Текст книги "Мера отчаяния"
Автор книги: Донна Леон
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
16
На следующее утро Брунетти явился в квестуру в обычное время, по дороге остановившись у киоска и купив три газеты. В «Газеттино» убийству Митри по-прежнему было посвящено несколько страниц – авторы статей оплакивали неоценимую потерю для города, а вот национальные издания, кажется, утратили интерес к делу – только одна газета уделила внимание скорбному событию в заметке на две колонки.
На столе в кабинете Брунетти лежало заключение Риццарди. Дублирующий след на шее Митри в нем обозначался как «пробный отпечаток»: по всей видимости, убийца на мгновение ослабил провод, чтобы потом потуже затянуть, и петля переместилась чуть выше, оставив на шее Митри вторую полосу. Вещество под ногтями убитого в самом деле оказалось человеческой кожей, также там обнаружено несколько волокон темно-коричневой шерсти, вероятно, с пиджака или пальто. Скорее всего они попали туда в тот момент, когда Митри совершил отчаянную, хотя и безнадежную попытку отбиться от нападавшего. «Найдите подозреваемого, и я проведу идентификацию», – подтвердил свое обещание карандашом на полях документа Риццарди.
В девять часов Брунетти решил, что уже можно позвонить тестю, графу Орацио Фальеру. Он набрал рабочий номер графа, назвал себя, и его сразу же соединили.
– Buon di, Гвидо, – приветствовал его граф. – Che pasticcio, eh?[19]19
Вот так петрушка, да? (ит.)
[Закрыть]
Да, они попали в серьезный переплет, даже более того.
– Именно поэтому я и звоню. – Брунетти сделал паузу, но граф молчал, и он продолжил: – Вы что-нибудь слышали? Или, может быть, ваш адвокат что-нибудь узнал? – Он остановился, потом добавил: – Я даже не знаю, занимается ли этим ваш адвокат.
– Нет, пока что нет, – ответил граф. – Я хочу посмотреть, как поведет себя судья. Кроме того, мне неизвестно, что намерена делать Паола. Ты-то хоть имеешь представление?
– Мы обсуждали это вчера вечером, – сказал Брунетти.
И услышал, как тесть шепнул:
– Хорошо.
Брунетти сообщил:
– Она сказала, что заплатит штраф и стоимость ремонта витрины.
– А как насчет остальных обвинений?
– Я не спрашивал. Думаю, того, что она согласилась заплатить штраф и возместить понесенные убытки, уже достаточно. Вероятно, если речь зайдет о компенсации морального ущерба, она согласится и на это.
– Ну что ж, возможно, этого будет достаточно.
Брунетти злила мысль, что они с графом словно объединились в каком-то заговоре, чтобы провести Паолу и манипулировать ею. Какими бы благими ни были их намерения, как бы сильно оба ни верили, что действуют ей во благо, Брунетти не нравилось допущение графа, будто он, Брунетти, собирается обмануть свою жену.
Говорить об этом ему не хотелось, и он сменил тему:
– Я звоню по другому поводу. Расскажите, пожалуйста, что вы знаете о Митри и об адвокате Дзамбино.
– Джулиано?
– Да.
– Дзамбино – человек кристальной честности.
– Он представлял интересы Маноло, – возразил Брунетти. Речь шла о киллере, работавшем на мафию, которого Дзамбино с успехом защищал три года назад.
– Маноло похитили во Франции и привезли в суд в обход закона.
Дело можно было трактовать по-разному: Маноло жил в маленьком городке во Франции, недалеко от границы, и каждую ночь ездил в Монако играть в казино. За столиком для игры в баккара он встретил молодую женщину, она предложила отправиться к ней домой, в Италию, и выпить чего-нибудь. Маноло арестовали, как только они пересекли границу – сама женщина, оказавшаяся полковником карабинеров. Дзамбино с успехом доказал, что его подзащитный стал жертвой полицейской провокации и похищения. Брунетти не стал возражать.
– Он когда-нибудь работал на вас? – задал он следующий вопрос.
– Да, пару раз. Поэтому я знаю, что говорю. А еще слышал от друзей, для которых он проворачивал дела. Он очень хороший адвокат. Чтобы защитить своего клиента, он будет работать день и ночь. И он безукоризненно честен. – Граф долго молчал, словно размышляя, стоит ли делиться с Брунетти следующей информацией, и решился: – В прошлом году ходили слухи, что он решил не обманывать налоговые органы. Мне говорили, будто он оценил свой доход в пятьсот миллионов лир или что-то около того.
– Думаете, он действительно столько заработал?
– Да, – ответил граф тоном, каким обычно повествуют о чудесах.
– И как на это отреагировали другие адвокаты?
– Ну можешь себе представить, Гвидо! Если такой человек, как Дзамбино, объявляет, что зарабатывает пятьсот миллионов лир, а все остальные говорят, будто их доходы составляют двести миллионов лир или даже меньше, они попадают в трудное положение. Могут возникнуть подозрения по поводу правдивости их налоговых деклараций.
– Да, им будет нелегко.
– Конечно! Он… – начал было граф, но, оценив информацию, которой собирался поделиться, передумал. – Насчет Митри, – перевел он разговор. – Думаю, тебе следует заняться им поплотнее. Возможно, там что-то есть.
– «Там» – это вы про туристические агентства?
– Не знаю. Я почти ничего о нем не знаю, кроме того что слышал от других после его смерти. Ну, ты понимаешь… слухи, какие обычно ходят, после того как человек становится жертвой жестокого убийства.
Брунетти понимал. Он слышал подобные пересуды касательно людей, погибавших в перестрелке во время ограбления банка, и об убитых заложниках. В таких случаях всегда возникает вопрос: а почему они, а не кто-то другой, оказались там именно в тот момент и какова их связь с преступниками? Здесь, в Италии, публика никогда не верит очевидному. Всегда, какими бы прозрачными ни были обстоятельства, какой бы невинной ни выглядела жертва, является призрак «лестничного остроумия», и кто-нибудь начинает утверждать, что дыма без огня не бывает: каждый имеет свою цену или урвал свой кусок пирога, что все не так просто, как кажется.
– Что именно вы слышали? – спросил комиссар.
– Ничего особенного. Все старались выразить свое удивление при вести о его смерти. Но в кое-чьих речах чувствовался какой-то подтекст, как будто они знают – или подозревают – об убийстве и жертве больше, чем полиция.
– Кто?
– Гвидо, – произнес граф, и в голосе его послышалась осуждение, – даже если б я знал, я бы тебе не сказал. Но случилось так, что я не помню. Никто не говорил ничего конкретного, это ощущалось как невысказанное предположение, что гибель Митри не так уж и неожиданна. Яснее я выразиться не могу.
– Нашли записку, – напомнил Брунетти. – И ее определенно достаточно, чтобы заставить людей думать, будто Митри сам виноват в своей насильственной смерти.
– Да, я знаю. – Граф помедлил, потом добавил: – Возможно, она все объясняет. А ты сам как думаешь?
– Почему вы спрашиваете?
– Потому что не хочу, чтобы моя дочь всю оставшуюся жизнь считала, будто ее поступки стали причиной убийства человека. – В этих словах прозвучала надежда, которую Брунетти всей душой готов был разделить. – Что она говорит по этому поводу? – спросил граф.
– Паола очень сожалеет, что затеяла все это. Так она сказала вчера вечером.
– Думаешь, это и вправду она спровоцировала убийство?
– Не знаю, – признался Брунетти. – В наше время развелось полно сумасшедших.
– Да, нужно быть сумасшедшим, чтобы убить человека только за то, что ему принадлежит туристическое агентство.
– Организующее секс-туры, – уточнил Брунетти.
– Секс-туры, поездки к пирамидам… В любом случае, за это обычно не убивают, – устало сказал граф.
Брунетти хотел было заметить, что обычно люди не бросают камни в витрины, но удержался и произнес только:
– Многое на свете происходит по нелепым причинам, так что, думаю, не стоит исключать такой вариант.
– Но сам-то ты в него веришь? – не унимался граф, и по его напряженному тону Брунетти понимал, какого труда ему стоит задавать подобный вопрос своему зятю.
– Я ведь уже сказал: такой вариант не исключен, – ответил Брунетти. – Но я не поверю в него до тех пор, пока мы не найдем очень веских тому доказательств.
– Каких именно?
– Подозреваемого.
Пока что единственным подозреваемым была его собственная жена, но он прекрасно знал, что во время убийства она сидела рядом с ним, так что оставалось искать того, кто убил Митри как грязного дельца, причастного к секс-туризму, или по какой-то иной причине. Ему очень хотелось найти хоть кого-нибудь.
– Вы сообщите мне, если услышите что-то более конкретное? – спросил Брунетти тестя. И прежде чем граф успел ответить, добавил: – Мне не обязательно знать, кто именно это сказал, просто передайте суть разговора.
– Хорошо, – согласился граф. – А ты будешь извещать меня, как себя чувствует Паола.
– Позвоните ей. Пригласите на ланч. Постарайтесь как-нибудь доставить ей удовольствие.
– Спасибо, Гвидо, я так и сделаю. – Брунетти показалось, что граф повесил трубку, не попрощавшись – так долго длилось молчание, – но потом он снова услышал его голос: – Надеюсь, ты найдешь того, кто это сделал. Я помогу тебе чем смогу.
– Спасибо, – поблагодарил Брунетти.
На сей раз разговор действительно был окончен.
Брунетти выдвинул ящик и достал оттуда ксерокопию записки, найденной возле тела покойного. Он не мог понять: почему речь в ней идет о педофилии? Интересно, обвинения относятся к самому Митри или Митри обвиняют как владельца туристического агентства, потворствующего этой практике? Если преступник действительно сумасшедший, способный сначала написать подобную записку, а потом убить ее адресата, мог ли такой человек, как Митри, впустить его к себе в квартиру поздно вечером? Брунетти понимал, что это дремучий предрассудок, но тем не менее считал, что настоящих сумасшедших легко распознать по лицу и повадкам. Достаточно было вспомнить тех, кого он частенько рано поутру видел у палаццо Болду, чтобы в этом удостовериться.
Убийце же удалось проникнуть в квартиру Митри. Более того, ему или ей – Брунетти мысленно учел последний вариант, но всерьез не допускал такой возможности (еще один из его предрассудков) – удалось настолько усыпить бдительность Митри, что тот позволил посетителю оказаться у себя за спиной и затянуть на шее смертоносный шнур, провод или что там еще. Кроме того, он пришел и ушел никем не замеченный. Полиция опросила всех соседей, и никто во всем доме не видел в тот вечер ничего подозрительного. Многие провели весь вечер в своих квартирах и узнали об убийстве, только когда синьора Митри с криком выбежала в холл.
Нет, это непохоже на поведение сумасшедшего, состряпавшего такую безумную записку. И еще одна нестыковка: вряд ли человек, жаждущий бороться с несправедливостью – и тут он вспомнил Паолу, – совершит убийство, чтобы эту несправедливость исправить.
Брунетти продолжал размышлять, по ходу дела исключив из списка подозреваемых сумасшедших, фанатиков и одержимых. В конце концов он пришел к вопросу, который возникал всякий раз в ходе расследования убийства: cui bono?[20]20
Кому это выгодно? (лат.)
[Закрыть] Если исходить из этих соображений, то взаимосвязь между убийством Митри и делами туристического агентства совсем уж нереальна: смерть Митри мало что изменит. Все разговоры вокруг этого дела вскоре смолкнут. Более того, синьор Доранди неизбежно получит от произошедшего выгоду, хотя бы потому, что название агентства отложится в головах людей из-за шумихи, связанной с убийством: ведь он наверняка сумел с наибольшей выгодой использовать средства массовой информации и высказать свое потрясение и ужас при одной мысли о секс-туризме.
Значит, здесь что-то другое. Брунетти опустил голову и стал рассматривать копию записки, составленной из вырезанных из газет букв. Что-то другое…
– Секс или деньги, – произнес он и услышал удивленный возглас синьорины Элеттры:
– Прошу прощения, комиссар? – Она вошла в кабинет незаметно и стояла перед его столом, держа в правой руке папку.
Он поднял на нее глаза и улыбнулся:
– Вот из-за чего его убили, синьорина: секс или деньги.
Она все мгновенно поняла.
– Убийца – человек со вкусом. Те, что попроще, зарезали бы в пьяной драке не за здорово живешь, – заметила она и положила папку на стол. – Этот материал повествует о втором из названных вами мотивов.
– О чьих конкретно деньгах?
– И того и другого. – На ее лице изобразилось недовольство. – Я никак не могу разобраться в цифрах, имеющих отношение к Dottore Митри.
– Не может быть! – удивился Брунетти, знавший, что если уж синьорину Элеттру смущают цифры, вряд ли сам он сможет разобраться, что они означают.
– Митри был очень богат. – Брунетти, побывавший в его доме, кивнул. – Но его фабрики и компании приносят не слишком большой доход.
Брунетти знал: такое бывает довольно часто. Судя по налоговым сборам, заработков в Италии никому не хватает на жизнь. Просто нация нищих, которые едва сводят концы с концами, покупают новые ботинки только тогда, когда старые уже невозможно носить, сидят на хлебе и воде! А в ресторанах тем не менее полно хорошо одетых людей, у всех новые машины, аэропорты едва справляются с потоком довольных туристов.
– Странно, что вас это удивляет, – сказал Брунетти.
– Меня удивляет не это. Все мы мухлюем с налогами. Однако я изучила все учетные записи его компаний, и кажется, все сходится. То есть ни одна из них действительно не приносит больше двадцати миллионов в год или около того.
– А общая сумма?
– Примерно двести миллионов в год.
– Чистого дохода?
– Так он заявил в налоговой декларации, – ответила она. – За вычетом налогов у него остается меньше половины.
Брунетти получал за год гораздо меньше, и такой заработок вряд ли означал жизнь в бедности.
– И что непонятного? – спросил он.
– Я проверила его кредитную карточку и расходы. – Она кивнула на папку. – Человек, зарабатывающий так мало, столько не тратит.
Не слишком хорошо зная, как реагировать на это пренебрежительное «мало», Брунетти поинтересовался:
– А сколько он тратил? – И жестом предложил ей сесть.
Она присела на краешек стула, подоткнув под себя длинную юбку, не касаясь спинки, и взмахнула рукой:
– Точной суммы я не помню. Кажется, более пятидесяти миллионов. Добавьте к этому расходы на дом, на повседневную жизнь. Как тогда объяснить тот факт, что он скопил почти миллиард лир на банковских счетах и в акциях?
– Может, он выиграл в лотерею, – предположил Брунетти с улыбкой.
– Столько в лотерею не выигрывают, – серьезно ответила синьорина Элеттра.
– Зачем ему держать столько денег в банке? – спросил Брунетти.
– На этот вопрос я ответить не могу. Впрочем, он их тратил. В прошлом году со счетов пропала довольно крупная сумма.
– Куда?
Она пожала плечами:
– Куда деваются деньги? В Швейцарию, Люксембург, на Нормандские острова.
– Сколько?
– Около полумиллиарда.
Брунетти взглянул на папку, но не стал открывать, снова поднял глаза на свою собеседницу:
– Вы можете это выяснить?
– Я еще и не приступала к поискам, комиссар. То есть я к ним приступила, но только посмотрела по верхам – и все. Рыться в ящиках и копаться в личных бумагах пока что не начинала.
– Как вам кажется, вы сможете найти для этого время?
Брунетти не помнил, когда в последний раз угощал ребенка конфеткой, но улыбка, озарившая лицо синьорины Элеттры, была ему смутно знакома.
– Ничто на свете не доставит мне большей радости! – воскликнула она, и комиссара удивил не сам ответ, а то, в какие слова она его облекла.
Она встала и собралась уходить.
– А Дзамбино?
– Вообще ничего. Никогда не встречала человека, в делах которого царила бы такая ясность и… – Она сделала паузу, подыскивая слово поточнее. – Честность, – произнесла она наконец, сама удивляясь и не будучи в силах этого скрыть. – Никогда.
– Вам о нем что-нибудь известно?
– О нем самом?
Брунетти кивнул, но она ответила вопросом на вопрос:
– А почему вас это интересует?
– Ну так… – неопределенно протянул он и, так как ее нежелание говорить подстегнуло его любопытство, повторил: – Известно?
– Он лечится у Барбары.
Брунетти задумался. Он достаточно хорошо знал синьорину Элеттру и ее сестру, чтобы понимать: первая ни за что не выдаст семейных тайн, а вторая никогда не нарушит врачебной клятвы, но все же решил продолжить расспросы:
– А как об адвокате?
– Мои друзья нанимали его, – ответила синьорина Элеттра.
– Зачем? То есть я хотел спросить, для какого дела?
– Помните, когда напали на Лили?
Брунетти, разумеется, не забыл того случая, в свое время приведшего его в состояние тихого бешенства. Три года назад на Лили Витале, архитектора, напали, когда она возвращалась домой из оперы. Все началось как ограбление, а закончилось зверским избиением: преступник разбил ей лицо, сломал нос. Он не пытался ничего украсть: люди, которые вышли из своих домов, услышав ее крики, нашли нераскрытую сумочку рядом.
Нападавшего арестовали в ту же ночь, в нем быстро признали человека, совершившего попытку изнасилования, как минимум, трех женщин в городе. Но он ни разу ничего не украл, да и до изнасилования дело не дошло, так что его приговорили всего лишь к трем месяцам домашнего ареста, после того как его мать и невеста выступили в суде, расписывая его высоконравственное поведение, доброту и порядочность.
– Лили вчинила ему гражданский иск о возмещении убытков. Дзамбино был ее адвокатом.
Брунетти об этом не знал, потому спросил:
– Чем все закончилось?
– Она проиграла дело.
– Почему?
– Потому что он не пытался ее ограбить. Он всего лишь сломал ей нос, и судья решил, что это не столь серьезно, как кража сумки. Так что ему даже не присудили возместить судебные издержки. Якобы домашний арест и так уже является достаточным наказанием.
– А Лили?
Синьорина Элеттра пожала плечами:
– Она больше не выходит из дома одна: боится.
В настоящее время этот герой отбывал тюремный срок за то, что ранил ножом свою невесту, но Брунетти понимал, что для Лили это вряд ли имеет значение и ничего не меняет.
– Как Дзамбино отреагировал на то, что проиграл дело?
– Не знаю. Лили не говорила. – Синьорина Элеттра встала. – Пойду поищу, – произнесла она, напоминая, что их дело – обсуждать Митри, а не запуганную женщину.
– Да, спасибо. Думаю, мне стоит побеседовать с адвокатом Дзамбино.
– Как вам будет угодно, комиссар. – Она повернулась к двери. – Но поверьте мне, если в нашем мире еще остались люди с чистой совестью, то это он.
Поскольку речь шла о юристе, Брунетти придал ее словам столь же мало значения, как бормотанию сумасшедших у палаццо Болду.
17
Брунетти решил не брать с собой Вьянелло, надеясь, что так его визит к адвокату пройдет в более непринужденной обстановке, хотя и понимал, что вряд ли человек, столь искушенный в юриспруденции, как Дзамбино, смутится при виде полицейской формы. Он припомнил цитату из «Кентерберийских рассказов» Чосера – Паола часто ее повторяла, – в которой автор характеризует одного из пилигримов, Юриста: «Он казался более занятым, чем был на самом деле». Брунетти рассудил, что будет разумно сначала позвонить и предупредить адвоката о посещении, чтобы не дожидаться, пока тот закончит свои дела. Секретарь, или кто там отвечал по телефону, сказал, что Дзамбино освободится примерно через полчаса и тогда сможет поговорить с комиссаром.
Кабинет адвоката располагался на кампо Сан-Паоло, так что Брунетти рассудил, что, раз утро его окончится неподалеку от дома, у него будет предостаточно времени, чтобы пообедать. Он позвонил Паоле и сообщил ей об этом. Они обсуждали только время и меню.
Закончив разговор, Брунетти отправился в комнату для младшего офицерского состава и застал там Вьянелло за чтением утренней прессы. Услышав шаги комиссара, сержант поднял глаза и свернул газету.
– Что-нибудь интересное? – спросил Брунетти. – Я не успел просмотреть.
– Нет, все идет на спад, вероятно, потому, что сказать им нечего. По крайней мере до тех пор, пока мы не арестуем кого-нибудь.
Вьянелло хотел было встать, но Брунетти остановил его:
– Не беспокойтесь, сержант. Я собираюсь заглянуть к Дзамбино. Один. – И, не дав ему возразить, добавил: – Синьорина Элеттра обещала как следует заняться финансовой деятельностью Митри – думаю, вам следует пронаблюдать, как она это делает.
Вьянелло не так давно заинтересовался, как синьорина Элеттра добывает сведения при помощи компьютера и многочисленных друзей, в том числе тех, с которыми познакомилась по Интернету. Казалось, национальный и языковой барьеры уже не мешали свободному обмену информацией, часто весьма ценной для полиции. Попытки Брунетти приобщиться к этому таинству потерпели крах, отчего энтузиазм Вьянелло его радовал. Он хотел, чтобы кто-нибудь еще научился делать то, чем в совершенстве овладела синьорина Элеттра, или хотя бы понял, как она это делает, на случай если придется работать без нее. При мысли об этом он помолился про себя, чтобы такого никогда не произошло.
Вьянелло аккуратно сложил газету и положил ее на стол со словами:
– С радостью. Она уже многое мне показала, но есть еще ресурсы, к которым она прибегает, когда обычные способы не срабатывают. Дети в восторге! Раньше они все время дразнили меня за то, как мало я разбираюсь в тех программах, что они приносят домой из школы, и не понимаю их разговоров. Теперь приходят ко мне и просят помощи, если у них что-нибудь не выходит или не удается получить доступ к ресурсу. – Он, сам того не замечая, использовал лексику, которой они с синьориной Элеттрой пользовались в поиске информации.
Брунетти, почему-то почувствовавший себя некомфортно от этого разговора, простился с сержантом и покинул здание квестуры. На улице его поджидал одинокий оператор с камерой, но в это время он пытался прикурить сигарету и потому повернулся спиной к входу, чтобы укрыться от ветра, так что Брунетти смог проскользнуть мимо незамеченным. Когда комиссар добрался до Большого канала, там свистел такой ветер, что он раздумал садиться на вапоретто, перешел мост Риальто и отправился к адвокату пешком. Не обращая внимания на окружавшие его красоты, он размышлял над вопросами, которые задаст Дзамбино. Лишь однажды он отвлекся от своих мыслей – когда увидел на одном из прилавков белые грибы и понадеялся, что Паола тоже их заметит и подаст на обед вместе с полентой, кашей из кукурузной муки.
Он быстро прошел по Ругетта, мимо улицы, на которой жил, и по подземному переходу поднялся на кампо. Листья с деревьев уже давно облетели, просторная площадь казалась голой, и по ней из конца в конец гулял ветер.
Кабинет адвоката располагался на втором этаже палаццо Соранцо. Добравшись до него, Брунетти с удивлением увидел, что дверь ему открывает сам Дзамбино.
– А, комиссар Брунетти, как я рад! – проговорил адвокат, крепко пожимая руку своему гостю. – Сказать, что я рад знакомству было бы неточно – ведь мы уже встречались, но я рад, что вы пришли побеседовать со мной.
Во время их первой встречи Брунетти больше разглядывал Митри, а на адвоката особенного внимания не обратил. Сейчас он видел: перед ним стоит невысокого роста коренастый мужчина, по внешности которого можно судить, что живет он в достатке и не особенно утруждает себя физическим трудом. Брунетти показалось, что на адвокате тот же самый костюм, что и в день визита в кабинет Патты, но биться об заклад комиссар бы не стал. Голова Дзамбино с начинающейся лысиной выглядела неестественно круглой, то же самое впечатление производили лицо и щеки. Глаза у него были женские: с густыми ресницами, миндалевидные, ярко-синие и необычайно красивые.
– Спасибо, – поблагодарил Брунетти, оглядывая комнату. Помещение поразило его своей простотой: так, по его представлениям, могла выглядеть приемная врача, только что окончившего медицинский институт и открывшего собственную практику. Металлические стулья с сиденьями и спинками из пластика, без особого успеха маскировавшегося под дерево. В центре приемной – один-единственный низкий стол, на нем – несколько экземпляров старых журналов.
Адвокат проводил его до дверей кабинета. Все стены комнаты, от пола до потолка, закрывали полки с книгами: всевозможные юридические материалы, досье, своды итальянских законов гражданского и уголовного права. Четыре или пять раскрытых томов лежали на столе у Дзамбино.
Комиссар сел на один из стульев для посетителей, адвокат обогнул стол, опустился в свое кресло и закрыл все книги, сунув меж нужных страниц небольшие листочки бумаги, прежде чем сложить их в стопку.
– Не станем тратить время понапрасну. Думаю, вы пришли поговорить о Dottore Митри, – начал Дзамбино. Брунетти кивнул. – Хорошо, тогда скажите мне, что конкретно вы хотите знать, а я постараюсь помочь вам, если смогу.
– Вы очень любезны, адвокат. – Брунетти решил не скупиться на вежливые формулировки.
– Любезность тут ни при чем, комиссар. Мой долг гражданина и юриста – оказывать вам содействие в поисках убийц Dottore Митри.
– Вы не называете его Паоло, адвокат?
– Кого, Митри? – переспросил тот. Брунетти кивнул, и он объяснил: – Нет. Dottore Митри был моим клиентом, а не другом.
– Быть может, существует какая-то причина, по которой он не стал вашим другом?
Дзамбино слишком долго проработал адвокатом, чтобы удивляться подобным вопросам, поэтому ответил спокойно:
– Нет, никакой причины не существовало, просто мы с ним никогда раньше не пересекались, до того как он обратился ко мне за советом по поводу инцидента с туристическим агентством.
– Как думаете, вы с ним могли бы стать друзьями? – поинтересовался Брунетти.
– Мне трудно строить догадки на этот счет, комиссар. Мы разговаривали с ним по телефону, один раз встретились, а потом вместе отправились к вице-квесторе, так что я понятия не имею, могли бы мы стать друзьями или нет.
– Ясно, – отозвался Брунетти. – Не могли бы вы объяснить мне, как он решил поступить в отношении того, что вы называете «инцидент с туристическим агентством»?
– По поводу выдвижения обвинений?
– Да.
– После разговора с вами и беседы с вице-квесторе я предложил ему подать иск о возмещении убытков за разбитую витрину и потери в бизнесе, какие, по его мнению, это происшествие повлекло за собой. Ему причитался процент от оборота, а вот замена стекла полностью входила в его обязанности, так как он являлся владельцем помещения, занимаемого агентством.
– Вам было трудно убедить его, адвокат?
– Вовсе нет, – ответил тот, словно ждал подобного вопроса. – Я бы сказал, что он и сам принял такое решение еще до разговора со мной и хотел только, чтобы юрист подтвердил правильность его мнения.
– Вы можете предположить, почему он выбрал именно вас? – спросил Брунетти.
Человек, менее уверенный в себе, непременно бы промолчал, изобразил удивление, что кто-то смеет задавать ему вопрос, почему его наняли в качестве адвоката. Дзамбино же сказал следующее:
– Нет. У него не было необходимости обращаться к такому юристу, как я.
– Вы имеете в виду, к юристу, занимающемуся в основном делами крупного бизнеса, или к юристу с такой громкой репутацией?
Дзамбино улыбнулся, и Брунетти понравилась эта улыбка, как нравился и сам адвокат.
– Очень искусно построенная фраза, комиссар. Вы не оставляете мне другого выхода, как только начать петь себе самому дифирамбы. – Увидев ответную улыбку Брунетти, он продолжил: – Как я уже сказал, я не имею ни малейшего понятия, почему он нанял именно меня. Возможно, меня порекомендовал ему кто-то из знакомых. А может, он просто выбрал мое имя наугад из телефонной книги. – И, не дожидаясь ответа Брунетти, Дзамбино добавил: – Впрочем, едва ли Dottore Митри был из тех, кто принимает решение подобным образом.
– Выходит, вы провели с ним достаточно времени, чтобы составить мнение о том, каким он был человеком?
Дзамбино долго размышлял над этим вопросом. И наконец объяснил:
– У меня создалось впечатление, что он – очень проницательный человек и талантливый бизнесмен, нацеленный на успех.
– Не показалось ли вам удивительным, что он так легко снял свои обвинения в адрес моей жены? – Немедленного ответа не последовало, и тогда Брунетти пояснил: – Ведь суд однозначно решил бы дело в его пользу. Она признала свою ответственность. – Комиссар намеренно не использовал слово «вина», и его собеседник обратил на это внимание. – Она все рассказала арестовавшему ее офицеру, так что Митри мог потребовать с нее любую сумму за клевету, за причиненные неудобства, да за что угодно – и выиграл бы дело.
– И все же он предпочел этого не делать, – заметил Дзамбино.
– Как вы думаете, почему?
– Возможно, ему не хотелось мести.
– Вам так показалось?
Дзамбино задумался и ответил:
– Честно говоря, мне показалось, что месть доставила бы ему большое удовольствие. Случившееся очень сильно разозлило его. Причем он был зол не только на вашу жену, но еще и на менеджера, которому дал вполне четкие указания – избегать подобного рода туризма.
– Секс-туризма?
– Да. Он показал мне копию письма и контракта, которые отослал синьору Доранди три года назад, недвусмысленно обязав его не ввязываться в подобные предприятия и пообещав в противном случае расторгнуть договор и забрать у него лицензию. Не знаю, насколько обязательным по закону являлось бы это соглашение, если б его стали оспаривать в суде – не я его составлял, – но, думаю, сам факт его существования довольно наглядно показывает, насколько серьезны были намерения Митри в этом отношении.
– Он сделал это по соображениям нравственного характера, как вы думаете?
Дзамбино долго колебался, прежде чем ответить, оценивая, не нарушит ли он обязательств перед покойным клиентом, и сказал:
– Нет. Думаю, он так поступил, поскольку понимал, что подобные авантюры пагубно скажутся на бизнесе. В таком городе, как Венеция, дурная слава может уничтожить туристическое агентство. Нет, едва ли его останавливали преграды морального свойства, это было исключительно деловое решение.
– А вас, адвокат, останавливают «преграды морального свойства»?
– Да, – ответил Дзамбино коротко, не задумываясь.
Брунетти решил перевести разговор на другую тему:
– Известно ли вам, как он намеревался поступить с Доранди?
– Я знаю, что он написал письмо, напомнив тому о контракте и попросив объяснить, что это за туры, которые так глубоко возмутили вашу жену.
– Он отправил Доранди это письмо?
– Да, по факсу и копию по почте, зарегистрировав ее.
Брунетти попытался осмыслить услышанное. Если считать, что идеалы Паолы – достаточная причина для убийства, то угроза расторжения договора об аренде – не менее веское основание.
– Мне по-прежнему неясно, почему он нанял именно вас, адвокат.
– Люди часто совершают странные поступки, комиссар, – улыбнулся Дзамбино. – Особенно когда им приходится иметь дело с законом.
– Простите мою прямоту, но бизнесмены редко тратят деньги, если на то нет необходимости. Ведь в данной ситуации он, кажется, и вовсе не нуждался в адвокате. Ему достаточно было просто заявить о своих условиях вице-квесторе – по телефону или письмом. Никто и не собирался отвергать эти условия. И все же он нанял адвоката.
