный столик и где хранилась шкатулка. Там не было ничего, кроме кучи пепла. Он порылся в ней пальцами, но кроме нескольких обломков дерева там не было ничего твердого. Он встал и огляделся, прикидывая в уме возможные варианты.

Китовый жир для его ламп, масла для помазания для его церемоний. И того, и другого в кирхе было предостаточно. Более чем достаточно, чтобы огонь горел долго и жарко. Достаточно горячий, чтобы разрушить Камень? Он вернулся к куче золы и убрал ее, пока не добрался до твердого земляного пола. Следов расплавленного металла не было, но это ничего не значило. Камень был священным предметом, и его разрушение могло означать, что он вернулся к богам. Был ли он наивен, полагая, что он мог полностью исчезнуть из царства людей? Он не знал достаточно, чтобы утверждать то или иное.

Кто мог догадаться взять его? Шкатулка была обычная, Камень – не более чем бесформенный кусок металлической руды, покрытый рунами. Он выглядел не более ценным, чем многие другие религиозные артефакты в кирхе. Не было ничего, что могло бы привлечь к нему внимание. Этельман хотел было присесть на край кровати, но вспомнил, что ее больше нет. Он поднял глаза к небу, но не знал, что ищет. Казалось, любые ответы полностью ускользали от него. Из определенностей была только одна. Он должен был остаться и помочь в восстановлении. Он нашел тело Белармана вместе с другими в этой груде. Убить священника было позорным делом, как и сжечь кирху. Все эти люди убиты без причины. Какое безумие довело их до этого? Он никогда раньше не испытывал ненависти, но в тот момент это было все, что было в нем.

38

Вульфрик надеялся, что за ночь вернется больше людей, но на следующее утро новых лиц не было, и в течение дня больше никто не появился. Среди пропавших была мать Адальхаид. Накануне вечером они не говорили об этом. После всех побоев и унижений, которым он подвергался на протяжении многих лет, Вулфрик лучше других знал, насколько целебен хороший сон. Он позаботился о том, чтобы у нее было все необходимое, и посоветовал ей как можно быстрее заснуть.

Когда он проснулся, работа уже шла полным ходом, но продвигалась медленно. Все плотники и их ученики были мертвы, как и кузнецы, кожевники и каменщики. Двое дровосеков выжили и провели утро, срубая деревья, которые оставшиеся в живых люди превращали в доски. Работы было так много, и Вулфрику пришлось задуматься, есть ли смысл начинать все сначала. Их было так мало. Не лучше ли им отправиться в одну из других небольших деревень, чтобы узнать, не примут ли их там? Это сделало бы их бродягами и нищими. Они никогда не смогут ходить с гордо поднятой головой. Они попадут в зависимость от того, кто их приютит, если таковой найдется. Как бы ужасно это ни было, он предпочел бы смерть. Их единственным спасением было то, что то, что осталось, можно было забрать по своему усмотрению; для этого не нужно было никого убивать.

Донато и еще несколько человек, включая Родульфа, осматривали разрушения, медленно объезжая их с видом превосходства и отстраненности. Вульфрик удивлялся, как у них хватает времени на лошадей, когда столько дел и когда все остальные так заняты. Они не обращали внимания на людей, трудившихся на пепелище, чтобы восстановить свои дома. Закончив осмотр, они вернулись к каменной раковине Большого зала, сошли с лошадей и вошли внутрь. Родульф вошел следом за отцом, как будто это было самым обычным делом на свете.

Белгар целеустремленно направился в Большой зал и присоединился к ним. Вульфрик подошел к нему.

"Мне войти? сказал Вульфрик.

Белгар помрачнел и покачал головой. Я уже говорил об этом, парень. Ты Первый Воин, но не более того. Остальные посчитали, что этот титул лучше использовать только на поле боя".

Глаза Вулфрика расширились в недоумении.

'Не смотри на меня так', – сказал Белгар. Я сделал все, что мог. Они собирались вообще отказаться от титула. Это было все, что я мог сделать, чтобы спасти его и убедиться, что ты его получишь. Я лучше пойду туда".

Он оставил Вулфрика в раздумьях, как отнестись к этой новости. Он полагал, что теперь является членом совета, но его исключение из него наглядно показало, как много изменилось, если не считать дымящихся руин деревни. Однако он не собирался оставаться в неведении, поэтому прошел к месту в задней части зала и сел на выжженные камни так, чтобы его не было видно.

Я думаю, можно с уверенностью сказать, что у нас нет другого выхода, – сказал Донато. Если у нас есть хоть какая-то надежда выжить, нам нужна помощь извне".

Услышать это вслух было для Вулфрика как удар в живот. Он не мог избавиться от ощущения, что если бы он и остальные были там, они могли бы остановить нападение, но он знал, что это фантазия. Просто в куче трупов было бы больше пяти. Донато был прав, и от того, что он не мог с этим не согласиться, реальность еще больше усугублялась. Со стороны остальных послышалось бормотание, но трудно было сказать, согласны ли они с тем, что сказал Донато, или нет.

'Мы должны планировать то, что нас ждет. В нынешнем положении Расбрук может обращаться с нами как угодно. Пройдут годы, прежде чем у нас будет достаточно воинов, чтобы защитить деревню должным образом. У нас нет крова и почти нет еды".

Я знаю, что будет дальше", – сказал Белгар, его голос был ровным.

'Ты знаешь, что будет дальше, потому что, несмотря на то, что возраст затуманил твои мозги, в твоей седой голове еще осталась унция здравого смысла', – сказал Донато, его голос был насквозь пропитан самомнением.

'Было время, когда за такие слова тебя бы убили', – сказал Белгар. Возможно, когда-нибудь это снова произойдет. Раньше, чем тебе хотелось бы. Подумай об этом".

Это был бессильный ответ, и Вульфрику стало жаль Белгара. Печально, что он прожил так долго, что человек, не равный ему, мог говорить с ним свысока и не бояться последствий.

Я обязательно это сделаю, – сказал Донато. Мое предложение остается прежним. Мы посылаем делегата в Рурипатию и просим их о защите".

'А зачем им защищать сожженную деревню и несколько сотен человек, которые даже не могут себя прокормить?' сказал Белгар.

Он боролся на каждом дюйме пути, и Вулфрик гордился этим фактом, но нельзя было отрицать, что это была проигранная битва.

Когда-то Леондорф был богат и могущественен. У нас по-прежнему много территории и неиспользованных ресурсов. Мы можем предложить им доступ к тому и другому и дать их людям безопасное убежище на этой стороне реки. Если мы будем действовать быстро, мы даже сможем сохранить некоторые из наших стад. Мы все знаем, как южанам нравятся наши лошади".

'Я уверен, что найдется немало рурипатских лордов, которые захотят присоединить наши земли к своим владениям', – сказал Белгар, его голос был скорее вызывающим, чем боевым. Спор был уже закончен, и ему оставалось лишь констатировать очевидное.

Я не намерен передавать наши земли рурипатскому лорду. Набеги к югу от реки всегда раздражали рурипатийцев. Наши земли граничат с их, и я уверен, что они будут рады иметь нашу территорию в качестве буфера. Мы можем предложить их купцам и старателям безопасное место для расширения их торговых сетей в Северные земли. Они могут захотеть большего, и у нас не будет другого выбора, кроме как дать им это".

Не было ни одного голоса, кроме голоса Белгара, который бы возразил Донато. Не пуская Вульфрика в Большой зал, подальше от Высокого стола, он добился того, что после смерти Белгара класс воинов будет навсегда исключен из правления.

"В ходе своей торговли я завел связи с влиятельными людьми в городах, – сказал Донато. Я могу послать весточку некоторым из них, чтобы узнать, какие есть возможности оказать нам необходимую поддержку. Как я уже сказал, за это придется заплатить. Чтобы показаться им как можно более привлекательными, нам нужно знать, что у нас еще есть и что мы можем получить. На Юге популярны меха, их легко добывать и перевозить. Мы должны рассматривать их как приоритет. И наши лошади тоже".

Среди собравшихся раздался ропот согласия. Вульфрик подумал о разочаровании, которое, должно быть, испытывал Белгар. Как бы ни изменилась жизнь Вульфрика, для Белгара Леондорф, должно быть, казался чужим местом.

Наконец, Белгар добавил свой голос к звуку. 'Очень хорошо', – сказал он, потерпев поражение. 'Установи контакт с тем, с кем ты имеешь дело. Посмотрим, что можно сделать".

Наслушавшись вдоволь, Вулфрик отправился на поиски Адальхаид. Пока он шел, он обдумывал то, что только что узнал. Как бы подозрительно ни относились северяне к своим южным соседям, возможно, это было бы к лучшему. Между Леондорфом и южными городами существовала торговля и связь. Вульфрику дали понять, что они не так уж далеки от народов Северных земель. Отец рассказывал ему, что когда-то, давным-давно, они были такими же, но стали частью великой империи, которая направила их по другому пути. Все это было так далеко в прошлом, что истории почти не отличались от тех, что рассказывали, когда Джорундир и его волк Ульфир еще ходили по земле.

Как и торговцы, воины отправлялись на юг, чтобы сражаться, добывать славу в далеких землях. Это называлось идти по Пути Джорундира. Это было своего рода паломничество, опыт и отвага перед неизвестностью. Вульфрик часто мечтал увидеть экзотические места, познакомиться с незнакомыми народами и сразиться в великих битвах. С приходом южан многое изменится, и Вулфрик не мог не задаться вопросом о своей роли в этом деле. Его исключение из совета ясно говорило об одном: время воинов в Леондорфе прошло. В будущем деревню будут защищать солдаты Рюрипата, управлять ею будут купцы и дворяне. Что же делать ему? Он не умел ни торговать, ни учиться. Однако ему нужно было думать не только о себе. А как же Адальхаид? Он не мог взять ее с собой.

Вульфрик нашел Адальхаид, стоящую у останков своего дома вместе с матерью и рыдающую. В сгоревших останках дома она собрала небольшую кучку обугленных костей. Сначала ее отец, теперь ее мать. Вулфрик не знал, что ей сказать.

В Северных землях было принято сжигать тела умерших и только потом хоронить то, что осталось. Для матери Адальхаид это была единственная часть ритуала. Вульфрик почувствовал комок в горле, когда увидел, как расстроена Адальхаид. Он подумал о Расбруке. О пламени. О крови. Возможно, Донато и приложил руку к первой битве, но нападение на деревню было неспровоцированным и необоснованным. Он увидит, как они сгорят за это, если это будет последнее, что он сделает.

Ничего не говоря, он пошел к выжженной земле, которая когда-то была маленьким сараем на заднем дворе его дома. Он ковырялся в золе, пока не нашел лопату, от которой сохранилось достаточно рукоятки, чтобы быть полезной.

Он вернулся к Адалхаид, его смысл был очевиден. Его мать извинилась и вернулась помочь другим. Адальхаид посмотрела на лопату и кивнула. Она положила кости на кусок ткани, а затем связала их в пучок.

'Ты хочешь положить их куда-нибудь?' – спросил он. Хотя недалеко от деревни было захоронение, многие люди предпочитали хоронить своих близких в местах, которые имели для них значение.

Она снова кивнула. "Да. С моим отцом".

У родителей Адальхаид было любимое место у дерева, как и у Вульфрика с Адальхаид, но на другом конце деревни, с видом на далекое море на западе. Они отправились туда, и Вулфрик работал в тишине, копаясь в голом участке земли, который совсем недавно был потревожен для захоронения останков ее отца. Он старался копать не слишком сильно, опасаясь повредить уже имеющиеся кости, и только затем удалял рыхлую землю.

В конце концов он увидел кусок ткани и остановился. Он отступил назад, давая Адалхаид немного пространства, пока она укладывала свою маму на землю вместе с отцом. Она издала один всхлип, но быстро пришла в себя, и единственным признаком ее расстройства были слезы, стекавшие по ее лицу. Когда она закончила, Вулфрик засыпал землю обратно с такой тщательностью, на какую только был способен.

На следующее утро Донато отправил делегацию на юг. По его словам, им нужно было действовать быстро, если они хотели удержать то немногое, что осталось. В этом Вулфрик считал его правым. Теперь, когда решение было принято, медлить было бессмысленно. Однако циник в нем отказывался верить, что мотивацией Донато было благополучие деревни. Ему было интересно, что Донато рассчитывает получить от всего этого.

Вулфрик смотрел, как делегация уходит, среди них не было ни одного воина. Родульф ехал во главе делегации, такой же надутый и преисполненный собственной значимости, как и тогда, когда он был еще учеником. Вульфрик ожидал, что Белгар будет настаивать на поездке, но, похоже, этого не произошло. Вульфрик понял, что ожидал от старика слишком многого. С каждым днем он выглядел все более хрупким, и Вулфрик опасался, что дни, когда он мог рассчитывать на его совет, сочтены.

Пока не вернулась делегация с любой помощью, которую они могли получить, Вулфрику оставалось только броситься на восстановление, насколько это было в его силах. В этом было больше разочарования. Несмотря на молодость, физическую форму и силу, Вулфрик не имел никаких навыков. Труд и ремесла были ему незнакомы, и он был не более полезен, чем обуза. Те, кто владел кузнечным и плотницким делом, были самыми важными людьми в деревне, но их было немного, и Вулфрик чувствовал себя совершенно бесполезным.