355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дорис Лессинг » Шикаста » Текст книги (страница 5)
Шикаста
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:09

Текст книги "Шикаста"


Автор книги: Дорис Лессинг



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Так или иначе, Саис согласилась отправиться с нами.

Впервые я высадился из космолета к северу от Больших гор, на востоке центрального материка. Оттуда отправился на запад. Теперь мы шли в обратном направлении, двигаясь с юга от массива Больших гор. Предгорья этих гор намного превышали самые высокие горы южного полушария. Приходилось не идти, а постоянно карабкаться, взбираться и спускаться – с горы на гору, с хребта на хребет, с гряды на гряду. Сверху мы увидели мертвый Шестиугольник с окружавшими его поселениями, разглядеть которые с этой вершины не представлялось возможным. Зато я увидел нечто неожиданное. Далеко внизу, в ущелье, возвышалась блестящая, по всей видимости, металлическая колонна, либо столб. Это сооружение каким-то образом связано с Шаммат, понял я. Зрительный образ подтверждался недобрым ощущением. Не желая подвергать опасности Давида и Саис, я решил позже вернуться к колонне без них.

Мы спустились, держась подальше от зловещей колонны, и вот, стоя на склоне очередного горного пика, я увидел то, что искал. Странного вида поселение, выстроенное не в целях обеспечить себе прибежище, не для тепла или иной понятной цели, а как самовыражение искалеченной памяти.

Высокий цилиндр без крыши, но с несколькими древесными ветвями вместо нее. Угловатая, похожая на изуродованный куб постройка зияет громадным проломом. Кривой пятистенок, чудом еще не развалившийся. Сооружения всевозможных форм, но ни одно не закончено. Материалы взяты в Шестиугольнике. Что ж, для гигантов тащить тяжелые камни за несколько миль – работа вполне посильная.

Что управляло ими? Что помнили они о старых городах? Как объясняли они себе излучения, воздействию которых подверглись?

Спускаясь по лесистым склонам, я рассказывал Давиду и Саис о гигантах. Скоро мы увидим очень высоких, очень сильных существ, но это не боги из сказаний и баллад. Нам нужно соблюдать осторожность, потому что они могут на нас напасть.

Таким образом я пытался подготовить своих спутников к тому, чего опасался. Но как объяснить им, что такое рабство? Они никогда не слышали, даже не подозревали, что могут существовать на свете племена настолько дегенерировавшие, что будут презирать других лишь из-за внешнего несходства с ними.

Мы спустились наконец, в долину, продолжая путь к хаотическому поселению. Все гиганты находились внутри своих построек. Приблизившись, мы выкрикнули приветствия, и они робко показались наружу. Высунули носы, увидели, что пришельцев лишь трое и ростом они хозяевам по пояс. Один из гигантов расхрабрился и выказал признаки живейшего возмущения наглым вторжением чужаков, другие подхватили. Нас завели в какое-то подобие хлева, сложенного из камней настолько небрежно, что сквозь кладку виднелась окружающая местность. Среди них оказался и Джарсум, причем в качестве главаря или вождя. Он меня не узнал. Рядом с ним с видом королевы выступала белая гигантесса. Она оглядела нас презрительно и демонстративно зевнула. Они вдвоем уселись, остальные гиганты с видом слуг столпились за ними и вдоль стен. Грустно было глядеть, как Джарсум и его подруга кривлялись, принимая величественные позы, задирая носы и ревниво поглядывая по сторонам. Давид и дочь его смутились, ибо такого еще не видывали.

Я сказал Джарсуму, что я Джохор, старый друг его, и он наклонился ко мне, вглядываясь, хмурясь и не зная, что на это ответить. Я представил ему Давида и Саис, объяснил, что мы прибыли из Круга, с его старой родины. Никакого Круга он не вспомнил, вопросительно уставился на белую гигантессу, небрежно развалившуюся на стуле. Но ни она, ни остальные гиганты о Круге не вспомнили. Позже я узнал, что не все гиганты пришли из Круга, были и приблудные, которых привел к группе какой-то древний инстинкт.

Белолицая гигантесса пристально рассматривала нас, особенно крепкого Давида и его пышущую здоровьем дочь. Она наклонилась к Джарсуму и что-то ему прошептала. Теперь и Джарсум внимательно осмотрел трех существ, вдвое меньших его ростом, с разными чертами лица и разного цвета кожей.

Насмотревшись, он объявил, что разрешает нам остаться и работать на них.

Тогда я помянул Канопус. Самое время.

Что-то в них всколыхнулось. Джарсум и белая гигантесса переглянулись, затем повернулись к остальным.

– Да, Канрпус, – повторил я. – Канопус. – И замолчал, ожидая реакции.

Не дождавшись, я объяснил, что они не могут преступать законов Канопуса, а первый его закон гласит, что ни одно живое существо не может порабощать другие живые существа.

Против этого они ничего не возразили.

Я попросил у них приюта на одну ночь.

Гиганты ответили, что все помещения заняты, но на самом деле они хотели скорее от нас избавиться. Слишком сложную задачу для них мы представляли.

Я сказал, что мы переночуем снаружи, поддеревьями, а утром вернемся для беседы. По их реакции я увидел, что они готовы были выгнать нас силой, и указал на то, что Канопус требует, чтобы странников снабжали пищей и ночлегом.

Это им не понравилось. Гиганты явно злились и, пожалуй, не остановились бы и перед убийством, однако смелости у них не хватало. Мы же трое стояли, ждали, наблюдали. Я, подавляя страх, поскольку сознавал опасность, Давид и Саис – с любопытством, ибо опасности не чувствовали. И я еще раз увидел, что эти туземцы лучше гигантов, ближе к камням и почве, к растениям и животным. Основа их прочнее, чем у гигантов. Во всяком случае, у этих, отбившихся от основной массы.

Гиганты все же дали нам пищу. Пища животного происхождения, значит, они где-то охотятся, хотя животных мы при приближении к их поселению не заметили.

Мы улеглись неподалеку под деревьями. Давид и Саис заснули, я бодрствовал. Уже давно стемнело, на небе сияли звезды, когда я услышал шаги. И заметил черный силуэт, закрывавший звезды. К нам крался Джарсум. Он остановился в нескольких своих – или во многих наших – шагах, всмотрелся, ничего не увидел, подошел поближе. Заметив, что я не сплю, он усмехнулся. Странная у него была улыбка. Молча развернувшись, Джарсум ушел, уже не скрываясь, хрустя ветками и спотыкаясь о камни под ногами.

Утром мы втроем отправились к Шестиугольнику, дошли до линий его камней. Вибрации здесь оказались слабее, чем в других местах. Возможно, они ослабли со временем, а возможно, из-за того, что гиганты утащили какое-то количество камней.

Удивило нас то, что за нами увязалось несколько гигантов. Как оказалось, они шли в том же направлении, вовсе нас не видя или не обращая внимания. Они забрели в гущу Камней и принялись вертеться там, пританцовывая воздевая руки, как будто подставляя их под поток невидимого водопада. Очевидно, они наслаждались воздействием полей каменного пояса. Однако полезным для здоровья такое занятие назвать никак нельзя. Поэтому я отговорил Давида и Саис от подражания им, к чему у моих спутников явно проявилась наклонность.

Гиганты тем временем вылезли из Камней и, все еще подергиваясь, пошатываясь, совершенно одуревшие, направились обратно.

Мы тоже вернулись в поселение и попали на пир. Гиганты поглощали жареное мясо, пели, плясали. Я напомнил им о нашем присутствии, попросил фруктов и пригласил Джарсума удалиться со мной под деревья для беседы. Он последовал за мною, но как будто пьяный или сонный.

Я снова упомянул Канопус.

Он слушал, но слышал ли?

Вытащив Сигнатуру, я предъявил ее Джарсуму. Не хотелось мне этого делать, ибо заметил я, что Сигнатура в последнее время тоже пошаливает, мощность ее меняется и наблюдаются отклонения режима.

Да, он вспомнил Сигнатуру. Кое-что он помнил. Красные пьяные глаза прищурились, дрожащие руки вытянулись вперед…

И тут Джарсум сделал то, чего я никогда не видел на Роанде. Он простерся ниц и посыпал голову песком. Давид и Саис тут же повторили эту процедуру – увлеченно, с удивившей меня рьяностью.

Я повел их обратно, велев Джарсуму собрать всех. Пришлось, однако, подождать, пока вернутся те, кто отправился танцевать среди Камней.

Когда все собрались, я выступил перед ними, поднял Сигнатуру, сверкнул ею для вящего эффекта, осветив ее сиянием их испуганные лица.

Я сказал, что Канопус запрещает им приближаться к Камням. Это приказ. И я еще раз сверкнул Сигнатурой.

Я сказал, что Канопус запрещает использовать друг друга или других существ в качестве слуг, разрешая это только, если к этим слугам относятся как к равным.

Я сказал, что Канопус запрещает убивать животных, кроме как для пропитания, но и в этом случае без жестокости и лишь в меру необходимости. Они должны выращивать растения, фрукты и орехи, сказал я им.

Я сказал, что к плодам земли следует относиться бережно, брать лишь необходимое, не более.

Нельзя применять насилие друг к другу.

И никогда, никогда не приближаться к старым городам, не использовать их камней для строительства, и не ходить танцевать в Камни, ибо это вредит им, и Канопус скорбит об этом.

Убрав Сигнатуру, я подошел к распростертым ниц Джарсуму и белой гигантессе, и сказал:

– Прощайте. Я ухожу, но вернусь к вам. А вы помните законы Канопуса.

И я ушел вместе с Давидом и Саис, ушел, не оглядываясь, и спутникам своим запретил оглядываться, чтобы не ослабить воздействия, которое и без того полагал весьма недостаточным. Когда мы углубились в чащу на склоне предгорного холма, я спросил своих спутников, что произошло.

Оба молчали. Они еще не опомнились.

Я настаивал, и Давид сказал, что я знаю что-то, называемое Канопус.

Может быть, с Саис получится лучше?

Я попытался еще раз. Подождал, пока мы через гряду холмов вышли в живописную долину, пронизанную прозрачными ручейками, и снова спросил, поняли ли они, что случилось с гигантами.

Давид мрачно глянул на меня, как бы говоря, что от него хотят непосильного. После этого отвернулся к яркой птице, усевшейся на ветку неподалеку.

Саис внимательно смотрела на меня.

– Что ты знаешь о Канопусе? – спросил я ее.

Она сказала, что Канопус – сердитый такой, который не хочет, чтобы кто-то плясал в Камнях. Он не хочет, чтобы охотники убивали больше животных, чем нужно. Он не хочет…

Она аккуратно повторила все, чего не хочет Канопус, и я решил сконцентрироваться на ней. Мы шли и шли, я учил Саис, а Давид, отец ее, иногда слушал, шагая молча, иногда уставал и принимался напевать, чтобы развлечь себя, повторяя на разные лады:

– Канопус запрещает… Канопус не желает… Канопус разрешает… Канопус ожидает… Канопус… Канопус…

Так мы шли день за днем среди предгорных холмов и долин Больших гор, пока не почувствовал я, что Шаммат приближается. И понял я, что должен отпустить от себя этих двоих.

По этому поводу я устроил торжественную и несколько устрашающую церемонию. На них возложил я задачу, весьма важную и для меня лично, но в первую очередь важную для Канопуса. Этим двоим предстояло идти по Шикасте от поселения к поселению и нести всем слово, которое я провозвестил гигантам. Саис отвел я роль глашатая, а Давиду – ее охранителя. Я вручил Саис Сигнатуру, сказав, что они должны почитать ее больше… чего? Жизни? Но они не привыкли к этой единице ценности, так как смерть для них не представляла чего-то ощутимо близкого, того, что носишь всегда с собой. Эта вещь принадлежит Канопусу, сказал я. Это часть сути Канопуса, и ее следует охранять, даже если рискуешь потерять самого себя. Так я попытался приблизить к их пониманию понятие смерти, чтобы повысить бдительность.

Саис спрятала Сигнатуру в пояс, почтительно положив на это место руку и внимательно меня слушая.

Я сказал им, что когда они войдут в селение, прежде всего следует ей говорить о Канопусе, и если ее послушают, донести до жителей весть Канопуса и оставить селение. Только в том случае, если ее не захотят слушать или если ей и отцу будет угрожать опасность, следует показать Сигнатуру. А когда они обойдут всех, обращаясь и к встреченным охотникам в лесах, и к одиноким крестьянам и рыбакам, они вернут Сигнатуру мне.

Затем я медленно и обстоятельно коснулся концепции стоявшей перед Саис задачи, чтобы закрепить уже сказанное ранее в ее уме, чтобы оно не выскользнуло и не угасло. Ее странствие, сказал я, все совершенное ею, общение с Сигнатурой, выявит в ней то, что сейчас скрыто, недоступно. А когда я покину Шикасту – тут я впервые сообщил им, что покину планету – она будет отвечать за поддержание Закона. Я увидел на лицах своих спутников признаки паники, их испугала мысль, что я удалюсь, но я сказал, что сейчас, во время своего путешествия, за долгие месяцы, они научатся обходиться без меня. Наши пути разошлись, я смотрел им вслед и внушал им свою волю. Сначала шепотом, потом все громче, я произносил: «Сможешь, сможешь, Саис, ты сможешь…» – наконец я уже кричал это ей вслед. Я понимал, что не увижу обоих по меньшей мере в течение года Шикасты.

Пришел черед передатчика Шаммат.

Если я и был когда-нибудь в раю, то именно там. Ни туземцы, ни гиганты в этой местности не бывали. Иным деревьям в девственном лесу далеко за тысячу лет. Везде цветы, ручьи, ручейки. Птицы и звери не опасались нового незнакомого животного, без страха приближались ко мне, для компании.

Ночевал я возле ручья, и если чего и боялся, так это как бы на меня кто в темноте не наступил. Тигры и львы не знали, что я их добыча. Стада слонов приветственно поднимали хоботы и, трубя, проходили своей дорогой.

Медлил я, выжидал, общался с животными неспроста. Я не был более вооружен Сигнатурой и должен был противостоять мощи Шаммат.

Сначала предстояло найти передатчик, и это оказалось делом непростым. Я чуял его со всех сторон. Да, я видел его сверху, с горного пика. Что же, снова карабкаться в горы? Нет, не хватало сил. Почувствовав сильнейшую усталость, я прилег под деревом, покрытым белыми цветами с бодрящим запахом, и заснул. Проснулся я, ощутив рядом чье-то присутствие. Открыв глаза, увидел, что ко мне наклонилось косматое существо, размером с туземца, но более мощное. Вероятно, побочная ветвь развития. Существо враждебности не проявляло, жевало какой-то плод, улыбалось и совало мне такой же. Подкрепившись, мы приступили к общению. Собеседник мой владел зачатками речи, далеко ушедшей от хрюканья и лая. Мимика и жесты его напоминали принятые у туземцев, так что мы нашли общий язык и скоро я уже смог дать ему понять, что ищу штуковину, для Больших гор новую, чужую, Он, казалось, понимал все, и тогда я ему сказал, что штуковина эта нехорошая. Он явно испугался, но страх преодолел и с деловым видом поднял меня с травы. Превосходство в силе, казалось для него достаточным основанием, чтобы защищать меня и покровительствовать мне. И мы отправились в путь.

Штуковина эта оказалась дальше, чем я предполагал. Мы все время поднимались, добрались до снегов и снова спустились. Ночью я замерз, и мой новый друг, которого грела густая шерсть, соорудил импровизированный шалашик и согревал меня своим телом. Он добывал плоды и орехи, предложил мне и какие-то листья, но их я разжевать не смог, и он с аппетитом съел их сам.

Самочувствие мое, однако, ухудшалось; появились сомнения, смогу ли я выполнить задачу. Проводник мой тоже чувствовал себя все хуже. Он понимал, что идти далее не следует, и пытался меня остановить. Я сказал ему, что должен идти туда и предложил подождать меня чуть подальше, в более здоровой местности, но он отказался и последовал за мной. Пейзаж устрашающе изменился. Деревья сломаны, скалы разбросаны без видимого смысла. Ужасная вонь, то и дело мы натыкались на кости и трупы животных, убитых ради убийства, убитых и оставленных валяться. Да, это Шаммат.

Я приказал своему другу остаться, дальше не ходить. Ему это пришлось не по душе, он пытался меня задержать, но я лишь поджал губы, отвернулся и решительно зашагал дальше.

Взойдя на очередной гребень, я огляделся. Внизу долина, вокруг высокие пики, увенчанные сияющими снежными коронами. И сильнейшее ощущение Шаммат.

Все в долине переломано и перепорчено. Я понял, что это именно та долина, которую я видел сверху, однако никак не мог обнаружить колонну. Но я чувствовал ее присутствие. Здесь она, здесь! Ее волны и импульсы били меня, качали, я едва держался на ногах. Чтобы не упасть, схватился за надрубленное на высоте моего роста и упавшее, не отломившись от остатка ствола, молодое дерево. До боли в глазах всматриваясь в долину, я все не мог обнаружить колонну, которая – никаких сомнений! – пряталась где-то там, внизу и посылала смертельные импульсы, пронизывавшие мое тело. Я обратился мыслями к Канопусу, взывая о помощи. «Помогите!» – безмолвно вопил я, стремясь определиться в этой опаснейшей ситуации, поддерживая мысли, упорядочивая их в канал, и вскоре ощутил втекающий по этому каналу ручеек поддержки. Слегка оправившись, я увидел колонну. Она мелькала, проявляясь на краткий миг и снова исчезая. Узкая фонтанная струя проявлялась и пропадала, проявлялась и пропадала. Как будто воздух пульсировал, разрежался и сгущался. Теперь я понял, в чем дело, понял и то, что увидел бы колонну и раньше, если бы только эта идея пришла мне в голову. Я узнал это вещество. Мобилизовав все оставшиеся силы, я двинулся к тому месту, где то появлялась, то снова пропадала эта металлическая игла.

Я остановился в нескольких шагах. Подойти ближе невозможно, сдерживает барьер.

Вещество это изобретено – или открыто – на Канопусе совсем недавно, называется оно эффлюон-3. Именно поэтому я никак не ожидал встретить его здесь. Ведь это невозможно! Путтиора намного отстает от Канопуса в области науки и техники. О Шаммат и говорить нечего. Следовательно, секрет этот украден с Канопуса.

Эффлюон-3 способен притягивать, преобразовывать и отсылать свойства согласно запрограммированной последовательности. Это чувствительнейший и сильнейший проводник, не нуждающийся для своего производства ни в какой аппаратуре, возникающий путем особой концентрации сознания и некоторых весьма непростых умственных операций. Так что Шаммат или Путтиора украли у нас не предмет, не вещество, а навык. На эти темы размышлять я, однако, не был в состоянии, едва удерживая ускользающее сознание. Кроме того, на повестке минуты стоял более срочный вопрос. Эффлюон-3, в отличие от эффлюона-2 и эффлюона-1, недолговечен. Это всего лишь катализатор, усилитель, ускоритель, не более.

Тогда, со склона, я видел металлическую колонну, вещь прочную, долговечную, потому что ничего иного и не ожидал увидеть. Но на деле это оказалось чем-то, чего согласно природе своей здесь скоро не будет. Однако маловероятно, что Шаммат могла пойти на риск возмездия от нас, от Сириуса, да, пожалуй, и от Путтиоры, ради какого-то преходящего выигрыша.

Но ошибки не было. Мысль о таком методе пришла в голову одному из моих коллег на Канопусе, и я неоднократно наблюдал подобные «колонны» сгущающегося воздуха в процессе экспериментов. Это ничто иное, как эффлюон-3, и через год этой колонны здесь не будет.

Я ощутил, что ноги подо мной обмякли, я упал на колени и прополз несколько шагов, удаляясь от гибельного места. Странно, что в иных условиях это явление могло приносить добро и здоровье. Но в голове моей сгустился мрак, я успел почувствовать, как из ушей по шее потекла кровь, и рухнул. Снежные пики, солнечные склоны, расколотые деревья закачались, закружились, и я потерял сознание.

Долго я там не пробыл и, вне всякого сомнения, пришел бы мне конец, если бы не мой новый друг, следивший за мною издали, с гребня. Опасаясь за свое состояние, он стоял, держась за дерево. Увидев, как я сначала рухнул на колени, а потом и вовсе ткнулся в землю физиономией, он бросился, тоже напрягая остаток сил, выручать меня. До меня он добрался ползком, схватив за лодыжки, перевернул на спину, чтобы не повредить лицо, и поволок за собою. Оттащив подальше, он поднял меня и понес прочь. Когда я очнулся, он лежал рядом без сознания. Пришел мой через помогать ему, и я принялся растирать его могучие плечи и руки изо всех своих слабых сил. Когда он наконец очнулся, мы, поддерживая друг друга, удалились от опасного места. Он привел меня в свою пещеру, теплую и уютную, с постелью из сухих листьев и запасами сушеных фруктов. Знал он и огонь, так что скоро мы отогрелись, пришли в себя.

Но пока я оставался без сознания, меня посетило видение, прояснившее секрет колонны Шаммат. Передо мною предстала старая Роанда, цветущая, сияющая, гармоничная, словно образцовая планета в учебном планетарии. Серебристая связь любви соединяла ее с Канопусом. Но на планету пала тень. Мрачная маска, изъеденная язвами, с тусклыми туманными глазами. Руки, похожие на зубастые пасти, протянулись к планете, острые когти вонзились в нее, и гармония исчезла. Руки отрывали от планеты куски и набивали ими рот мертвой маски, не знавшей насыщения. Затем эта морда превратилась в почти невидимый передающий луч, высасывающий доброту и силу, а затем луч этот исчез, и я наклонился ближе, чтобы узнать, что произошло, что все это означало, что вообще могло означать. И я увидел, что обитатели Шикасты изменились, приобрели свойства жадного всасывающего луча, передающей колонны. Шаммат внедрилась в природу обитателей Шикасты, и они превратились с передающие устройства, питающие Шаммат.

Таков был мой беспокойный сон, так я понял, почему Шаммат нуждалась в колонне столь недолгое время.

Несколько дней я прожил у своего нового друга, набираясь сил, восстанавливая здоровье. За это время он, как смог, рассказал и объяснил мне все, что знал сам. Дрожа и озираясь, поведал, как Большая-Пребольшая Штуковина свалилась в долину с неба, как выскочили из нее ужасные существа – тут он весь затрясся – и принялись крушить все вокруг. Они подожгли лес и пустили огонь по склонам, они убивали все живое, убивали для развлечения. Они ловили животных и мучили их… Он смотрел в пламя своего очага, и слезы текли по его мохнатым щекам.

Много ли их было?

Он разжал обе ладони один раз, затем второй и, после некоторого колебания, вспоминая и осваивая новый способ мышления, третий. Три десятка.

И долго они здесь пробыли?

О, ужасное, ужасное, долгое-долгое время… Он прикрыл глаза лапами, принялся растирать их ладонями, подвывая от ужаса. Да, и его они изловили, посадили в сделанную из ветвей клетку, издевались, смеялись, тыча в него сквозь прутья заостренными палками. Он раздвинул шерсть на боках, показал зажившие шрамы. Но он сбежал, да еще и выпустил из клеток всех других пойманных птиц и зверей, и все сбежали, и, как я и сам смог заметить, больше не вернулись в эти места. Сам он однажды ночью, тайком, подполз поближе, взобрался на гребень, но ничего не увидел, зато почувствовал себя нехорошо, очень нехорошо, и понял, что место это проклято.

А Большую-Пребольшую Штуковину, которая свалилась с неба, он видел? Может быть, даже и потрогал?

Нет, нет, слишком страшная это вещь. Круглая она, шар – он развел руки, обхватив невидимую сферу. Громадная, больше его пещеры. И – тут он снова всхлипнул – ужасная, ужасная…

Больше он ничего не смог мне рассказать.

Но и этого хватило.

Я сказал своему новому другу, что надо мне отправиться далеко-далеко от этих мест. «Далеко-далеко» оказалось ему непонятным. Он захотел меня сопровождать и действительно отправился со мной, но с каждым днем пути становился все более молчаливым, робким. Одиноким чувствовал он себя вдалеке от родных мест. Но сознавал ли он, что одинок? Где остальные существа его племени? Ведь были же они? Да, были, много, много… Он снова принялся манипулировать ладонями: раз, другой, еще, еще… Много было, много, но все они умерли от болезни, и остался он один. Есть ли еще его народ в горах, он не ведал. Мы карабкались по горам, вверх и вниз, к снегам и обратно к зелени долин; затем горы остались позади, нас встретила пышная зелень нетронутого леса, прерываемого цветущими кустами пустошей; далее начинались душистые джунгли, а за ними, далеко на юге, раскинулось море. О море он не слышал, а из моих разъяснений ничего не смог уяснить.

Мне предстояло вернуться к поселению туземцев, бежавших из Круга, чтобы встретиться с Саис и отцом ее, Давидом. Я уговаривал своего косматого друга следовать за мной, так как рассчитывал, что туземцы с ним подружатся. Саис, во всяком случае, примет его радушно. Но когда мы подошли к холмам, за которыми простирались джунгли, он помрачнел, постоянно отворачивался от меня, артистически представляя ситуацию таким образом, будто это я отворачивался от него. Время от времени он подбегал ко мне, хватал за руку, шел рядом, держась за мою руку, как будто удерживая, сдерживая меня. Слезы вытекали из его больших карих глаз и терялись в густых зарослях на щеках, капали на грудь. Он то принимался стонать, то издавал рык, иногда спотыкался, падал, вскакивал – вел себя очень беспокойно. Наконец он остановился, уставившись на меня, закричал вслед мне, выкликая прощальные приветствия, служившие призывом: Не уходи! Вернись! Я оборачивался, махал ему руками, пока он не превратился в крохотную точку под деревьями, которые тоже казались маленькими с разделявшего нас расстояния. Так он вернулся к своему одиночеству.

В поселении туземцев я появился после полугодового отсутствия. Конечно, беспокоился за Саис и Давида, но от них новостей не поступало. Их, казалось, уже забыли. Я сладил себе укрытие из бревен и земли и временно осел здесь с туземцами, пытаясь информировать их о Канопусе, учить, как следует вести себя, чтобы ограничить влияние Шаммат. Но они ничего не могли усвоить.

Практические навыки эта люди, однако, воспринимали лучше. Я освежил в их памяти забытые азы земледелия и животноводства, показал, как приручать коз, как изготавливать из их молока масло и сыр, научил, как добывать из растений волокна и как делать из них ткань, как эту ткань окрашивать. Показал, как лепить кирпичи и как обжигать их. Все это туземцы знали на протяжении тысяч лет, но прочно забыли за несколько прошедших месяцев. Иногда они насмешливо, не веря, наблюдали за моими усилиями, а затем удивлялись, восхищенно цокали языками, пробуя сыр, щелкая ногтями по обожженным горшкам или поглаживая свежевыделанную кожу.

Саис и Давид вернулись через два года после того, как расстались со мной. Я увидел их, когда они входили в поселение. Тяжело пришлось им в странствиях, и сюда они возвратились, не теряя бдительности. И не зря. Все здесь, не исключая и родни, их забыли. Оба загорели, кожа их обветрилась. Саис выросла, но была все-таки значительно ниже отца. Вообще у туземцев прослеживалась тенденция к снижению роста.

За эти два года они посетили большинство поселений. Шли пешком, путешествовали на спинах животных, на реках и озерах использовали лодки, нигде не задерживались дольше чем на день. Рассказывали людям о Канопусе, наблюдали и применяли Сигнатуру лишь в случае крайней необходимости.

Дважды их прогнали, не слушая, пригрозив смертью, если вернутся.

Видели они и покойников. Ни страха, ни печали, вспоминая мертвых, не выказывали. Так же, как смерть матери вызвала в свое время у Саис не скорбь, а какую-то озадаченность, вид трупа, гнившего на лесной полянке, или группы людей с покойником на носилках вызывали у них попытки осознать, вникнуть, понять. Я пытался втолковать им понятие смерти, но тщетно, ибо их сильные здоровые тела твердо знали, что впереди многие сотни лет жизни, и грубый голос тела заглушал робкий шепот нетвердого, ослабленного потрясениями разума. Округлив глаза, как бы все еще сами не веря в такую бессмыслицу, они сообщали мне, что видели трупы убитых в драках. Да, да, подумать только, бывают люди, которые убивают друг друга!

В некоторых селениях все или почти все, в особенности старики, пристрастились к посещению Камней. Ужасные ощущения, которых сначала боялись, стали для них необходимостью.

Однако нельзя сказать, что повсеместное повторение моих наказов прошло бесследно. Почти везде люди запомнили слова двух странных пришельцев, повторяли их, передавали друг другу. Канопус не велит держать рабов, Канопус запрещает нам… Канопус хочет…

Саис снова и снова повторяла заветные слова и слышала, как их повторяют другие; как люди повсюду шепчут, кричат, декламируют, распевают:

 
Канопус нам велел не драться, не ругаться…
Канопус приказал любовью развлекаться…
 

Саис за эти два года выросла во всех отношениях. Отец ее остался все тем же добродушным весельчаком, неспособным ничего удержать в голове, но дочь свою он все время охранял и защищал, потому что «Канопус так велел». Хотя мыслительные способности Саис, разумеется, тоже пострадали во время «беды-невзгоды», как часто обозначал катастрофу фольклор, она осталась рассудительной девушкой, чему в немалой мере способствовала и Сигнатура, хранившаяся в ее поясе. Саис сохранила способность слушать, и я часто беседовал с нею, терпеливо пережидая моменты, когда мозг ее отключался, замыкался на себя, глаза на некоторое время пустели. Затем она как будто встряхивалась, брала себя в руки, и беседа продолжалась.

Однажды она, без напоминаний с моей стороны, вернула мне Сигнатуру. Саис радовалась, что смогла ее сохранить, и печалилась, расставаясь с нею. Я принял священный символ, хотя и временно, о чем она, разумеется, не догадывалась. Я сказал, что ей предстоит еще узнать много важного, что ее деятельность только начинается. Ведь вскоре мне предстояло покинуть Шикасту, а Саис – остаться хранителем Истины на планете.

Она заплакала, заплакал и Давид, отец ее. Да и мне самому стоило больших усилий сдержать слезы. Этим несчастным существам предстоял долгий, тяжкий, опасный путь по жизни, всех тягот которой они не могли себе представить.

Я дал им отдохнуть, оправиться от странствий, затем вывел на площадку между хижинами, где горел центральный костер, положил наземь между нами Сигнатуру, приучая Саис и Давида спокойно сидеть и слушать. Так поступал я каждый день, и остальные видели это, и дивились, и подходили поближе, прислушиваясь. Затем я пригласил всех, кто не был занят на охоте и в сторожевом оцеплении, всех свободных от иных дел, собраться на центральной площадке, и народ племени – ибо теперь это сообщество можно было называть племенем – ежевечерне слушал меня в течение часа или около того. Я хотел научить их слушать, воспринимать информацию на слух, ибо они полностью забыли это искусство. Ничего не осталось в головах туземцев из того, чему их обучали гиганты. Они понимали лишь то, что видели. Качали головами, наблюдая, как я тру кожу камнями, взбалтываю кислое молоко в процессе получения масла. По вечерам, однако, они охотно внимали пению Давида о «прежних временах», подтягивали, мурлыкали себе под нос, пели сами…

Таким образом, каждый вечер на закате, сразу после вечерней трапезы, я говорил, а они слушали, и даже всплывало в их головах что-то из прошлого, и они как будто отвлекались куда-то, глазами искали что-то в сгущавшихся сумерках. Как я все это смогу описать дома, на Канопусе?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю