Текст книги "О Тех, Кто Всегда Рядом!"

Автор книги: Дмитрий Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Подбираюсь к окошку и понимаю, что никак не смогу в него заглянуть – слишком высоко. И вокруг ничего нет, что можно было бы подставить под ноги.

Возвращаюсь к своим компаньоном и молча тяну за собой Иштвана, хотя знаю, что Хине-Тепу многократно сильнее.

Этот балбес мне счастливо улыбается и я грожу ему кулаком, безмолвно обещая короткую расправу за малейший звук. Он понятливо кивает, но щериться не перестает.

Под окном ставлю его на четвереньки и взгромождаюсь на спину. Вот теперь отверстие в стене точно перед моими глазами. Я приникаю к нему, но стоять на постоянно поднимающейся и опускающейся спине Иштвана не очень-то удобно, шатко как-то. К тому же уцепиться на стене не за что: камни гладкие и, как назло – ни одной выбоинки. Расставив руки пошире, и упершись ладонями в стену, внушаю себе, что теперь-то я прочно закреплен. Получается не очень убедительно.

Стена основательная, не меньше локтя в глубину. И, кажется, отверстие в ней выходит в какое-то помещение у самого пола. То ли дождевой слив, то ли что-то подобное. Свет в нем не солнечный, а от нескольких близких свечей. Оно немного расширяется с другой стороны стены, и я вижу совсем недалеко от себя гладкую розовую задницу, восседающую на золоченом ночном горшке. По кружевным краям ночной рубахи понимаю, что передо мной дама. Очень молодая и упругая дама – судя по коже. Красивая и ухоженная, восхитительная, образцовая задница, Марфе до такой далеко! Здесь сразу видно столько вложенных денег в масла для умащивания, что дух захватывает! Она, по-моему, даже светится! Как Хине-Тепу, но только нежно-розовым светом и не от случая к случаю, а постоянно! Завораживающий вид.

От неожиданности зрелища хрюкаю, обладательница великолепной задницы, испугавшись неведомого и наверняка страшного звука, раздавшегося из подземелья, вскакивает с ночного горшка и пронзительно визжит, Иштван взбрыкнувшим конем вырывается из-под ног, и мы оба шлепаемся на пол!

А на сердце какое-то веселье и радость необыкновенная. Кажется, я влюбился в эту задницу!

Мы с Иштваном начинаем суету, собирая в кучу свои перепутавшиеся руки и ноги, мимо проскальзывает Туату, устремляется в конец того длинного светлого коридора, в который я не полез, решив, что ничего интересного там нет.

Над нами продолжает истошно орать напуганная девица, она что-то лопочет в коротких перерывах между выкриками, но я не могу разобрать отдельных слов.

Когда я оказываюсь на ногах, Хине-Тепу уже стоит у тупиковой стенки и шарит по ней руками. До нее шагов пятьдесят и мы с Иштваном преодолеваем их так быстро, что мог бы позавидовать и какой-нибудь не очень расторопный Анку. Я не успеваю заметить ни факелов, ни масляных ламп в потолке и стенах, и делаю вывод, что свет в галерее создают маленькие, почти невидимые светляки, которыми наполнено помещение. Их здесь должны быть мириады! И так быстро убеждаю себя в этом, что боюсь лишний раз вздохнуть, чтобы не забить светляками свой нос и не задохнуться.

Едва мы оказываемся рядом с остроухой, как она толкает рукой один из камней в стене и тотчас сбоку раскрывается лаз. Он темен и настолько узок, что у меня возникают серьезные опасения насчет того, что я смогу отсюда выбраться предложенным путем. Но Хине-Тепу не оставляет мне выбора.

Остроухая ловко влезает в открывшуюся дыру и я даже не успеваю ничего спросить, как перед носом мелькают ее ноги.

Святые Духи! Все это время она была без обуви! Ни туфель, ни сапог! И при этом умудрилась сохранить кожу! У любой девчонки вместо пяток уже были бы огрубевшие и растрескавшиеся копыта, а у нее нет даже завалящего мозоля! Разве не чудесное создание? Это наблюдение говорит мне о потусторонности Хине-Тепу гораздо больше, чем все чудеса, явленные мне ею за последнюю неделю.

Иштван рвется за ней вслед и я пропускаю его, хотя и самому мне не очень улыбается снова быть последним. Но чувствуя за собой какую-то ответственность за этого глупца (кто из нас глупец – еще нужно очень хорошо подумать: он, бросившийся в неизвестность, наплевав на все или я, взявший это недоразумение с собой?), я пропускаю его вперед.

Уже привычно оборачиваюсь, чтобы в последний раз взглянуть на тот лучик света, что подарил мне вид прелестной задницы. И, разумеется, без малейшего удивления отмечаю, что никакой галереи нет: я стою на дне глубочайшего колодца, а надо мной, где-то в неописуемой высоте едва-едва виднеется кусочек звездного неба. Само собой, у меня пропадает малейшее желание задерживаться здесь хоть на самый краткий миг! Я спешу догнать Иштвана.

Этот лаз оказывается извилистым, узким, глинистым и коротким. Едва стоит подняться на локтях, как спина упирается в потолок. В нем вообще нет никакой видимости, но это и не нужно – со всех сторон нас окружает земля и верх отличается от низа только свисающими белесыми корешками. Лезть можно только вперед, потому что позади все сразу становится непроходимым. Мне не видна причина, но я почему-то уверен в том, что это прорастают безобидные корни.

Я несколько раз утыкаюсь головой в подошвы Иштвана, он брыкается, ругается, обзывает меня и себя земляными жабами, но продолжает лезть вперед.

Неожиданно становится светлее, потом Иштван выкрикивает что-то радостное и пропадает из виду. Я высовываюсь наружу.

Моя голова свисает из какой-то лисьей норы на высоте человеческого роста. Вокруг видны поросшие пожухлой травой склоны какого-то оврага.

Хине-Тепу уже стоит, сложила руки на груди и вперилась в меня своими глазищами. Иштван все еще валяется на земле, он раскинул руки и ноги в разные стороны, изображая собою звезду бесопоклонников.

– Как же хорошо оказаться в человеческом мире! – несколько раз повторяет он. – Как же хорошо!

И я готов его поддержать.

Из норы я вываливаюсь на приятеля. Валяемся с ним рядом и глубоко вдыхаем свежий утренний воздух. Мы оба грязные, перепачканные глиной как две матерые свиньи, на одежде же Сиды нет ни единого пятнышка. Даже на локтях!

– Где мы? – спрашиваю самое важное.

– Где-то, – пожимает плечами Туату.

Поднимаюсь на колени, потом на ноги, верчу головой в разные стороны, но со дна оврага видны только подсохшая ива и еще одно поваленное дерево, перегородившее овраг – вдалеке.

– Пойду наверх, нужно понять, куда мы попали.

Далеко на востоке видны горы, из-за них поднимается солнце. В четырех лигах к северу из скалы поднимается ввысь замок – на его крышах видны солнечные зайчики. Точно такой или очень похожий я видел на картинке, что продавал на рынке в Хармане Чокнутый Боб – художник, не умеющий связать двух слов, но лучше всех кого я знал владеющий кистью, резцом или свинцовым карандашом. Наверное, ему приходилось здесь бывать? И это вселяет в меня надежду – значит, мы все-таки добрались до своего мира! Бродя по подземельям, я совсем не был уверен, что мы придем куда нужно. Правда, говорили, что в молодости Чокнутого Боба поносило по миру – будь здоров! И мы сейчас вполне могли оказаться где-то на краю земли, но это уже не так важно – теперь-то я и сам смогу добраться куда мне нужно!

– Лук сломался, – жалуется Иштван, становясь рядом. – И стрелы тоже потерялись. Нужно новые сделать. Хорошо, тетива не порвалась.

В его руках я вижу смотанную бечевку.

– Где Хине?

– Госпожа алфур? Да вон она, – он показывает чумазым пальцем вправо.

Девчонка выбралась наверх и теперь занята тем же самым, что и я – пытается сообразить, куда двигать дальше? По ее вытянутой шее и сосредоточенному взгляду я понимаю, что она чем-то озаботилась.

Лучше бы мы остались в овраге!

По дороге, которую я сразу и не разглядел, увлеченный замком, едут несколько всадников. В черном. И в масках. Это видно даже отсюда.

– Анку, – срывается с губ.

– Что? – Иштван деловито строгает ножом обломанную ветку ивы.

Рядом с ним валяются прутья – заготовки для стрел. Мне становится любопытно: он будет прикручивать к ним перья? Если даже сломанные они летят в цель, то на кой нужны эти перья?

– Анку, – повторяю. – Тебе лучше где-нибудь спрятаться. У тебя нет подорожной и поэтому тебя убьют прямо здесь.

– Чего нет? – этот глупец вместо немедленных действий продолжает строгать свой дрын и выяснять всякую ерунду!

– Прячься, Иштван!

– Вот еще! – хмыкает он. – Чего ради-то? У меня вот и лук сейчас готов будет!

Святые Духи, простите ему его скудоумие и необразованность!

Поворачиваю его к склону и отвешиваю могучего пендаля! Он даже не успевает толком воспротивиться, машет руками как птица, но удержаться на краю не может, потому что я еще немного добавляю. И этого хватает, он срывается и катится вниз.

– Лежи там и молчи, дурак! – ору вдогонку.

– Тебе тоже лучше исчезнуть, – доносится до меня голос Туату. – Я не уверена, что смогу повлиять на этих Анку.

Мне недосуг выяснять пределы ее сил, потому что Анку приближаются, но у меня в кармане лежит припасенный для таких случаев документ.

– У меня подорожная есть!

– Нет, – она подходит ближе. – Нету у тебя подорожной. Здесь прошло уже три недели, она у тебя просрочена.

– Как же… Позавчера ведь корчмарь…

А сам понимаю, что если уж по мирам нас носило как щепку в водовороте, то со временем могло тоже что угодно произойти. Удивительно, как я не оказался здесь за пару сотен лет до своего рождения! Кстати, нужно будет у Хине-Тепу спросить о такой возможности! И Тим справил мне не подорожную, а отметку о присутствии, что совсем не одно и тоже, ведь Вайтра, кажется, совсем не близко.

Однако предпринять ничего не успеваю – Анку уже совсем рядом и меня заметили наверняка. Если я сейчас свалюсь вслед за Иштваном, нас поймают обоих. В этом никаких сомнений нет, потому что как-то раз видел я уже кровососов на охоте.

Как забавно – после стольких мытарств вернуться и сразу же наткнуться на Этих. Понесло же их в такую рань!

В голове мечется одна мысль: прихватить с собою хотя бы одного. Но я очень же хорошо понимаю, что без помощи Туату исполнить это будет практически невозможно. Пырнуть-то одного я своим тесаком успею, но вот убить, отрубить голову… С этим могут возникнуть сложности.

Хорошо хоть Иштван заткнулся. Если додумался обратно в нору заползти, то, может быть и живой останется.

Пока рассуждаю, руки сами вынимают тесак и прячут его в широком рукаве. Пальцы цепляются за Эоль-Сег, но Сида кладет на них сверху ладонь:

– Не нужно. Эоль-Сег убивает единожды, а потом нужно ждать много лет.

Жалко, но один мертвый Анку погоды не сделает.

– Хине, почему ты думаешь, что не сможешь их уговорить?

– Эти Анку из Сида Нуаду и никто не станет им противиться, чтобы не испортить отношение с Сидом. Эти Анку приходят не за людьми, их посылают за кем-то из нас, если Владыке Нуаду потребуется наше присутствие. – Обычно бесстрастный голос Хине все больше грустнеет. – Моим уговорам они не поддадутся.

– Давай их убьем! – я пытаюсь достать свой тесак, но на руку тихо ложится шестипалая, почти прозрачная ладонь.

– Не надо, Одон. Ты ничего не успеешь сделать. А если они падут от моей руки, что тоже вряд ли случится, то мне можно будет, не продолжая дела, возвращаться в Сид Беернис. Недолго ждать других посланников Нуаду, а потом смиренно покинуть миры. Навсегда. Потому что Сид Нуаду – выше всех. Выше нас, выше ушедших фоморов. К их словам, говорят, прислушивается сама Хэль! Их мало, но они самые старые и сильные. Это Великий Сид среди Великих Сидов. Обычно им нет до нас дела, и тем более до вас…

Она замолкает, потому что Эти оказываются уже совсем рядом.

Теперь и я замечаю отличия: их одежды не были черными, скорее темно-синими, на масках кто-то отчеканил очень красивый орнамент из виноградных лоз и висящих на них черепов, собранных в подобие виноградных же кистей. Вместо глаз в прорезях маски – чернота.

И кони под ними… Статные. Это не кони, это цари коней! Одинаковые, как близнецы. Длинные гривы, ухоженные, разделенные черными шнурами на сотню прядей, умные глаза – светло-карие, почти оранжевые, холка на ладонь выше моего роста и каждое копыто как добрый котел. Таким один разок по лбу получишь и уже никогда не встанешь!

Туату видят не так как люди и, должно быть, Хине заметила еще какие-то отличия от обычных кровососов, но мне хватило и отмеченного, чтобы понять, что передо мной совсем другие существа, не те, к присутствию которых я привык.

Как у них все запутано, у этих Туату – то можно, это не можно, здесь беги, там стой – нельзя никогда знать заранее, что тебя ожидает. Признаться честно, раньше я немного завидовал той силе, что досталось Туату от Святых Духов, хотя и не был уверен, что происхождение этой силы – святое. Скорее уж от бесов. Но теперь, видя и ведя их странную жизнь, где время не течет, а скачет; где каждый шаг может обернуться большими трудностями в будущем или даже прошлом; где иногда нет разницы между верхом и низом; где нет никакого постоянства, а условия существования меняются от чьей-то прихоти, я начинаю сомневаться в том, что быть Туату – это здорово. Это не награда, скорее, наказание.

Держу в кулаке рукоять своего тесака, спрятанного в рукаве, и исподлобья слежу за окружающими нас Анку.

Туату молчит. Не знаю, испытывает ли она страх, или ей просто нечего им сказать, но она молчит, как провинившаяся девчонка, потупив взор и вздрагивая при каждом всхрапывании жеребцов.

Кони живые, Анку Нуаду – дохлые. От них ощутимо веет вечностью и прахом.

Я соображаю, что еще никогда не был настолько близок к смерти. Ни когда дрался с десятком Этих в Вайтре, ни когда удирал от разбойников близ Арля, ни когда нес в руке голову Клиодны.

Мы все молчим и я слышу, как бьются разгоряченные скачкой сердца жеребцов. Такое отчетливое буханье, низкое и настойчиво лезущее в самое темечко!

Один из Анку несколько раз шлепает своего коня по шее – ласково так, успокаивая, второй поднимает своего жеребца на дыбы, перед моим лицом мелькают подковы – каждая не меньше двух моих ладоней. Я невольно чуть приседаю и закрываю голову руками. Пытаюсь закрыть, потому что в правом рукаве все еще тесак и она не сгибается. Конь громко ржет и от этого звука становится больно в ушах и по спине пробегает целая армия мурашек.

– Человек и Туату Сида Беернис вместе, – раздается в голове шелест, чудесным образом складывающийся в знакомые слова. – Это удивительно.

Я уверен, что ни один из этих странных Анку не произнес и слова, и, тем не менее, я отчетливо слышал все, что они хотели сказать.

– Сид Нуаду должен был знать об этом раньше, – снова шелестит что-то прямо в голове.

Мне становится по-настоящему страшно! Если я слышу их мысли, то и мои должны быть для них открытой книгой. А там, в этой книге, любая глава начинается со слов «Нужно убить всех Анку»! И заканчивается другими: «в моем поясе – четыре фунта чистого серебра для вашей погибели, твари»!

Хине-Тепу стоит все в той же позе: будто не очень набожный прихожанин явился на вечернюю молитву, не знает, что делать и говорить, и поэтому просто смотрит в пол, надеясь, что окружающие воспримут этот жест как проявление уважения к вере. Я и сам так стоял пару раз в городских храмах.

Внезапно кони Анку срываются с места в галоп, и все вокруг окутывается клубами поднятой копытами пыли. Я задираю рубаху до самого лба и дышу через нее. Это спасает мой нос от пылевых пробок, но на голове вместо волос образуется быстро каменеющая мешанина из всякого мусора вроде веток, корешков, травинок и листков, глины, пыли и Святые духи знают чего еще. В глазах появляется острая резь, я часто моргаю и вполголоса костерю бесовых Анку Нуаду. Да и остальных тоже. Но я дома! Я в своем мире, где живут ненавистные Анку! И эта мысль о проклятии моей земли отгоняет все остальное прочь.

Я еще раз оглядываюсь кругом и, к своему удивлению, не обнаруживаю никакого жилья, кроме далекого замка. Ни деревни, ни хутора.

– Хине, ответь мне?

– Что, человек Одон? – и по ее голосу не понять, как она себя чувствует.

– Пятьдесят шагов назад, или сто… В подземелье. Я видел в окошко, из которого падал свет… человека. А сейчас вокруг нет ничего. Как такое может быть?

Хине-Тепу по-птичьи наклоняет голову чуть вбок, в ее глазах я вижу отражение неба.

– Мы шли путями фоморов, человек Одон, – отвечает она так, словно эта короткая фраза все может объяснить.

Я тоже склоняю голову к левому плечу и изображаю непонимание:

– И-и-и?

– Пути фоморов не прямые и проходят между мирами. То, что ты видел – мираж. Если этот человек и существует, то ты никогда его не встретишь. Забудь.

Вот так накрывается медным котлом моя очередная любовь. Марфа, Герда, теперь вот эта. А ведь я искренне хотел найти обладательницу столь совершенной задницы и предложить ей… Ну потом, когда выкопаю золото Карела. Сейчас-то, понятно, что на такое чучело с колтунами на башке и сельская дурочка не посмотрит. Одной только Хине-Тепу мой вид безразличен. И все равно жалко до слез – хоть обратно в нору лезь!

С другой стороны, мне становится занятно: живет такая красотка, пользует временами свой горшок и знать не знает, что дырка в стене у самого пола ведет не в какою-нибудь трубу, а в самый обыкновенный фоморский лаз между мирами. Расслабляется милашка, пока мимо ее оголенного зада буквально в паре шагов проходят всякие чудища вроде Туату и нас с Иштваном.

– Так может быть, нам каким-нибудь другим путем фоморов прямо в логово Морриг пробраться? – спрашиваю наивно.

Хине-Тепу показывает мне пустые шестипалые ладони:

– Я не знаю такой дороги, человек Одон. Они строили свои подземелья не спрашивая нас о нужных направлениях.

– Как же мы здесь оказались? – мне и в самом деле непонятно. – Ведь могло так выйти, что мы выберемся в… где получится?

– Мы и вылезли где получится. Но твои Святые Духи, которых ты так часто поминаешь, видимо, вели тебя. Поэтому мы здесь, а не в каком-нибудь Лондоне посреди Риджент-стрит.

– Где?

– Забудь, – машет рукой остроухая. – Просто большой город в ином мире. И в другом времени.

Легко сказать «забудь»! А если мы и в самом деле выбрались не там, где следовало? Я содрогаюсь, но тотчас прихожу в себя: явившиеся нам Анку – самый лучший определитель моей родины.

– Ты зачем так больно пинаешься? – на край оврага вылезает Иштван.

Вернее, по струганной палке в его руке, которая уже почти достигла той степени выделки, которая у него называется «готовый лук», я догадываюсь, что это Иштван, потому что выглядит он еще хуже меня – настоящее лесное чудовище, о которых он мне рассказывал во время поездки к тетке Магде. Леший или кто там еще был? Мне становится так смешно, как не бывало даже на ярмарочных балаганных представлениях – я падаю на колени, хватаюсь за живот и долго хохочу, катаясь по земле. Тесак вываливается из рукава и несколько раз я натыкаюсь на него, набивая синяки на боках.

– Между прочим, высокая госпожа, мне было очень больно, – жалуется Сиде горемыка.

Но остроухая остается безучастна к его словам, а у меня вскоре проходит припадок веселья. Я лежу недвижимо, опять распластавшись по земле, и по щекам текут слезы. Непонятно от чего.

– Прости, дружище, я не знал, что Анку сыты и не захотят убивать людей, – говорю ему, всхлипывая.

– Да кто такие эти Анку?! – возмущенно орет Иштван. – Я только и слышу: «Анку, Анку, Анку»! И ни черта не понимаю! У меня уже было готово несколько стрел, я бы мог…

– Нам пора, человек Одон, – не замечая его воплей, заявляет Сида. – Нужно раздобыть лошадь, а лучше две или три. От земель Нуаду до владений Динт, где сейчас нас ждет Морриг, верная седьмица пути, нужно спешить. Деревня есть там, – она вытягивает свою длинную руку и тут Иштван впервые замечает ее шесть пальцев, лишние суставы, цвет волос и новые черты лица.

– Госпожа…, – он хватает себя ладонью за раскрывшийся рот, – госпожа! Что они с тобой сделали?

Я лезу в карман за оловом, высыпаю всю наличность в руку и считаю – хватит ли на завалящего лошака, не говоря уже о трех?

– Госпожа, – голосит межу тем Иштван, потрясая своим луком, – скажи мне, куда направились эти гнусные колдуны, я клянусь тебе, что заставлю этих червяков вернуть тебе твою красоту!

Я хлопаю его по плечу:

– Кажется, дружище, настала пора объяснить тебе, во что ты вляпался. А пока я буду открывать ему глаза на жизнь, веди нас, Хине, к деревне, попробуем раздобыть какую-нибудь скотинку.

До самой деревенской околицы я рассказываю Иштвану историю своего мира в том варианте, что знают все его жители. Без разделения кровососов на Туату и Анку. Ведь рассказывать ему правду нельзя – это верный способ лишиться его чудесного дара! И поэтому Хине-Тепу стала в моей легенде заколдованной алфур, расколдовать которую можно только убив злую волшебницу из Анку – фею Морриг. Чем мы и собираемся заняться в ближайшее время. Сам же я называюсь ее верным другом, единственным, кто отважился помочь несчастной Сиде в борьбе со злыми чарами ненавистной Морриг.

Иштвану сказка нравится, он уточняет детали об Анку, о здешних порядках, но не выказывает испуга или боязни и готов сражаться за возвращение «Высокой госпоже» ее прежнего прекрасного облика. Экий тупень! Хотя наш деревенский староста Кристиан, побывавший в молодости в таких далеких далеках, куда не всякий благородный заберется, говорил, что чужеземцы часто воспринимают человека, плохо знающего их язык, за дурака и тем самым совершают большую ошибку. Наверное, я тоже поддался такому неверному образу мыслей и тоже ошибаюсь, но, Святые Духи! – как же Иштван все-таки глуп, ведь его все время его тянет на подвиги!

Хине-Тепу, идущая впереди, изредка удивленно хмыкает, удивляясь полету моей лживой мысли, но сама ничего добавлять не спешит – ей безразлична судьба глупого мальчишки, и на его помощь она особо не рассчитывает. Вся ее надежда связана со мной и Эоль-Сег.

А еще мне очень интересно, почему Анку Нуаду даже не стали требовать от меня документов.