Текст книги "Когда людоед очнется"
Автор книги: Доминик Сильвен
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
8
– Ну а я вам расскажу совсем другую историю, – объявила Альберта, в последний раз ударяя палочкой по малому барабану.
Ингрид, Лола и Зигмунд только что познакомились с перкуссионисткой и ударницей «Вампиреллас», группы Лу Неккер, и она согласилась сообщить им свое мнение о россказнях сестры Маргариты.
– Для начала учтите, что она нас на дух не переносит. Ее воротит от нашего стиля, образа жизни, а больше всего – от нашей музыки.
Огненно-рыжая Альберта была одета в футболку, густозаселенную героинями манги, черную кожаную мини-юбку, рваные колготки сеточкой и фиолетовые мартенсы. Макияж придавал ее лицу мертвенную бледность, а глазам – керамический блеск, губы и нос украшал пирсинг. Яснее ясного, что у монахинь обители Милосердия и племени «Вампиреллас» представления о приличной одежде и духовных ценностях сильно разнились.
– Бернар сидел на своем каштане, обвязавшись веревкой, с пилой в руках, и пялился на нас. Пусть так. Но кто поступил бы иначе? Я не удивилась бы, обнаружив, что на дереве гнездится пятнадцать мужиков, развесивших уши, как слоненок Дамбо.
Лола и Ингрид вопросительно приподняли брови.
– Мы репетировали с распахнутыми настежь окнами. Угарный кусок, который Лу написала в припадке безумного вдохновения. Ее пальцы порхали по «гибсону», она была словно в трансе, а голос звучал, как никогда, пронзительно. Я лупила по барабанам, а Кармен пилила на басу. Мы были…
Альберта замолчала и уставилась в пустоту. Потом бросилась на один из матрасов, разбросанных по цементному полу, и разрыдалась. Ингрид опустилась рядом на колени и обняла ее. Рокерша не противилась и выплакалась от души. Лола подошла к окну и представила, как толстяк в костюме садовника сидит на ветке и наслаждается лучшим концертом в своей жизни. Она заметила движение за одним из окон напротив. Это было в кабинете сестры Маргариты.
Альберта уже успокоилась. Ингрид дала ей бумажные носовые платки и угостила завалявшейся в кармане резинкой. Благодарно взглянув на нее, рокерша приняла и то и другое.
– Вот так Лу и Бернар подружились, – продолжала она, хлюпая носом. – Классным людям нравилась Лу. Я в жизни не видала другого такого терпимого и креативного человека. Ее все вдохновляло. Даже завывания добрых монахинь.
– Разве добрые монахини воют? – заинтересовалась Ингрид.
– А ты и правда прикольная. Случайно, не музыкантша?
– Нет, я массажистка. И танцовщица.
– Так я и думала! А в каком стиле?
– Стриптиз. В «Калипсо», Пигаль.
– Мы с подружкой обожаем смотреть стриптиз. Только не говори мне, что ты та самая Габриелла Тижер Пламенная!
– Yes, it's me, dear![8]8
Она самая, дорогуша! (англ.).
[Закрыть]
– Прости, в этих тряпках тебя и не узнать. Да еще без твоей рыжей гривы.
Не удержавшись, Лола возвела очи к небу. Впервые хоть кто-то согласился с Ингрид, сочтя ее раздевания художественным танцем. Она дала девушкам пощебетать по душам, прежде чем вмешаться в разговор:
– Хотелось бы мне знать, почему Лу нашли в Монсури.
– Потому что она там часто бывала, – ответила Альберта. – Занималась тай-чи.
– Обычно это делают в группе.
– Лу не нравились группы, конечно, кроме нашей. Она уединялась среди зелени. Рано утром.
– С открытием парка?
– До открытия.
– А как?
– Перелезала через решетку и забиралась в свой заросший кустами уголок. Чтобы никто не мешал ей заниматься китайщиной. И чтобы сочинять песни. Лучшие наши вещи осенили ее в парке на рассвете. Ты мне не веришь?
Лола только поморщилась.
– Знаю я, о чем ты думаешь! Пусть мы готы и играем рок, это еще не значит, что мы пьем, ширяемся и ведем ночную жизнь. Лу была ранней пташкой.
– Только не нервничай. Лу была ранней пташкой. Вот и отлично.
– Я и не нервничаю. Просто объясняю. Понимаешь, здесь, в общине, жизнь бурлит, порой даже через край. Всегда полно народу, шумно. К тому же сестра Маргарита не пускала нас в сад. Послушать ее, так мы дикарки, не способные ценить красоту. Надо же такое придумать. Если бы она позволила Лу заниматься тай-чи в монастырском саду, ничего бы не стряслось. Так ведь нет, рай не для живых. Мы здесь для того, чтобы страдать. Прикинь, как она рассуждает?
– Лу участвовала в защите мастерских?
– Еще бы! Она-то и придумала ЦИЖ.
– Центр искусств Жармона?
– А ты соображаешь, когда захочешь. Даже приятно. Сама видишь – если кто и хотел вырвать сад из лап подрядчиков, так это Лу, а вовсе не мать-настоятельница.
Их прервали громкие крики и топот. Альберта и бровью не повела. Зигмунд насторожился. Лоле послышалось лязганье железа и пронзительные вопли. Некоторое время ничего не происходило, затем бешеная девица с цыганской шевелюрой ворвалась в студию с тонкой тростью наперевес. Лола отступила на шаг, осознав, что это шпага-трость. Зигмунд вытянул к ней морду и подошел к Ингрид, готовый ее защитить. Воительница была такой же высокой, как американка, но на вид на ней было килограммов на двадцать побольше мускулатуры. Одета она была в редингот, словно снятый с кучера времен Луи-Гийома Жибле де Монфори, бордовые панталоны, слишком туго ее обтягивающие, и ботфорты из пластика.
– Двоих уложила! – возвестила она победно.
Заметив бумажные платки Ингрид, она вытащила из пачки один, чтобы протереть клинок. Затем убрала его обратно в трость и бросила в угол. Рухнув на матрас, она принялась разглядывать гостий и далматинца.
– Это Кармен, – объяснила Альберта. – Наша басистка.
– Ага, и я только что уложила двоих, – повторила вновь прибывшая. – Двоих!
– Крупных? – спросила Альберта.
– Довольно крупных для грызунов. Но не слишком – для крыс.
– Rats! Please, no![9]9
Крысы! Только не это! (англ.).
[Закрыть]– завопила Ингрид.
Басистка насмешливо глянула на нее, прежде чем утратить к ней всякий интерес. Она подобрала валявшийся на матрасе журнал «Метро» и погрузилась в чтение. Лола встряхнула Ингрид, чтобы привести ее в чувство. Обычно американка была отважна, словно бешеный пират, но грязь и миазмы неизменно потрясали ее нервы до самых оснований.
– Да уж, с тех пор как «Батикап» задумал прибрать к рукам механические мастерские Жармона, мы постоянно натыкаемся на крыс и использованные шприцы, – заметила Альберта. – Ни с того ни с сего.
– То есть подрядчик «Толбьяк-Престиж» запугивает вас, чтобы заставить убраться отсюда?
– Ты все правильно поняла, мадам, – вмешалась Кармен. – Но нас не так-то легко запугать. Верно, Альберта?
– Да уж, нелегко.
– А Лу думала так же? – спросила Лола.
– Не то слово. Лу знала, как действовать. У нее был подход к старику.
– К старику?
– Жерве Жармону, владельцу механических мастерских. Он хоть и древний старик, но молодежь ему по душе. Как и искусство.
– Лу всегда находила с ним общий язык, – уточнила Кармен.
– Когда мы сюда только вселились, старик заявился, чтобы нас выставить, – продолжала Альберта. – Но Лу не сдрейфила, а сумела заговорить ему зубы. Показала студии, объяснила, как важно то, что мы делаем, и упросила предоставить нам эти помещения, пока здание не продадут. Обещала, что здесь не будет ни беспорядка, ни наркоты. Убедила его, что сад следует включить в Список объектов всемирного наследия. А не отдавать на съедение бульдозерам. Старик усек и согласился.
– Но потом на горизонте появился Жильбер Марке, – добавила Кармен. – Настоящая язва.
– А кто он? – спросила Лола.
– Генеральный президент фирмы «Батикап», – объяснила Альберта. – Он вел переговоры с монашками о выкупе их здания. При виде мастерских он тут же учуял золотое дно. Короче, он выкладывает тридцать миллионов евро за монастырь, мастерские и сад, перестраивает их в апартаменты класса «люкс», сад превращает в лужайку и парковку и перепродает все за бешеные бабки.
– То есть втридорога, – уточнила Кармен.
– А если он выкупит только монастырь с садом, окна шикарных апартаментов будут выходить прямиком на студии. И престижность снизится на порядок. Так ведь? – сказала Лола.
– В точку, мадам, – устало вздохнула Кармен.
– Но что за выгода Жерве Жармону дарить мастерские общине, если подрядчик готов выкупить у него недвижимость?
– Сказано тебе: он совсем старый! – заорала Кармен. – Ты что, не догоняешь?
– Хочешь сказать, он уже из ума выжил?
Кармен брезгливо поморщилась и снова уткнулась в журнал. Зигмунд тем временем подобрался поближе и обнюхивал ее сапоги.
– У него и так денег навалом, – усмехнулась Альберта. – Чуть больше, чуть меньше – какая разница в его-то возрасте? Вот он и вбил себе в голову, что затея с Центром искусств Жармона – самое стоящее, что он может сделать, прежде чем сыграть в ящик. И по-моему, он прав.
Возмущенно фыркнув, Кармен вскочила на ноги. Зигмунд поспешно ретировался за развалившееся кресло. Кармен рывком открыла помятый металлический шкаф. На обратной стороне дверцы были крупно выведены десять цифр.
– Телефон старика, – сказала она. – Можешь надоедать ему своими вопросами напрямую.
Лола невозмутимо записала номер. Альберта вышла вместе с ними.
– Вы уж извините мою подругу. Мы все переживаем по-своему. Я чувствую себя как выжатый лимон. А Кармен в бешенстве. Мы потеряли не только лучшую подругу, но и опору «Вампиреллас». Не представляю, что теперь с нами будет.
– Никогда не надо отчаиваться, – подбодрила ее Ингрид. – Мы здесь, чтобы выяснить, кто совершил это жуткое злодейство. К тому же мы куда добротнее, чем майор Дюген со своим прилипалой. Ты в надежных руках!
– Ты хотела сказать, «куда добрее»?
– Ну если тебе так больше нравится.
Лола не смогла удержаться от улыбки. Ингрид рождена, чтобы переделывать на свой лад французский язык и ободрять всех встречных-поперечных.
– А кроме Жильбера Марке, у Лу были враги? – спросила она.
– Я же сказала – ее все уважали.
– А дружок у нее был?
– Она встречалась с Норой.
– В самом деле?
– И что такого?
– Ничего такого. А что потом?
– Кажется, долго это не продлилось. Потом еще Юпитер…
– Художница?
– Художник. Мы с Кармен – лесбиянки. А Лу была бисексуалкой. Это ведь ее право?
– А я и не вижу здесь ничего предосудительного. Кто такой Юпитер?
– Юпитер Тоби – его псевдоним. У него скульптурная мастерская на первом этаже. Если хотите, можем к нему спуститься.
Воспользовавшись предложением Альберты, они осмотрели мастерские. На втором этаже изможденная брюнетка трудилась над большим полотном, изображавшим трио музыкантш на кроваво-красном фоне. Девушка с мертвенно-бледным лицом в центре картины, казалось, истошно кричала. Из ее электрогитары глубокого черного цвета вырывались оранжевые языки пламени.
– Это Нора. Она работает над картиной без передышки. Почти не спит.
– Она рисует «Вампиреллас»? – спросила Ингрид.
– Да, в память о Лу.
– На этой красивой черной гитаре только что играла Кармен?
– Да, на «гибсоне» Лу. Чудо-гитара. Кармен пытается ее приручить. Гриф из черного дерева, черный корпус и адское звучание. Мы даже не знаем, сохранить ли ее на память. Или продать. Она стоит уйму денег.
Лола заметила, что не все помещения заняты.
– После того что случилось с Лу и из-за грязных проделок Марке немало народу съехало, – с горечью объяснила музыкантша. – А ведь ЦИЖ – потрясающая идея.
Они проходили мимо фотостудии. Там был обеденный перерыв. Фотограф и модель ели сэндвичи. Девушка выглядела спокойной и вполне вменяемой. Лола убедилась, что и прежде она была не под кайфом, а просто выполняла указания фотографа. Но для очистки совести она спросила у Альберты:
– Ты можешь подтвердить, что наркота у вас не в ходу? Сама понимаешь, это важно. К тому же я уже не служу в полиции, так что не стесняйся…
– У нас была цель. Мы собрались здесь, чтобы вкалывать. И у нас были свои правила. Строгие правила: соблюдать порядок и никакой дури.
Лоле показалось, что та говорит искренне. И она решила ей поверить. В мастерской Юпитера Тоби было пусто. Три больших деревянных ящика, очевидно, ожидали, когда их заберут. Тут в мастерскую влетела разгневанная Нора и бросилась к Альберте:
– Видала, Юпитер свалил по-тихому?
– Да ты что? А я и не заметила!
– Я узнала, что он подыскал себе мастерскую. А где, не сказал. Но я спросила у грузчиков. Прикинь, он неплохо устроился в Монруже. На бывшей фабрике керамической плитки. Только подумай, целая фабрика ему одному. Я слышала, как они с Лу поцапались, теперь понимаю из-за чего. Смазливый подонок!
– А вы присутствовали при их ссоре? – спросила Лола.
Нора окинула ее подозрительным взглядом, затем вопросительно посмотрела на Альберту. Музыкантша кивнула.
– Я знала версию Лу, – продолжала Нора. – Она называла Юпитера предателем. Мне он не нравится, но готова признать: у него есть талант. Лу считала, что с его уходом ЦИЖ много потеряет. К тому же она воспользовалась его дружбой с сестрой Маргаритой, чтобы попытаться убедить ее отказаться от сделки.
– Скульптор и мать-настоятельница дружили? – удивилась Лола.
– Юпитер умеет втираться в доверие, – отвечала Нора. – Он тебе и мусорщик, и папа римский, меценат и консьерж в одном лице. К тому же он немного смахивает на ботаника, предка сестры Маргариты.
– Монфори?
– На него. Надо сказать, Юпитер сделал немало растительных скульптур и статуэток из разноцветных пряностей. В монастырской библиотеке полным-полно старых книг по ботанике. Юпитер ими бредил. Да и садом тоже. Там есть редкие растения из дальних стран. Между прочим, Юпитер подружился с Болодино.
– А он кто такой?
– Писатель, который сорвал банк. Раньше он тоже здесь жил. До тех пор пока не додумался написать книгу о Луи-Гийоме. Называется «Господин пряностей» – настоящая бомба. И Лу приложила к этому руку.
– То есть?
– Для Центра искусств любая реклама была кстати. Она из кожи вон лезла, чтобы поддержать Болодино. Попросила Юпитера уломать сестру Маргариту, чтобы та предоставила исторические документы. А он отказался. Но Лу удалось раздобыть их самой.
– А как?
– Не представляю. Только знаю, что это было непросто. Без нее «Господин пряностей» не имел бы такого успеха. Получилась бы обычная биография. А вместо этого вышел бестселлер.
– Юпитер уехал из центра из-за ссоры с Лу?
– Вряд ли. Я бы поставила на синдром Болодино. Мастерские Жармона годились во времена тощих коров. Теперь, когда его котировки растут, Юпитер метит выше.
– Мог бы и попрощаться с нами, – заметила Альберта.
– Ну ты размечталась, детка! – бросила Нора на ходу.
Лола взглянула на часы: у нее была назначена встреча с одним из ее прежних осведомителей. Пропускать свидание не следовало: он обещал вкратце рассказать ей о новом поколении изготовителей поддельных документов. Похоже, что все старые мастера ушли на покой.
– Чтобы найти того, кто сделал Брэду фальшивое удостоверение, я должна обновить старые связи. Ты со мной?
– Если ты не против, я еще побуду здесь, – откликнулась Ингрид.
– Как хочешь.
Она подозревала, что Ингрид уже вынашивает несколько грандиозных планов. Поддержать Альберту, укротить Кармен, оценить размах утраченной мечты о Центре искусств Жармона и представить себя на месте Брэда Арсено, который, взобравшись на столетний каштан, изучает вокальную технику рокерши в трансе. Или обойти все студии, приветствуя новых знакомых и отзываясь об их последних шедеврах. А еще, подумала она, Ингрид невольно поддается моему влиянию. Она верит в гнев Кармен и печаль Альберты. Но ей трудно представить, чтобы дружба между готкой из района Бобийо-Толбьяк и садовником из Нового Орлеана выросла, как плод на дереве.
9
– Здравствуйте, мне, пожалуйста, «Кот довинчен».
– Простите?
– Ну, американскую книгу, там еще полно саспенса и наконец-то раскрываются все тайны Ватикана…
Фредерик Анслен улыбнулся и извлек экземпляр из стопки. Под насмешливым взглядом Лолы он протянул девушке пакет с книгой и кассовый чек. Сияющая юная покупательница вышла из магазина.
– Это еще что, вот в прошлый раз у меня попросили «Имя позы», – вздохнул продавец. – А в позапрошлый – «Дьявол несет правду» и что-нибудь про Гарри Постера.
– Прелесть, – заметила Лола.
– Насчет прелести не скажу, но точно обхохочешься. А ты за чем пожаловала?
– За «Господином пряностей» какого-то Болодино.
– Пойду гляну, остался ли он у меня. Я уже столько его продал.
Фредерику Анслену удалось отыскать последний экземпляр.
– Книга-то стоящая? – поинтересовалась Лола.
– Нечто среднее между захватывающим и прекрасно написанным романом и документальной биографией. История мужчины, который добился всего, но потерял любимую женщину. Книга вызвала скандал, который только увеличил продажи. Кажется, уже продано больше ста пятидесяти тысяч экземпляров.
Анслен объяснил, что потомки Жибле де Монфори обвинили Даниеля Болодино в том, что он «запятнал фамильную честь», придав дворянину-ботанику макиавеллиевские черты. Дело дошло до суда. История получила огласку в СМИ, вновь подлив масла в огонь вечного спора о правде и вымысле в литературе. Даниель Болодино ловко выпутался благодаря знаменитому литературному агенту, который нашел для него блестящего адвоката и помог продать американскому продюсеру права на экранизацию.
Лола покинула книжный, зажав под мышкой свою покупку. Она боролась с острым желанием отправиться домой и погрузиться в чтение в компании портвейна пятидесятилетней выдержки, но встреча с осведомителем делала эту мечту неосуществимой. Бывают такие вечера, когда долг важнее удовольствия. И все-таки она решила позволить себе короткую передышку. Зайдя в прилегающее к книжному магазину кафе, она заказала ванильный чай, чтобы проникнуться духом пряностей, и приступила к чтению.
Каждый из нас носит в себе свой идеальный сад. В том, который вынашивал Луи-Гийом Жибле де Монфори, сочетались изящество и роскошь, былая любовь и будущие влюбленности, прохлада и тень. В этом саду, пышном и потайном, сияющем и погруженном во тьму, запахи детских воспоминаний сливались с ароматами далеких и неведомых стран; корнями он уходил в путешествия юного ботаника, которому суждено было долгие годы грезить о нем и целую жизнь взращивать его на благодатной земле Франции.
Собирая растения на Африканском континенте, Луи-Гийом изменился навсегда. Юноша писал о том, как ему открылась «морщинистая темная кора, подобная слоновьей шкуре, древесные соки, похожие на густой ликер». Блистательный юный ботаник в четырнадцать лет отправляется в Африку со своим дядей по материнской линии, капитаном корабля. Тогда он еще не знал, что привезет оттуда двести живых растений и создаст первое иллюстрированное описание баобаба. Ученый в душе, он остается поэтом: его волнуют погребальные камеры, выдолбленные в волшебном стволе дерева, которое торговцы целебными снадобьями почтительно именуют египетским словом «бу хобаб». В самом сердце края, раскинувшегося на берегах Нигера, в чреве этих великанов крестьяне подвешивают трупы своих бродячих музыкантов. В таких природных усыпальницах тела поэтов и целителей – колдунов, которых боятся и почитают, после смерти медленно превращаются в мумии наедине со злыми духами, обитающими там веками…
*
Нагруженная покупками Ингрид поднималась по улице Толбьяк. Она зашла в бакалейную лавку на Мулине и теперь возвращалась в общину. Вдоль тротуара были припаркованы три машины, в них, чего-то ожидая, сидели молодые люди. Внимание Ингрид привлекла их темная одежда и застывшие позы. Им даже не пришло в голову включить музыку, чтобы скоротать время. Она не представляла, как можно вот так торчать в машине без музыки. То, что они сидели как истуканы, заставило Ингрид запомнить номер первой машины.
Она набрала входной код, который узнала от Альберты. Обитатели общины были погружены в работу, и только несколько художников ели лапшу, рассевшись вокруг складного столика. Фотограф со своей музой закрылись, повесив на дверь табличку «Не беспокоить», явно прихваченную из гостиницы. Отложив кисти, Нора издалека рассматривала свое полотно. В вечернем свете девушки на картине будили щемящее чувство.
Лежа на матрасе, Альберта уставилась на клочок фиолетового неба. Полоски света пробивались из-за закрытых ставней в кабинете сестры Маргариты. Ингрид с горечью подумала, как мало времени понадобилось Брэду, чтобы нажить себе врага в лице настоятельницы.
Кармен доигрывала соло на черной гитаре. Что-то грустное и красивое. Ингрид слушала не двигаясь и лишь затем положила припасы на деревянный ящик, окруженный почтенными кожаными пуфами. Она купила продукты для сэндвичей, фрукты, воду и бутылку вина. Кармен бережно поставила гитару на подставку и открыла металлический шкаф. Молча достала посуду и штопор. Наполнив три бокала, протянула один Ингрид:
– Спасибо за жратву и спасибо за вино.
– Не за что.
– Так Брэд Как-его-там, он же Морен, – твой ДРУГ?
– Брэд Арсено.
– Он вроде америкашка. Ты тоже? У тебя чудной акцент.
Ингрид ограничилась кивком. Альберта продолжала лежать, уставившись в никуда.
– Слушай, твоя приятельница – настоящая пиявка, – продолжала Кармен. – Я уж думала, она никогда не отвяжется. На что тебе сдалась бывшая легавая?
– Лола – комиссар полиции в отставке и очень порядочный человек. Единственное, чего она хочет, – помочь мне доказать, что Брэд невиновен.
– Какое там.
– Why?[10]10
Почему? (англ.).
[Закрыть]
– Твой приятель не слишком похож на невиновного.
Поставив бокал, Ингрид постаралась взять себя в руки.
– Я-то всегда считала, что он темнит, – продолжала Кармен.
– О чем ты?
– Непонятно откуда взялся, задаром стал помогать старику Ромену. Дальше – больше. Я видела, как он шнырял по коридорам. Надо думать, не из любви к искусству
– Шнырял?
– Вечно что-то вынюхивал. Про крыс хоть знаешь, чего им нужно. А Брэд Как-его-там был темной лошадкой. Я так и сказала легавым. Вообще-то я не стукачка. Но тут такое дело…
– Может, он помогал убираться. Здесь бы не мешало навести порядок.
– Ты хоть и красивее своей толстой подружки, но такой же тормоз.
– Ты бы расслабилась, Кармен, – вмешалась Альберта, вставая.
– Да я уверена, мерзавец Марке нанял Брэда шпионить за защитниками Центра.
– Жильбер Марке, подрядчик «Толбьяк-Престиж»? – спросила Ингрид. – Ты видела его с Брэдом?
– Ничего я не видела – у меня своих дел по горло, и за твоим Брэдом я по пятам не ходила. Только меня не проведешь.
Альберта вынула из кармана нож «Опинель» и молча принялась нарезать сэндвичи с ветчиной. Она приготовила большущий сэндвич для Кармен, средний для Ингрид и маленький для себя. Из монастыря доносились заунывные звуки. Альберта открыла окно, чтобы лучше слышать пение монахинь.
– А хорошо поют, – заметила она, вгрызаясь в свой сэндвич. – В последнем куске, сочиненном Лу, чувствуется то же настроение. Теперь я понимаю…
– Сочиненном Лу и мной, – вмешалась Кармен. – Слова всегда были ее. Но музыку мы писали вместе.
– Не понимаю, какая теперь разница, – вздохнула Альберта.
– Мне бы так хотелось послушать ваши песни, – сказала Ингрид.
– Придется подождать, пока я доберусь до нашей записи. Мы подготовили потрясную вещицу для одного продюсера, знакомого Лу. Ума не приложу, куда она ее задевала.
– Тем более надо начинать все по новой, – бросила Кармен с досадой. – Спустись Лу на пять минут с того света, она сказала бы тебе то же самое.
Альберта только плечами пожала. Комнату наполнил запах свежей зелени. Кармен протянула Зигмунду кусочек ветчины. Поколебавшись, далматинец обнюхал лакомую подачку и осторожно слизнул ее. Понемногу басистка скормила ему треть своего сэндвича. Распробовав его, Зигмунд вытянулся рядом и уткнулся мордой ей в сапоги.
– Что бы ты там ни говорила, – обратилась Альберта к Кармен, – Лу симпатизировала Брэду. А в людях она разбиралась не хуже этого далматинца. Умела распознать порядочного человека.
– Этот далматинец держит меня не за порядочную женщину, а за конкретную дуру. Липнет к моим сапогам, потому что ему по вкусу моя ветчина.
– No way,[11]11
Вовсе нет (англ.).
[Закрыть]– возмутилась Ингрид. – У Зигмунда есть голова на плечах. Он не взял бы ветчину у беспорядочной женщины.
– Говорят «непорядочная женщина»! – хором поправили ее Кармен и Альберта.
– Ну да, а еще говорят – падшая женщина и павшая лошадь, и никто не знает, почему!
– Не обижайся, просто так принято, – примирительно заметила Альберта, с одобрением пригубив вино.
Доедали они молча. Ингрид обдумывала сказанное Кармен: она признавала, что рассуждения басистки не лишены определенной логики. В разгар весны, да еще в таком большом парке, как Монсури, работы у Брэда было невпроворот. Что могло его привлекать в саду при обители Милосердия? Наверняка не заунывное пение монашек. И несмотря на несомненный талант «Вампиреллас», он приходил сюда не за тем, чтобы слушать их музыку. Сэм Кук и «Братья Невилл» Брэду Арсено были куда ближе, чем готический рок.
