Текст книги "Нормальных семей не бывает"

Автор книги: Дуглас Коупленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

9

Уэйд вернулся в гостиницу, чтобы заказать номер для Дженет, но свободных мест не было.

– Мам, поселишься в нашей с Бэт комнате.

– Дорогой, я не хочу отравлять вам жизнь.

Дженет лежала на кровати, занавески были задернуты.

– Мам, ты никому ничего не будешь отравлять. Кроме прочего, вы сможете получше узнать друг друга.

– Пожалуй.

– Мам, я видел у тебя в ванной талидомид, – сказал Уэйд, набрав в грудь побольше воздуха.

– Что? – воззрилась на него Дженет.

– Ладно, ладно. Я понимаю – это от стоматита.

– Вот именно, – Дженет приподнялась на кровати и наклонилась к Уэйду.

Тот сидел в кресле рядом с мини-баром.

– Что меня интересует – так это где сегодня можно достать талидомид? Ученые продают старые запасы? Просто в голове не укладывается, что кто-то до сих пор производит эту гадость.

– Я получаю его из Бразилии нелегально. Обычно присылают «Федэксом». А иногда из Мексики. Но мексиканский – дрянь, бразильский намного лучше. Они используют его там для лечения проказы.

– Проказы? Ты это серьезно?

– Я знаю. Ирония судьбы. Теперь они используют талидомид, чтобы у человека все было в целости и сохранности.

– Хм, – в комнате наступила тишина. – А что там с Ники?

– В смысле, что она заражена? – спросила Дженет.

– Как ужасно это звучит. Ну, в общем, да.

– Даже не знаю, что и сказать, Уэйд.

Уэйд несколько раз подбросил в руке пакетик с бескофеинным молотым кофе.

– Так, выходит, вы теперь друзья?

– Друзья? Нет. Но я больше не чувствую к ней ненависти. Она, как оказалось, действительно очень симпатичная женщина.

Дженет снова откинулась на подушки.

– Ты в порядке?

– Да, но мне надо немного поспать. Здешнее солнце меня убивает. Когда вернется Бет?

– Понятия не имею. Отдыхай. Пойду полюбуюсь видом.

Уэйд вынес телефон на балкон. Переведя дух, он набрал номер, который надеялся никогда не набирать. Это был номер его старого делового партнера.

– Норм слушает.

– Норм, это Уэйд.

– Уэйд Драммонд? Так, так. Что случилось, дружище?

– Много чего. Я теперь женатый человек, Норм. Очень скоро обзаведусь дитем, микроавтобусом и остальными причиндалами.

– Так ты теперь семейный?

– Пфффф – можешь считать, что все снеговики в аду растаяли.

– Семья – хорошая штука, Уэйд.

– Посмотрел бы ты на мою семью. Тут все ненормальные.

– Нормальных семей не бывает, Уэйд. По сути, все они одинаковые, только слегка отличаются, так сказать, по стилю. Заходи как-нибудь вечерком, повидаешь мою родню. Ты откуда звонишь?

– Из Орландо.

– Ты в Орландо? Ах, верно – у тебя же сестра космонавт. Удивительная женщина.

Еще несколько минут они перебрасывались пустыми фразами, а затем наступило неловкое мужское молчание.

– Норм. Мне нужны деньги. Пауза.

– Ну, они всем нужны.

– Мне пришлось взять ссуду у Тони Тигра в Карсон-Сити для этой дорогушей клиники по оплодотворению. Мы с женой ездили в Европу на эту новую процедуру. Пятьдесят штук.

– Пятьдесят штук? Что же это за процедура, которая стоит пятьдесят штук?

Ладно, была не была.

– Норм, у меня ВИЧ. Там, в Милане, берут сперму и помещают в центрифугу, более легкие вирусы поднимаются на поверхность, а внизу остаются только здоровые клетки.

Норм помолчал.

– Да, конечно. Я слыхал истории и похуже. Неплохо придумано.

– Это не выдуманная история, это правда.

– Но суть прежняя – тебе нужны деньги.

– Ну да.

– Ты же знаешь закон, Уэйд: чем больше риск, тем больше награда.

– Мне ли не знать.

– Сколько тебе нужно?

– Пятьдесят штук и еще пятьдесят на проценты Тони.

– Тогда придется рисковать.

– Что ж поделаешь.

Со стороны Норма последовало длительное молчание, наконец он сказал:

– На самом деле ты позвонил в очень удачный момент, дружище. Мне как раз срочно нужен курьер.

– Курьер? – Уэйд знал, что в подпольных махинациях это самая низовая и опасная работа. – Ну что же.

– Тогда послушай. У меня тут небольшая интрижка с Шерил. Она танцует в сценке про Покахонтас на Главной улице в Диснейуорлде.

– Шерил?

– Да, крошка Шерил, она еще слишком молода, чтобы ей перестали нравиться пожилые мужчины. Встретимся у выхода с монорельса на Главной завтра утром ровно в десять.

– В Диснейуорлде?

– Уэйд, Уэйд, Уэйд – в Диснейуорлде никогда не случается ничего плохого. Это единственное безопасное место во всем этом сраном штате. Я уже тыщу раз назначал там встречи.

Оба одновременно положили трубки. Уэйд зашел обратно в комнату, как раз когда Бет вернулась из похода по магазинам. Немного вздремнув, они спокойно поужинали в гостиничном ресторане, угощала Дженет. После чего пошли прогуляться по Международному бульвару – тяжкое испытание для Уэйда, поскольку даже самый пустяк стоил там недешево. Потом они вернулись в номер и уселись за телевизор, а Уэйд снова удалился с телефоном на балкон и, собрав все нервы в кулак, постаравшись отогнать любые мысли о том, что он – кругом виноватый блудный, никчемный сын, позвонил отцу в «Муси-пуси».

– Да, слушаю?

– Привет, папа, это я, Уэйд.

Ответ Теда прозвучал пустым эхом:

– Уэйд.

– У меня так и не получилось поговорить с тобой там, внизу, когда снимали Сару.

– Куча телепридурков.

– У каждого своя работа.

– Значит, ты вышел из тюрьмы, – сказал Тед. – Хорошо. Для тюрьмы ты уже слишком стар. Грустно смотреть на людей, которые попадают за решетку после сорока: они не умеют широко мыслить.

– Ты хорошо выглядишь.

– Правду сказать, сам не пойму почему. Но Никc говорит, что у меня удачное телосложение. Кроме того, у меня регулярный стул, и я пользуюсь солярием сколько душе угодно.

– Да, папа, я тут краем уха слышал, что тебе нужны деньги.

– Что значит «краем уха»? Мои дела не для чужих ушей.

– Просто я подумал, что тебя может заинтересовать план, который я придумал, чтобы немного подзаработать.

Тед замолчал.

А трубку-то не бросил.

– Дешево досталось – легко потерялось, – сказал Тед. – Без этого дома я обойдусь, к тому же чертова крыша стала течь. Никс нас прокормит, пока я не подыщу какую-нибудь работенку, правда, Никс? Уэйд мысленно представил, как Ники, на заднем плане, закатила глаза.

– Слушай, пап, а не съездить ли тебе завтра с нами в Диснейуорлд? Развлечемся. Я плачу.

Все – пути назад нет.

– В Диснейуорлд? Ты что – спятил?

– Понимаешь, папа, там будет один парень – Норм... – Уэйд осекся, почувствовав, что последняя фраза: Там будет один парень – Норм... – прозвучала неважно.

– И?

– У него есть одна мыслишка, и ему нужна помощь...

– И?

– Я собирался ему помочь и подумал, ну, что, может, ты бы тоже смог.

– А что я должен делать? И сколько за это получу?

Это уже жестоко.

– Ты? Десять штук, а дел всего – съездить в одно местечко неподалеку.

– О'кей, – прозвучало в трубке после паузы.

– Так что – подробности тебя не интересуют?

– Мне нужны деньги. Подробности предоставляю тебе.

Снова последовала пауза.

– Спасибо, что вспомнил обо мне, Уэйд.

Договорившись о встрече на следующее утро, они повесили трубки. Чувствуя себя Санта-Клаусом, Уэйд вернулся в комнату, где он, Бет и Дженет уснули под передачу исторического канала. Около трех он проснулся и никак не мог заснуть снова. Он вышел на балкон, куда еще долетали с моря обрывки выдохшегося, бесполезного ветра. Уэйд посмотрел на полную или почти полную луну. Если бы на Земле случайно не появились люди, Луна все так же висела бы в небе, точно такая же, как сейчас. Уэйд попытался представить себе Флориду до пришествия человека, но не смог. Мир внизу казался слишком обжитым со своими трейлерами, оптовыми складами и убогими барами. Уэйд решил, что если бы люди добрались до Луны, то, наверное, превратили бы ее в подобие Флориды. Наверное, к лучшему, что она так далеко, так недосягаема.

Потом он подумал о матери, которая таяла у него на глазах и все же в каком-то смысле была моложе, чем когда-либо, – теперь она знает о жизни даже больше, чем я знал до недавних пор: о том, какое жуткое дерьмо этот секс, – она так многое для себя открыла, – и он снова почувствовал один из тех бесчисленных уколов совести, которые всегда чувствовал, вспоминая о поведении отца, о собственном поведении и о том, как это сказалось на матери – его распутство и глупость.

По крайней мере, завтра будут деньги, и, пожалуй, теперь Уэйд сможет отвязаться от этих головорезов из Карсон-Сити, которые в час ночи останавливались под окнами их с Бет кооперативной квартирки и слепили светом своих фар. И может, останется еще немного, чтобы попробовать какие-нибудь новые сочетания лекарств. А десять штук папе? А, чепуха. В кои-то веки смогу оказать ему более или менее важную услугу.

Жизнь действительно сводилась к простым вещам: жена, о которой нужно заботиться, ребенок, который вот-вот должен появиться на свет, – маленькое гнездышко, которое нужно защищать от этого огромного мира, только и ждущего, чтобы наброситься и разнести все в клочья. Уэйд подумал о текущей в его сосудах крови – в ногах, кончиках пальцев, мозгу – и постарался застыть так, чтобы ощутить этот внутренний кровоток, но у него ничего не вышло. Нам не дано чувствовать ток нашей крови, точно так же, как и вращение Земли. Он подумал о своей болезни. Посвящая в это Сару, он сказал:

– Это машина времени, сестричка.

– Не будь таким легкомысленным, Уэйд.

– Ничего я не легкомысленный, Сара. От правды никуда не денешься.

– В каком смысле это правда?

– Ну, скажем, если бы мы родились не сейчас, а сто лет назад, нас обоих уже не было бы в живых. Ты умерла бы от перитонита, который у тебя был в третьем классе, или от заражения крови.

– Или меня утопили бы, как котенка, – сказала Сара.

– Сейчас ты жива, а через минуту – глядишь, уже и нет. А я? Черт побери, да я уже сто раз мог умереть по любой причине. Так что мне представляется, что этот вирус просто подводит часы, чтобы они шли правильно. Старики теперь – явление неестественное.

– Ты правда так думаешь?

– Да, правда.

– Извини, но тут я вынуждена с тобой не согласиться.

Уэйду послышались в голосе Сары жесткие нотки.

– Ты в состоянии куда-нибудь устроиться и работать? – спросила она.

– Да вроде. Крупье на полставки в этом дерьмовом клубе на Фримонт-стрит. И ни грамма – а то печенка сразу полетит.

– Лечишься?

– Да, но давай об этом не будем. И моргнуть не могу без таблетки. Скоро психом от этого сделаюсь.

Почувствовав жгучие укусы мошек, Уэйд вернулся в комнату. Бет храпела. Было 4.00 утра – время принять три капсулы и запить их ананасовым соком. Куда подевались прошедшие шесть минут? Куда девается израсходованное время? Может, для него есть какая особая свалка? Или утекает рекой, как воды Ниагары? А может, время испаряется, превращаясь в дождь, и все начинается сначала?

Уэйд проглотил таблетки, запил соком и подошел к окну – посмотреть на гостиницы, дороги и машины ночной Флориды. К слову, о машине времени. Из всех штатов, включая Неваду, Флорида наиболее сильно и уже не впервые поражала Уэйда тем, как накрепко была она впечатана в свое исконное, первобытное прошлое. Растения казались здесь более дикими, животные – более жестокими, а воздух – более промозглым и кишащим бактериями. Ему показалось, что все окружающее смирилось с тем фактом, что через миллиард лет обратится в хлюпающую нефть.

Дженет спала на раскладушке, ее дыхание было легким, как если с шуршанием водить пальцем по бумаге.

Уэйд открыл раздвижные двери на балкон, откуда по-прежнему, даже в этот час, веяло духотой, и закурил. Если уж нельзя пить, буду курить. Черт с ними, с мошками. Уэйд, говорил ему врач, пропускная способность вашей печени такая же, как у двухлетней девочки. Не знаю, когда вы последний раз пили, но, когда бы это ни было, учтите, что это последний раз.

Уэйд обернулся. Непонятно почему красная лампочка автоответчика мигала. Хм. Он зашел внутрь, взял беспроводной телефон и нажал кнопку. Это была Сара:

Привет, Уэйд, это твоя сестричка. Ты, наверное, спишь, а у нас тут самое веселье – привыкаем к орбитальному времени. У меня перерыв. Правда, глупо звучит? Привет, я тут на орбите – выбежала кофейку попить. Но что поделать, сегодня весь день пришлось просидеть за пультом, так что я рада возможности поразмяться. Русские заявили эксперименты по регенерации тканей на этот полет, и могу поклясться, что всю их исследовательскую программу по невесомости составлял шеф-повар «Макдоналдса». Ну, от Советов чего же ждать. Это раньше они были толковыми. Как мама? Как ты? Нам с Бет удалось пообщаться всего несколько минут. Подружка Брайана – о Господи – у нее как минимум две мужские хромосомы. Если проснешься рано – перезвони. У меня отбой в 8.00 по обычному времени.

Она оставила номер. Уэйд вышел на балкон и набрал его.

– Сестричка?

– Уэйд! Вот расчудесненько. Ты чего не спишь? Что ты делаешь в четверть пятого утра?

– Объелся наших замечательных семейных колес. Никак не уснуть. Иногда мне хочется, чтобы мы были торговцами недвижимостью из газетных рекламок – волосы на пробор, неистребимый оптимизм и маленькая, безупречно организованная жизнь – и чтобы нам всем удалили наши рептильные мозги.

– Как мама?

– В порядке. Устала.

Уэйд рассказал ей о Пшш. И Брайане. И Ники. Сара слушала как завороженная, а потом спросила:

– А как, ребята, вы думаете разбираться с Ники и папой?

– Без понятия. Сара?..

– Да, большой брат.

– Объясни мне вот что – как ты справляешься со всеми своими обязанностями? Как? Мне правда хочется знать. Мы вроде заговаривали об этом раньше, когда ты навестила меня в Канзасе. Я, например, едва могу организовать обед в ресторане или хотя бы заказать по телефону билеты в Диснейуорлд. Мне никогда раньше не приходилось действительно что-то делать. Незачем было. А мне в конце концов хочется взяться за какое-нибудь дело и довести его до конца, вот только понятия не имею как. А ты тем временем выстраиваешь нуклеиновые цепочки в открытом космосе, укрепляешь мир во всем мире и сажаешь в пустыне самое сложное воздухоплавательное устройство, когда-либо созданное человеком.

Последовало секундное молчание. Потом Сара сказала:

– Я никогда не подходила к этому так, как ты, Уэйд. Просто есть вещи, которые надо делать, и проще их сделать, чем нет.

– Ты просто чудо.

– Ты мне льстишь.

– Уэйд, – Сара прервала брата. – Извини, но мой перерыв скоро кончается, а мне очень нужно спросить тебя кое о чем.

– Валяй.

Уэйд приготовился.

– Как твое здоровье в общеупотребимых научных терминах?

– О Господи, Сара.

– Скажи, Уэйд.

– Ладно, – Уэйд глубоко вздохнул. – Пока терпимо.

– Так я и думала. Сегодня ты выглядел сносно.

– Кровь у меня все жиже и жиже. Клетки совсем вышли из-под контроля.

– А как ты обычно себя чувствуешь?

– Подуставшим. А в остальном – о'кей. На коже все время какая-то сыпь, иногда познабливает. Если я буду рассказывать дальше, это уже пойдет нытье, поэтому давай сменим тему.

В животе у Уэйда забурчало. Он вспомнил, как когда-то (ему было тогда восемь, Саре – шесть) они спрятались среди деревьев на заднем дворе, и он безопасной булавкой проколол себе дырочку на обратной стороне запястья, а Сара безжалостно расковыряла себе культю, и они смешали свою кровь под жужжание мух и шелест ольхи. В тот год было очень много тли, и ветер свистел сквозь дырочки, которые она проела в листьях.

– Уэйд, мне пора. Русские уже зовут меня; приманка: ванильный коктейль, куриные наггеты и пластмассовая игрушка из «Макдоналдса». Позвони мне завтра в то же время, если не будешь спать, о'кей? Какие у тебя планы сегодня?

– Диснейуорлд.

– Ждешь не дождешься?

Уэйд помолчал.

– А ты знаешь? Угадала.

– Желаю хорошо повеселиться, большой брат.

– Спокойной ночи, сестричка.

10

– Уэйд, какого черта ты делаешь?

Возвращаясь с работы, Тед зашел с черного входа и обнаружил, что Уэйд и Дженет смотрят телевизор.

– Мы с мамой смотрели «Сонни и Шер».

– Очень веселое шоу, Тед.

– Ничего вы не смотрели, – сказал Тед. – Вы танцевали.

Последнее слово Тед выплюнул, как будто это был лобковый волосок.

– Оставь его в покое, Тед. Нам страшно нравится это шоу. Как прошел день? Ты опять поздно.

– Ну и что такого, если я танцевал? – спросил Уэйд.

– Джен, ты сделаешь из него неженку, – сказал Тед.

Слово «неженка» Уэйд не воспринял, но ему не понравилось, что отец во всем винит мать.

– Так, пап, как работалось?

– Твое какое дело?

На фоне этой беседы прозвучал взрыв смеха, полностью диссонирующий с тоном слов. Кот Хайку, почувствовав надвигающуюся бурю, спрыгнул с облюбованной им лежанки на телевизоре.

– Эй, пап, а когда ты последний раз танцевал?

– Уэйд, отстань от отца. Я действительно хочу посмотреть.

Брайан, чья антенна была настроена на развлекательную программу, стоя в коридоре, просунул голову в комнату. Сара не показывалась.

– Пап. я задал тебе вопрос. Когда ты последний раз танцевал?

– Пора покупать ему трико, как у этих балерунов, дорогая, – обратился Тед к Дженет.

– Могу поспорить, что последний раз ты танцевал со своими дружками-жлобами в колледже, – сказал Уэйд, яростно нажимая кнопки. – Наверное, вы все были голые и натирали друг друга кремом для бритья.

– Уэйд... – сказала Дженет.

По телевизору звучала быстрая, ритмичная мелодия.

– О, да это же моя любимая. Эй, пап, присоединяйся, повеселимся вместе.

Уэйд принялся отплясывать на неуклюжий подростковый манер, сопровождая свой танец импровизированными словами: Что за неженка этот Драммонд Тед. Не тора ли отдать его в балет? А то ему не нравится с нами, он больше любит голый плясать с мужиками.

Уэйд видел расширившиеся, едва не выскочившие из орбит глаза Брайана. Отлично – это значило, что Тед дошел до точки и не остановится даже перед убийством. Он ринулся на Уэйда, который уже привык быстрыми нырками уходить от отцовских свингов. Уэйд с воплем «неженка, неженка» запрыгнул на кушетку, и Тед устремился за ним, перевернув диван и исторгнув (вполне предсказуемый) пронзительный крик у Дженет:

– Эй ты, неженка, тебе меня не поймать...

В этот момент погас свет, и Уэйду показалось, будто дом получил дубинкой по голове. Ночь была темная, дождливая, и никто ничего не видел. Подвернувший лодыжку Тед вскрикнул: «А, блин», – а Уэйд выбежал с победным кличем. Но хотя победа осталась за ним, он знал, что ему придется прятаться где-нибудь еще час или около того, пока Тед не остынет. Он ощупью добрался до подвальной двери и спустился по ступенькам, наткнувшись на Сару, стоявшую со свечой в руках возле распределительного щита. Увидев Уэйда, она включила свет.

Несколько часов спустя Тед утихомирился и пошел спать. Уэйд в компании Дженет и Сары смотрел новости.

– Вам с папой надо развестись, – сказал он.

– Уэйд! Не смей так говорить. Так или иначе тебе не стоит постоянно дразнить отца. Ему завтра говорить речь, а у него всю ногу разнесло.

– Ха! Подумаешь, трагедия.

В новостях рассказывали об инфляции и Джеральде Форде.

– Так все-таки – зачем ты вообще за него вышла?

– Уэйд, перестань.

– Нет, я хочу знать. Арифметику мы уже проходили: поскольку я родился через тринадцать месяцев после вашей свадьбы, то у тебя не то чтобы не было выбора.

– Сама не разберусь. Нет, я не знаю. Он был американец. Он изучал топливные ракетные системы, а это в то время считалось таким сексуальным. Он собирался взять нас на Луну.

– И?

– А потом... потом он начал проектировать нефтепроводы, и мы переехали на Запад, и Луна потерялась где-то по дороге, и я не могу поверить, что рассказываю все это своему собственному сыну.

– Ты всегда сама себя останавливаешь, как только начинаешь говорить что-нибудь по делу.

– Знаю, знаю.

– Выходит, у тебя есть целый тайный мир, про который никто не знает?

– Уэйд! Боже мой, даже Хелена не была такой проницательной.

– Вам надо развестись. Он тебя не заслуживает.

Уэйд не упомянул, что неделей раньше он промотал уроки в школе – ходил покупать запрещенные фейерверки и шутихи на бульвар Лонсдейл и видел, как отец обедает со своей секретаршей в немецком ресторане.

– Уэйд, этот человек – твой отец. Уважай его хотя бы немного.

Уэйд подметил, что мать не отвергла его предложение о разводе.

– Знаешь, что папа ответил, когда я у него спросил, почему он на тебе женился?

Сопротивление было бесполезно; Дженет сделала вид, что ее это не касается.

– Ну и что же?

– Не хочу тебе говорить.

– Уэйд!

– Ладно, ладно. Он ответил, что ты ему понравилась, потому что он никогда не мог догадаться, о чем ты думаешь.

– Так и сказал?

– Именно так.

– Правда?

– Да.

Уэйд понял, что его матери страшно нравится быть загадочной.

11

На следующее утро Ники позвонила Дженет – та уже получила комнату в полное свое распоряжение. Она сладострастно нежилась в постели, оттягивая носки, крутя ступнями и наслаждаясь ласковым прикосновением простыней.

– Как ваш стоматит?

– Сегодня получше.

– Поздравляю. Знаете что? Я тут скоро с ума сойду в этом «Мусипуси». Местечко вроде морга. Тед уехал в Диснейуорлд с остальными. А я как подумаю про этот Диснейуорлд, меня прямо воротит.

– Может... – начала Дженет, – съездим куда-нибудь, пообедаем вместе?

– Да, я бы не против. Я за вами заеду на машине Теда. Как насчет Ее Святейшества – тоже пригласим?

Бет рвало в ванной.

– Ее с утра подташнивает, так что вряд ли это удачная мысль. – Дженет помолчала. – Надо бы позвонить Пшш.

– Чего ради?

– Ради галочки. Она может оказаться матерью моего внука.

– Не знаю... у меня от нее мозги набекрень. И потом это ее имя...

Дженет позвонила в номер Пшш.

– Пшш, это Дженет. Ты уже сегодня ела?

– Нет, – почти беззвучно ответила Пшш.

– Мы с Ники собираемся куда-нибудь выпить по чашечке кофе. Подкрась глазки, накинь что-нибудь чистое – я буду ждать внизу через полчаса. Успеешь?

– Я не крашусь.

– Но все равно – поедешь с нами?

Молчание.

– Да.

Щелк.

Через полчаса Дженет уже сидела в машине Ники возле главного входа, где народ так и сновал, как на Пенсильванском вокзале. На Дженет были плотно облегающие черные очки в стиле рок-звезд и голливудских агентов семидесятых и молодежный костюм. По внешнему виду я могла бы сойти за двадцатипятилетнего продавца бакалейного магазина в Сент-Поле, Миннесота.

– Гвендолин будет?

– Гвендолин?

– Пшш так глупо звучит.

– Легка на помине.

Пшш запрыгнула на заднее сиденье, что-то бодро промурлыкав в качестве приветствия.

– На самом деле у меня сегодня отличное настроение, – сказала Пшш, – так что извините, если я не слишком вежлива.

– Ну и что новенького? – спросила Ники.

– Брайан уговаривал поехать с ним в Маусвенцим. Просто умолял. Противно смотреть.

– Парковщик такой красавец, – поспешила сменить пластинку Дженет.

– Ерунда. Просто вы слишком озабоченная. Вот и все, – ответила Ники.

– Наконец-то! Хоть кто-то сказал, что я не бесполое существо!

Тронулись. Дженет смотрела на мелькавший за окном пейзаж.

– Сегодня больше никаких насовских затей? – спросила Ники.

– Нет. Полная свобода.

– Хм.

Машина застряла на светофоре, со всех сторон стиснутая трейлерами и белыми и красными прокатными колымагами.

– А Сара у вас толковая, верно? – подала голос Пшш.

– Верно.

– И пробивная?

Дженет задумалась.

– Мне кажется, что, даже если ты космонавт, тебе приходится в той или иной степени сталкиваться с предательством и ударами ниже пояса. Подумать хотя бы о сотнях людей, которые не прошли отбора для полета на шаттле. – Дженет впала в привычный ей назидательный тон. – Но знаешь, они выбирают космонавтов за уравновешенность, как собачники собак, так что космонавты – это что-то вроде космических ньюфаундлендов.

– Вы думаете, они выбрали Сару только из-за ее увечья? – спросила Пшш.

– Ты – единственный человек, который говорит это вслух, – ответила Дженет.

– Вполне естественный вопрос.

Согласна. Я так устала от людей, которые обо всем молчат. Это напоминает мне то время, когда я росла. Молчание душит.

– Так как это было? – спросила Ники.

– Что как?

– Ну, с Сарой. Почему у нее нет руки и так далее. Дженет сконцентрировалась, чтобы дать точный ответ.

– Когда я росла, мне все твердили, что я должна хорошо себя вести и хорошо выглядеть. Так что мои понятия о собственных достоинствах основывались на моей внешности и моих манерах. Мне даже кажется, я никого по-настоящему не знала за всю мою молодость. А потом я ходила с Сарой по магазинам или сидела на площадке, где люди видели, что у нее нет руки, и за единый миг, как при вспышке, я по их реакциям видела их насквозь – добрые они, или злые, или глупые, или какие-нибудь еще. Я долго даже понять не могла, что именно мне открылось. Вся эта новая информация обрушилась на меня помимо моей воли. Я этого не хотела! И все же этой информации было не избежать. Я постаралась не обращать на нее внимания и ничем ни с кем не делилась. Вопреки тому, что сейчас говорят, шестидесятые были очень, очень отсталым временем.

– А ты когда родилась, Пшш? – вмешалась Ники.

– В восемьдесят втором.

Молчание Пшш после ее краткого ответа отбивало охоту к дальнейшим расспросам.

– А что вы скажете о Брайане, Дженет? – спросила Ники.

– Не возьму в толк, почему он не стал, ну, скажем, брокером. Вид у него в самый раз, только прическу поменять нужно.

Пшш метнула в Ники злобный взгляд через зеркало заднего вида, а Дженет ответила, что Брайан всегда был сам по себе.

– Расскажи-ка нам свою историю, Пшш, – попросила она, повернувшись.

– Мою историю?

– Да. Откуда ты? Про свою семью. Ну, всякое такое.

– Я из Летбриджа.

– Летбридж – чудесное местечко в Альберте. Так там живет вся твоя семья?

– Отец – да. А мать – в Новой Шотландии с парнем, который делает макеты кораблей. С ней не вижусь.

– Чем занимается твой отец?

– Преподает теорию марксизма в местном университете.

– Значит, марксизма.

– Да. И в башке у него полно всякого мусора.

– Я думала, ты сама что-то вроде экстремистки.

– Может. Но с ним так тяжело. Он до сих пор верит во все это коммунистическое дерьмо, сегодня это все равно что верить в охоту на ведьм. Глобализация – вот настоящий злой дух. Глобализация, смешанная с наукой. У папули настолько мозга за мозгу заехала, что он ничего не хочет знать кроме своего жалкого презрения к среднему классу – извиняюсь – к буржуазии.

Дженет решила сменить тему:

– Ну, а ты, Ники? Расскажи нам о себе.

– Ничего особенного. Я простая девчонка из среднего класса, которая слишком долго ждала, чтобы принять какие-нибудь важные жизненные решения, а те, которые принимала, чаще всего были не фонтан.

– Например?

– Например, я чертовски проголодалась.

Она указала на захудалый сетевой ресторанчик:

– Давайте-ка заедем вон туда. На вывеске написано, что на этой неделе бекон у них всего по девятнадцать центов.

– Я вегетарианка, – сказала Пшш. – Кроме того, меня тоже по утрам тошнит.

Ники заехала на стоянку. Зайдя в ресторан, они сразу же потребовали отдельную кабинку. Внутри ресторана царили оранжевый, пурпурный и коричневый цвета.

– Ничего себе жеребчик, – сказала Ники, когда официант отошел.

– В этом ресторане все пропахло мясом, – сказала Пшш, утирая нос – назревающая простуда.

– Все вегетарианцы – просто кучка самовлюбленных уродов, – сказала Ники. – Закажи себе какую-нибудь фруктовую гадость.

– Они, наверное, режут фрукты на тех же досках, что и туши, после того как забьют очередную корову.

– В таких местах, как это, – ответила Ники, – тебе подадут блюдо из фруктов, приготовленное полгода назад в лаборатории, занимающейся приготовлением фруктовых блюд, в Теннесси.

– Посмотрите, – сказала Дженет своим бодреньким голоском образца 1956 года. – Яичница. Как мило.

Ее материнский тон убедил Ники и Пшш внимательнее изучить меню. Дженет достала из сумочки коробку с таблетками и водрузила ее на стол.

Ники тут же заерзала на месте.

– Да у вас пилюльница размером с набор для вышивания. Неужели мне придется купить такую же?

Тут как раз вернулся официант, на бирке у которого было написано «Кевин».

– Ничего особенного, – сказал он. – У некоторых наших посетителей пилюльницы, как член у Шварценеггера.

– У нас обеих ВИЧ, – сказала Дженет, кивая на Ники.

– У меня тоже, – сообщил официант.

– Можно устроить вечеринку, – предложила Ники.

– Кажется, настало время прочувствованных объятий, – ответил официант, – но мой босс ест меня поедом, только чтобы я побыстрее крутился. Четверть часа назад приехал полный автобус французских туристов – французских французов, – а это самый страшный кошмар, который может присниться официанту, так что мне придется принять у вас заказы поживее. О чаевых не беспокойтесь.

Он принял заказ под доносящуюся из другого конца зала болтовню лягушатников.

– Так в чем дело с вашей семьей? – спросила Пшш. – Похоже, вы заразная семейка. Есть среди вас хоть один здоровый?

Ники посмотрела на Пшш и сменила тему:

– Я слышала, ты не особенно-то стремишься стать мамой?

– Смотрите-ка, молодая жена старого пердуна, оказывается, и разговаривать умеет.

– Какие изысканные манеры, – отреагировала Ники. – Опять вляпалась. Если тебе от этого будет легче, то знай, что я делала это, ну, с полдюжины раз.

– Это?

– Да, аборт.

– Я в туалет.

И Пшш тихонько исчезла.

– Я подумала, что, может, если она увидит рядом такую развалину, как я, то, пожалуй, не станет торопиться действовать.

– Ты хочешь детей?

– Да вроде. Но я буду паршивой матерью.

– Брось.

– Что ж, спасибо, Синди Брейди. Так или иначе, нам не на что заводить детей.

– Я и забыла. Он ведь разорился, верно?

– У, мы на такой мели, что просто тошно подумать!

– Но вы же ездили на рыбалку.

– Любезность со стороны одного из его так называемых друзей. А вы знаете, что мы едим, с тех пор как вернулись? Всякое мексиканское дерьмо. И хот-доги. Вот так. На пути из аэропорта набрали всякой фигни на оптовом складе. – Ники оглядела свои ногти и нашла их достаточно ухоженными. – Ненавижу быть бедной. Правда. И меня бесит, что я не могу вот так взять и бросить Теда.

– Это одно из самых романтических признаний, которые мне приходилось слышать за последние месяцы.

– И что еще меня бесит из-за всей этой истории со СПИДом, – сказала Ники, – так это то, что Тед может бросить меня. Представьте только: я забочусь о человеке, который запросто может вышвырнуть меня на помойку. – Она отхлебнула кофе. – Может, конечно, я не слишком высоко его ставлю. Мне-то без разницы, если я умру. А все эти коктейли из таблеток вызывают жировые отложения в самых неожиданных местах. Кончится тем, что у меня вырастет шесть титек.

– А с Тедом ты тоже так разговариваешь? – спросила Дженет.

– В принципе, да.

Дженет посмотрела через окно на сверкающую парковку.

– Я иногда думаю, что было бы, будь я более... передовой, как ты или как она... может быть, тогда наши отношения с Тедом сложились бы немножко по-другому?

– Вы? Пожалуй. А может, и нет. Тед говорит, что вы никогда не ругались. Только что вам случалось «немного погорячиться». Это его словцо «погорячиться».

– Случалось. Неприглядная черта. Больше я не горячусь.