Текст книги "Боевые маги: несмышлёныши (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Манасыпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Знаю, – отрубил Карл, – ты и так сделала много. Спасибо. Что я тебе должен?

– Я напомню тебе об этом, когда потребуется помощь.

Слова были сказаны тихо, но в них звучала сталь. Карл кивнул, протянув руку, повернув внутренней частью запястья. В воздухе разлилась солено-опасная тревога, отдающая чем-то нечестным.

Вуаль качнулась, вслед кивку в сторону. Зонтик поднялся, прижался ручкой к крепкой руке Карла. Вспыхнуло, запахло жареным мясом, но бородач даже не поморщился.

– Хорошо, – мягко пропела женщина в красном, – а теперь, Карл, нам все же надо поговорить наедине. Детки, оставьте нас.

Они и оставили, без споров и пререканий. Как-то не хотелось, да и чувство признательности, из-за ее поступка, улетучилось, как дымок от уже регенерирующей плоти Карла. Просто так ничего не делается, эх…

Двери Алекс закрыл плотно. Потом сел в большое кресло у окна, держа в руках парящую кружку. Ее принесли сразу после заказа по телефону. Крутанул в руке загудевший огненный шар-файербол.

– Какао? – принюхалась Мари.

Алекс кивнул.

– Мама каждое утро варила, а я не пил, выливал. Иногда в ее цветы на подоконнике. Дурак.

– У тебя есть родители? – Анни, расставляя фигуры на доске, удивленно посмотрела на него.

– Да, отец, мама, даже две бабушки, далеко, правда.

Подруги вздохнули, переглянувшись с явным непониманием. Злой надул пузырь и лопнул. А Майка… а Майка всхлипнула, вскочив и быстро уйдя куда-то.

– Блин… – протянул Алекс. – Вот я дебил! Щас…

– Сядь, – проворчал Снег, – только хуже сделаешь. И убери ты свою полыхалку…

– А ты не слишком про себя много думаешь? – Алекс дернул щекой, заведясь сразу.

– Я про нее думаю! – Снег встал. – Это ты, только про себя, опилки вместо мозгов

– Да-а-а?.. – протянул Алекс, нехорошо блеснув глазами и шевеля пальцами. И…

И повис в воздухе, болтая ногами и испуганно оглянувшись. Глаза столкнулись с серо-спокойным взглядом Лохматого.

– Не трогай ее, братишка, тебя же попросили. А девочка расстроилась.

Он держал Алекса на весу! На весу!!!

Злой что-то то ли проворчал, то ли просто хмыкнул и довольно покивал.

– Услышал меня?

– Ты издеваешься? – поинтересовался Алекс, все еще вися над полом.

– Услышал. – Лохматый подержал его еще чуть-чуть и поставил на пол. Повернулся к Снегу. – А что с ней?

И мотнул кудлатой головой в сторону ванной. Оттуда шумела вода и… Мари вздохнула, ведь к воде примешивались всхлипы и плач.

– Мама умерла, – Снег уставился на пол. – В день, когда Карл ее забрал.

– Вот блин… – Анни встала, собираясь идти к ванной. Но Мари поймала ее за руку, покачала головой.

– Отца не знает, с отчимом жила, – Снег отвернулся к окну, темнеющему осенними сумерками, – вот так вот…

– Ясно, – рокотнул Лохматый, – а вы все, значит, со способностями?

– Ну да, – Алекс, сняв куртку, внимательно рассматривал спину и воротник, где ему послышался треск рвущейся ткани, – ты, смотрю, тоже. Тяжести поднимать умеешь?

– Еще как умею, – Лохматый вернулся, вытянул длиннющие ноги и достал из большого походного рюкзака новый комикс. – Еще могу тяжести кидать. Хочешь, в окно тебя выброшу?

– А че сразу меня?

– Выделываешься много, а мне так не нравится.

– Хватит! – не выдержала Мари. – Достали!

– Ой, сильно? – поинтересовался Алекс. – Очень?

– Вот здесь ты у меня сидишь. – Мари ткнула себя в шею. – Знаю тебя…

– Да я тоже тебя знаю два дня… три… – Алекс задумался. – И порой ты меня тоже достаешь.

– Я? – брови у нее сами собой вспорхнули вверх, застыли удивленно-обиженными дугами.

– Ты такая прям правильная… Вроде, ну… вот прямо самая лучшая из всех. Достает, знаешь ли.

– Я самая правильная?! – Мари оторопело оглядела всех. – С чего ты взял? Я…

– Ну, вообще, да. – Снег подошел к окну, встал, смотря в него, голос шел глухо. – Ты порой чересчур уж хорошая.

– За собой следи, – посоветовала Анни, а Мари благодарно взглянула на подругу, уже стучавшую шахматами, и порадовалась своей глупости, ведь вот-вот только мелькнула мысль, глупая и стыдная, что Анни теперь может быть и не с ней, слишком уж молчит…

– За собой, за собой, – повторила подруга, – мы вроде должны помогать друг другу, Карл просил так делать, а ты только с Майкой постоянно.

– Она Майя, не Майка.

– Ой-ой-ой, – Анни прыснула смехом, – ясно-о-о…

– Чего тебе ясно?! – Снег развернулся, густо покраснев.

– Все, – уведомила Анни, пожав плечами, – успокойся. Все хорошо.

– Успокойся?!

– Да. – посоветовал Лохматый, оторвавшись от своих картинок. – Сядь уже. Достали орать.

– А тебя кто звал? – Снег засопел. По стеклу побежали, рассыпаясь бело-голубыми, стремительные морозные узоры. – Ты кто такой ваще?!

Под ногами Снега забелел паркет, покрываясь невесомым и таким ощутимым ковром изморози. Ощутимо похолодало, кроме того угла, где сидел в своем кресле Алекс. Оттуда вдруг потянуло обжигающим воздухом.

– Вы чего тут?

Замерли все, кроме Лохматого, одним прыжком оказавшегося возле Алекса. Тот успел только вздрогнуть, когда Лохматый доверительно приобнял его, крепко обхватив рукой за шею. Алекс хрипнул, начав краснеть.

– Снег, ты чего? – опять поинтересовалась Майка, стоя в дверях. Вокруг глаз заметно краснело, но слез никто и не заметил. – Это чего такое?

И показала на творящийся зимний беспредел в комнате. Снег покраснел, отвел глаза и решил вернуться к рассматриванию совершенно черного окна. Белое и холодное пропало тут же.

– Лохматый! – рявкнула Майка, вдруг засветившись гневным золотом. – Отпусти Алекса, щас же!

Странно… но тот послушался. Просто взял и отпустил, расслабив пальцы и скользнул назад к комиксу. И только Мари, оторопевшая от его наглости к Алексу, смотрела за ним дальше. И успела заметить несколько странных взглядов, брошенных поверх страниц на Майку, обводящую их всех глазами. Очень странных взглядов.

Злой, решительно разносящий Анни в пух и прах показал Майке большой палец, не отрываясь от доски. Вот что с ним такое, а? Всегда просто сам по себе, и единственная, кто может оказаться с ним хотя бы как-то рядом, это Анни, вот ведь… Мари все же подумал еще раз и поняла, что вроде бы ревнует ее, что ли. Вот к этому странноватому невысокому подростку со странными привычками. И всегда молчащему.

– Вы как дети! – Майя еще не успокоилась. – Сцепились, стоило стать чуть спокойнее. Алекс, ты эгоист, ты знаешь? Лохматый, мы помогаем друг другу, а не хватаем за горло! Злой, ты не мог бы иногда вмешиваться и в наши дела, а не только когда нужно помочь нам сбежать? Хотя… спасибо, Злой, извини. Снег, ты… ты…

– А Снег он просто Снег, да. Он хороший, – проворчал Алекс, – и как я не подумал. И девчонки тоже, а ссоримся и портим все только мы. Ну да… Да пошли вы все.

Дверь распахнулась.

Карл, возникший в ней, выглядел очень посвежевшим и довольным. И даже снова нацепил свои очки, спрятав шельмовские наглые глаза.

– Слышал, кадеты, что мое стадо тут ругается, блея и цокая копытками? А?!

Никто не ответил, вернувшись к очень важным делам. Майка, к примеру, выдергивала нитки из джинсов, это же очень важно.

– Солидарность перед лицом взрослого, ясно… Уважаю, чего уж. – Карл довольно покивал. – Еще раз отмечу, что вместе, слаженно, вы можете делать несколько вещей, и получается здорово. Наносить ущерб общественным местам и зданиям, относительно неплохо удирать и весьма глупо надуваться на нормальный вопрос. Очень глупо и по-детски. Встаем, кадеты, нам на выход. Внизу нас ожидает лимузин. В кои-то веки проедемся, а не пойдем пешком.

– Лимузин? – загорелась Анни.

– Ну… что-то вроде того.

Анни не потухла, но энтузиазм как-то поубавился. И не зря.

Колымага, ожидающая их у гостиницы, родилась не иначе как лет двести назад. Или триста. Хотя Мари и понимала, что такое невозможно, но думать хотелось именно так.

Вместо лимузина внизу стоял автобус. Длинный, горбатый, бело-красный и с круглыми фарами. И с большими пятнами ржавчины по бокам, виднеющимися тут и там. Окна темнели въевшейся грязью и пылью, непроглядные, да еще и с задернутыми линяло-белыми в свете фонаря занавесками.

– Что-то мир боевых магов мне все больше и больше напоминает какой-то развод. – проворчал Алекс, глядя на средство передвижения. – Ну… блин…

Майка, очень напряженная после плача в ванной, шагнула внутрь первой. И присвистнула.

– Чего там? – встрепенулся Алекс. – Ну-ка…

Через пару секунд изнутри донеслось:

– Да ладно-о-о?!!

Дальше внутрь загружались гурьбой, и не вспомнив про отсутствующую даму с вуалью, догом и совершенно обычными взрослыми хитростями, маскирующимися под дружескую помощь. Лохматый, иронично смотрящий на детский сад, загружающийся внутрь рыдвана и потом сразу начинающий ахать и охать, сплюнул.

– Ты с ними очень добрый. Пожестче надо.

Карл почесался в бороде, глянув на него с нескрываемым сарказмом.

– А ты у нас, значит, бунтарь и человек, познавший жизнь во всем ее разнообразии, и от того склонный быть реалистом?

Лохматый пожал плечами.

– Типа того.

– Типа?

– Да. Бунтарь? Я просто люблю свободу. Человек, познавший жизнь? Так я, получается, и не человек.

Изнанка мира (почти сейчас и очень близко):

Старые улочки старых городов прячут разное. Чем старше, тем больше. И не обязательно, что вам это понравится. Ведь эти дремлющие и кривые низкие переулки растворяют в себе разные тайны. Частенько страшные.

Здесь гладкий современный тротуар и зелень велодорожек совершенно неожиданно переходят в потрескавшиеся серые горбы старого асфальта, а тот, вдоволь попетляв среди высоких заборов и больших окон, незаметно пропадает, уступая место самой настоящей брусчатке. И если вдруг закончится и она, то ноги застучат по земле, утоптанной в камень миллионами подошв и каблуков, ступавших здесь даже не одно тысячелетие.

Да… Старые полутемные улочки такие, будьте внимательнее, чтобы точно вернуться, если вдруг свернули на одну из них. А не поддаться их искушению сложно, это верно. Так и манят, особенно весной, летом или еще теплой осенью, полных листьев, зеленых или пожелтевших, шумящих на каштанах, платанах и настоящих кленах, не терпящих соседства совершенно не аристократических тополей с вязами. Шум и перелив цветов, прячущих за собой строгие или кокетливые здания, поднятые сто или двести или даже еще сколько-то лет назад, притянут, заставят свернуть и рассмотреть, поманят чем-то интересным издалека и поведут-поведут, растворяя в своей глубине, уходящей куда-то дальше и дальше.

Ба-а-а, уже вечер? Уже смеркается, и солнце не может дотянуться через вдруг неожиданно низкие облака и густо сплетенные ветви старых высоких деревьев? Но есть же фонари, что разгонят темноту, заставят не пугаться, так странно и негаданно, неуловимых и непонятных звуков. То из-за спины, то где-то сбоку, то впереди… Что, что это?!

Свет фонарей теряется в тумане, поднимающемся отовсюду, скрадывающем деревья, кусты, скамейки и невысокие домики. Свет становится необыкновенно розово-персиковым, какого сейчас не бывает, мигает живым огоньком под стеклянными колпаками, напоминая о газовом освещении полтора-вековой давности. Чудится, что ли, или на самом деле?.. Бог весть.

Старые улочки старых городов таят в себе многое, да-да.

Неширокие их лабиринты, стоит не вовремя моргнуть, утянут в свою тягучую темную глубину, закрутят, захороводят в пестрых, крашеных удивительными цветами, стенах, заведут и не отпустят. И даже виднеющиеся вдалеке огни коммуникационной вышки, трубы новой котельной или муравейника новой многоэтажки окажутся лишь миражом, да и его, прямо на глазах, затянет вездесущий туман, переплетающийся с серой мглой ночных туч.

Не надейтесь на навигатор смарта, здесь, в кирпично-каменных ловушках, технологии лишь жалобно попискивают о недоступности сети. Не думайте о встреченном наряде полиции, наверняка желающему помочь, не стоит. Разминетесь, не заметите или свернут прямо под носом, а добежав, увидите лишь такую же кривую улочку, без единого человека.

Старые улицы древних городов умеют хранить любые тайны, легко добавляя новые к давно спрятанным в их кладовках из задних дворов и глубоких сводчатых подвалов родовых особняков, дремлющих из века в век за коваными узорчатыми решетками.

Что это? Что виднеется поодаль на той стороне? Блестит ли хром стеклянных фар раритетного и кажущегося только-только с конвейера автомобиля, такого настоящего, стального, выкрашенного переливающейся искрами эмалью, с никелированными деталями и гордыми плавниками… или переливаются отраженным светом чьи-то странные и страшные глаза?

Кто это? Заблудившаяся, как вы сами, туристка, измученная бесплодной ходьбой, отчаявшаяся найти живых людей и, обессилев, застывшая в своем легком светлом сарафане под черным редким вязом, и любующаяся прорвавшейся в прореху туч серебряно-голубую луну, ртутью отражающуюся в ее огромных глазах… или в них, бездонных, нет зрачков, а ветер, холодный осенний сквозняк, на самом деле треплет лишь выцветшее и вручную вышитое двести лет назад невестино платье, ставшее ее же саваном??

Черт… черт… Холодок бежит по спине, мурашки от скрипучего крика птицы, прячущейся в серебристых последних листьев уходящего года, сердито шепчущих прямо над головой, в такт воющему ветру, гонящему заблудшего глупого человека все глубже и глубже в черную, разрываемую только редкими огнями, паутину старых улиц, ведущих в самое ее сердце, откуда не вырваться…

– Кхм…

Твою!

– Кто ты такой?

Энди сглотнул, глядя на кофейную мулатку с карими глазищами и волосами, заплетенными в мелкие косички, собранными в пучок. Именно в косички, не дреды.

– Ты умеешь говорить?

– Да… Здравствуйте, очень рад вас видеть, я тут заблудился, в этом чертовом городе, приехал, решил один прогуляться и…

– Турист?

– Да! А вы…

– Ну… что-то вроде того. И город мне тоже не понравился. Иди за мной, Энди.

И пошла вперед, очень решительно и не собираясь его дожидаться. А что оставалось? Правильно, идти следом, раз уж девушка знает, куда идти.

Как можно так быстро передвигаться на таких шпильках? И как вообще можно носить обтягивающие кожаные леггинсы с кожаной же курткой, от бедер с разрезами, чтобы выглядело красивее? Хорошо, очки не носит, темные. Прямо персонаж игры, что ли… в детстве видел.

Энди, одетый и обутый очень удобно, с трудом поспевал за стройной красоткой, вбивающей каблуки в брусчатку дикого старого города, прячущегося в самом сердце чертовой варварской страны. И занесло ведь, а? И зачем?

А откуда он знает его имя, он же не говорил!!!

Мулатка остановилась, и он в нее чуть не врезался. Замер, глядя на бледное пятно, появившееся в конце улочки, и двигающееся к ним. Неужели ему не показалось десять минут назад, когда бежал, сломя голову, чувствуя липкий страх, волнами идущий от тонкой белой фигурки?

Страх вернулся. Наплывал все сильнее, густыми сладкими волнами странного запаха, плывущими от нее. Запаха недавно разрытой кладбищенской земли, пропитавшейся смрадом, тягучим и терпким.

Белая тонкая фигурка казалась вырезанной из слоновой кости, изящная и невесомая. Почти летела над землей, едва заметно волновалась ткань, давно пожелтевшая. Стлались следом длинные змеи волос, бывшие раньше золотыми, а сейчас выцветшие до седины.

Серебряные ртутные озерца глаз смотрели только на них, на людей, все-таки попавшихся на ее пути. Бледно-серые губы, вдруг выхваченные луной, неожиданно выскочившей и полностью залившей все светом, дрогнули. Свет отразился на мелко-остром частоколе костяных иголок во рту. Белая хищная фигура, вот-вот двигавшаяся плавно и даже медленно, уже почти неслась к ним, заставшим и ждущим ее.

– Вампайя… – мулатка не казалась испуганной. – Хм…

Дробно и мелко стукнуло, зашелестело, и из ее пояса, сплошь в мелких чешуйках, появилось небольшое ожерелье из ракушек и крохотных черепов. Белая фигура, почти добравшаяся до них, вдруг вздрогнула, дернулась в сторону, блеснув глазами на заметно исказившемся от страха лице.

– Дура! – хмыкнула спутница Энди, и метнула ожерелье, или что там это было.

Ожерелье коснулось самого кончика платья, задело и лопнуло, разлетаясь бело-серыми бусинами. Только они, эти странные и кажущиеся смешными, ракушки с черепами, птиц или ящерок, так и не упали на брусчатку. Намертво вцепились в ветхую ткань, брызнули в стороны хорошо заметными черными жидкими плетьми.

Существо, так стремившееся к теплым вкусным людям, закричало. Тонко и плачуще, подняв руки к луне, зовя и страдая. Аспидные линии бежали по ней, толстели, наливаясь и становясь все плотнее, выбрасывая тонкие нити побегов. Существо кричало…

Недолго, упав и замерев, лишь содрогаясь под плотным и блестящим коконом. Чуть позже по туго-вздувшимся успокоившимся змеям пробежали алые крохотные точки. Пара ударов сердца, и они превратились в язычки пламени, растущие на глазах.

Мулатка, сплюнув на расходящийся костер, двинулась дальше. А Энди… Энди остановился, рассматривая все варианты бегства. Но не успел.

– Эй, белячок! – крикнула она, обернувшись.

Он и застыл, глядя на поднесенную ко рту руку с длинными тонкими пальцами, сложившимися в кулак. Мулатка коротко, грудью, дунула, дотянувшись до него каким-то порошком, вдруг замерцавшим багровыми переливами. И Энди, застыв на месте, ощутил глубокий странный холод, добравшийся повсюду в его тело.

– Так-то лучше, – она вытерла ладонь о штанину. – За мной.

И ноги понесли его сами, ускоряясь и подстраиваясь под цоканье ее шпилек. Все дальше и дальше, в кажущееся бесконечным переплетение старых улиц чертова варварского древнего города, стоявшего на семи холмах.

Они шли все быстрее и быстрее, почти пробежав наконец-то появившихся людей, миновав длинные пруды с лавками вдоль них, мелькнувших сбоку тощего человека в клетчатой паре и кепи, игравшего в карты с огромным мохнато-черным котом. Дальше, дальше, мимо самого обычного ресторана с золотой «М», мимо спящего кирпично-стенного дряхлого монастыря, мимо, мимо, опять нырнув в проклятые старые улочки. И остановились лишь у темного каменного дома с колоннами, прячущегося в глубине холодного и почти облетевшего парка.

Мулатка подошла к невысокой дверке, укрытой сбоку, взялась за кольцо-ручку, несколько раз стукнула. Энди, не говорящий ни слова, застыл за ней, ожидая… ожидая чего угодно.

Скрипнула окованная стальными полосами дверь, зарыжела горящая лампа-фонарь, закрытая железом, смахивающим на защищающее дверь.

– Я Ниа, – сказала мулатка, – меня должны ждать.

Низкий широкий горбун, держащий в одной руке светильник, а в другой что-то, сильно смахивающее на огромный двуствольный пистолет из треснувшего ложа и черных трубчатых костей, кивнул, приглашая спускаться по вытертыми ступенькам. Внимательно осмотрел округу и только потом закрыл.

Спуск, спиралью уходящий под землю, освещали факелы, брызгавшие искрами. Остро пахло смолой и настоящим живым пламенем. По стенам, из каменных ставших кирпичными, а потом снова превратившихся в кладку больших каменюк, разбегались крепкие побеги-корни, туда-сюда сновали блестящие тараканы. Попискивали то ли мыши, то ли что страшнее. Энди чуть не упал, да не один раз, но удержался, вцепившись в торчащий скользкую корягу. Та зашипела, изогнувшись красно-черным полосатым туловом, выпустила клыки.

Горбун на ходу обернулся, ухватив ее огромной лапищей с лошадино-желтыми толстыми ногтями на пальцах, густо поросших волосом. Поднес ко рту и откусил половину, начав тут же жевать. Остатки протянул Энди, добродушно что-то пробормотав на рокочущем и шипящем местном подобии языка.

– Съешь, – посоветовала молочно-кофейно-кожая ведьма, тащившая его с собой в Преисподнюю. – Полезно, аспид защищает от некоторого колдовства, тебе скоро понадобится.

Скоро? Защита от колдовства?! Съесть?!!

Да. Просто съесть, именно так. А рука, слушаясь ее приказа, уже потащила трепыхающуюся половинку гадины ко рту. Энди смог лишь пискнуть, стараясь не выплюнуть или даже…

Оказалось, как жевать соленый и чуть перченый резиновый шланг. Да, похрустывало, но терпимо. Энди жевал и глотал, заметив, как снизу доносится все больше и больше шума. Пели, гомонили, кто-то очень сильно ругался, это он понял, хотя языка не учил. Брякало пиано, звякало и тоненько звенело посудой и ножами-вилками.

Ресторан? Откуда тут ресторан?!

Лестница закончила крутиться через несколько шагов, выведя их в каменный мешок, перекрытый простой грязной портьерой. Шум несся из-за нее. А перед ней…

Из влажно пахнущей зверем огромной норы слева высунулся подвижный черный нос, втянул воздух, клацнули желтые клыки, рыкнуло, наружу выбрался косматый и не особо большой медведь, с металлической маской, закрывающей ноздри. Глаза зверя почти ничего не отражали, странно мутные и непроглядные.

На входе, прихлебывая из деревянного ковшика на длинной гнутой ручке что-то кисло пахнущее и жидко-золотое, сидел сухой мужчина с острой бородкой и подкрученными усами. Малиновое длинное пальто из тонкой шерсти, перетянутое широким алым поясом из атласа, поперек груди несколько спускающихся вниз красно-золотых клапанов вместо пуговиц. На кожаной перевязи висела настоящая сабля. А у стены, матово блестя длинным и широким изогнутым лезвием в треть длины, стоял топор на высоком, по грудь хозяину, древке.

Сидел странный человек с мертвым левым глазом на обрубке бревна, покрытом не менее странно выглядящими темными пятнами и потеками по бокам. Эти самые въевшиеся пятна пахли медью и солью. Совсем как на бойне в родном городке Энди.

– Кого нам тут Триглав принес, а? – понятно, почти сносно, поинтересовался этот жуткий тип. – И кого ты, брат Кулом, притащил? Мясо в общий котел, что ли, само пришло?

– Я Ниа, – смерив его взглядом, почти сплюнула мулатка, – меня ждут.

– Эвон как, ждут ее… – усатый-бородатый снова приложился к своему ковшику. – И кто ж, голуба ты моя, тебя тута ждет?

– Ясмень-сокол.

– Все чудесатее и чудесатее, право, – мужчина вытер усы, – ну, хорошо. Только допрежь позволь спросить, голуба моя, чегой-то ты за человечка привела, ась?

– Почему должна отвечать?

– О как, видел, брат Кулом? Стоит тут, вся така фря шоколадна, и мне, хозяину, грит: кто ты такой, мил-человек? А, каково? То-то, что нахальна девка-от… Я-то, горлинка ясная, сторожу тут помаленьку, Ондрейша-стрелец меня кличут. Сам-треть сторожим, чтоб чево не вышло дурного, я, дружок мой Потапыч, этот вот, что сопит, да друг-бердыш, уж, почитай… много веков тут и сторожим. Ты уж, краса ненаглядная ненашенская, ответь, как есть: кого ты тут притащила? Чего он губешек своих разлепить не может и глаз рыбий у оного вьюноши? Ась? Морок навела?

– Это мой слуга, морок… пусть будет морок. Из Контроля, думаю, новичок. Притворялся испуганным, встретив нечисть, очень неуверенно. Неумело… Пришлось стреножить и забрать, вдруг пригодится. Вот тебе, Онд… стрелец, за внимательность и обходительность.

Звякнуло тусклое древнее золото, масляно блеснув толстыми бочками. Горбатый с фонарем что-то радостно забулькал.

– Че, че ты там весь подпрыгиваешь, Кулом? О, как, неужто пиастры? Редко такое встретишь. Ась? Чего встали, заваливай давай, шоколадка ты моя, и топтуна своего прибери, не забудь. Тьфу, анчутка, из Контроля он… а ты его, Кулом, сразу видно, аспида этого, настоящим аспидом кормил, деликатес же. Пусть с тобой идет, дева красная, леший с ним. Или хош его в гардероб сдать? Так он у нас туточки, прямо у Потапыча. Не жалаешь сдавать? Да и правильно. Добро пожаловать, гости дорогие, в кабак «Неясыть», основанный еще…

Кем было основано странное заведение Энди не расслышал, уже врываясь вслед за своей хозяйкой-пантерой за портьеру. Ну, как и думал, тут едят, веселятся и орут свои дикие песни странные местные жители. Если не сказать, что даже больше, чем странные.

Страшные.

Пусть и не все, а всего лишь через одного. Разницы Энди не видел. Кого тут только не увидел за первые секунды. Половина фильмов ужасов или фантастики отдыхают. Золотую статуэтку за спецэффекты и работу костюмера с гримерами.

За клавишами перебирала руками худенькая девчушка в бархатном платье и вуалетке, закрывающей половину лица. Когда она повернулась, глянуть на вошедших, Энди, будь он свободен, мог и завопить. Незаметная половина смотрела блестящим хрусталем вместо живого ока, а кожу избороздили глубокие морщины, больше похожие на трещины древесной коры. Левая рука казалась старой и ссохшейся, хотя шевелила костлявыми пальцами также ловко, как правая и молодая.

За столами под тележными колесами с сотнями оплавившихся и все равно горящих зелено-колдовских свечей сидели люди вперемежку с совершеннейшими нелюдьми. От свинорылой громады, крест-накрест перепоясанной толстыми защитными ремнями в клепках, и с здоровенной дубиной, с врезанными кабаньими клыками, до ангельски выглядящей девчушки в модных джинсах с высокой талией.

Девчушка, шлепнув перед свинорылым карты, радостно рассыпалась мелким смешком, облизав губы раздвоенным черным язычком. Энди внутри себя застонал, идя за своей темнокожей госпожой.

Рассматривать всех и каждого он не хотел, хотя глаза только и делали, что цепляли вдруг свернувшийся на дощатом полу змеиный хвост, выглядывающий из-под фрака солидного мужчины. Разве что кожа у того алела, а на лбу виднелись подпиленные рога.

Три разновозрастных женщины с длинными метлами, прислоненными к столу, раскидывали гадание, ворожа крепкому господину в костюмной паре английского твида и в жилете с искрой. Бледно-аристократичное скучающее лицо с импозантными седыми висками да тоненькими черными усиками откровенно насмехалось над гадалками, чье Таро почему-то не слушалось хозяек, складываясь, как успел понять Энди, в совершенно удачное предсказание. Вместо тяжелой страшной судьбы, как стало ясно из воплей старшей, длинноносой, с бородавками, ведьмы, хлебающей из зеленой бутыли что-то ядреное.

Стоявший за спиной элегантного ловца удачи настоящий японец зевков не скрывал, пряча руки в рукавах простой куртки-юкаты. Рукава оттягивались чем-то тяжелым и опасным.

Ниа, остановилась рядом с ними, следя за Таро. Усмехнулась под нос и, неожиданно, явно смутилась, когда тонкоусый поднял на нее синие глаза. И двинулась дальше.

– Странно, – пробормотала она себе под нос, – как-то все очень… странно.

– Не странно, – донеслось сзади, – это старое место, здесь найдется свое для каждого. Для жителя столицы или приезжих, как вам, например. Вы Ниа?

Энди повернулся вслед за ней. И оторопел, наблюдая самый обычный деловой костюм и нормальное человеческое лицо. Немолодое, неяркое и неотличное от многих других, встретившихся в этой варварской Тартарии.

– Вы ищите Ясмень-сокола?

– Да. – Ниа кивнула. – Мне сказали, что он будет ждать меня здесь.

– Так и есть. Я вас ждал. Пройдемте за мной.

Ниа пожала плечами и прошла куда указала гостеприимно указывающая рука этого, такого обычного, господина.

Неприметная дверка открылась бесшумно, так же, как закрылась за ними. Отсекая весь шум и позволив не вслушиваться в гвалт и крики.

А за ней, крепкой и дубовой, вдруг оказался самый обычный офис. Со стандартной мебелью, несколькими мониторами на столе и большой кофеваркой. Из необычного в глаза бросалась лишь изогнутая сабля в камнях и золоте, закрепленная поверх красивого персидского ковра, да пара кремневых пистолетов, отделанных серебром, висевших рядом.

– Мне нужны люди и проводник. – Ниа не стала тянуть.

– А ваш спутник, он…

– Никому не расскажет.

– Хорошо. И куда вас с моими людьми, должен отвести проводник.

Энди вдруг испугался еще сильнее. Возможно ли?! Да.

– В Ледяной замок.

Глава седьмая: чертово чучело, Ночной экспресс, а еще рыжий и нахальный

Автобус внутри оказался куда как больше. Если точнее, то раза в два, и как это получилось – водитель не объяснял. Да они его и не видели, кроме фуражки, торчащей над высокой глухой решеткой, отгораживающей его от остального пространства.

Вместо сидений – мягкие диваны, в углу два холодильника с газировкой, водой, имбирным пивом и тремя банками домашнего компота. А Алекс, потянувшийся было к небольшой стойке, прячущей в себе разнокалиберные, низкие и пузатые, тонкие с высоким горлом, бутылки, получил по рукам. Натурально, от Карла, заявившего, что, во-первых, такое роскошное вино явно не для такого пройдохи, как Алекс и, во-вторых, что на время пути к Ледяному замку у них сухой закон. Даже у него, если не считать медицинских надобностей, типа глинтвейна.

В общем, вот такой мир, спрятанный от обычных людей, им всем даже понравился. Ну, кроме, кто знает, Злого. Тот уселся у небольшого старенького телевизора с крохотной линзой и что-то там смотрел.

Майка, все никак не желающая успокаиваться, ушла в самый конец салона, с ногами забравшись в кресло с бархатной вишневой обивкой. Села, достав из сумки смарт, и начала смотреть фотографии. Беспокоить ее никому не хотелось, даже явно застрадавшему Снегу, так и рвавшемуся помочь подруге.

Алекс, зыркая на Карла, наоборот ушел в самое начало автобуса, пялясь на панорамы старого городка, где водитель почему-то крутил странные петли, ни разу не приблизившись к вокзалу.

Остальные, рассевшись, разом расхотели даже просто говорить. Неожиданно навалилась усталость и апатия. Перцу в тлеющую тоску подкидывало золоченое яйцо часов, громко стучавшее под потолком сразу у входной двери. Алекс, клюя носом, успел подумать о странности стрелок. Они бежали назад, назад… ох, спать как хочется.

Тик-так, тик-так, тик-так, бежало время, а они все кружили и кружили. Пока Карл, неожиданно заснувший и похрапывающий, не приоткрыл глаз, тут же покосившись на собственный хронометр. А дальше…

Решетка застонала, от удара его ноги. Фуражка испуганно запрыгала, но водитель так и не появился. А Карл, сатанея на глазах, со скрипом начал выкручивать прутья.

– Сейчас доберусь до тебя, поганое ты чучело! – решетка скрипела и подавалась, скользя нагревшимся маслом под ножом. – А ну!!!

Подскочила даже Майка, задремавшая в конце. Карл продолжал рвать и крушить металл, удивляя и поражая. Пока Мари не заметила, что на один из циферблатов хронометра надета дополнительная полоска, поблескивающая все сильнее гаснувшими белыми камешками. И время хронометр показывает другое, куда больше, чем часы под потолком.

– Алекс! – Карл дернул в последний раз решетку, жалобно заплакавшую скрипом металла. – Готов полыхнуть?!

– Куда? – Алекс подскочил, сразу забыв про обиду. Это дело он любил.

– Видишь дырку? – Карл ткнул на получившуюся пробоину. – Вот сюда! Поджарим голема!

На открытой части передней панели вдруг заскрежетало, выпуская наружу такой же старый, как у заинтересовавшего Злого телевизора, кинескоп и две колонки по бокам. Затрещало, осветившись.

– Ой… – Анни поморщилась. – Это кто?

– Наш водитель, – буркнул Карл. – Ну?!