Текст книги "Когда людоед очнется"

Автор книги: Доминик Сильвен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

24

На невысокой скорости Лола вернулась в Париж и припарковалась на бульваре Журдан, перерытом из-за прокладки трамвайных путей. В аптеке она накупила жевательной резинки, чтобы Ингрид не учуяла запаха спиртного и не приставала с вопросами. С подругой они встретились у черепашьего озера и бродили по парку в поисках идеального укрытия.

– Знаешь, Лола, мне сегодня показалось, что за мной следят. Чтобы встретиться с тобой, мне пришлось избавиться от тени.

– Тебе не показалось, Ингрид.

– Ты о чем?

– Дюген наверняка установил за тобой слежку. На его месте я бы так и поступила. На случай, если Брэд вздумает с тобой связаться.

– А еще чтобы меня защитить, верно?

– Мы такие, какие есть. Полицейского не переделаешь.

Лола указала на пышный куст боярышника и поманила за собой Ингрид. Она вытянулась на лужайке, посоветовав подруге в ожидании темноты последовать ее примеру. Но та предпочла присесть.

– Позвоню ему и скажу, что не нуждаюсь в его защите. Я сумею постоять за себя. А он со своим прилипалой Николе пусть и не мечтает. Брэд ко мне не придет, я надеюсь, что он далеко отсюда…

– Как тебе угодно. Что до меня, ничто не нарушит мой сон. Даже миллионы призраков, которые здесь бродят. Честь и хвала Альфану, архитектору Монсури. Он разбил парк на месте каменоломен и кладбища… На насиженном месте…

– Я уверена, что пересечь границу можно и без паспорта… Лола? Лола?

Лола уснула. Расстроенная Ингрид вздохнула, улеглась рядом и тут же задремала. Почему-то ей мерещилось, будто она постигла магию трав. И в Луизиане, и в Иль-де-Франс растительный мир сохраняет свою животворную силу. Он пробивается из-под булыжных мостовых, камней, стен, терпеливо ждет своего часа в выбоинах, выстилает желоба и стоки, прорастает мальвой у ограды, ложится ковром мха вдоль придорожной канавы. Его зеленые плети и стебли унесут Ингрид и Лолу прочь от забот.

Ингрид уснула, представляя, как Ману варит в котле зелье. Вокруг него резвятся пугала с трещотками, а утки, избавленные от черепах, выделывают в небе фигуры высшего пилотажа, на манер летной эскадрильи вечером 14 июля.

Лолу разбудили крики. Она открыла глаза под темной завесой листвы и вообразила, будто лежит посреди парковки в Монруже, слушая пение богов, изгоняющих сирен, затем приподнялась на локте и прислушалась. Сначала кричал кто-то один, потом к нему присоединились другие. Попахивало всеобщей ночной поножовщиной. Она растолкала Ингрид, и та пробудилась с именем майора Дюгена на устах.

– Поднимайся, похоже, там заварушка, – сообщила Лола.

Они бросились на шум. Ингрид быстро вырвалась вперед.

Лола пришла к финишу, вконец запыхавшись. Ингрид что-то горячо обсуждала с Ману и его подручными. Молодой человек, захваченный двумя садовниками и освещенный фонарем Ману, громко требовал свободы. Ему не давали вырваться. Хотя это было не просто: крикуна явно одолевала пляска святого Витта.

– Это еще кто такой? – вопросила Лола, потирая руки.

– Парковый убийца, кто же еще! – рявкнул садовник.

Лола опознала одного из простофиль, обрезавших каштаны. Она обратилась с тем же вопросом к Ману.

– Он нам втирает, что работает в клубе ролевых игр, – ответил Ману слегка озадаченно.

– Потому что это правда! – возопил молодой человек. – Я работаю на «Парижские тайны». Мы прячем указатели в стратегических точках, а игроки их находят. Чертовы поиски сокровищ! Сколько мне еще повторять? Позвоните моему хозяину. Сами увидите!

– Это еще не объясняет, зачем вы рыщете здесь ночью.

– Я забыл воткнуть указатель между двумя пугалами. Вспомнил только после закрытия. А поиски сокровищ назначены на завтра.

– Никому не позволено входить в Монсури по ночам, – возразил простофиля.

– А пропускать ток через ограду позволено? Видали, что с моей ногой? Маньяки! Я буду жаловаться.

– Мы просим прощения, – сказал Ману.

– Ну уж дудки, – возмутился простофиля, – не стану я просить прощения.

– Заткнись, Малыш Луи, и выпусти его. Это не тот.

Вышеупомянутый Малыш Луи освободил молодого человека, который тут же рухнул на лужайку.

– Черт возьми, из-за ваших фокусов у меня серьезный вывих щиколотки. Вы еще у меня попляшете.

– Планы изменились, забираем этого грубияна к Зазе, – объявил Ману.

– Еще чего! Я требую, чтобы вы отвезли меня в больницу.

– К Зазе. А не то мы вас бросим. Тебя с твоей дурацкой ногой. И будешь куковать здесь всю ночь, как подбитый лис. Жалуйся сколько влезет, никто не станет слушать твои россказни. Завтра фараоны не отыщут здесь ни единой электрической ограды. Так ты идешь или остаешься?

*

Садовники, молодой грубиян, Ингрид и Лола оказались на улице Потерн-де-Пеплие перед закрытой дверью кафе. Им открыла дама в ночной сорочке в цветочек. При виде Ману она расплылась в улыбке. Сдвинув два стола, она принесла подушку, аптечку первой помощи и велела пострадавшему лечь. Растерла ему щиколотку мазью и туго забинтовала. Тем временем Ману, никого не спрашивая, налил всем по большой кружке бочкового пива и рюмке кальвадоса. Никто не возражал. Кроме Ингрид.

– Что это за место?

– Кафе, что же еще, – отвечал Малыш Луи.

– Я не о том спрашиваю. – Ингрид обернулась к Ману.

– Это наш штаб, – объяснил он. – У нас с Зазой дружба по гроб жизни. Мы знакомы лет тридцать, ведь так, Заза?

– По меньшей мере, – отвечала хозяйка.

– А со мной-то что будет? – забеспокоился калека.

– У вас просто растяжение. Сегодня заночуете здесь, а завтра встанете на ноги. Через две недели вы об этом и не вспомните.

– Издеваетесь?

– Не смей грубить Зазе, парень, – прикрикнул Ману. – А не то мы тебя, извращенца, сдадим легавым. То-то твой хозяин обрадуется. Не видать тебе больше парижских тайн.

– Никак вы возомнили себя представителями закона? Я такой же извращенец, как ты папа римский.

– Мы – слуги Правосудия. Из кожи вон лезем, лишь бы изловить паркового маньяка. Слыхал о задушенной девушке? Это тебе не сокровища искать, приятель.

– И это ты называешь следственным методом?

Ману помог Зазе перенести молодого человека к ней в спальню. Когда он вернулся, Лола взглянула на него с усмешкой:

– Парнишка, может, и нахал, но он ни в чем не виноват. Забавные у тебя методы, Ману.

– А хоть бы и так. Но они мне как-то больше нравятся, чем методы легавых.

– Положим.

– А вы там как оказались? Ночью, когда дуба от маргаритки не отличишь.

– Хотим обрести второе дыхание. Очень освежает кожу и мозги.

Садовники пили и разговаривали как ни в чем не бывало, лица раскраснелись, смех становился все громче. Лола пыталась разговорить Ману, но ничего не добилась. Она и не настаивала: он из породы крепких орешков, такого не расколешь. Она уселась за стойкой и заказала вербеновый чай. Хозяйка выглядела встревоженной:

– Вы ведь не сдадите их полиции? Они ничего плохого не делают. Славные ребята. Неразумные, но добрые.

– Не тревожьтесь. Мы с Ингрид – друзья Брэда.

– Брэда-Бернара?

Лола подробно рассказала, что связывает Ингрид и садовника из Нового Орлеана. Казалось, это успокоило Зазу. Она объяснила, что американец – ее завсегдатай. Пропускает стаканчик после работы вместе с ребятами.

– Что он пьет?

– Одно безалкогольное пиво. Малыш Луи вечно над ним подшучивал. Пока однажды не подлил ему чего-то покрепче. Смеху ради. Только ничего хорошего из этого не вышло.

– В каком смысле?

– Брэд-Бернар принялся пить. И не мог остановиться. Мне пришлось прикрыть лавочку. Иначе он бы допился до полной отключки.

– Когда это случилось?

– В последний раз, когда он сюда заходил. Накануне смерти Лу Неккер.

– Где он провел остаток ночи?

– Ману с ребятами отвели его в гостиницу.

– Вы сообщили полиции?

– Ману просил ничего не говорить. Все равно Брэд-Бернар тут ни при чем. Стоя здесь, я всякого навидалась, и могу сказать, что он очень чувствительный. Например, он постоянно навещал мать. Она цветочница. У нее он и научился любить цветы и так хорошо за ними ухаживать.

– Вы знаете, где она живет?

– По-моему, на улице Елисейские Поля.

– Вы хотите сказать, на проспекте?

– Нет, я уверена, что он упомянул улицу.

Лола позвонила Бартельми:

– Открой пошире твои базы данных, Жером, и подбрось туда новые сведения: мать Брэда – цветочница на улице Елисейские Поля.

Она услышала, как он застучал по клавишам.

– Шеф, может, все-таки проспект?

– Ты не слышал, что я сказала, Жером? Это улица, и она, вероятно, находится поблизости от Потерн-де-Пеплие.

– В Тринадцатом округе нет улицы Елисейские Поля, но погодите…

– А что мне еще остается, Жером?

– Есть цветочный магазин на улице Елисейские Поля в Жантийи. На юге Тринадцатого округа.

– Спасибо, примерно так я и думала. А название?

– «Цветы с Елисейских Полей».

– За мной должок, Жером. Что скажешь о приглашении в «Красавицы»?

– Скажу да, шеф.

Лола подошла к Ингрид и объявила, что час отбытия пробил. Похоже, Ману обрадовался, увидев, что они снимаются с якоря. Кальвадос его доконал. Лола попросила Ингрид сесть за руль и сообщила, что ей удалось выяснить координаты матери Брэда в Жантийи.

– Ехать туда слишком поздно. И все же мы можем поехать прямо сейчас.

– Что ты несешь, Ингрид?

– Уже полночь.

– Я заметила.

– Мы можем переночевать в первом попавшемся парке в Жантийи. Мне прекрасно спалось на лужайке в Монсури. Куда лучше, чем дома. В собственной кровати мне неуютно с тех пор, как заварилась вся эта каша.

– В парке встретить людей со странностями гораздо проще, чем в собственной постели, – ответила Лола. – Разве ты не заметила?

– Само собой, но мне кажется, что трава идет мне на пользу. Как и земля, цветы, ветки. Природа подкрепила мою мысль.

Говорят «укрепила», милочка, подумала Лола, но она слишком устала, чтобы делать работу над ошибками Ингрид. К тому же мысль о подкреплении была весьма кстати.

– Какую мысль?

– Мысль, что тот, кто любит природу, как Брэд, не может быть злым. Но как ты это объяснишь такому суровому человеку, как Саша?

Лола улыбнулась. Похоже, Дюген все чаще всплывает на горизонте, особенно для человека, с которым она предпочла бы не встречаться, пусть он и руководит расследованием. К тому же Ингрид называет его Саша. В ее устах и с ее забавным акцентом эти два слога звучали певуче и ласково. Лоле удалось отговорить Ингрид от ночевки в парке, и они вернулись к каналу Сен-Мартен.

Ингрид припарковалась в начале улицы Дезир и вышла из машины. Лола пересела за руль. Она кого-то заметила под навесом магазина. Человек закурил и пошел дальше по улице Фобур-Сен-Дени.

– Завтра я за тобой заеду в восемь утра.

– Не раньше?

– Магазины никогда не открываются на рассвете, Ингрид. Тебе придется с этим смириться. Цветочные магазины – не исключение.

Лола дождалась, пока она войдет в дом, прежде чем тронуться с места. Она бросила взгляд в зеркало заднего вида. Человек, которого она заметила, несомненно лейтенант Гродидье. Выходит, этот новичок, недавно переведенный в Тринадцатый округ, и есть ангел-хранитель Ингрид. Несмотря на протесты американки, маловероятно, чтобы «Саша» прекратил слежку.

Дома Лола прослушала автоответчик и убедилась, что сообщений из Монружа или еще откуда-нибудь ей не оставляли. Она легла в постель с «Господином пряностей». Болодино умело накалял страсти между Луи-Гийомом и его соперником Аршамбо. Лучший друг, компаньон и предатель, очевидно, похитивший сердце Эглантины.

Луи-Гийому были ведомы все правила, которые изобрел его век, дабы упорядочивать и укрощать природу, но страсть, зревшая в его душе, пустила корни столь же глубокие, сколь и опасные. Ревность отвлекала ученого от его легендарных гербариев, а коммерсанта – от прибыльной торговли пряностями. Вечера в беседке уже не казались дворянину такими сладостными, как прежде. Эглантина избегала сада, кропотливо взлелеянного для нее супругом, уверяя, что от запаха штокроз у нее разыгрывается чудовищная мигрень. Она утверждала, что их гниющие цветы невыносимо отдают мертвечиной…

Лола попыталась продолжить чтение, но в конце двадцать четвертой главы ее сморил сон.

25

Лилии, розы и мимоза потрудились на славу, превратив лавку в ароматную, не подвластную времени заводь, но на сей раз Лола не поддалась их чарам. Вчерашняя усталость вкупе с парами кальвадоса еще не рассеялась. Присев на садовый стул, она предоставила Ингрид возможность самой вести переговоры, и та взялась за дело со своей обычной энергией.

– Я и впрямь был знаком с Ирен Морен, – подтвердил хозяин «Цветов с Елисейских Полей», коротышка с выцветшими от времени глазами и волосами. – Я у нее работал и учился. Она знала растения и их историю как свои пять пальцев.

Комиссар в отставке уже предчувствовала, что их чаяниям не суждено сбыться. У хозяина цветочной лавки не найдется для них добрых вестей. Он употреблял только прошедшее время, не сулившее ничего хорошего.

– Откуда вам знать, если вы ей не родня, – продолжал цветочник. – Ирен погибла в дорожной аварии в семьдесят пятом году.

– А с ее сыном вы знакомы? – спросила Ингрид.

– Я ни разу не видел никого из ее семьи.

– Но она, наверное, о них рассказывала?

– Кое-что. Она вышла замуж за кажёна, с которым познакомилась после войны. Он участвовал в торжественной церемонии в Париже. Она уехала с ним в Америку. Потом они развелись. Ирен вернулась домой одна. Я и не знал, что у нее есть сын. Пока мне не сообщила об этом полиция.

– Майор Дюген приходил к вам с расспросами?

– Ко мне приходили два офицера, только вот имен я не помню.

– Один – темноволосый мускулистый красавчик, а второй – этакий недомерзок?

– Ну можно и так сказать: красивый брюнет и недомерок.

– Давайте вернемся к Ирен Морен, – встряла Лола. – Где она жила?

– На улице Жуве. Но она там только снимала квартиру. Я так и сказал полицейским.

– А где она похоронена?

– На кладбище в Жантийи.

*

– Думаешь, оно того стоит? Ну найдем мы могилу, и все наше расследование зароется в тупик.

– Можно зарыть могилу, а вот с тупиком придется повозиться. Я не больше твоего люблю кладбища, Ингрид. Но по любому следу нужно идти до конца.

– Смерть и есть конец всех концов.

– Как знать. «Мертвые невидимы, но они не отсутствуют», – говорил Блаженный Августин.

Американка пожала плечами и толкнула калитку, ведущую на кладбище. Она и нашла могилу. На плите из серого мрамора красовалась надпись «Ирен Морен-Арсено, 1934–1975» и фотография смеющейся брюнетки. Лола наклонилась, чтобы получше рассмотреть букет в черной вазе. Пионы оказались пластмассовыми. Ей вспомнились магнолии, о которых упомянули Ромен и Заза.

– Он, конечно, приходил сюда, – сказала Ингрид. – Иначе могила не была бы такой ухоженной. Но он уже не вернется, как по-твоему?

К ним приближался кладбищенский сторож. На вид лет шестидесяти, высохшее лицо, внушительный нос. Резиновые сапоги поскрипывали по гравию.

– Думаю, не вернется, – ответила Лола.

– Разве чтобы угодить в лапы к Саша.

– Вы ее родня? – сурово вопросил сторож.

– Почти, – ответила Лола. – Ее сын – наш друг.

– За все время он был первым, кто навестил Ирен. И тогда мне это совсем не понравилось.

– Почему же? – искренне удивилась Лола.

– Вы видели, какая Ирен милашка? Нам и без посетителей было неплохо. Но вдруг объявился этот рыжий верзила. Потом еще красивый брюнет. Я тогда и не распознал в нем легавого. А теперь и вы тут как тут. Прямо нашествие какое-то.

– Все ищут сына Ирен, – пояснила Лола.

– Я не сразу свыкся с тем, что у нее был сынишка. От ребятишек одно беспокойство. У меня их сроду не бывало. И я не жалею.

Присев на какую-то могилу, он извлек из кармана длинную белую расческу и начал причесываться.

– Рыжий здоровяк всегда приносил уродские букеты, – продолжал он. – Последний раз – из магнолий. Только они долго не простояли. Я всегда ставил пластмассовые цветы, и Ирен не жаловалась. Для сына он о ней маловато знал. Стоял здесь как истукан со своим веником, слезинки не проронил. Сыну ведь положено плакать? Сама-то она была хохотушкой. Глядя на нее, не захочешь распускать нюни.

– Спасибо за помощь, – сказала Лола, удаляясь.

– Приходите еще, если захочется. Мы уже привыкли.

Ингрид нехотя последовала за Лолой и, выходя за калитку, обернулась. Сторож так и сидел на могиле, разговаривая сам с собой и размахивая расческой. Лола устроилась на пассажирском сиденье и подождала, пока Ингрид включит зажигание, но та все не решалась:

– Разве мы не могли еще его порасспрашивать?

– Мы имеем дело с клиентом, которому больше нравится общаться с усопшими, чем с живыми.

– По-французски покойника называют усопшим? Звучит лучше, чем невидимый. Представляешь, Лола, он ведь влюблен в усопшую!

– Вот почему надо любить живых, пока они не усопли.

Ингрид вопросительно взглянула на подругу, но наткнулась лишь на профиль Лолы, не отрывавшей глаз от серой ленты шоссе.

– Знаешь, я тебе благодарна за то, что ты продолжаешь мне помогать вопреки всему.

– Чему – всему?

– Тому, что творится. За окном весна, а мы торчим на кладбищах, ночуем в парках, посещаем занудные общины. Мы надеялись найти кусочек прошлого Брэда, чтобы приблизиться к нему, а нашли невидимую усопшую. Его товарищи поджаривают бедолаг, но в итоге только бросают листья на ветер. Мы едем в Жантийи, хотя с таким же успехом могли бы ехать куда-нибудь еще, все равно эта дорога нас ни к чему не приведет. Я пропала, Лола. К тому же я без конца думаю о Саша, и от этого еще больше сбиваюсь с толку.

– Скорее, ты сбиваешься с пути. А что, собственно, тебя смущает?

– Он женат. Он легавый. И он против нас.

– На это трудно что-нибудь возразить.

– К тому же я чувствую себя виноватой. Мне нужно сосредоточиться на Брэде, который спас мне жизнь, а я все думаю о Саша, который ничего такого не спас. Это безнравственно.

– Да нет. Все нормально. Так мне сегодня утром подсказало второе дыхание.

– Я больше не стану у тебя спрашивать, Лола, что такое второе дыхание.

– Правда? Приятная новость.

– Я и сама поняла. Понять можно только своей головой, ты об этом знала?

– Иногда я знаю, но чаще забываю. Слишком часто забываешь, когда время жить, а потом сгораешь на медленном огне.

– Это из Блаженного Августина, Лола?

– Нет, из блаженной Лолы. Прости, что ничего лучше мне в голову не пришло.

– Что будем делать? Едем дальше?

– Сама уже не знаю. Ты вогнала меня в уныние.

– Мне жаль.

– Не стоит. Уныние – изнанка веселья. А вместе выходит пиджак, который волей-неволей приходится носить.

В кармане серого платья Лолы завибрировал мобильный. Она отозвалась, послушала и вдруг выронила телефон.

– Лола! Что стряслось?

Та хватала ртом воздух, словно в приступе астмы. Ингрид расстегнула ей воротник, опустила окно и попыталась ее расспросить. Потом подняла телефон, набрала номер последнего принятого вызова. Ответила плачущая Альберта. Ингрид удалось разобрать, что произошло. Альберта и Кармен приехали в Монруж, чтобы помочь Юпитеру Тоби перевезти его скульптуры и вернуться в мастерские Жармона. Но они нашли его мертвым. Саша Дюген со своими людьми уже на месте.

У Лолы слова застревали в горле. Ингрид отвезла ее домой и попросила Максима побыть с ней. Затем снова села в «твинго» и отправилась в Монруж. Подъехав к бывшей керамической фабрике, она разглядела фургончик, в котором ждали Кармен и Альберта.

– От чего он умер?

– От сердечного приступа, – ответила Альберта. – Ночью.

– Еще один удушенный?

– Нет, если верить легавым.

– Как он выглядел, когда вы его нашли?

– Лежал в постели со спокойным лицом. Словно спал. Мастерскую обыскали, нашли его документы. Ты не поверишь, но на самом деле его звали Юлианом Жибле де Монфори. Сестра Маргарита – его двоюродная бабушка. Юпитер никогда об этом не говорил. Наверно, боялся, что мы не захотим с ним знаться. Потому-то они с настоятельницей так хорошо ладили. Они принадлежали к одному роду и кругу. Мне, положим, все равно. Его таланту это не вредило.

– Сердечный приступ – ошибочный диагноз! – загремела Кармен. – Юпитер был в прекрасной форме. Его просто убрали. Нашего товарища убили!

– Вам лучше успокоиться и вернуться к себе. Не выезжайте за пределы города.

Ингрид узнала голос, прежде чем успела обернуться. Бок о бок с Людовиком Николе стоял Саша

Дюген и в упор смотрел на Кармен, пока та не взяла себя в руки, затем он приказал лейтенанту «вернуть артисток на их орбиту и задать им курс на Париж».

– Что вы здесь поделываете, мадемуазель Дизель?

Тон Дюгена был спокойным, но выражение лица выдавало волнение.

– Вы должны знать, что Марке и Хатчинсон спонсировали Юпитера.

– Это я уже знаю.

– И именно Хатчинсон настояла на том, чтобы Марке предоставил ему заброшенную фабрику.

– Мне известно насчет Хатчинсон, я вызвал ее в комиссариат. Возвращайтесь к себе, здесь все под контролем.

– И в этом ваша главная проблема.

– Что вы несете?

– Вы хотите все контролировать, Саша.

– Немедленно покиньте территорию, или я прикажу своим людям выпроводить вас.

– All right!<sup>[21]21
  Хорошо! (англ.).


[Закрыть]</sup>Я уйду, раз ты этого хочешь.

Она поняла его взгляд: «Ты говоришь мне «ты», ты сошла с ума, убирайся, пожалуйста». И подумала, что сейчас самый худший и самый лучший момент, чтобы настоять на своем.

– По-французски говорят: «Слишком часто забываешь, когда время жить, а потом сгораешь на медленном огне». Но по-английски скорее скажешь «Life is fucking short».<sup>[22]22
  Жизнь, черт возьми, коротка (англ.).


[Закрыть]</sup>Вокруг труп на трупе, у тебя на руках расследование, на плечах – карьера, мой друг попал в беду, а я без конца думаю о тебе. Хоть это и неправильно.

Он побледнел. Хотел ответить, но предпочел вернуться к своей команде. Один из полицейских проводил Ингрид до машины и проследил, чтобы она отправилась в Париж, на круги своя.