Текст книги "Полицейские и воры. Авторский сборник"

Автор книги: Дональд Эдвин Уэстлейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

Сумасшедший пересек холл и вошел в темную кухню. Эллингтон не стал включать большую круглую флуоресцентную лампу на потолке, а зажег маленькую лампочку над раковиной. Безумец открыл дверцу холодильника и обнаружил бутылку молока, буханку хлеба и банку малинового джема. Сумасшедший сел за стол, сделал себе сандвич и налил молока.

Эллингтон съел два сандвича и выпил целую кварту молока, прежде чем избавился от пустоты в желудке. Потом сумасшедший побыл там еще некоторое время, глядя на противоположную стену.

Как раз там сидел во время их беседы Сондгард–Чакс. А сумасшедший, расположившись напротив, отвечал на вопросы. Магнитофон с его крутящимися катушками стоял там, справа.

Погруженный в свои мысли, все еще задумчиво глядя перед собой, безумец протянул левую руку, взял банку с малиновым джемом и опрокинул ее. Джем вытекал, шлепаясь на кухонный стол, медленно, большими каплями. Правой рукой сумасшедший нащупал нож, использованный им для приготовления сандвича (он по–прежнему не отдавал себе отчета в том, что делал), и выскоблил им остатки джема из банки на стол.

После этого Эллингтон встал. Он помыл пустую бутылку из–под молока, тарелку, на которой делал сандвичи, опустевшую жестянку. Безумец поставил вымытое на сушилку и вернулся к столу.

Теперь он принялся размазывать джем по столу. Вначале сумасшедший использовал нож, размазывая джем так, словно наносил его на хлеб. Через минуту Эллингтон отложил нож и стал действовать пальцами. Его руки медленно растирали и размазывали джем. Закончив, безумец выпрямился и посмотрел на стол. Его одежда оставалась влажной и бесформенной, ботинки висели на шее, руки были испачканы джемом.

Стол сейчас напоминал огромную открытую рану, красную и неровную. Сумасшедший рассматривал ее, но, казалось, не видел. Его взгляд был отсутствующим, глаза словно покрытыми пленкой. Эллингтон продолжал смотреть в пространство перед собой, задумавшись о чем–то.

Безумец погрузил руки в открытую рану. Его пальцы машинально чертили полосы и неясные узоры, будто рисуя картину. Эллингтон несколько минут водил руками по джему, затем вдруг отвернулся и направился к раковине. Сумасшедший вымыл нож, потом руки, потом вентили, там, где он касался их и перепачкал джемом.

Только перед тем, как выключить свет, безумец снова взглянул на стол. Зачем он это сделал? Сумасшедший смотрел на стол, но не видел никакого смысла в своем поступке.

Эллингтон выключил свет и поднялся наверх.

Глава 6

Сондгард стоял, прислонившись спиной к стене. Перед ним гримасничал горбун собора Парижской Богоматери, смеясь, поднимая свои кривые руки, чтобы дать Сондгарду понять, что хочет задушить его.

– Почему ты делаешь это? – спросил Сондгард. Но ответ горбуна утонул в колокольном звоне. Внезапно разгневавшись, горбун бросился вперед и закричал:

– Это мои колокола.

Звон прекратился, и озадаченный Сондгард проговорил:

– Я думал, что ты глухонемой.

И снова зазвонили колокола.

«Похоже, они зовут меня», – подумал капитан, удивляясь, что кто–то смог узнать о его пребывании здесь. Сондгард резко сел, телефон продолжал звонить.

Капитан потер лицо.

– Сон, – пробормотал Сондгард.

Он только что видел сон, но не мог вспомнить, какой именно. Что–то о каменной стене.

Телефон сделал глубокий вдох и снова зазвонил. Аппарат стоял в гостиной, поэтому Сондгарду пришлось вылезти из постели, сунуть ноги в шлепанцы и выскочить из спальни. Капитан пересек гостиную, схватил трубку и неразборчиво произнес:

– Алло!

Голос Джойс Равенфилд звучал испуганно:

– Эрик, ты можешь спуститься сюда? Прямо сейчас.

– Который час?

– Десять минут седьмого.

Сондгард закрыл глаза и потер лоб. Он лег около двух, без всякого результата прослушав записи вчерашних допросов.

– Ты где?

– В кабинете. Нет, подожди, не приходи сюда. Извини, Эрик, я немного взволнована. Одну минутку.

– Конечно.

Сондгард нисколько не возражал. Ему самому нужна была эта минута. Капитан упал на диван и постарался подумать. Сейчас десять минут седьмого, и Джойс звонит ему по телефону.

И у нее очень взволнованный голос.

Так не бывает. Джойс никогда не теряла душевного равновесия. Сондгард считал Джойс самой энергичной женщиной в мире.

Если Джойс потрясена…

– В чем дело? – спросил капитан, вдруг стряхнув с себя остатки сна.

– Произошло еще одно. Мне позвонил Ларри Темпл. Ларри был студентом колледжа, он работал патрульным в Картье–Айл этим летом и занимался ночным патрулированием.

– Еще одно что? Джойс? Ты имеешь в виду, еще одно убийство?

– Извини, Эрик, это так глупо.

Капитану показалось, что Джойс сейчас заплачет.

– Зачем я ехала сюда? Я потратила уйму времени. Я даже не подумала, я прыгнула в машину… Должно быть, сейчас уже двадцать минут.

– Успокойся, Джойс, успокойся.

– Я пытаюсь успокоиться! Ларри позвонил мне, потому что он еще не знает твоего номера телефона, а мой он нашел в справочнике. Я пообещала ему, что позвоню тебе немедленно, а вместо этого я оделась и приехала сюда. Я не знаю, что со мной стряслось.

– Еще одна девушка, Джойс? Бога ради, скажи мне.

– Нет, не девушка. Ты знаешь усадьбу Лаундеса? Там один из охранников. Они нашли его сегодня утром, связались с Ларри, а он позвонил мне. А я как идиотка…

– Все в порядке, успокойся. Ларри еще там?

– Да, я… Да.

– Хорошо. Позвони доктору Уолшу. И Майку. Скажи Майку… Скажи, что пока ему не нужно приезжать, но пусть будет наготове. И позвони Дейву и скажи ему, чтобы он вылез сегодня из этой чертовой лодки и слушал рацию, просто на всякий случай.

Сондгард говорил о Дейве Рэнде, жителе Флориды. Летом он работал здесь на полицейском катере.

– Ладно, Эрик, – произнесла Джойс. – И.., ты хочешь, чтобы я позвонила Гаррету.

Сондгард прижал ладонь ко лбу. Капитан чувствовал приближение приступа головной боли. Телефонная трубка тихо посвистывала у его уха, наконец Сондгард спросил:

– А по–твоему, я должен это сделать?

– Я не знаю, Эрик. Я, честное слово, не знаю.

Капитан потряс головой, что означало, что он тоже не знает.

– Мы подождем, – сообщил он. – Мы подождем и посмотрим.

– Хорошо, Эрик, я останусь в кабинете, если понадобится, звони мне.

– Отлично. Позвони Ларри, скажи ему, что я еду.

– Ладно.

Сондгард положил трубку и резко встал. Теперь капитан проснулся, но головная боль становилась все сильнее и сильнее. Сондгард побрел через гостиную в ванную, выпил там две таблетки аспирина. Затем капитан сорвал с себя пижаму и быстро принял холодный душ. У Сондгарда было худое, сильное тело, остававшееся стройным, с сильными мышцами всю его жизнь, несмотря на его сидячую основную профессию. Только летом у капитана хватало времени на упражнения.

Выскочив из душа раньше, чем через три секунды, Сондгард поспешно вытерся, голым пробежал в спальню, оделся. Четыре комнаты его квартиры – гостиная, спальня, ванная, кухня – образовывали четыре четверти квадрата, все комнаты соединялись гостиной, но ни одна из трех не сообщалась с другой. Это на редкость неудобное жилище, занимавшее второй этаж очаровательного белого обшитого досками дома на Ист–Робин–роуд, он снимал у миссис Флинн, вдовы, владевшей домом и жившей на первом этаже. Единственный вход в квартиру был с наружной лестницы позади кухни. Всякому человеку, пришедшему в дом, надо было вначале пройти через кухню, огибая стол, и лишь затем посетитель попадал в гостиную. Спальня располагалась справа, а ванная втиснулась в оставшийся угол в задней части дома, рядом с кухней.

Подобное расположение комнат, хотя и весьма неразумное, образовывало заполненную светом квартиру. Каждая комната – даже ванная – имела окна на двух стенах. Свет лился отовсюду, сиял на пушистом мохере и облупленном лаке, которые были вкладом миссис Флинн в обстановку квартиры, и на нескольких простых чистых предметах, добавленных Сондгардом позже. Это прежде всего его кожаное кресло темно–красного цвета с удобной скамеечкой для ног. Маленький столик с встроенными увлажнителем и подставкой для трубок, которые капитан курил только тогда, когда читал или слушал музыку. На длинной стене висела картина, написанная его приятелем по колледжу: искривленное дерево на скале в океане на фоне грозовых облаков.

Этим ранним утром тусклый свет заливал передние комнаты. Дом стоял фасадом на запад, поэтому в спальне и гостиной солнце появится только к полудню. Сондгард закончил одеваться, поправил форму (капитан ненавидел ее, но давно уже смирился с ней, приняв как неотъемлемую часть работы) и поспешил через кухню, освещенную лучами восходящего солнца, на наружную деревянную лестницу, перила которой стали влажными от утренней росы.

Его «вольво» стоял на широкой части подъездной дорожки возле гаража. Капитан убрал брезент под сиденье и вытер влагу с ветрового стекла, затем сел в машину и задним ходом выехал на улицу. Там Сондгард повернул направо и, проехав два с половиной квартала по Броад–авеню, снова свернул направо.

Броад–авеню была пуста. Часы показывали шесть двадцать утра. Солнце светило капитану в спину, заставляло сверкать дорогу, отбрасывало длинные тени изредка встречавшихся невзрачных деревьев, не давало возможности понять, какого цвета огни светофора. Сондгард не мог с уверенностью утверждать, что проехал оба перекрестка на зеленый свет. Капитан свернул на Южный круг и поехал вокруг озера к усадьбе Лаундеса, расположенной в пяти милях от города и в двух милях от летнего театра.

Сондгард прибыл к въезду в усадьбу в шесть тридцать и сразу же увидел бело–голубой патрульный автомобиль за открытыми сейчас воротами. Рядом стоял черный «меркьюри». Капитан въехал в ворота, оставил машину возле двух других и направился к группе людей, стоявшей у дороги.

Среди них был и Ларри Темпл, выглядевший очень молодым и хрупким в бравой голубой форме. Рядом с ним стояли двое мужчин постарше и покрепче в темно–серой униформе со значками на левой стороне груди. Подойдя ближе, капитан заметил на значках номера и окружавшие их надписи «Трансконтинентальное агентство охраны».

Мужчины увидели подходившего Сондгарда. Один из охранников сделал шаг вперед:

– Вы капитан, не так ли?

– Совершенно верно. Прошу прощения, что я не появился здесь раньше, но меня известили только двадцать минут назад.

– Тогда вы показали неплохое время. Пойдемте туда, и вы посмотрите на это.

Это было ужасно. На земле лежала точно такая же униформа, как и та, в которую были одеты два охранника. Но только эта была вся в грязи, в пятнах и изодранная, а внутри нее капитан увидел разодранные части человеческого тела.

– Эдвард Креншоу, – произнес охранник. – Так его звали. Я уже предупредил наш офис.

– Опознание… – начал Сондгард, но ему пришлось замолчать.

Капитан отвернулся и судорожно сглотнул, очень довольный тем, что не успел позавтракать, выходя из дома. Его рот наполнился отвратительного вкуса слюной; слава Богу, больше ничем. Через секунду Сондгард попробовал еще раз:

– Опознание будет нелегким делом.

– Да, лицо, я понимаю. Я узнал его не по лицу. Последние два пальца на левой руке, видите? Их нет. Оторвало во время войны.

– А… Да, я вижу.

Капитан отошел от тела, направляясь к двум другим мужчинам, а охранник последовал за ним, говоря на ходу:

– Сначала я решил, что на него напало какое–то животное. Я не знаю, кто здесь водится, может, горный лев или медведь, я не знаю. Я решил, что, вероятно, это натворил хищник, но потом понял, что не прав. Нет укусов. Он разорван на части, но совершенно не искусан. Так что я считаю, что это сделал человек.

– Да, – согласился Сондгард.

– Это изнасилование с убийством вчера в театре… Вы полагаете, что существует связь?

– Я думаю, что да. И все было как раз наоборот. Охранник выглядел озадаченным.

– Что было как раз наоборот?

– Не изнасилование с убийством. А убийство с изнасилованием. Он сначала убил ее.

– Боже праведный! – Охранник обернулся к телу, качая головой. – Это не личная месть. Эдди никогда не выходил из усадьбы. Никто здесь не знал его, кроме меня и Фрэнка. Да, кстати. Я Гарри Даунз, а это Фрэнк Рейли.

– Эрик Сондгард.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Я не знаю, правильно ли я поступил, доктор Сондгард, – начал Ларри Темпл.

Ларри еще не привык к его новому званию и по–прежнему обращался к Сондгарду как студент к профессору, а не как патрульный к своему капитану.

– Я не знал вашего номера, и его нет в справочнике, а мисс Равенфилд была единственной, о ком я вспомнил.

– Ты все сделал прекрасно, Ларри. – Сондгард подумал, что ему действительно стоит внести свой номер в телефонную книгу. Компания не печатала номера приезжих, чьи телефоны функционировали только три летних месяца в году, если только они не платили дополнительный взнос. Сондгард всегда считал, что ему не стоит тратить эту сумму, так как все, кто мог бы позвонить ему, уже знали его номер или могли связаться с ним через офис. Но теперь капитан уже не был уверен в своей правоте. Сегодня днем он поговорит с мэром Уолтером Равенфилдом; возможно, Сондгард сможет убедить его возложить уплату взноса на городские власти в качестве необходимых полицейских расходов.

А общительный охранник Гарри Даунз продолжал говорить:

– Эдди выстрелил один раз, но я не знаю, попал ли он в того парня. Здесь повсюду кровь, но, возможно, это только кровь Эдди.

– Никто не слышал выстрела?

– Нет. Фрэнк большую часть ночи провел в машине, охраняя владения с другой стороны дороги, вон там. У нас там больше всего проблем с грабителями и детьми, готовыми поднять шум. Они знают, как можно войти здесь с этой стороны дороги к озеру, но они считают, что за той стороной вообще никто к приглядывает всю ночь. Поэтому Эдди на своих двоих следил за воротами здесь, а Фрэнк в машине оставался на другой стороне дороги, я же вернулся в дом, чтобы поспать.

– Когда вы обнаружили его?

– Фрэнк нашел его около половины шестого. Верно, Фрэнк? В пять тридцать?

– В пять тридцать две, – ответил Фрэнк. Он прикуривал сигарету, держа спичку в сложенных ладонях, хотя дул легчайший ветерок.

– Вначале он пошел к дому и позвал меня. В первую очередь мы обошли дом, но никого вокруг не было, ничего не пропало, окна и двери были не взломаны, поэтому мы вернулись, осмотрели Эдди, потом Фрэнк взял «меркьюри», нашел вашего парня и привез его сюда.

– Это было ровно в пять сорок, – продолжил рассказ охранника Ларри.

Темпл казался очень довольным, что может назвать точное время, и немного смущенным, поскольку остальные могли подумать, будто он строит из себя невесть что.

– Я поехал сюда за «меркьюри», – сообщил Ларри, – увидел тело и попросил разрешения воспользоваться телефоном. Я пошел в дом и позвонил мисс Равенфилд, а потом я вернулся сюда и стал ждать. Она вызвала меня по рации совсем недавно и сообщила, что вы уже выезжаете.

– Доктор Уолш тоже скоро будет здесь. – Сондгард обернулся к двум охранникам и обратился к молчаливому Фрэнку:

– Вы вообще никого не видели сегодня ночью? Ни за дорогой, ни еще где–то?

Фрэнк покачал головой:

– Никого. И я бодрствовал. Я не сплю в машине в лесу. Только одно… Я думаю, я слышал, как кто–то пел. Я остановился и вышел из машины, чтобы осмотреться. Но звука не было. Может, кто–то на дороге, может, радио в машине.

– Когда это было?

– Где–нибудь около трех, я полагаю. Я не обратил особого внимания. Этот звук не предвещал покушения на усадьбу.

– Пел. – Сондгард оглянулся на тело и побыстрее отвел глаза. – Ворота были закрыты, когда вы вернулись и нашли его?

– Закрыты. Тот, кто это сделал, перелез через них. Гарри, второй охранник, добавил:

– Я осмотрел все вокруг. Следов шин нет. Никто не проезжал по дороге вчера вечером.

– Видимо, он пришел пешком. И он не спускался к дому?

– Я не знаю, спускался он или нет. Он не входил, вот все, что я знаю. Даже не пытался.

– Окна и двери заперты?

– Не сомневайтесь, – заверил Гарри. – Я проверяю их каждый вечер, прежде чем лечь.

Сондгард посмотрел на ворота, затем на тело и наконец на частную дорогу, ведущую к дому и озеру.

– Он перелез через ограду. Он убил. Затем развернулся и снова перелез через ограду.

– Он или новичок, или сумасшедший, – заявил Гарри. – Вы видели, что он сделал с Эдди.

– Сумасшедший, – ответил Сондгард, не любивший это слово, но употребивший его, потому что оно было подходящим.

Зазвонил телефон. Капитан замолчал и оглянулся на заросли, он казался совершенно озадаченным.

– Извините, – произнес Гарри и вразвалку направился к «меркьюри».

Охранник открыл дверцу со стороны водителя, полез внутрь и достал из–под приборного щитка телефонную трубку.

– Даунз здесь, – произнес охранник и стал слушать. – Хорошо. Мы придем прямо туда. – Даунз убрал трубку и обернулся к Сондгарду:

– Вы хотите пройти вниз? Там сам старый мистер Лаундес. Он что–то нашел.

– Конечно. Ларри, подожди здесь доктора Уолша. Я сейчас вернусь.

Ларри неохотно кивнул. Было совершенно ясно, что ему очень не нравится идея разделить их отряд на две группы. Ему, едва исполнилось двадцать, младшекурсник, один из «особенных» Сондгарда, тех иногда появляющихся студентов, которые производят впечатление, что они все хотят знать и верят, будто их преподаватели знают именно то, что они хотят знать.;

Темпл приехал сюда, считая, что станет на лето полицейским, регулирующим дорожное движение, да и Сондгард ожидал того же. Капитан отдал ему ночные дежурства, потому что такое патрулирование было намного проще и спокойнее, чем дневное, а еще потому, что рассчитывал, что Ларри найдет в этой работе романтическое удовольствие. Ни один из них не предполагал, что мальчишке придется увидеть зверски убитого человека. Ларри держался намного лучше, чем ожидал Сондгард. Отчасти, подумал капитан, Темпл чувствует себя уверенно из–за присутствия Фрэнка и Гарри. Парни явно выглядели профессионалами, и мальчик готов был отдать все на свете, лишь бы не показаться им молодым и бесполезным.

Сондгард и Гарри сели в машину, Даунз вел ее, и, пока они спускались по дороге, капитан показал на телефон:

– Техническая новинка.

– Прямая связь с домом. Это уоки–токи, только усовершенствованный. Так что они могут звонить нам, если мы на патрулировании, а в доме что–то случилось. Кто–то пытается вломиться в дом, например.

– Что нашел мистер Лаундес?

– Какую–то надпись внизу у озера.

– Надпись?

Но Гарри больше ничего не знал, и оставшуюся часть пути они проехали молча. Даунз остановил машину в конце дороги перед гаражом, мужчины обошли его и стали спускаться к озеру.

Эверетт Лаундес стоял там, у самой кромки воды. Высокий худощавый старик, одетый в вельветовые брюки и большой серый вязаный свитер. Пышная грива седых волос сверкала на солнце, встававшем за озером. Увидев, что мужчины приближаются, Лаундес отправился им навстречу:

– Эрик Сондгард! Рад снова видеть вас.

– Я тоже рад, мистер Лаундес.

Они пожали друг другу руки, и старик заметил:

– Хотя обстоятельства для новой встречи не из лучших.

Идемте.

Все трое спустились к воде. В нескольких футах от озера лужайка кончалась, а земля там была темной и влажной.

– Вам придется встать под правильным углом, чтобы вообще разглядеть это. Я заметил ее, только спустившись сюда. Вон там.

Видите?

Сондгард увидел. Три слова, одно под другим, нацарапанные в грязи неровными кривыми буквами, часть букв была даже не дописана до конца.

РОБЕРТ

РОБЕРТ

РОБЕРТ

– Значит, он действительно подходил к дому, – заметил капитан.

– Но не заходил внутрь, – уточнил Лаундес. – Мы в этом совершенно уверены.

– Он оставляет записки, – задумчиво проговорил Сондгард. – Это уже вторая.

– Вы полагаете, что речь идет об одном и том же человеке?

О том, кто убил вчера девушку?

– Я почти уверен в этом.

– И вы говорите, что он уже оставил одну записку. Но это трудно назвать запиской, не так ли?

– Первую тоже. Мылом на зеркале. «Я сожалею».

– Вы думаете, что он один из тех типов, которые действительно хотят, чтобы их поймали? – поинтересовался Гарри. – Ну, вы знаете… «Остановите меня, пока я не совершил еще одно убийство».

– Может быть. Он не в своем уме, вот и все, что я в настоящий момент знаю наверняка. Поэтому я не могу понять, что означают его записки.

– Вы полагаете, что это его собственное имя? – осведомился Лаундес.

– Думаю, что да. Убитого звали Эдди, верно?

Даунз кивнул:

– Правильно.

– Ив нашем доме нет никого по имени Роберт, – добавил Лаундес.

Сондгард отвернулся от озера и посмотрел на дорогу. Капитан хмурился, пытаясь понять.

– Он перелез через ворота. Я не думаю, что он лез сюда, чтобы убить Эдди. Он даже не подозревал, что Эдди тут. Не заметил его. А если бы он заметил Эдди, тогда Эдди должен был бы заметить его.

– Эдди не позволил бы ему перелезать через ворота, – подтвердил Даунз. – А их просто так не перепрыгнешь.

– Совершенно верно. Итак, он перелез и пошел по дороге, вот тут–то Эдди его и обнаружил. Они бросились друг на друга, он убил Эдди, а затем продолжил свой путь сюда. Он не пытался войти в дом, или… А как насчет гаража? Или эллинга?

– Мы проверили их, – сообщил Гарри. – Прошлой ночью они оба были заперты. Сегодня утром мы нашли их запертыми.

– Хорошо. Значит, он спустился сюда, прошел до самого берега. Здесь он сел, как я полагаю, или встал на колени. И написал на земле это имя. Возможно, свое собственное имя. Но может, и нет. Как бы то ни было, после этого он встал и ушел.

– Вы знаете, – заметил Лаундес. – Я, может быть, сейчас скажу странную вещь, учитывая, что бедный Эдди Креншоу едва успел остыть, но мне кажется, что я испытываю жалость к этому человеку. Я почти смог увидеть его сейчас, когда вы описывали его передвижения, и он на самом деле печальный и отчаявшийся человек.

– А также он крайне опасен, – добавил Даунз.

– Я признаю это.

– Я знаю, что вы имеете в виду, – ответил капитан. – У меня было точно такое же ощущение.

Сондгард снова оглянулся на дорогу и увидел, что к дому приближается бело–голубая патрульная машина. – Это еще что?

Капитан полез вверх по склону. Лаундес и Даунз последовали за ним.

Сондгард добрался до края дороги в тот момент, когда Ларри остановил свой «форд». Его лицо побледнело еще больше, а глаза раскрылись еще шире. Темпл изогнулся, чтобы крикнуть через дальнее от себя окошко:

– Доктор Сондгард! Они хотят, чтобы вы немедленно приехали.

– Кто? Доктор Уолш там?

– Да, сэр, но случилось кое–что еще. Кое–что еще произошло в театре.

***

Мэл не мог больше спать.

Он проснулся, приподнял тяжелые веки и обвел комнату затуманенным взглядом: судя по освещенности комнаты, было еще очень рано. Не так уж много времени прошло с тех пор, как Мэл после часу ночи лег вчера спать. Если он хочет быть в форме сегодня, ему следует поспать еще.

Но ему не удалось. Вначале любопытство заставило его вновь открыть глаза, чтобы узнать, который час. Затем Дэниэлсу пришлось порыться на ночном столике в поисках своих часов, из–за чего Мэл совсем проснулся. Его глаза болели от дневного света, но веки уже совсем открылись; судя по всему, заснуть опять будет трудно. Наконец Дэниэлс обнаружил свои часы, они показывали двадцать минут седьмого.

Пять часов сна. Невозможно.

Мэл со стоном упал на кровать. Он ДОЛЖЕН снова заснуть.

Но тут напомнило о себе пиво, выпитое вчера вечером, Дэниэлсу пришлось встать и отправиться в ванную. Пол казался ледяным его босым ступням, ключ не желал открывать дверь, кафельные плитки в ванной были еще холоднее. К тому времени, когда Мэл вернулся в постель, он уже понял безнадежность своей попытки, но все же постарался заснуть.

Дэниэлс никак не мог найти удобную позу, он ворочался, крутился, мял простыни, натягивал одеяло до подбородка, подгибал колени, но ничто не помогало. Нижняя простыня сбилась в твердые складки под его ребрами, а верхняя простыня и одеяло свисали то на одну, то на другую сторону постели, казались короткими и давили на ступни.

А еще Дэниэлс проголодался.

Наконец Мэлу пришлось встать. Дэниэлс отбросил постылые простыню и одеяло и сел. Он снова взял часы, надел их на запястье и взглянул на них, абсолютно убежденный, что проснулся, как минимум, полчаса тому назад – он ведь так долго пытался заснуть! – но стрелки показывали двадцать пять минут седьмого. Прошло всего пять минут.

Мэл встал с постели, оделся, потянулся за сигаретами и сунул одну в рот. У него появилось предчувствие, что вкус ее будет гадким, и он убрал сигарету в пачку. Дэниэлс сгреб полотенце, направился через холл в ванную, вымыл лицо и руки, а затем вернулся и закончил одеваться, отыскав чистую рубашку.

Мэл спускался вниз, собираясь пойти на кухню, чтобы приготовить себе чашку кофе, но к тому времени, когда Дэниэлс добрался до первого этажа, у него появились мысли получше. В его нынешнем состоянии не стоит связываться с печками и хрупкими тарелками. Может быть, бар за дорогой уже открылся, или, на худой конец, там найдется кто–то, готовый сделать ему чашку кофе.

Мэл отпер входную дверь и вышел на улицу, вдыхая холодный сырой воздух. Желто–оранжевое солнце футов на шесть поднялось над горизонтом, оно было прямо на уровне глаз Дэниэлса и мгновенно ослепило молодого человека. Мэл зажмурился, посмотрел направо и увидел три машины, припаркованные перед театром. Белый «континенталь», принадлежащий, как теперь выяснил Дэниэлс, Луин Кемпбелл, которая играла здесь ради удовольствия владеть им, а вовсе не ради денег, и красный «GMC» Боба Холдемана. Но маленький старый пыльный «додж» – собственность Мэри–Энн Маккендрик – тоже стоял здесь. Какого черта она тут делает в такую рань?

Мэл решил пойти и разузнать.

Дэниэлс спустился с крыльца и по хрустящему под ногами гравию направился к театру. Но все двери оказались запертыми. Восемь дверей, восемь стеклянных дверей, выстроившихся в ряд. Мэл проверил каждую, одну за другой, и все они оказались запертыми.

Мэри–Энн оставила свою машину здесь? Девушка вернулась домой без нее?

Это было глупо. Дэниэлс постучал в ближайшую стеклянную дверь. Затем он сильнее поколотил в нее. Наконец Мэл увидел, как одна из внутренних дверей приоткрылась, и Мэри–Энн собственной персоной направилась к нему через вестибюль. Девушка узнала его, она подошла ближе и, стоя по другую сторону стеклянной двери, спросила:

– Что вы хотите?

Ее голос звучал приглушенно и отстраненно.

Мэл просто смотрел на нее. Дэниэлс не знал, как ответить на ее вопрос в пяти или шести словах, а больше пяти–шести слов и не скажешь, если беседа происходит через запертую стеклянную дверь. Мэри–Энн ждала, Мэл тоже ждал. Но наконец молодой человек сумел облечь свои мысли в наиболее простую форму и закричал через дверь:

– Я хочу чашку кофе.

Мэри–Энн удивилась, но прокричала через стекло:

– У меня нет кофе.

– Послушайте, может быть, они, – Дэниэлс повернул голову и указал на бар, – открывают в это время и…

Это была плохая мысль. Мэл с несчастным видом посмотрел на девушку через стекло.

– Мы действительно должны все время кричать через эту дверь?

– Кофе на кухне! – закричала Мэри–Энн и повернулась, чтобы уйти.

– Будь он проклят!

Девушка удивленно обернулась:

– Что с вами происходит?

– Послушайте! – закричал он. – Вам не следует запирать эту чертову дверь. Нет необходимости, потому что… Ради всего святого, я не убивал ее!

– Я не сказала, что вы это сделали! Этот капитан объяснил мне, я не мог убить ее. По времени не получается…

– Просто чудесно для вас! – Мэри–Энн пыталась кричать с сарказмом. – Но мне нужно работать.

– В шесть утра?

Девушка подошла вплотную к двери и внимательно посмотрела на Мэла:

– Вы пьяны?

– Нет! У меня похмелье!

Больше Дэниэлс ничего не смог сделать. Ему показалось, что его голова развалилась на две части и обжигающий солнечный свет проник внутрь. Мэл поднял лицо вверх, положил ладонь на лоб и пошел прочь.

– Не важно, – пробормотал Дэниэлс слишком тихо, чтобы девушка не могла услышать его. – Просто не обращай внимания.

За его спиной послышалась серия щелчков, и Мэри–Энн распахнула дверь. Когда Мэл обернулся, девушка стояла в дверях и, улыбаясь, смотрела на него.

– Каждый раз, когда я вас вижу, у вас похмелье, – сообщила Мэри–Энн. – Или у вас похмелье бывает каждый день?

– Кроме Великого поста.

– Вы хотите, чтобы кто–нибудь приготовил вам чашку кофе?

– Я не знал, когда миссис – как там ее зовут?.. – приходит готовить завтрак, а если бы я попытался сделать это самостоятельно, то, боюсь, взорвал бы дом.

– Она вообще не придет. Она звонила вчера вечером. Убийство напугало ее. Она вернется, когда изверга поймают, но не раньше. Это она так сказала – изверга.

– Слово не хуже других.

– Это верно; вы же видели ее. Поэтому я считаю, вполне естественно, что у вас сегодня похмелье.

– Благодарю вас.

Мэл потянулся за сигаретой, но опять передумал. Сперва кофе. Затем ему в голову пришла еще одна мысль:

– Вы в самом деле работаете в шесть утра?

– Сейчас не шесть утра, а больше половины седьмого. Да, я действительно работаю. Точнее, работала до тех пор, пока вы не появились.

– И вы всегда работаете в шесть утра?

– В шесть тридцать. Нет, не всегда. Но накопилось много работы, и я думаю, что у меня не будет времени поработать днем. – Мэри–Энн засмеялась и похлопала его по руке:

– Пойдемте. Я приготовлю вам кофе.

Они направились к дому, и по пути Дэниэлс поинтересовался:

– Кстати, а что вы здесь делаете? Я имею в виду, что я знаю, чем вы занимаетесь: реклама, ассистент режиссера и все такое, но как вы здесь оказались? Вы хотите быть актрисой?

– Нет, еще глупее.

Сейчас девушка казалась менее уверенной в себе, более молодой и застенчивой.

Так как Мэри–Энн не продолжала, Мэл подбодрил ее:

– Кем же тогда?

– Режиссером.

Девушка произнесла это так тихо, запинаясь, что Дэниэлс едва смог расслышать ее слова. Как только Мэри–Энн выговорила это, она словно обрела силы, слова полились из нее потоком:

– Я хочу быть режиссером, Мэл. Я знаю, считается, что женщинам не следует даже думать об этом, но именно этого я хочу.

У меня так много идей, задумок, которые я хочу осуществить… У меня дома есть пьесы, сотни пьес, полные постановочных замечаний, расписывающих каждый поворот, каждый шаг. У меня есть распределение ролей… Вы бы не поверили в некоторые из моих замыслов, я хотела бы поставить такие вещи, пригласить таких людей! И фильмы!

Они стояли сейчас на крыльце, но не приближались к кухне. Мэри–Энн замерла перед дверью, ее лицо оживилось, слова стали быстрыми, выразительными, руки непрерывно двигались, пока девушка говорила:

– Есть так много вещей, никем не испробованных. Я иду в кино, я вижу какую–то сцену и говорю себе: «Почему бы им не сделать это вот так? Почему бы им не поставить камеру здесь и здесь, почему бы им не поставить такую–то декорацию?.. Ох, я не знаю, просто.., просто я вижу все совершенно иначе! И когда я вижу, как работает Ральф… Он ужасно хороший режиссер, Мэл, он правда очень хороший, но я смотрю на него и думаю: «Почему у него актеры не делают это и это? Почему не…» Вы знаете, кто мой идеал? Марго Джонс, вот кто. Иметь свой собственный театр, мой собственный театр, быть режиссером, находить новые пьесы, новые способы ставить их, новые.., новые.., новые подходы. Я делаю все это мысленно. Я все больше узнаю каждый день, и я не брезгую тем, чем занимаюсь. Я буду делать рекламу, готовить кофе или выполнять обязанности суфлера. Я не переживаю, потому что таким образом я… Я просто становлюсь ближе и продолжаю учиться. Понимаете?