Текст книги "Нормальных семей не бывает"

Автор книги: Дуглас Коупленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

19

Дженет чувствовала, что ее мнение о собственной жизни меняется. Два дня назад жизнь представлялась ей игрой, в которой надо соединить отдельные, широко разбросанные по листу бумаги точки, в результате чего получался неказистый рисунок. А теперь? Теперь ее жизнь состояла исключительно из одних точек, точек, которые в конце концов соединятся и образуют величественную картину – Ноев ковчег? Поле, заросшее васильками? Закат в Мауи? Она не знала точно, однако картина назревала – отныне ее жизнь превратилась в историю. Прощайте, случайные каракули.

Она услышала, как сзади Брайан спрашивает Теда:

– Черт побери, папа, ты что, действительно прикончил эту бутылку?

– И хочу еще.

Тед успел выхлебать фляжку золотистого рома, найденную в холодильнике фургона.

– Нализаться это еще не значит решить проблему, – сказал Уэйд.

– Заткнись, ты. Я уже от тебя наслушался.

– Нет, папа, не заткнусь, и не надейся.

Машина остановилась на красный свет, и Тед, рванув дверь, бросился к ближайшему продуктовому магазину. Уэйд дернулся следом, но Дженет остановила его:

– Не надо, дорогой. У каждого свои маленькие радости.

Уже стоя в дверях винного магазина, Тед проорал Уэйду:

– У меня теперь под кожей черви ползают, и все из-за тебя, сучонок.

– Да ну? Давай теперь поплачься, гад ползучий.

– Уэйд, – сказала Дженет, – выбирай выражения, пожалуйста.

– Прости, мам.

Он высунулся в окно:

– Можешь купить себе политуры и зубного эликсира, вылакать все это и сдохнуть – всем на тебя плевать.

– Мы никогда ее не найдем, – проворчал Брайан.

– Не вешай носа. Будет она тебе, как на блюдечке.

– Как?

Высунувшись в окно, Дженет спросила у поравнявшегося с фургоном прохожего, где находится местная библиотека. Тед вернулся с бутылкой джина:

– У них распродажа.

– Как ты за это заплатил? – спросила Дженет.

– Никак.

– О Боже мой.

Она вылезла из фургона, пошла в лавочку, заплатила за джин и вернулась с «Желтыми страницами».

Через несколько минут они уже были в библиотеке, в отделе, где был выход в интернет. Внутри библиотеки было прохладно, и вид у нее был приличный, как у места, посещаемого людьми, в жизни которых нет места случайностям, чьи домочадцы дарят друг другу к Рождеству коробки компакт-дисков и модные свитера, которые никогда не подделывают чужие подписи и не заводят интрижек с юношами из бассейна по имени Джейми и с сослуживицами по имени Николь. Снаружи Тед устроился в тени под древним виргинским дубом, ствол которого зарос испанским бородатым мхом.

Пока пальцы Дженет бегали по клавиатуре компьютера, она размышляла вслух: «...Если этот мистер Детоторговец занимается запчастями, то, скорей всего, он республиканец. Люди, имеющие дело с продажей машин, и автомобилисты любят республиканцев – все эти ланчи в Ротари-клубах и фото, на которых они обмениваются рукопожатиями с вице-президентами. Так что, возможно, он крупный благотворитель и живет в фешенебельном районе».

Она продолжала искать.

– По-моему, я впервые в жизни в библиотеке, – сказал Брайан без малейшей иронии.

– Нет, мне случалось, – сказал Уэйд. – В Лас-Вегасе, когда я заболел. Они такие странные, правда? Я имею в виду... книги.

Оба брата приумолкли.

После нескольких минут, в течение которых Уэйд листал «Тинэйджера», а Брайан смотрел иллюстрированную книгу о звездах панк-рока, Дженет объявила, что сузила круг поиска до трех кандидатов, и они покинули библиотеку. На улице они первым делом наткнулись на вырубившегося Теда; двое мальчишек в форме частной школы использовали его нос как мишень для бумажных самолетиков. Уэйд пнул отца в задницу:

– Боже, папа, от тебя воняет, как из винной бочки. Нам из-за тебя неловко – давай, подымайся.

Тед не замедлил стравить на сухую, как трут, траву.

– Бросьте его в фургон, – сказала Дженет. – И подложите под него полосатый тент, который Хауи всегда берет с собой на пикники.

Как только фургон пришел в движение, Тед начал перекатываться по полу, как бревно; чтобы как-то застопорить его, Брайану пришлось положить поролоновый валик между отцом и дверью.

– Думаю, нам стоит снять номер в отеле в Дайтоне, – сказала Дженет. – Ваш отец не в форме и помочь нам не сможет.

– Что ж, пожалуй, ты права, – согласился Уэйд.

Порывшись в бардачке, Дженет извлекла оттуда некий предмет с черным шнуром, который воткнула в прикуриватель.

– Брайан, дай мне отцовский мобильник.

Брайан вытащил мобильник из правого нагрудного кармана тедовского пиджака, и Дженет подсоединила его к шнуру. Мобильник зачирикал, как жизнерадостный воробей, и Дженет объявила, что связь между ними и человечеством восстановлена.

– Не знал, что у Хауи есть зарядник, – сказал Уэйд.

– Надо быть сообразительней, Уэйд.

Положенный на приборную доску телефон начал подзаряжаться. За окном проносилось побережье Северной Флориды. Дженет почувствовала запах лесного пожара, доносившийся откуда-то с западной границы округа Оранж. Перед глазами у нее словно замелькали черно-белые кадры, из настоящего ее перенесло в прошлое, а она терпеть не могла путешествовать обратно во времени. Она видела дешевые гостиницы, стены которых были вымазаны толстым слоем штукатурки безрадостно-майонезного цвета, прибрежные пейзажи, просквоженные и подчистую выдутые атлантическими ветрами, оставлявшими после себя только пальмовые пни и ощетинившиеся пучки высохших водорослей. Ей казалось, что она попала на третьеразрядный морской курорт в какой-нибудь Ливии, где традиционные идеи о досуге среднего класса были поголовно позабыты давным-давно. Мир пропитался пошлостью. В мелькавших мимо гостиницах ей представлялись телевизоры-развалюхи, по которым показывают крутых шлюх живьем! и проржавевшие лифты, застрявшие где-то на верхнем этаже. Ей виделись комнаты без дверей, населенные пророками, начисто позабывшими о своих грандиозных видениях, подростки, совокуплявшиеся на полотенцах с эмблемами пивных компаний, прогнившие дощатые полы, высохшие и покоробившиеся деревянные рейки – мир, у которого украли его идеалы, ценности, мир, сбившийся с пути. А потом Дженет по всей форме перенеслась в будущее, такое далекое от ее юношеских мечтаний в Торонто, что ей невольно вспомнились проповеди по каналу «Дискавери» о путешествиях со скоростью света, когда молодых мужчин и женщин запускали в космос и они возвращались на Землю лишь затем, чтобы найти все, что они знали, мертвым, исчезнувшим, позабытым и осмеянным, и этот мир был миром Дженет.

– Уэйд, ты можешь понять, где мы?

– Хм. Ну да, конечно, первое шоссе – прямо на север по берегу.

– Нет. Я не про то. Я про то – есть ли у такого места хоть какие-то основания быть?

– Оно кажется тебе странным?

– Да. Объясни его мне. Объясни мне Дайтону-Бич.

– Дайтона – забавное местечко... местечко, где...

– Погоди, Уэйд. Ничего пока больше не говори. Сделаем лучше. Представь, что я не твоя мать. Представь, что я напилась и ты тоже напился и знаешь, что если сделаешь еще хоть один глоток, то отупеешь настолько, что ничего не сможешь объяснить, но пока ты обладаешь сверхпроницательностью, которая наступает как раз перед этим последним глотком.

Уэйд несколько раз глубоко вздохнул. Он явно воспринял вопрос всерьез.

– У меня есть приятель, Тодд, которого обобрали до нитки при разводе, так что теперь он торгует лотерейными билетами в супермаркете в Ричмонде. Так вот он меня однажды спросил, в какой день лучше всего идет продажа у лотерейщиков. Не знаю, сказал я, наверно, когда большой джекпот, но он сказал – а вот и нет: на следующее утро после того, как выпал большой джекпот. Люди просто бегом к нему бегут, как только откроются двери. Они хотят заполучить билет как можно раньше. Если у них не будет билета, им не на что будет надеяться, а без надежды они не могут.

...маникюрный кабинет... конкурс на самую прикольную футболку... пенопластовые охладители для пива – скидка 50%... требуются... не требуются... бензозаправочная станция...

– Вот я и думаю, что Дайтона-Бич – для всех тех людей, которые бросаются к лотерейным киоскам на следующий день после розыгрыша. Они знают, что действительно хорошие места забили богатые, по крайней мере, сто лет назад. Они знают, что это единственный пляж, который им светит, но про себя они думают, что, может быть, однажды у них будет глубокий тропический загар, а не волдыри от солнечных ожогов, и что, может быть, однажды после очередной «Маргариты» они поумнеют и перестанут быть такими приставучими занудами, как сейчас, и что, может быть, однажды где-нибудь в вестибюле гостиницы им встретится совершенно обалденная девушка, готовая прямо сейчас перепихнуться. И если не в Дайтоне-Бич, то на озере Хавасу, а если не на озере Хавасу, то не знаю... где-нибудь на Лонг-Айленде.

...креветки на любой вкус... скупка сломанных автомобилей... экскурсии на вертолете... Добро пожаловать, байкеры!

– Богатые – черт! – никогда и не заглянут в Дайтону-Бич, даже если сто раз перевоплотятся из богатых в богатых. Они могут пролететь над этим местом. А может, через него провозят их наркотики. Но что есть, то есть. Поэтому я и думаю, что кроме всего прочего Дайтона-Бич – это способ массового контроля над средним классом и бедняками.

...Тако Белл... всё для гольфа, низкие цены... иглоукалывание...

Они нашли гостиницу, невыразительное двенадцатиэтажное здание переливчато-синего цвета; выбор был обусловлен тем, что эта гостиница походила на место, дежурный персонал которого не стал бы задавать вопросов, если бы, скажем, увидел, как двое мужчин вносят третьего, в бессознательном состоянии, в лифт из боковой двери вестибюля, – предположение себя оправдало. Сыновья свалили тело Теда на кровать. Из окна номера были видны только океан и небо – два поставленных друг на друга синих прямоугольника, даже птиц не было. Дженет задернула занавески.

Мобильник, успевший подзарядиться, издал трель; это была Ники. С издевательской любезностью Ники спросила:

– Здравствуйте, Дженет, как вы поживаете?

– Как мы поживаем, Ники? Мы теперь сверхдокипочастикаллиграфии. И мы все вместе в гостинице в Дайтоне-Бич – это долгая история, и ты не поверишь и половине. А ты где?

– Я у Кевина. С Бет.

– У Кевина? С Бет?

Дженет записала номер Кевина и позвонила по обычному телефону, пока мобильник заряжался.

– Что случилось? – спросил Уэйд. – Мам, что?..

Пока Ники глазела на витрины «Дилларда», таймшер в «Мусипуси» кто-то обыскал, перевернув все вверх дном. Примерно в то же время Бет поехала в Космический центр Кеннеди, но забыла свой противоастматкческий ингалятор, а когда вернулась за ним, то увидела, что в номере тоже все перевернуто, как после обыска. В слезах она позвонила Ники. Странно, однако после вторжения ни у той, ни у другой ничего не пропало. Поддавшись панике, они решили отсидеться у Кевина.

Уайд взял трубку и держал ее на весу, чтобы все слышали.

– ...этот тупица Норм со своим чертовым планом, и вот теперь вы вляпались в какую-то жуткую историю, меня просто трясет от ужаса.

– Бет, оставайся там, где ты сейчас. Я за тобой заеду.

– Заедешь за нами? Чтобы найти наши трупы? Ты что, никогда не слышал о такой штуке, как определитель номера? Ты звонил кому-то из этих уголовников, которым человека убить – все равно что плюнуть, по нашим телефонам? О чем ты думал?

– Я ни о чем не думал. Бет... не бойся, никто никого не убьет, – сказал Уэйд, как показалось Дженет, немного неубедительно.

– Как ты мог так поступить, Уэйд?

20

– Где мальчики?

– Они внизу, Тед.

Дженет лежала рядом с бывшим супругом на гостиничной кровати.

– Это ты их выпроводила?

– Да, хотела немного отдохнуть.

– Хорошо, – Тед повернул голову к зашторенному окну. – Сколько времени?

– Еще рано.

– Я ужасно себя чувствую.

– Представляю.

– Почему занавески задернуты?

– Ты действительно хочешь это знать, Тед?

– Да.

– Потому что я боюсь смерти, – не сразу ответила Дженет, – Я выглянула и увидела большое пустое небо и большой пустой океан, даже не похожий на настоящий, – так, большой бассейн с дистиллированной водой, чистой, но стерильной... мертвой. Поэтому я задернула занавески.

Оба замолчали, и Дженет почувствовала, как прохладный воздух комнаты детской присыпкой ложится на ее руки и лицо.

– Я сам до чертиков боюсь смерти, – сказал Тед.

– Да, в конце все всегда сводится к этому, правда?

– Я скоро умру.

– Только не думай, что я буду плакать в три ручья, Тед.

– Хм. Да уж вряд ли.

– Ты как, протрезвел? – спросила Дженет.

– Пока я не шевелю головой, все в порядке. Меня больше развезло от солнца, чем от выпивки. Я и джина-то выпил всего ничего. – Он помолчал, – Ты сказала Ники? То есть я имею в виду – она знает, что я знаю?

– Нет, зачем?

– Просто так. Ты решила, что я на нее разозлюсь, верно? Что я ее брошу или выгоню из дома?

– Мелькнула такая мысль.

– И не собираюсь. Зол-то я, это точно. Но я ее не брошу.

– Вот это удивил.

– Дело не в том, о чем ты подумала, – сказал Тед.

– Дело всегда не в этом.

– У меня рак печени.

– Понятно.

Дженет потерла руки. В соседнем номере зазвонил телефон.

– Жарко здесь.

– По мне, так хорошо.

– И давно это у тебя?

– Осталось недолго.

– А поконкретнее?

– Месяцев девять.

Телефон за дверью перестал звонить.

– Да, ты умеешь удивлять, Тед Драммонд.

– Не хотелось бы, – он закрыл глаза. – Не говори Ники.

– Ничего не могу обещать, Тед. Слишком много тайн я уже знаю. Что-нибудь да всплывет.

– Как хочешь. Мне, собственно, все равно. Просто перед концом хотелось расплатиться по всем счетам. А эта вичинфекция, как теперь подумаю, просто облегчение – как будто мы оба члены одного большого клуба смертников.

– Должна отметить, что в проекте один или двое детишек.

– Да. Что-то мальчики припозднились.

Внизу, в холле, ожил, зашипел пылесос.

– Мне так спокойно здесь, Тед, – сказала Дженет. – А тебе?

– Да.

– Мне кажется, что мы в конце пьесы «Наш городок», где люди переговариваются между собой из своих могил.

– Хм.

– Именно такой мне всегда представлялась смерть, – сказала Дженет. – Будто мы лежим рядышком и мирно разговариваем. Может быть, целую вечность.

– От этой пьесы меня всегда мороз продирал.

– Знаю. Меня тоже. К таким пьесам должны прилагаться специальные предостережения. Но одно дело она сделала: мне стало ясно, на что может быть похожа смерть. И в то же время она избавила меня от мыслей о смерти.

– Я стараюсь не слишком много думать о смерти, – сказал Тед. – Но не могу остановиться. И никак не могу собраться и сказать Ники про свою печень.

– Но почему?

– Она помогала мне доказывать самому себе, что я все еще жив, молод и непотопляем. Как только она поймет, что мне крышка, я и сам начну думать, что крышка.

Дженет хихикнула.

– Что смешного? – спросил Тед.

– Ирония судьбы. Совсем как в рассказе О'Ген-ри. Она думает, что это ты ее бросишь.

Тед улыбнулся. Опять эти лошадиные американские зубы. Он протянул руку, Дженет дала ему свою, и так они и застыли, лежа рядом и глядя в потолок. По коридору ходили люди. Где-то хлопнула дверь.

– Уэйду с Брайаном уже давно следовало связать меня, но ты, негодница, все равно могла бы их остановить.

– Какая есть.

– Нет, на самом деле это я – дерьмо.

– Спорить не стану.

– Когда я стал плохим, Джен? Скажи, потому что ведь не всегда же я был таким плохим. Я был мужик что надо, когда у нас с тобой все только началось. Джен? Ты слушаешь?

– Да. Нет. Я в шоке. Никогда не думала, что услышу этот вопрос от тебя.

– Представь, что мы умерли. И можем говорить друг другу все, что захотим. Разве бы это не было лучше всего?

– Мы умерли, оба, мне это нравится, – ответила Дженет, помолчав.

– Да.

Несколько «харлеев» промчались, стреляя выхлопными трубами, далеко внизу.

– Мне кажется, ты стал плохим с тех пор, как начал изменять мне, – сказала Дженет. – По-моему, это началось через несколько лет после рождения Сары, вскоре после того, как мы переехали на Запад; с Вайолет, твоей секретаршей, которая так старалась быть со мной любезной.

– Молодец, – сказал Тед. – Раз – и прямо в точку!

– Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Она была первой?

– Да. Но это длилось недолго. Я охладел к ней, она стала распускать обо мне слухи, так что я пообещал послать ее папаше моментальные снимки, на которых я снимал ее голой. С тех пор ничего о ней не слышал.

– Моментальные снимки?

– Да – чувствуешь, как давно это было, – но именно с тех пор я стал баловаться порнухой. Ты ведь ничего про это не знала, верно? В моем офисе стоял здоровенный сейф с черт-те чем.

– Тебе бы покопаться в интернете, Тед.

– Да. Но я как-то перегорел и решил отделаться от этого дерьма году в семьдесят пятом. Помню, я допоздна оставался в офисе – тогда он был на Данс-мюир-стрит – и осторожно, ящик за ящиком, выбрасывал все на свалку. Но стоило мне от этого отделаться, я почувствовал себя еще грязнее и еще более опустошенным, чем когда это было заперто у меня в офисе. Наверно, именно тогда я понял, что пути назад нет. Тогда-то я и стал портиться.

– В семьдесят пятом. Пожалуй, что и так. Я не понимала, что творится в твоей половой жизни. Думала, это работа так тебя угнетает, – я имею в виду, что ты бросил аэронавтику ради нефтепроводов. Мне казалось, у тебя такое ощущение, будто тебе подрезали крылья. Словно у тебя земля ушла из-под ног.

– А ты когда-нибудь изменяла мне?

– Нет. Но могла бы. С Бобом Лейном, твоим приятелем-бухгалтером, на той вечеринке, когда вы с Уэйдом подняли шумиху на лужайке. Я подошла к самому краю.

– Тот вечер был просто кошмар.

– Я проплакала весь следующий день на скамейке возле корта.

– Черт. Прости. Надо было тебе согласиться.

– Ты что – серьезно?

– Серьезно. Легкая интрижка тебя бы развлекла.

– Ты прав. Она бы меня развлекла.

– А ты знала про мои проблемы с наркотиками?

– Твои проблемы с наркотиками?

– Кокаин, в начале восьмидесятых. До упаду.

– Я такая дурочка в том, что касается этих штук, – вздохнула Дженет. – Именно поэтому ты и выходил сухим из воды.

– Да, поэтому.

– Так вот на что пошли наши сбережения, – смекнула наконец Дженет, – и обвал цен на рынке в восемьдесят седьмом тут ни при чем.

– В точку, дорогая. Прости.

– Дело прошлое, – вздохнула Дженет.

– Сейчас я еще не такое дерьмо, каким мог бы стать, не завяжи я с наркотиками. Но, во-первых, мне не хватает на них денег, а во-вторых, хотелось умереть чистеньким. Понятно объясняю.

Мало-помалу все становилось для Дженет на свои места.

– Так, значит, ты обанкротился, потому что ухлопал все деньги на наркотики?

– Ну да, раз – и нету.

– Хм.

В коридоре прислуга переругивалась из-за того, кто положил или не положил полотенца того или не того типа, который нужно.

– Можно тебя обнять? – спросил Тед.

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас.

Дженет взвесила все плюсы и минусы этого предложения.

– Я когда-то очень тебя любила, Тед Драммонд.

– Я тоже очень тебя любил, дорогая.

– Ты хочешь обнять меня?

– Да, я хочу тебя обнять.

– Наша дочурка летит в космос, Тед.

– Наша дочурка.

Немного погодя оба уже спали рядышком, как близнецы в утробе, рука об руку.

21

Из телефонной будки на главном бульваре Дайтоны Уэйд набрал личный номер Сары. Брайан отправился в близлежащий магазинчик, торговавший безделушками с космической символикой.

– Сара?

– А, это ты?

– Хм. Что значит: «А, это ты?»

– Что значит, то и значит.

– Ты в порядке?

– Да, я в порядке.

Творится что-то неладное.

– Что случилось, сестричка?

– Уэйд, ты правда меня отрываешь, когда звонишь так.

– А что такого – у тебя опять тренировки? Может, мне лучше позвонить в четыре утра?

– Я совсем не то имела в виду.

– Сара, что случилось?

– «Сара, что случилось», – передразнила его сестра.

У Уэйда закружилась голова, как будто он только что сошел с карусели.

– Послушай, Сара, так нечестно. Я понятия не имею, что случилось.

– Наконец-то я все узнала о Хауи и Аланне.

– Ох.

– То-то и дело, что ох.

– Откуда? Кто тебе сказал?

– Какая разница?

– Большая.

На другом конце Сара притихла. Она шмыгнула носом и, казалось, вот-вот расплачется.

– Черт, Сара, прости, – сказал Уэйд. – Я так тебе сочувствую, что мне просто плохо, действительно плохо.

Сара снова шмыгнула носом. На заднем плане слышались вопли громкоговорителя.

– Кто тебе сказал? – спросил Уэйд.

– Гордон.

– Гордон Брунсвик?

– Да, командир экипажа и муж Аланны – Гордон Брунсвик.

Только не уходи в защиту.

– Как? Почему?

Уэйд почувствовал, как Сара собирается с мыслями.

– Аланна проболталась. Потому что ты застал ее – их. Потому что она чувствует себя виноватой. Потому что она глупая корова.

– Понятно.

Звуки на заднем фоне стали громче – опять какая-то учебная тревога, орут по громкой связи. Уэйд постарался представить, что бы почувствовал он, если бы Бет ему изменила.

– Боже, я тебе правда сочувствую, Сара, – сказал он.

– Ничего-то ты не понимаешь.

– Не понимаю? Чего не понимаю?

– Меня беспокоит совсем не Хауи.

– Ты меня с ума сведешь, Сара. Как это тебя не беспокоит Хауи?

Сара вздохнула; в ее голосе теперь не слышалось и следа слез.

– Уэйд, ты ведь считаешь меня безупречной, правда?

– Ну... да. И всегда считал.

– Я больше не могу этого терпеть.

– Ну, совсем безупречных не быва...

– Заткнись, Уэйд.

– Сара?

– У меня был роман с Гордоном. Я никогда не чувствовала себя такой свободной.

Так, так. Все постепенно проясняется.

– Не мне кого-то судить, Сара.

– Мы собирались заняться любовью в невесомости.

– Вот это да...

– Но Гордон решил все порвать и совсем от меня отгородился. Он ведет себя со мной, как учитель со старшеклассницей.

– Сара.

– Я любила его, Уэйд. Черт, я до сих пор его люблю. Мои чувства к Гордону абсолютно не похожи на все, что я чувствовала к Хауи. Хауи был славным парнем, но я не обожаю его. И никогда не обожала. Скажи, ты обожаешь Бет?

– Я никогда так об этом не думал. Наверное, да.

– В гробу я теперь видела этот полет.

– Сара, пожалуйста, не говори так. Ты не должна так говорить.

– Правда?

Это я во всем виноват. Я и только я. Мне надо было переодеться в гостинице.

– Сара, ради этого полета ты трудилась всю жизнь.

– Позволь тебя поправить: это все вокруг толкали меня к этому всю мою жизнь. Особенно папа.

– Ты не можешь просто так все бросить. В НАСА ведь нет дублеров. Это тебе не школьная постановка «Пока, птичка, пока».

– Да не волнуйся, полечу я. И, так уж и быть, сделаю свое дело. Но это – все, больше от меня не ждите. С таким же успехом я могла бы проводить диагностический тест на «ауди». Это всего лишь работа.

– Сара, можно я к тебе заеду? Могут они предоставить тебе свободный час? Можем мы просто поговорить?

– Уэйд, – вздохнула Сара, – я такого раньше не проходила.

– Так вот почему вчера ночью тебе моча в голову ударила? Прошу прощения за свой французский.

– Ну да. Иначе я не стала бы на нее орать. Она в этом меньше всего нуждается.

Хорошо. Значит, ее все еще волнуют чужие чувства.

Где-то на заднем плане прозвучал звонок.

– Мне пора, Уэйд.

– Когда можно перезвонить?

– Я сама тебе позвоню. Обещаю. У вас у кого-нибудь есть мобильник?

Уэйд дал ей номер Теда.

– Перезарядить эту чертову штуку не проще, чем разобраться в ближневосточной политике. Я позвоню вечерком. – Тут Уэйд вспомнил о Хауи. – Да, кстати, насчет Хауи. Это ваши два парня забрали его вчера?

– Да. Наверное. Все может быть. Вероятно, он готовит очередной сюрприз: пикник на морском берегу с печеными моллюсками, или совместный полет на воздушном шаре, или еще какой-нибудь маразм.

– Я люблю тебя, сестричка.

– Спасибо, Уэйд. Пока.

Щелк.

Черт.

Вышедший из магазина Брайан стоял рядом с Уэйдом в будке.

– Пошли разбудим маму с папой – пора ехать искать Пшш.

Брайан лоснился от цинковой мази; на голове у него была намотана тенниска, которую придерживала бейсболка с надписью «Майами Долфинз». Остальная часть его неясно-розового торса была прикрыта уцененными пляжными принадлежностями, купленными на деньги, пожертвованные Дженет. Он был похож на кучу обносков, не сгодившихся даже Армии спасения.

– Погоди, – сказал Уэйд.

Мысли бешено крутились у него в голове.

– Как Сара? – спросил Брайан.

– Хорошо. Хорошо. Отлично.

– Ты в порядке, Уэйд? -Да.

– Позвони этому немцу.

Точно. Хоть отвлекусь!

– Хорошая мысль. Позвоним-ка Флориану. Машины с ревом проносились мимо, в основном по главному бульвару туристического района Дайтоны-Бич. Это как в Рино – нет, в Лохлине – Лохлине на море.

Уэйд со звоном высыпал пригоршню четвертаков на телефонный аппарат и набрал номер Бэкингемской станции по контролю за сельскохозяйственными вредителями. И снова ему ответил полный неизбывной скуки женский голос с Багамов:

– Бэкингемский пост по контролю за сельскохозяйственными вредителями.

– Привет. Это Уэйд, я звоню Флориану по поводу письма от его... матушки. Мы говорили с вами вчера.

Этот факт, казалось, вызвал проблеск энтузиазма на Багамах.

– Сейчас я вас соединю. Минуточку.

Уэйд был рад, что ему удалось миновать привратника.

Пройдя через бесчисленное количество телефонных станций, спутников, оптических волокон и медных проводов, в трубке прорезался голос с язвительным немецким акцентом:

– Приффэт! Это юный Уэйд?

– Привет, Флориан.

– Ууф! Отшень рад. Какого черта такая букашка, comme toi[4], доставляет мою корреспонденцию?

– Ближе к делу, какого черта такой кусок евро-дерьма, как ты, обыскивает номера моих родственников?

– Поумерь свой пыл, Уэйд. Как ты мог заметить, я дождался, пока в номере никого не будет. Кого-нибудь покалечили? Нет. Что-то украли? Нет.

– Только потому, что ты не мог его найти.

– Зачем платить за вещь, которую я могу получить бесплатно?

– Ты, безнравственный ублюдок...

– Заткнись. Я не безнравственный, я всего лишь очень-очень богат, а поскольку я очень-очень богат, то и живу по своим правилам. Так устроен мир.

Держи себя в руках. Держи себя в руках.

– Поговори со мной, Уэйд, потому что я практически слышу голос твоего психотерапевта, который советует тебе быть сдержанней.

Вот дерьмо европейское. На него и времени жалко.

– Ты все молчишь, – продолжал Флориан, – так что я, видимо, угадал. Ты по какой программе лечишься – «Обуздание гнева»? Полагаю, там у вас все герои. Кстати, на Багамах по тебе соскучились. Тамтамы донесли мне, что ты окончил свои дни в Канзас-Сити. Извини, что я слишком много острю. Милый мальчик, тебе следовало бы позвонить мне или написать электронное письмо и сообщить о своих затруднениях. Я мог бы послать тебе бандероль с какой-нибудь культурной программой: билеты в местное кабаре, рисунки плачущих клоунов, принадлежащие знаменитому весельчаку мистеру Реду Скелтону.

– Заткнись, Флориан. Ты хочешь получить свое херово письмо или нет?

– Какой невежа!

– Ну и?

Флориан решил изменить ход беседы:

– Мне донесли, что в твоей ванной комнате в гостинице, Уэйд, нашли пузырек с диданозином. Малопохоже на общеукрепляющее средство.

Я забыл там свой диданозин. Черт, черт, черт.

– Твоя няня по-прежнему шлепает тебя перед сном?

– Какой ты негодник, Уэйд, всегда норовишь ударять побольнее. Так что насчет диданозина, хм?

– А тебе как кажется?

– Свинка? Круп? Тонзиллит?

– В остроумии тебе не откажешь, Флориан.

Фыркая, мимо проехал трактор с прицепом.

– Это что там у тебя такое – грузовик? – спросил Флориан.

– Да.

– Уэйд, ты случайно не в Зимбабве? Трахаешься до седьмого пота, без презервативов, с центрально-африканскими шоферюгами?

– Флориан, говори по делу.

– Как по-мужски!

Лучше не говорить ему, что Норм умер. Лучше вообще не упоминать про Норма.

– Прежде чем проезжаться на мой счет, Флориан учти, что я в этом деле всего лишь курьер. Просто посланник.

– Ты хочешь сказать, что утенок Дональд воскресил нашего общего друга, буйного Нормана, из мертвых?

Черт.

– Видишь ли, Уэйд, все эти танцоры, выкидывающие свои па по городам и весям Соединенных Штатов, – молодые цыганки с песней в сердце и мобильником в гримерке, – разумеется, я все узнал. Даже если бы ты покакал не тем цветом на толчке в Диснейуорлде, любая первоклашка в костюме Микки Мауса знала бы об этом еще до того, как ты спустил воду. Да, и вот что еще скажи мне, Уэйд: поведал ли тебе Норман, что есть и другие люди, которым до зарезу нужно это письмо?

Уэйд промолчал.

– Молчание – знак согласия, – продолжал Флориан. – И обмолвился ли он хоть словом, что бумага в королевской канцелярии изготовляется из титана и переработанных в макулатуру трусиков ее величества?

– Ладно...

– Какая же ты все-таки дубина, Уэйди.

– В Диснейуорлде вырубили свет, а потом вдруг оказалось, что он... мертв.

– Уэйд, мне и так приходилось в жизни заниматься разными сомнительными делами, не хватало только еще внедряться в осветительную систему Диснейуорлда или забрасывать отравленными дротиками тупиц, у которых денег куры не клюют. А единственная причина, по которой бедняга Норм сам не мог приехать на Багамы, состоит в том, что в прошлом году его засекли, когда он из-под полы продавал краденые наброски Сезанна, что, само собой, на Багамах так же естественно, как нарушение правил уличного движения, но только не тогда, когда покупатель – лучший кореш губернатора и играет с ним в крекет.

– Речь о наличных, Флориан.

– Уэйд, ты начинаешь меня утомлять.

– Мне пора идти, Флориан. Пока.

Щелк.

– Ну что, порядок? – Брайан старался спрятаться в узкой ленивой тени телефонного столба. – Можем идти?

– Да, пошли.

Уэйд вспомнил, что забыл спросить про Хауи.

– Надо купить маме вкладыш под пятки. Она жалуется, что у нее болят пятки.

– Знаю, знаю.

– Этот немец здорово тебя разозлил. Сдается мне, вы друг друга хорошо знаете. А что за дело? Ты на него работал?

..введение дефибрилляторов дельфинам, для доставки их контрабандой в Северную Каролину...

– Уэйд?

...Уэйд, самое тяжелое в шлюпке, чтобы тело пошло ко дну, это якорь...

– Меня не проведешь – ты действительно его знаешь.

...Да, ей шестьдесят, Уэйд. Так что закрой глаза и подумай о Форт-Ноксе...

– Ладно, сдаюсь. Я когда-то работал на этого парня. Так, по мелочам.

– Что делал?

...Кит пролил этот чертов жидкий азот себе на руку. Выкинь его из грузовика, прежде чем Джентльмены Удачи нападут на наш след...

– Ничего не делал. Тебе-то что до этого, Брайан?

...Оставалось только проглотить пакеты или провести следующие тридцать лет в исправительном заведении в Монтегю-Бэй. Поэтому мы схавали пакеты...

– Это что-то очень нехорошее, иначе бы ты мне сказал.

– Брайан, я должен...

– Ничего ты не должен, Уэйд. Пойдем лучше поищем маме стельки и забудем про этот разговор.

Братья направились в аптеку, находившуюся дальше, чем они предполагали. Уэйд был озабочен мыслями о Саре, терзался тревогой о том, что забыл в гостинице свое лекарство, и гадал, насколько пропущенная доза ускорит медленный, но верный распад его тела. Он вспомнил, как в детстве сдирал с мячей для гольфа гладкую белую кожуру, чтобы посмотреть, как, нервно дергаясь, будут разматываться резиновые ленточки под ней. Дурак, дурак, дурак. Как я мог забыть его.