Текст книги "Нормальных семей не бывает"

Автор книги: Дуглас Коупленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Пойду поищу Гвендолин, – сказала Ники. – Надо порадеть за семью, какие бы запутанные ни были отношения.

Она встала, обернулась и сказала:

– Дженет, а вы пока последите за этими двумя обаяшками-летчиками, которые сейчас зайдут.

– Вижу, Ники, тебе стоп-кран не нужен.

– Нет.

Ники направилась к дамской комнате рядом с кассой и поравнялась с щеголеватыми, бронзовыми от загара летчиками, входившими в дверь. Она обменялась улыбками с менее загорелым из двух, который одним движением сгреб ее за талию и залепил рот скотчем. Сделав это, он проорал:

– Эй, вы все. Слушайте. Слушайте, мать вашу! Вот наша первая заложница. Если кто-нибудь пикнет, я снесу башку этой голливудской Барби. Никаких мобильников, никаких пейджеров, никаких девять один один – тихо!

Второй летчик поднял винтовку, передернул затвор и выпалил в блюдо с пирожками, задев руку Кевина. Месиво из крови и пирожной начинки расплескалось по кассовому прилавку и полу. Посетители завизжали; следующим выстрелом летчик разнес стеклянную витрину с закусками; какие-то два человека на стоянке, пригнувшись, побежали к изгороди. «Заткнитесь все, мать вашу! – завопил летчик посветлее. – Мы делаем дело и не хотим, чтобы нам мешали. Мой друг Тодд сейчас обойдет зал, так что, будьте добры, отдайте ему все ваши драгоценности. Все французишки любят драгоценности, и, предупреждаю, – никакого диснеевского дерьма, повторяю – никакого диснеевского дерьма – ne pas de merde a la Disney. Всяких там дешевых брошек с Королем Львом или браслетов с Русалочкой, иначе Тодд в виде наказания может отстрелить вам палец».

Французы возбужденно зачирикали между собой; летчик выстрелил одному из них, мужчине средних лет, прямо в грудь. В зале наступила тишина. Дженет видела стальной ствол, ткнувшийся в правое ухо Ники; она вспомнила, как в детстве отец притворялся, что вытаскивает у нее из уха четвертак. В висок словно вонзилось пчелиное жало.

Наши жизни устроены главным образом так, чтобы отражать стрелы, которые мечут в нас законы вероятности. В доступных случаях мы изолируем себя от произвольных актов ненависти и разрушения. Это всегда было присуще человеку: стены, которые мы возводим между своим и соседними домами, настороженность, с которой мы встречаем незнакомца. Одного человека из шести миллионов поражает молния. Пятнадцать человек из ста испытывают клиническую депрессию. Одна женщина из шестнадцати заболевает раком груди. У одного ребенка из тридцати тысяч обнаруживается серьезная деформация конечностей. Каждый американец из пяти становится жертвой жестокого преступления. День, в который не происходит ничего плохого, – чудо, день, когда все плохое, что могло произойти, не происходит. Унылый день – триумф человеческого духа, а скука – роскошь, не имеющая равных в истории человечества.

Дженет вышла из кабинки и направилась к Кевину.

Налетчик у кассы сказал: «Давайте-ка обратно, леди». Ники пыталась кричать сквозь залепивший ей рот скотч.

– Мне уже шестьдесят пять, ты, хамло. Можешь меня пристрелить, но я помогу Кевину. Уверена, твои кореша зауважают тебя, если ты пристрелишь безоружную шестидесятипятилетнюю женщину.

Дженет опустилась на пол рядом с Кевином и взяла его за руку.

Летчик номер два, «Тодд», метался от стола к столу, собирая драгоценности европейцев в холщовый мешок. Когда одна из женщин отказалась, он сказал: «Может, хватит в игрушки играть, а?» Бах. Он прострелил ступню сидевшему рядом с ней мужчине. До Дженет донеслись пронзительные вопли и тихое позвякивание монет и драгоценностей, падавших в мешок с добычей.

– Пора! – крикнул летчик, державший Ники. – Шевелись!

Тодд рванулся к входной двери как раз в тот момент, когда Пшш, ни сном ни духом не ведавшая о разыгравшейся в ресторане драме, выходила из уборной рядом с дверью. Летчик схватил ее сумочку, но она рванула ее на себя с такой силой, что содержимое высыпалось на пол – сотни пятидесятидолларовых банкнот.

– Ни фига себе, – сказал летчик номер два, на секунду остановившись, чтобы подобрать пачку.

– Времени нет. Пошли. Двигай.

В мгновение ока оба скрылись за дверью и исчезли. Ники сорвала кляп со рта. Она жадно вдыхала воздух, будто долго находилась глубоко под водой, а теперь старалась продлить мечту о том, что ей удалось выплыть.

Дженет посмотрела вниз – линолеум перед ней был весь в крови густого пурпурного цвета, как сироп от кашля. Ники что-то говорила ей, но Дженет казалось, что губы ее шевелятся абсолютно беззвучно.

Никто так и не шевельнулся. Запах подгоревших завтраков доносился с кухни, где, как узнала позднее Дженет, весь персонал заперся в холодильнике. Дюжина полицейских ворвалась в зал с ревом: «Никому не двигаться!» Санитары перескакивали через стойки и перегородки, спеша добраться до раненого француза. Фотографы не теряли времени, запечатлевая сцену, и кровь Кевина казалась черной в свете вспышек.

Дженет заметила, что Пшш подбирает пачки банкнот... щипцами для пончиков?

– Не трогайте эти деньги! – взревел коп.

– Пошел ты, это мои деньги. Эти задницы хотели отнять их у меня.

– Господи, Пшш, – сказала Ники. – Откуда у тебя такая куча полтинникоз?

Менеджер подтвердил, что деньги принадлежат Пшш, но полицейские все равно просили ее не трогать улику.

– Что? А как я потом соскребу с них грязь, когда она присохнет?

– Оставьте их на месте, мэм, иначе мне придется обвинить вас в том, что вы исказили картину преступления.

Пшш швырнула сумочку на пол. Санитары в космической амуниции склонились над Кевином, в то время как двое полицейских записывали со слов Ники описание налетчиков.

– Первый был симпатичный, вроде Кевина Костнера, но глаза у него были недобрые, как будто в детстве он отрывал лапки жукам и истязал зверюшек. Кожа нечистая – то ли от наркотиков, то ли от сладкого. На правом предплечье – татуировка, синий кельтский крест, и еще от него так разило перегаром!

– Мы не можем включить это в отчет, мэм.

Кевина подняли и положили на каталку, Дженет поддерживала его здоровую руку. Санитары укрыли его шуршащей простыней из серебристого пластика – космическим одеялом. Когда носилки выкатили на улицу, покрывало мгновенно вспыхнуло на солнце, став похожим на хрусткую упаковку из фольги.

Дженет изложила свою версию случившегося полицейским округа Оранж, а потом снова настала очередь Ники. Пока ее допрашивали, один из офицеров заговорил с Пшш. Дженет страшно злило, что до нее доносились только обрывки того, что говорила Пшш...

– ...Я с ними, – Пшш ткнула в сторону Ники и Дженет, – но чисто случайно. Раньше встречалась с сыном этой старушки.

Раньше встречалась?

Пшш не тянула на образец теплого отношения между поколениями. Она хотела выбраться из ресторана, и поскорее. Ей наконец разрешили собрать оставшиеся банкноты. Хозяин показал ей шланг за рестораном, под которым официанты обычно споласкивали мусорные ведра. Через несколько минут там ее и нашли Ники и Дженет. Она раскладывала сушиться отмытые купюры на белоснежной, недавно выкрашенной полке, где по ним ползали муравьи, ища поживы в остатках кровяных энзимов.

– Мы скоро уезжаем, – сказала Дженет и добавила: – Тебе с нами ехать необязательно. Поправь меня, если я не права, но у меня такое предчувствие, что мы вряд ли еще увидимся.

Услышав это, Пшш стала еще сосредоточеннее оттирать свои деньги.

– Как бы там ни было, – сказала Ники,—через пару минут мы получим официальный развод, так что можешь рассказать нам, откуда у тебя такая уйма наличных. Это я из чистого любопытства спрашиваю. Если я этого не узнаю, то у меня будет зудеть в одном месте до того дня, пока меня не собьет автобус.

– Я заработала их своим телом, – ответила Пшш.

Шланг перекрутился, она нагнулась и выпрямила его.

– Не поняла, – сказала Дженет. – Может, объяснишь по порядку?

Пшш оставила купюры в покое и посмотрела на Ники:

– Так, значит, Брайан жаловался, что я хочу сделать аборт, верно? Наверняка жаловался – этот сосунок боится любой смерти.

Пшш возобновила свои операции и продолжала:

– Есть одна леди в Дайтона-Бич. Муж у нее запчастями торгует. Классный парень, но бесплодный, а они хотят детей. Вот и все. Спасибо тебе, интернет. Так что эти деньги – мой аванс. Брайан дуралей, но внешность у него хоть куда, а его сестра – космонавтка, в результате я выторговала шестизначную сумму. Я сказала, что хочу сделать аборт, потому что думала, что он так и будет носиться со своими мыслями о смерти.

– Постой, постой, постой, – сказала Дженет, – так ты что же, собираешься продать ребенка?

– Ну да! Откуда мне было знать, что он такой тронутый?

Мытье продолжилось.

– Но существуют законы.

– Пожалуйста, не лезь в это, Дженет, потому что ты мне действительно нравишься и я хочу, чтобы так все и оставалось. Кстати, если вы меня заложите, я просто скажу, что пошла в мороженице в сортир и там выкинула. – Она взглянула Дженет в лицо. – Ой, только не надо смотреть на меня так свысока. Ребенок мой: что хочу, то и делаю.

– Брайан знает, что ты хочешь его продать?

– Нет. Но думаю, скоро узнает.

Пшш со своей прыскалкой угрожающе надвигалась на них, и Дженет почувствовала холодные брызги на лодыжках.

– Думаю, нам пора.

Дженет и Ники подошли к своей машине и вдруг поняли, что не знают, куда ехать дальше.

– Думаю, нам надо напиться, – сказала Ники. – Мне так точно надо. Нам как, можно при нашем здоровье?

– Вроде бы.

Они молча принялись рыскать по дорогам в поисках какого-нибудь коктейля.

12

Воздух внутри вагончика монорельса был горяч, как в раковине запеченного моллюска; Уэйд, Тед и Брайан проплывали над диснейуорлдовским озером. Бравая, бездушная музыка разносилась кругом, как запах чьего-то шампуня. Тед уже скучал, а Уэйда лихорадило. Я так хорошо переносил раньше жару – даже летом в Канзас-Сити. Один только Брайан пребывал в приподнято-праздничном настроении и постоянно нес всякий вздор.

– Здорово, правда, пап, – тараторил он. – Ты привез своих детишек в Диснейуорлд!

– Верно, верно, сынок.

– Ты должен гордиться, пап, – не отставал Брайан. Тед повернулся к Уэйду, словно говоря: Будь добр, сделай что-нибудь, чтобы он заткнулся.

– Просто класс: мы здесь, внизу, а Сара там, наверху, в космосе!

– Я всю жизнь пропахал, – оборвал его Тед, – строя все эти штучки, чтобы Сара и вроде нее могли летать в космос и тем самым помочь выбраться из дерьма всем остальным. Так что ты прав, Брайан, это «просто класс», что мы все здесь.

Вагончик был переполнен; пассажиры уставились на Драммондов.

Хнычущие дети перестали хныкать. Вид у Брайана был ошеломленный.

Вот паинька, – подумал Уэйд. – Из шкуры вон лезет, чтобы папуля похвалил. А чего старик вдруг так расчувствовался?

Доносившийся из громкоговорителя невыразительный мужской голос громко описывал полинезийскую страну чудес, которую можно увидеть слева, и большой бревенчатый дом – прямиком со Скалистых гор – направо. Уэйд подумал об отце. Что мир мог предложить Теду Драммонду и таким, как он, чья полезность для культуры исчерпалась к моменту создания 95-х «виндов»? Гольф? Деньги? Круглосуточную игру на бирже? Яхты? Несколько лишних десятилетий жизни? После определенной черты – что остается мужчине в этом обществе? Для такого случая здесь, во Флориде – земле крупных научных проектов, состряпанных такими людьми, как его отец и его приятели по гольфу, – живописно вымирающее и круто идущее в гору место. Перед внутренним взором Уэйда чередой моментальных снимков промелькнули картины этого края: неработающие аттракционы луна-парков, трущобы, космические шаттлы, универсамы, ломящиеся от бесчисленных побрякушек, автомагистрали, переплетенные, как электрические провода, и вечерние новости, отдающие повторяющимся лихорадочным бредом. Он подумал о палящем солнце и прекрасных, смертельно опасных существах, притаившихся в грязных водах и готовых синяками проступить на поверхности.

Карманный зуммер Уэйда напомнил о себе, и он проглотил капсулу «три-тэ-эс», запив ее остатками апельсинового «крэша». Он почувствовал тошноту и приписал ее поездке на монорельсе, который как раз въезжал в большое бетонное здание в форме буквы «А», виденное им по телевизору тридцать лет назад. Когда-то этот отель казался зданием из будущего, а теперь вид у него был самый заурядный. Уэйд никогда и не мечтал увидеть эту постройку вживую, но вот, однако...

Вагончик остановился в Волшебном Царстве, и они сошли.

Уэйду вспомнился его разговор с Бет перед поездкой в Диснейуорлд.

– Никаких идиотских фокусов, понял? Мне без разницы, о чем ты там договорился со своим отцом, но не подумай лезть в соучастники. Вникаешь? И мне без разницы, сколько мы должны этой клинике или кому еще, – я не хочу, чтобы ты снова угодил в каталажку или пустился в бега. Вникаешь?

– Я буду пай-мальчиком.

– И не ешь всякие помои. Вспомни, что говорили в клинике про все эти помои.

– Помню.

Тед и Брайан стояли на небольшом участке тени, не дававшей ни капли прохлады. Вокруг них роились семьи, в которых присутствовали оба родителя. Глядя на них, Уэйд подумал: Сколько из этих папаш шептали на ухо сальности внештатным секретаршам в офисной подсобке? Сколько проводили свои обеденные часы в мотелях? А матери – сколькие из них пристрастились к «шардонне» во время одиноких ланчей на кухне? Сколько чувствовали себя загнанными и нелюбимыми? Скольких тошнило от ревности при разговорах «об этой чертовски умной девчонке, которая своими свежими идеями перевернула отдел маркетинга с ног на голову»? Эти чертовски умные девчонки с будущим большим, как Монтана, и ножками как у матери Бэмби?

Голос отца прервал его мечтания:

– Так откуда ты знаешь этого парня – Норма?

– По Канзас-Сити.

– Чем он занимается?

Чем он занимается?

– Живет себе. Переехал в Тампу.

– Он опаздывает.

– Да нет. Просто это мы слишком точны – есть небольшая разница.

Бух! Откуда ни возьмись появилось шествие, как будто унылые посиделки превратились в вечеринку с сюрпризами.

– Если бы здесь можно было отключать звук, все было бы о'кей, – сказал Тед. Голос его оживился. – Нет, вы только поглядите, какие буфера у этой Русалочки!

– Никогда не мог понять, как это делают с русалочками, – сказал Брайан. – То есть как это вообще возможно? То есть у нее, конечно, шикарная постель и всякое такое, но она же наполовину рыба?

– Ну и дурак же ты, Брайан. Это всего лишь чертов мультик.

Нет, Брайану явно никак не удавалось подстроиться под Теда. Скоро оба сосредоточились на проплывавшей мимо Красавице, оседлавшей подвижную трапецию рядышком с Чудовищем.

Где Норм?

Уэйд почувствовал, что у него раскалывается голова. Слепящий солнечный свет и толпы народа – все разом навалилось на него. Я в Диснейуорлде. Никогда не думал оказаться здесь – и вот оказался. Никаких газет. Никакого мусора. Никаких признаков того, что внешний мир существует, – прямо как в казино. Бесконечные развлечения. Это могло бы происходить в 2001-м, 1986-м или в 2008-м, какая разница. И все эти молодые родители – настолько моложе меня – ни одного старика, кроме отца. Несколько скучающих и смущенных подростков. И это называется жизнеутверждающим? Это место вроде какой-то космической мельницы, перемалывающей мечты. Все, что можно отсюда вынести, это противненькая дрожь, по которой понимаешь, что из твоего ребенка не вырастет ничего кроме потребителя, что весь мир превратился в казино.

– Уэйд.

А вот и Норм, худющий, волосы завязаны в хвост, не обремененный потомством, с изжелта-бледной кожей, как у всех людей с натруженной печенью. Он держал в руках «дипломат», смотревшийся здесь, в Диснейуорлде, как пулемет. Норм жестами показал Уэйду, чтобы тот следовал за ним в старомодный ресторанчик, расположенный в стороне от общей свалки. Уэйд подхватил Теда и Брайана и двинулся вслед за Нормом в ресторан, где тот уже заграбастал столик в дальнем углу.

– Норм, это мой папа, Тед, и мой брат, Брайан

– Очень приятно, – Норм не стал напрягаться, даже чтобы пожать кому-нибудь руку.

Возникло мгновенное молчаливое замешательство, и Тед спросил:

– Так чем ты занимаешься, Норм?

– Следую по стопам своего отца.

– А чем занимался твой отец?

– Папа, я уверен, что Норм не горит желанием давать интервью, – оборвал его Уэйд.

– Нет, Уэйд, все в порядке, – сказал Норм. Потом повернулся к Теду: – После Второй мировой войны мой отец зарабатывал на жизнь, возвращая украденные произведения искусства их законным владельцам.

– Пристойное занятие, – сказал Тед.

– Да, весьма пристойное. И очень благородное. Сами представляете, сколько сделок пришлось заключить моему отцу, сколько соблазнов и обманов встречалось на его пути. И знаете что? Он ни разу не поддался.

– Правда?

– Да, Тед, правда. И именно благодаря его благородству мы жили в доме, который разве что символически можно было назвать домом, в одном из незавидных пригородов Канзас-Сити.

– Понятно.

Официантка в соответствующе старомодном платье прервала их беседу и спросила, что они будут заказывать из напитков. Все заказали чай со льдом, и она ушла.

– К счастью, – продолжал Норм, – дражайший папочка разрешал мне сопровождать его во многих увеселительных поездках. Никогда не забуду тот день, когда мы вернули Рубенса случайно уцелевшему узнику концлагеря, некогда владевшему сетью универмагов в Баден-Вюртемберге. У меня на душе становится тепло и сладко всякий раз, как подумаю об этом. Но, разумеется, думаю я об этом не так уж часто.

На столе появились четыре порции чая со льдом. Норм достал из «дипломата» фляжку мятного шнапса.

– Излюбленный напиток подростков всего света. Он разъедает кишки, но дыхание сохраняет мятную свежесть. По сути, жизнь – это череда таких вот маленьких надувательств.

– Давай дальше, – сказал Тед. – Ты говорил о своем отце.

Норм плеснул шнапса себе в чай.

– Да, так вот, дражайший папочка позволял мне ездить с ним вместе, и самый большой подарок, который он мне когда-либо сделал, было то, что он почитал нравственным уроком: я наверняка знал кто из его клиентов самый большой мошенник, самый гнусный тип и самый крупный воротила в этом бизнесе. – Норм отхлебнул чая. – Итак, предлагаю тост. – Все четверо подняли стаканы. – За дражайшего папочку. – Все выпили, после чего лицо Норма приняло почти мечтательное выражение. – Его «чероки» врезался в высоковольтную линию недалеко от Эль-Пасо в 1981 году, и с тех пор я стал руководить семейным бизнесом. Не стоит и говорить, что я не живу в доме, лишь символически напоминающем дом.

– Война кончилась больше полувека назад, Норм, – сказал Тед, – и ты хочешь сказать, что разыскивать и возвращать награбленное столько лет спустя – все еще прибыльное дело?

– Война? Пффф. Сегодня моя работа в том, чтобы, – Норм помолчал, – находить предметы и находить людей, которые бы им соответствовали.

– Тогда, значит, вы не наркоторговец? – сказал Брайан.

Норм расхохотался. Тед ткнул Брайана в грудь:

– Ну и олух же ты, Брайан. Заткни пасть. Норму удалось справиться со смехом и выдавить:

– Нет, Брайан, никаких наркотиков.

По ресторану пронесся взволнованный гул.

Леди и джентльмены, прослушайте важное объявление. Сидящей за этим столиком юной Сесили сегодня исполняется восемь лет. Пожалуйста, спойте для нее вместе с нами «С днем рождения». Юная Сесили, стиснутая отчаянно щелкавшими фотоаппаратами родителями, отважно постаралась проявить достаточно радости, чтобы быть достойной обращенного на нее внимания. Все в ресторане, как и в любом увеселительном парке, присоединились к пению. Когда песня закончилась, устроители разразились аплодисментами, а Тед сказал Норму:

– От этого места меня блевать тянет. Норм, давай по существу. Уэйд говорит, что у тебя с ним какое-то дельце, в котором я могу помочь.

Норм поднял бровь, бросил быстрый взгляд на Уэйда и сказал:

– Дельце! Последний раз я слышал это словечко, когда смотрел фильм с Фэй Данауэй в норковом палантине, которая катила на розовом «корвете» в Мексику. – Он в упор посмотрел на Уэйда: – Не расскажешь, о каком дельце идет речь, Уэйд?

Ну и жопа.

– Один ноль в твою пользу, Норм. Чем скорее ты расскажешь папе об этой курьерской работенке, тем скорее мы отсюда выберемся.

– Отлично, мистер Драммонд, – сказал Норм, – позвольте мне показать вам и вашим сыновьям вещицу, о которой идет речь.

Он извлек из «дипломата» прозрачный пакет с застежкой. Внутри лежал белый конверт, в свою очередь для сохранности помещенный между двумя скрепленными листами прозрачного пластика. Вздохнув, он протянул его Теду, моментально выпучившему глаза.

– Боже правый. Это то, что я думаю?

– Да, Тед, именно.

– Дайте-ка глянуть, – сказал Брайан и попытался схватить конверт, но Тед стукнул его ложкой по пукам.

– Ой, больно. Дайте глянуть.

– Поимей хоть немного уважения, хам.

Брайан посмотрел на переднюю сторону конверта. «Мамочке» было написано там.

– Велика важность. Что это – план, как добраться до какой-то ворованной египетской мумии, или еще что?

– О Боже. – Тед застыл, охваченный благоговейным трепетом.

Уэйд, казалось, тоже был в шоке.

– В чем дело? – спросил Брайан. – Обыкновенный почтовый конверт с открыткой внутри или еще с чем. Просто... – Язык у него прилип к гортани. – Так это с похорон. Это из гроба... ее гроба?

Норм взял у Теда письмо и снова положил его в «дипломат».

– Да, Брайан, именно.

– Дайте-ка еще раз глянуть.

– Нет.

– Так это настоящее письмо, да?

– Я уже сказал тебе, Брайан, – да, именно. Люди не тратят десять миллионов долларов на поддельные письма.

Драммонды сидели словно воды в рот набрав, пока юная Сесили в другом конце ресторана разрезала свой праздничный торт. Публика снова запела, и Уэйд впал в какой-то транс. Вроде бы не от чего уставать, но я устал, а еще тащиться, как дохлой мухе, весь остаток дня. И какого черта Норму копия письма этого королевского недоросля Уильяма из гроба его мамаши? И почему Брайан такой остолоп? Молю тебя, Господи, пусть папа скорей получит свои деньги и отвалит с ними куда-нибудь подальше. Музыка здесь такая громкая и тупая. А у меня так саднит гланды...

– Уэйд? – Брайан тряс брата за плечо. – Ты в порядке?

– Просто не выспался.

– Откуда ты знаешь, что письмо настоящее? – спросил Тед у Норма.

– Только, пожалуйста...

– Его вскрывали?

– Нет.

– Почему не сделать рентген?

– Мы не просвечивали его, потому что этот конверт – из королевской семейной канцелярии и сделан из специально обработанной целлюлозы, а изнутри покрыт слоем титана, который не пропускает рентгеновские лучи и не поддается экстрасенсап-перцепции. С равным успехом письмо могли положить в свинцовый ящик.

– И что за покупатель нашелся на такое письмо? – спросил Уэйд.

– Уэйд, уж кому-кому, а тебе должно быть известно, что люди готовы платить все, что угодно, за все, что угодно.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Спокойно, спокойно. Покупателем может быть саудовский миллиардер с навязчивой классовой идеей, который хочет подняться в социальной иерархии. Покупателем может быть представитель враждебной Англии клики, который хочет держать письмо у себя, чтобы получить в качестве выкупа определенные политические привилегии. Покупателем может быть наследник сети магазинов дешевых товаров, который однажды влюбился в англичан. Кто знает? Может быть, это монетный двор и они хотят выпускать лицензионные копии?

– Уж не тот ли это фриц из Лайфорд-Кей? – спросил Уэйд. – Это он? Флориан?

– Сегодня в тебе точно проснулись экстрасенсорные способности, Уэйд. Может, ты окажешься в состоянии проникнуть в содержимое конверта?

– Что за Лайфорд-Кей? – спросил Брайан.

– Это самое крутое место на Багамах, – ответил Уэйд.

Брайана это не заинтересовало.

– А вы не можете вскрыть его, подержав над паром? – спросил он у Норма.

– Нет, – ответил Норм. – В цену в десять миллионов долларов входит гарантия того, что содержимое конверта будет известно только его владельцу.

– Да где вообще берут такие вещи? – спросил Тед.

– Ее кремировали, – ответил Норм. – Местный крематорий арендовали на вечер. Там черт знает что творилось. Письмам случается проскальзывать в щели. Ну и так далее.

– Но зачем им было ее кремировать? Я думал, ее похоронили на маленьком острове на одном из озер.

– Брайан, ты что, и правда думаешь, что королевская семья хочет, чтобы ее нуклеиновые цепочки валялись где попало? Секретная служба, скорей всего, прочесала даже ее спальню, чтобы найти старые состриженные ногти и спустить их в унитаз. Что касается принца Чарльза, то они, пожалуй, уже клонируют его, как инкубаторского цыпленка. Биотехнологи либо вдохнут в королевские семьи новую жизнь – либо добьют их окончательно.

– Да ладно, мы-то американцы. И там, в глубине, наши корни питает отвращение к монархии.

– Это так печально, – сказал Уэйд.

– Ну, не унывай. Просто доставь его для меня на Багамы завтра к вечеру. Где он живет, ты знаешь.

– Наша доля? – спросил Тед.

– Один процент с выручки. Наличными.

– Договорились, – сказал Тед. – Мы это сделаем.

– Что значит «мы»? – спросил Уэйд, которого больше всего взбесило, что отец хочет прибрать дело к рукам. – Так для кого именно эта работа?

– Мы все в доле, Уэйд, – сказал Тед.

– Кажется, я начинаю чувствовать флюиды взаимной любви, – сказал Норм с отеческой улыбкой.

– Норм, а почему бы тебе самому не отвезти его? – спросил Уэйд.

– Потому, юный Уэйд, что багамские жандармы слишком хорошо меня знают. А тебе известно, какими нехорошими становятся эти багамцы, когда находят у тебя кучу «неоплаченных парковочных квитанций», как я бы, пожалуй, выразился. Так что вы трое будете моими посредниками.

– Что-нибудь еще? – спросил Уэйд, на которого это не произвело впечатления.

– По правде сказать, да.

– Так я и знал.

– Что такое?

– Понимаете, дело в том, – Норм понизил голос на целую октаву, – что у меня этого письма как бы нет.

– Можешь не объяснять. Люди, которым действительно принадлежит это письмо, – если «принадлежит» правильное слово в данном случае, – хотели бы получить его обратно.

– Можно сказать и так.

Взглянув на отца, Уэйд по его глазам понял, что тот уже считает себя кредитоспособным.

– Вы, ребята, все трое здорово повеселитесь, – сказал Норм. – Мне кажется, вы редко выбираетесь куда-нибудь вместе.

– Когда в последний раз мы делали что-нибудь вместе – все вместе? – спросил Брайан.

– О дьявол!.. – Тед ненавидел такие вопросы.

– Мы ходили в кино смотреть «Бриллианты навсегда», – сказал Уэйд.

– Ты, должно быть, шутишь, – сказал Норм. – Этот фильм вышел по крайней мере году в семьдесят третьем.

– Давайте к делу, – сказал Уэйд. – Как мы доберемся до Багамов? Если мы собираемся туда, то лучше не рассиживаться, потому что лететь можно только в дневное время. Так что надо ехать на восточное побережье, и поживее.

– Откуда ты только про все это знаешь? – спросил Тед.

Уэйд промолчал.

– Закажем частный самолет, – вмешался Брайан.

– Ага, – ответил Тед, – когда у нас у всех троих по нулям.

– Надо мне сходить в сортир, – сказал Норм, – и попытаться выжать что-нибудь из своего Питера Пэна. – Он встал. – Уэйд, присмотри за моим чемоданчиком. – И направился в глубь ресторана.

– Слушай, – сказал Тед, – он крепко тебе доверяет.

Норм обернулся:

– На Уэйда вполне можно положиться, мистер Драммонд. Вы просто должны дать ему возможность проявить эту черту.

Уэйд самодовольно ухмыльнулся, и в этот момент погас свет.

Все оцепенели.

– Чтобы в Диснейуорлде и вдруг отключился ток? – сказал Норм.

Ресторан загудел, словно улей. Шум аттракционов снаружи стих.

– Никогда не подумаешь, что в таких местах, как это, все управляется током, – сказал Тед.

– А ты думал, – сказал Уэйд, – здесь все работает на пыльце эльфийских цветов?

– Несмотря на это, Питер Пэн нуждается в том, чтобы его подоили.

Норм отправился на поиски уборной в дальнем конце ресторана, но скоро вернулся.

– Слишком темно.

– Боишься темноты? – спросил Тед.

– Да, боюсь. Пойду еще раз попробую.

– Вот урод, – сказал Тед, как только Норм скрылся за дверью.

– Выбирай выражения, – ответил Уэйд, – Этот урод вытащил тебя из полной задницы.

– А далеко они, эти Багамы? – спросил Брайан. – Рядом с Мексикой?

– В ста двадцати милях к востоку от Майами.

– Совсем рядом, – сказал Брайан.

Все трое сели и стали ждать возвращения Норма. Уэйд задумался о письме. Что там могло быть написано? Скучаю по тебе. Хочу сказать то, о чем никогда не говорил. Вернись. Не оставляй меня так.

Официантка сказала, что им придется подождать, пока починят свет, чтобы заказать еду. Время шло. Уэйд все острее чувствовал, что каждый из троих совершенно не нуждается в обществе остальных. Бет как-то сказала, что мужчины в семье никогда не бывают по-настоящему близки и только благодаря женщинам рождаются тесные семейные связи. Теперь он собственными глазами мог убедиться в ее правоте.

Дали свет, и посетители ресторана зааплодировали. «Пойду поищу его», – сказал Уэйд. В ближайшей уборной Уэйд нашел только папашу, меняющего пеленку, и подростка, который мыл руки; туалетные кабинки пустовали. Он спросил папочку, не видел ли тот здесь недавно молодого человека с хвостиком, на что получил отрицательный ответ. Уэйд поискал еще и нашел ближайший мужской туалет. Никакого Норма там не оказалось. Затем на Главной улице он увидел небольшую толпу, сгрудившуюся вокруг чего-то; Уэйд моментально понял, что это что-то – Норм. Он протолкался сквозь толпу; докторша, приехавшая отдохнуть вместе с семьей, сидела на корточках рядом с телом Норма. «Мертв», – сказала она.

– Мертв?

– Вы родственник? – спросила женщина, посмотрев на него.

Но Уэйду меньше всего хотелось оказаться как-то связанным с Нормом.

– Нет... просто люди обычно не умирают в таких местах.

– А вот он умер. Похоже на сердечный приступ.

Уэйд поспешно юркнул обратно в ресторан. Он уселся за столик с суровым и многозначительным видом человека, у которого плохие, но интересные новости.

– Похоже, ребята, нам теперь придется действовать самостоятельно.

Он схватил «дипломат» и щелкнул замком.

– О чем это ты? – спросил Тед.

В чемодане, затиснутые между верхней и нижней пенопластовыми прокладками, лежали пустая бутылка из-под шнапса и письмо.